Текст книги "Дела житейские (сборник)"

Автор книги: Виктор Дьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Кому… тем, кто здоров, кто ходит на дискотеки, живёт полноценной жизнью? – вопрос прозвучал вызывающе.

– Можно и так сказать. Но если конкретно, не завидуй тем, кто живёт во-грехе и не понёс пока наказания. Ты ведь не раз мысленно взывала к Богу, почему ты, а не они?

– Да… как вы догадались? – голос девушки звучал растерянно. – У нас ведь есть и такие, и в школе были, и в колледже… некоторые с четырнадцати лет и с парнями и с мужиками, и им ничего, – лицо девушки исказила гримаса негодования и обиды.

– За всё воздастся, ни одно деяние, ни хорошее, ни плохое не ускользнёт от ока Господа.

– Ну, а мне… мне-то за что!?

– А с чего ты взяла, что подвергаешься наказанию? Помнишь, я говорил об испытании. Может Господь хочет знать, готова ли ты их перенести. Знаешь, сколько людей так же тяжело болели, или попадали в иные, казалось, безвыходные ситуации. Но твёрдость духа, основанная на вере в Господа нашего не раз творила чудеса. Но для этого у тебя не должно быть таких мыслей, которые тебя посещают. И этой мысли… о твоём парне. Ведь ты совершенно права и тебе не о чём жалеть. Если ты безгрешна, разве можно об этом жалеть? Будь и в испытаниях такой же, какой была до них, укрепись верой, помоги себе и своим близким. Разве не видишь, как они переживают?…

Отец Василий ещё долго говорил с умирающей и, похоже, сумел заронить в её сознание, что-то вроде надежды. Кажется, она поверила ему, во всяком случае, охотно взяла принесённые им тексты молитв. Она даже покаялась кое в каких грехах, хотя он этого и не требовал от неё… покаялась за те мысли, что посещали её, когда весь свет ей стал противен, и она никому не желала добра. А вот в свою очередь сказать, что Господь, иной раз, призывает к себе таких как она, совсем юных… безгрешных, отец Василий так и не решился.

Через три недели Лида умерла. Отца Василия позвали на отпевание. На похороны пришло очень много народа, родственники, подруги, учащиеся и преподаватели колледжа. Много плакали, говорили речей… Лида лежала в гробу прекрасная и спокойная, даже какая-то удовлетворённая, словно ушла из жизни без болей, мучений, будто и в смертный миг не сомневалась, что это не конец её бытия…

Дикий сон

рассказ

1

В электричке, до отказа набитой пассажирами стояла смрадная духота. Клавдии Николаевне не досталось места и она стояла в проходе, притиснутая к торцу скамейки. Гудели ноги, гудела голова, но Клавдия Николаевна, собрав воедино все физические и моральные силы, терпела. Она не реагировала, ни когда ей наступали на ноги, ни когда её больно задевали, пытаясь протиснуться, не ввязывалась ни в какие перепалки и скандалы – ей помогала цель, которая требовала не отвлекаться ни на что «попутное».

А цель у Клавдии Николаевны была нешуточная: доехать до Москвы, там обегать знакомые магазины, купить кое-каких продуктов, а главное, без чего и возвращаться нельзя – достать шоколадных конфет. Через две-три недели приедут гостить внучки из далёкой Сибири, и как же она их встретит без конфет. У них там вообще голодовка, а бабушка как-никак недалеко от Москвы живёт, где как не у неё чем-нибудь вкусненьким "разговеться", вволю поесть. Ну, молоко, мясо, это всё своё, а конфет… Вот Клавдия Николаевна, как всякая уважающая себя бабушка и поставила себе задачу, расшибиться, а встретить внучек во "всеоружии", сделать конфетный запас на всё лето…

Толпа пассажиров вынесла Клавдию Николаевну на перрон вокзала, едва не занесла в переход метро… Но она энергично принялась барахтаться и ей удалось "выгрести" из главного потока в некий людской "ручеёк", текущий из вокзального здания в находящийся рядом универсальный магазин. На его нижних этажах, где продавали продукты, очереди были вроде бы не очень длинные. Клавдия Николаевна встала туда где "давали" большие банки с селёдкой-иваси. Но простояв минут десять-пятнадцать услышала, как продавщица отказывается продавать селёдку такой же как она пенсионерке:

– Товар отпускаем только по визиткам!

