Текст книги "Как жизнь, Семен?"

Автор книги: Виктор Московкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

8. Медведь

Лагерь готовился к празднику – дню открытия первой смены. Девочки декламировали стихи, хор разучивал песни. Елена Григорьевна, старшая пионервожатая, дала ребятам пьесу.

Ромке предложили играть в пьесе роль Василька, но он наотрез отказался.

– Не подходит, – убежденно заявил он. – Не в моем характере бегать от каких-то там медведей.

По ходу пьесы Василек встречает в лесу медведя и удирает, бросив корзинку с грибами. Вот это и не нравилось Ромке, потому что он любил рассказывать, как однажды убил в лесу сразу двух гадюк, а в другой раз спас от разъяренного быка девочку. И после этого ему предлагают такую роль? Да Ромка лучше умрет, а играть не будет.

Валерке досталась роль медведя. Роль ему очень понравилась, потому он решительно возразил:

– Убежишь. Не только ты, а любой убежит.

– Конечно, ты убежишь, – снисходительно сказал Ромка. – А я не таких медведей видывал. И даже злющего быка не побоялся, А у него рога – во! Силища!.. У десяти медведей столько не будет… Я шел, смотрю – девчонка…

И Ромка в десятый раз со всеми подробностями стал рассказывать о своем подвиге.

– Не хвастай, – остановил его Валерка.

– Что, неправда, думаешь?

– А то правда?

– А то неправда?

Вперед высунулся Сега.

– А пусть он посидит у кирпичного завода, – вставил он и даже подпрыгнул от удовольствия: разрушенный кирпичный завод находился в лесной чаще, и ходить туда многие боялись.

– Докажи, что ты храбрый.

– Ладно, не сдавался Ромка. – Докажу…

Место было мрачное. Кругом росла крапива, чертополох, серые поганки. Ромка пришел к заводу сразу после завтрака. Сел да так и застыл, боится пошевельнуться. Все ему кажется, что сзади кто-то есть. Лицо его становится то свекольным, то бледным, как полотно.

В лесу сумрачно. Пахнет прелыми листьями и мхом, изредка прощебечет сонная птица, и опять все замирает.

Близится к двенадцати. Скоро понесутся звуки горна.

 
Бери ложку, бери хлеб —
Собирайся на обед!
 

И тогда Ромке можно бежать в лагерь, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Пусть ребята приходят к развалинам проверять: Ромка на кирпичах нацарапал свое имя.

Только все же сидеть еще долго. Хотел было сбежать раньше – авось, никто не узнает, но самолюбие удержало: а вдруг узнают в лагере – насмешек не оберешься.

«Я им докажу, – храбрится он, потому что, если не храбриться, то страх втрое усиливается, – Валерка на моем месте давно бы умер». Ромка незаметно для себя усмехается.

Вдруг сзади раздается треск сучьев, Ромка оглядывается и замирает.

Напролом продирается сквозь чащу… бурый медведь. Идет прямо на Ромку, крутит головой и фыркает, как загнанная лошадь.

Словно ветром сдунуло Ромку с развалин, сдунуло и понесло в сторону лагеря.

Хлещут ветки по рукам и лицу, высокая крапива жжет голые ноги, а ему ни до чего – мчится во всю прыть. И рад бы закричать «мама», да язык прилип, рад бы заплакать – слез нет.

Оглянувшись, Ромка похолодел. Медведь делал такие отчаянные прыжки, что ему мог бы позавидовать любой спортсмен из лагеря. Вот уже за спиной слышатся равномерные медвежьи вздохи и выдохи.

– Ма!.. – пролепетал Ромка и грохнулся на землю. Он знал, что, если лежать без движения, медведь может и не тронуть. Так Ромка и сделал, зарывшись лицом в мягкий мох.

Теперь он проклинал себя за то, что поспорил с Валеркой. Ромке представлялось, как его, растерзанного, найдут в этом глухом лесу.

