355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Пронин » Приключения 1978 » Текст книги (страница 24)
Приключения 1978
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:54

Текст книги "Приключения 1978"


Автор книги: Виктор Пронин


Соавторы: Иван Черных,Владимир Рыбин,Сергей Наумов,Вадим Каргалов,Вадим Пеунов,Михаил Беляев,Иван Кононенко,Алексей Егоров,Олег Туманов,Октем Эминов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

Виктор ПРОНИН
Самоубийство

День начинался в полном смысле слова мерзко. Соседняя котельная то ли от избытка тепла и пара, то ли от недостатка слесарей начала спозаранку продувать трубы и так окуталась паром, что совсем исчезла из виду. А гул при этом стоял такой, будто где-то рядом набирала высоту пара реактивных самолетов. Гул продолжался десять минут, пятнадцать – спать было совершенно невозможно, и Демин, почувствовав, что уже начинает вибрировать в такт гулу, поднялся. Он босиком прошлепал по линолеуму в соседнюю комнату, нащупал выключатель и уже при ярком свете направился к окну, чтобы взглянуть на термометр. Красный столбик заканчивался где-то возле нуля. Подоконник покрывал мокрый снег, тяжелые хлопья сползали по стеклу, а редкие следы первых прохожих четко отпечатывались внизу на асфальте.

Демин открыл форточку, зябко поежился, охваченный холодным, сырым воздухом. В котельной все еще что-то шипело, гудело, и он смотрел на клубы пара уже без недовольства. Только страдание можно было увидеть на его лице.

– Нет, это никогда не кончится, – пробормотал он беспомощно и отправился в ванную бриться.

– Пельмени в холодильнике, – не открывая глаз, сонно сказала жена.

– Ха! В холодильнике… Не в гардеробе же…

– И посади Анку на горшок. А то будет горе и беда.

– Посажу, не привыкать сажать-то…

Нет, день все-таки начался по-дурацки. Сажая дочку на горшок, Демин забыл снять с нее штанишки, а когда спохватился, было уже поздно. Сделав нехитрые свои дела, она продолжала спать прямо на горшке, и он опять уложил ее в кроватку. А потом, уже в ванной, вставил в станочек новое лезвие и, конечно, порезался, обжегся бульоном, когда ел пельмени, и, спускаясь по лестнице, водил языком по небу, пытаясь оторвать обожженную кожицу.

На улице Демин облегченно вздохнул – котельная наконец-то угомонилась, и он услышал шлепанье капель с крыши дома, гул электрички в трех километрах, собственное дыхание. До станции решил идти пешком, но не успел сделать и нескольких шагов, как грохочущий, еще издали ставший ненавистным грузовик обдал его грязным снежным месивом. Демин даже не чертыхнулся. Он успокоился.

– Все ясно, – проговорил он вслух. – Намек понял. Что-то будет… Благодарю за предупреждение.

На перроне ему повезло – двери вагона распахнулись прямо перед ним. Демин быстро вошел и сел на свободное место у окна. И здесь мокрые хлопья стекали по стеклу, и даже в несущемся поезде чувствовался запах тающего снега, коры деревьев и многих других неуловимых вещей, которые твердо обещали – скоро тепло. Из полумрака вагона лучше были видны поля, перелески, дороги с ожидающими машинами на переездах. А потом, когда электричка въехала в город, Демин с приятной грустью рассматривал мокнущих на платформах людей, светлые окна в просыпающихся домах, отражение фар на дорогах, автобусных стоянках, железнодорожных платформах…

Подходя к управлению, Демин сразу понял, что пришел первым – весь ряд окон в коридоре, где размещались маленькие кабинетики следователей прокуратуры, был еще темным. Светилось только окно в кабинете начальника отдела.

«Чего это он? – спросил себя Демин. – Тоже котельная разбудила?» Он усмехнулся, но чувство настороженности не прошло. И, открывая тяжелую дверь в здание управления, остро ощутил и холод мокрой металлической ручки, и то, что болталась она на проржавевших шурупах, увидел, что лампочка на площадке явно мала, перила разболтаны, хотя поправить – минутное, копеечное дело.

– Привет! – буркнул Демин, проходя мимо дежурного – тот за большим витринным стеклом разговаривал с кем-то по телефону.

