Текст книги "Приключения 1978"

Автор книги: Виктор Пронин

Соавторы: Иван Черных,Владимир Рыбин,Сергей Наумов,Вадим Каргалов,Вадим Пеунов,Михаил Беляев,Иван Кононенко,Алексей Егоров,Олег Туманов,Октем Эминов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

– Да, а потом вам под всеми страничками придется поставить свою подпись.

– А если я с чем-то не согласна?

– Со своими же показаниями? Разве вы нам говорили неправду? Но тогда в конце протокола вы напишете, с чем именно не согласны и как следует понимать то или иное ваше заявление.

– Знаете, ребята, у меня такое ощущение, будто я попала в мясорубку.

– Очень сожалею, – виновато улыбнулся Демин. – У меня еще несколько вопросов, весьма незначительных. Но, если вы торопитесь, завтра к девяти ноль-ноль вам, Ирина Аркадьевна, придется прийти к нам в гости, в районную прокуратуру, – медленно, негромко проговорил Демин, прекрасно понимая, какое впечатление могут произвести эти безобидные слова на человека с нечистой совестью. – Дежурный проведет вас в коридор следственного отдела, а там каждый покажет двенадцатый кабинет, где вы и найдете следователя товарища Демина, то есть меня. И мы продолжим наши игры, как вы недавно выразились.

– Задержание этого маразматика, этого подонка Татлина с женским косметическим кошельком у вас считается настолько важным делом, что этим занимается бригада следователей? – Равская расхохоталась. – Неужели у вас столь значительные успехи по борьбе с преступностью, что вы позволяете себе эту канитель с вызовами, допросами, очными ставками из-за дела, которое и выеденного яйца не стоит?

Подождав, пока Равская успокоится, Демин заговорил негромко и терпеливо:

– Отвечаю на ваш вопрос. Задержание гражданина Татлина для нас не очень важное дело. Говоря о важном деле, я имел в виду смерть Селивановой.

Равская не произнесла ни одного внятного слова. Только хриплый гортанный звук исторгся из ее раззолоченного хохочущего рта, и она судорожно прикрыла его ладонями с ярко-красными ногтями, которые так напоминали падающие капли крови.

– Продолжим, – невозмутимо произнес Демин. Он отодвинулся от спинки диванчика, ссутулился, поставив локти на колени, и опустил голову, так что в поле его зрения остались только узоры ковра да лакированные туфли Ирины Аркадьевны на несуразно толстых подошвах. А ведь она, должно быть, очень невысокого роста, подумал он. И повторил: – Продолжим. Во время задержания гражданина Татлина, о котором вы отзываетесь столь неуважительно, в его сумочке, то есть в вашей сумочке, помимо тугриков-шмугриков, нашли написанный от руки курс иностранной валюты. Написан на клочке газеты. Так вот…

– Ну нет! – вскочила Равская. – Со мной у вас этот номер не пройдет. Я не могу терпеть, вы слышите, не буду терпеть, чтобы вы испытывали на мне свои профессиональные приемы допроса! Я не могу, вы слышите?! Не могу, узнав о смерти знакомого мне человека, говорить как ни в чем не бывало о посторонних вещах!

– Очень хорошо, – сдержанно сказал Демин. – Вы не можете вспомнить о своих звонках к Селивановой, вообще с трудом вспомнили, кто это такая… А, узнав о ее смерти, вдруг разволновались, причем настолько, что не можете даже говорить о посторонних вещах… Хорошо, будем говорить только о том, что имеет самое непосредственное отношение к смерти Селивановой. Вас это устраивает? Отлично. Коля, ты готов?

– Все в порядке, – ответил Кувакин.

– Поехали. Так вот, на клочке газеты, я уже говорил вам об этом, был написан курс иностранной валюты. Франки, доллары, гульдены и прочее подобное. Чуть ли не дюжину различных валют изъяли у Григория Семеновича Татлина.

– Я вас поздравляю, – холодно сказала Равская.

– Спасибо. Скажите, пожалуйста, Ирина Аркадьевна, зачем человеку, занимающемуся перепродажей валюты, этот список с указаниями, сколько рублей, к примеру, стоит франк или крона?

– Понятия не имею.