– Что ж теперь мне не есть, если я не москвичка!? – возмущалась в ответ пожилая женщина.

Перепалка вызвала неоднозначную реакцию очереди. Москвичи с визитками дружно поддержали продавщицу:

– Правильно… гони её в шею… понаехали тут…. деревня, мешочники, всё гребут под чистую, ничего купить нельзя, ничего после себя не оставляют!!!..

– А что мы не люди… что нам!!!.. – огрызались приехавшие на "продовольственных" электричках из близлежащих областей, вступившиеся за "свою".

Клавдия Николаевна не стала дожидаться, чем всё это кончится. Она спешно выскользнула из очереди и побежала по другим отделам универсама. Но увы, везде, в том числе и в кондитерском, товар отпускали по визиткам. Раньше по визиткам в московских магазинах отпускали только дефицитные промтовары, но никогда это ограничение не распространялось на продовольственные… Возмущаться, однако, было некогда. Клавдия Николаевна спустилась в метро и поехала искать другие магазины…

Конечно дочь, которая приедет гостить к матери, на неё не обидится за скудость на столе, или если чай придётся пить только с малиновым, или брусничным вареньем иногда "разбавляя" чаепитие дешёвой карамелью. Но как это объяснить внучкам? Они то привыкли, что бабушка хорошая, щедрая, живёт почти в Москве (ну разве полтораста километров расстояние для тех, кто живёт в трёх с половиной тысячах километров от столицы), у неё всегда любой еды вдоволь. А они ведь такие слатужницы, они же не поймут, что даже "почти в Москве" хороших конфет, ни в деревенском "сельпо", ни в райцентре днём с огнём не сыщешь, а в Москву их бабушке на старости лет не легко мотаться. Но делать нечего, ехать надо, только в ей одной, родимой столице и можно чего-то достать. Ох, господи только бы найти кондитерский, где есть конфеты и их отпускают без визиток.

Увы, в знакомых Клавдии Николаевне по прежним поездкам магазинах, на полках тоже лежала одна карамель. Нет, в Москве надо нагружаться только шоколадными, причём самыми лучшими, производства кондитерских фабрик "Рот-фронт", "Красный Октябрь", "Бабаевский", только ради них имеет смысл терпеть все эти дорожные мучения. Так Клавдия Николаевна добралась до станции метро "Кузнецекий мост", и по хорошо ей знакомой дороге дошла до магазина "Восточные сладости". Там народ "давился" за тортами, в первую очередь за "Птичкой", но шоколадных конфет не было и здесь. Пробегая по Столешникову переулку, Клавдия Николаевна обогнула длиннющую, метров на семьдесят очередь. В ней сурово и решительно стояли почти одни мужчины. На Столешниковом располагался, пожалуй, единственный в Москве вино-водочный магазин, где можно свободно купить не только советские водку и коньяк, но и импортное спиртное, всякие там виски, ромы, бренди… На «Пушкинской» Анна Николаевна знала два кондитерских магазина. Они располагались почти рядом, один по одну сторону от магазина "Педагогическая книга", второй через дом по другую. В ближайшем от Столешникова хвост очереди начинался далеко на улице – верный признак, что там что-то "давали". Во втором, напротив, народу было немного. На всякий случай Анна Николаевна забежала в него, но, узрев только уже знакомую ей карамель, быстро возвратилась в первый и встала в очередь метров за пятьдесят от входа.

– Что дают? – с волнением поинтересовалась она у женщины стоящей последней.

– Говорят, что "Красную шапочку", "Петушок", "Балет", "Радий" и шоколад "Вдохновение".

Ответ более чем обнадёживающий. Всё перечисленное следовало "хватать" пока дают. Но тут же тревога вновь закралась в сердце Клавдии Николаевны:

– А тут… вы не знаете, без визиток дают?