– Погоди! – крикнул дежурный. – Срочно к начальнику следственного отдела!

– Даже так… – Демин озабоченно ссутулился и, сунув руки в карманы намокшего плаща, медленно зашагал по длинному узкому коридору – кабинет начальника находился в самом конце. Он с сожалением прошел мимо своего кабинета, искоса глянув на номерок, приколоченный к двери. «Нулевой день, это уж точно», – удовлетворенно подумал Демин и решительно постучал в кабинет Рожнова.

– Давай входи, кто там есть? – Начальник был лыс, красен, толстоват и добродушен. – Ну, Демин, никак не думал, что ты сегодня первым придешь!

– Нулевой день, Иван Константинович, – Демин вздохнул и сел, не раздеваясь, к теплой батарее.

– Глупости, – Рожнов широко махнул крупной, мясистой ладонью. – Какой к черту нулевой день? Работа есть работа. И дух наш молод, а? Молод?

– Молод, – уныло согласился Демин и вытер ладонью мокрое от растаявшего снега лицо. – Что там случилось-то?

– А! – небрежно обронил Рожнов. – Простая формальность. Девушка из окна вывалилась. «Скорая» увезла. По дороге скончалась.

– Девушка?

– Ну не «скорая» же! Вот адрес… Звали ее Наташа Селиванова.

– Тоже, видно, нулевой день… Как же она вывалилась-то? На улице не лето… Да и время не такое, чтоб комнату проветривать…

– Участковый был на месте происшествия через несколько минут. В квартире, где она жила, ничего не знали. Не перебивай… Да, ничего не знали или делали вид. Квартира коммунальная. Три хозяина. Ее комната была заперта.

– Изнутри?

– Да. Изнутри. Подняли остальных жильцов, привлекли понятых, взломали дверь… Окно распахнуто, в комнате холод, на подоконнике снег и все такое прочее.

– Какой этаж? – спросил Демин.

– Пятый. Но дом старый. Там комнаты по три метра в высоту… Так что пятого этажа оказалось вполне достаточно… Машина во дворе. Там тебя два оперативника и фотограф ждут. Наверно, уже спорят, кто подойдет. На тебя никто не поставит, уверен! – Рожнов довольно засмеялся.

– А медэксперт?

– На кой он тебе? Ведь ее там уже нет. Но ты не беспокойся – как только он появится, я его отправлю в морг. Заключение будет. И потом, Валя, девяносто процентов за то, что она все-таки сама выбросилась. Подхватила какую-нибудь хворь, потом влюбилась или в нее кто влюбился… И будь здоров! Много ли надо. Но если заподозришь что-то неладное, немедленно выноси постановление о возбуждении уголовного дела, понял? Сегодня же. Не тяни, понял?

– Как не понять, – Демин встал, натянул на голову беретку.

Мокрый снег шел сильнее, когда Демин вышел из управления, и он невольно замешкался на несколько секунд под бетонным козырьком, не решаясь выйти сразу. Машина стояла у самого подъезда. Ветровое стекло было залеплено снегом, но водитель не включал «дворники», чтобы не нарушить уют маленького, отгороженного от внешнего мира уголка.

– Привет! – бросил Демин, усаживаясь рядом с водителем.

– Привет! – охотно ответил фотограф – молодой длинный парень, который никак не мог усвоить законы субординации и одинаково радушно приветствовал и дежурного старшину, и прокурора. – А мы-то думаем-гадаем – кого сейчас принесет, – продолжал фотограф. – Про тебя, Валька, никто не подумал… Не могли допустить, что ты так оплошаешь.

– Нулевой день, ребята, ничего не поделаешь… Вот адрес, – Демин показал водителю бумажку. – Улица Северная. Знаешь?

Водитель мельком взглянул на адрес, молча кивнул и включил мотор.

– А что случилось, Валентин Сергеевич? – спросил оперативник, небольшого роста румяный крепыш, который все еще волновался перед каждым выездом и, кажется, даже просыпался по утрам с учащенно бьющимся сердцем.

– По слухам, девчонка из окна выпала.

– А откуда слухи?

– От начальства.

– Значит, не слухи, а информация, – с робким возмущением проговорил оперативник.

– Можно и так сказать, – равнодушно согласился Демин. – Во погодка, а, Володя! – повернулся он к водителю.

