Текст книги "Бочаров Ручей (СИ)"
Автор книги: Виктор Егоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Annotation
Рядом с резиденцией президента в Сочи местные говорят так: "На улице Инжирной живет народ не жирный".
Егоров Виктор Алексеевич
Егоров Виктор Алексеевич
Бочаров Ручей
БОЧАРОВ РУЧЕЙ
1.
Раннее утро, сижу на веранде и смотрю на ту часть южного неба, где на рассвете исчезают звезды, и силуэты черных кипарисов обретают цвет. Различаю темные ветви, протягивающие треугольные кисти вертикально вверх, и эти древесные "руки" светлеют на моих глазах. Вот поднятую выше всех "ручку" золотит первый солнечный луч, но утренний художник не останавливается, он необыкновенно щедр, и золотые краски хлынули по могучим стволам всё ниже и ниже.
А когда мне достанется сияющего золотишка? Опять в последнюю очередь, когда придет время прорисовывать корни на дне оврага. Уж птицы исполнят утренние гимны, лягушки спрячутся, собаке плеснут в миску, чтобы перестала тявкать – и тут увижу солнце я. Оно придет ко мне сквозь узор из вьющихся нитей загадочного для любого северянина растения под названием киви.
Я знаю, я вместе с киви так встречаю солнце каждый день.
Но еще очень рано, поэтому под исчезающими звездами я ничего не вижу и и слышу лишь первые посвисты проснувшихся дроздов и голоса охранников, спрятавшихся за веранду, чтобы покурить на рассвете. О чем они сегодня?
– Хорошо мы вчера оттянулись, – говорит кто-то кому-то.
– Не хуже, чем те члены, – отвечает кто-то кому-то.
– Какие члены? – не понял кто-то кого-то.
– Не помнишь этого анекдота?
– Нет.
– Встречаются в понедельник члены политбюро. Хорошо мы на выходных оттянулись, говорит Брежнев.
– А, вспомнил.
Голоса перешли на интимный уровень громкости, поэтому я не могу разобрать слова, сказанные полушепотом, кто и как в службе охраны оттягивался на прошедших выходных. Мужчины засмеялись и затихли, до меня доносится лишь дым сигарет после глубоких затяжек. Вкусного аромата в молекулах их табака не чувствую, значит, сегодня дежурят ребята простые. Пару дней назад поутру из-за веранды несло жженым медом и ладаном. Генерал, наверное, стоя в карауле, баловался сигариллами.
Когда перестают шептаться охранники, я вновь слышу, как у веранды журчит ручей. Тот самый, Бочаров, в Сочи. Чуть ниже по его течению резиденция Батьки – президента Белоруссии, а вверх по течению – нашего, российского. От веранды и до самой вершины холма, где садится и взлетает вертолет – "наша" земля, ниже веранды вдоль дорожки – батькина. К нему вертолеты не летают.
А море у них общее, только подходы к нему с разных сторон холма. У президентов много общего, но пдходы, так сказать, не совпадают.
Андрей говорит, что Батька в своей резиденции давно не появляется, а жаль, хотел бы ему Андрей от лица "местных жителей" сказать пару слов. Вот наш, например, российский, обнес свою резиденцию стеной, но дорожку к морю оставил доступной для местного населения и гостей города. Батька, когда строил свою резиденцию, тоже обещал не закрывать этот единственный короткий путь к пляжу на весь здешний бочаровский околоток. Местные поверили, не беспокоились, радовались пониманию их нужд и потребностей. Туристы приезжали, ходили купаться, наслаждались – от веранды до моря всего двести метров вниз по берегу ручья. А однажды поздней осенью поперек ручья бам – железная ограда и шлагбаум. И рядом часовой – стой, стрелять буду. Туристы на следующий год по весне приехали на известные им квартиры, а к пляжу – в обход полтора километра. Да через холмы по пересеченной местности. Пока дойдешь, ласты на спине взмокнут. А обратно – только на такси, потому что сил никаких уже нет.
Хорошо, что таксисты недорого берут: добросить с пляжа до вершины холма – 100 рублей. А потом из такси можно выйти и катиться к дверям квартирки на своих двоих, быстро семеня ножками по асфальту на крутом спуске.
