Текст книги "Пепел революции (СИ)"

Автор книги: Виктор Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

Потолок. Грязно-желтоватый, старый, в потеках и осыпающийся. Он повернул голову, и моментально пронзила ужасная боль от виска к затылку. Кильчевский ощупал себя и обнаружил, что намотан эдакий тюрбан из бинтов. Руки-ноги на месте, тело, кажется, цело. Только с головой что-то не так. Лицо, вроде, в порядке. Как же он сюда попал? Кильчевский повернул голову в сторону окна и попытался вспомнить последние события. Он беседовал у молодых полковников в штабе, потом поехал к Шемакову, после чего отправился домой поспать. Что?! Неужели он проспал ту важную операцию, которая была назначена на утро?!

Кильчевский дернулся и снова дикая боль молнией прошила голову. Нет, он ехал с Изенбековым и несколькими незнакомцами на какой-то завод. Точно, вспомнил! Там был бой, в ходе которого его и ранили! Но все части тела на месте, худо-бедно голова работает. Сколько же он так пролежал в больнице?

В палату зашла сестра милосердия проверить его самочувствие.

– Барышня, – охрипшим голосом произнес он, – какое сегодня число?

Оказалось, что он пробыл в больнице всего несколько часов.

– Со мной все в порядке? Что с головой?

– Скоро придет доктор, и он вам все расскажет.

– Скажи, – он крепко схватил ее запястье, – те. Пожалуйста.

Она испуганно хлопала глазами. Кажется, сестра была совсем неопытная и не знала, что делать в таком случае.

– Да ничего страшного с вами, – она высвободила руку. Пуля просто скользнула по голове. Рана очень болезненная, но совершенно не опасная. Зато, сможете теперь красоваться огромным шрамом через всю голову. К вам должны, – она бросила взгляд на дверь, – скоро прийти посетители. Кто вас привез ночь, обещали днем заглянуть. Так что, скучать не будете.

Она ушла, и время, вредное и тонко чувствующее наши желания, начало тянуться невообразимо медленно и тягуче. Он передумал уже все мысли, вспомнил последние события, попытался построить планы на ближайшее будущее, потом отбросил их и прикинул новые, опять отбросил. Посмотрел на часы, и оказалось, что с момента ухода сестры прошло едва четверть часа.

Он задремал и почти сразу пришел сон, навеянный последними переживаниями. Ему снилось, что он бежит на аэродром, следуя совету как можно скорее отправиться в Крым на призыв таинственного человека. Едва находит исправный аэроплан, трезвого летчика и под угрозой оружия заставляет его лететь на полуостров. Они вдвоем взлетают, однако берут неправильный курс и летят вверх. Пронзают облака и оказываются в ледяной тишине и мраке космоса. Это была не та зловещая и безысходная темнота, которая поджидала его на земле, но величественный и торжественный покой мироздания. Мириады звезд смотрели на них и, казалось, что возле каждой из них сейчас летит на самолете такой же человек, который так же смотрит в глубину космоса. А на каждого из последних из невообразимой тишины смотрят другие, и так до бесконечности бесконечностей бесконечностей. Однако, не насладившись сполна настоящей красотой и мощью, самолет начал снижаться и сел где-то на поле в Крыму. На горизонте уже удалялось темное пятно, видимо, не дождавшись их. И тогда Кильчевский побежал, но медленно и трудно, будто под водой и кричал, чтобы подождали, что он опоздал не нарочно, что космос настолько красив, что они были вынуждены на него посмотреть. Пятно остановилось и обернулось немного. К ужасу, он увидел, что это не человек, а смотрит на него бесстрастными пустыми глазницами череп. Кильчевский остановился и стоял, не зная, что предпринять. Череп отвернулся и исчез.

Его несильно трясли за плечо.

– Вставай, герой невидимой войны.

Возле его кровати стоял Шемаков с рукой на перевязи.

– Ты тоже, как я погляжу, ранен под Бородино. Плечо?

– Ты не поверишь, подстрелили свои же.

