Текст книги "Терем-теремок (Юмористические рассказы)"
Автор книги: Виктор Ардов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
КОСЯКОВ РАСШИРЯЕТ КРУГОЗОР
– Разрешите войти, Пал Палыч? – почтительно спросил один из сотрудников базы, приоткрыв дверь в кабинет к управляющему тов. Косякову.
Тов. Косяков сидел за столом и на вопрос ответствовал не сразу, увлеченный подписыванием бумаг:
– А, это ты, Гурбенко… Ну, войди, войди… Чем сегодня порадуешь?
Сотрудник деликатной иноходью приблизился к столу, положил поверх папок толстую книгу и, указывая рукой на нее, доложил:
– Сегодня, если разрешите, Пал Палыч, будем прорабатывать «Войну и мир» Льва Толстого…
– Постой, постой. «Войну и мир» ты мне уже докладывал.
– Совершенно справедливо. Только то были первый и второй тома, а это – третий…
– Сколько же вообще этих томов?
– Всего четыре, Пал Палыч. Больше не будет.
– «Но будет»… Утешил! И так я с твоей «Войной и миром» второй месяц вожусь. Отстал от современной литературы, если хочешь знать. Вон, говорят, какой-то Серафимович написал еще что-то про чугунный ручей…
– Не чугунный, а железный. И не ручей, Пал Палыч, а лоток. Только это было лет сорок тому назад.
– Ну вот, видишь… А я до сих пор не имею времени ознакомиться. Я, правда, никогда ее не любил – эту художественную литературу. Еще когда в техникуме учился, то ребята наши кое-что почитывали, я помню… А я, бывало, только как уезжать из общежития на каникулы, заглядывал в библиотеку – знаешь, с этим «бегунком», с листочком… насчет того, что книг за мной не числится… Но теперь стали нажимать, на это дело. Третьего дня, например, в райкоме намекали: «Отдельные товарищи не растут, не читают беллестристики…»
– Белле-тристики, Пал Палыч. У вас в середке лишнее «с» произнесено…
– Разве? Ну, неважно… Да. Говорят: «Отдельные работники мало расширяют кругозор». Не могу же я в райкоме заявить, что именно ты ограничиваешь мой кругозор!..
– Помилуйте, Пал Палыч… Разве ж я осмелюсь?.. Все, что могу, делаю в данном смысле. В прошлом квартале сказки Горького для вас законспектировал. На Гоголя такую картотеку сделал, что хоть в музей выставляйте: отдельно – персонажи, отдельно – пейзажи, отдельно – афоризмы и прочие красоты стиля… Опять же из «Онегина» цитаты и выписки подработал, а они, между прочим, в стихах…
– А за что я тебя держу? Если хочешь знать, твою штатную единицу мне уже который год норовят срезать.
Пристают: «Ну, зачем вам нужен второй плановик?» А я не соглашаюсь на сокращение. Придумывал разные там доводы: зачем мне требуется плановик номер два… Но ты за это обязан наращивать темпы расширения моего кругозора. Ты мне темпы давай!
– Слушаюсь. Буду стараться еще более сжато, так сказать… А сейчас, если разрешите, я вас кратенько проинформирую касательно третьего тома «Войны и…».
– Ладно, выкладывай. Только, знаешь, давай без этих… без художественных красот и разной там психологии. Ты факты подавай. Факты и цифры. Ясно?
– Конечно. Буду стараться, чтобы уложить всё данное произведение в… В общем и целом, Пал Палыч, третий том посвящен как раз Отечественной войне 1812 года…
– Ну, это я сам знаю: Наполеон, Бородино, пожар Москвы, Суворов…
– Кутузов, Пал Палыч, а не Суворов…
– То бишь Кутузов. Я знаю. Полный такой. Еще один глаз у него не работал… Ты мне конкретно расскажи, что с ними со всеми потом сделалось; там еще такая девчонка была, потом один толстяк, потом ряд офицеров…
– Точно! Наташа Ростова, Пьер Безухов, Андрей Болконский, Николай Ростов, Васька Денисов и…
– Вот-вот, я же помню, что их – целая орава… Знаешь что, брат Гурбенко? Ты приготовь-ка мне лучше какой-нибудь такой… м-м… подробный график на них на всех. Ну, на каждое действующее лицо анкеточку. Кто родители, чем занимались, что прежде делал. А потом и сводную таблицу. На этой таблице дашь, понимаешь ли, скажем, линию Наташи – голубой краской, Пьера – так, что ли? – коричневой. У Васьки у этого будет зеленая линия… Тогда я разложу перед собой все материалы и – того, пойму все быстро, с охватом, во взаимодействии, так сказать, всех элементов. Тебе ясно задание?
