Текст книги "Банка для пауков"

Автор книги: Виктор Галданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Москва. Тот же день. Лялин переулок, 16:43

Ресторанчик «Имерети», владение старичка Сулико был экзотическим местечком, куда грузинские толстосумы любили водить своих зарубежных и иногородних гостей. Нигде так не готовили сацибели, нигде не было такого выдержанного вина, ни в одно заведение не возили барашков для шашлыка на самолетах. А форель вообще жила там, в центральном зале, в фонтанном бассейне, в быстрых струях специально отстаивавшейся в цистернах воды. Кстати сказать, этот подвальный ресторанчик не давал Сулико и десятой доли того дохода, что он имел от расположенной на бойком месте, возле самого Курского вокзала, чебуречной.

Но главным достоинством ресторанчика было то, что вход в него сразу после гардероба разветвлялся и уводил вновь пришедших в отдельные кабинетики (из некоторых можно было созерцать общую залу) или в уютные двухместные кабинки (где можно было спокойно разложить женщину на диванчике и напрыгаться в свое удовольствие) или же в общую залу, где царил вечный полумрак и по стенам висели картины под Пиросмани. В этот-то ресторанчик и поехал Моисей Лазаревич после похорон. Его охрана отправилась в общий зал, где вскоре забегали официанты с графинами и зеленью, сам же Мося, перекинувшись двумя словами с метрдотелем, прошел в дальнюю кабинку для особо важных гостей, откуда кроме основного существовало по меньшей мере еще два потайных выхода.

Дубовицкий ждал его уже добрых полчаса, грызя зелень и потягивая красненькое.

– Надеюсь, все закончилось без эксцессов? – холодно осведомился он.

– Какие уж там эксцессы… – бросил Мося, садясь напротив за небольшой резной столик и бросая в рот веточку ароматного тархуна. – Самый главный эксцесс мы уже пережили.

– Ты полагаешь? – Дубовицкий скривился. – А мне кажется, что смерть Вано еще долгое время будет всем нам откликаться.

– Да что за трагедия? – удивился Мося, полагая, что Дуцбовицкий расстроен из-за того, что не смог прийти на похороны.

Но тот не на шутку разъярился и выложил на стол рапорт милицейского начальства о том, что позавчера утром в город прибыла тонна опаснейшей наркоты. Более того, пришла так, что если бы не случайный донос, эта наркота потоком хлынула бы на все рынки, вокзалы и злачные места столицы. И замешан в это дело уважаемый покойничек и его родной сынок.

– Кто сдал-то? – небрежно, как бы между прочим спросил Мося, но в ответ мэр схватил его за плечо и притянул к себе. В его исказившемся лице Мося впервые видел столько ярости и неприкрытой брезгливости.

– Кто бы их не сдал, он поступил совершенно правильно! Потому что нормальные люди не гадят там, где жрут! Я отдал вам город в подчинение. На откуп можно сказать. И я рассчитывал, что вы совершенно спокойно сможете здесь жить, зарабатывать бабки и делиться с кем нужно. Три года назад я похерил приказ прошлого мэра и снова разрешил вам организовывать казино. Я велел ментам не трогать борделей и почти легализовал проституцию, я разрешил вашим ставленникам поставлять левую водку в Москву, если только от нее никто не отравится, я отдал вам на откуп рынки, вокзалы, гостиницы, дороги, вдоль которых вы понастроили свои шашлычные, и наконец самые лакомые муниципальные строительственные заказы. И что же я получил взамен? Вы теперь хотите превратить мой город в сточную канаву? Затравить наших детей этим дерьмом?

Слушая его тираду, Мося молча кивал, пожимал плечами, разводил руками и думал о том, что лежавший у него в кармане диктофончик намотает сегодня вечером хороший компромат против почтенного Егорушки. Он понимал и истинные причины его ярости. В кои-то веки своя братва вздумала кинуть его, их покровителя и одного из главарей мафиозного клана Марагулия. И кинуть не на миллион-другой, а на сто миллионов гринов. Причем кинуть грязно, на затертых и заплеванных наркоманских деньжатах. Добро бы, на левой водяре или каких-нибудь сигаретах. Он припомнил Мосе и хладнокровное убийство торговца, отказавшегося платить рэкетирам дань. После этого стихийные толпы кавказских торгашей два дня устраивали в городе демонстрации. Кто как не Егорушка спустил всё дело на тормозах, так, что убийц не только не привлекли, но и вообще представили всё как несчастный случай. А те двести тонн позапрошлогоднего грузинского чая (со вкусом лежалого веника), который мэр велел растаможить, и его под видом «Липтона» и «Маброка» кинули в торговлю, «кинув» таким образом весь город, равно как и гостей столицы.