– Хуже не бывает! Сколько добра сегодня на дорогах пропадет, сколько машин разобьется, сколько ребят хороших…

– Заткнись, Володя, – спокойно проговорил Демин. – Без нас посчитают.

Это был старый, дореволюционной постройки дом, один из тех, которые называли доходными. Пятый этаж вполне соответствовал нынешним седьмым. «Снега маловато, жалко, сошел снег, – подумал Демин, прикидывая высоту дома. – Если бы внизу были сугробы…» Двор оказался под стать дому – высокий, тесный, огражденный со всех сторон столь же унылыми домами из темно-красного кирпича.

– Ну так что? – спросил фотограф. – Можно начинать?

Демин задумчиво посмотрел на него, отметив и снежинки на непокрытой голове, и сигарету, небрежно зажатую в уголке рта, и распахнутое короткое пальто, и фотоаппарат, болтающийся на животе. «Кавалерист, – подумал Демин. – Все легко и просто, все с налету, с повороту, по цепи врагов густой…»

– Начинай, – сказал он.

– А что начинать-то?

– Вот и я думаю, с чего начинать? Думал, может, ты знаешь, – Демин усмехнулся. – Участковый вон идет, он нам все скажет и покажет. Ты, Славик, его слушай. И вообще тебе совет – внимательно слушай участковых. Они много чего знают. Привет, Гена! – поздоровался Демин с подошедшим участковым.

– А, Валя! Вот здо́рово, что ты приехал… Здоро́во, ребята! Видите окно на пятом этаже? Третье слева, видите?

– Со шторами?

– Да, самое красивое… А упала она вон там, я два кирпича положил. Их, правда, уже снегом припорошило. Тот кирпич, что на ребре, отмечает, где голова лежала…

Все подошли к двум кирпичам, примерно в полутора метрах друг от друга. Никто не решался нарушить молчание, будто девушка все еще лежала здесь, на асфальте. Фотограф нагнулся и перевернул кирпичи, чтобы они лучше выделялись на снегу. Отойдя, он брезгливо отряхнул руки, и вдруг всю его медлительность, величавость в движениях как ветром сдуло – фотограф увидел, что следы, только что оставленные им на снегу, наполнились красноватой подтаявшей влагой.

– Да, это кровь, – невозмутимо объяснил участковый. – Не успели подчистить. Да я и не позволил. Мало ли что, вдруг следователю такая чистоплотность не понравится.

– Гена, а ведь она далековато от стены упала, – сказал Демин.

– Далековато. Я тоже об этом думал. Понимаешь, Валя, будто сзади ее кто-то подтолкнул или напугал… Но она и сама могла оттолкнуться в момент прыжка.

– Могла, – с сомнением сказал Демин.

– Я прибежал в квартиру, когда там еще все спали.

– Или делали вид, что спят, – подхватил румяный оперативник.

– Как начали замки открывать, щеколды откидывать, запоры снимать… Я думал, что кончусь там, на площадке.

– Значит, чужой не мог попасть? – спросил Демин.

– Без помощи хозяев ни за что! А ты думал! Коммунальная квартира, три хозяина. У них не то что на входной двери, внутри все двери в замках, как в орденах! Коммунальная квартира, – повторил участковый, будто это все объясняло. – В одной комнате жила Селиванова, во второй старушка обитает, в третьей два парня. Братья, между прочим. Лет по тридцати. Холостые.

– А Селивановой сколько было?

– Двадцать. Или около того. Ты прав, для братьев она, конечно, представляла интерес… Это неизбежно.

– Братья были дома?

– Да, собирались на работу. Тяжело собирались, с похмелья. Открывала старушка. Сутарихина. Фамилия ее такая. А братья – Пересоловы.

– Как все началось?

– Ее дворничиха нашла. Под утро. Вышла подметать и нашла. Она еще живая была. Дворничиха тут же ко мне. Двор глухой, народу нет, рань, так что почти никто ничего и не видел. Только когда «скорая» подъехала, собралось человек пять. Но в свидетели они не годятся, подошли, когда машина уже стояла здесь…

– А дверь в комнату Селивановой была заперта?

– Да. Изнутри. Это точно. Тут можешь не сомневаться. На замке есть такая небольшая никелированная кнопочка, когда ее опускаешь, замковое устройство блокируется, и открыть снаружи невозможно, понимаешь? Так вот, эта кнопочка была опущена.