– Яяяясно…
– Ну вот, ступай теперь. Скажешь там, чтобы подали мне на подпись, если что есть еще…
– Слушаюсь…
– И смотри, ты отчетность по «Войне и миру» не задерживай. В темпе чтоб! Оперативность покажи… Нам уже давно пора бы заняться «Анной Карениной». Тоже путаная история с этой Анной, насколько я могу понять… Недавно мне замнач нашего управления Прохоров говорит: «Если вы меня будете резать с транспортом, то я окажусь как все равно „Анна Каренина“ – под поездом». А я стою дурак дураком, понятия не имею: кто такая? Из-за чего полезла под поезд?
– Так ведь я же вам грубо ориентировочно докладывал уже, что как раз Анна Каренина…
– Ладно, сейчас мне некогда. Потом подработаешь тоже и проинформируешь меня. А теперь иди… Нет, нет, «Войну и мир» оставь на столе. Это тоже свое действие оказывает, если на столе – художественная литература. Ну ступай… Да-да! Войдите! Кто там?
– Вы позволите, Пал Палыч?
– А, давай, давай, Свистунов… Так вот, Гурбенко. У меня к тебе все. Ступай и готовь мне сводку, о которой мы говорили. Садись, Свистунов. Книгу можешь отодвинуть. Не место ей, конечно, среди деловых бумаг… Но уж больно я люблю литературу. Вот взялся «Войну и мир» перечитывать, оторваться нельзя. Особенно там эта Надежда Ростова…
– Она – Наташа, Пал Палыч..
– Или Наташа… В общем, целиком и полностью поэтический образ. Потом этот… Пьер Безусый…
– Безухий он. Даже – Безухов…
– Разве? Хотя да, именно Безухов… Ну, и другие там поэтические типы… Так что у тебя там, Свистунов?
– В отношении снабжения метизами я пришел. Варакуксинский завод задерживает наши наряды, Пал Палыч…
И завязался деловой разговор. Проблема расширения кругозора П. П. Косякова временно была отложена.
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ РАБОТНИК
На афишах и в программах про этого артиста писали так:
Госцирк
Весь вечер в паузах
Павел Смычков
Репризы и интермедии
И надо сказать, Павел Смычков весь вечер пользовался большим успехом. Ему аплодировали, его шутки и трюки пересказывались в городе на другой день после спектакля. Более того – самого Павла узнавали, если он показывался на улицах. Скажут: слава артиста краткосрочна – едва успеет он покинуть населенный пункт, как уже и забыли его те самые люди, что хлопали и смеялись, плакали на его выступлениях и бросали цветы…
Возможно, конечно, что успех скульптора-монументалиста или эпического поэта – прочнее. Но в пользу нашего молодого героя говорит то, что его всегда узнавали, если жесткий цирковой «конвейер» (так называют систему гастролей в наших цирках: артисты перемещаются из города в город, как бы по «конвейеру»), если «конвейер», говорим мы, возвращал Павла Смычкова через год или два в город, где уже висели однажды афиши с приведенным выше сообщением: «Весь вечер в паузах Павел Смычков…»
Неизвестно, конечно, сохранилась бы память о Павле, буде он отсутствовал в данном городе десять или пятнадцать лет. Неизвестно по той причине, что Смычков работал в системе цирков всего только пятый год. Как, однако, молодой человек делается коверным клоуном?