Не сдержал Батька слово, которое молвил Андрею лично. Поэтому у Андрея к нему имеется пара слов, но он мне не сказал, каких. Я примерно догадываюсь, каких, однако, понимаю, что никакими словами ситуацию пока не исправишь. Время должно пройти, много времени, прежде, чем исчезнут часовые на дорожках к морю. И вновь местные начнут радоваться, а приезжие – наслаждаться.
Соседи-президенты у меня подобрались не случайные – вполне соответствуют моей родословной: предки у меня белорусы, они из под Витебска самоходом отправились за Урал. Я хоть и сибирский валенок – россиянин в третьем колене, но откуда предки сделали стартап в даль светлую, не забываю.
Колено, кстати, затекло. Надо тихо встать, не гремя лавкой по струганному полу, и спуститься к ручью – там стриженый газон, там стук шлепанцев по пяткам уходит в землю.
Живу здесь неделю и до сих пор не покидает меня ощущение, что это не я, не мне, не со мной и вообще такого быть не может.
В пяти метрах – дача "начальника". Здесь президента России все называют начальником. А белорусского президента – просто Батькой.
Где я, а где "начальник" России? А вот я, уже проснувшийся, стою у ручья, а метров через триста, если шагать в шлепанцах горизонтально вдоль по склону в сторону моря, спит начальник. Понятно, что у него и веранда поширше, и газон поглаже, да и домик раз в тысячупяцот больше моего, но... когда начальник проснется, мы будем смотреть на один и тот же кипарис. Вон тот, высокий превысокий, встречающий солнце первым. Его еще Молотов садил, а может, Ворошилов. Члены ЦК и политбюро, которые оттягивались здесь на выходных.
Садили-садили, садили-садили... Людей под корень, а деревья – растут, глядят за склоны гор, ждут солнца.
Как я здесь оказался? Да любой здесь может оказаться. И критерии отбора не очень строгие: не пить и не петь. Ну, еще – между собой не ругаться, не скандалить, не употреблять бранные слова типа мудак, выражая свои оценочные мнения. Проще говоря – вести себя прилично и не орать. Есть и еще штук двадцать "не" по административной линии – не быть под следствием, подпиской, в розыске, в составе, в списках, на заметке, на крючке и так далее.
Соответствуете? Приезжайте. Все остальные – посторонние. То есть, добро пожаловать – катись колбаской по Малой Спасской. На местном сочинском диалекте – по улице Инжирной. Резиденция нашего президента в городе Сочи находится на улице Инжирной, если кто запамятовал, где протекает Бочаров ручей.
Деревянный домик с верандой у ручья можно арендовать у Андрея, хозяина недвижимости. Главное – любить парусный спорт, море, ветер, волны. Андрей – чемпион морских парусных регат. Я ему написал, что очень люблю морские волны, но в связи с возрастом, вынужден предпочитать пешеходные прогулки. Он дядечка отзывчивый, ответил мне, что такие прогулки вдоль ручья – очень полезны, его маме уже далеко за семьдесят, но она легко преодолевает спуски и подъемы, короче, пригласил в гости. Только попросил приезжать пораньше, до начала сезона, потому как после 7 мая к нему на все лето приедут жены и дети его друзей-спортсменов, которые отправятся на очередную многомесячную океанскую регату.
Везет мне на спортсменов!
Немного погодя мне пришло официальное приглашение: не судимы да не сидите будете – можете покупать билеты и вылетать. И пометочка в приглашении – с супругой. А она у меня заслуженный учитель, до июля – консультации, экзамены, дипломы.
Я ей дал хороший совет: сказать на кафедре, что мужа приглашают на какую-то важную встречу в Бочаров Ручей и непременно с супругой. Этого достаточно, чтобы при любой запарке отпустили хоть на месяц, хоть навсегда. И не ошибся бы, но она постеснялась сеять в головах коллег тайные знания о картах курортного города, козыряя "джокером" у ручья. Педагоги наши очень стеснительные, хотя горбатятся, как шахтеры. Впрочем, те тоже молчаливы и скромны.