Медведь медленно обошел вокруг храбреца и легонько пощекотал его мохнатой лапой. Ромка не переносил щекотки, но здесь даже не вздохнул. Тогда медведь шлепнул Ромку по затылку. Ромка не шевелился. Страх сковал его. А медведь медленно ходил вокруг мальчугана, видимо, обдумывая, что ему предпринять.

Неожиданно он начал ломать ветки и засыпать ими упавшего. Трудился он долго и, как видно, с наслаждением. Когда Ромка был сплошь завален ветками, медведь взобрался наверх и вдруг… сказал человеческим голосом.

– Эх, Ромка! Хороший ты был человек! – Медведь притворно всхлипнул.

– Валерка-а! – взвыл из-под ветвей Ромка, сбрасывая с себя тяжелый груз. – У-х-х! Ва-а-ле-ерка!

Он вскочил на ноги и принялся тузить «медведя».

– Хватит, Ромка, хватит, – давясь смехом, уговаривал его Валерка. – Я ведь пошутил. Х-ха!

– У-х-х! Валерка! З-дорово, – запинаясь, повторил Ромка. – И-и-и ка-а-ак это я не догадался? Знал ведь – ты медведя и-играешь!

Тем временем Валерка сбросил с себя шкуру и вытирал майкой вспотевшее лицо.

– А все же ты храбрый, – сказал он наконец. – Никто не просидел бы здесь так долго.

– Д-да, х-храбрый… Испугался как!

Он с интересом рассматривал сброшенную шкуру, потом спросил:

– Н-надену, ла-а-дно?

– Надевай, – согласился Валерка. – Кого-нибудь сейчас еще напугаем.

9. Валет

Мимо лагеря, извиваясь змейкой, течет светлая речка Ольшанка. Сначала по берегу идет густой лес, высокий и плотный, потом начинаются кусты и мелкий березняк, заросший малинником. За кустами просвет – там широкая поляна с медовым запахом цветов. Поляна – любимое место лагерной детворы. Сегодня сюда пришли ребятишки из отряда самых маленьких. Пришли с Марусей Борисовой, которая обещала читать им сказки. А за ними увязалась лагерная собачонка Валет.

Малыши уселись вокруг, слушают Марусю. По траве носился за шмелями Валет: то присядет, то прыгнет, как будто исполняет неведомый люду собачий танец. Сзади за бугром пристроился Сега Жожин.

Сега хитрый. Спрятав голову, он не глядя обстреливает ребятишек еловыми шишками. Его не видят, но за шишками следят и удивляются, откуда они прилетают. Но вот Сега попал Марусе по макушке. Девочка быстро оглянулась, заметила руку. Она позвала мальчика, но тот глубже спрятал голову и, наверно, думал, что его по-прежнему не видят. Тогда Маруся сказала:

– Прогоните его.

Малыши гурьбой бросились к Сеге и с торжеством вытащили из-за бугра за ноги. Почуяв недоброе, Сега отчаянно заревел. Ребятишки отпустили его, удивляясь, как мог из Сегиной глотки вырваться такой вой.

Но озорник хитрил. Оказавшись на свободе, он вскочил на ноги и пустился наутек.

Невдалеке сидел на траве, обхватив колени руками, Диамат Песочкин. Рядом, обливаясь потом, рыл лопатой землю Василий Самарин. Сега заинтересовался.

– Клад ищешь?

– Клад, – подтвердил Василий.

– Возьми в пай. Я тоже копать умею.

– Хитрый, – засмеялся Василий. – Я этот клад вторую неделю ищу. Скоро доберусь. Видишь – сначала земля попадалась, потом серебро, скоро золото пойдет.

Сега таращил глаза и видел только белый песок, какого много по берегам Ольшанки.

– Чего врешь? Врет он, Диамат, да?

