Текст книги "Человек ниоткуда"

Автор книги: Виктор Бриджс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА XX

Я прямо посмотрел моему новому знакомому в глаза и разразился громким смехом. Билли сел на решетку и тоже стал хохотать, как сумасшедший.

Лицо следователя выражало удивление.

– Простите, пожалуйста! – вырвалось, наконец, у меня. – Не лучше ли нам войти в дом?

Ну, а теперь, – сказал я, когда мы вошли в вестибюль, – вы, может быть, будете столь любезны и объясните нам, в чем дело?

Когда я говорил, послышались тяжелые шаги, и по лестнице спустился полицейский.

Следователь посмотрел на меня с любопытством.

– Тут нечего особенно объяснять. Меня уполномочили вас арестовать за убийство мистера Стюарта Норскотта, и я считаю своим долгом поставить вас в известность, что отныне все ваши слова будут приняты как улика против вас.

– Но что дает вам повод предполагать, что мистер Норскотт погиб? – спросил я.

– То, что его тело находится сейчас в мертвецкой на Ист-стрит.

Мне в жизни не раз приходилось переживать неприятные потрясения, но такого я никогда не испытывал. Даже Билли, чье непоколебимое равновесие могло нарушить только землетрясение, был до того ошеломлен, что свистнул.

Итак, в конце концов Норскотт все-таки попался им в лапы! Длинному списку черных дел Игнаца Прадо настал конец. Я вспомнил Мерчию и порадовался.

– Ваше сообщение, господин следователь, – сказал я, – несколько лаконично. Где же случился этот нежелательный инцидент?

– Я не имею права отвечать вам на ваши вопросы, – возразил следователь вежливо. – Обвинение вам прочтут в участке, а если вы желаете посоветоваться с юристом, то эта возможность вам будет дана согласно существующим законам.

Я кивнул головой.

– Извините меня за беспокойство, но мне так редко приходилось быть арестованным за убийство, что хотелось бы знать, что будет дальше?

– Мне придется вас попросить последовать за мной на Боунд-стрит, где вас задержат до тех пор, пока не выяснится обвинение. А теперь, – прибавил он, обращаясь к полицейскому, – позовите извозчика.

Полицейский козырнул.

– Ну, до свидания, Билли, – сказал я и в сопровождении следователя Нейля и полицейского торопливо спустился по лестнице, чтобы предстать перед судом за убийство.

Для меня почти не было сомнения, что Прадо получил смертельный удар от руки исчезнувшего Да-Коста. Остальная шайка в этом деле не участвовала. Я совершенно не мог себе представить, когда и где разыгрался трагический случай, и, кроме того, меня чрезвычайно интересовало, каким образом полиции удалось раскрыть подлинность моей личности. Поспешный отъезд Морица из «Аштона» был, несомненно, связан с этой историей, и теперь я понимаю, почему, прочитав телеграмму, он так испытующе посмотрел на меня.

Несмотря на серьезность положения, я не был особенно расстроен. В самом деле: кроме страстного желания лечь как можно скорей в постель, я испытывал еще невероятное и самое искреннее чувство облегчения при мысли о том, что с делом этим раз и навсегда покончено. Стюарт Норскотт мне порядком надоел. Я находил странное удовольствие в том, что снова стал Джеком Бертоном, хоть бы и обвиненным в убийстве.

Тем временем наш экипаж остановился на Боунд-стрит.

Мы вошли в канцелярию, большую, очень опрятную комнату, где стояли два американских бюро. За одним из них сидел седой человек с военной выправкой, но в штатском. Он что-то писал.

– Это – мистер Джек Бертон, – сказал мой спутник, и в его голосе почувствовалась вполне простительная хвастливая нотка. Затем, обращаясь ко мне, он прибавил: – Это следователь Кертис. Он вам прочтет обвинительный акт.

Следователь Кертис быстро овладел своим минутным волнением.

– Где его арестовали? – спросил он резко, осматривая меня с интересом.

– На Парк-Лэйн. Я как раз наводил справки, когда мистер Бертон подъехал на автомобиле вместе с другим спутником. Мне не оказали никакого сопротивления.

