Текст книги "Банда - 4"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Вы имеете в виду "дурака"? – осторожно спросил Худолей.

– И дурака тоже.

– Вы правы, Павел Николаевич, как вы правы! Самая поганая шестерка, и та, бывает, переломит весь ход игры!

– Шестерка? – переспросил Пафнутьев, и взгляд его, устремленный в окно, залитое солнечным светом, остановился.– Ну что ж, пусть так.

Худолей, не решаясь нарушить начальственные раздумья, пятясь, отошел к двери, неслышно отворил ее и выскользнул в коридор. И даже, удаляясь от кабинета, шел осторожно, большими шагами, стараясь ступать на носки.

***

Андрей вел машину по улицам города, время от времени бросая взгляды В зеркало – на заднем сиденье сидела выделенная Овсовым сестричка с младенцем на руках. Девочка спала, но на этот раз сон ее был вполне нормальным – она посапывала, постанывала во сне, пыталась пошевелиться, плотно запеленутая умелыми руками овсовских подчиненных.

Была еще одна причина, по которой Андрей настороженно поглядывал в зеркало заднего обзора – он опасался "хвоста". Несколько раз менял направление, въезжал во дворы, выезжал с противоположной стороны, пока, наконец, не убедился, что может спокойно ехать по указанному Пафнутьевым адресу.

– Кажется, мы уже проезжали по этой улице? – недоуменно спросила девушка.

– И еще поедем,– усмехнулся Андрей.

– Почему?

– Так ближе.

– Надо же,– удивилась девушка. И пока Андрей делал еще одну петлю по городу, она то хмыкала себе под нос, то краснела, то поглядывала в зеркало с каким-то игривым интересом. Не сразу, но Андрей догадался, в чем причина сестричка решила, что он специально колесит по городу, надеясь подольше побыть с ней, с красавицей.

– У вас такая улыбка, будто хотите что-то сказать, но не решаетесь,сказала она, взглянув на него в зеркало.

– А что, бывают такие улыбки?

– Разные улыбки бывают,– девушка почему-то покраснела.

– Приехали,– проговорил Андрей.

– В каком смысле?

– В прямом,– Андрей остановил машину во дворе, заросшем кленовым кустарником. Девушка надула губки – он не поддержал ее готовности познакомиться, не увидел ее красоты, не пожелал переброситься шаловливыми словами. Поводов для обиды у нее действительно было более, чем достаточно.

Выйдя из машины, Андрей распахнул заднюю дверцу, чтобы помочь девушке выйти с ребенком, но что-то там у нее случилось – не то колготки пошли-поехали, не то с каблуком беда стряслась, не то обида приняла такие странные формы.

– Помоги же! – сказала она, протянув ребенка, и Андрею ничего не оставалось, как взять девочку. Пока сестричка выкарабкивалась из машины, он успел рассмотреть сморщенное личико младенца размером, как ему показалось, не более кошачьей морды. Андрей видел ребенка в таком возрасте едва ли не впервые в жизни и смотрел на это чудом выжившее существо с какой-то пристальностью, отмечая и вздернутый нос, и лиловый цвет лица, и родинку между бровями. Почему-то именно эта родинка привлекла его внимание – маленькая, еле заметная, он даже решил поначалу, что прилипла какая-то крошка, и попытался ее снять мизинцем, но тут решительно вмешалась сестричка.

– Вы с ума сошли! – воскликнула она почему-то резко, с легкой девичьей злостью.

– А вы раньше этого не замечали?

– Можете уезжать, я сама отдам ребенка кому надо.

– Когда родите, милая девушка,– жестковато проговорил Андрей,– тогда и отдавайте кому надо. А этого ребенка поручено отдать мне. Я это и сделаю.

– Какой деловой! – воскликнула девушка опять с еле заметной злостью. Андрей с любопытством посмотрел на нее, усмехнулся. Первым войдя в подъезд, он нашел нужную дверь, позвонил. Им открыла пожилая женщина в белом халате и тут же замахала рукой, торопя гостей быстрее проходить в дом.

Это были частные детские ясли.