Супруга передвинула занятия со студентами для одних на "пораньше", для других на "попозже" и оказалась свободна с 23 апреля по 7 мая. Вот мы и побежали покупать билеты. А как прилетели, сразу сели на веранду и поняли, где находится рай – две тысячи километров к югу от Тюмени, двадцать минут в таксомоторе через весь город на запад от Адлера, затем вниз по улице Инжирной, железная калитка с бронзовыми виньетками, кнопка, звонок, замок, привратник распахивает дверь, встречая нас улыбкой под сенью пальмовых ветвей: "Я – Андрей".
Эх, вот так бы встретили меня, когда придет черед, на той вершине, что за облаками! Где продают туда билеты, сколько стоит эконом-классом, на сколько дней откладывается рейс?
Наш-то рейс из Тюмени откладывали пять раз в Рощино и два раза во Внуково, может, еще и по этой причине прибытие к месту назначения показалось столь долгожданным.
В двухэтажном деревянном доме для нас нагрета сауна, в душе бьет мощными струями горячая вода, на кухне закипает чайник, а на веранде – распускаются листья киви. Ё-моё, как красиво!
– Андрей, покажи, где море.
– Пойдемте на второй этаж.
Там тоже, оказывается, веранда, но оттуда пальмы во дворе уже не кажутся высокими, а ветви кипарисов не столь густы.
– Где?
– Чуть выше стены.
– Так это облака.
– Нет, это море, – Андрей смеется над впечатлениями новичков.
У меня в голове не укладывается, как море может быть выше стены за верандой.
– Чем выше наблюдатель, тем выше морской горизонт, – поясняет Андрей.
Эх, равнина я равнина. Или как я еще себя называю – рванина на равнине. Дальше верхушек своего сосняка вокруг моей дачки под Тюменью ничего никогда не вижу. Глаз отвык от дальних линий горизонта. А это ведь действительно море поблескивает в лучах заходящего за холм солнца. На маленькой круглой планете море всегда выше наших крохотных стен на земле.
– Кстати, Андрей, а какой высоты стена резиденции Бочаров Ручей?
– Я не мерил.
– Метров шесть?
– Больше.
– Ё-моё, – понимаю, что стена перед верандой очень даже не маленькая.
– А резидент на месте? – продолжаю спрашивать.
– Какой резидент? – Андрей меня не понял.
– Называется – резиденция, значит, тот, кто в ней – резидент, – выстраиваю я логистику развития мысли вглубь смысла однокоренной лексики.
– Не, – смеется Андрей, – начальника пока нет.
– Хозяина или начальника?
– Хозяин был один и давно, сейчас – просто начальник.
– Понятно. А когда будет?
– Через неделю.
– Скажете нам, когда начальник прибудет?
– Сами поймете.
Замолкаю: зачем задавать много вопросов человеку, который живет в пяти метрах от особо охраняемого объекта. Я же не из Америки.
– До вас у меня три туриста из Америки жили, – начинает говорить Андрей как раз в ту секунду, когда у меня в голове мелькнуло словосочетание "шпион из Америки", – они просили показать интересные места, куда обычные туристы попасть не могут. Я их водил, показывал. Даже в горы ездили – в самом начале апреля были очень теплые дни, почти летние. Если интересуетесь, я могу и вам кое-что показать, но тяжело будет, и снаряжение специальное придется брать.
Я даже спасибо забыл в этот момент Андрею сказать, настолько удивлен был тонкой настройке собеседника на ход моих потаенных мыслей.
– Не, мы с супругой только гулять вдоль моря по набережной запланировали. Дышать воздухом, набираться сил.
– До "Ривьеры" отсюда – семь километров. Перед олимпиадой стройка началась, дороги встали, на машине добираться в центр два часа, а пешком – я за час добегал. Для здоровья – попробуйте.
– Обязательно, конечно, завтра же попробую, – обещал я Андрею в день прилета.