– Я тоже, – улыбнулся Демин. – Ума не приложу, зачем ему понадобился этот список. Остается предположить только одно – Татлин нечасто занимался перепродажей, а валюту в таком разнообразии вообще, возможно, первый раз держал в руках. Татлин – опытный комиссионный спекулянт. Но валюта – его новая специальность. Он ее только осваивал. И попался.

– Ближе к делу, – сказала Равская. – Я тороплюсь. У меня важные дела.

– Вряд ли у вас есть дела важнее собственной судьбы, – сказал Кувакин, не поднимая головы от протокола.

– По-моему, до сих пор мы обсуждали судьбу Татлина.

– Только до сих пор, – сказал Демин. – Теперь мы перешли к вашей судьбе. Дело вот в чем: курс валют, о котором мы столько толкуем, написан вашей рукой. Как вы это объясните?

– Вы уверены, что он написан моей рукой? – усмехнулась Равская. Но усмешка у нее на этот раз не получилась. Только гримаса искривила ее лицо, и тяжелая нижняя челюсть как бы вышла из повиновения, обнажив желтоватые от курева зубы.

– Нет, я в этом не уверен, – беззаботно сказал Демин. – Я спросил на всякий случай для протокола. Чтобы потом во время суда ни у кого не возникло недоумения, чтобы всем сразу стало ясно – разговор об этом был и ответ от вас получен в первый же день следствия. Вот и все. Остальное – мои предположения.

– А вы не злоупотребляете своим положением, так легко выдвигая обвинения, которые ровным счетом ни на чем не держатся, ничем не обоснованы? Или это профессиональные шутки?

– Нет, Ирина Аркадьевна, это не шутки. Курс валют написан довольно своеобразным почерком – все буквы разной величины, все какие-то остроголовые, а запись сделана очень грамотно с точки зрения машинописи – абзацы, отступления, отбивки и так далее. Есть в записке еще одна особенность – автор не любит переносов и старается во что бы то ни стало втиснуть слово до конца строки. И последнее – запись сделана красной пастой шариковой ручки. Общий вид примерно вот такой… – Демин вынул блокнот и показал Равской страницу, на которой она совсем недавно записала рецепт приготовления кофе.

– Боже, в какие руки я попала! – только и проговорила она.

– Итак, повторяю – это только предположение. Но завтра в десять ноль-ноль на моем рабочем столе будет лежать заключение экспертов с печатями, научными выкладками, обоснованиями, подробным анализом характерных особенностей почерка, химическим анализом пасты…

– Не утруждайте себя, – перебила его Равская. – Все это я знаю. Но должна вас разочаровать… Не исключено, что записку, которую вы нашли у Татлина, действительно написала я… Понимаете, около полутора лет назад мне как-то позвонил Татлин и спросил, нет ли у меня под рукой курса валют…

– А почему он решил, что у вас может быть такой курс?

– Потому что я подписана на «Известия», где эти данные публикуются, а он – на «Комсомолку», где эти данные не публикуются. Татлин обожает молодежные издания. Я написала ему все, что он просил, на первом попавшемся клочке бумаги.

– Тогда, пожалуй, все, – сказал Демин, поднимаясь. – Коля, дай Ирине Аркадьевне прочесть протокол.

Надев очки в тяжелой оправе, Равская откинулась в кресле и углубилась в чтение. Время от времени она с интересом взглядывала на Демина, на Кувакина, хмыкала, видно, припоминая детали разговора.

– У вас прекрасный стиль, – сказала она Кувакину, закончив читать. – Вы никогда не писали заметок в газету?

– Как же, писал, – охотно ответил Кувакин. – И сейчас пописываю… Когда дело, которое я уже расследовал, рассмотрено судом и вынесен приговор. Иначе, Ирина Аркадьевна, нельзя, чтобы самим фактом публикации не давить на судей, на народных заседателей. Понимаете?

– Вполне, – ответила Равская и жестом попросила у Демина ручку, не обращая внимания на ту, которую протягивал ей Кувакин. Этим она хотела слегка унизить того, поставить на место. Ей не хотелось подписывать протокол той самой ручкой, которой этот протокол писался. Взять свою, с красной пастой, она тоже не решалась. Демин с любопытством наблюдал – что же будет дальше. Он смотрел на ручку, протянутую Кувакиным, Равская смотрела на Демина, нетерпеливо и требовательно, а Кувакин с улыбкой наблюдал за Равской. Наконец Ирина Аркадьевна не выдержала. – Ах, простите, – проговорила она, вспыхнув. Взяв дешевую, тридцатикопеечную ручку, она быстро подписала протокол и тут же брезгливо отодвинула его от себя.