Женщина по возрасту несколько моложе, во всяком случае явно не пенсионерка, в свою очередь испугалась:

– Ой! Не знаю… да вроде нет… не должны. Я в этом магазине часто отовариваюсь, когда в Москву приезжаю, ни разу визитку не требовали.

Расспросив ещё несколько человек, Клавдия Николаевна окончательно выяснила, что пока отпускают всем, но не более чем по два килограмма каждого вида конфет и максимум десять штук "Вдохновений" в одни руки. Вот ведь напасть. Ну что такое восемь килограммов конфет и десяток шоколадок для двух девчонок-слатужниц, ведь они на два месяца приедут. Они же это всё меньше чем за месяц схрумкают. Конечно, Клавдия Николаевна понимала, что сразу запастись на всё лето шансов немного, это же надо килограммов двадцать припереть. Столько ей не довезти, но и второй раз приезжать, вновь проходить все эти муки адовы, ох как не хотелось. Да и бросать на весь день корову, курей, огород. И так душа болит, как там дед один со всем справляется…

В беспокойном раздумье шло время, а очередь двигалась крайне медленно. Уже за Клавдией Николаевной образовался хвост метров в десять-пятнадцать, а она продвинулась по направлению к дверям магазина не более чем на три-четыре метра. Впрочем, это объяснялось довольно просто: многие стоящие в очереди отходили, походив по другим магазинам возвращались, когда их очередь приближалась к дверям. Стоящие в дверях на "стрёме" служащие магазина и помогавший им милиционер, "запускали" во внутрь только по мере визуального опустения торгового зала. И хоть зал был невелик, народ отстоявший по нескольку часов в очереди, достигнув, наконец, вожделенных прилавков не спешил покидать магазин. Но даже если бы и спешил, сделать это оказывалось непросто, разве что выйти ничего не купив. Им предстояло уже внутри магазина выстоять ещё очередь в кассу, потом пробив чеки, ещё одну за конфетами и ещё одну, уже к другому прилавку за "Вдохновениями".

Прошло более двух часов, до двери оставалось метров десять-пятнадцать. И тут магазин закрыли на обед… Этот час очередь выдержала со стоическим терпением. Со стороны постоянно подходили люди и узнав, что "дают" вставали и вставали сзади – конфеты и шоколад, тем более высокого "московского" качества, наряду с хорошей колбасой и импортным ширпотребом были в числе наиболее дефицитных товаров в Москве, а в провинции отсутствовали вообще. После перерыва черепашье движение очереди возобновилось. Прошёл ещё час, перед Клавдией Николаевной оставалось человек пять, когда по очереди пронеслась тревожная новость: "Петушок" и "Балет" кончаются. Очередь, вытянувшаяся по тротуару узкой Пушкинской улицы уже метров на восемьдесят заволновалась. Особенно активно выказывали возмущение стоявшие в самом хвосте. Там, видимо, сконцентрировались в основном москвичи:

– Безобразие, килограмм конфет купить невозможно… этим приезжим делать нечего, вот они и стоят тут с утра, берут тоннами, а мы с работы сорвались, и то не успеваем!.. Давать не больше кило в руки!.. Всех иногородних из очереди!.. Давать только с пропиской!.. Эй милиция, проверьте документы, кто без московской прописки, гнать в шею!..

В следующий "запуск" Клавдия Николаевна должна уже войти, но дверь почему-то слишком долго не открывали. Тем временем хвост очереди продолжали пополнять новые покупатели, ибо наступил конец рабочего дня, и всевозможная НИИшная и мелкочиновничья рать покинув свои учреждения устремилась по магазинам. Вновьприбывающие становились всё агрессивнее:

– Деревенских вон, что мы в своём городе конфет для детей купить не можем?!

"Головка" очереди, где преобладали такие как Клавдия Николаевна провинциалы-пенсионеры… они в страхе втягивали головы в плечи, затравленно озирались… Вдоль всё более "электризующийся" очереди стал прохаживаться милиционер.

– Эй ты чучело… мент… если ты деревенских из очереди не выставишь, мы их сами выкинем! – фальцетом орал сзади мужик в очках.