На следующий день мы с супругой, во-первых, спали до обеда на втором этаже наших деревянных апартаментов, а во-вторых, дождь накрапывал. Так и просидели до вечера на двух своих верандах меж зарослей киви. Она наверху – с видом на море, я внизу – у ручья. А он странный, этот ручей. Идет дождь – а напор воды остается прежним, ручей не переполняется и не выходит из берегов. Закончился дождь, ну, думаю, сейчас с гор поток хлынет, как в Туапсе, там, когда дождь уже закончился, город только начинает погружаться в мутные потоки.
Ничего подобного. Хоть дождливая погода, хоть солнечная – он как журчал на одной ноте, так и продолжает потихоньку побулькивать у веранды. Может, разгадка равномерности звучания кроется в омуте, который Андрей оборудовал между хозяйским домом и гостевым. Омут круглый и обложен плитняком. Ручей сначала впадает в этот ландшафтный прудик, а потом водопадиком льется через камни и бежит дальше. Мини-водохранилище гасит скорость потока. Интересно, а у начальника такой есть? Полагаю, Андрей там, за стеной, идею стабильного журчания подсмотрел.
Вдоль этой стены мы с супругой в последующие дни наползались и набегались вдоволь. Утром идешь-идешь на холм, идешь-идешь, стена всё никак не заканчивается. Подъем крутой, лавочек нет, постоишь, дух переведешь и дальше. Первые ворота в стене прошли, вторые, ну, наконец-то третьи – там, где стена неожиданно из плоской бетонной плиты над головами вдруг превращается в массивное каменное строение с колоннами в стиле дворцов профсоюзов и домов культуры. Судя по тому, что две прямые линии огромных высоких кипарисов упираются именно в эти ворота, когда-то они были главными и, значит, повидали немало трудящихся из ЦК ВКПб.
До вершины холма остается совсем немного: резиденция позади, сейчас начнется цепочка добротных красавцев-коттеджей, а там и до политеха рукой подать. Когда мы приползаем к остановке "политехнический институт", план пешеходной прогулки резко меняется:
– Хватит, натерпелись, – говорю я с хрипом в голосе.
– Согласна, – отвечает супруга, и вскоре мы катим к центру Сочи на "четверке" или "семерке" – беленьких микроавтобусах, в которых на этой почти конечной остановке всегда есть место для двоих.
2.
Маршрут прогулки по главному курорту страны "прогульщики" прокладывали в первый раз интуитивно, с учетом санитарной ситуации в человеческом организме. Вышли у "Ривьеры", а куда двигаться дальше, подсказали "органы" – в туалет.
Но где он в этом парке развлечений? По всем аллеям стоят мальчики и девочки в солдатских пилотках, поздравляют, дарят красные цветочки, с 15 апреля тут атмосфера праздника великого 9 мая, в парке уже атрибутика соответствующая и настроение приподнятое, а мы молодежи в ответ на поздравления и цветы – где тут у вас нужду справляют? Нехорошо, некрасиво. Поэтому улыбаемся "пионерам" и стреляем глазами по указателям – ищем буквы латинские и символическую парочку: он в брюках, она в юбке.
Ага, есть! Вот корабль пиратский, вот табличка со стрелочкой, идти надо туда, куда мужик одноглазый своей саблей показывает. Идем строго по курсу, справа – розарий, слева – тир. Намек понимаем: товарищ, не промахнись! Товарищи не промахнулись.
Вышли из заведения, ну что, а теперь – гулять, так гулять? Я сразу из сортира -в тир. Супруга мои слабости знает, она хоть и делает мне замечания, что я без очков ни одной мишени не увижу, но потратить 150 рублей на 10 выстрелов не отговаривает. А я прошу парня за полкой с прикладами для начала подвесить мне бумажное "яблочко" с циферками на кругах – для предварительной пристрелки.
Щелк, щелк, щелк – парень приносит бумажку: в "десятке"– дырка. Остальные – на ближних радиусах. Парень оживляется и по случаю праздника зажигает мне бесплатно три свечи – гаси, дед!
Щелк, щелк, щелк – ни одна не погасла. Не поймал я фитилек на мушку. Без упора стреляю, на весу держу в руках винтовку, а коленочки то дрожат. Да и самого покачивает. Да и глаз слезится от напряжения. Расстроился, одним словом.