– Но меня-то по крайней мере ты в чем обвиняешь? – в упор спросил Егора Мося. – Ты же знаешь, что у меня совершенно иная сфера бизнеса.

Мэр знал и эту сферу бизнеса, ведь именно благодаря его прямому приказу по всей столице свободно продавались миллионы пиратских лазерных дисков с музыкой и компьютерными программами.

Тем временем им принесли прохладное терпкое «ахашени», немного пряное, ароматное, пропитанное ореховым маслом сациви, затем пришла очередь шашлыка из мяса молодого ягненка. Сочное мясо на ребрышках буквально таяло на зубах, Мося с сожалением обсасывал их, впоминая, как еще совсем недавно зубами перемалывал ребра молодых баранов.

– Твоя сфера бизнеса – хапать то, что плохо лежит., – столь же откровенно отвечал ему мэр. – И это ты делаешь лучше других, любой ширмач позавидует. Я знаю, что не сегодня-завтра у вас будет проходить стрелка. Или сходка. Или как там это у вас называется. Так вот, либо ты будешь держать в рамках этих оглоедов. Либо кто угодно другой. Но разгула стихии я не допущу. Если в столице начнется беспредел – я спущу на вас всю ментуру и пусть ни Мурадик, и никто другой не обижаются.

– Послушай, Егор, – как можно более убедительно постарался сказать Мося. – О каком беспределе ты говоришь? В этом городе все под полным твоим и нашим контролем. Единственное, о чем я тебя прошу – найди ты этого подлого снайпера, который пристрелил Вано. Пока он на свободе, никто из нас не может чувствовать себя спокойно. Все друг друга подозревают. Дай же ты хоть какую-нибудь гарантию…

– От снайперской пули? – осведомился мэр с иронией глядя на него.

– Неужели ты даже не подозреваешь, кто это может быть?

– Подозреваю. Основная версия следствия, что это дело рук тех же людей, кому принадлежат следы пуль на бензобаке и бортах трейлера. Шофер трейлера очнулся и уже дает показания. За Ростовом за ними устроили погоню с привлечением некой непонятной милицейской машины и ряженых ментов. Однако в Ростовском ГИБДД никто и ничего про этот инцидент и не знает. Делай выводы.

– Значит обратиться к смотрящему по Ростову?

– Решай сам. Не мне тебе советовать. Но я думаю, что тот, кто осмелился устроит Вано такую подлянку, вполне способен нанять для него и киллера. Все складывается очень логично: вначале убрать Вано, затем увести наркотики, а дальше прибрать к рукам весь его бизнес.

– Но так чужой бизнес к рукам не прибирают, – возразил Мося.

– Тебе виднее, как прибирать к рукам чужое, – усмехнулся мэр. – Просто выводы уж больно напрашиваются.

17 мая. Днем.

Ателье индпошива одежды номер 5456 находилось в одном ряду с длиннющим забором, который шел вдоль Перовской улицы и скрывал бесконечные ряды однообразных гаражных клетушек. Ввиду того, что рядом, буквально за стенкой начинался его автосервис, Тамаз Сулаквелидзе посчитал, что это достаточный повод для того, чтобы предложить коллективу ателье пересдать ему помещение. Однако коллектив взял стойкую оборону вокруг своих рабочих мест и не собирались отдавать помещения ни за какие деньги. Бойкие бабульки, всю жизнь проработавшие закройщицами и портнихами, не купились ни на доллары, ни на обещание пожизненных пенсий. Наоборот, наняли милиционера, чтобы охранял их от кавказских парламентеров.