Диамат пожевал губу, затем сгреб Сегу и начал тискать. Сега опять завыл. Спасаясь от крика, Диамат закрыл ладонями уши. А Сега пошел жаловаться вожатому, но своевременно вспомнил, что вожатый велел ему прибраться в палате. Прибираться не хотелось. Тогда Сега опять побежал на поляну слушать сказки.

В чаще леса он услышал шаги. Сега опрометью бросился по тропинке и через минуту врезался в кучу ребятишек.

– Я больше не буду, – плаксиво сказал он, пугливо посматривая в ту сторону, где ему послышались шаги.

Воздух звенел стрекотом кузнечиков. Пахло сосной и цветами, которые рассыпались по всей поляне белыми, желтыми, голубыми точками.

– Чего ты там увидал? – спросила Маруся и вдруг вздрогнула. От леса прямо на них шел медведь…

Шкура складно сидела на Ромке. Это был не очень большой и не очень маленький медведь. Ромка, фыркая и кувыркаясь, медленно приближался к малышам. Те сначала смотрели на него недоуменно, а потом пронзительно завизжали. Одни бросились бежать, другие жались к Марусе, побледневшей от испуга.

Ромка опять перекувырнулся, а потом заревел так, что у самого пробежали по спине холодные мурашки. Не успел он закрыть рта, как из леса выкатился черным шариком Валет. От неожиданности Валет сделал стойку и, подняв морду, тоскливо завыл.

– Кыш! Кыш! – нерешительно прошептала Маруся, замахиваясь на медведя книжкой.

– Кыш! Кыш! – наперебой закричали малыши, прячась за ее спину.

Валет прыгнул к «медведю» и тут же с воем отскочил. Пробежав порядочный круг, он остановился около страшного зверя и стал рыть лапами землю.

А «медведь» рычал, вертел башкой и фыркал. Раз ему удалось больно лягнуть Валета. Внезапно рассвирепев, Валет цапнул его за ногу. Ромка взвыл и бросился бежать. За ним с радостным лаем неслась собака, трепала шкуру, путалась в ногах. Ромка запнулся и упал.

– Мама! – заорал он. – Мама!

Изумленная Маруся не знала, что делать. Потом быстро подбежала, ощупала шкуру.

– Кто это? Да придержи, Сега, собаку. Кто здесь?

– Я, – со стоном отозвался Ромка, вылезая из шкуры. Когда показались его вихры, а потом веснушчатое лицо с гримасой боли, малыши загалдели, обсуждая удивительное происшествие.

– Нашел кого пугать, – укоризненно сказала Маруся. – Где такую шкуру взял?

Ромка не отвечал и даже не смотрел на нее; он разыскивал глазами Валерку. Но того нигде не было.

– За это тебе попадет, – пригрозила Маруся. Ромка тоже подумал, что просто так ему не отделаться. И как назло нет Валерки…

– А зачем ты в шкуру залез? – спросил Сега.

Сегин вопрос совсем доконал Ромку. Он уткнулся головой в колени и от боли и предстоящего разговора с вожатым тихонько захныкал. Валет подошел к нему и лизнул в лицо.

10. Находка Василия

Сзади лагеря, в тени старых сосен, стоит маленькая избушка с единственным окном, да и то очень узким. Внутри нее прямо на полу лежат мешки с гипсом, банки белил, валяются незаконченные этюды, кисти. Стены утыканы гвоздями, на которых висят картины, изображающие виды лагеря и его окрестности. В избушке так тесно, что нельзя повернуться, не рискуя свалить что-нибудь.

Среди этого беспорядка вечно суетился лагерный художник Николай Иванович Бабанов. Подвижный старичок среднего роста, с выгоревшими бровями, он напоминал кудесника из старых сказок. Каждый год на лагерной выставке детского творчества показывались незатейливые этюды, скульптурные группы, выполненные его учениками.