С детства Пашу влекло к физкультуре и гимнастике. Затем после семилетки были вступительные экзамены в единственное в мире цирковое училище (Москва). Через четыре года обучения выпускная комиссия присвоила Паше и трем его друзьям по курсу звание артистов цирка, ибо они подготовили квалифицированный гимнастическо-акробатический номер. А в этом номере Павел взял на себя роль комика. Того самого, который делает вид, что он не умеет толково повторить фигуры и упражнения, с блеском демонстрируемые его коллегами, то есть в сущности обнаруживает умение еще большее, смелость просто поразительную.
Затем, когда уже на публике окончательно выяснилось, что Павел Смычков вызывает много смеха и вообще имеет успех, то к мимическому образу комика-гимнаста добавлены были смешные реплики. И вот после того, как номер распался по случаю болезни одного из участников, Павел разумно решил испробовать себя в качестве профессионального соло-клоуна на амплуа коверного. Мы говорим «разумно», ибо нашему герою с его комическим дарованием и настоящим мастерством в акробатике, гимнастике, жонгляже (а всему этому Пашу добротно обучили в цирковом училище) и на самом деле прямая дорога была именно в этот жанр…
И вот результат: свои три строки в афише и веселые улыбки людей при встречах с артистом Смычковым в любое время и в любом месте – днем, утром, поздним вечером, на улицах, в магазинах, на базаре… Да, и на базаре. Ведь артист цирка – этот кочевник – даже в двадцатом веке сам заботится о себе. Особенно холостой. А у Павла Смычкова супруги пока еще не было…
Надеемся, вы обратили внимание на словечко «пока» в предыдущей фразе. Вот речь у нас и пойдет о том, как Паша Смычков влюбился и как вследствие этого женился, преодолев значительные препятствия.
Итак, Паша приехал на гастроли в некий областной город. После первых спектаклей его и тут полюбили зрители.
Может быть, кто-нибудь усомнится в возможности иметь успех у девушек человеку, который по характеру работы наклеивает себе нос дулей; который надевает ботинки 63-го размера, похожие на древне-новгородские челны; который на манеже двадцать раз за спектакль падает и иной раз получает «побои» от артистов и униформы; который весь вечер великолепно демонстрирует свою мнимую глупость; который… впрочем, кто же не знает работу клоуна?.. Да, клоуны имеют такой же успех, какой падает на долю поэтов, таперов, киноартистов, дирижеров джаза и т. д., ибо девичьему сердцу важен успех ее избранника сам по себе, а суть его профессии имеет для такого сердца второстепенное значение.
Между Лелей Кожакиной и Павлом было нечто, что их роднило: Леля сама занималась гимнастикой с детских лет и потому могла полностью оценить гимнастическое и акробатическое мастерство коверного. Да и комическое дарование Паши Смычкова не прошло мимо внимания смешливой и веселой девушки. Вот почему, сидя пятый раз в кресле третьего ряда (на одной и той же программе), Леля осмелилась бросить скромный пучок гвоздик прямо на барьер, подле которого стоял Паша, раскланиваясь со зрителями. Конечно, и сам Паша заметил девушку, приветствовавшую его гвоздиками, гораздо раньше, нежели помянутые гвоздики упали на алый бархат барьера. Во всяком случае, поднявши цветы, он отвесил «персональный поклон» в сторону кресла № 19 в третьем ряду…
Теперь уже трудно установить, как это случилось, что после спектакля, отмеченного подношением гвоздик, Леля и Павел пошли из цирка домой вместе. Факт остается фактом: пошли. Не будем томить читателя и сообщим, что скоро приспело время сообщить родителям Лели, что она собирается замуж. За кого? Ага! Тут-то и вся заковыка.