Некоторое время Тамаз с Валико и ребятами всерьез обсуждали какие действия будут более действенными: пристрелить парочку наиболее крикливых старух, похитить дочку директора ателье или просто поджечь его, чтобы ни вам ни нам.

Узнав про эту проблему, Тенгиз посмеялся и попросил их подождать, пока он не посоветуется со знающими людьми. Моисей Лазаревич, узнав про проблему, тоже рассмеялся и пообещал решить ее в два счета. И решил. Первым делом в ателье явился инспектор пожарной охраны и запретил эксплуатацию здания, сославшись на его пожароопасность. А затем Комимущество выставило здание на торги, где его на вполне законных основаниях приобрел Тамаз. И обошлось ему это дешевле, чем он предлагал коллективу ателье, поскольку уплатил за него Мосгорбанк Иосифа Айзенблюма, фактически переложив деньги из кармана в карман. Должок (чисто номинальный) остался, но эта фактическая рассрочка шла целиком в карман Мосе.

В прекрасном двухэтажном здании ателье теперь во всю кипела работа по благоустройству и капремонту. Сбоку уже навесили канадские автоматически поднимающиеся ворота, вот-вот должна была вступить в строй автоматическая мойка. Правда раза два или три перед зданием собирались безработные теперь старухи-закройщицы с плакатами, ну да их дело маленькое. Подъезжавший по вызову Тамаза наряд милиции со щитами и дубинками живо отучил бабулек портить воздух, особенно после того, как им влупили штрафы за несанкционированные митинги и шествия.

Когда Валико подъехал к сервису и заехал внутрь, Тамаз похаживал вокруг роскошного некогда джипа «тойота-лендкрюйсер» с помятой крышей и сморщенным, как бабье лицо, капотом.

Рядом с ним топтался парень с лошадиной челюстью по имени Гурам (по кличке Змей) и, сверкая своими золотыми зубами, пытался втолковать Тамазу, что тот должен сделать машину максимум к послезавтрашнему утру.

– Слушай, дарагой, – возмутился Тамаз, – а почему ты тогда в «тойотский» автосерсис не поехал? Зачем сюда приехал? Потому что тебя оттуда послали, да?

– Нет, – протестовал тот, – потому что ты – человек Вано. А машина пострадала потому, что нас послал Вано.

– Ага, он вас послал, чтобы вы стукнулись в эту ёлку, да?

– Нет, он нас послал за этой чувихой!

– Какой еще чувихой?

– Которая ему что-то не то сказала. Привет, Валико! – сказал Гурам, увидев Тамазова брата.

– Привет, Змей, – ответил тот, подойдя. И спросил Тамаза: – Тысяч на восемь-девять?

Сосредоточенно рассматривая машину, тот покачал головой.

– На десять штук – минимум. И еще надо думать, что с компьютером делать. А один кузовной ремонт чего стоит? Чего ты хочешь? Фактически, я вам должен сделать новую машину.

– Не сходи с ума! – возмутился Гурам, – Какие на хрен бабки? Это машина Вано!

– А я тебе что? завод «Тойота»? Что у меня на всё это деньги есть? – неожиданно зарычал Тамаз. – У меня вот эти руки и есть, а больше ничего, – он поднес к самому его лицу свои громадные волосатые ручищи, покрытые толстой коркой грязи и масла. – Я сейчас тебе адреса дам, а ты поезжай и договорись с ними, чтобы мне все новые запчасти бесплатно дали. Тогда я в память Вано все для тебя бесплатно сделаю!

– Хватит вам орать! – негромко сказал Валико. – Всегда есть кто-то, кто виноват в аварии. Если вы кого-то подрезали, значит, виноват тот, кто вас стукнул, а раз вы спокойно стояли на дороге, то значит на вас кто-то наехал. С него и получите деньги и отдайтеТамазу.

– Этот долбанный «камаз» был государственный. И беларус тот, что ехал ему навстречу и заставил его съехать в кювет – тоже государственный.

– Они что, столкнулись?

– Нет, просто эта сучонка, которую мы по приказанию Вано должны были поучить, рубашку на себе сняла и им сиськи показала. Вот они оба и охренели, клянусь честным словом!

Весь автосервис грохнул от хохота.

