Текст книги "Рождение нации (СИ)"
Автор книги: Виктор Дьяков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Дружинников ошеломила быстрота и результат произошедшего. Куда быстрее отреагировала девочка. С пронзительным воплем она вырвалась из объятий няньки, подбежала к распростертому во весь свой рост лицом вниз телу убийце ее матери и стала пинать его своими босыми ножками. Потом она схватила недвижимого Бучилу за волосы и принялась вертеть его голову, словно пытаясь оторвать. Один из дружинников бережно поднял и оттащил девочку, но та продолжала вырываться, кричать и изловчилась укусить его за палец. Дружинник вскринул от боли, замахнулся... но не ударил, а лишь обозначил движение, что собирается ее отшлепать. Этот укус вызвал смех дружинников и разрядил обстановку. Но девочка восприняла движение дружинника как истинное намерение и испугалась...
Она с мольбой посмотрела на Вячеслава, поняв, что среди этих враждебных пришельцев есть один, у которого она может найти защиту. И когда дружинник ее отпустил, она тут же кинулась к нему, своему спасителю, убившему убийцу его матери, того кто причинял боль и ей. Юная княжна с разбегу бросилась на еще не успевшего отойти от поединка Вячеслава, обвила руками его шею, прижалась к его твердой "кольчужной" груди, лепеча багодарности по-мещерски. Княжич никак не ожидал такого проявления чувств, к тому же девочка оказалась далеко не пушинкой. Во всяком случае, он в свою очередь вынужденный принять ее в сои объятия, попятился шага на два-три, когда она с разбегу буквально прыгнула на него. Тут же княжна вновь залилась слезами, а княжичь успокаивающе поглаживая ее по спине. За тот небольшой промежуток времени, что она к нему прижималась, Вячеслав успел почувствовать и изгибы ее тела и тот дурнопьянящий лесной запах, что действительно исходил от юной мещерской княжны.
Кривичанки низкого происхождения, много работающие и не всегда регулярно мывшиеся, обычно пахли не очень приятно. Но в среде потомственной племенной знати кривичей уже появились женщины по мере возможности за собой следящие. У некоторых из них имелся свой штат прислужниц, в обязанности которых вменялось мытье, умащивание и одевание своих хозяек. У матери Вячеслава, как и полагалось по статусу княгини, насчитывалось с десяток таких прислужниц, и каждая имела свои особые обязанности. Например, наиболее приближенная, пользующаяся особым доверием прислужница, ходила с княгиней в баню и там ее мыла и умащивала благовониями, привозимыми купцами из ромейской земли из города Царьграда. До сих пор Вячеслав как-то не задумывался, почему от матери и прочих знатных женщин его племени исходит совсем иной запах, чем от большинства смердок. Он простодушно считал, что это богиня красоты Лада наделила именно знатных женщин таким вот благоуханием. Сейчас Вячеслав обонял от льняных волос и тела княжны какой-то особый дотоле совершенно неведомый ему запах. То не были благовония, да и даже самые знатные и богатые мещерячки не имели возможности покупать благовония из Царьграда – ни какие купцы в такую глухомань не заглядывали, да и мещеряки из своих лесов по доброй воле отлучались крайне редко. Мещерские леса находились в стороне от основных торговых путей, и мещеряки жили обособленно в своем замкнутом мирке. А запах?... То был всего лишь запах абсолютно чистого, регулярно омываемого озерной водой тела здоровой, сытой девочки, где ничего не болело, не гнило, где каждая клеточка благоухала лучшим в природе запахом – чистоты и здоровья.
– Не бойся, не бойся... никто больше тебя не посмеет тронуть... не плачь,– шептал княжич поглаживая девочку по волосам и спине.
Нянька тем временем подползла к нему и принялась целовать его грязные сапоги, благодарила, с трудом подбирая славянские слова:
– Цпацы княц мой маленький хоцяйка, тебе княц Кову за нее мног шкур дацт, мед дацт...