Но сперва надо представить читателю родителей Лели Кожакиной. По поводу ее мамы, с точки зрения молодой пары, ничего тревожного не предвиделось: Кожакина Анна Семеновна (домашняя хозяйка, беспартийная, образование среднее незаконченное) очень любила дочь, уважала и даже побаивалась своего мужа Кожакина Николая Петровича (преподавателя политической экономии в химическом техникуме) – человека весьма серьезного, который всегда рассматривал себя как крепкого работника на идеологическом фронте. И вот такому-то человеку надо было сообщить, что его родная дочь собирается замуж – за кого? – за коверного клоуна…
Леля даже не полностью понимала всю сложность положения, пока не призналась по секрету матери в своей любви. А уж Анна Семеновна – та всплеснула руками и сразу заплакала, приговаривая:
– Ох, Лелюшка, не пустит тебя отец за него замуж, вот увидишь, не пустит… Уж мне ли его не знать за двадцать два года нашей жизни. Он не то что там артистов, а даже про поэтов так высказался, что, мол, несерьезное это дело сочинять стихи. «Если, – говорит, – желаешь что сказать, напиши тезисами, выйди и доложи; а к чему эти рифмы или разные экивоки на природу, на любовь…» Нет, отец не одобрит, безусловно. И надо долго думать, чтобы найти такой способ, чтобы он… чтобы к нему… чтобы к вам… чтобы отнесся бы как надо…
При этих словах Леля заплакала вслед за матерью. Они бросились друг другу в объятия и не разлучались до самого прихода с работы Николая Петровича. И глава семьи по красным глазам у жены и дочери понял: происходит что-то необычайное. Опытный педагог учинил допрос – из тех, какие умел он производить над провинившимися студентами: неторопливый и властный, вежливый и решительный разговор, который неминуемо приводит к искреннему признанию, раскаянию и осознанию размеров своей вины. Против ожидания, почтенный преподаватель, вызнав причину огорчения своих дам, даже не рассердился: самая мысль выйти замуж за клоуна показалась столь нелепой и забавной, что он немного посмеялся только и пригласил жену с дочерью к обеду…
Пожалуй, это равнодушие расстроило Лелю гораздо больше, чем огорчила бы вспышка родительского гнева, которого она ждала и которой не воспоследовало. Не дотронувшись до еды, она скоро ушла – куда? – конечно, в цирк, на свое место № 19 в третьем ряду. (Откроем маленькую закулисную тайну: с некоторых пор кресло предоставлялось ей бесплатно – таковы традиции цирка, и работники финансовых органов напрасно будут здесь искать злостное нарушение интересов государства в обход законов…).
В антракте и Паша Смычков узнал о нависшем над ним несчастье. Впрочем, он догадался, что произошло нечто неприятное, по тому, как потускнели светящиеся любовью и радостью за его успех милые глазки Лели. Вот уже две недели они помогали артисту, каждый вечер окрыляли его, сообщали дивную игривость всем движениям клоуна, его интонациям, шуткам, репризам, мнимой борьбе с хлопотливой униформой… А тут, оборачиваясь в сторону кресла № 19, Паша всякий раз замечал, что его любимая не смеется и вообще ведет себя безучастно, словно младший редактор на директорском просмотре программы…
После переломного дня, в который влюбленные узнали о противодействии со стороны Лелиного отца, особую активность обрели с одной стороны Анна Семеновна, а с другой – сам Павел. Анна Семеновна ежедневно и еженощно принялась склонять своего супруга к посещению цирка. Пусть, дескать, хоть сам посмотрит, какого такого жениха себе сыскала их дочь. А Павел во все дни уговаривал Лелю покинуть отчий дом и уехать с ним в следующий город, где будут происходить его дальнейшие гастроли. А на новом месте и зарегистрировались бы, и родителям написали бы оттуда:
«Дорогие папа и мама, поздравьте нас, мы уже зазагсились!»…
И надо сказать, что обе уговаривающие стороны достигли успеха в своих хлопотах: Николай Петрович брезгливо согласился посмотреть, как там валяет дурака этот несерьезный молодой человек, к сожалению, приглянувшийся его дочери… А Леля, каждое утро и каждый вечер читая на сердитом лице своего папаши неодобрение ее выбору, поняла в конце концов, что реальный выход для нее только один: бежать!