– Вот вот! – горестно закивал головой Гурам. – Вы все смеетесь, а мне чего делать?

– Ты же сам говоришь, что виновница баба! Вот найди ее и получи с нее свои десять штукарей. И спокойно расплатись с Тамазом.

Тамаз одобрительно похлопал Валико по плечу. Парнишка ему определенно нравился. Во-первых, он был не только компанейским, но еще и работящим парнем, во-вторых прекрасно разбирался в стрелковом оружии. А в-третьих никогда не терял головы, потому что не пил. Тамаз вообще мало знал своего двоюродного брата, поскольку до встречи в Москве в последний раз видел его в семилетнем возрасте, а с селом, где жил и рос Валико, почтовой и телефонной связи практически не существовало. Поэтому, когда молодой человек заявился вдруг в его гараж в Перово, Тамаз его и не признал. Но потом, за стаканчиком крепкой, пахнущей виноградными косточками чачи, бочонок которой привез с собой Валико, братья вспомнили всех своих друзей и родичей до десятого колена, спели свои любимые песни, и Валико настолько пришелся по душе Тамазу, что тот, узнав, что парень только что с вокзала и жить ему негде, предложил вообще поселиться у него, в просторной трехкомнатной квартире на 2-й Владимирской. Как к этому отнесется его жена Нелли и трое его детей, Тамаза не интересовало. И Валико поселился на его большой, как комната, кухне, заняв топчанчик напротив плиты. Промозглыми зимними вечерами, когда работы в автосервисе не было, у него было вдоволь времени для размышлений.

Размышлял он и сейчас, забравшись под капот растерзанного джипа и резглядывая покуроченный инжектор. Однако мысли его были далеки от технических. Гораздо больше волновало его то, как теперь сложится расклад карт в колоде. Вано, Мурадик, Мося и Егор – таковы были короли четырех основных мастей в колоде. Наркотой и угонами автотранспорта заведовал Вано, рэкетом и лохотронами Мурадик, искусством и «науками» Мося, а Егор был главой административно-чиновничьей мафии, прикрывавшей все их проделки. У каждого из них были свои дамы-советчики, свои валеты-воины, свои десятки-командиры и множество шестёрок-исполнителей их воли. Но были у каждой масти и свои тузы. Это были капиталы, банки, некие тайные пружины, которыми они приводили в движения разных влиятельных лиц. Например, Валико знал, что если бы мэр города не приказал бы в свое время двум своим должникам-генералам ввести войска в город, то скорее всего сейчас в стране снова царил бы генеральный секретарь, а на Первое мая вся страна вышла бы с красными знаменами. Сейчас же пасьянс складывался совершенно непредсказуемо, поскольку один король пал, другой в отсидке, третий партию возглавить не сможет, четвертый авторитетом не пользуется. И что получается? Что во главе поставят семерку? Быть такого не может, пока в колоде есть еще валеты и дамы.

Размышляя так, Валико и думать забыл, что в колоде имелись еще и джокеры, которым надлежало выступить в надлежащий момент и решить исход партии.

2-мя днями позже. Москва. Улица Бутырский вал. 19:22

Место, в котором должна была проходить сходка, решающая судьбу группировки Марагулия находилось в самом центре Москвы, там, где Новослободская улица, вытекая из-под моста, превращается Бутырскую, в обширном и мрачном здании, насчитывающим уже две сотни лет. Оно называлось Бутырской тюрьмой.

Уже с шести вечера, когда здание покинули воспитатели, надзиратели и большая часть охраны, оставив только вечернюю дежурную смену, к зданию стали съезжаться автомобили разных марок, объединенные общей категорией – лимузины. Здесь были представлены все новинки мирового автомобилестроения. Массивные тяжеловесные джипы с бронированными корпусами соседствовали с длинными элегантными сигарами «линкольнов», легендарные «600-тые мерсы» парковались рядышком с акулообразными «БМВ». Выходившие их них личности были под стать своим средствам передвижения, и если бы у каждого из них по доброму старому русскому обычаю были вырваны ноздри или выжжено на лбу клеймо с надписью «воръ», это не смогло бы лучше характеризовать их род деятельности, чем кожаные плащи, золотые кольца и браслеты, кирпичеобразные грубые лица, взгляды исподлобья, резкие движения. Некоторые направлялись к небольшой железной дверце у центральных ворот тюрьмы, другие оставались ждать, ни минуты не расставаясь с мобильными телефонами и пейджерами, приняв все меры предосторожности против возможной засады.