Следователь Кертис кивнул головой; встав на ноги, он перешел через комнату к целому ряду небольших отделений, и, вынув из одного из них какую-то официальную бумагу, сказал:

– Я прочту вам ваш обвинительный акт.

Боюсь, что мне сейчас с точностью не восстановить содержания этого внушительного документа. Коротко говоря, меня обвинили в преднамеренном убийстве Стюарта Норскотта, совершенном в ночь на 5 сентября, в доме, называемом «Бакстерс Рентс» , на Ист-стрит, в Стэпни. Нечего и говорить, что, несмотря на мою сонливость, я слушал чтение обвинительного акта с величайшим вниманием.

– Очень вам благодарен, – сказал я, когда он закончил. И тут же, весьма неуместно, зевнул, не имея сил дольше сдерживаться.

– Простите великодушно, – вырвалось у меня, – это было очень интересно, но, откровенно говоря, я так хочу спать, что еле держусь на ногах.

Оба улыбнулись.

– Вы сейчас же можете лечь, если хотите, – сказал следователь Кертис, складывая документ. – Вы можете также сообщаться с вашим поверенным и вообще с кем пожелаете.

Я покачал головой.

– Кровать – это все, что я сейчас хочу. Завтра утром я успею написать кому надо.

– В таком случае пойдемте со мной, – пригласил следователь Нейль.

Он повел меня по длинному коридору в небольшую, просто обставленную комнату, в окне которой красовались толстые железные прутья. Но там стояла кровать, и простыни показались мне чистыми. При моей сонливости в данный момент этого было более чем достаточно.

– Завтра вы можете послать за своими вещами, а теперь я должен вас обыскать. Согласно правилам мы обязаны обыскивать всех арестованных.

Я поднял руки, и, быстро обшарив ловкими пальцами все мои карманы, он вынул их содержимое.

– Все это будет спрятано и вам возвращено. Спокойной ночи.

Я так устал, что через пять минут после ухода следователя уже спал глубоким сном. Если верить, что жить стоит исключительно ради новизны ощущений, – я не имел никакого повода жаловаться на свою жизнь; я проснулся наутро в полицейской камере, меня обвиняли в убийстве, и у моей кровати стоял следователь Нейль с чемоданом в руках. Это был тот самый чемодан, что я привез из Вудфорда.

– Вот ваши вещи. Сегодня утром я посылал за ними на Парк-Лэйн.

– Вы удивительно любезны, господин следователь, – ответил я. – Теперь я могу надеяться на вас, когда буду сидеть на скамье подсудимых!

Он усмехнулся.

– В одиннадцать часов вас поведут к судье. Все ваши письма будут тотчас же доставлены по назначению, если только они соответствуют правилам тюремной цензуры. Вместе с завтраком вам принесут бумагу и конверты.

Как раз во время завтрака меня внезапно осенила счастливая мысль написать письмо лорду Ламмерсфильду. Все время я ломал себе голову, не зная, с чего лучше начать и какого направления держаться. Наконец я взял лист почтовой бумаги, принесенный мне полицейским, и написал следующее письмо:

«Полицейский участок, Боунд-стрит. Четверг.

Дорогой лорд Ламмерсфильд.

В последний раз, когда я имел удовольствие встретить вас на балу у Сангетта, вы были так любезны, что предложили мне свою помощь, если мне случится попасть в тюрьму. При чтении моего настоящего адреса, вы убедитесь, что я достиг этого положения с неожиданной быстротой. Не знаю, известно ли обществу о том интересном преступлении, в котором меня обвиняют; но могу уверить вас, что я пользуюсь в данный момент совершенно незаслуженной славой. Если вы можете мне уделить полчаса в течение дня, то буду весьма обязан вам за добрый совет. В ответ на вашу любезность могу вам обещать очень занимательный рассказ, способный наверняка рассеять гнетущую скуку, царящую в министерстве внутренних дел, на которую вы так жаловались в наше последнее свидание.

Преданныйвам

Стюарт Норскотт».