– А теперь я прошу вас извинить за доставленное беспокойство, – сказал Демин и слегка поклонился. – Полагаю, мы еще встретимся.

– Позвольте, но вы ничего не рассказали мне о Селивановой? Что же с ней произошло?

– Она погибла. Обстоятельства я только выясняю, – Демин развел руками. – Когда я буду все знать, думаю, к тому времени вы тоже будете все знать. Откровенно говоря, у меня такое чувство, будто вы и сейчас знаете больше меня.

Водитель поджидал их, тихонько посапывая на руле. Но едва они расселись на заднем сиденье, он поднял голову.

– Не торопись, Володя, – сказал Демин. – Отъезжай вон туда в конец переулка и гаси огни. Посидим, подождем минут десять-пятнадцать.

– Думаешь, выскочит? – спросил Кувакин.

– Не усидит. Не сможет.

– Усидит. Ей, наверно, десятку друзей позвонить надо, сигнал опасности передать.

– Не будет она звонить, – усмехнулся Демин. – Побоится. Уж небось думает, что и телефон прослушивается, и на пленку все записывается. Скорее из автомата будет звонить. А то и вовсе лично всех объедет. Натура активная, она не будет сидеть сложа руки. А ей есть к кому сходить, кого предупредить, с кем столковаться.

– Слушай, а с газетой она, получается, выскользнула?

– Ничего подобного, – горделиво ответил Демин. – Курс валют записан на верхнем крае газеты, там больше всего свободного места, именно там указывается дата выпуска. Собственно, самой даты там нет, она оборвана, но последняя цифра года есть, именно этого, текущего года. А году-то всего второй месяц, понял?

– Валя, а тебе не кажется, что мы напрасно открыли перед ней все свои карты?

– А какие карты мы открыли? – удивился Демин. – Про Татлина рассказали? Она и так знала, что он задержан, что ведется следствие. Сумочка? Как раз завтра она могла и не признаться, что это ее сумочка. Она наделала кучу ошибок, попросту не справилась с той информацией, которую мы вывалили ей на голову. Она умеет себя вести, но она в панике. Нет, все правильно, Коля. Она признала что сумочка ее, что записку писала она. Завтра, во время очной ставки с младшим Пересоловым она признается в том, что ночью и утром звонила Селивановой. Нет, Равская офлажкована. Володя, – обратился Демин к водителю, – свяжись, будь добр…

Водитель пощелкал тумблерами, и машина сразу наполнилась таким разноголосьем, что казалось, невозможно не заблудиться, найти нужный голос нужного чело века.

– Говорит Тайфун, говорит Тайфун, – зычно сказал в трубку водитель. – Вызываю Буран.

– Буран слушает, Буран на приеме, – тут же отозвался голос дежурного.

– Прошу, – водитель протянул трубку Демину.

– Дежурный? Это ты, Юра? Привет. Демин говорит. Демин. Юра, свяжи меня, будь добр, с шефом, если он еще на месте… Иван Константинович? Опять Демин. Равская позади. Да, дала ценные показания. Зря торопились? А разве можно когда-нибудь торопиться зря? Ладно, понял. Меньше слов. Понял. Иван Константинович, надо бы двух оперативников по ее адресу. Только наблюдение. И за ней и за квартирой. Да, основания есть. Да, серьезные. Прямой выход на Селиванову. Иван Константинович, если вы не против, я бы хотел сегодня несколько продлить свой рабочий день… Кувакин тоже «за»… Спасибо. Кабинетная работа начнется завтра. Есть строго следовать кодексу! Что? К черту!

В машине снова наступила тишина.

– А вот и она, – спокойно проговорил Демин.

Равская выбежала из-под арки и, обеспокоенно оглянувшись, быстро зашагала в сторону оживленной, освещенной улицы – не глядя на дорогу, по лужам, наполненным тающим снегом.

– Смотрите, такси останавливает. Поехали, что ли? – не оборачиваясь, спросил водитель.

– Поехали, – сказал Демин. – Здесь нам уже нечего делать. А знаешь, Коля, на улицу Северную собралась Ирина Аркадьевна, решила проверить – не взяли ли мы ее на «пушку», сказав, что Селиванова погибла. Эта дама привыкла действовать наверняка.