Конечно, в душе девушки имели место самые волнующие колебания и страхи. Не так-то легко уходить из-под родительского крова тайком от матери, переезжать куда-то в неизвестный город, начинать неизвестную и новую жизнь. О, да, конечно: соединиться с любимым человеком очень хочется. Но это вовсе не значит, что все так просто и легко: жалко бросать маму, даже суровый отец вызывает не только злые чувства: его тоже немного жаль – особенно когда представишь себе, что он окажется обманутым: придет домой, а дочери-то и нет… И потом неизвестно еще, как выйдет это дело у Павла: он написал в Москву главной дирекции цирков письмо о том, чтобы его поскорее перевели в другой город по личным причинам, но кто может сказать, будет ли уважена такая просьба? А уезжать без разрешения раньше, чем закончатся гастроли, – серьезный проступок. За это молодого артиста по головке не погладят…
Анна Семеновна быстрее уговорила супруга посмотреть спектакль в цирке, нежели Павел сумел похитить Лелю. И вот однажды вечером на креслах № 18, 19 и 20 в том же третьем ряду сидели все трое членов семьи Кожакиных. При первом появлении на арене своего любезного Леля так затрепетала, что ее родитель сразу спросил с некоторой даже брезгливостью: – Неужели – этот?!
Ответила Анна Семеновна робким наклонением головы. А Леля зарделась, как маков цвет, и все свои усилия направила на то, чтобы не заплакать…
Однако попробуем на минуточку стать на точку зрения Николая Петровича, человека, как уже было сказано, серьезного и даже эрудированного. Что должен был он почувствовать при виде нелепой фигуры клоуна, который изъясняется пискливым дискантом, падает, цепляясь носками собственных ботинок (и каких ботинок!) за барьер, и все время совершает самые нелепые поступки?.. И вот такому-то субъекту предлагается отдать единственную любимую дочь!..
На лице Николая Петровича появилась гримаса крайнего осуждения, словно он присутствовал не на выступлении забавного и одаренного артиста, а оказался свидетелем постыдного поведения некоего алкоголика, что безобразничает во хмелю на глазах у всех. А жена и дочь, больше смотревшие на главу семьи, нежели на то, что происходит на манеже, в свою очередь грустнели все больше. Разумеется, это не укрылось от Павла, который всякий раз, как занавес форганта скрывал от публики его фигуру, принимался наблюдать за семейством Кожакиных…
И вот Павлу пришла в голову пагубная мысль: он решил, так сказать, вовлечь во всеобщее веселье публики также и будущего своего тестя. Сказано – сделано.
В очередной паузе (по ходу репризы) Павел обратился именно к Николаю Петровичу с просьбой одолжить головной убор для интересного фокуса. Всеобщее внимание зрителей к своей особе, вызванное этим обращением клоуна, Николай Петрович расценил как дополнительную неприятность: вот связалась его дочь черт знает с кем, так приходится еще и такой срам терпеть! Он было отвел руку со своей кепкой за спину и еще строже насупил брови (в химическом техникуме не только студенты, но даже иные преподаватели трепетали, когда у товарища Кожакина появлялась эта суровая морщинка между бровями). Но Павел, не теряя веселого и условного ритма репризы, ловко, хотя с виду и очень мягко, выдернул кепку у Николая Петровича. Показав ее предварительно шпрехшталмейстеру, а затем всему амфитеатру зрителей, Павел, как водится, потихоньку санжировал (подменил) эту кепку. А затем начал топтать, рвать, поливать водой специально для него предназначенную казенную кепку, очутившуюся теперь в его руках, – словом, делал все то, что положено в данной репризе.
Зрители буквально падали со стульев от смеха. Притом почти все старались поглядеть: как же реагирует на подобные надругательства над его головным убором сам владелец кепки? Многие вставали, чтобы лучше увидеть выражение лица и поведение Николая Петровича. Кое-кто показывал на него пальцем. Близко сидевшие люди хлопали почтенного педагога по плечу и вопрошали:
– Попался, отец? А зачем было давать свой набалдашник?.. Теперь будешь носить на голове ошметки, ха-ха-ха!..
Первые две минуты Николай Петрович еще надеялся, что ему как-нибудь удастся уйти от общего внимания. Но когда он понял, что над ним будут смеяться куда больше, чем над самим клоуном, он встал и, бессознательно и жалобно даже прикрывая обнаженное темя рукою, побрел к выходу. Анна Семеновна и Леля замерли на своих местах, не смея ничего предпринять. А вдогонку Кожакину несся уже целый шквал хохота и такая овация, которой могли бы позавидовать даже любимцы столичной публики.