В период начавшихся долгожданных общественных преобразований миллионы людей оказались выброшенными из привычной жизни, и вынуждены были заняться самыми неожиданными делами – сколачивали гробы на балконах, заводили коз в собственных спальнях, летали в Арабские Эмираты за лифчиками и трусами, случали породистых собак и торговали щенками в подземных переходах... Некоторым повезло больше, они находили дело не столь хлопотное – превращали свои квартиры в ясли на пять-десять детей и тем жили. В такую квартиру и попали Андрей с сестричкой и младенцем.

– Мне звонил Павел Николаевич,– сказала женщина, принимая ребенка.– Все в порядке, скажите ему, чтобы он не беспокоился.

– Беспокойство его пройдет, когда я ему позвоню,– Андрей слегка уколол сестричку, дав понять, кто здесь главный. Прямо в прихожей он набрал номер телефона и связался с прокуратурой.– Павел Николаевич? Докладываю обстановку... Задание выполнено.

– Все, что нужно, доставил куда нужно и у тебя не возникло никаких неприятностей? – спросил Пафнутьев. Андрей лишь по этому его вопросу понял, насколько усложнилось положение – даже Пафнутьев из своего собственного, служебного прокурорского кабинета не решается говорить открыто.

– Да,– ответил Андрей.

– Ты ничего не заметил... Такого-этакого?

– Нет.

– Значит, все в порядке?

– Да... Я вам нужен?

– Подъезжай, там будет видно.

– Понял,– Андрей положил трубку.

Выйдя на улицу, он подождал замешкавшуюся сестричку. Похоже, она задержалась нарочно, чтобы заставить его помаяться на улице. Выйдя из дверей, девушка сбежала по ступенькам и, не взглянув в сторону машины, в которой сидел Андрей, пошла в противоположную сторону – видимо ждала, что он окликнет ее, догонит на машине, уговорит сесть. Но Андрей не окликнул, не позвал. Смотрел вслед удаляющейся девушке и не мог заставить себя произнести ни слова. Она замедлила шаги, оглянулась, бросив через плечо взгляд на его "Волгу".

Андрей не сдвинулся с места, пока девушка не скрылась за углом. Он наверняка знал, что она наблюдает сейчас за ним из-за киоска или автобусной остановки, но оставался на месте. Что-то мешало ему броситься вслед за девушкой, неплохой в общем-то девушкой. "Возраст? – спросил себя Андрей.Неужели возраст? Не должно бы..." Он знал, ясно понимал, как сильно изменился за последнее время. Суровее стал, молчаливее и спокойнее. И к себе относился уже без прежнего трепета. Будь, что будет – так примерно можно было объяснить его состояние.

Только теперь он понял слова китайца, который на каждом занятии напоминал о спокойствии. И вот пришло спокойствие, но с налетом какого-то пренебрежения, безразличия к самому себе. Да, Андрею стало не очень важно все, что с ним происходит и произойдет. И тогда он понял, что стал сильнее. Дошло до него еще одно – в любой схватке, кровавой или бескровной, он готов идти дальше, чем другие, он готов идти до конца, что бы его не ожидало – смерть, кровь, преступление... Противник это всегда чувствует, и, если у него нет такой готовности, он уклоняется, он не может бросаться в схватку, зная, что не готов к самому страшному.

А Андрей был готов.

И сейчас, вслушиваясь в себя, всматриваясь в себя, он осознавал перемены, которые с ним произошли, и был доволен этими переменами. Он нравился себе обновленным.

– А ты, наверное, думал, что уже навсегда от меня избавился? – распахнув переднюю дверцу, сестричка упала на сиденье рядом с Андреем,– Признавайся!

– Признаюсь,– он скупо улыбнулся и понял, что ему стало легче оттого, что девушка вернулась. Так лучше. Не для него, и не для нее – в мире от этого стало спокойнее.– Тебе куда?

– В больницу, куда же еще! Только без этих петляний по городу, ладно?

– Как скажешь,– кивнул Андрей.

– Ох, чует мое сердце, ничего у нас с тобой не получится,– сказала девушка, вскрывая пачку сигарет,– Угрюмый ты какой-то, насупленный.

– Не угрюмый, а сосредоточенный.

– На чем же тебя сосредоточило?