– Вот и я думаю, вроде, ты же был цел.

– Ну да. Когда ты потерял сознание, прибывшее подкрепление рассыпалось по площади, чтобы хватать рабочих. Ну, не всех знали в лицо, еще и темно было. Подстрелили вот.

– Как Изенбеков?

Лицо Шемакова омрачилось.

– Плохо. Врачи говорят, что надо проводить ампутацию руки. Пытаемся решить, но время быстро заканчивается.

Они помолчали, не зная, о чем еще поговорить.

– Тебя должны скоро выписать, рана-то пустячная.

– Да, мне сказали. Но ночью я испугался страшно. Никого из наших не видно, темно, куда бежать непонятно, кровью залило глаза.

– Ничего, ты держался молодцом. И не думал, что ты окажешься таким надежным товарищем. Да, – он понизил голос, – мне звонил Вахромеев. Просил передать тебе, что завтра в порт войдет транспорт. Он привезет припасы, но, все уже понимают, что Шиллингу и Игнатьеву это уже не поможет. Они ночью, пока никто не видит, будут загружать его личным имуществом и отправлять в Крым. Тебе рекомендовано сесть на этот транспорт и отправиться в Севастополь. Каюта у тебя будет.

Кильчевский промолчал. Похоже, вот и подходит к концу его недолгое знакомство с Одессой. А он так особо и не посмотрел город, с самого начала все было на бегу, взрывы, перестрелки, какая-то беготня, трупы, много трупов. Он уже хотел спросить про судьбу самого Шемакова, но с губ слетал совершенно другой вопрос.

– А господа генералы и прочая высокопревосходительская светлость не боится, что все награбленное пойдет на дно? Мало ли, какая сволочь сейчас ходит по морю.

– Нет, не боится. Транспорт будет сопровождать эсминец, да и до Крыма тут рукой подать, за полсуток доберетесь.

– А как же ты? Тоже отправляешься?

Шемаков с грустной улыбкой покачал головой.

– Куда там. А кто будет организовывать эвакуацию людей и военной техники? В городе сейчас полмиллиона жителей, из них десяткам тысяч никак нельзя попадаться красным, расстреляют в тот же день.

– Ты будешь до последнего в городе? А потом?

– Потом посмотрим, Постараюсь уйти куда-нибудь к нашим, если нет, то в Румынию или Константинополь. Если совсем будет плохо дело, нарисую себе какие-то ревкомовские документы и залягу на дно, а как первые расстрелы пройдут, попытаюсь вырваться из города. Или прикинусь ветеринаром или художником.

– Главное, большие красные печати не забудь. Их солдат, говорят, часто и читать не умеет, а наплести с три короба ты всегда умел.

Шемаков невесело рассмеялся.

– Так что, прощаемся?

– Не совсем. У тебя завтра еще целый день есть. Я хочу тебя кое-куда отвести. И ты окажешь мне одну услугу за все то, что я сделал для тебя. Завтра.

Вот и прошло время расплачиваться за ту опеку, которой Шемаков окружил его в Одессе. Кильчевский уже грешным делом думал, что этого не произойдет, но нет.

– Надеюсь, хоть одна наша поездка обойдется без стрельбы или горы тел? Извини, еще в одной передряге я не смогу участвовать, сам видишь, в этом магометанском тюрбане я больше похож на суфия или йога, но никак на героя сражений и перестрелок. Да и голова раскалывается, не смогу я стрелять ближайшие дни.

– Не беспокойся, – улыбнулся тот, – время веселья для тебя прошло, по крайней мере в Одессе. А там… Кто знает? В общем, договорились. Ты сегодня отдыхай, набирайся сил, завтра я за тобой заеду и мы поговорим о более мирных делах.

