Текст книги "Бочаров Ручей (СИ)"

Автор книги: Виктор Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

До углей и раскаленных щипцов дело не дошло – не тот инструментарий для наследника трона. Анамнез болезни изучил сам Петр, он же и поставил диагноз: не жилец. А если кто потом вопрос задаст: как же так, здоров ведь был Алешенька, когда в подвал то входил, этому вопрошающему – на кубок Большого Орла, пей до дна, коли такой любопытный, и получишь все ответы на все вопросы. А в кубке – полтора литра водки. И новые законы веселой ассамблеи: кто откажется, того гнать и бить нещадно.

Смехом лечил себя царь. И водкой. Большим он был орлом, но однажды крылья сложил от простой простуды – той самой болезни, которую повелел назвать причиной смерти Алексея.

Когда у нас появилась третья столица – Сочи? Наверное, тогда, когда в 1921 году политбюро партии большевиков постановило предоставить товарищам Троцкому, Каменеву и Сталину отпуск для отдыха и восстановления здоровья, и в принятом постановлении было записано следующее: "Сталина обязать лежать, после чего направить его в Гагры на полтора месяца".

Родной воздух субтропиков и купание в источниках Мацесты, а главное, возможность неспешно, без московского напряга и партийной текучки обдумывать следующие этапы революции, несомненно, прибавили главному кадровику ленинской партии сил и творческой энергии. Родные Сталина утверждали, что отпуск в Сочи ему понравился и был для него пользителен. Это же не Туруханск, не квартиры нелегальные, не камеры пересыльные. От жандармов прятаться не надо, нет уже никаких жандармов. Он – третий номер в иерархии власти революционной бюрократии. За ординарца, помощника и порученца у него служат смышленые партийцы из местной ячейки. В охране – бесстрашные бойцы краснознаменных дивизий. Тут бы не лежать, тут бы работать!

К 1933 году Троцкий и Каменев уступили ему свои "номера" Сталину, и у генерального секретаря "партии победителей" появилась возможность перевезти в Сочи кремлевский штаб. Обстановка позволяла: закончился массовый голод, прекратились восстания против коллективизации, готовилась отмена карточек, план индустриализации первой пятилетки был выполнен, и жизнь явно становилась "веселей". И самое важное, стихла лихорадка политических арестов. Если что-то и мучило руководителей страны по линии здоровья, то лишь периодическое головокружение от успехов.

Предлог для переезда штаба и штабистов искать не было нужды: внутрипартийная оппозиция разгромлена, спорить, объяснять, доказывать – некому и незачем. Проблема в другом: где разместить штаб, в доме отдыха трудящихся? Нарком обороны Ворошилов был категорически против. На заседании политбюро он сообщил руководящим товарищам, что в сочинских домах отдыха лечение поставлено, цитирую: "Позорно гадко". И предложил построить для Сталина отдельную дачу с более широкими лечебными возможностями.

С его лаконичной, но крайне гадкой оценкой качества лечения трудящихся в Сочи – согласились. Легко и приятно быть правдивым в узком кругу единомышленников. Предложение наркома одобрили и выделили деньги на сооружение 18 спецобъектов.

Впрочем, надо отдать Сталину должное: примерно в это время он обдумывал основные направления культурной революции, и одним из ее главных тезисов был – овладевать знаниями, проводить досуг и вести оздоровительный образ жизни рабочие и крестьяне должны во дворцах, размеру и красоте которых позавидовали бы цари, помещики и капиталисты.

Если бы Сталину нужна была персональная лечебница, то для него и строили бы лечебницу, однако возвели не корпуса и лаборатории, а восемнадцать просторных жилых домов для членов сталинского штаба – наркомов советского правительства. Ворошилов выбрал себе местечко у ручья. Тут когда-то, задолго до революции, купчишка по фамилии Бочаров небольшую дачку сколотил, поэтому ручей и называли Бочаровым.