– На правилах дорожного движения... Еду, вот, и думаю – как бы довезти тебя в целости и сохранности. Да еще и вовремя.

– Я не возражаю против некоторого опоздания. Начальство меня простит.

– За что?

– За все простит. А тебя?

– А меня выгонит,– Андрей и сам не заметил, как втянулся в разговор далеко не легкомысленный, он понял вдруг, что ему откровенно предлагают уединиться где-нибудь на часок-второй. И если у него есть, где уединиться, то все остальные вопросы сняты. Подождет начальство, ничего с ним не случится.

– Трусоват ты, как я вижу.

– Это есть,– согласился Андрей, въезжая во двор больницы.– До скорой встречи! – он и сам не заметил, как выскочили у него прощальные слова Пафнутьева.

– Ха! – бросила Оля, захлопывая за собой дверцу машины. Не то презрительно произнесла, не то с надеждой на то, что поумнеет он, повзрослеет, а может, вынесла ему приговор. Андрей только хмыкнул про себя, его устраивали все варианты, которые могли вместиться в этом "Ха!"

Но был, все-таки был в их коротком разговоре или перебрехе, что более верно, смысл куда более значительный, чем это могло показаться человеку постороннему. Андрей получил толчок к действиям, на которые долго не решался.

Выехав со двора больницы, Андрей направил машину к дому, где жил старик Чувыоров. Это был хороший дом, в центре города, и добираться до него было и недолго, и несложно. Остановив машину за углом, Андрей, стараясь не задерживаться во дворе, шагнул в подъезд, где жила подруга Нади Чувьюровой, женщина, с которой он так неожиданно познакомился несколько дней назад. Он решил не звонить, не предупреждать о своем приходе, чтобы избежать неожиданностей – мало ли какие связки действуют в этом кругу – Бевзлин, Надя, Света, амбалы...

Кроме того знал Андрей и то, что нужно сохранять повышенную осторожность, Пафнутьев сказал открытым текстом – на него объявлена охота. Никогда не простит Бевзлин мексиканского соуса в собственных штанах, набитой морды, оскверненного "мерседеса". И успокоится он, лишь когда сможет послать Пафнутьеву руку Андрея со свернутым кукишем из мертвых пальцев. Сколько бы не прошло времени, какие бы не произошли события, но прощения Андрею не будет никогда. Никто так не унижал Бевзлина, и пока он не расправится с Андреем, все вокруг будут посмеиваться за его спиной. Только уничтожение, предельно жестокое уничтожение может восстановить его достоинство.

Андрей остановился у двери, прислушиваясь к тому, что происходило в квартире. Там стояла тишина. О том, что он мог появиться здесь, Бевзлин мог без труда просчитать и оставить здесь на всякий случай пару амбалов.

– Ладно,– пробормотал Андрей.– Разберемся,

И нажал кнопку звонка.

В квартире раздался едва уловимый шорох. Потом Андрей увидел потускневший глазок – его рассматривали с той стороны двери. Дверь открылась – на пороге стояла Света.

– Вы? – прошептала она, побледнев.

– Да, это я,– сказал Андрей как ни в чем не бывало и шагнул в квартиру.Разрешите? – спросил он уже в прихожей.

– Да, конечно, проходите...– пролепетала совершенно потрясенная Света.

– Я некстати?

– Да, нет, нормально...

– Вы не одна в квартире?

– Одна.

– Тогда вообще все прекрасно,– Андрей мимоходом заглянул в ванную, на кухню, в комнату.– Я ненадолго. Хорошо?

– Пожалуйста,– девушка стояла в домашнем халатике, прижав руки к груди, нервно перебирая складки дрожащими пальцами.

– Вы, вроде как, не ждали меня? – усмехнулся Андрей.

– Не ждала,– Света в состоянии была произносить лишь односложные слова, на большее у нее попросту не было сил.

– У меня есть немного времени?

– Совсем немного.

– Вы кого-то ждете?

– Да,– она молча показала рукой у себя над головой – дескать, жду кого-то очень большого, громадного, сильного.

– Передайте, пожалуйста, Наде, что я буду ждать ее сегодня возле универмага. У витрины с видеотехникой. В восемь часов вечера. Сможете?