Остаток дня он провел в полудреме, балансируя между сном и бодрствованием. Он смотрел в окно на серое тяжелое небо, потом встал и прошелся по палате. Или же, ему снилось, что он сделал все это? Никто не возразит, если был такой расклад: он глазел в окно, а потом ему приснилось, что он делал это. Или наоборот: пришел такой сон, а потом он неосознанно решил последовать ему. Скорее всего, виной тому был морфий, укол которого сделала заботливая сестра в криво сидящем чепчике. Или, может это был морфий иного рода, который был направлен из Кремля? Нет, не надо быть параноиком, только этого сейчас ему не хватало. Он просто устал, очень устал за последние дни, а рана и ясная боль только усугубили его опустошение.

Вечером к нему заглянул доктор со скучными тоскливыми глазами. Он снял повязку, осмотрел рану, велел сестре промыть и перевязать наново. Сестра часто заглядывала к нему, и неизвестно, что было тому причиной – его положение важного пациента или внешние данные и обаяние. Кильчевский уже подумывал немного пофлиртовать с ней для поднятия настроения, однако быстро передумал.

Ему надо спать, что он и сделал с глубоким чувством выполненного долга.

Глава 13

Утром, как и договаривались, к нему приехал угрюмый и молчаливый Шемаков. Он помог Кильчевскому одеться и, придерживая, вывел из больницы. Они сели в уже ставший таким родным автомобиль, правда, за рулем теперь не было Изенбекова, а сидел сам Шемаков. Выехали на улицу и поехали в сторону железнодорожного вокзала. Не доезжая до перронов, где всегда было много людей, автомобиль свернул к тупикам, туда, где стояли, ожидая товарные вагоны. Наконец, они остановились и дальше пошли пешком. Вскоре Шемаков остановился около одного состава и оглянулся по сторонам: все было тихо.

– Ты, наверное, помнишь, Евгений, как несколько месяцев назад, когда в городе еще были союзники, французы, греки и прочий сброд, была проведена внезапная эвакуация всего.

Кильчевский помотал головой.

– Я слышал об этом немного, но был занят совсем другим и почти ничего не могу сказать.

– Тогда я расскажу. Союзники тогда вели себя совершенно по-свински. Они фактически являлись мародерами, грабили и вывозили все подчистую, до чего могли дотянуться. Когда были немцы и австрияки, те хоть какой-то порядок поддерживали и реквизировали все честно, давали расписки и вели учет каждой коровы или вагона. А эти, с которыми мы связались в девятьсот четырнадцатом, чистые бандиты. Они свозили картины, статуи, ценные вещи, пушнину, зерно, в общем, все имело мало-мальскую цену. Вся Одесса напоминала пещеру Али-бабы, или попросту, склад ворованных вещей. И когда они резко решили бежать, то в суматохе очень много забыли или не успели погрузить на корабли. Я тогда только начал работать в комендатуре и пытался наладить учет. Нашел много чего интересного.

– Не могу поверить, союзники так спешили, что оставили на берегу кучу ценностей? Ты серьезно?

– Абсолютно. Там к первой беде пришла и вторая. Активизировались террористы и занялись по всему городу взрывы. Один из таких взрывов произошел около одного дома, который потом практически полностью уничтожил начавшийся пожар. Угадай, что это был за дом?

– Не могу сказать. Голова и так стреляет, давай без загадок.

– Хорошо. В доме был штаб корпуса, кажется, или полка. И весь учета награбленного сгорел. Почти все они вспомнили и забрали с собой. Почти.

– А ты нашел забытое?

– Нашел. Один забытый вагон, который затесался в пустом эшелоне, который перевозил скот.

– И решил не отдавать это на дело белому движению.

– Все верно.

– И что там было?

– Очень много всего. В основном, предметы искусства, предметы роскоши. В общем, все, что смогли вывести из этого региона Украины. Ничего самого по себе драгоценного не было, это они точно не забыли. Много лекарств, оружия, медикаментов. Наркотики. Этот эшелон стоял в старом тупике, про который мало кто знал, вот они про него и забыли.

– И что ты хочешь? Чтобы я забрал целый эшелон драгоценностей на корабль? Да меня в первую же ночь капитан или матросы ухлопают.

Шемаков расхохотался.