Занятый своей репризой, Павел не заметил бегства Николая Петровича. Когда же, как водится, он понес не тронутый им головной убор зрителя (а бутафорская кепка, доведенная до состояния утильсырья валялась посреди манежа), понес туда, где сидел его будущий тесть, он увидел, что место Кожакина пустует. И – таков жестокий закон арены! – Павел лихо присвистнул, издевательски прощаясь с дезертировавшим кепковладельцем, хотя, конечно, понятно было, что теперь – после репризы с кепкой – примирения с Лелиным отцом быть не может…
Едва только начался следующий номер, Анна Семеновна и Леля покинули свои места и отправились домой, захватив с собой кепку главы семьи. Не будем рассказывать, что произошло дома; каковы были слова, сказанные Николаем Петровичем; сколько слез пролили мать и дочь и так далее. Все ясно и так…
Существенно, что теперь молодые люди решили бежать безотлагательно. И отъезд был намечен на ближайший вторник (злосчастная реприза с кепкой имела место в субботу).
Во вторник же ничего не подозревавший Кожакин в качестве внештатного пропагандиста зашел в горком партии. В вестибюле ему встретился первый секретарь горкома товарищ Лазарев, который в ответ на поклон Кожакина добродушно улыбнулся и сказал:
– Привет, друг! Видели мы, видели, как обошлись с вашей кепкой в цирке… Только зачем же было сердиться так? Шутка и есть шутка. Неужели вы подумали, что вам всерьез испортят ваш головной убор?
Кожакин нахмурился.
– Дело в конце концов не в кепке, товарищ Лазарев, – сказал он. – Дело в самой манере: хватает у человека вещи, не согласовывая ни с ним, ни с…
Так как Николаю Петровичу не удалось придумать, с кем бы еще нужно было согласовать вопрос о кепке, то он начал новую фразу:
– И вообще, что это за стиль работы? Вертится, гогочет, всех толкает… костюм какой-то дурацкий, я бы даже сказал – формалистический…
– Вы так считаете? – В голосе секретаря горкома Кожакин почувствовал явное неодобрение. – А мне кажется, что этот артист – Смычков его фамилия – очень одаренный парень. И его искусство, знаете ли, соответствует… Возьмите вы его остроты по международным вопросам. Если бы наши лекторы умели в такой сжатой форме и так точно подать такой сложный материал… и главное – как остроумно!..
– Нет, вы это серьезно?.. – На лице Кожакина было написано такое недоумение и такая растерянность, что секретарь горкома даже улыбнулся.
– Определенно, в лице этого клоуна мы имеем ценного работника идеологического фронта. Вот так, товарищ Кожакин. На будущей неделе затеваем мы карнавал в парке, так без него, без Смычкова, думаю, нам не обойтись…
Тут секретарь горкома повернулся к работнику аппарата, который стоял рядом с ним, и спросил:
– Кстати, вы пригласили товарища Смычкова на совещание ко мне по поводу карнавала?
По мимике спрошенного товарища стало ясно, что приглашения не было, но что оное немедленно воспоследует… Опытный секретарь горкома все понял и без слов. Он добавил:
– Тогда пригласите немедленно! Мы ему думаем поручить ведение всего карнавала… Пусть, так сказать, руководит данным мероприятием. Обговорим сегодня у меня это дело и…
– Руководит? Мероприятием? – почти с ужасом повторил Николай Петрович. – Значит, вы на самом деле полагаете…
– А вы думали, я шучу? – перебил его секретарь горкома и, подав руку для пожатия, направился к выходу.
Кожакин же остался стоять в вестибюле. Идти в отдел пропаганды ему расхотелось: надо было обдумать то, что он услышал от начальства…
Через двадцать минут после этого Николай Петрович входил в собственную квартиру. Его поразило беспорядочное нагромождение вещей в передней и в комнате, где обитала Леля. А из другой комнаты слышались голоса жены, дочери и еще чей-то…
– Мамочка, пойми, что мне сейчас не надо все это брать с собой! – говорила Леля. – Когда папа помирится с нами, я приеду сюда и заберу…
– Так ведь когда это будет? – жалобно отзывалась Анна Семеновна. – А вдруг холода-то и вдарят там, где вы будете…
– В Ялте? В июле месяце? Холода? – с мягкой насмешкой произнес странно знакомый Николаю Петровичу тенор. И вдруг Николай Петрович признал: говорил он – ненавистный ему еще вчера, еще сегодня утром циркач Смычков!