Вячеслав хоть и внимательно слушал, но не все понимал и из слов благодарности и обещания богатого выкупа за княжну. Он, наконец, освободился от цепких объятий девочки и передал ее няньке...
Воспользовавшись тем, что значительная часть кривичей отвлеклась на поединок Бучилы с княжичем, большая часть обитателей селища успела разбежаться и спрятаться, либо в лесу, либо доплыть на долбенках на противоположный берег озера, тоже поросший сплошным лесом. А в окрестных хорошо им знакомых лесах спрятаться было проще простого. Ну, а княжич после того как заколол Бучилу уже решительно взял бразды правления в свои руки. Неуправляемый грабеж прекратился и начался целенаправленный сбор добычи и учет не успевших убежать пленников. Добыча состояла из большого количества металлической, деревянной и берестяной посуды, нашли немало традиционных для мещеряков «шумящих» женских украшений, в основном из бронзы и серебра. Также брали льняные ткани, бочки с медом и главное, обнаружили целый племенной склад с меховой рухлядью: шкурками бобра, соболя, куницы, рыси, горностая, белки... Там же обнаружили и три медвежьи шкуры в придачу к дюжине взятых в зажиточных жилищах. А вот пленников способных преодолеть тяжелую дорогу, к тому же нести поклажу и потом годных к продаже оказалось совсем немного. Всего два с половиной десятка женщин и с десяток детей. Остальные оказались таковы, что их брать с собой не имело смысла – они и идти далеко не смогут и поклажу не снесут. Их всех пришлось отпустить. Так что большую часть добычи дружинникам предстояло тащить самим. Пожилая мещерячка, несмотря на то, что княжич отпускал и ее вместе с прочими стариками, отказалась покидать свою маленькую госпожу и пошла в полон добровольно. Когда стали собираться в обратный путь выяснилось, что в суматохе пропал проводник. Кто-то видел, как он бросился в землянку, вывел оттуда свою семью и одним из первых скрылся в лесу.
Ночевали в селище, запалив костры и выставив усиленные дозоры. Спать дружинники свободные от нарядов разошлись по жилищам... Из них вскоре стали раздаваться характерные женские стоны – это дружинники после ужина разобрали наиболее красивых пленниц. Так как таковых на всех не хватало, к наиболее привлекательным "выстраивалась очередь". Княжна была не настолько мала, чтобы не понимать, чем занимаются с пленными женщинами эти суровые воины. Потому она, несмотря на заверения Вячеслава, что ее никто не посмеет тронуть, все же испуганно держалась возле него и даже попросила через няньку чтобы он ночевал в их доме... доме князя Кову. Но там лежала убитая княгиня, и Вячеслав приказал в княжеский дом никого не пускать.
Пожалуй, впервые в жизни Вячеслав почувствовал себя совершенно самостоятельным. Да и вообще многое в это лето в его жизни случилось впервые: впервые отец взял его в поход, впервые доверил ему возглавить отряд дружинников, впервые он сошелся в бескомпромиссном поединке с жестоким изувером... впервые убил. Впервые пленительное маленькое светловолосое девственной чистоты существо, в нем, враге своего племени, видит своего защитника и бесконечно доверяет. Потому, когда Голова подошел к нему с предложением:
– Княжич, не хочешь на бабе полежать? Воином ты уже стал сегодня, пора и мужиком становиться. Там есть, которые с мягким телом, не смердки, отдохнешь...
– Некогда отдыхать,– решительно оборвал сотника княжич. Гляжу, в дружине опять веселие началось. Смотри, чтобы медовухи не перепились... дозоры проверь, костровые чтобы до самого рассвета огонь палили. А то подкрадутся... – Вячеслав взглянул на княжну, уже одетую в исправную одежду и все время старающуюся находится в поле его глаз. Княжичу почему-то не хотелось, чтобы она увидела, как он пойдет к какой-нибудь женщине-полонянке. Он, уже сам того не осознавая, не желал обонять запах других женщин, после того как побывал в ауре исходящей от маленькой княжны, наполненной ароматом лесной хвои и озерной воды. На ночлег княжич расположился у костра, завернувшись в одну из медвежьих шкур, взятую в качестве добычи. Княжна с нянькой, уже собравшиеся в дорогу, прикорнули неподалеку. Девочку пожилая мещерячка укрыла ее же меховыми шубками, которые специально извлекли из общей добычи, и сама спала рядом беспокойным чутким сном.