– Действительно, пуля как-то повлияла на твой рассудок, Евгений. Повторяю, там был не целый эшелон, а гораздо меньше, вагон. И это не золото или алмазы, а просто разные нужные вещи, особенно в наше неспокойное время.

– Не понимаю.

– Последние месяцы я активно распродавал эти вещи, ведь, как ты правильно сказал, мраморные статую или сотни метров ткани с собой не увезешь. Помнишь капитана, с которым я тебя познакомил ночью? Это один из контрабандистов, через которых я сбывал товар.

– И куда же?

– Всем, кто способен купить. Французам, туркам, румынам, американцы тут иногда появлялись, в наши закавказские губернии местным баям.

– Красным…

– Нет уж, извини, настолько глупым я никогда не был. Чтобы торговать с врагом? А вот со всякими бандами – это да. Этим, кстати, я убивал сразу двух зайцев: сбывал товар и привязывал к себе атаманов, чтобы натравить их на большевиков.

– И помогало? Они не всегда соглашаются подчиняться белям.

– Иногда помогало, иногда нет. Но пользы, все-таки, было больше. В общем, за эти месяцы, я смог распродать меньше половины. Наверняка, придется очень много бросить здесь. Но часть я прошу тебя взять с собой в Крым. Я сам постараюсь к тебе позже присоединиться и прошу сохранить для меня деньги.

– Ну, хорошо. А почему эшелон не пограбили за это время ни разу? Это же очень часто бывает и в тылу.

– Тут все просто. Я опечатывал вагоны, как собственность контрразведки, а здесь всегда находился патруль. Убедил свое начальство, что поезда, прибывающие на вокзал, и товары требуют особо строгой охраны. И ты будешь смеяться, воровство вообще очень сильно сократилось, и руководство меня представило к награде.

– Поздравляю. Так зачем мы сюда приехали? Чтобы ты похвастался своим везением и умом?

– Я тебе покажу, что надо будет забрать. Там немного, самое ценное, несколько ящиков всего.

Шемаков сорвал печать и распахнул вагон.

Готовящийся увидеть горы золота и драгоценных камней в первые секунды Кильчевский ничего не разглядел. Потом разглядел несколько ящиков, какие-то тумбы, свертки, несколько чемоданов и столов. Это все казалось вещами переезжающего некрупного чиновника, но никак не те богатства, о которых говорил Шемаков. Какой-то хлам, в общем, в котором можно порыться и найти несколько достойных вещей. Он удивленно посмотрел на своего спутника.

– Так где богатства?

– Я и говорю. Часть уже продана, но в основном до сих пор все в товарном виде. Что ты видишь – это я смог превратить в деньги.

Он подошел к одному из ящиков и открыл его. Там лежали пачки денег, разных стран и континентов. Было много керенок, царских бумажных рублей, румынские деньги, горделиво в уголке лежали фунты и доллары. Стопки векселей, расписок и свидетельств о депозитах. Кильчевский задумчиво присел и взял в руку несколько пачек.

– Тут примерно одно и то же. Возьми несколько ящиков с собой, как я появлюсь, вернешь. За вычетом твоей комиссии, конечно.

– И сколько здесь?

Тот пожал плечами.

– Как-то не было времени вести бухгалтерию. Примерно я, конечно, знаю, но не более.

– Хорошо, я все сделаю.

Назад они ехали в тишине. Каждый думал о своем. Кильчевского не так волновал путь в Крым, где у него абсолютно не было никаких знакомых, кроме одной таинственной фигуры, которая распоряжается сейчас его жизнью, сколько бездействие и молчание со стороны Кремля. Можно, конечно, предположить, что они потеряли очень много сил во время столкновения с неизвестным врагом в виртуальном мире и решили сделать ставку на вполне земные, реальные войска, которые совсем скоро возьмут Одессу и тогда точно изловят беглеца. Но надеяться на это было глупо, те силы никогда не сдаются и никогда не уступают. Рано или поздно еще придется им противостоять, он надеялся, что поздно.

Их автомобиль остановился возле комендатуры.