Яша Осокин сначала приходил сюда помогать пионерам своего отряда разводить гипс и просто советовать. А потом вдруг так увлекся лепкой, что стал проводить здесь все свободное время. Уже целую неделю он трудился в поте лица над спортивным кубком. Кубок представлял земной шар с фигурой легкоатлета наверху и должен был, по мнению вожатого, поразить лагерных спортсменов своей оригинальностью. Теперь кубок был почти закончен. Яша счищал скальпелем лишний гипс.

Перед обедом забрел к дому художника Диамат Песочкин. При виде кубка он сказал: «Вот здорово!» И тут же ушел, признавшись, что от краски у него болит голова.

Следом за ним появилась старшая пионервожатая Елена Григорьевна. Отозвав Яшу в сторону, она сообщила ему о проделке ребят. Яша только присвистнул.

– Ты объяви им на линейке выговор, – посоветовала Елена Григорьевна. – Скажешь, что при повторении подобных вещей исключим из лагеря. Очень подействует.

Яша работал вожатым первый год и к замечаниям Елены Григорьевны, опытной учительницы, прислушивался внимательно.

Его отряд размещался в крайнем павильоне; около крылечка сразу начинались сосны, которые дальше стояли плотными рядами. Сбоку под песчаным обрывом текла Ольшанка.

Валерка и Ромка посыпали битым кирпичом пятиконечную звезду. При виде вожатого они стали работать еще усерднее.

– Трудитесь? – спросил Яша голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Валерка ласково улыбнулся и сказал:

– Красивая звезда стала? Да, Яша? Она была неровная. Мы с Ромкой думаем: давай поправим звезду. Пусть все смотрят и завидуют.

– Что-то вы до сих пор не поправляли. Сколько раз говорил. Ну ладно, Ромка пусть доделывает, а ты, Валерка, пойдешь со мной.

Валерка уныло поплелся за вожатым.

– Если бы Ромка не похвастался… А то расхвастался. Я и хотел его немного попугать, чтобы в другой раз не говорил так. А потом нам захотелось еще кого-нибудь напугать. Увидели малышей, а они сразу разревелись, – оправдывался он на ходу и виновато отводил глаза.

Яша был непроницаем, вопросов не задавал и только разглядывал мальчика, будто первый раз видел.

– Так, – зловеще протянул он.

– И отчего это, – воскликнул Валерка, – хочешь так, получается совсем не так.

– Вот-вот, и я про то, – вставил вожатый. – Слишком много озорничаете, потому так и получается.

Чистосердечное Валеркино признание успокоило его. Яша и сам недавно был мальчишкой и озорничал не меньше других. Кроме того, он был уверен, что ничего похожего ребята больше не сделают. И он решил не вызывать их на линейке перед строем. Зачем так строго наказывать человека, если он осознал свою вину? Яша даже гордился немного, что сумел так просто подойти к мальчику, вызвав его на откровенность. Но все-таки он решил, что ребята должны понести какое-то наказание.

– Сколько переволнуешься из-за вас! Не доглядишь – и натворите чего-нибудь, – сказал он. – Скоро в поход пойдем, разведку надо…

Валерка даже подался вперед.

– Я пойду тоже? – глухо спросил он. – И Ромка?

– Думается, что вы-то как раз и не пойдете… Еще точно неизвестно.

Неопределенность Яшиных слов сильно огорчила Валерку. «Ничего себе, – уныло размышлял он. – Пойдут в разведку, а мы с Ромкой в лагере».

Когда он вышел на крыльцо, Ромка все еще трудился над звездой. Она теперь бросалась в глаза своим красным цветом. Увлекшись, Ромка даже не заметил Валерку, который прошел в сторону речки.

Чем дальше шел Валерка от лагеря, чем больше думал, тем хуже становилось настроение. Одна за другой всплывали в памяти неприятности. Вспомнил, что третьего дня Маруся перекидывалась с Ромкой шишками. Кидала и смеялась! Тогда Валерка не придал этому никакого значения, а сейчас усмотрел обидное для себя. И решил, что с Марусей разговаривать ни о чем больше не стоит. Карандаш придется ей возвратить назад – пусть знает, как кидаться с Ромкой шишками.