В обратный путь двинулись с рассветом. Обычно после нападения и разорения чужих селений кривичи перед уходом их поджигали. Но Вячеслав, несмотря на то, что всю добычу унести оказалось невозможно, даже если нагрузить всех без исключения дружинников с сотником во главе... Забрали только меховую рухлядь, а большую часть взятых съестных припасов и прочего пришлось оставить. Так вот, Вячеслав запретил жечь селище мещеряков, и большинство дружины восприняло это спокойно. Тут сыграло свою роль то, что никто из дружинников не был, ни убит, ни ранен, если не считать Бучилы. Потом, едва ли не все ночью отлежались-отдохнули на мещерских женщинах. Потому решению княжича не жечь мещерского озерного селища с оставленными в нем запасами, дружина в общем не воспротивилась, хоть это и противоречило общепринятым правилам. Сыграл свою роль и авторитет княжича, который он несомненно приобрел после поединка с Бучилой. Хоть далеко не первый боец Бучила, но то, что юноша убил изверга, которого в дружине, мягко говоря, недолюбливали, многим пришлось по душе. Также никто не возражал и когда княжичь приказал четырем дружинникам передать свою поклажу другим и соорудить носилки из кольев с маленьким шалашом из дерна чтобы нести на них княжну и ее вещи собранные нянькой, коих набралось немало. Все понимали – она самая ценная добыча изо всего, что они взяли в этом селище.
Бучилу похоронили не как павшего воина, его просто безо всяких церемоний зарыли в землю, без оружия и доспехов. Тело убитой мещерской княгини и тела других погибших мещеряков оставили на попечение оставляемых в селище стариков и старух, чтобы те после ухода кривичей совершили ритуальное погребение, принятое у лесных людей.
Назад, с поклажей и пленниками шли по пробитой, прорубленной тропе, потом по берегам рек. Нянька все время шла рядом с носилками княжны и не то что не отставала, но переносила дорогу куда легче, чем куда более молодые полонянки. Хотя возможно это от того, что княжич разрешил ей не нести ни какой поклажи. Она все время утешала княжну, что-то ей говорила, а на привалах кормила из своих рук. Несмотря на тяжелую моральную травму, девочка весь этот путь мучительный, как для пленников, так и для дружинников... для нее он особенно тяжелым не стал, ведь она даже не шла, ее несли. Время от времени пожилая нянька подходила к княжичу и произносила слова благодарности за такое отношение к ее госпоже, и хоть он ее ни о чем не спрашивал, как могла рассказывала ему все, что знала о княжне, ее матери и отце...
У князя Кову Мокшана была уже вторая жена. От первой детей у него не случилось, да и болела она часто. А как умерла, решил мещерский князь больше не брать в жены мещерячку, а поискать себе подходящую жену среди других родственных народов, чтобы и язык понимала и также с измальства была приучена поклоняться силам природы: лесу, небу, воде, траве... Дочерей равных ему по статусу мещерских князей, чьи селища, охотничьи и бортнические угодья распологались по берегам Оки, откуда происходила его первая жена, он знал всех и они ему решительно не нравились. Те племена жили под страхом, вселенным постоянными набегами вятичей, самого жестокого изо всех славянских племен. Потому большую часть теплого времени года, на которое и приходились набеги вятичей, они прятались по лесам и болотам, а в это время их селища грабились и сжигались. От такой жизни поочные мещеряки сделались очень бедными, и постепенно вырождались, выраждалось не только простонародье, но и знать. Те племенные мещерские княжны, как правило, были настолько некрасивы, худы и болезненны, что Кову, наученный примером с первой женой, уже не надеялся от кого-то из них иметь здоровое потомство. Потому и поехал Кову за невестой к своим соседям в сторону восхода солнца, в Мурому, затем в сторону студеного ветра в Мерю.