Те же, кто проходил за дверцу, внутренне напряженные и клянущие про себя тех, кто решил собрать их именно в этом месте, внутри встречали прием, совершенно не свойственный для такого рода учреждений. Внутренняя охрана тюрьмы, если не вымерла, то во всяком случае попряталась так старательно, словно их и не было. Гостей встречали специально назначенные люди из числа заключенных и провожали их во второй этаж в довольно обширную и старательно вымытую и свежепобеленную камеру, все население которой было заранее распихано по другим камерам. В тюрьме царила какая-то неземная, необычная настороженная тишина и порядок, за которые старший каждой камеры отвечал головой (в полном смысле этого ветхозаветного выражения).

Войдя в камеру, каждый подходил к сидевшему на койке у окна худощавому мужчине с большим горбатым носом и удивительно большими ушами, целовал его в обе щеки и садился на заранее уготованное ему и подписанное место. Уши у Тиграна Мурадяна были сломаны и вытянуты еще в раннем детстве, когда он в шесть лет что-то стянул у дядьки. Но наука впрок не пошла, видать страсть к разбою в нем была заложена генетически. Поэтому когда он объявил местом очередной сходки Бутырскую тюрьму, его могли заподозрить в чем угодно, но не в намерении сдать друзей властям.

Если бы у преступников существовала такая же иерархия, как в райских кущах, можно было бы сказать, что здесь присутствовали все архангелы и серафимы криминального мира, исключая однако Всевышнего, поскольку таковой в этом мире явление временное.

В принципе, наверное, Мурадику удалось бы договориться с тюремным начальством, чтобы его отпустили из тюрьмы на сходку, но по здравому размышлению он решил не рисковать. Кем был снаряжен неведомый снайпер? ФСБэшным руководством, которому надоел разгул преступности в городе? Мэром, которому давно осточертело быть на крючке у Вано? Милицейским начальством, которое могло опасаться компромата, наверняка имевшимся у Вано? А быть может, каким-нибудь политическим деятелем, которому претили политические амбиции Вано? Или наконец кем-то из заграничной братвы – сицилийской мафии, неаполитанской каморры, японской якудзы, которым прискучило безучастно взирать на действия посланцев Вано? В любом случае для Мурадика, как для правой руки и друга Вано, одного из распорядителей и учредителей его директората, нигде в подлунном мире не нашлось бы более безопасного места, чем в этой прекрасной, комфортабельной, прочной и неприступной крепости. Ведь за двести лет существования этой тюрьмы по преданию лишь одному Дзержинскому удалось бежать из нее.

С другой стороны, людям, которые пришли навестить своего друга в тюрьме (пусть и в неурочное время) власти не могли ничего инкриминировать. На время заткнувшая глаза и уши охрана получила щедрую компенсацию, а начальнику тюрьмы просто подарили маленький домик на черноморском курорте.

Перед гостями на лавках лежали разложенные и нарезанные закуски – колбаса, огурцы, сыр. Имелась и водка, но ею не злоупотребляли. Все прекрасно понимали, что слишком серьезен был предстоящий разговор. Уже стемнело, когда гости приступили к беседе. Пока шел обед, о деле не было сказано ни слова. Все это время специально натренированные нюхачи обшаривали все уголки этой камеры и окрестных в поисках подслушивающих устройств. Все было чисто! И тут был виден тончайший расчет: подслушивающие устройства могли быть заложены где угодно, но только не в камеру, где еще три часа назад было сто человек народа. Если милиция и следила за происходящей воровской сходкой, то откуда-нибудь издалека, не давая себя увидеть. Это значило, что по крайней мере никаких неприятных сюрпризов на сегодня не было заготовлено. Камера была тесной даже для собравшихся тридцати человек, постоянно же в ней содержались около сотни. Гости сидели на нарах, перед ними стояли дощатые лавки, на которых стояли пепельницы.