– То есть как «на пушку»? – возмутился Кувакин. – Вроде того, что Селиванова жива, а мы, значит, в мертвые ее записали?

– Меряет на свой аршин. И потом, согласись, она поступает разумно. Она хочет знать, насколько реальна опасность.

На Северной, не ожидая полной остановки, Равская выскочила из такси, на ходу бросила за собой дверцу и устремилась к тому самому дому, в котором Демин начинал расследование.

Такси оставалось на месте.

– Она попросила его подождать, – сказал водитель.

Демин вышел из машины и быстро направился к такси. Подойдя, он открыл дверцу и сел на переднее сиденье.

– Занят, – сказал таксист. – Пассажир сейчас подойдет.

– Знаю. Вот удостоверение. Следователь.

– Не надо, на слово поверю. Такими вещами не шутят. Наверно, выдумки не хватает, – засмеялся пожилой таксист. – Но я не могу ехать, денег не взял с пассажирки.

– Повезешь ее и дальше. Только вот что… За углом заправочная станция. Задержись там минут на десять, а потом езжай, куда она скажет. Добро?

– Попробую. Но, по-моему, она торопится. По дороге все машины выматерила, которые на пути оказывались.

– Значит, договорились. Вон наша машина – серая «Волга». Мы тоже у заправочной остановимся, только наверху. Как мигнем фарами – можешь ехать.

– Ну что ж, это даже интересно.

Равская была в доме около семи минут. Вышла неторопливо, раздумчиво. Постояла под окном, прикидывая, видимо, высоту. Потом неожиданно снова направилась в дом, но тут же остановилась, вернулась. С минуту постояла у такси, будто не решаясь снова сесть. Потом медленно открыла дверцу и, аккуратно подобрав полы длинной дубленки, села рядом с таксистом.

– Демин идет по следу! – зловеще сказал Демин, выходя из машины. Прыгая через ступеньки, он поднялся на пятый этаж и позвонил. Дверь открыла Вера Афанасьевна. Братья Пересоловы обеспокоенно вышли из своей комнаты.

– Добрый вечер! – приветствовал всех Демин. – Какие новости?

– Какие могут быть новости, – ответила Сутарихина. – Сидим весь день да в пол смотрим. Вот те и все новости. Да, только только что заходила подружка Наташина, – начала рассказывать Сутарихина. – Веселая забежала, щебечет, смеется. А как узнала – побелела вся, не подхвати Толик, тут бы на пол и ахнула. Воды выпила, кой-как с силами собралась и пошла, бедная.

– Больше никого не было?

– Нет, никого.

– Ты, бабка, чего же это следствие в заблуждение вводишь? – басом спросил старший Пересолов. – Ты чего же это темнишь? А про парня Наташкиного чего молчишь?

– Ох, и верно! – послушно согласилась Сутарихина. – Приходил парнишка, весь вежливый такой, обходительный. Где-то у них с Наташей встреча назначена была, а она не пришла. Вот он и забежал узнать, в чем дело. А как узнал… Ну что говорить – вот так весь день и бьем добрых людей по темечку.

– Звонков не было?

– Никто не звонил, – твердо сказал старший Пересолов. – В смысле Селивановой никто не звонил. Я весь день дома был. Толька, правда, в магазин смотался, а я все время здесь, – Василий, видно поняв, что утром погорячился, хотел поддобриться. – Лечились мы с Толькой сегодня. Ничего, поправились. Хоть снова начинай.

– А этот парнишка… Откуда он?

Анатолий протянул Демину листок.

– Это его адрес и телефон, – сказал Василий. – Вдруг, думаю, пригодится. Вот и велел Тольке все записать.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Демин. – Толик, а ты завтра заходи в управление. Повестку я тебе оформлю.

– Постараюсь, – сказал Анатолий.

– Толик, ты не понял. Не надо стараться. Надо прийти.

– Мал он еще, простоват, – пробасил Василий. – Вы, товарищ следователь, не беспокойтесь. Я ему все объясню. Придет.

– Подружка, которая только что приходила, ничего не спрашивала? – повернулся Демин к Сутарихиной.

– Да нет вроде. Только узнала, дома ли Наташа. А я тут же и в рев. Толик ей объяснил. А она глаза подкатила и затылком на стенку пошла.