Тамошним князьям он и подарки привозил и хмельную медовуху с ними пил, а они предлагали ему своих дочерей, сестер, племянниц... Но ни рыжеволосые мерянки, ни голубоглазые муромчанки как-то не глянулись Кову. Не старый он еще был и потому долго собирался править своим племенем, и ему нужна была не просто жена, но и помошница в делах княжьих. Кто-то во время тех путешествий и присоветовал Кову съездить в земли эрзи. Де, там много беловолосых и стройных, что любая простолюдинка как княгиня смотрится. Поехал Кову в Эрзю. Действительно очень белый народ оказались эрзяне и телом и волосом и стройный, высокий. Да вот та стройность особенно женская Кову совсем не понравилась. Уж больно худыми оказались эрзянские девушки, даже княжны и княгини, буд-то досыта не едят, как те же поочные мещерячки. Но с теми-то все ясно, им и в самом деле иной раз есть нечего, да и по лесам от вятичей бегают, хоронятся, а эти-то, он сам видел, едят очень даже хорошо, но тела от этого почему-то у них не пребывает – такой народ. Тяжело будет такой девушке выдержать суровую мещерскую жизнь, даже в ранге княгини... Не на шутку рассердились эрзянские племенные князья, когда Кову отверг всех эрзянских княжон, что ему сватали. Один из них в сердцах воскликнул:
– Если тебе мещеряк-лесовик, тонкие белые эрзянки не по нраву, то тебе только среди черных мокшанок надо жену искать! Там они все такие как тебе надобно, поперек себя шире, не женщины а медведицы!
Что оставалось делать Кову? Последним из известных ему родственных народов как раз и оставались мокшане, и он направился к ним, уже не надеясь, что сыщет невесту по нраву. Мокшане хоть и жили с эрзянами рядышком, но внешне от них сильно отличались. Эрзянский князь в обиде назвал мокшанок черными. Это оказалось не совсем так. Если эрзяне едва ли не поголовно были светловолосыми, то среди мокшан черноволосых и светловолосых насчитывалось примерно поровну, а большинство имели волосы некого среднего цвета, от темно русого до светло русого. Но вот росту мокшане оказались пониже, а в кости и теле действительно пошире, особенно женщины. И когда мокшанские князья стали показывать мещерскому князю своих невест на выданье, тот сразу заприметил шестнадцатилетнюю дочь одного из мелкоплеменных мокшанских князей, по-эрзянски светловолосую и по-мокшански упитанную. Больше Кову не колебался, не раздумывал. Конечно, не только волосы и тело "сразили" его, было еще что-то и в ее глазах такое... В общем, не мешкая Кову начал переговоры о дарах и выкупе за невесту...
Увы, не дали мещерские боги Кову много детей и от мокшанской жены. Родив через год после того как он ее привез в свое селище крепкую здоровую девочку, нареченной Воймегой... после того еще четыре раза рожала Мокшана, раз от разу становясь все дородней, но вот младенцы либо рождались мертвыми, либо не доживали до года. А Кову... он, конечно, мечтал о сыне, наследнике...