Тенгиз и Дато Марагулия заняли почетные места справа от председательствующего Мурадика. Валико скромно уселся позади: ему на столь ответственных заседаниях право слова не предоставлялось

Приехавший последним Моисей Лазаревич меньше всего хотел оказаться в таком месте и в такой компании, но делать было нечего: требование мэра было решительным и бескомпромиссным. Что бы ни происходило, а бандитских разборок в столице допустить было нельзя. Слишком дорогой ценой досталось городу звание европейской столицы. В любой момент напуганные стрельбой инвесторы могли отозвать свои капиталы обратно. Такого мэр допустить не мог.

Сев в уголке слева от Мурадика, Моисей Лазаревич притворился невидимым. Иногда это у него хорошо получалось – потупив взор, он часто мог просидеть до конца какого-нибудь заседания совершенно незамеченным. Напротив него сидели члены собрания, могущественные хозяева своих территорий: два представителя из Питера и Екатеринбурга и восемь от разных районов страны. Один из авторитетов Завен Папазян, был председателем. Не менее заслуженный авторитет Мирза-ага не возражал, хотя терпеть не мог армян вообще, и Папазяна в частности. Захоти он побазарить, и в его арсенале оказалось бы множество аргументов, чтобы смешать Завена с дерьмом, особенно в присутствии коллег. Во-первых, Завен был бандит и беспредельщик, во-вторых за ним числилось изнасилование малолетней, в-третьих он был должен всем кучу денег, но не каждый с него мог решиться потребовать свой долг, поскольку в прошлом году еще одного его кредитора (уже третьего по счету) нашли в подъезде с шилом в сердце. В четвертых он вообще был армянином, что могла исправить только могила, однако и Мурадик был армянином, а его Мирза не мог не уважать, каким бы националистом ни был. Столица вообще располагает к забвению межнациональных распрей перед общей опасностью оказаться вдруг под гнетом русского национализма. В глазах постовых и патрульных, все они, что армянин, что грузин, что дагестанец, что аварец, что таджик, что молдаванин, словом любой брюнет был уже нежелательным элементом, «чернотой», «тараканом», и не дай Бог ему выйдя на улицу позабыть паспорт дома или в этом паспорте не окажется вдруг бланка регистрации. Перед лицом общей опасности преступный мир не мог не сплотиться вокруг своих лидеров. А лидерами были они, все, присутствовавшие в тот вечер в одной из камер третьего этажа.

За обедом, пока шла проверка, они беседовали только о личных делах. Сейчас настало время для делового разговора.

Дато Марагулия, бывший заместителем покойного во всех его делах, заговорил первым.

– То, что случилось – мы все знаем, – пропыхтел он. – Все вы провожали Вано в последний путь. А кто не смог прийти, тот помянул его. Но жизнь продолжается. Бригады работают. Кого-то обижают, их надо охранять, финансы должны работать… А стадо без чабана быть не может…

– И кто же это у тебя за козлов будет? – поинтересовался Федот Шелковый.

– Слушай, кто сказал про козлов? – побагровел Дато. – Я такой вещь не говорил… Ты к словам не цепляйся! Мы и так могли бы Тенгиза сделать старшим. Но решили сначала посоветоваться с уважаемыми людьми…

– Слава Богу, что нас в этом доме еще кто-то уважает, – заметил сильный и жилистый тип, профессиональный бандит и рэкетир Руслан Гараев по кличке Гора.

– Мы уважаем всех, кто нас уважает! – веско сказал Дато. – Ладно, я закончу, а вы решайте как хотите. Кто-то должен принимать решения, кого-то должны слушаться все остальные. Иначе начнется бардак. А когда начинается бардак – это то же самое, что пожар. Кто хочет на нем погреться – руки себе сожжет. Короче, я мог бы предложить себя. Или кого-нибудь другого. Тебя, тебя, тебя… – Он ткнул пальцем в нескольких сидевших напротив него авторитетов. – Но по справедливости на этом месте должен сидеть вот этот молодой парень, – он указал на Тенгиза, – потому что он – одна кровь с Вано, он его сын, его люди будут слушать. Но вопрос крови – это не главный и не единственный. Второй вопрос – это вопрос финансовый. Тенгиз наследует отцовские деньги и ценности. Он в курсе всех наших дел, он знает как там и чего, знает, что у нас и где лежит. Вполне закономерно, что он должен унаследовать и отцовскую должность.