– Сейчас мы их за тебя, дед, погасим, – парень берет винтовку в одну руку, другую руку убирает за спину и с вытянутой руки, почти не целясь, щелк – одна свеча погасла. Щелк, щелк – нет огоньков.
– Ух ты, супер! – реагирую я по привычке беззвучными "значками-эмоциями" из социальной сети. А потом громко и по-нашенски: "Красиво, блин. Молодец!".
– Ты тоже, бери на память, – он протягивает мне мишень с дыркой в "яблочке", – хорошо стреляешь.
У меня настроение хвостом к верху – я, конечно, не ветеран Великой Отечественной, и вообще, можно сказать, начинающий пенсионер, но когда молодежь оказывает пожилым людям какие-то знаки внимания – приятно. Гуляем дальше.
"Фотография на память совершенно бесплатно" – слышим эту фразу на центральной алле, на боковой, слышим от пожилого дяди с огромным фотоаппаратом на животе и от худой маленькой девочки в блузке-гимнастерке с крошечной камерой в ладошке. Около нее останавливаемся, чтобы все-таки уточнить: бесплатно – это как гречневую кашу у солдатской кухни или как обычно, то есть, как сыр в мышеловке?
Худенькая объясняет, что это весенняя акция в подарок. У нее есть олимпийский факел, она сделает наш портрет с факелом в руках, и мы получим этот снимок совершенно бесплатно вон в том павильоне – она показала на огромный баннер со знакомой всему миру символикой.
Меня, естественно, не оставляли смутные сомнения, но супруга уже поправляет прическу – она готова участвовать в акции. Ей и факел в руки. Позировали мы недолго, девочка отвела нас к павильону, скачала пару кадров на комп фотопечатника и убежала. А мужчина в павильоне спешить не собирался: он вывел наш портрет на весь экран, сказал, что мы получились удачней всех, а особенно – моя супруга. "Как вас украсил алый цветок на белом фоне вашего наряда. Выглядите великолепно", – говорил печатник и чуть ли не влюбленными глазами смотрел на свой экран. И после этих слов вручил супруге ее портрет размером, я даже таких размеров фотобумагу никогда не видел – в три раза меньше спичечного коробка.
– Почему она такая маленькая? – с нотками чувства глубокого разочарования в голосе произнесла супруга, держа на пальчике свой портрет.
– Это – по акции.
– А увеличить можно?
– Можно, вот расценки.
Мы вышли из павильона без двух тысяч рублей в кошельке супруги. "На выход!", – скомандовал я и решительно зашагал мимо пиратского корабля в обратный путь. Каких-либо возражений от супруги не последовало.
Впереди маячил шпиль морского вокзала – прекрасный ориентир, когда спешишь увидеть то, о чем мечтаешь восемь месяцев в году. Чем ближе к шпилю, тем чаще слышим вопрос от подбегающих незнакомых людей: "В морскую прогулку не желаете?". Раза три мы останавливались, интересовались, что за прогулка, сколько стоит, не слишком ли холодный ветер для таких прогулок.
Тридцать минут туда, сюда, обратно, с наветренной стороны укрытие из брезента, 500 рублей, шампанское бесплатно. Ага, бесплатно, мы перестали задавать вопросы.
С моря дунул такой апрельский ветерок, что сразу выветрил из наших голов все мысли о прямых контактах с водными аттракционами. Арка морского вокзала, как дверца холодильника: ты в шаге от морозильной камеры. За аркой я отвечал морским зазывалам с холодной сталью в голосе: "Не желаем".
Бдительность утратил лишь в тот момент, когда в порту смотрел на самую большую яхту у причала – две палубы, каюты с высокими потолками, рубка – с окнами, как у пенхауза.
На пирсе появился паренек в ветровке, под которой виднелась грудь в тельняшке.
– Желаете на морскую прогулку?, – спросил у нас паренек.
– На такой, – я кивнул в сторону яхты, – желаем.
– Она не моя, но я знаю капитана. Могу организовать, – предложил парень в тельняшке.
– Желаем, но не готовы морально и физически, – я похлопал ладонью по месту, где находится задний карман брюк, – тут у меня ничего не жжет.