– Транспорт придет в порт вечером, поэтому, у тебя есть несколько часов. Если какие-то дела еще в городе есть, заверши их. Скорее всего, больше никогда ты не увидишь Одессу, а если и увидишь, это случится очень нескоро. Транспорт разгрузится, возьмет груз и пассажиров и ночью выйдет. Будет в Севастополе утром. Мои ящики приедут, когда транспорт уже будет стоять. Что еще? Думаю, в Севастополе уже тебя ждут, мои ящики оставь где-то в надежном месте на хранении. Как только я смогу вырваться из города, сразу постараюсь тебя найти. Вроде, все. Да, еще. По твоим делам. Особым, – он внимательно посмотрел на Кильчевского, – я мало что понимаю, но тот, к кому ты направляешься в Крым, он тоже играет примерно в у же игру. Не знаю, поможет он тебе или нет, но попытайся.

Кильчевский молчал и смотрел вниз. Они попрощались и Шемаков уехал. Тогда он решил заглянуть в бордель и оставить немного денег тем девушкам, с которыми он был. Кильчевский понимал, что скоро в городе будут красные и барышням будет очень несладко, поэтому им следовало каким-то образом помочь. Те наигранно, а некоторые может даже и искренне, плакали, когда узнали о его отъезде.

Затем Кильчевский думал было пройтись по набережной и посидеть в ресторане с видом на море. Дул сильный зимний ветер с моря, гулять совсем расхотелось. Но и идти в ресторан, набитый пьяными неадекватными офицерами тоже было не очень приятно, и он решил пройтись до корабля, который сейчас разгружали у причала.

Глава 14

Набережная была в очень плохом, каком-то особенно запущенном состоянии. Многочисленные смены власти в городе привели к тому, что все старались быстрее разграбить то, что еще не разграбили предшественники, а ушлые местные советы даже здесь смогли извлекать профит. Везде были ямы, дорожка и лестницы, строившиеся на века, не смогли пережить даже нескольких лет безвременья. Мусор лежал даже в самых неожиданных местах.

Наконец он дошел до причалов, где разгружался английский угольщик. Топливо было сейчас один из самых дефицитных товаров на юге России. Леса, в принципе, здесь были всегда редки, а теперь еще и были повырублены для отопления. Чуть дальше еще разгружался турецкий корабль, а ближе всего к нему стоял российский транспорт, в который активно загружались автомобили и какая-то мебель, судя по всему, очередного генерала. Вероятно, все, что было награблено за последние три безумных года. Что интересно, ни один из трех кораблей не имел никаких военных грузов: ни оружия, ни снарядов, ни обмундирования. Вроде бы и не скажешь, что в считанных десятках километров от города уже заканчивается власть белых, и хорошо, если начинается территория красных, а не кого-либо еще. Потому, что как бы не говорили против большевиков, с самого занятия любого города те стараются обеспечивать контроль и безопасность для людей, после того, конечно, как расстреляют всех, показавшиеся подозрительными, в отличие от бандитов, которые маскируются под различными политическими масками зеленых и заинтересованы только в грабеже. Нет, корабли обеспечивали доставку только мирных грузов, а если вспомнить, что в Одессе находятся сотни тысяч человек и никто не уходит из города, это казалось довольно странным.

Портовая жизнь и морские перевозки всегда казались очень интересными Кильчевскому. Он немного романтизировал эту сферу, и когда кто-то говорил о кораблях, ему сразу представлялись каравеллы Колумба или да Гамы, утлые суденышки, на долгие годы уходившие в море на поиски неведомых сказочных земель и возвращающиеся с сильно уменьшенными экипажами, но забитыми трюмами невероятных сокровищ. Весь город встречает отважных первооткрывателей, а они, повидавшие неведомые земли и величие чудеса, сходят на берег с важным и гордым видом.