Для наркома обороны Ворошилова на месте купеческих клетушек возвели двухэтажный корпус, не имевший особых архитектурных изысков и больше похожий на казарму, а неподалеку – четыре дома для остальных "красных маршалов", коих тогда в Красной Армии было всего пять. И несколько строений для прислуги: уборщиков, поваров, охранников.

Социальный институт слуг возродился, хотя господ в общественном сознании всё еще не существовало. Тем не менее, в своих письмах родным и близким обладатели сочинских дач всех своих помощников по быту так и называли – прислуга.

Для чего революционным вождям понадобились, например, повара? Уж кто-кто, а такие вожди, как Ворошилов, и сами великолепно умели чистить картошку. Суть была не в том, чтобы нежить наркома и маршалов в новоделе барских покоев, суть в том, чтобы штаб был в сборе и мог работать круглосуточно, когда в Сочи появлялся Сталин. Представители всех важнейших наркоматов , включая обороны и внутренних дел, по его звонку могли немедленно собраться у хозяина дачи номер 1. Именно здесь, в Сочи, партийного лидера его соратники стали называть хозяин. Поначалу, в обычном житейском смысле, чтобы лишь разграничить, кто хозяин дачи, а кто гости. Сталину такое обращение партийцев в обстановке южного курорта показалось вполне уместным, хотя и напоминало время стачек и стычек между хозяевами и пролетариатом. Позже, когда курортники возвращались в Кремль и между собой по-прежнему именовали его хозяином, он, как человек, знающий толк в языкознании, видимо, уловил в этом слове некий новый смысл, который ему пришелся по душе.

Как бы ни была власть разделена между разными ветвями, всегда найдется тот, кто попытается сложить все ветви в одни руки. Не каждому это удается, а кому удалось, не всегда может удерживать единоличную власть долго, но Сталину удалось и удалось надолго.

Меня заинтересовала история резиденции Бочаров ручей лишь тогда, когда уже купил авиабилеты и ждал дня вылета. Приезжает в один из предполетных дней ко мне на дачу мой знакомый с сыном, они ехали на машине из Омска в Екатеринбург, завернули на пару часиков к моему шалашу – чая глоток сделать, глазам дать отдохнуть от ряби "шпал" главной узкоколейки страны.

Он бизнесом лесным занимается, хочет попутно показать сыну дворцы под бывшими названиями Уральский политехнический институт и Уральский государственный университет. Какой ему больше понравится, туда и сдадут документы после весенних "еге". Заговорили о планах на лето.

– Куда-нибудь собираешься? – спрашивает он.

– Хочу к одному красному маршалу на дачку в Сочи слетать.

– К Шойгу, что ли?

– Не, к Ворошилову.

– Он еще живой? – мой знакомый не сразу сопоставил, сколько сейчас должно быть лет Ворошилову, будь тот живой – 136. Пришлось мне его спросить:

– А ты вообще знаешь, кто стал первыми маршалами советской страны?

– Нет.

– А сын твой знает?

– Сейчас мы у него спросим. Денис, знаешь "красных маршалов"? – он обратился к симпатичному пареньку, выпускнику школы.

– Конечно, знаю, папа: Жуков, Сталин, Берия.

Отец был доволен быстрым ответом сына. Говорить ему о том, что никто из названных исторических персонажей не входил в пятерку "красных маршалов", мне показалось в эту минуту не совсем удобно: не хотелось ставить гостей в неловкое положение.

– Откуда черпаешь знания, Денис? – изобразил я на своем лице восхищение.

– Так о них постоянно по телевизору говорят, – мальчик остался пребывать в уверенности, что на вопрос отца ответил правильно.

Всё верно: о ком не говорят с экрана, того не существует. И никогда не существовало, если нет никакой нужды тревожить тени прошлого. Кому сейчас нужна героика войны гражданской, кому нужны герои "рабоче-крестьянской, сермяжной революционной силы", как называл свою дивизию Василий Блюхер?

Красный маршал, собственноручно внесенный Сталиным в список тех, кому в 1935 году решено было присвоить новое высшее воинское звание Красной Армии. Фамилии Уборевича и Якира вычеркнул, а поверх своей черты написал: "Блюхер". Так Василий Константинович попал в штаб "хозяина" вместе с Ворошиловым, Буденным, Тухачевским и Егоровым.