– Постараюсь.

– Постарайтесь, пожалуйста, Света, ладно. У нее телефон на контроле, и я не могу с ней связаться.

– Она не придет... Не сможет.

– Сможет и придет,– твердо сказал Андрей.– Сможет и придет.

– Вы же знаете... Это невозможно.

– Восемь часов вечера. Центральный универмаг. Витрина с видеотехникой. Я буду ждать ее десять секунд. Каждая секунда сверх этих десяти опасна. Она это знает, и я знаю. И вы знаете. И все у нас получится. Можете подойти вместе с ней.

– Ни за что! – в ужасе прошептала Света, прижимая вздрагивающие руки к груди.

– А и не надо за что-то... Сделайте это просто так, даром,– усмехнулся Андрей.

– Все, уходите, я не желаю больше с вами разговаривать! – неожиданно резко проговорила Света. Вытолкав Андрея на площадку и прикрыв за собой дверь, она наклонилась к нему и прошептала: – Андрей, вы не знаете, что происходит... За вами охотятся. Все охранники имеют ваш портрет, адрес, телефон... Знаете, как прозвучал приказ Бевзлина? "Только живым! Мертвый он мне не нужен!"

– Значит, у меня есть надежда! – воскликнул Андрей тоже шепотом.– Меня не настигнет шальная пуля, не задавит машина, не пырнут ножом в толпе...

– Мне больше нечего вам сказать,– прошептала Света чуть слышно.– Извините.

– Больше и не надо говорить. Остальное скажите Наде. До скорой встречи! он коснулся рукой плеча девушки и, наклонившись, осторожно поцеловал ее в щеку.

– Вы просто не представляете,– проговорила она сквозь слезы,– вы просто не представляете... Они не люди, Андреи... Это пришельцы какие-то...

– Разберемся,– Андрей подмигнул Свете и быстро сбежал по лестнице, стараясь ступать по ступенькам бесшумно. Он уже знал, что чуть ли не треть квартир в доме принадлежит "фокусникам" и удара можно ожидать чуть ли не из-за каждой двери.

Но все обошлось. Машина стояла на месте, никто его не остановил, никто не вызвал подозрений. Он выехал со двора и сразу же влился в поток машин. Только на оживленной улице, окруженный со всех сторон несущимися машинами, зажатый ими так, что невозможно было свернуть ни вправо, ни влево, Андрей почувствовал себя в безопасности.

Андрей понимал, что поступает опрометчиво и рискованно. Наверное, он мог бы отказаться от задуманного, но не хотел. Он наказал Бевзлина, ему удалось то, что не удавалось никому, и Андрей решил, что может проделать это еще раз.

Однако была причина и более важная – он увидел Надю живой, и живой она ему понравилась больше, чем на фотографии. Да, она выглядела испуганной и бледной, в ней было что-то нездоровое – то ли сказывалась перенесенная болезнь, то ли общение с такими людьми, как Бевзлин, накладывало отпечаток страданий. Но те несколько слов, которыми они обменялись у загаженного тела Бевзлина, ее взгляд, голос подсказали ему, что не подлая она, все-таки, не подлая. Она не стала оправдываться, хотя вполне могла допустить, что, расправившись с Бев-злиным и охранниками, он точно так же поступит и с ней. Надя сказала лишь, что он сам виноват, а он и в самом деле виноват – нельзя было звонить в это логово из прокуратуры. Он должен был сообразить, что "фокусники" постарались обеспечить себя всей записывающей, прослушивающей, пронюхивающей техникой, которую только можно было достать за деньги. А денег у них, похоже, достаточно.

Да, он оплошал и получил по ушам.

Во всем его плане было только одно слабое звено – Света. Если Света знает, кто такие "фокусники", то, вполне возможно, работает на них. Да, Света ее подруга, да, они могут и пошептаться, и поделиться девичьими своими секретами, но это вовсе не исключало того, что Света вначале поделится не с Надей, а с тем же Бевзлиным.