– А из окна никто не мог спуститься?

– Смотри сам, – усмехнулся участковый. – Братишки Пересоловы помогли мне дверь высадить. В комнате порядок. Только постель не разобрана, как если бы хозяйка не ложилась спать, понимаешь? Не разобрана, но смята. Много окурков. Бутылка есть. В таких случаях всегда есть бутылка. На этот раз – виски.

– Братья ушли на работу?

– Нет, я их на свой страх и риск дома оставил. Думаю, вдруг пригодятся. Ты уж отметь им повестку, а?

– Отмечу. Комнату опечатал?

– За кого ты меня принимаешь, Валя?!

– Как братья отнеслись к тому, что ты их дома оставил?

– По-моему, обрадовались. Как я понимаю, головы у братишек так трещат, что с третьего этажа треск слышен.

– Ну пошли. Да, позови дворничиху, слесаря, кого-нибудь… Понятые нужны. Следователь без понятых – это все равно, что рюкзак без ремней.

– А вон они стоят… Я уже давно их позвал.

– Ну ты, Гена, даешь! – восхищенно сказал Демин и усмехнулся, показав свои не очень правильные, но крепкие белые зубы, и первым вышел из-под арки – длинный, слегка сутулый, глубоко сунув руки в карманы плаща, в своем знаменитом на всю прокуратуру берете, в туфлях на толстой подошве, в узковатых брюках. Демин терпеть не мог расклешенных и мужественно ждал наступления времен, когда узкие брюки снова войдут в моду.

Дверь открыла Сутарихина. Увидев среди вошедших участкового, повернулась и засеменила по темному коридору к себе в комнату.

– Одну минутку! – остановил ее Демин.

Сутарихина остановилась и, не оборачиваясь, искоса, из-за спины, посмотрела в сторону вошедших.

– Простите, – Демин подошел к ней поближе, – вы здесь живете?

– Ну? – настороженность, чуть ли не враждебность прозвучала в этом не то вопросе, не то утверждении. Замусоленный передник, платье с очень короткими рукавами, обнажавшими крупные жилистые руки, узел волос на затылке, клеенчатые шлепанцы…

Видик у бабули еще тот, подумал Демин. Тяжелый разговор будет. Опустившиеся люди обычно неохотно общаются с незнакомыми, неохотно говорят о себе и стараются побыстрее скрыться от взглядов, от внимания чужих людей. Типичная обитательница коммунальной квартиры, где никто не чувствует себя хозяином, каждый считает и себя и соседей временными, чужими, нежеланными. Квартирка тоже еще та… Коридор, заставленный тумбочками, шкафчиками, старыми кроватными сетками, всем тем, что не помещается в комнате и что жалко выбросить на свалку. На длинном, мохнатом от копоти шнуре висела маленькая лампочка, выключатель, вырванный из гнезда, болтался на проводах, двери провисли от тяжести окаменевших слоев краски и запоров…

– В какой комнате жила девушка? – спросил Демин.

– А вот, – Сутарихина, не глядя, кивнула на высокую двустворчатую дверь и тут же снова бросилась в темноту коридора.

– Гражданка Сутарихина! – громко и властно сказал участковый таким голосом, каким никто здесь никогда, наверно, не разговаривал – будто команду отдал. Сутарихина не только остановилась, она распрямилась и послушно повернулась ко всем лицом. – Вот этот товарищ, – участковый говорил все тем же зычным голосом, – хочет с вами поговорить. У него к вам вопросы, касающиеся смерти вашей соседки Натальи Селивановой. Вам все понятно?

– А чего ж тут понимать… Все как есть понятно. А вопросы… Чего ж не ответить, отвечу… – Сутарихина сделала приглашающее движение рукой. Заходите, мол, если уж это так необходимо.

– Вот что, ребята, – повернулся Демин к оперативникам. – Особое внимание – не было ли у нее гостя? Ну и, конечно, телефоны, адреса, переписка и так далее. Понятые здесь? Отлично.

Демин подождал, пока участковый откроет дверь, тоже вошел, огляделся. Кроме нескольких щепок, оставшихся после того, как утром пришлось взламывать дверь, в комнате не было заметно никакого беспорядка. Толстая накидка на диван-кровати, полированный стол, на котором стояла начатая бутылка виски, тяжелые шторы на окне, пол закрывал красный синтетический ковер.