Конечно, сейчас все превратилось в рутину, и сегодняшние морские путешествия утратили ту ауру героизма, но все равно, каждый пришедший борт обещает людям какие-то открытия. Кильчевский посмотрел недолго на суету у кораблей и решил сходить в свою квартиру за вещами. Начинало темнеть и транспорт должен скоро уже прийти в порт. Он направился в обратный путь и тут сзади раздался низкий женский голос:

– Простите, вы не могли бы мне помочь?

Он медленно обернулся, думая уже, что сидящие в Москве на этот раз решили отправить женщину и машинально нащупывая в кармане оружие. Перед ним стояла молодая девушка явной восточной внешности невысокого роста в видавшем виды пальто и красивой шляпке. Он стоял молча смотрел на нее, не зная, что предпринять и как к ней отнестись.

– Здесь глубокая лужа, я в ней просто утону. Вы не дадите мне руку?

Если это и ловушка, то какая-то уж слишком простая, подумал он и на всякий случай взвел пистолет. Увидев его немигающие глаза, она с шумом выдохнула.

– Господи, еще один наркоман на мою голову. Не стоит, я сама могу перейти. Она приподняла полы и попробовала носком глубину. Комичность ситуации, наконец, дошла до него и вызвала невольную улыбку.

– Нет, извините. Я был в своих мыслях, конечно, я вам помогу. Подождите.

Он перекинул доску на ее сторону и подал руку.

– Спасибо вам, не хотелось запачкаться, – она с некоторой насторожённостью глядела на него снизу вверх. Девушка была не самого большого роста, а угадывающиеся под одеждой пышные формы только подчеркивали этот эффект.

– Если вы не против, я бы мог составить вам компанию до конца набережной.

– Не стоит, право. Не хочу вас утруждать.

– Я все же настаиваю, некоторые из этих луж могут составить по размерам конкуренцию Черному морю. А чтобы вы знали, кому обязаны спасению, позвольте представиться: Кильчевский. Евгений Яковлевич. Я… ээ… сотрудник комендатуры Одессы.

Она улыбнулась в ответ на его обаятельную обезоруживающую улыбку. Все, назад пути не было.

– Оксана Дмитриевна. Очень приятно. Что ж, Евгений Яковлевич, прошу уберечь даму от здешних океанов и проводить до конца.

– Оксана Дмитриевна, а фамилию не скажите?

– Нет, я и так слишком многое вас сказала.

– А почему вы идете от кораблей? Простите мое любопытство, но я увидел только грузовые корабли, а у вас нет вещей с собой, значит живете в городе.

– Простите, вы сыщик? Все так ловко измыслили.

– Нет, представьте себе. Если бы я вам сказал, чем занимался до революции, вы бы никогда не поверили.

– Глядя на вас я бы поверила во что угодно, кроме признания, что вы солист балета.

– Почти в точку, – он рассмеялся. И все же, почему вы ходите в такое время по не самому благополучному району города?

– Я была в ресторане, – неожиданно призналась девушка. Не подумайте ничего такого, – она вздохнула. Просто, уступила постоянным мольбам одного молодого капитана. Сами понимаете, в теперешнем положении все страсти у мужчин обретают особую остроту, все стремятся любить, ненавидеть.

– И вы уступили его страстям у причалов? Оригинально.

– Как вы остры на язык, Евгений Яковлевич. Он пригласил меня в ресторан. И угадайте, чем все закончилось, если я покидаю ресторан в одиночестве?

– Ну, тут и гадать нечего. Он заказал деликатесы, все съел, потом вышел на минуту и поминай, как звали, а вы лишились часиков и золотого браслета.

– Ах, если бы. Если бы он был мошенником и вором, это было бы не так тяжело. Все гораздо банальнее: он напился, как свинья. Это было бы еще ничего, мало, что ли, я видела в жизни пьяных мужчин.

– А этот стал признаваться в любви официанту и при всех предложил ему руку и сердце?

– Не так романтично, но почти. Он затеял ссору с какими-то офицерами и вызвал их на дуэль. Мне было так стыдно, что я думала, что провалюсь сквозь Землю и буду лететь от жара моего лица до самого центра планеты.