– Надо же! – восхитился Демин.

– Все в порядке? – спросил Кувакин.

– Да, вполне. Оказывается, у мадам Равской хватило сил дать здесь маленькую гастроль. В обморок падала, воды просила, глаза подкатывала – весь комплект выдала. Тоже, между прочим, кое-что говорит о человеке. Ведь ее никто не заставлял такие номера выкидывать. Не гони, Володя, вниз не надо съезжать, остановись вон там, наверху. Отлично. Теперь, Володя, приготовься. Как только таксист посмотрит в нашу сторону, мигни ему фарами… Давай! Порядок. Он нас заметил. Ну теперь пристраивайся к нему в хвост и валяй. Молодец!

– Рад стараться, – пробурчал водитель.

Судя по всему, Равская не торопилась. Пока таксист заправлял машину, она отошла в сторонку и стояла неподвижно, глядя на светящиеся в снегопаде окна, контуры домов, огни машин. И даже когда таксист подъехал к ней и распахнул дверцу, она не торопилась садиться, видно, не решив еще, куда ей отправиться.

– Твой прогноз, Валя? – спросил Кувакин.

– Поездка у нее должна быть сугубо деловая. Предупредить, договориться, устрашить кое-кого. Ведь не одна работала.

Такси наконец выехало на проезжую часть. Водитель несколько раз мигнул подфарниками – мол, помню о вас, ребята.

– А знаете, куда она едет? – неожиданно сказал Демин. – В ресторан направляется. В тот самый, куда велела Селивановой сегодня приходить. Похоже, выпивончик намечается. Смотри, водитель перестраивается в правый ряд, значит, сейчас остановится у тротуара. Так и есть.

Вокруг громадного стеклянного здания гостиницы светилось зарево. Выше пятого этажа отдельные окна уже не различались, только слабое сияние уходило высоко в небо. Такси остановилось метрах в пятидесяти от главного подъезда, но из него никто не выходил. Прошла минута, вторая, третья.

– Может, мы ее прозевали? – забеспокоился Кувакин.

– Там она, – протянул водитель. – Там, – повторил он.

– Думает, – сказал Демин. – Осторожная баба эта Равская. Нам с ней еще возиться и возиться. Вот сидит она сейчас, смотрит в ветровое стекло и тасует, перебирает поступки, решения, людей, нас с тобой, мы тоже в колоде, и столь презираемый ею Татлин, и уже мертвая Наташа Селиванова…

– Они трогаются, – сказал водитель.

– Подожди, Володя, – остановил его Демин. – Я выхожу. Пойду в ресторан. А ты, Коля, дуй за нею. Связь через дежурного. Докладывай сразу, как только будут новости. Всего!

Тускло мерцающий вестибюль, отделанный холодным серым мрамором, с низкими громадными креслами, круглыми столиками, стойками всевозможных гостиничных служб имел внушительный вид. Он напоминал зал крупного аэропорта, а громкий, разноязычный говор лишь дополнял впечатление.

Гардеробщик мимоходом пренебрежительно взглянул на Демина, его тощий плащ взял брезгливо, двумя пальцами, номерок бросил на стойку не глядя.

– Батя! – Демин поманил гардеробщика пальцем и, наклонившись к самому уху, спросил: – Президент уже здесь?

– Что?! – присел от неожиданности гардеробщик.

– А, так ты не в курсе, – разочарованно протянул Демин. И довольный, не торопясь поднялся на второй этаж, в ресторан с настолько большим залом, что его противоположная стена терялась в голубоватой дымке.

– Простите, – неожиданно возник перед Деминым метрдотель, – но у нас сегодня свободных мест, к сожалению, нет.

– С чем я вас и поздравляю, – сказал Демин. Вежливая нагловатость этого полнеющего, лысеющего человека привела его в хорошее настроение. – Вы давно здесь работаете?

– Да, – помолчав, ответил метрдотель. Что-то сразу изменилось во всем его облике. Перед Деминым уже стоял вполне нормальный человек, с которым можно было разговаривать. Метрдотель после первой же фразы Демина понял, что перед ним не обычный провинциал, от скуки забредший в столь экзотическое место, и что лучше быть осторожным. – Вам что-нибудь нужно узнать?

– Моя фамилия Демин. Следователь прокуратуры.