Подзадориваемая криками к колеблющемуся блюстителю порядка подскочила какая-то эксцентричная женщина лет сорока и размахивая руками указала на начало очереди:

– Что вы ждёте, не видите, впереди одни спекулянты стоят! Из-за них нам ничего купить нельзя, скоро есть нечего будет. Вот смотрите бабка, разве она москвичка, смотрите сумка у неё какая, туда мешок влезет. Здесь накупит, а у себя втридорога перепродавать будет!..

– В шею её, Матрёну эту, – теперь уже к милиционеру подбежал орастый мужик в очках и указывал конкретно на Клавдию Николаевну.

Милиционер, постукивая резиновой дубинкой по ладони неспеша, со строгим взором приближался… У Клавдии Николаевны душа ушла в пятки.

– Конфеток… для внучек… негде ведь… я бы никогда не приехала, ведь нигде больше нет, – жалобно лепетала она…

2

– Эй… ты что, мать… бредишь, что ли!?

Клавдия Николаевна с трудом открыла глаза. К ней наклонился её дед и тряс за плечо.

– Господи, что это, где я? – она лежала на диване в полумраке комнаты, в своей избе.

– Как это где?… Ты что старая, никак умом повредилась? У себя в дому, слава Богу. Сколько раз тебе говорил, не ложись после обеда, лучше натощак. Тогда всякая чепуха сниться не будет.

Дед, видимо, услышав, как бредит во сне жена, как был в сапогах, поспешил в дом. О том же говорили и кусочки почвы, которые он принёс на тех сапогах. В другой раз Клавдия Николаевна не дала бы деду спуску за такое, но сейчас… Она, сидя на диване, растерянно смотрела по сторонам, и никак не могла окончательно перейти из тяжкого сна в реальность.

Дед вышел на веранду и вернулся уже в тапочках.

– Семенную картошку перебрал. После Пасхи, если дождя не будет, можно сажать, – отрапортовал он.

– Какой сегодня день? – Клавдия Николаевна хотела встать, пройти на кухню, где у них висел календарь, но силы будто оставили её.

– Ну, здорово живёшь. Ты, что в самом деле… или придуриваешься? Пятница сегодня, третье мая.

– Пятница… третье говоришь? На той неделе надо в Москву съездить… конфет прикупить… не дотягивать до лета, когда девочки приедут.

– Каких конфет, ты это о чём? – дед уже смотрел на жену с подозрением.

– Шоколадных… и "Вдохновение", шоколадки такие дольками в фольге.

– Ну, так что, купи… В Москву-то зачем из-за этого таскаться… что у нас конфет тут нет? Ты уж совсем… Память чтоль отшибло со сна? Вона, в магазине каких только нет, хотишь московски, хотишь хохлацки… Хохлацки дрянь конешно, и сахар украли и шоколад ни то ни сё, зато дешевые, чуть не даром отдают…

Клавдия Николаевна, вполуха слушая, и не понимая деда, наконец, поднялась и лунатической походкой пошла на кухню, бросила взгляд на отрывной календарь. На нём значилось, третье мая… 2002-й год… Только осознав, какой сейчас год, Клавдия Николаевна окончательно превозмогла дурман сна и вспомнила вроде бы всё. И, тем не менее, она с некоторой тревогой открыла дверцу холодильника и окончательно уверилась, что сейчас всё-таки действительно 2002 год… Что вот эту грудинку она вчера купила в магазине, который когда-то был "сельпо", а сейчас его содержали бывший леспромхозовский тракторист и его жена, бывший продавец того "сельпо". Там же куплен вот этот пошехонский сыр, и эти две бутылки пива "Старый мельник", деду на послебани.

Другие отделения холодильника занимали продукты собственного хозяйства: яйца, банка молока утренней дойки, творог, масло… Молочные продукты Клавдия Николаевна продавала приезжим горожанам. Особенно хорошо они "шли" весной и летом, в разгар посевной и дачного сезона, когда к таким же старикам наезжали дети и родственники. Далеко не все держали коров, кто просто ленился, кто не мог – всё здоровье ещё смолоду оставили в колхозе и на лесосеках. Слава Богу и Клавдия Николаевна, и дед были ещё в силе и на печи не лежали, а потому имели солидный "приварок" к пенсии. Захлопнув холодильник, Клавдия Николаевна успокоилась.