Насколько я знал лорда Ламмерсфильда, я был совершенно уверен, что это письмо приведет его в мою камеру. Побочные обстоятельства предъявленного мне обвинения были так необыкновенны, и его собственные дела были так близко связаны с моими, что он уже, наверно, сгорал от нетерпения узнать все подробности моего дела, если только ему было о нем доложено.

Я уже писал адрес на конверте, когда в камеру вошел следователь Нейль.

– Вот это для вас, господин следователь, – сказал я, передавая ему письмо. – Это единственное письмо, которое я пока написал, но я был бы вам очень обязан, если бы вы немедленно доставили его по адресу.

Бросив любопытный взгляд на адрес, он, видимо, проникся уважением ко мне, сейчас же взял письмо и вышел. Он скоро возвратился и заявил:

– Пришел ваш вчерашний приятель, мистер Логан. Если хотите, можете его видеть.

Минуту спустя полицейский ввел в камеру моего друга, и нас оставили одних. Билли уселся на угол стола, засунул руки в карманы и сказал:

– Да, нечего сказать, в грязную историю мы попали! Нас, кажется, подслушивают, – прибавил он, оглянувшись на дверь.

– Очевидно, – ответил я. – Но это ничего не значит. Что бы ни случилось, я теперь поступлю, как

Джордж Вашингтон. Раз Норскотт умер, дело наше кончено.

Он согласился со мной.

– Конечно, так. Теперь остается только очистить себя от всяких подозрений. Вам придется пригласить сюда юриста или адвоката, что ли, – не знаю, как они там называются, – чтобы он устроил все как следует…

– Я написал Ламмерсфильду и просил его прийти. Я подожду его, так как хочу услышать его мнение прежде, чем начать действовать.

– Превосходная мысль! – одобрил Билли. – Вы думаете, что он придет?

– Я так полагаю.

– Не слышали ли вы чего-нибудь новенького относительно убийства? – спросил он, помолчав. – Кто это, черт возьми, укокошил Прадо, и каким образом полиция напала на ваш след?

– Думаю, что это дело Да-Коста, – ответил я, – но мы скоро еще кое-что узнаем. Около одиннадцати я буду у судьи.

– Около одиннадцати? – переспросил Билли, взглянув на часы, – в таком случае мне пора идти. Я обещал вашей девице повести ее в суд.

– Мерчии! – воскликнул я. – Разве она знает?

– Да, я ей звонил сегодня и рассказал все. Разве этого не надо было делать?

Я пожал плечами.

– Конечно, почему же нет? Она все равно позднее узнала бы обо всем. Ведь все газеты будут кричать об этом деле. Мне только хотелось бы, если возможно, не впутывать ее имя в эту историю.

– Во всяком случае нам надо явиться в суд, а потому я решил, что лучше взять ее с собой, чтобы она сейчас же узнала всю правду. Это избавит ее от лишних волнений.

Я протянул ему руку.

– Билли, вы молодец!..

Он подошел к дверям и постучал. Изумительная поспешность, с которой дверь была открыта полицейским, навела нас на некоторые размышления. Махнув мне на прощание рукой, Билли вышел в коридор.

В течение следующих двадцати минут я старался восстановить в своей памяти точные числа и последовательный порядок всех происшествий, начиная с момента моей злополучной встречи с Прадо на набережной. Я решил рассказать Ламмерсфильду всю правду, и мне хотелось изложить ему всю историю в самой краткой и сжатой форме. Мои размышления прервал следователь Нейль.

– Судья приехал, – сказал он. – Ваше дело пойдет первым.

Несмотря на ранний час, зал суда был битком набит публикой. Когда я направлялся в указанное мне следователем деревянное помещение, напоминающее загон для скота, я не узнал ни одного лица, кроме лица Морица; он сидел в центре зала и упорно избегал моего взгляда. Пресса была в полном составе, и, пока я усаживался, вокруг меня слышалось жужжание и шушуканье.

Дальнейшая процедура была, как в газетах обыкновенно пишут, «краткой и чисто формальной».