– Ладно, где наша не пропадала,– усмехнулся Андрей и свернул на проспект. Через несколько минут он был возле универмага. Остановившись в переулке, прошел к витринам – он хотел еще раз осмотреть место встречи. Да, это будет явный, вызывающий риск, единственное, что может его спасти, это предусмотрительность. Все должно быть рассчитано до секунды. Амбалы Бевзлина, конечно, крутые ребята, они ни перед чем не остановятся, но соображают медленно, туго соображают, в этом Андрей уже убедился. У них не только на задницах наросли десятки килограммов жира, у них и мозги жиром заплыли. Эти ребята годились, когда требовалось запугать, надавить, прижать животом к стене, отодвинуть в сторону престарелую вахтершу, пройти мощным малиновым строем в какую-нибудь контору, которая отказывается платить дань... Но в уличных условиях, в толпе, среди хлопающих дверей и визжащих от ужаса женщин... Здесь они вряд ли будут так же сильны и убедительны.

Впрочем, Андрей остановился от внезапно пришедшей мысли – а может быть, у Бевзлина для других дел есть другие исполнители? Нет, вряд ли, ведь и несколько дней назад тоже были бы более уместны другие, ловкие, жесткие и натасканные.

И было еще одно обстоятельство, которое подогревало решимость Андрея найти Надю – он понимал, что это важно для Пафнутьева. Поэтому ему предстоит не просто рискованное свидание с красивой женщиной, которая приглянулась на рекламе и в которую он, похоже, влюбился, это еще и оперативная работа...

Андрей медленно прошел вдоль витрин, постоял у той, где была выставлена видеотехника. Тут всегда толпились люди, которые мечтали обо всех этих видиках, камерах, телеках, в основном молодежь – парни с девушками, которые считали, что настоящая счастливая, интересная жизнь у них начнется, когда они смогут смотреть половые шалости негров с белыми, детей с животными, толстых с тонкими, а без всего этого жизнь их представляет собой сплошное прозябание, жалкое, унылое существование.

Еще раз пройдя вдоль всех витрин, Андрей вернулся к оставленной за углом машине и, уже не отвлекаясь, направился в прокуратуру – Пафнутьев наверняка выглядывает в окно: не приехал ли он, не вернулся ли с опасного задания по перевозке младенца с места на место.

***

Пафнугьев вышел из прокуратуры, оглянулся по сторонам, с некоторых пор он постоянно оглядывался – ему не нравилось установившееся вдруг затишье. Так не бывает, так никогда не бывает, когда дело имеешь с хорошо организованной бандой. Если тишина – запирай окна и двери, вызывай милицию, если, конечно, удастся уговорить ее приехать спасать тебя, или же вообще высылай верного человека за билетом на вокзал, в аэропорт.

И сматывайся, смывайся, линяй!

И лучше до обеда, чем после, лучше до того, как выпьешь чашку чаю, чем после. Другими словами – немедленно в дверь, и сразу включай четвертую скорость. Хватай случайную машину, в твою наверняка заложена бомба, добирайся окраинными улицами, избегай тех, к которым привык, и мотай вместе с ближними своими, иначе удар придется на них.

Вокруг Пафнутьева с некоторых пор наступила вполне осязаемая тишина. Он чувствовал ее шкурой, и с каждым часом она угнетала его все больше. Резко уменьшилось количество телефонных звонков – люди словно поняли, увидели его обреченность. И посетителей стало меньше, и сослуживцы посматривали на него с явным недоумением – дескать, неужели он еще жив?

Полностью уйти в подполье Пафнугьев мог.

Но не хотел.

Что-то его останавливало, может быть, сохранившаяся где-то в самых отдаленных уголках души гордость – качество ныне странное, редкое, вызывающее у окружающих неприятие, а то и откровенную ненависть. И это справедливо – гордый человек непредсказуем, он подвергает опасности не только себя, но и окружающих. Под ним взрываются гранаты, вокруг него вьются шальные пули и вертятся люди, каждую минуту готовые на контрольный выстрел в голову.

Как-то к нему забрел Худолей. Вошел, потоптался у двери, не дождавшись, пока Пафнугьев закончит телефонный разговор, сам сел к приставному столику.

– Паша,– сказал он, когда Пафнугьев положил трубку,– я на два слова... Если не возражаешь.

– Валяй.