– Что мать… плохо тебе, может валидол? – дед стоял рядом и смотрел озабоченно.

Но Клавдия Николаевна уже оправилась:

– Ты смотри, сколько грязи натащил… Кто убирать-то будет, у меня и так спина отымается, я что тут тебе прислуга бесплатная!?

Дед от столь быстрой перемены настроения жены, чуть не отпрянул в сторону, но тут же и облегчённо вздохнул, увидев супругу в обычном состоянии.

– Ну, слава те…

Клавдия Николаевна тут же сообразив, что слишком уж резко взяла деда в оборот, что грязь он натащил, испугавшись за неё…

– Да сон приснился… аж сердце захолонуло, – уже несколько виновато призналась она.

– Сон… что за сон?

– Приснилось как я в девяностом году… ну, помнишь на пенсию только вышла, и в Москву за конфетами для девочек поехала. Полдня тогда в очередях простояла.

– Ааа… Это когда ты чуть не ночью приехала, и пуд конфет привезла?

– Не пуд, а полпуда.

– Ну, так что ж… так тебе тот случай запомнился, аж через столько лет привиделся? – удивился дед. – Ничего ж вроде страшного то не случилось тогда?

– Это тогда не случилось, если не считать, что в очереди той пять часов отстояла, да ещё в электричке четыре и чуть не надорвалась… Во сне-то другое приключилось, вспомнить жуть. Меня ж с милицией из той очереди вынали…

– Да ну… ну и как? – сверкнул повеселевшим взглядом дед.

– Никак, ты разбудил… слава Богу.

– Это всё от тяжести в желудке… Не ложись больше после обеда.

– Да иди ты… баню топи, – отмахнулась Клавдия Николаевна.

Но дед не спешил уходить. Он собственно зашёл в дом, чтобы поделиться своими собственными возмущениями, но сонный бред жены нарушил его планы.

– Успею, рано ещё… Ты слышь мать, у соседа Васьки радио громко орёт, "Маяк". Так вот в "новостях" передали, что у нас в стране аж несколько миллиардеров образовались. Во… Один аж семь с лишком этих миллиардов наворовал. Не рублей, а долларов. А доллар сама считай, ныне тридцать один рупь с копейками. Вот и считай, сколько он нахапал. Во, что делают, какие деньжищи. Довели страну дерьмократы проклятые.

– Ну и ладно, тебе-то что за печаль. Пусть богатеют, раз у их головы хорошо работают.

– Какие головы… чего работают, как воровать? Да на это у них головы здорово варят. Вона десять годов всего как Советская власть повалилась, а оне аж миллиарды цельные нахапать успели, – дед с обидой махнул рукой и повернулся топить баню.

А Клавдия Николаевна поспешила в магазин…

"Сон то сон, а может и не спроста… Ни с того, ни с сего не присниться такое. На всякий случай запастись всё-таки надо. Внучки в июле приедут. Хоть и у них уже нет той голодухи, что при Советах была, а всё одно сладости уж больно любят, да и много им сейчас надо, вона какие вымахали, одна в техникуме, или как его там сейчас зовут, колеже этом, вторая в десятый перешла. Обе ещё те слатужницы… Плохо, конечно, что миллиардами воруют, но ещё хуже, если вернётся вьяве, этот ужасный, дикий сон…"

Фиолетовая женщина

рассказ

1

Туп-туп-туп… тупают каблуки по лестнице школьного крыльца. Охранник через стекло входной двери с иронической усмешкой наблюдает за издающей эти туп-шаги немолодой, мешковатой учительнице, явно опаздывающей к началу уроков. Невысокая, нескладная, особый «крой» формы ног, этакий с выгибом наружу, отчего и походка получалась как у утки, переваливающейся с одной перепончатой лапы на другую.