Прежде всего следователь Нейль вошел в свидетельскую камеру и в кратких словах изложил подробности моего ареста. Оказалось, что еще раньше другой чиновник был послан в Вудфорд и мое прибытие на Парк– Лэйн на автомобиле было для полиции совершенно неожиданным.

После него следователь Кертис сделал свой полицейский доклад. Понятно, я слушал его с величайшим интересом.

Кертис заявил судье, что тело убитого мужчины, найденное в «Бакстерс Рентс», без всякого сомнения, признано за труп Стюарта Норскотта. Далее, по его словам, имеется целый ряд показаний, что за два дня до убийства я провел с покойным несколько часов в ресторане «Милан»; что в ночь, когда произошло убийство, я находился на балу у лорда Сангетта под именем Стюарта Норскотта, что я ушел оттуда рано – это может подтвердить сам лорд Сангетт – и в несколько возбужденном состоянии; что я вернулся на Парк-Лэйн только рано утром, и платье, которое я носил, было запачкано кровью. В этом деле имеются, правда, некоторые темные, неясные стороны, но Кертис тем не менее настаивал на необходимости моего задержания.

Судья выслушал его, не прерывая, до конца, и предложил мне задать перекрестные вопросы свидетелям.

– В следующий раз меня будет представлять мой поверенный, – ответил я. – Мне все равно придется ему заплатить, так пусть уж он берет всю работу на себя.

Лицо судьи осветилось улыбкой.

– В таком случае, я задержу вас до завтрашнего дня. Надеюсь, что полиция даст вам возможность приготовить вашу защиту согласно установленным правилам.

Выходя из зала суда, я впервые заметил Мерчию и Билли. Они сидели совсем позади, но даже на таком далеком расстоянии лицо Мерчии выделялось, как белый цветок. Я не показал вида, что узнал их. Пресса следила за мной с огромным интересом, и мне не хотелось впутывать девушку в это дело.

Не прошло и четверти часа после моего возвращения в камеру, как сторож мой возвестил с благоговением на лице:

– Приехал министр внутренних дел. Он желает вас немедленно видеть.

Минуту спустя ко мне ввели лорда Ламмерсфильда. Я встал, и, когда следователь вышел, закрыв за собою дверь, я поклонился моему высокопоставленному гостю:

– Как это любезно с вашей стороны, что вы так скоро пришли.

В первый момент лорд Ламмерсфильд ничего не ответил. Он смотрел мне прямо в лицо с выражением не то удивления, не то иронии. Потом протянул мне руку и сказал:

– Даже председатель кабинета, и тот иногда держит свое слово, мистер Норскотт.

Я засмеялся, отвечая на его рукопожатие.

– Лорд Ламмерсфильд, – начал я без всяких предисловий. – Я просил вас прийти сюда, чтобы рассказать вам всю правду. Я… не Стюарт Норскотт. Этот интересный джентльмен теперь умер. Вот тот единственный пункт, в котором полиция не заблуждается.

– Скотланд-Ярд делает замечательные успехи, – заметил невозмутимо министр и, положив шляпу на стол, придвинув себе стул и сел.

– Я расскажу вам всю историю от начала до конца, так будет лучше, – сказал я. – Кроме того, могу обещать, что вам не надоест ее слушать.

Ламмерсфильд вежливо поклонился.

– Мне никогда ничто не надоедает, кроме политики.

Прохаживаясь взад и вперед по камере, я изложил моему посетителю по порядку всю изумительную историю моих похождений, начиная с момента встречи с Норскоттом на набережной. Я пропустил только один или два эпизода частного характера, касавшихся Мерчии и леди Бараделль.

Когда я закончил, он некоторое время сидел и смотрел на меня молча. Потом тихо засмеялся.

– Я вам очень признателен, мистер Бертон, – сказал он, наконец. – Я был убежден, что люди, подобные вам, в наше время существуют только в романах. Как утешительно убедиться в подобной ошибке!.. Да, я понимаю, что жизнь может представлять большую ценность для человека с таким пищеварением и такими принципами, как у вас. Я верю в подлинность вашего рассказа: он слишком неправдоподобен.