Вскоре двух расстреляли, Тухачевского и Егорова, третий умер от побоев во время допроса. Тот, кто умер, был вписан в "наградной" список изменников той же самой рукой и опять последним. И ночь перед арестом провел в резиденции Бочаров Ручей.

Последнюю ночь последних дней свободы.

Может, я и не думал бы поутру так много о судьбе Василия Константиновича, если бы жил сейчас, например, в дорогущем "Hyatt" или правительственном санатории "Родина". Глядел бы на успешных людей и непрестанно радовался, что я тоже с ними и среди них. Но я не с ними, я перед стеной. И как-то она стала поддавливать мое настроение. Высокая, бетонная и по конструкции – ужасно некрасивая. Да еще и с колючей проволокой в некоторых, "потенциально опасных" местах.

Блюхер тоже удивился, когда увидел высоченный, тогда еще деревянный забор вокруг дачи Ворошилова у Бочарова ручья. В 1938 году командарм только что вернулся из зоны конфликта у озера Хасан, что такое граница укрепрайона, представлял хорошо: заграждения, наблюдательные пункты, огневые точки – это всё понятно, а стена из деревяшек зачем? Чтобы как в лагерях для "врагишек": никто из контингента не смог сбежать? Осужденных по 58-й статье он называл врагишками.

Четверть командиров в его армии уже арестовали, к награде за победу над японскими милитаристами его не представили, плакат с его портретом на демонстрациях в честь успешной операции славной Красной Армии дальневосточному крайкому рекомендовали не выносить – понятно было маршалу, куда ветер ветку клонит.

Но Ворошилов в Москве встретил радушно, пригласил поехать в Сочи и пожить на его даче у ручья, отдохнуть, подлечиться, пока "хозяин" подыщет ему новое место службы и работы. Нарком Ворошилов остался в Москве, рядом с "хозяином", а Блюхер обрадовался радушию брата по оружию, согласился и поехал.

Взял жену, детей, племянников, сел в свой персональный "салон-вагон" – застучали колеса. На сочинском вокзале к "трапу" вагона подали правительственные "зисы", горная дорога, бархатный сезон, 30 сентября – красота. И вдруг – отвратительный забор для "врагишек". И горькое предчувствие, которое не подводит опытных воинов: западня.

И браунинг с собой был, и две обоймы к нему, и жену уже предупреждал, что если вдруг, никаким обвинениям не верь, а "история его оправдает". И ординарец ведь пропал по пути от вокзала до забора – исчез бесследно.

Но ворота в заборе открылись, машины заехали внутрь территории, а там радостная прислуга и праздничный ужин. И никого лишнего, и никаких черных машин из наркомата внутренних дел.

Машины приехали через несколько дней, когда маршал стал привыкать к особому распорядку южного дня: экскурсия, обед, купание в море, сон. Когда тело покрылось южным загаром, когда расслабленность неспешной курортной жизни притупила тревожные предчувствия опытного полководца. И люди в штатском заскочили в его спальню раньше, чем он проснулся. А когда проснулся, спрятанный в спальне пистолетик уже был в чужих руках.

А я вот проснулся, и не ищу пистолетика. Я ищу книжку, которую купил пару дней назад. Сегодня в моем южном распорядке – день расслабленного чтения. Никаких экскурсий и восхождений, хватит, натерпелся. Супруга, думаю, со мной согласна, потому как отказывается открывать глаза, и я ищу книгу предельно осторожно, стараясь не шуршать вещами.