Много порассказал пожилая мещерячка Вячеславу, пока они шли к опорному лагерю кривичей в устье Яузы-реки. Но еще где-то в середине пути, когда дружина с добычей и пленниками медленно брела по берегу Клязьмы, Вячеслав отправил вперед на лодке-долбенке двух гонцов. Они должны были оповестить князя Всеслава о результатах набега на мещерское селище и предупредить, чтобы он с дружиной спешно выходил из лесных дебрей и тоже шел к опорному городищу. А нянька княжны все рассказывала и рассказывала уже о себе. Она от рождения была мокшанкой и смолоду попала в прислужницы к княжне Мокшане, а потом вместе с ней попала в дом князя Кову. Она была в курсе всего, что творилось в этом отрезанном от мира, обособленном лесном краю. Впрочем, обособленность была относительной. Со своими соседними родственными племенами и народами мещеряки всегда поддерживали хоть и не братские, но достаточно тесные отношения – сближало родство языков. Вячеслав впервые услышал подробности внутренней жизни этих народов, живших за мещерскими лесами. Княжич для своего возраста считался весьма знающим юношей. От отца и других старших родственников, а также бывалых людей он узнал о многих близких и дальних народах. Но в основном те сведения ограничивались народами, жившими от кривичей на заход солнца или со стороны холодного и теплого ветров. Эти народы все говорили на похожих славянских языках: новгородцы, полочане, разбойники-вятичи, поляне... Много знал он о варягах, народе не знавшем равных в ратном деле, все сильнее теснивших и новгородцев и кривичей с «золотой жилы», с торгового пути по рекам и волокам от Варяжского моря до моря Ромейского.
После того как ряд новгородских, кривических и мерянских князей пригласили на верховное княжение трех варяжских князей, варяги настолько усилились, что местным племенным князьям кое где стало совсем невмоготу: на все главные волоки сели варяжские дружины. Варяги даже стали притеснять те племена, чьи князья приглашали их. Ну, а кто не приглашал, тех тем более. Всеслав на том сборе, где просили Рюрика с братьями "прийти и володеть нами" не участвовал, вернее приехал и уехал, узнав что большинство его "коллег" собираются челом бить варягам. Нет, Всеслав в том участвовать наотрез отказался, он не любил варягов. И вот сейчас, чтобы хоть как-то поправить материальное положение своего племени, выплатить давно задерживаемую оплату за службу дружине, Всеслав и затеял этот поход на мещеряков, ибо с торгового пути "Из Варяг в Ромеи", ему уже ничего не перепадало, лишили его варяги, новые хозяева гнездовского волока доли, которую получали его отец и дед.
Много знал Вячеслав о народах, живших вдоль этого торгового пути. Конечно же знал он и о сказочном Царьграде, столице империи ромеев. Именно туда по весенней большой воде купцы на своих ладьях везли варяжское оружие, крепкое железо, новгородские, мерянские и кривичиские товары: мед, льняные ткани, лес, и главный самый ходовой товар из северных лесов – пушнину. А назад, уже в конце лета: белоснежные хлопковые ткани, прятный на ощупь блестящий шелк, стекло, драгоценные камни, украшения, посуду, свечи... Знал Вячеслав, что у варягов имеется и достаточно мощный противник, государство Хозария, именно хозары сумели обложить данью и одно из славянских племен, хорошо известных Вячеславу вятичей. Да видать некрепко хозары подмяли вятичей, берут с них совсем малую дань, а те что хотят то и делают, разбойничают никакой совести и закона не чтя. Но как велик мир. Оказывается, есть еще много всяких народов, о которых он ничего не знал. Не раз задавался княжич вопросом: есть ли кто на свете, познавший весь мир целиком, или такое только Перуну да Сворогу под силу?
Князь Всеслав никак не ожидал, что его юный сын так успешно «сбегает» на Воймегу. Особо радовало, что если не считать Бучилы княжич не потерял ни одного дружинника и при этом взял много пушной рухляди. Пушнину легко обменять на все что угодно, на любой товар или золотые ромейские монеты, не говоря уж о серебряных новгородских деньгах. Пленников, правда, привел немного, но зато полонил дочь самого Кову, а за нее с мещерского князя еще много ценной пушнины можно затребовать. В опорном городище в княжей избе уединились князь с сыном.