Парень не огорчился, наоборот, улыбнулся.
– А неплохая у вас щетинка выросла, – сказал он, разглядывая мою бороду.
– Два дня уже не брился, – поддержал я тональность его шутки.
– Проветрить бы надо. Может, махнем на моей, – он показал на лодочку с брезентом.
– Махнем, не глядя, яхту на брезент? – я посмотрел еще раз в сторону морской красавицы.
– Легко.
– Спасибо, не сегодня. Проветрим щетинку в другой раз. А на тех палубах, наверное, в другой жизни.
– Ну, приходите, я всегда на пирсе. Если что, спросите Славика в тельняшке, мне сразу позвонят.
Рядом с морским вокзалом сочинская набережная, теперь, конечно же – на знаменитый променад. Но мы еще не завтракали, где бы слегка перекусить, чтобы крепко держать оборону от зазывал прибрежного общепита. Вот симпатичный круглый киоск, внутри дядька моих лет в белоснежной рубашке, вокруг него по кругу пирожки на выбор. Ценники аппетитные – 25 рублей за пирожок хоть с мясом, хоть с капустой. В бутылочках лимонад "Буратино", кексики есть знакомой формы и размера – прямо как во времена ушедшей эпохи славного застоя.
– Нам два пирожка, одну "Буратино" и один кекс, – говорю в окошечко белорубашечнику. Супруга от своей порции кекса отказалась, поэтому заказ был сверхэкономным – такой же, как прошедшая эпоха.
Подаю бумажку 500 рублей, которую держал в руке еще на пирсе, получаю сдачу и пакет. Смотрю на сдачу, не могу понять, что за горстку мне высыпал в ладонь мужчина в белом: одна сотенка и меди копеек на шестьдесят. А еще 200 рублей где? Супруга приблизила глаза к моей ладони – пытается понять, на что ушла довольно крупная купюра. Разворачивает пакет: два пирожка, кекс, "Буратино" – больше ничего в нем нет.
– У вас "Буратино" из какого дерева, – говорю в окошечко торговцу снедью, – из красного, что ли?
Торговец молча подает мне еще две сотенных бумажки и пригоршню белых монет. Ни слова не сказал в ответ глухонемой хозяин пирожковой, разговорчивому гостю города. И вообще, ко мне спиной повернулся.
Но это я был еще не такой разговорчивый, каким стал чуть позже, когда мы достигли набережной и расположились у края моря, чтобы слегка перекусить. Пирожки были с новогоднего стола или даже древнее – с прошлого сезона, а кекс рассыпался на мелкие сухие крошки еще до того, как я его поднес ко рту.
Выговариваться мне пришлось в сторону моря, беззвучно, чтобы не портить настроение супруге. Я произносил слова, не шевеля губами – немой оратор глухому слушателю в круглой будке: "Ничего у вас, уважаемый, тут не изменилось. Ничего! Красивый город стал еще красивее, а вы, уважаемый, каким были, таким и остались – сорвать, урвать, нажиться за один сезон, плевать на тех, кто чем-то возмущен. Они уедут, а вместо них появится у моря волна других клиентов белокожих с бескрайних северных окраин, и так до октября. Вам думать некогда о перспективах следующего года, вам некогда загадывать на десять лет вперед. Вы, уважаемый, не города-курорта житель, вы просто человек из той страны, что не смогла перешагнуть черту дней прошлого и устремиться в будущее, увидев верную тропу. Грядущее вам безразлично, поэтому оно для вас закрыто, устраивает вас прошлое вполне, вам суждено остаться в нем навечно".
Вот как меня на голодный желудок с лимонада торкнуло.
Оглядываюсь, а супруга прислушивается к реальным звукам с набережной – кто-то играет на скрипке. В детстве это был ее любимый инструмент, в семейном альбоме есть фото, где она в белом платьице со скрипочкой на сцене. Это уж потом ей фортепиано "Тюмень" купили, с которого у нее профессиональная карьера педагога началась. Денис Мацуев тоже первые аккорды на клавишах "Тюмени" брал, марка заслуженная, жаль исчезла вместе со страной советов.