В уличный книжный киоск я заглянул лишь один раз, где-то в районе пешеходного моста через реку, но понял, что сделал это зря. Киоск по форме и внешнему виду напоминал круглую тумбу для афиш и был размером едва ли больше. Продавец, женщина, сидела на стульчике в его центре, а книги стояли стопками от пола до потолка. Каждая стопка – почти три метра высотой. На верхотуре – какие-то иностранные авторы, я там даже буквы на торцах переплетов не мог толком рассмотреть. Прямо перед глазами – женское обаяние современной российской прозы: Устинова, Толстая, Рубина. На уровне пояса и ниже: мужицкая сила художественного творчества: Быков, Пелевин, Прилепин. В самом низу, у подошвы моих кроссовок, в стопке оказались классики: Чехов и Тургенев.

Я уж было хотел встать на четвереньки, чтобы проползти вдоль каждой стопки все 360 градусов круглого пола и осмотреть "нижние чины" русской литературы, как продавец сделала мне замечание с табуретки:

– Вы кого хотите найти конкретно?

– "Воскресение" Льва Николаевича.

– Нет "Воскресения".

Если "Воскресения" нет, зачем я буду кланяться и ползать? Ушел и больше ни в один подобный киоск не заходил. До сих пор ломаю голову, а если бы я захотел купить томик Гоголя, она как бы его вытаскивала из подножия вертикальной книжной колонны весом килограммов сто?

Но однажды мы гуляли по улице Роз, в городе Сочи есть улица с таким названием, и это одна из самых прекрасных улиц города, хотя и застроена почти исключительно пятиэтажками имени Никиты Хрущева, и нам попался на глаза обычный книжный магазин на первом этаже нарядного дома, покрашенного колером розового цвета.

Супруга зашла в него первой, а я остался на улице: она выбирает книги долго, я успею посидеть, поглазеть, поразмышлять над чем-нибудь. Она знает, что размышлять я могу тоже долго, не менее долго, чем она бродит в воскресный день по торговым центрам среди книг и шмоток. Бывает, в будние дни, придя на свое рабочее место к станку – роялю в кабинете колледжа искусств, спрашивает меня по телефону: что делаешь? Отвечаю: размышляю. Звонит в обед, что делаешь? Размышляю. Вечером, перед тем, как уходить с работы, звонит в третий раз: закончил размышлять? Нет. Она вздыхает в трубку и говорит голосом с нотками усталой зависти: хорошо вам, мужчинам, вы можете размышлять бесконечно.

Только я у магазина на лавочке начал настраивать свой станок на размыслительный тон, супруга зовет меня с крыльца магазина: "Заходи, тут есть, что ты ищешь".

В магазине она, вспомнив о моем "половом" влечении к русской классике в круглой тумбе, сразу спросила продавцов: нет ли в продаже произведений Льва Толстого? Есть. И "Воскресение" есть? На складе – есть. Супруга побежала звать супруга.

Продавцы, две женщины в синих халатиках, увидели меня, засмеялись: "Мы думали-гадали, зачем такой красивой покупательнице понадобился бородатый Толстой? Теперь понятно".

И пошли на склад за "Воскресением".

Почему мне так хотелось в Сочи найти и прочитать именно это произведение "матерого человечища"?

Во-первых, один французский культуролог сказал недавно такую "научную глупость": роман "Воскресение" – лучшее произведение мировой литературы всех времен и народов".

Во-вторых, один американский культуролог признался, что если кто-то хочет понять Россию, как дореволюционную, так и современную, должен непременно прочитать именно это его произведение, написанное им в конце жизни. "Война и мир" – это батальный эпос, "Анна Каренина" – психологическая любовная драма, а вот "Воскресение" – это духовная изнанка всех поступков думающего человека в России.

В-третьих, я читал "Воскресение", когда мне было двенадцать лет. В этом возрасте я читал в поселковой библиотеке все книги подряд и не помню сейчас ни строчки из прочитанного. Иллюстрацию помню: лежит дядя на кровати и курит пахитоску. Вот, слово пахитоска запомнил, означающее в девятнадцатом веке папиросу. Сюжет, действие, герои – всё выветрилось из головы, остался лишь общий смысл книги, о котором мне говорили в университете: князь Нехлюдов увидел в суде девушку, обреченную на каторгу, и, как бы сейчас сказали, "вспомнил всё". Саму книгу в университете я не открывал: а зачем, я же её читал.