Когда учительница своей утиной походкой дошла до двери, открыла её… охранник, сменивший усмешку на нечто вроде приветливой улыбки, поздоровался и как бы восхитился:

– Ну вы как всегда минута в минуту, прямо ко звонку.

В этой реплике, тем не менее, не трудно прочувствовать, что охранник ерничает. Ведь ко звонку учителю положено находиться уже в классе, а она, учитель английского языка Светлана Анатольевна, только переступила порог школы. Ведь ей еще предстояло подняться на третий этаж, снять пальто и только после этого она сможет начать урок.

– А, ерунда! – беря ключ от своего кабинета, без тени смущения отмахнулась учительница и все в том же среднем темпе, переваливаясь с ноги на ногу, затупала уже по лестнице на свой этаж.

Она шла по длинному школьному коридору, мимо кабинетов, где учителя были уже на своих рабочих местах, начали занятия… Ничуть не прибавив шага, она таким образом «дотупала» до своего кабинета, возле которого толпились ученики из того класса, в котором по расписанию у нее был урок. Светлана Анатольевна отперла кабинет, запустила детей, а сама… Сама пошла в подсобку, сняла там пальто. «Ишь, осуждает. Да кто ты такой, чтобы осуждать меня», – попутно дала волю своему возмущению Светлана Анатольевна, переодевая сапоги на «рабочие» туфли. – «Ну, опоздала, твое-то какое дело. Твое дело на вахте сидеть и посторонних в школу не пускать. А я как опаздывала, так и буду опаздывать, и никто мне этого не запретит, ни директриса, ни завуч – не заметят. А если и заметят, все равно мне все с рук сойдет. Да, вот я такая, и в подружках у директриссы не хожу, и в Департаменте у меня блата нет – просто я везучая, везучая по жизни. А везучая потому, что к той же жизни отношусь «фиолетово», то есть ничего не принимаю близко к сердцу. Чтобы ни случилось – не переживай, все перемелется – мука будет. С этим уже 50 лет живу и живу, слава Богу, легче других. Да легче, легче тех, кто никогда не опаздывает на свои уроки, тех, кто всегда за что-то и о ком-то переживает. Нет уж, увольте, мне все «фиолетово», и на шестом десятке я свое жизненное кредо, как тех коней на переправе, менять не собираюсь…». Урок Светлана Анатольевна начала на десять минут позже положенного срока.

Урок она вела по конспекту. Впрочем, на этот раз конспект ей оказался не нужен. Она просто дала задание переводить текст, а сама опять зашла в подсобку и включила электрочайник, чтобы на перемене попить чайку с мармеладом, который принесла с собой. По расписанию следующим у нее был десятый класс, где она являлась классным руководителем. Тот урок она решила совместить с обсуждением некоторых «внутриклассных» дел, а именно: сбора денег с учеников на содержание школьной охраны, выяснить, кто поедет на экскурсию во Владимир, и еще ряд подобных вопросов. И вновь у нее не возникло ни малейшего опасения, что ее кто-то «застукает» или «заложит», то есть донесет директрисе, что она вместо занятий занимается тем, чем положено заниматься во время классного часа, после уроков. Она это и делала во время урока, чтобы не заниматься этим после. А если и донесут? Ну что с ней сделают? Посрамотят на педсовете? Ха, напугали ежа голой задницей. Да и без того все знают, что она и специалист слабый и классный руководитель никудышный. Но для нее все это «фиолетово». Выгнать её не выгонят, и так учителей не хватает. Вон бабульки семидесятилетние работают, потому как юные выпускницы педвузов жевать скудный и тяжело дающийся учительский хлеб, как правило, не желают. Это где-нибудь в провинции, где податься некуда, ибо с работой напряг, администрация может учителя пугать угрозой увольнения. А в Москве?… Ну и потом, она владеет таким «искусством», в котором даст сто очков любому самому лучшему педагогу – она умеет жить. Такой талант дается не многим, и потому прожив пятьдесят лет под «фиолетовым» знаменем, она не сомневалась, что является едва ли не самой счастливой и удачливой женщиной как минимум среди всего педколлектива школы, да и во всей Москве по этому «показателю» далеко не в последних рядах.