– Вообще-то должности не наследуются, – заметил Руслан, – на должности назначают. А наследуют титулы: скажем, граф, герцог, король… Нет, слушай, никто не против того, чтобы Тенгиз получил папин дом, сад, машину, дачу. Он может и любовницу папину взять. Но мы ему не бляди, чтобы ему наши ж… подставлять. Не так разве?

Собравшиеся зашумели. Тенгиз побагровел.

– Нет, пускай он сам скажет: он сам хочет занять папино место? – спросил Папазян.

Тенгиз посмотрел на председателя.

– Что за вопрос? Хочу – не хочу! Я его займу, потому что это место мое. Оно принадлежит мне. Я имею во всех делах братвы с пятнадцати лет. Отец готовил меня к руководству и я буду руководить, чего бы это мне не стоило.

– Тенгизик, мальчик мой, – со всей возможной мягкостью сказал Мирза-ага, – будь благоразумным. Никто не говорит, что ты глупый или наглый, или не умеешь руководить. Может быть, ты и станешь со временем хорошим руководителем. Но, пусть тебе подтвердят все здесь присутствующие, что никогда не сможет руководить тот, кто не умеет подчиняться. Ты был активен, да, но ты никогда не был руководителем. И никогда никому не подчинялся, кроме своего папы. Мы знаем также, что ты никогда серьезно не занимался делом.

– Я начну им заниматься сейчас.

– Но у тебя нет еще опыта, – возразил Папазян. – Если ты претендуешь на право управлять такими важными делами, то ты должен еще и уметь управлять. Возможно, ты и имеешь эти способности, но это не доказано, ты их еще ни в чем не проявил. Возможно, со временем, ты их проявишь, но мы должны все решать здесь и сейчас.

– А я тебе говорю, что я умею управлять людьми! – выкрикнул юноша едва ли не со слезами в голосе.

– Вот и управляй людьми, – в тон ему бросил Гора, – а собой я буду сам управлять.

Это была серьезная угроза, поскольку Гора отвечал за сбор дани с проституток нескольких самых фешенебельных отелей.

Моисей Фраэрман ничего не говорил. Он ждал, когда за него всё скажут остальные.

– Это правда, – ударив кулаком по лавке сказал Дато Марагулия, – что мой племянник не имеет опыта, но у меня он есть. Я был советником у Вано, буду советником и у Тенгизи, мы оба этого хотим.

Снова Фраэрман промолчал, так как видел, что готовится выступить Булгахтер и похоже сейчас все сделает за него.

– Дато, – сказал Булгахтер, – мы все доверяли вам. Вы были ценным советником дорогого Вано, но ведь вы не были руководителем. А ваши, но есть, наши, люди нуждаются сейчас в руководителе, сильном и опытном.

– И чистоплотном, – добавил Федот, выпустив из обеих ноздрей две струи табачного дыма.

– Что ты сказал? – изумился Мурадик.

– А что я такого сказал? – переспросил Шелковый. – Ничего. Я просто сказал, что нормальный руководитель не должен левачить от своих подчиненных.

Тенгиз смотрел на него так, что если бы все они не сдали оружие при входе, за жизнь Федота никто не дал бы гроша.

– Сейчас только бабушки на рынке не знают, что в ночь, когда его убили, Вано, получал трэк с «базой». И встречал трэк его сынок. А «базы» было совершенно безумное количество – то ли пять тонн то ли десять. Всё это делалось втайне от братвы. И этот, мля, будущий руководитель и слова не сказал ему, что, мол, батяня, нехорошо так поступать, не по понятиям. Делиться, мол, надо с теми, кто за тебя свою грудь под стволы подставлял…

Рука Валико на его плече казалась Тенгизу буквально каменной. И чем сильнее он напрягался, пытаясь вскочить и броситься на Федота, тем тяжелее эта рука казалась.

Затем слово взял Моисей Лазаревич и прочувствованным голосом произнес, что не думал, дожить до такого позора.