Между прочим, все книги, что вы читали в детстве, надо обязательно перечитать, включая сказки. Особенно, истории про Незнайку, Чиполлино и Буратино. Помните фразу "Еще не рассвело, а в стране дураков уже приступили к работе"? Думаете, такая страна с "золотым ключиком" существует только в сказках? Детских книг не бывает, их писали взрослые люди, а значит, они писали то, что думали, замаскировав свои мысли под сказочки для детей.

В Сочи, когда бродил по городским улочкам и паркам, я тоже вспомнил "всё". Молодость, прежде всего. Как приезжал сюда неоднократно, будучи руководителем туристических групп по линии комсомола, как отдыхали всей семьей в пансионате нефтяников, как провел три ночи в дощаном сарае, когда приехал в этот город на велосипеде из Симферополя – какое это было тогда счастье, в молодости. Дай мне кучу денег, посели меня в лучший номер "Хаята", окружи меня многочисленной прислугой – нет, господа, мне не испытать то чувство уюта, покоя и тепла, как тогда, на досках без матраса – в молодости.

Кого совратил я и с кем встречусь на суде? Есть причины, чтобы взять в руки книгу и узнать, почему князь Нехлюдов лежал на кровати и курил пахитоску.

Супруга тоже себе купила книгу – "Кафка на пляже". Я прочитал название – вполне по сочинской тематике, думаю. Кто автор? Харуки Мураками. Эге, мелькнула мысль, вряд ли этот японский писатель будет ласкать женскую душу негой романтических чувств. Самураи – они же людоеды, и женам изменяли все до одного. Послушаю, что скажет, когда прочтет. Может, и я возьмусь за этого Кафку с далеких островов.

В тот же вечер супруга приступила к чтению, а я свою не открывал: ждал утра, свободного от рассвета до полудня. Не могу читать хорошую книжку урывками и на бегу. Мне нужны рядом с книгой бокал чая, сигареты, очки, бумага для записей, ручка, карандаш для пометок – целый набор предметов, а значит, большой стол и чайник с розеткой неподалеку.

– Тут про тебя есть, – говорит супруга, оторвав взгляд от страницы в начале японской книжки.

– Что про меня?

– Герой один может с кошками разговаривать.

– Что за герой?

– Деревенский дурачок, слабоумный.

– Понятно.

Не возражаю и не обижаюсь. Наш писатель тоже своего лучшего героя идиотом называл. Кстати, я действительно разговариваю с кошками. Приходит, например, на дачу ко мне какой-нибудь незнакомый тощий котяра, сидит у забора, оценивает, прогонят его или отреагируют на визит миролюбиво. Вижу, что котяра явился не из простого любопытства. "Что, -говорю ему, – небось, пожрал бы?". Он отвечает: "Пожрал бы, если бы ты дал". "Ладно, сейчас принесу, – даю котяре надежду и ухожу в дом для того, чтобы отрезать кусок колбасы или зачерпнуть в ложку сметаны. Супруга, если заметит это мое движение к холодильнику, спрашивает, опять кошкам? А просто хлеба нельзя дать? Я стараюсь быстрее покинуть кухонную зону и возвращаюсь к хвостатому гостю. Он, обычно, отбегает от меня, но недалеко, метра на три. На, говорю, перекуси, и ухожу, чтобы не смущать пугливого незнакомца.

Кто-то перекусит и больше не возвращается, кто-то потом регулярно приходит, чтобы "поговорить". Каждый год – новая компания желающих общаться. Коты, как правило, к следующим выходным дням находят своих хозяев и потом заходят в гости очень редко. А кошки, да еще беременные или с котятами, те предпочитают у меня обосноваться сразу и основательно.