– Ничего гнездышко, а, Валя? – заметил участковый.

– Да, вполне ничего, – согласился Демин. – Ладно, ребята, вы трудитесь, а я с соседкой побеседую.

Сутарихина стояла посредине комнаты и смотрела на Демина с явной растерянностью. Ну вот, ты хотел войти, посмотреть, как я живу, смотри, – говорил весь ее вид. Старая кровать с никелированными шариками, с наспех наброшенным потертым одеялом, деревянная рама с множеством фотографий под стеклом, стол, накрытый выцветшей, изрезанной клеенкой… Все говорило о нужде, невеселой жизни, может быть, доживании.

– Проходите, коли вошли, – проговорила Сутарихина и как-то неумело улыбнулась. – В дверях-то чего стоять… – Она подхватила полотенце, протерла табуретку, пододвинула ее Демину. Он сел, еще раз оглядел комнату, и Сутарихина невольно проследила за его взглядом. – Небогато живем, но не жалуемся, – твердо сказала она. – Чего узнать-то хотели?

– Сами знаете… Соседка ваша, похоже, из окна выбросилась. Вот и хотел узнать – сама или кто помог?

– Ой, не знаю, – глаза Сутарихиной сразу стали красными, больными. – Скромница, умница, красавица… Комнату ведь родители для нее снимают, а она училась в институте, иностранные языки изучала. Родители живут в Воронеже… Я уж телеграмму утром дала…

– Она давно здесь жила?

– Третий год пошел… Как поступила в институт, так и поселилась.

– А вчера поздно пришла?

– Ну как поздно… Темно уже было. Часов в девять, наверно.

– Она всегда дома ночевала?

– Ох, и не знаю как сказать…

– Значит, не всегда? – уточнил Демин.

– Не всегда, – горестно согласилась Сутарихина. – Конечно, будь я ей матерью, строже бы спросила, а так что – соседка. Но и беды большой я не видела. У подружек засидится – чего ей через весь город тащиться? А если не приходит ночевать, всегда позвонит, предупредит, так и так, уважаемая Вера Афанасьевна, сегодня меня не ждите. И училась она хорошо, отметки мне свои показывала, все пятерки, четверки, других и не было. Грамота у нее из института за самодеятельность…

– Так, – сказал Демин. – А последнее время вы стали замечать за Наташей что-то неладное?

– Да, что-то с девкой твориться начало… – Сутарихина поддалась его тону. – Месяца три, почитай… И знаете, однажды, – Сутарихина понизила голос, словно собиралась сказать нечто невероятное, – однажды я от нее даже запах вина слышала. Веселой пришла, говорунья, все болтала, да нескладно, невпопад, будто самое себя заговорить хотела. Говорит, у подружки на именинах была. Спрашиваю: а ребята были? Были, говорит. И улыбнулась… Нехорошо так улыбнулась, будто о чем плохом подумала.

Демин внимательно посмотрел в скорбные заплаканные глаза старой женщины и мысленно выругал себя – от надо же так ошибиться в человеке! Он шел в эту комнату, заранее готовя себя к разговору с замкнутой, недовольной всем белым светом старухой, а познакомился с человеком, может быть, не очень счастливым, но сохранившим в себе чуткость к чужой жизни. Это ведь заметить надо – пришла веселее обычного, непривычно много болтала, а улыбалась нехорошо, будто о чем-то плохом вспоминала…

– А парень у нее был?

Сутарихина быстро взглянула на Демина, опустила глаза, помолчала, наматывая на палец тесемку от передника.

– Наверно, все-таки был… Захожу как-то к ней, а у нее на столе фотка… Парнишка. Молоденький, худенький. Симпатичный молодой человек, видно, с пониманием о жизни… Я не удержалась, спросила все-таки… Но, видно, вопрос мой не понравился Наташе, любопытство мое она осадила. Не то чтобы резко или грубо… Нет, просто сделала вид, что не услышала.

– А эти… соседи ваши, Пересоловы? Как они к ней?