Пойдем, поглядим, послушаем.
Играет дедушка, ему лет восемьдесят. Он стоит по центру набережной в сценическом костюме – тоже белая рубашка, но еще пиджак, галстук, туфли. Дедушка солирует оркестру, в роли которого выступают динамики на ручной тележке – дачники на таких урожай к остановке автобуса подтягивают.
У дедушки своя грядка – раскрытые створки черного футляра. На мой примитивный слух, исполняет свою партию музыкант хорошо: звук сильный, красивый. Мелодия из популярных в годах шестидесятых, не Шуберт, но дедушка водит смычком с глубоким чувством, прижимает подбородок к скрипке, когда "растягивает" звук на высоких нотах и мастерски придает ему тончайшие колебания – волнительные и проникновенные, или вскидывает брови, когда стремительно бежит пальчиками по грифу, а смычок мечется перед ними то вверх, то вниз с необыкновенной скоростью.
Исполнил композицию, отошел со скрипкой в руке метров на десять и сел отдохнуть на скамейку к женщине – бабушке преклонных лет. У бабушки рядом иконка, коробочка – понятно, для каких целей. Минут через пять возвращается к "оркестру" на колесиках, и смычок опять бежит по струнам.
Мы два отделения концерта выслушали, супруге захотелось посмотреть, что интересного есть в лавках вдоль всей набережной. "Иди одна, – говорю ей, – мне здешний шопинг вреден для душевного здоровья". Она пошла, и пошла, и пошла. И замечательно, мне так хорошо сидеть в "концертном зале" на огромной скамейке, где кроме меня – никого. Апрель ведь, не сезон еще. И слева на скамейке никого, и справа. Маэстро играет теперь только для меня. Правильно делает, потому что я уже нащупал свой кошелек и приготовился быть щедрым, как никогда ни до, ни после.
Замечаю в середине пятого отделения, что дедушке захотелось чихнуть, и он чихнул, но партия первой скрипки продолжала звучать непрерывно. Потом дедушка повернулся к бабушке, она ему что-то сказала про холодный ветер, он опустил скрипку, застегнул пуговицу на пиджаке, а скрипичная струна все звучит и звучит, но уже не так волнительно, потому что я понял – концерт идет под фонограмму.
Я совершенно не обиделся и не разочаровался. Более того, я расчувствовался, потому как понимаю, что понуждает стариков давать концерты в местах скопления народа. Когда маэстро вновь включил аппаратуру и прижал подбородок к деке скрипки, я подошел к бабушке и отдал всю мелочь сдачи от глухонемого, те сотенные бумажки, что он мне вернул, и сверху положил в коробочку еще одну купюру – тысячную. Я не магнат, не покровитель музыкального искусства, не директор благотворительных проектов. Я просто откажусь от завтрака в кафе на набережной, и этого хватит, чтобы щедро оплатить умелую "игру" маэстро. В том, что когда-то он был отличным музыкантом, я не сомневался.
Куда бы мне теперь, что есть еще под южным солнцем, когда на море холодно и дует ветер? Вон супруга машет мне рукой от входа в одну из здешних лавок. Что там? Тряпки. Ясно, присмотрела платье, ей важно знать, какую из расцветок ткани я предпочитаю. Ту, что ей идет, а к лицу ей – все. Мне выбирать легко – бери вот это. Почему это? – она в сомнении. Отвечаю: тебе идет. И женщина уже у кассы, а через минуту я тащу пакет.
Всё мне надоело. Хочу домой – я домик у ручья уже считаю домом. Там на холме у "политеха" есть магазин, там купим макароны, сварим, нарежем колбасу. Объясняю супруге, что не хочу пробовать местную кухню, а желаю распробовать тутошнюю "продовольственную корзину": что почем и каково на вкус. Ей эта идея пришлась не по вкусу, да и не хочется покидать красивые места у моря. До обеда, мол, еще много времени. Ну, куда тогда? Она показывает на лестницы, ведущие от набережной вверх. Вспоминаю карту города, где-то там наверху должны быть концертный зал, фонтаны, смотровая площадка гостиницы Haytt.