Утро нового южного дня, я один за столом на веранде погружаюсь в чтение лучшей книги всех времен и народов, дохожу до места, где Толстой на странице 64 пишет о князе: "И вся эта страшная перемена совершилась с ним только от того, что он перестал верить себе, а стал верить другим. Перестал же он верить себе, а стал верить другим потому, что жить, веря себе, было слишком трудно". Останавливаюсь на этой строчке, тянусь за карандашом, чтобы быстрее подчеркнуть ту мысль, к которой я обязательно должен вернуться, и кого я вижу перед ступеньками у входа на веранду? Конечно, кошку. Именно кошку, потому что она – с котенком в зубах.

– Ты куда его понесла? – говорю ей, – напугал, что ли кто?

Сам прислушиваюсь: вроде, ни крика сорок, ни собачьего лая не слышно. Андрей во дворе появился, гараж открывает, он спугнул кошку?

– Ты что, чужая? – опять обращаюсь к мамаше с ребенком в зубах.

Та опустила котенка на дорожку, ведущую к ступенькам, лизнула малыша, подняла голову и на меня смотрит. Ясно, не чужая, а чего тогда всполошилась?

Кошка пегая, тощая. Котенок пегий, тощий, косолапый – ему месяца полтора от роду, не больше. Но уже пытается на ступеньку взобраться, а куда ему: коготком зацепиться за камень не может, кривые лапки трясутся, он и по ровной то поверхности с трудом может двигаться, чтобы у него зад в сторону не заносило.

– Андрей, – обращаюсь к хозяину апартаментов, – тут от тебя делегация. Подскажи, кто это такие, как их зовут?

Он подошел, рассказал:

– Приблудные они, не знаю, как их зовут. Месяц у меня живут, кормлю пока. Наверное, так и останутся здесь. Боятся звука газонокосилки, у их хозяина не было косилок. Как начинаю кабель разматывать, так она этого в зубы и бежать в угол, где травы нет – к веранде.

– Котенок у нее один, или она остальных уже за веранду спрятала?

– Один.

Он ушел к гаражу, а я к кошке пригляделся, когда она легла тут же, у ступеньки, и малыш начал тыкаться в ее живот. Вокруг сосков – коричневая корка иссохшей кожи, лишь тот сосок здоровый, который нашел косолапый и около которого на ее животе причмокивает. Что-то мне Андрей не договаривает: или прошлый хозяин, или он сам слишком рано раздали котят. Или утопили их. Но не сразу после рождения, а тогда, когда соски уже "в деле" были, и их переполняло молоко. А потом, когда котят отняли, соски "перегорели".

Подошел к кошке, провел рукой по ее голове. Ну что, говорю ей, рассказывай, как дело было, кто тут у вас живодерил?

Она и рассказала. Жила у той самой хозяйки, что Андрей дурной называет. Хозяйку не выбирала, к какой принесли в младенчестве, у такой и жила. Это её первые роды, а где рожать? – по двору пес огромный носится. Проскочила в самый последний момент в комнату, увидела приоткрытую дверцу шкафа, на нижней полке лежали туфли с ботинками, а на второй снизу – тряпки. На них и родила. Откуда ей, кошке, было знать, что это не тряпки, а гробовой комплект – красная ткань, белая тюль, полотенца, ленты. Хозяйка обнаружила "родовую палату" не сразу: она в эту комнату редко заходила. Но заметила, что кошка похудела и постоянно внутрь дома просится. Проследила ее путь и всех нашла. Заругалась, заголосила, котят в черный мешок сунула, этот мешок в другой мешок, а потом в третий и понесла к мусорному баку на улице. Кошка за ней. Когда хозяйка отошла от бака, кошка на край бака заскочила и прыгнула на его дно – к мешку.

Из бака смогла мешок в зубах вытащить, а пленку разорвать, чтобы котят спасти – быстро не получилось. Тут сосед хозяйки открывал ворота, собираясь выехать на машине, увидел ее у мешка, писк услышал. Нож достал из машины, полоснул по мешку, новорожденные вывалились на асфальт, шевелился один из пяти. Она схватила в зубы его и в створку в воротах к нему во двор убежала. Потом и остальных перенесла, но те не выжили, хоть и вылизала она их от дорожной пыли дочиста.

Такую вот голую историческую правду мне кошка рассказала. Андрей свидетель, он подтвердит.