– Ну что сказать… Пересоловы, и все тут. Другие люди. Они неплохие ребята, не ворюги, не пропойцы, не скандалисты, помогут всегда, когда попросишь… И друг дружку чтут, никогда драк у них промежду собой не бывает или ругани какой. Но вот как-то интересу у них к жизни нет. Стремления у них нету. Заработать, поесть, попить, покуралесить, песни попеть, похохотать – и все тут. А к Наташе… Нет, не забижали они ее, гостинцы иногда приносили, когда праздник какой. Новый год, к примеру, или женский день. Хоть выпимши придут, а гостинцы принесут.

– Какие? – спросил Демин, вспомнив про виски.

– Господи, какие у них могут быть гостинцы… Конфетки, цветочки, игрушку какую-нибудь, не то медведя, не то зайца. Попробовали они было к ней с мужским интересом, но… Другие люди. Я уж набралась наглости, пошла к ним. Уж так отчитывала, так отчитывала… – Женщина вдруг расплакалась.

– Вера Афанасьевна, а теперь скажите мне – в квартире этой ночью чужих не было?

Сутарихина тыльной стороной ладони вытерла слезы на щеках и настороженно посмотрела на Демина, пытаясь понять скрытый смысл его вопроса.

– Я вам вот что скажу… Ежели вы кого подозревать надумаете, подозревайте жильцов. Никого, кроме нас, в доме не было. И быть не могло.

– Может, у Наташи в комнате кто был? Она, к примеру, впустила…

– Не было у нее никого. Чай я у нее пила вечером. И потом опять к ней в комнату заходила – чаю она мне купила где-то в центре. За чаем и зашла.

Заметив, что Демин смотрит на нее с подозрением, женщина поднялась, подошла к шкафчику, достала из него несколько пачек индийского чая и положила на стол.

– Вот. Сказывала, что в Елисеевском магазине брала. Проверить можно. Там ведь тоже не всегда хороший чай бывает.

– Верю, Вера Афанасьевна, – улыбнулся Демин. – А ночью никто не мог зайти? Может, еще у кого ключи есть?

Сутарихина, не говоря ни слова, поднялась и вышла из комнаты. Вернувшись через минуту, она молча протянула Демину небольшой ломик с раздвоенным концом для выдергивания гвоздей.

– Вот, – сказала она. – Гвоздодер. Кроме замка, мы еще дверь на гвоздодер запираем. Хоть бульдозером открывай – ничего не получится.

– А из жильцов никто не мог впустить постороннего?

– Нет, – терпеливо сказала Сутарихина. – У меня такой сон… У меня и нет его, сна-то. Забудешься на часок-другой, и опять лежишь, в потолок смотришь. Кто воды выйдет попить, или, прости господи, по нужде в отхожее место…

– Наташа эту ночь спала?

– Плохо спала. Как чувствовала, – Сутарихина вытерла слезы углом передника. – Я уж думала, не чаем ли крепким напоила, что заснуть не может. А потом звонок был. Телефонный. Трубку поднял Анатолий… Да, Толька первым подошел, это младшой, он как раз на кухне был. Как я поняла, Наташу спрашивали. Толька положил трубку на тумбочку и пошел к ее двери. Несколько раз постучал. Знак у нас такой – к телефону, мол, иди. А о чем говорили, я не слышала.

Демин медленно разогнулся, поднялся. Взял в руки гвоздодер, подбросил, как бы прикидывая его надежность, осторожно положил на стол между чашек и, озадаченно ссутулившись, вышел.

Оробевшие братья Пересоловы маялись на кухне, курили, не решаясь ни уйти к себе, ни заглянуть в комнату к Селивановой. Время от времени они переглядывались, как бы говоря – вот так-то, брат, такие вот дела пошли… И, уже не чувствуя себя здесь хозяевами, в своей квартире, курили как гости – выпуская дым в открытую форточку и стряхивая пепел в ладошки.

– Ну, что скажете, братья-разбойники? – приветствовал их Демин.

– А что сказать – беда! – ответил, видимо, старший брат. Он был покрупнее, с розовым лицом, слегка, правда, помятым после вечернего возлияния, с четко намеченным, крепким и упругим животиком. Взгляд его маленьких острых глаз был подозрителен.

– Давайте знакомиться, – Демин протянул руку. – Валентин.

– Василий, – и рука у старшего брата была крепкая, плотная. – А его Анатолькой дразнят, – он показал на младшего брата.