– Вы знаете, видимо, ваше лицо остыло немного. Вы твердо идете сейчас и почти не проваливаетесь.

– В общем, пока он начал требовать управляющего и грозить всем присутствующим всеми карами контрразведки, я потихоньку ушла. Не думаю, что он даже заметил.

– А вы не боитесь, что ревнивец придет к вам ночью домой и устроит сцену? Обычно, такие люди бушуют все время, пока не протрезвеют.

– Не боюсь. Он не знает, где я живу.

Кильчевскому почему-то очень понравилась девушка. Не только внешне, хотя она была очень красива своими экзотическими чертами лица, но и легкостью общения и спокойствием, которыми она отвечала на его легкие словесные шпильки.

– А почему вы подумали, что я наркоман? Это совсем не так.

– Это ваше дело и меня оно совсем не касается. Просто, когда вы молча смотрели мне в глаза, вы были похожи на курильщиков опиума. Знаете, такие люди… которые счастливы в своем мире и плохо соображающие что к чему.

– Так лучше, чтобы человек пил? Так вы считаете?

– Лучше бы человек занимался наукой или строил, ей богу. И то, и то плохо, но опиум гораздо хуже. Он быстро делает из человека развалину, деградирует его и выключает из социального общения.

– Можно подумать алкоголь этого не делает.

– Делает, почему же. Но алкоголь разрушает в течение многих лет, незаметно. А зелье – быстро и неотвратимо. Поверьте, я видела и то, и то, и знаю, о чем говорю.

Набережная почти закончилась.

– Можно нескромный вопрос, Оксана Дмитриевна.

– Нельзя, конечно. Но вы же его зададите, хочу я или нет.

– Боже, какая женщина, – прошептал он в шутливом восхищении. Скажите, вы планируете эвакуироваться из Одессы или нет?

– А что, красные уже близко?

– Они уже давно близко, но будто чего-то ждут. Политически торги какие-то, наверное.

– Я особо не думала. Но, да, конечно, надо бежать.

– А вы думали уже, как и куда? Просто, когда побегут все, места всем может и не достаться.

– Я подумала. Вы меня возьмете на корабль с собой.

Он был шокирован и несколько секунд не знал, что и сказать. Она увидела такое зрелище и весело рассмеялась.

– Видели бы свое лицо сейчас, Евгений Яковлевич. Вы были готовы прямо сейчас убежать куда-то, лишь бы не взваливать лишнюю ответственность на себя. Не волнуйтесь, я пошутила. Я не буду вас обременять.

Он лихорадочно думал, как бы обратить свою растерянность в шутку, но ничего умного не придумал.

– А все-таки, куда вы направитесь?

– Мне надо на Кубань, а оттуда в Батум. Там мой папа сейчас, ждет меня. А я застряла тут, в этой проклятой Одессе. Скажите, а кто защищает город от красных, если все офицеры тут либо пьют, либо курят опиум?

– Наверное, уже никто.

– Что ж, была рада познакомиться. Может, еще свидимся.

– Подождите, Оксана Дмитриевна. Сегодня, через несколько часов из порта отправится транспорт в Севастополь. У меня там будет каюта. Вы могли бы отплыть со мной.

Ее глаза стали расширяться от возмущения.

– Нет, нет, вы не поняли, – он хохотнул, – конечно, каюта будет только в вашем единоличном распоряжении. Я где-нибудь найду себе место. В общем, если вы хотите отправиться к папеньке в Батум, не думаю, что сейчас ходят прямые рейсы. Лучше добраться до Севастополя, потом до Новороссийска, а оттуда уже и рукой подать. Что скажите?

Она сделала задумчивый вид, молча улыбнулась, сделала легкий реверанс и молча ушла. Он долго смотрел ей вслед, о чем-то размышляя и сожалея. Возможно, он не сказал Оксане Дмитриевне что-то важное, как-то продолжить общение. Ну, ничего не изменишь, он тяжело вздохнул и, ссутулившись, пошел в сторону своей квартиры, следовало собрать вещи.