Какое после этого чтение, какие размышления о "страшной перемене" в душе князя Нехлюдова – героя литературного произведения со склада? Я про свои переживания по поводу утраты юношеских идеалов после рассказа кошки вообще не вспомнил. А о чем подумал? Вот о чем: в то утро, когда люди в штатском забежали в спальню Блюхера, его супруга, Глафира Лукинична, кормила грудью восьмимесячного сына Василия Константиновича. И сына у нее отняли на глазах отца, и увозили их в разных черных машинах: маршала отдельно, жену маршала отдельно и грудного ребенка – отдельно. И никто из них друг друга больше не увидел никогда.

Гудят и воют, гудят и воют – что это за звук? Только что была полная тишина, лишь кошка мурчала у моих ног с посапывающим котенком среди пегой шерсти. Что это за гул и вой?

Андрей включил газонокосилку. Ну, понеслась косьба. А почему, когда он перетаскивает кабель между деревьев яблонь и кустов лимона, когда его косилка выключена, звук воя продолжает раздаваться со всех сторон?

Глянул на часы – еще нет восьми утра, а на улице Инжирной уже приступили к работе. Косят все и всюду: два косаря идут вдоль стены резиденции. У одного в руках пила-сучкорез, второй машет мобильной версией газонокосилки. Косят за стеной на обширных "лугах" резиденции, косят в санаториях "Русь" и "Беларусь".

Вой у ручья – мама, не горюй!

Не горюй, кошарка, и не беги скрываться. Твой косолапый – у моей веранды. Здесь нет зеленого газона, да и пакетов черных тоже нет. А те "пакетники", что на колесах, правительственный транспорт, в который упаковывают первых лиц?

На те посмотрим завтра.

5.

Обитатели склонов Бочарова ручья рассказывают друг другу такую байку: однажды начальник прогуливался со своим "маршальским конем" – собакой Кони, и остановился около трудяг, срезающих траву на бывшем теннисном корте резиденции. Они выключили аппараты, чтобы жужжанием мотокосов не мешать начальнику обдумывать важные государственные задачи, ждут, какую начальник даст команду: уйти с глаз долой или продолжить работу.

Начальник не им, а собаке говорит: "Хороший запах, правда? Пойдем, не будем людям мешать, потом еще раз сюда вернемся". И в тот же день от управделами Кожина поступило распоряжение: запах сенокоса оставить, а косарей – убрать.

С тех пор траву в резиденции и вокруг неё "выдерживают" нетронутой до самого последнего момента. Вот станет ясно, когда приземлится в Сочи пассажир спецборта, тогда по траве все разом – вжик. Для запаха.

Как бы ни хороши и свежи были розы, а запах скошенной травы сильнее и для меня – приятней. Тут, у ручья, трава в апреле – у нас в Сибири такая поднимется стеной еще не скоро – к июлю. И вот тогда начнется сенокос. Не по команде и не в связи с прилетом гостя из столицы.

Помню в детстве, все мужики в поселке накануне сенокоса прислушивались, не раздаются ли со двора моего соседа пенсионера, поволжского немца Давыда Андреевича, звуки ударов молоточка по "литовке": сначала глуховатый удар молоточка по краю лезвия косы и затем сразу ответное от лезвия из хорошо прокованной стали – дзинь. Звонко, далеко слышно.

Застучал молоточек, ага, надо готовить косы, мужики полезли под навес, где с прошлого лета хранится инструмент для заготовки сена. Но собираться в поле еще рано: мужики знают, что надо ждать второго сигнала – чуть слышного тарахтения крошечного "движка" на велосипеде Давыда Андреевича. У него был мотовелик, как мы называли это транспортное средство.

И только тогда, когда Давыд Андреевич, привязав к раме косу и грабли, прихватив рюкзачок с провизией, выезжал со двора и отправлялся в путь на свой надел в 17 километрах от поселка, мужики заскакивали на мотоциклы с люлькой, на "газоны" и "зилы", на всю технику, что имелась в поселке, и мчались в поле – они получили сигнал от старичка пенсионера, что впереди семь дней будет сухо, солнечно, и ни одна капля не упадет с неба.