Но странное дело: от былой неприязни не осталось и следа. Кожакин поймал себя на том, что он немного гордится своей дочерью: ведь вот сумела добиться внимания такого незаурядного артиста, которого высоко ценят даже в горкоме!..
Однако что они тут затеяли? Кожакин прошел туда, откуда слышались голоса. При виде его Анна Семеновна громко охнула, выронила из руки Лелин свитер и села на край раскрытого сундука. Леля вспыхнула и сказала растерянно:
– Папа…
А этот, а Смычков, решительно выпрямившись, поднял с пола чемодан и направился к двери.
– Пойдем, Ольга! – строго сказал он Леле.
Николай Петрович заговорил неожиданно мягким тоном:
– Куда «пойдем»? Подождите, дорогой мой! Вам известно, что вас ждут на совещании в горкоме партии? При мне сам товарищ Лазарев справлялся: известили вас или нет?
Мне, знаете ли, не до совещаний! – сурово ответил Павел. – Пошли отсюда!..
Но Анна Семеновна, уловившая в настроении мужа видимый перелом, поскорее вмешалась. Она пустила пробный шар:
– Вот, Коленька, какие теперь молодые люди: хотят от нас с тобою бежать, чтобы, значит, повенчаться в другом городе…
– Мама! – с ужасом воскликнула Леля.
Но Анна Семеновна жестом успокоила дочь и жестом же пригласила ее послушать, что будет дальше.
А дальше было вот что: Кожакин немного пожевал губами и снял очки, чтобы протереть их. Затем он водрузил очки на положенное им место и только после этого заявил:
– А почему, собственно, для этого надо уезжать куда-то?.. Да еще тайком… Будто нельзя зарегистрировать брак в нашем городе, в присутствии родителей и… и представителей общественности… Тем более вас в этом городе уже знают и, так сказать, уважают… Просто непонятно: от кого и куда вы решили бежать?
– Папочка, так разве ты… ты согласен?! – И Леля кинулась на шею отцу. В тот же момент громко заплакала Анна Семеновна, прерывая плач частыми сморканиями.
А Павел, забыв поставить на пол тяжелый чемодан, впился глазами в лицо будущего своего тестя, повторяя бесконечное число раз:
– Ничего не понимаю… не понимаю ничего… решительно ничего не понимаю… не понимаю ниче… – И так далее…
– А что тут особенно понимать? – пожав плечами, ответил Николай Петрович. – Что я, своей дочери враг, что ли? Ну, полюбила хорошего парня… так сказать, ценного работника на идеологическом фронте… Так в чем же дело? Женитесь себе на здоровье!
Теперь заговорили все сразу: Николай Петрович продолжал свой неожиданный монолог в пользу брака дочери; Анна Семеновна, не прекращая плакать и сморкаться, бормотала насчет того, что она всегда думала: все обойдется хорошо; Леля шумно изъявляла благодарность отцу, а Павел, не сходя с места и так и продолжая держать в руках чемодан, тоже что-то все время говорил, но что именно – понять было невозможно…
Так продолжалось минут пять. Затем Павел, наконец, опустил чемодан на пол, а сам присел на стул. К этому времени Анна Семеновна успела окончательно просморкаться. Лицо Лели говорило об ее счастье. А Николай Петрович осматривал вещи, приготовленные для отъезда, и укоризненно, хотя и снисходительно, крутил головой.
– А когда же… когда они пойдут регистрироваться? – несмело начала Анна Семеновна.
– Обсудим. Найдем подходящую дату. Чтобы не с бухты-барахты, так сказать, а продуманно все… Кстати, который час? Батюшки! Половина второго! А в два вас ждет товарищ Лазарев на совещание по поводу карнавала… Давайте идите, идите в горком, неудобно опаздывать на такое мероприятие… Тем более есть наметка поручить именно вам руководить этим делом!..
Паша, кинув восторженный взор на невесту, направился к двери…