Я поклонился.

– Кроме того, – прибавил Ламмерсфильд с иронией, – ваш рассказ имеет то достоинство, что объясняет многие факты, над которыми в настоящий момент наш добрый приятель Кертис ломает себе голову.

– Думаю, что мне придется говорить правду, – сказал я нерешительно.

Лорд Ламмерсфильд поднял руку в знак протеста.

– Никогда не следует прибегать к крайностям. Я сегодня же пошлю к вам Джорджа Гордона. Никогда не встречал человека, который от природы питал бы к правде более сильное отвращение. Если только найдется удобный способ вывести вас из затруднения, не прибегая к раскрытию истины, можете быть уверены, что он его пустит в ход.

Он произнес имя самого известного молодого криминалиста, имя, которое в настоящий момент гремело заслуженной славой.

Я начал было благодарить его, но он меня прервал:

– Я смотрю на вещи с эгоистической точки зрения. Как бы я ни преклонялся перед английским народом, мне совершенно нежелательно, чтобы он знал о моих частных отношениях с покойным мистером Прадо. Я бы попросил вас не говорить об этом даже с Гордоном.

Я кивнул головой в знак согласия.

– Что касается меня, конечно, я так и поступлю. Но Прадо, вероятно, оставил какие-нибудь записи в своих делах, и если они попадут в руки его двоюродного брата, то… вы уже знаете из моего рассказа, что за птица этот мистер Мориц Фернивелл.

Лорд Ламмерсфильд пожал плечами и сказал, вставая:

– Когда занимаешься политикой, поневоле становишься философом. В худшем случае – это кончится для меня добавочным отпуском. И я считаю, что вполне заслужил такую неприятность благодаря моей непростительной глупости. Я не понял, что наш покойный приятель был просто отъявленный авантюрист. Я был уверен, что он только гнался за титулом.

ГЛАВА XXI

Мистер Джордж Гордон приехал около половины четвертого. Его привел в мою камеру сам следователь и доложил о нем с тем же благоговением, что и о министре.

Это был высокий, безупречно одетый молодой человек, с усталым лицом и зорким взглядом из-под тяжелых век. Когда он произнес свое приветствие, в голосе его послышалось нечто, напоминающее свист кнута.

– Лорд Ламмерсфильд вам, вероятно, уже все рассказал, – заговорил я. – Пожалуй, будет лучше, если вы теперь станете задавать мне вопросы?!

Он сел за стол и покачал головой.

– Нет, мистер Бертон, если позволите, я предпочитаю выслушать это дело в вашем собственном изложении. Понятия Ламмерсфильда об истине имеют скорее политический, чем юридический характер.

Вспомнив мнение министра о мистере Гордоне, я не мог сдержать улыбки и без долгих размышлений начал свой рассказ. Мой гость слушал меня, нагнувшись над столом, делая какие-то заметки на полулисте бумаги. Раза два он прерывал меня и задавал краткие, отрывистые вопросы. Когда я закончил, он вдруг встал, потянул к себе свои записи и медленно сказал:

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Бертон, что завтра вы станете самым популярным человеком в Англии; если вы используете газеты должным образом, то ваши мемуары будут стоить колоссальных денег. Я уверен, что с сегодняшнего дня каждый английский журналист будет гнаться за вами по пятам, а они-то уж не упустят ни единой мельчайшей подробности вашей жизни за последние четыре месяца.

Говоря так, он все время не спускал с меня глаз. Я пожал плечами.

– В таком случае, они ее найдут чертовски неинтересной. До прошлой недели моя жизнь была примером благонравия.

Он немного помолчал.

– Если все это правда, то вам, конечно, ничто не грозит. Начнем с того, что показания господина Логана прекраснейшим образом восстанавливают ваше алиби. Но, с другой стороны, вам трудно избежать судебного процесса. Вся история слишком неправдоподобна. Судья не может принять ее на веру.

– Что делать, – сказал я со вздохом. – Раз уж все это раскроется, – значит, так и должно быть.

Он кивнул головой.