Сел Валерка на траву около дерева, огляделся и еще скучнее стало, горький комок к горлу подкатился.

Может, заплакать, чтоб легче было? Говорят, помогает. Попробовал всхлипнуть – в самом деле полегче стало. Всхлипнул еще раз. Затем провел рукой по глазам и удивился – слез не было. Обидно: даже выплакаться нельзя. Ткнулся Валерка лицом в мягкую траву и заколотил кулаками по земле, надеялся, что поможет. Стукнет и всхлипнет, стукнет и всхлипнет. Очень интересно получается! Только вдруг слышит голос. Испуганно повернулся: стоит перед ним Маруся с сачком в руке – бабочек ловила.

– Тебя обидел кто, да? Ты, кажется, плачешь?

И такой у нее участливый голос, что у Валерки от ее слов защипало в носу. Но он гордо ответил:

– Кажется… Тебе все кажется. На самом деле я только что смеялся.

Маруся села на корточки и стала внимательно смотреть на него. Валерка тотчас откатился и оказался к ней спиной. Глядел туда, где синий край неба опускался на верхушки деревьев.

– Я твой карандаш давно исписал, – сказал он, краснея от лжи.

– Ну и что, – беспечно отозвалась Маруся. – Хочешь, я тебе другой дам?

– Не требуется.

– А ты все же плакал, да? Я давно тут хожу. Слышала… Ты плакал, – упрямо говорила девочка. А Валерка смотрел на нее и думал, что все девчонки любопытные и надоедливые.

– Я тренируюсь, – сказал он. – Слышал, как одна девочка из вашего отряда плакала, когда ногу уколола. Интересно у нее получалось. У меня почему-то не получается.

– Ух, и хитрый ты!

– А чего ты с Ромкой шишками кидалась? – ревниво спросил Валерка. – И смеялась тоже?..

Маруся не знала, что ответить.

– Я думала… я просто так, – сказала она.

Валерка молчал, его вполне удовлетворил такой ответ. Он уже хотел повернуться лицом к девочке, но в эту минуту она внезапно обхватила его за шею и поцеловала… Когда Валерка опомнился, она уже неслась по лужайке к лагерю, вскинув на плечо сачок.

Валерка перекувырнулся, встал на голову, потом потрогал то место, которого коснулись Марусины губы, вскочил и понесся, не видя куда.

Ох, уж эти песчаные берега Ольшанки! Как они надоедают иногда. Песок сползает к воде, а вместе с ним и ноги. Того гляди, выкупаешься во всей одежде. Валерка даже устал шагать по сыпучему песку.

В стороне, за лесом, прошел поезд. Слышно, как стучат по стыкам колеса. Валерка приложился ухом к земле, стал гадать, в какую сторону идет поезд. Сначала подумал – идет со стороны города, потом решил, что нет. Он вскарабкался на верх берега и тогда раздумал отгадывать: все равно проверить не удастся. Поспорить бы с кем – туда-сюда.

А ведь где-то здесь должен быть Василий. Ребята видели его – глину какую-то ищет.

Валерка сложил рупором ладони и протяжно окликнул Василия.

– …лии-й! – раздалось в лесу ответное эхо.

– …и-й! – разнеслось вдалеке.

Валерке это понравилось. Он крикнул еще и напрягся, слушая. В это время сырой ком земли шлепнулся около его ног.

Мальчик удивленно посмотрел по сторонам – никого. Тогда он решил схитрить.

– Чего кидаешься? – заорал он что было силы.

Каково же было его удивление, когда он услышал приглушенный голос, который донесся из-за кустов, где река делала крутой поворот. Голос принадлежал Василию. Валерка подошел и увидел сквозь кусты сначала белую панамку, а потом и всего Василия.

– Вон ты где, – облегченно вздохнул он. – А я-то думал: куда мог пропасть?