– Тут вот такое деликатное дело... Слухи разные ходят, люди впадают в недоумение... Это тебя касается, Паша.

– Ну? – насторожился Пафнугьев.

– Говорят, снимают тебя,– Худолей поднял воспаленные глаза и посмотрел на Пафнутьева.

– Так... Снимают меня, это я уяснил. А назначают кого?

– И об этом говорят, Паша. Якобы, человека подобрали. Опыт, правда, у него не больно велик, но образование есть, юридическое образование, характер, жизненная закалка... Понимание задач... Ты же знаешь, Паша, что понимание задач, стоящих перед должностным лицом – это главное.

– Поддержка влиятельных людей? – подсказал Пафнутьев.

– Да, Паша, да.

– Откуда слухи?

– От Невродова. С той стороны ветер дует. Областная прокуратура.

– Кого же подобрали?

– Его фамилия Шанцев.

– Знаю такого.

– Кто он, Паша?

– Бандюга.

– Я так и знал,– Худолей поднялся.– Если понадобится, Паша, скажи... У меня руки не всегда дрожат. Пришли времена, Паша, когда каждая контора должна подумать о самообороне.

– У всех окон автоматчиков поставить? – усмехнулся Пафнутьев.

– А ты не смейся, Паша, до этого не так уж и далеко. Одно окно я готов на себя взять. И я тебе обещаю, в мое окно никто не влезет.

– Ну ты даешь, Худолей!

– Паша, давно у тебя гости были? Давно у тебя по карманам шарили и документы изымали? Давно я в бессознательном состоянии на этом полу валялся? Это было совсем недавно. И будет опять. Лед сломан, почин сделан, брачная ночь позади.

– Какая ночь? – переспросил Пафнутьев, не сразу поняв причудливую мысль Худолея.

– Брачная,– твердо повторил тот.– Тебя не увезли в прошлый раз? Увезут в следующий. Не я тебя спас, случай подвернулся, судьба уберегла.

– Шанцев – это человек Бевзлина,– сказал Пафнутьев.– Президент фирмы "Фокус". Рука в холодильнике – его работа.

– У меня нет больше слов, Паша,– Хуцолей развел руки в стороны и, повернувшись, побрел к двери.

Пафнутьев его не останавливал.

Странно, но разговор с Худолеем не столько насторожил его, сколько успокоил. Если подобран человек, если этот человек Бевзлина, значит, снятие его, Пафнугьева, и назначение Шанцева должно быть проделано с некоторой служебной осмотрительностью, без трупа, без крови. Сначала пройдет быстрая, короткая газетная подготовка. Десяток позорящих статей при нынешней свободной прессе и наличии демократически мыслящих журналистов изготовить несложно, да и обойдется не очень дорого. Потом несколько интервью с Шанцевым по телевидению, его решительное заявление о необходимости жесткой борьбы с организованной преступностью...

Ну, и так далее.

Пафнутьев не стал даже додумывать эту мысль – все здесь было очевидно и многократно опробовано. Выйдя со двора прокуратуры на улицу, он остро глянул в одну сторону, в другую и зашагал к своему дому. Но не успел пройти и сотни метров, как возле него со скрежетом тормозов остановился старенький "жигуленок". В первое мгновение Пафнутьев отшатнулся, рука его нырнула под мышку, и, уже нащупав рукоятку пистолета, он узнал человека за рулем – это был Халандовский.

– Садись, Паша,– сказал тот.– Быстрее!

Пафнутьев бухнулся на сиденье, захлопнул дверцу, и Халандовский тут же рванул с места. Некоторое время он молчал, втискиваясь в плотный поток машин, чтобы затеряться, раствориться и исчезнуть для того наблюдателя, который, возможно, подсматривал за ним, следил и замышлял что-то поганое.

– Как понимать? – спросил Пафнутьев.

– Вот так и понимай. Слышал, у тебя были в гостях крутые ребята? – он быстро глянул на Пафнугьева и тут же снова повернулся к дороге.

– Были.

– Выжил?

– С трудом.