– Я сейчас же разузнаю, какие улики есть у полиции, и просмотрю все ваше дело. Надеюсь, появление в суде мисс Солано или вашего друга мистера Логана не встретит никаких затруднений?

– Ровно никаких! Логан живет в моей квартире под надзором полицейского. Он, наверно, придет сюда немного погодя. Мисс Солано находится у Трэгстоков, но мне не хотелось бы, чтобы ее имя часто фигурировало в этой истории.

Он не обратил внимания на мои последние слова.

– Пошлите ко мне Логана, как только он придет, – сказал он вежливо. – Прежде всего я постараюсь, чтобы выдали приказ об аресте Гуареца и всей остальной банды. А затем нам надо будет разыскать Мильфорда, если только он еще жив. В его руках все нити дела.

– Вы, по всей вероятности, найдете его в Темзе, – заметил я. – Моя единственная надежда на то, что ему удалось убить Да-Коста.

Гордон встал с места. Присущая ему томность вдруг спала с него, точно плащ. Глаза засверкали таким живым умом, такой энергией, что я легко понял его выдающийся успех.

– Я сделаю все, что возможно, – сказал он. – Полиция, наверное, попросит назначить второе следствие на завтра, и даже лучше, если ее ходатайство будет удовлетворено. Второе заседание покажет нам положение наших дел. Между прочим, не можете ли вы дать мне несколько адресов ваших друзей, живущих в Америке или в каких-либо других странах, чтобы они могли засвидетельствовать вашу личность?

Я выписал ему имена нескольких самых почтенных моих знакомых, знавших о моей поездке в Англию, и он спрятал этот список в карман:

– Я сегодня же пошлю им каблограмму. Не забудьте прислать мне Логана. А с мисс Солано я постараюсь повидаться сам.

Он ушел, оставив меня в приятном сознании, что выбор защитника сделан весьма удачно. Меня теперь беспокоила только мысль о том, что Мерчию придется втянуть в эту историю как свидетельницу. Что бы ни случилось, я решил твердо скрыть от публики ее истинную роль. Во Франции, конечно, это не имело бы значения, так как французы считали бы ее намерение убить Прадо вполне естественным и даже похвальным. Таково же было и мое мнение. Но могу себе представить, какая суматоха поднялась бы здесь, в Лондоне, среди моих добродетельных соотечественников! Чего бы это ни стоило, нужно будет скрыть ее участие в деле.

Мне было очень любопытно узнать, в каком виде меня изображают газеты. Поэтому, когда полицейский принес мне второй завтрак, я спросил его, не поступлю ли вразрез с установленными правилами, если пошлю за вечерними газетами.

– Я справлюсь, – ответил он. – Какие газеты вам угодно?

– Да принесите их побольше. Ведь не каждый день представляется случай быть обвиненным в убийстве.

Через полчаса он вернулся с пачкой газет под мышкой.

Я взглянул на «Звезду» и с первого взгляда убедился, что предсказание Гордона о том, что я стану самым знаменитым человеком в Англии, было недалеко от истины:

СТЮАРТ НОРСКОТТ СМЕРТЕЛЬНО РАНЕН!

Двойник миллионера заключен на Боунд-cmpum!

Кто такой Джек Бертон?

Изумительное таинственное происшествие в высшем свете.

Крупный шрифт оглавления занимал всю первую страницу, на которой в три столбца бы напечатан отчет об утренней процедуре. За ним следовало описание краткой, но умопомрачительной карьеры Норскотта среди английского высшего света. Что касается личности убийцы, газета, казалось, блуждала во мраке. Из всего прочитанного я понял только то, что тело Стюарта Норскотта, одетое в обыкновенный матросский костюм, было найдено три дня назад в каких-то меблированных комнатах Ист-Энда. Он, по-видимому, получил смертельную рану после жестокого сопротивления, так как найдены были кровавые следы на ступеньках лестницы, по которой удрал убийца. Содержатель меблированных комнат сообщил суду только то, что убитый накануне вечером принял у себя неизвестного посетителя. Но он не слыхал никакого шума, могущего вызвать подозрение о происходящей драке. Осмотр бумаг убитого вызвал ошеломляющее предположение, что покойник был не кто иной, как известный миллионер Стюарт Норскотт. Полиция вела поиски тайно и изумительно быстро. В результате последовал мой арест, и то, что «Звезда» описывала в своих передовых статьях, как «истинно потрясающее, таинственное происшествие». Другие газеты отводили ему на своих страницах ровно столько же места.