– Я все мог пережить, – бурно возмущался он, – но не эту гнусную минуту, когда услышал столь чудовищные обвинения в адрес нашего покойного друга. Не успела еще высохнуть земля на его могиле, как на его грешные кости излился шквал столь низкой клеветы, что я подумал: а те ли это люди, что ели с нашим Вано шашлыки и пили вино, крестили своих детей, целовались с ним при встрече… Да как у тебя только язык повернулся, Федька, бессердечный ты щенок, я ведь тебя помню пацаном, как ты торговал планом на Дорогомиловском рынке! И ты думаешь, что наш Вано утаил бы от нас эти деньги? Да, он пустил товар не обычным путем. Но почему – кто-нибудь задавался мыслью? Да только потому, что хотел спасти чьи-то жизни – может и твою Федька. Потому что товар обложили сразу же, как только трейлер вышел на трассу. Их несколько раз могли уложить по дороге, но когда они все же оторвались, то суки решили со злости замочить Вано. И прежде чем делить его кресло и бабки, может, сначала имеет смысл выяснить у кого поднялась рука на нашего друга? Ведь пока мы не выясним этого, никто из нас не сможет считать себя в безопасности.

Мурадян сделал ему знак помолчать и оглядел собравшихся.

– Бурый? – полуутвердительно спросил кто-то.

– Санёк Буров? Не может быть, – возразил другой. – Это мужик правильный.

– На что только не пойдешь ради лавы? А лава там немеряна…

– Это с другой стороны, – подытожил размышления Мурадян. – Это те, кому их сдали. Но были и те, кто их сдал. Слышишь, Тенгиз, кто еще был на переговорах по этому делу?

– Я и дядя Дато, – сказал растерянно юноша. – Но вы же не будете подозревать нас?

– Нет, конечно, – согласился Тигран. – Но такую операцию невозможно было осуществить без прикрытия. Вот кто ее прикрывал, тот ее и сдал. И мы это выясним. Теперь насчет организации. Ты пойми, Тенгиз, лично против тебя никто и ничего не имеет. То прежде чем Вано стал паханом, он имел за плечами тюрягу и не одно КПЗ, он вволю похлебал баланды на лесоповале и лишился почти всех зубов после одного допроса. Он с ребятами ходил под пули и имел несколько дырок в шкуре. Поэтому Вано его ребята просто должны были слушаться. Тебе же они ничего не должны. Ты не потратил годы на завоевание этого города. Ты также не имел за плечами таких дел, которые заставили бы их почувствовать твой авторитет. И ты ничем не убедишь их в том, что ты – хороший. Матах, твой отец сказал бы тебе то же самое, что и я, он просто не успел этого сделать. «Не пытайся схватить чемодан, сказал бы он, если не уверен, что сможешь его дотащить». Для твоей собственной пользы, поверь мне, ты еще не в состоянии, взять на себя руководство всеми нами.

Тенгиз попытался ответить, но его дядя удержал его.

– И теперь ты возьмешь это на себя? И будешь руководить нами прямо из Бутырки? – произнес он, с ненавистью глядя на Мурадика.

Тот лишь развел руками.

– Как видишь, у меня получается тут даже сходки устраивать. Но я никогда не рвался на первые места, и сейчас не рвусь. Слава Богу, под подушкой у меня спрятано немножко деньжат, а Рантик? Мне их на остаток жизни хватит. Но я думаю обо всех вас. О том, что завтра один скажет: «этот район мой и сюда чтоб никто не заходил». Другой скажет, «эти лотки мои», или «этот рынок мой». А в чужих руках, как известно, и х… толще кажется. Один себе прихватит чужой рынок, другой – наедет на чужой банк. Это что получится? Получится базар. Получится война. Это мы уже проходили. Кому охота брюхаво под пчел подставлять? Поэтому все оставляем как есть. Никого друг другу навязывать в начальники не будем. Сколько раньше в общак сдавали, столько и будут сдавать. Каждый молодой подчиняется своему старшему, а старший – сходке. Рантик, контролировать финансовые поступления и особенно отчисления будешь ты. Поскольку мы не должны терять тех, кого прикормил Вано.