– Евгений Федорович. Прошу сюда.

За неприметной шторой находилась маленькая комнатка со столом, телефоном и двумя стульями. Демин сел, с силой потер ладонями лицо, словно хотел снять дневную усталость, испытующе взглянул на метрдотеля. Потом вынул из кармана пачку фотографий и положил их на стол.

– Евгений Федорович, постоянных посетителей вы, надеюсь, знаете? Посмотрите, нет ли здесь завсегдатаев? – Демин протянул фотографии, среди которых были и Селиванова и Равская.

Метрдотель взял снимки, перебрал их, внимательно всматриваясь в каждое лицо, потом уверенно вынул портрет Равской и положил его перед Деминым.

– Вот эта дама у нас иногда бывает.

– Кто она?

– Понятия не имею.

– Ну по вашей оценке – купчиха, выпивоха, деловой человек, потаскушка?

– Последнее, пожалуй, ближе всего, – усмехнулся метрдотель. – Хотя я несколько раз наблюдал и сугубо деловые встречи этой дамы с нашими постояльцами, гостями «Интуриста». И вообще, насколько я заметил, она предпочитает л ю б ы е дела, вы меня понимаете, иметь с иностранцами.

– Почему?

– Кошелек потолще, это, конечно, самое важное обстоятельство. А кроме того, они ничем не связаны, на многие вещи смотрят проще. Там, где наш человек будет колебаться, советоваться, у них все отработано. Знаете, они более раскованны, более уверены в себе. Это естественно, приезжают в основном люди состоятельные, сделавшие карьеру, обеспечившие себя на годы вперед. Если я не ошибаюсь, именно с такими людьми она чувствует себя лучше всего… Кстати, не исключено, что она придет сегодня. Ее подружки или товарки, не знаю даже, как их назвать, они уже здесь.

– Даже так… – Демин быстро взглянул на своего собеседника и нахохлился, ссутулился. Надо было срочно принимать решение. Если в зале собрались те, которым Равская назначила встречу, значит… Что это значит? Она тоже должна быть здесь, она и приехала сюда десять минут назад, но не решилась войти. Будет ли оплошностью подойти к ним? Допросить их необходимо в любом случае. Причем лучше сегодня, чем завтра. И самое главное – до того, как с ними побеседует мадам Равская. Да, завтра разговор может оказаться попросту бесполезным. Они будут подготовлены, запуганы, куплены – все, что угодно.

Демин медленно, все еще не приняв решения, поднял трубку телефона, раздумчиво покачал ее на руке…

– Выход в город через восьмерку, – подсказал метрдотель.

– Ну что ж, попробуем через восьмерку, – согласился Демин. Он набрал номер, подождал несколько секунд и вдруг улыбнулся, услышав знакомый голос.

– Иван Константинович, те ребята, которых я просил прошлый раз, час назад… еще не выехали? Ах, уже… Надо бы еще двоих, Иван Константинович… На этот раз в ресторан «Интурист». Нет, ненадолго. Самое большее на час, но немедленно. Чего не бывает… Возможно, задержание. Здесь перед входом в ресторан есть такой шикарный предбанник с креслами, я думаю, они там не будут скучать… Ну всего! К черту!

Демин положил трубку на рычаги.

Они вышли из-за шторы и остановились у колонны.

– Видите люстру? Вот сейчас я как раз смотрю на нее… А под ней столик, хорошо освещенный столик, за которым сидят три женщины… Видите? Стол еще не накрыт. Они только что пришли. Или же пока воздерживаются делать заказ… Они всегда предпочитают, чтобы заказ для них делал кто-нибудь другой.

По ковровой дорожке Демин прошел в глубину зала, к столику под люстрой. За ним сидели три женщины. Четвертое место было свободное. И еще один стул был приставлен – очевидно, ожидалось пять человек. Да, ведь Селиванова тоже приглашена, подумал Демин. Все правильно. Все три женщины были в париках, перед ними стояла бутылка сухого вина и какая-то холодная закуска.

– Прошу прощения, – Демин взялся за спинку стула. – У вас свободно?

– Занято, – не глядя на него, ответила женщина с крупным лицом. Она была моложе других и, чувствовалось, сильнее по характеру.