Как Давыд Андреевич определял, что наступило время сенокоса, никто не знал тогда, полвека назад, никто не объяснит сейчас. Надо было просто делать, как он, и всегда будешь с душистым сеном на зиму, а не с гнильем, скошенным в ненастье.

Несколько слов о легендарной в крестьянской общине косе-литовке. Мало кто ими в поселке обладал, ценили их и оберегали, как берегут личное оружие воины профессионалы – старались в чужие руки никогда не давать. Мне удалось однажды взять литовку и ощутить ее чудодейственные способности. В бригаде косарей один мужик, ему было под шестьдесят лет, всё время шел на покосе сзади меня и покрикивал: "Шевели пятками, студент, а то отрежу". И никак я не мог оторваться от преследователя, как ни махал свой "штамповкой" – обычной косой, купленной в магазине.

Через пару часов гонки с преследователем, я остановился на прокосе, сделал шаг к мужику, без лишних слов взял из его рук косу-литовку, а ему сунул свою: на, говорю, теперь ты этой помаши. И вернулся на свой прокос. Как она легка, как летит в руках, как ровно ложится кошенина полукругом после каждого взмаха – остановится невозможно, она сама косит и тебя за собой ведет!

Дошел до края луга, где мой преследователь? А он пыхтит и выбился из сил, отстал метров на двадцать, оттуда кричит: "Студент, верни литовку, твоей корягой только по камышам в болоте пиздячить, а не траву косить".

Литовку кузнецы ковали из литых заготовок, и делали самые лучшие из них в городе Вильно, поэтому, наверное, и прозвали такие косы литовками. А металл для них плавили в этом городе на заводе, основанном мастерами из Золингена – тогдашней столицы европейского холодного оружия. Возможно, еще царь Петр наслышан был о качестве их металла, но пригласил потомственных немецких металлургов в Россию его последователь – император Александр Первый.

В 1815 году больше сотни "военспецов" из Пруссии прибыли на Урал и в городке Златоуст на местном "казенном" заводе наладили литьё высококачественного оружейного металла. Почти одновременно с ними, в 1816 году, в Златоуст из Петербурга приехал на завод российский ученый металлург Павел Аносов. Он не только постиг секреты зарубежной технологии, но и продвинул её далеко вперед, наладив массовое производство русского булата непревзойденного качества. А заводской художник и мастер гравировки Иван Бушуев научился украшать клинки чеканкой, позолотой и "небесной эмалью" невиданной красоты.

В знак благодарности за науку российский император подарил немецкому императору рыцарский меч, выкованный из "аносовской" стали и "облагороженный" уральским Иваном. Этот меч сразил немецкого императора наповал.

Шучу.

Его поразило, что по своим боевым характеристикам клинок меча оказался более упругий и прочный, чем у лучших образцов из Золингена, о чем ему доложили сами немецкие оружейники.

Передовые технологии, наука, работящие руки и опыт мастеров – вот "золотой ключик" успеха любого дела в любой стране. Все надежды на спасительную особую духовность и возгласы о пятках, что у любого отрежем на ходу – то песенки кота Базилио, разительно отличающиеся по содержанию от исторической логики последовательности перемен.

Усидеть на лавке, когда вокруг начались масштабные приготовления к встрече начальника ручья, совершенно невозможно. Хочется видеть, как важное событие меняет привычный ход жизни, что делают и как себя ведут те, кто принимает в этом событие непосредственное участие. Одним словом, стать соучастником церемониального процесса.

– Книгу с собой не бери, но очки не забудь, – советую супруге, заметив, что она уже укладывает свой прогулочный рюкзачок.

– А плащ брать?

– Какой плащ, посмотри, как греет солнце, сегодня будет первый южный жаркий день.

– Тогда, может, купальник с собой взять?

– Какой купальник, вода в море холоднее, чем у нас в колодце на даче.