Что делать, надо потерпеть. Плетусь в хвосте колонны, которая отправляется на восхождение к красотам мира. В колонне двое: я и моя "ляля". Кто из нас хвост? Тот, кто отстает, – голодный Буратино, измученный лимонадом. Но я не жалею, что дал согласие, не скандалил и не перечил супруге. На море в центре Сочи надо смотреть только с высоты. Оно прекрасно, а вместе с ним отсюда преображается весь город. Высотки, коттеджи, парки и проспекты – все как бы плывет на зеленых волнах. Поворачиваешь голову, а там морская гладь линейкой ровной от одной стороны света до другой. И лишь крохотные прогулочные катерки суетятся у выхода из порта. А дальше – ничего и никого. Спокойствие, только спокойствие огромного количества воды, которую не сможет раскачать тот ветерок, что напугал нас на причале. Шторма уже прошли, прохладный бриз не в счет, прекрасная вид, не правда ли, сударыня?
Что такое, к моей сударыне подплывает смазливый мальчик в узких брючках и пиджачке с цветными заплатками на коротких рукавчиках. Это кто такой? Что за хайят из дорогой гостиницы нарисовался?
А тот уже что-то лепечет супруге на ушко. Я лишь успеваю разобрать пару слов из каждой фразы: презентация, второй этаж, Франция, дистрибьютор ... Ну-ка, подойду поближе, а то я слишком удалился в поисках лучшей точки для любования пейзажем.
Мальчик уже держал в своих пальчиках ручку моей супруги, когда я навис над ним, подобравшись к незнакомцу с тыла. Меня обдало запахом мужской раздевалки после того, как все спортсмены приняли душ, переоделись и брызнули друг в друга тем, что каждый взял с собой. Что они делают? Изучают ароматы пробников хитов парфюма сезона 2017. У паренька таких хитов – по шесть на каждую ноздрю.
Надо спасать супругу, мне уже понятно, что хочет юный коммивояжер. Если сказать ему одну хорошо знакомую мне волшебную фразу, он должен замолчать и удалиться. Когда мне звонят по телефону и приглашают на бесконечные презентации товаров и услуг, я отвечаю: "У нас всё есть, нам ничего не надо". Звонившие умолкают и отключают связь, не попрощавшись.
Но супруга меня опередила, она сказала: "Хочу сделать тебе подарок. Мне нравится вот этот аромат, понюхай". Что я мог сказать в ответ? Правильно, только одну фразу: "Этот аромат прекрасен!". И тысяча рублей досталась парню в узких брючках.
– У вас перспективный стиль общения с женщинами, молодой человек, – говорю ему на прощание.
– Я старался, – он сделал учтивый поклон в мою сторону и потащил свой дистрибьюторский пакет с коробочками в сторону Курортного проспекта. Его цветные заплатки на локтях исчезли в зарослях магнолий. Но аромат парфюма продолжал витать вокруг моего носа – это супруга махнула пареньку той рукой, которая была помечена крошечными порциями туалетной воды из Франции.
У меня нет привычки читать все буквы на упаковках и коробочках: для этого нужна мощная двояковыпуклая лупа в нагрудном кармане. Мой друг Валера Штраус носит с собой такую, но он ученый и крайне внимателен к окружающим наш мир деталям. А меня окружающая действительность учит другому социальному поведению: закрыть глаза и ничего не видеть. Собрался было положить подарок в котомку, но супруга начала вертеть коробочку в своих руках и читать всё, что на ней написано про глюконаты натрия и вкусовые добавки идентичные натуральным. Она всегда этим занимается в магазине, поэтому я предпочитаю покупать продукты в одиночестве: меньше знаешь, лучше ешь.
– Казань, – произносит она вслух.
– Что Казань?
– Буква "г", точка, Казань, вот посмотри, – протягивает мне коробочку той стороной, которую в упаковках можно называть задом.
Я читать про букву "г" не стал, а тут же вскрыл коробку и вытащил пузырек. Повернул его сопло от глаз подальше и мощно нажал три раза на колпачок. Что-то вылетело. Стоим с супругой и водим носами по воздуху, как кошка и собака, когда на кухне варят говяжий бульон.