– Благодарю, – сказал Демин, присаживаясь. Он поудобнее придвинул стул, руки положил на стол. С интересом посмотрел на женщин. Одна из них показалась ему знакомой, он взглянул на нее пристальнее и с трудом узнал парикмахершу, которую видел в квартире Равской. Теперь она была почти неузнаваема. Седой парик, надменный взгляд, прищуренный, оценивающий, длинная сигарета во рту… Она тоже узнала Демина и сразу сникла. Третья была наименее привлекательна – круглые очки, приплюснутый нос, низкий лоб с крупными морщинами…

– Вы плохо слышите? – спокойно спросила молодая женщина. – Я сказала, что здесь занято.

– Не надо, Зина, – остановила ее парикмахерша. Демин вспомнил, что ее зовут Лариса. – Этот товарищ по делу.

– Мы здесь все по делу! – некрасиво улыбнулась третья.

– Галя! – предостерегающе прошептала Лариса. – Возьми себя в руки.

– Я предпочитаю, когда меня берут другие, – ответила Галя.

– Заткнись же наконец, – равнодушно сказала Зина и повернулась к Демину. – Ну, молодой человек, какие дела привели тебя в нашу компанию?

– Он из прокуратуры, – поспешно вставила Лариса. – Если не ошибаюсь, мы с вами виделись у Ирины Аркадьевны?

– Это неважно. Давайте знакомиться. Моя фамилия Демин. Следователь. Ну а с вами я познакомился, пока вы разговаривали. Зина, Лариса и Галя. Верно? Отлично.

– Вы считаете, что мы вступили в конфликт с уголовным кодексом? – спросила Галя и почему-то привалилась грудью к столу.

– Не знаю, пока не знаю. Пока я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Наташи Селивановой.

Демин решил сразу сказать, произнести эту фразу, чувствуя, что так будет лучше всего. Если тянуть время, по крупицам вытягивать из женщин сведения, спрашивать, настаивать на ответах, на полных ответах, темнить и понимать, что они видят твою игру, а потом сказать о Селивановой – во всем этом будет что-то нехорошее, нечестное. А так одной фразой он направил разговор в нужное русло, сбив с женщин налет пренебрежения, деланной усталости, многообещающей истомы. И сразу чуждыми и нелепыми стали выглядеть на них парики, ненужными оказались диковинные сигареты, а косметика на их лицах приобрела вид плохо нанесенного грима. Галя еще ниже припала к столу и в упор неотрывно смотрела на Демина, ожидая, может быть, новых слов, подтверждений, доказательств. Лариса продолжала сидеть как сидела, только вдруг лицо ее стало серым. Первой пришла в себя Зина. Она полезла в сумочку, вынула зажигалку, прикурила.

– Это точно? – спросила она.

– Да. Я с утра этим занимаюсь.

– Что с Наташей? – тихо спросила Галя.

– Она выбросилась из окна. Сегодня на рассвете. Умерла в «скорой помощи» по дороге в больницу.

– Что же это будет, девочки?! – Лицо Гали сморщилось и сделалось совсем приплюснутым. – Как же это, а? Ведь Наташка…

– Помолчи! – резко сказала Зина. – Чего же вы хотите от нас, товарищ следователь?

– Я хочу знать, почему она это сделала. Глядя на вас, я подумал, что вы ожидали чего-то подобного, что-то последнее время зрело, становилось чуть ли не неизбежным…

– Мы ничего не знаем! – тонко выкрикнула Галя, с ужасом глядя на Демина.

– Не торопитесь так говорить, – сказал Демин печально. – Так говорить можно только в том случае, – он посмотрел прямо в сверкающие стекла очков Гали, – если вы чувствуете за собой прямую вину в смерти Селивановой. Если вы довели ее до этого. Понимаете? Я чужой человек среди вас и то не могу сказать, что ничего не знаю. Я уже знаю много, завтра буду знать еще больше. Следствие только началось. Оно будет тянуться еще неделю, может быть, месяц.

– Нас уже допрашивали! – опять выкрикнула Галя.