– Ай да славное дело ты сделал Вячек! Теперь Кову у нас как на аркане. Вот увидишь, скоро послов пришлет, будет выкуп за дочь предлагать. Так что до зимы и с дружиной расплатимся, и еще немало останется. А с Кову мы самую высокую цену запросим. Если не согласится, пугнем что по весне его дочь купцам, что в Царьград плывут, продадим. Они за нее хорошо заплатят. После этого он и с себя и с людишек своих все поснимает, а нами расплатится. Даром что ли столько мук в его лесах да болотах приняли, гнус поганый кровью своей кормили,– торжествовал Всеслав.
– А за то, что жену его убили... за это как разочтемся?– до того смиренно слушавший отца княжич вдруг подал голос.
– Ну это...– несколько растерялся князь не находя быстрого ответа.– Но ты же сам и наказал убийцу и все это видели. Ты кривический княжич свои мечом смыл обиду нанесенную мещерскому князю... Да смыл... Не думай об этом Вячек. Ты в этом походе сделал столько, что будь я там, не сделал бы больше. Молодец, я рад, что у меня такой наследник... Чего не пьешь, нако чарку, медок добрый у мещеряков... Ты теперь настоящим и воином и воеводой стал, не только наследником, но и опорой моей, правой рукой...
Начало 21 века
Михаил тесно общался с дежурившими в школе охранниками. От них он и узнал, что в ЧОПе стали чуть не ежемесячно задерживать зарплату. Естественно, рядовые охранники зароптали. На это руководство ЧОПа отреагировало весьма оригинально – оно предложило наиболее «борзым» сотрудникам дежурить в школах находящихся в районах, где немалую часть населения составляли выходцы из ближнего зарубежья. Там зарплату по-прежнему выдавали вовремя и некоторые соглашались, но вскоре молили Христом Богом вернуть их на прежние места, божась больше «не возникать». Михаил как-то поинтересовался у одного из своих прежних коллег «сходивших» в такую школу, почему он не захотел там дежурить.
– Да ну их... ну задерживают тут деньги... зато нервы сберегу, а там...– охранник зло махнул рукой.– Район еще моложе этого, школа совсем новая, третий год как работает. Директриса молодая-пробивная, но неопытная, до того, говорили, в завучах, не то год, не то полтора проходила и сразу в директора прыгнула. А ученики там собрались такие, с ними не всякий опытный педагог справится. В общем, в школе полный бардак, никакой дисциплины. Старшеклассники в школу чуть не в открытую водку и наркоту проносят, в туалете травку курят. И за все за это охрана отвечай. Что я каждого ученика на входе обыскивать должен!? Не, там за дежурство должны коэффициент доплачивать как на Крайнем Севере, и стаж год за полтора, а то и два идти должен,– резюмировал охранник.
– И что в том районе во всех школах такое положение?– удивился Михаил.
– Во всех не во всех, но в новых, где еще не сложился достаточно стабильный педколлектив, первые два-три года именно так проходят, пока все не устаканится. А кое где так и хуже случается. Ребята рассказывали в одном микрорайоне, что за МКАД в школе кавказцы-старшеклассники и их родственники буквально все под себя подмяли. На переменах русским девчонок зажимают, и лапают в открытую. Молодым учительницам на уроках прямо в глаза хамят. Михаил немало удивлялся услышанному, и в очередной раз поздравлял себя, что вовремя ушел из ЧОПа. В зарплате со всеми подработками, он, в общем, потерял совсем немного, а в остальном, несомненно, выиграл. Со своими обязанностями рабочего по зданию он в общем уже освоился: научился менять замки, резать и вставлять стекло, чинить текущие краны в туалетах – пожалуй, самые часто случавшиеся неисправности по его линии. Уставал же он не столько от работы и своей вечерней учебы, а более всего от детей, их огромного количесва, беготни, шума, звонков на уроки и с урока – все это незримо действовало на нервы, психику. Михаил даже стал понимать тех учителей, которые к концу учебного года иногда в сердцах признавались, что детей просто видеть не могут, так они им отосточертели. То же испытывали и охранники со стажем.