– А после этого по улицам разгуливаешь? Не надо, Паша, с ними шутить. Они не понимают шуток. Они смеются только после удачно сделанного выстрела. Вот тогда они смеются весело и непосредственно. Как дети. Они и есть дети, только больно уродливые какие-то, неудачные дети. Глупые, наивные, злобные. До умопомрачения. В последнее время они понесли небольшой урон в живой силе и теперь ищут человека, который бы взял вину на себя. Такого человека они нашли.

– Андрей?

– Нет, он не сможет оправдать их потери, хотя тоже обречен. Им нужна фигура покрупнее, чтобы все вокруг раз и навсегда заткнулись и не путались у них под ногами. Цель в этом, а не в том, чтобы свести счеты с каким-то наглецом... А знаешь, город гудит в радостном возбуждении,– усмехнулся Халандовский, сворачивая в какой-то неприметный переулок с выщебленным асфальтом и ямами, залитыми мутной весенней водой.– Весь город, Паша, смеется до упаду. Куда бы ни позвонил Бевзлин, на другом конце провода он слышит смех. По телевидению показали его "мерседес", полный говна, собранного со всего города. Раньше он дал команду доставить к нему твоего Андрея живым или мертвым. А после телепередачи, когда и его самого показали, какую-то старую запись нашли, он прежний свой приказ отменил и дал другой – только живым.

– Мудрость военачальника заключается в том,– медленно проговорил Пафнутьев,– чтобы не отдавать приказов, которые не могут быть выполнены.

– А Бевзлин и не отдает таких приказов. В этом смысле он достаточно мудрый военачальник, Паша.

– Его настоящая фамилия Бевз,– несколько невпопад произнес Пафнутьев.

– Знаю,– кивнул Халандовский.

– Почему же молчал?

– Я узнал об этом чуть позже, чем ты. На несколько часов позже. В моем кругу тоже налажена система оповещения, Паша.

Халандовский подъехал к краю дороги, почти прижавшись колесами к остаткам бордюра, машину последний раз тряхнуло на залитой водой яме, и она остановилась. Улица была совершенно пустынна, разве что изредка на мокром тротуаре появлялась какая-нибудь старуха с сумкой и, не обращая ни на кого внимания, семенила в магазин или же из магазина.

– Выпить хочешь? – спросил Халандовский таким тоном, будто сидел у себя дома в низком кресле перед журнальным столиком и принимал дорогого гостя.

– Хочу,– кивнул Пафнутьев, глядя перед собой в мутное ветровое стекло, пронзенное несколькими трещинами.– Почему машину в порядок не приведешь?

– Чтоб не угнали. Иногда я даже открытой ее оставляю – ни одна собака не желает иметь такую машину. А за мотором я слежу. Это очень хорошая машина, Паша. Ты не кати на нее бочку,– он достал из бардачка бутылку водки, как заметил Пафнутьев, бутылка эта лишь пятнадцать минут назад вынута из холодильника – она была влажной. С кряхтеньем запустив мохнатую руку в глубину бардачка, Халандовский вынул что-то, завернутое в фольгу, и два хрустальных стаканчика. Когда он развернул шелестящий металлом пакет, внутри оказались тонко нарезанное мясо, пучок зелени, большой помидор и кружок домашней колбасы, при виде которого Пафнутьев не смог сдержать восторженного стона.– Да, Паша, да, знаю я твою слабость и потому позаботился. Ты ведь ощущаешь иногда мою заботу?

– Очень явственно,– кивнул Пафнутьев.

Халандовский с хрустом свинтил пробку и разлил водку в стаканы, щедро разлил, граммов по сто двадцать, как прикинул Пафнутьев.

– Это не мешает тебе вести машину?

– Такие машины не останавливают. Гаишники знают, кого останавливать. В таких машинах ездят пенсионеры, ветераны, бывшие ударники труда, жертвы будущих преступлений... Вперед, Паша... Будем живы! – Халандовский поднял стакан в приветственном жесте, подмигнул Пафнутьеву громадным своим, черно-лукавым взглядом и выпил. Пожевал травку, разломил помидор, одну половину сунул в рот, вторую протянул Пафнутьеву.

– Говори, Аркаша... Чего там у тебя за новости? Не зря ведь ты похитил меня средь бела дня, а? – рука Пафнутьева помимо его воли потянулась к кружку домашней колбасы.