– Знаю. Знаю, кто допрашивал, читал ваши показания. Они не очень откровенны, но пусть это останется на вашей совести. Я хочу сказать о другом – когда вас допрашивали, Селиванова была жива. И речь шла не о смерти человека, речь шла о спекулянте Татлине. И только. Ваше, скажем, невинное лукавство во время следствия, в конце концов, не имело слишком большого значения. Сейчас речь о другом. – Демин посмотрел каждой женщине в глаза, задержал взгляд на бутылке с сухим вином, повертел в пальцах пачку с сигаретами. – Для начала я скажу вам, что уже побывал на запасной квартире гражданки Равской. На этой конюшне, как выразился сегодня один свидетель. Этот стульчик ее дожидается? Вряд ли Ира сегодня придет. Так вот о квартире. Был я там, знаю, что вы ее посещаете, знаю, с кем, зачем и так далее. Вы меня понимаете?

– Что же вы еще знаете? – поинтересовалась Зина.

– Послушайте, – сказал Демин с горечью, – не мое дело говорить вам правильные слова, которых вы терпеть не можете. Правильные слова вы сами себе скажете. Не сегодня, так завтра, послезавтра. Через год. Скажете. Не об этом речь. Человек погиб. Человек был доведен до крайности, до той безнадежности, когда прыжок из окна кажется спасением, когда смерть кажется избавлением. Красивая девушка, вроде все складывается неплохо, а она головой в асфальт. Почему? Неужели вот эта красивая жизнь так ей поперек горла стала? Простите, Лариса, Зина, Галя, но вы не кажетесь мне очень счастливыми, и я не стал бы спорить, что у вас никогда не было таких отчаянных мыслей, какая пришла в голову Селивановой сегодня утром… Разговор у нас с вами предварительный, неофициальный.

– Будут и официальные? – спросила Зина.

– Обязательно. И не один. В ближайший месяц мы с вами очень хорошо познакомимся. Если вы не против, начнем сегодня же. Я вам покажу свой маленький, не очень уютный кабинетик. Покажу ваши фотографии, которые Татлин сделал…

– Как Татлин? – удивилась Галя. – При чем здесь Татлин? Он меня никогда не снимал.

– Снимал, – грустно сказал Демин. – И не один раз, и не только вас, – он улыбнулся неожиданной рифме. – А снимал на квартире Равской – ведь там вы заканчивали веселые вечера? Так вот, пока вы здесь прощальные тосты произносили, на «посошок» рюмочки опрокидывали с новыми знакомыми, Татлин там уже пленку в аппарат заряжал и в каморку прятался. Видели в комнате каморку со слуховым окном? Вот через это окошко он вас и щелкал. Конечно, выбирал самые интересные моменты.

– Боже! – Лариса схватилась за лицо.

– А может, ошибка? Может, все это не так? Наговоры? – Какая-то затаенная надежда прозвучала в голосе Гали – скажите, мол, что все это недоразумение.

– Снимки найдены при обыске у Татлина, – бесстрастно сказал Демин. – Они подшиты в дело.

– И там м-мы? – спросила Галя.

– Да.

– Стыд-то какой, – с трудом проговорила Лариса. – А ведь нам-то она всегда говорила, что давайте, подружки, повеселимся, давайте, подружки, погуляем. Веселились, гуляли здесь, потом к ней ехали. Утром на такси давала…

– Сколько? – спросил Демин.

– Тридцатку.

– Многовато. Вам не кажется?

– Это ведь только говорится так – такси. А на самом деле… – Галя замолчала.

– Боже-боже! – стонала Лариса.

– Да хватит тебе! Противно! – жестко сказала Зина. – Распустила нюни! Все ты знала. Все прекрасно знала. С самого начала. Просто тешилась дурной надеждой, что все это вроде шуточки, невинные пьяночки, что никогда не назовут эти вещи своими именами. Вот и весь нехитрый расчет. Дескать, стыдно, когда люди знают, а когда все в тайне, то и стыдиться нечего. Сама же говорила мне, что тридцать рублей на дороге не валяются. Ну, отвечай, говорила? Наташка в морге, а ты здесь комедию ломаешь? А если парнишка твой, восьмиклассник, узнает – ты не выбросишься в окно? Так и будешь тютю-матютю разыгрывать? Наташка мне рассказывала, как Равская ее обмишулила. – Зина повернулась к Демину. – Подсунула ей какую-то работу бросовую на две-три десятки, предложила эти же десятки обмыть. Наташка до того не пила, быстро опьянела, к ним подсели какие-то итальянцы с тонкими усиками, заказали еще шампанского, потом поехали в эту конюшню. Наташка еще там хотела в окно сигануть, когда проснулась утром на заблеванном лежаке.