Охранники теперь дежурили по одному и потому днями неотрывно сидели на своей вахте. Сейчас на вахте дежурил опять Василич. Родом из Брянской области, но по национальности белорус, он любил поспорить на политические темы. На этой "почве" не раз с ним "схватывался" и Михаил. Особенно часто они спорили на тему взаимоотношений Белоруссии и России. Как-то Василич рассказал о том, как в последний отпуск ездил к родственникам под Витебск, и очень хвалил тамошнее жизнеустройство:
– Кругом чистота, поля все распаханы, засеяны, колхозы не разграблены, работают, у стариков пенсии выше российских, милиция шпане разгуляться не дает, и начальство как у нас не наглеет. И так везде, не только в Минске, в каждом поселке и деревне. А у нас что, чуть от Москвы отъехал и все, жизнь кончилась, сплошная нищета и бардак. Я ж говорил тебе, что у нас на Бряньщине работы вообще почти никакой нет. Колхозы развалились, заводы встали. А на тех, что работают, столько платят, что едва хватает ноги не протянуть. Если бы я не подсуетился, сюда в Москву в ЧОП этот долбанный не устроился, и отсюда по двадцать тысяч не привозил, моей семье жить бы не на что было, только за счет огорода, на подножном корму существовали бы. Многие так и живут.
– Не может быть, чтобы у вас все там на подножном корму, наверняка кто-то и хорошо живет,– выразил сомнение Михаил.
– Хорошо живет только областное и районо начальство, а больше никто,– безапелляционно заявил Василич.
– Неужели никто никаким бизнесом не занимается?– не соглашался Михаил.
– Какой бизнес, те же чиновники налетят и тут же объедят как колорадский жук картофельный куст. Если ты не родственник больших начальников у нас там никакого бизнеса и затевать не стоит, так или иначе тебя разорят. Чиновники и тех, кто в школах и больницах работает, обирают. Учителя, врачи совсем плохо живут. Это здесь в Москве рядовой учитель по тридцать-сорок тысяч гребет, а некоторые и поболе. А вот у меня сестра двоюродная, двое детей у нее, мужа нет, она в младших классах преподает за семь тысяч в месяц. Разве это деньги по нынешним временам?– возмущался Василич.
– Да, на семь тысяч сейчас не разбежишься, тем более с семьей. У нас в Шатуре, хоть и не как в Москве, но я узнавал, учителя меньше пятнадцати тысяч не имеют. Действительно, что-то там у вас начальство чудит,– недоуменно качал головой Михаил.
– Именно так, чем дальше от Москвы, тем местная власть над людьми больше издевается, все себе гребут, и нет никакой на них управы. А в Белоруссии у батьки порядок, он начальству на местах много воли не дает,– резюмировал охранник.
– Да брось ты Василич, какой там порядок,– Михаил пренебрежительно усмехнулся.– Пойми, то что Лука сейчас организовал в Белоруссии, это все вчерашний день. Все эти колхозы, совхозы, твердая рука власти... это мы уже проходили. Все это и привело к развалу Союза. Я хоть и плохо помню советское время, маленький был, но как мать в Москву моталась на электричке за продуктами и шмотками, потому что у нас в магазинах ничего не было, это у меня, пожалуй, самое яркое детское впечатление на всю жизнь. Один раз она меня с собой взяла, оставить не с кем было, так я на Казанском вокзале чуть в толпе не потерялся, тоже очень яркое впечатление от тех лет,– упорно стоял на своём Михаил.
– Все правильно... Там Горбач до ручки страну довел своей Перестройкой. А вот у батьки все по уму устроено, и в магазинах все есть, и работа у всех есть, а порядок как в советские времена, ни бандиты, ни черные не беспредельничают,– стоял на своем охранник.