Халандовский снова наполнил стаканы, помолчал, глаза его подернулись легким хмелем, заблестели, будто в него только что была впрыснута жизнь, глубоко вздохнул.

– Тебя снимают, Паша? – прямо спросил он.

– По слухам, да.

– И ты знаешь, кого тянут?

–Да.

– Бевзлин не всем нашим ребятам нравится. Последнее время он слишком много о себе понимает... Некоторые наши ребята им недовольны. А если нашим ребятам по-настоящему кто-то не понравится...

– Считай, что я тоже им недоволен.

– О том, что он детишками торгует, ты знаешь?

– Знаю. И целыми, и по частям.

– На этом его связи с роддомом не ограничиваются.

– Что еще?

Халандовский взял свой стакан, некоторое время задумчиво его рассматривал, потом как-то неприметно, буднично выпил, сунул в рот пучок зелени.

– Не знаю, насколько это важно для тебя, но... В роддоме он снимает несколько комнат, нынче модно для поддержки штанов сдавать в аренду собственные помещения состоятельным фирмам... Некоторые утверждают, что в этих комнатах можно найти забавные вещи.

– Оружие?

– И оружие.

– Это интересно,– равнодушно проговорил Пафнутьев.

– Другими словами, это для тебя не новость? – чуть обиженно спросил Халандовский.

– Новость, но не очень важная... Аркаша, у меня есть его отпечатки пальцев, оставленные на трупе. А я не могу его взять, потому что он депутат. Депутаты не лишат его неприкосновенности, потому что он всех их с потрохами купил.

– В подвалах роддома может обнаружиться еще кое-что,– неуверенно проговорил Халандовский.– И потом, если застать его там...

– Он там не бывает.

– Откуда ты знаешь?

– Это было бы неграмотно. А он ведет себя нагло, но грамотно. Понимаешь? В роддомовском арсенале мы можем застать его водителя, но не более.

– Наши ребята им недовольны,– повторил Халандовский.

– Пусть наймут убийцу,– невозмутимо проговорил Пафнутьев, принимаясь за холодную свинину.

– Пробовали. Он осторожный, как черт. Не смог парень к нему подобраться. Долго охотился, но, в конце концов, вернул деньги. Все, до последнего доллара.

– И что же ваши ребята?

– Удвоили гонорар. Но парень отказался. Не мой, говорит, клиент. Все правильно, Паша... Этот хмырь на бронированной машине въезжает в подвал дома, специальным лифтом поднимается в свою контору... Такая же система у него дома. Все эти хохмы, когда убийца поджидает клиента в подъезде дома... Для Бевзлина это не подходит. Он не шастает по казино и ночным ресторанам, "девочек" к нему доставляют тем же путем, каким он пользуется сам... Невозможно даже установить, кто у него бывает...

– Живец нужен,– сказал Пафнутьев.

– Не понял?

– Большая рыба ловится на живца... Так мне сказал один человек. И я все больше убеждаюсь, что он прав. Вези меня, Аркаша, обратно в прокуратуру. Я, можно сказать, пообедал, мы с тобой прекрасно провели время... Поехали,вздохнул Пафнутьев.

– Подыскать живца? – осторожно спросил Ха-ландовский.

– Есть живец,– коротко ответил Пафнутьев и не стал пояснять, что он имеет в виду.

***

Первый раз Андрей проехал мимо универмага без четверти восемь. Ничто не насторожило его, не привлекло внимания. Машины в этом месте шли медленно, как всегда здесь было оживленно и бестолково. Возле витрины с видеотехникой толпились мальчики, постанывающие от восторга, девочки, постанывающие от нестерпимой жажды увидеть запретные картинки, молча и сосредоточенно стояли в сторонке дяденьки посолиднее.

Проехав мимо ряда машин, он не увидел ни "джипов", ни "мерседесов" – это его немного успокоило, но, с другой стороны, он понимал, что амбалы Бевзлина, наученные горьким опытом, будут вести себя осторожнее.

Второй раз он проехал мимо универмага без пяти восемь. И опять все было спокойно, опять ничто не привлекло его внимания.