Я начал задумываться о том, что теперь должна переживать Мерчиа. Благодаря Билли она уже знала мою настоящую роль в этом деле, знала, что только благодаря мне Лиге до сих пор не удавалось отомстить убийце ее отца. Я верил, что ее отношение ко мне от этого не изменится; ведь любовь ее ко мне вспыхнула еще тогда, когда она меня принимала за Прадо! Такая любовь, наверное, выдержит любой удар. Я скорей боялся, что она сильно тревожится за меня.

Я предавался размышлениям по этому поводу, когда вошел полицейский и сообщил мне о приходе Билли.

– Расскажите мне, что с Мерчией, Билли? – попросил я, когда он вошел.

– Она великолепно себя чувствует. Этих Солано не так-то легко проберешь. Я рассказал ей всю историю перед тем, как поехать с ней в суд, а она и глазом не моргнула. Сильный характер у этой девушки…

– А она ничего не просила мне передать?

– Да, она сказала только, что будто бы вы ей еще не совсем надоели, – ответил, смеясь, Билли.

– Следите за Мерчией! – серьезно перебил я его. – Меня не так беспокоит Гуарец и его шайка, как этот разбойник Сангетт. Он влюблен в Мерчию, и теперь, как только узнает, что у меня руки связаны, может придумать какую-нибудь гнусность.

В тот вечер у меня больше не было посетителей, и все было тихо и спокойно до следующего утра; но за полчаса до суда ко мне привели мистера Гордона.

– Не будете ли вы возражать, если я не найду нужным протестовать против назначения дополнительного следствия на сегодня? – сказал он, глядя на меня своим острым взглядом.

– Если вы можете добиться от судьи, чтобы он выпустил меня на поруки, или как это там называется, я, конечно, брыкаться не буду, – ответил я. – Покуда Гуарец и вся его шайка находятся на свободе, мне хотелось бы выйти отсюда хотя бы только для того, чтобы охранять мисс Солано.

– Мисс Солано уже охраняется, – любезно заявил он. – Агент тайной полиции сторожит день и ночь дом Трэгстоков, а что касается Гуареца и его товарищей, то я имею приказ об аресте всей шайки. Дело теперь только за тем, чтобы их найти.

– Кажется, – заметил я в восхищении от его находчивости, – мне ничего не остается, как всецело положиться на вас.

Он кивнул головой.

– Я не вижу никакой пользы в протесте против требования полиции. Показания слишком серьезны, чтобы судья прекратил дело. Сангетт вместе с одним из своих лакеев собираются присягнуть в том, что вы покинули его дом в полночь, и только показания мисс Солано и мистера Логана опровергают его.

– В котором часу был убит Прадо? – спросил я.

– Между половиной первого и часом ночи. Вечером к нему, кажется, приходил какой-то посетитель, а затем, после полуночи, еще другой или, может быть, вернулся тот же самый.

– Но каким же образом, черт возьми, полиция узнала, что он – Норскотт?

– Он, по-видимому, имел при себе кое-какие бумаги. Что за бумаги, я не знаю, но они, верно, были достаточно показательны, чтобы установить его личность. Полиция вызвала телеграммой Морица Фернивелла, и тот сейчас же признал в нем тело своего кузена. Он сказал полиции, что, как только вы приехали в «Аштон», он сразу понял, что вы самозванец.

– Врет! – заметил я бесстрастно. – А как они узнали мое имя?

– По-видимому, отчасти из бумаг Норскотта, отчасти от вашей квартирной хозяйки. Она заявила в полицию о вашем исчезновении, и ее описание вашей наружности, конечно, в точности соответствовало наружности убитого.