– Да все это... неужели сам не понимаешь, всё это благоденствие Белоруссии за счет России. Лука конечно большой хитрован, умеет за красивые слова о союзном государстве из нашего правительства и льготные кредиты себе выбивать, и энергоносители по дешевке. Вот, за счет России он и содержит свои колхозы и предприятия. Но сможет ли Белоруссия без всех этих льгот, халявной нефти и газа прожить со своим советским хозяйством? Белорусы потом еще проклянут Луку за то, что он на целые десятилетия продлил им советский строй, когда все остальные бывшие советские республики все это время учились и привыкали жить в рыночной экономике. Да и сейчас многие белорусы это понимают. Вон сколько их в Москву работать приехало. Не отсюда туда едут, а оттуда сюда. Значит не так уж там хорошо...
После таких споров и Василич, и Михаил оставались на своих позициях, но в данный момент спору не суждено было завершиться, ибо его прервал звонок мобильника в кармане Михаила. Звонила, конечно же, Вика:
– Миш, ты сейчас в школе?
– Да, а где же мне быть в рабочее время? Я-то всегда на месте, а вот вы Виктория Анатольевна, что-то давно и не заходите и не звоните, уж не чаял и дождаться,– высказал нечто вроде обиды Михаил.
– Если ты так жаждешь меня услышать, мог бы и сам позвонить,– тут же парировала девушка.
– Тоже не решусь никак, все боюсь оторвать вас от важнейших дел на ниве развития международного туризма, или вызвать гнев многоуважаемой Людмилы Петровны, если она, невзначай, именно в этот момент окажется рядом,– Михаил засмеялся в трубку.– Ладно Викуль, чего там у тебя, проблемы возникли, или еще что, неужто соскучилась?
– И то, и то... Слушай, ты сегодня в свой универ когда поедешь?– спросила Вика.
– Еще не скоро, через три с половиной часа,– Михаил мельком взглянул на свои часы.
– Тогда я сейчас к тебе подъеду, срочно поговорить надо, получается, что кроме тебя и не с кем, и разговор не телефонный,– Вика заговорила почти просящим тоном.
– Давай, подъезжай, только прими к сведению, что мне не позже половины шестого надо отчаливать в универ,– счел нужным предупредить Михаил.
– Хорошо, я сейчас, я быстро, – в голосе девушки послышались благодарные нотки.
Вика действительно подъехала довольно быстро, минут через пятнадцать. Была оттепель -шел снег с дождем. От машины она почти бежала и все равно успела намокнуть. Михаил вышел ей навстречу распахнул дверь:
– Что же ты без зонта, мокрая вон вся,– недовольно выговарил Михаил.
– Ой, да ничего, я почти и не промокла...
Они уединились в его "мастерской". Михаил включил электрообогреватель и начал кипятить чайник, чтобы Вика, не дай Бог, не простыла.
– Ну, давай, выкладывай, что там у вас за проблема возникла, предполагаю, что семейная?– сразу приступил к расспросам Михаил, заставив Вику пить горячий чай с лимоном.
– Проблема все та же, хач этот проклятый навязался на нашу голову, – сокрушенно отвечала Вика.
– Так что они все это время с твоей сестрой?
– Представь себе, да, больше месяца встречаются. Он ее уже и в кафе и в ресторан успел сводить. А Лизка, вот дуреха, ей все это очень даже в кайф, нравится,– Вика возмущенно отставила чашку и, достав из нее дольку лимона, стала его сосать.
– Погоди... это точно, что встречаются... и Людмила Петровна в курсе?– с некоторым недоумением осведомился Михаил.
– В курсе, Лизка ничего и не скрывает. Если в первый раз, после того как он ее машину к бордюру прижал, она это едва не со страхом рассказывала, то сейчас, чуть не с восторгом. И чувствуется, что эти его широкие жесты, щедрость, очень ей нравятся. Ну, ты же говорил, что служил с ними в армии и должен знать, как эти хачи умеют пыль в глаза пускать. Это наши в большинстве понятия не имеют, как девчонку к себе расположить, либо стесняются, либо, наоборот, с первого же свидания в койку тащат,– Вика несколько смутилась, увидев усмешку в глазах Михаила.