– Тсс… Не кричи так громко, – шепотом сказал Василий.

– Я не кричу, – тихо ответил Валерка, пробираясь к нему. – Что делаешь?

– Пескарей ловлю. Тише, а то они хитрые, все слышат.

– Скажешь тоже! – недоверчиво протянул Валерка.

– Слышат, – подтвердил Василий.

Он сидел у самой воды, упершись загорелыми ногами в песок. В руках у него был маленький прутик с белой ниткой, поплавком и крючком.

Валерка сел рядом и стал смотреть на поплавок, который тихонько прыгал, но в утоп не шел. «Что такое? – недоумевал Валерка. – Клюет или не клюет?» Он невольно проследил за леской до самого крючка. На крючке извивался жирный червяк, а около него вертелась стайка рыб. Некоторые из них были не больше червяка.

Вдруг рыбешки бросились врассыпную. Показался толстый и важный пескарь. Он ткнулся носом в червяка и вдруг…

– Тащи! – закричал Валерка.

От крика пескарь ошалело рванулся в сторону, но Василий дернул удочку. Рыбешка вылетела из воды.

– Еще один.

Василий опустил пескаря в маленькую лужу, отгороженную от реки. Там уже плавало несколько штук.

– Куда их тебе? – спросил Валерка,

– Чудак! Жарить буду. Вкуснее пескаря рыбы нет…

– Облупился-то как! – сказал Валерка.

– Кто облупился?

– Нос у тебя.

Василий безнадежно махнул рукой.

– Счет потерял. Каждый день кожа сходит.

– Ты маслом мажь. Бери мою порцию и мажь.

– Что ты сегодня какой добрый? – Василий подозрительно взглянул на мальчика.

– Так, – улыбнулся Валерка, но тотчас поправился: – Скучно как-то.

– А ты делом займись. Скучно это потому, что у тебя в голове дельного ничего нет. Один сумбур.

– Чего?

– Сумбур. Так говорят про людей, которые ничего не делают, а все выдумывают, понимаешь, такое…

– Что? Глупое?

– Ну да… Не, не глупое, а такое…

Василий пошевелил пальцами.

– Понял, – сказал обиженно Валерка. – Пусть у меня сумбур, пусть я ничего не делаю, а ты что нужное делаешь? Пескарей ловишь?

– Я почву изучаю.

– Почву, – презрительно фыркнул Валерка. – Чего ее изучать? Это только агрономы изучают. А вообще есть земля, землей и останется.

– Для кого как.

Валерка вздохнул, сломал веточку и бросил в воду.

– Все это неинтересно, – заявил он. – Тебе, может, и интересно, у тебя нет полета мысли.

– Какого полета? – удивился Василий.

– Обыкновенного. Одни люди мечтают о чем-нибудь, а другие не могут. И роются в земле.

Василий достал из кустов комок светло-коричневой глины и бережно передал Валерке.

– Посмотри, что ты здесь видишь?

– Ничего не вижу. Обыкновенная глина и камушки.

– В голове у тебя камушки, – рассердился Василий. – А это… это, наверно, охра.

– Какая охра?

– Самая настоящая, только еще не очищенная, из нее художники приготовляют краски. В любой картине есть охра. Без нее не обойдешься. По всему берегу ее видимо-невидимо. На лакокрасочный завод напишу письмо и отправлю немного для пробы. Вдруг моей находке цены нет. И перевозить охру легко: железная дорога близко.

Теперь Валерка с интересом рассматривал кусок глины. Может, и правда Василий сделал ценную находку!

В это время сверху посыпался песок, а вместе с ним скатился Ромка.

– Вот вы где! – обрадованно сказал он. – А я-то искал! Пошли купаться.

Руки у Ромки были красны от кирпичной пыли, пятна были даже на потном лбу.

– Все звезду делал. Теперь как картинка.

Василий купаться отказался: понес на кухню пескарей. Валерка и Ромка понеслись по берегу наперегонки.