– Мне это ни разу не приходило в голову! – воскликнул я. – Мне следовало тогда же своевременно дать знать старухе, что я не вернусь домой… Однако каков ваш план действий теперь?

– Дадим полиции продлить ваш арест. Я надеюсь, что до завтра нам удастся поймать Гуареца и его друзей. Они, конечно, уже удрали из «Холли», но слежку за ними я поручил Престону, одному из самых ловких агентов, и с минуты на минуту жду от него сообщений. Я также все перевернул вверх дном, чтобы найти Мильфорда. Полиция работает со мной, так что, если он жив, он скоро объявится.

Гордон встал и медленно прошелся по камере.

– Как видите, правда так неправдоподобна, что я не смею ее представить публично, раньше чем буду иметь в руках все детали. Чем больше полиция узнает подробностей этого дела, тем лучше для нас.

В камеру вошел полицейский.

– Судья только что приехал, мистер Гордон, – объявил он таким тоном, словно со стороны судьи было большой дерзостью приехать в суд, не справившись заранее, насколько это удобно мистеру Гордону.

Робость не принадлежит к числу моих добродетелей, но не могу не сознаться, что я чувствовал в себе очень мало уверенности, когда во второй раз шествовал в зал суда под крылышком следователя Нейля. Помимо моей газетной славы, которая сама по себе могла смутить любого человека, меня тяготила необходимость предстать перед лицом тех людей, с которыми я за последние дни находился в дружеских отношениях.

Окинув взглядом зал суда, я убедился, что в числе присутствующих находилась вся аштонская компания. Я заметил бледное, ошеломленное лицо тети Мэри, апоплексическую наружность сэра Джорджа Вэна; несколько поодаль от них сидела, грациозная и нарядная, леди Бараделль, она слегка наклонилась вперед и смотрела на меня с экзальтированным любопытством. Но Мерчии и Билли я не видел.

С места поднялся представитель полиции.

– Мне поручено ходатайствовать о дальнейшем задержании обвиняемого, – сказал он. – Для полиции это дело представляет еще некоторые неясности.

– Имеете ли вы какое-нибудь возражение против данного предложения, мистер Гордон? – обратился судья к моему защитнику.

Мистер Гордон встал, и весь зал вздрогнул от возбужденного любопытства.

– Если полиция требует дальнейшего задержания правосудия, – начал он, – то никакого возражения по этому вопросу с нашей стороны не будет. Все же, чтобы выяснить некоторые недоразумения, я хочу заявить, что мой доверитель имеет полный и готовый ответ на все необоснованные обвинения, предъявленные против него.

По залу пробежал гул. Мой взгляд упал случайно на бледное, полное ужаса лицо Морица, впившегося глазами в равнодушного Гордона.

– Не желаете ли вы предложить перекрестные вопросы полиции? – спросил судья.

Гордон покачал головой.

– Сейчас нет. Если дело откладывается…

Вдруг в заднем конце помещения поднялась какая-то суматоха, прервавшая его речь. Главная входная дверь открылась настежь, и в нее ворвались трое мужчин, к великому ужасу дежурного полицейского, который пытался воспрепятствовать их дальнейшему проникновению в зал.

Тогда раздался отчетливый, сердитый голос судьи:

– Что это за шум? Кто эти люди?

Как и все, я вытянул шею вперед, чтобы лучше разглядеть вошедших. Один из них был одет как пастор; другой был высокий, чисто выбритый, седой мужчина; лицо третьего было заслонено плечом полицейского. Но, услышав голос судьи, полицейский отошел в сторону, и я так и ахнул от изумления: это был Мильфорд! Его лицо было бледно и страшно; его обычно безупречный костюм смят и весь испачкан, но в подлинности его личности нельзя было сомневаться. Со страстным нетерпением обернулся я к Гордону, но прежде чем успел привлечь его внимание, человек, одетый вроде пастора, пробился на середину зала и обратился к судье:

– Простите, мистер Кроуден, что я ворвался во время заседания, – сказал он ясным голосом с легким ирландским акцентом. – Я учитель Мерилль из Стэпни. Я вам привел очень важного свидетеля.