– Пусть Анатолька, – согласился Демин, пожимая руку младшему. Тот польщенно улыбался, смущался, чувствуя на себе внимание чужого человека. «Этот послабее, – подумал Демин, – и, судя по всему, у брата на побегушках. Ладошка пожиже, характер, видно, тоже. Типичный характер младшего брата». – Ну а теперь, ребята, расскажите мне, что у вас тут произошло.

Анатолий быстро взглянул на Василия, как бы спрашивая разрешения заговорить, но тот сделал вид, что не заметил беспокойства брата, и Анатолий сник, промолчал.

– Это, как я полагаю, вы нам должны рассказать, что произошло, – значительно и в то же время с подковыркой сказал Василий. – Мы спали, мы ничего не видели, мы люди простые…

– Кто из вас подзывал Селиванову к телефону этой ночью?

– Я звал, – неуверенно сказал Анатолий и опять посмотрел на брата. Василий оставался невозмутимым, и в его спокойствии, невнимании к словам брата сквозило неодобрение поспешности Анатолия.

– В котором часу?

– Около часу, – ответил Василий.

– В котором часу это было? – спокойно повторил Демин, глядя в глаза Анатолию.

– Минут пятнадцать второго, – негромко ответил Анатолий.

– О чем говорили?

– Я не слушал, – ответил Анатолий и покраснел.

– Ну а все же?

– Говорит ведь человек – не слушал! – вмешался Василий. – Придумывать ему, что ли?! Мы тут такого напридумаем…

Демин помолчал, разглядывая Василия с недоумением.

– Вы упрекнули меня в том, что я не могу рассказать, как погибла Наташа, – заговорил Демин размеренно и холодно. – А теперь, когда я выясняю обстоятельства ее смерти, вы затеяли какие-то непонятные игры. Что, собственно, вам не нравится? Я вам не нравлюсь?

– Нет, почему же… – смутился Василий.

– А раз так, то будьте добры, пройдите к себе в комнату. И посидите там, пока я поговорю со свидетелем.

– Это что же получается…

– Я тороплюсь. И вас прошу поторопиться. Закон запрещает допрашивать свидетелей пачками. Свидетелей должно допрашивать по одному. Чтобы они не мешали друг другу, не сбивали друг друга с толку и не вмешивались в расследование. Статья сто пятьдесят восьмая уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации.

Василий, прищурившись, протяжно посмотрел на Демина, показывая, что тот здорово рискует, разговаривая с ним таким тоном. Потом нарочито медленно подошел к форточке, положил на согнутый палец окурок и щелчком отправил его на улицу. Неторопливыми, дразнящими действиями он будто хотел оградить свое достоинство, независимость в поступках.

Демин плотно закрыл дверь за Василием и сел на табуретку напротив Анатолия.

– Тяжело быть младшим братом? – спросил он, улыбаясь.

– Бывает, – смутился Анатолий. – Васька – ничего парень, с ним жить можно. Он боится, что мы из-за всей этой истории попадем в передрягу.

– Авось не попадете, – успокоил его Демин. – Итак, мы остановились на том, что ты позвал Наташу к телефону. Сам остался у двери. Это ясно. О чем она говорила? С кем?

Анатолий помялся, искоса поглядывая на дверь, за которой только что скрылся Василий, и наконец заговорил, сжав коленями сцепленные пальцы.

– Чудной какой-то разговор. Наташа больше молчала. Иногда будто успокаивала кого-то… Ничего, дескать, не волнуйся, я слушаю, я у телефона. Видно было, что ей неприятен этот разговор и она побыстрее хочет закончить его. Потом такая у нее фраза проскочила: «Давай вываливай, что там у тебя еще припасено, вываливай все сразу». Минут через пять снова звонок. Наташа еще не ушла к себе и трубку подняла сама. И, не слушая, сразу выдала… Ты, говорит, все сказала, и я все сказала. И бросила трубку.

– Значит, она разговаривала с женщиной?

– Почему? – удивился Анатолий.

– Но ведь ты сам только что произнес ее фразу: «Ты все с к а з а л а…»

– Вообще-то да… Получается, что с женщиной.

– Твой брат ее не любил?

Анатолий вздохнул, оглянулся на дверь и отвернулся, стараясь не встретиться взглядом с Деминым. Но все-таки поднял глаза и посмотрел жалко и беспомощно.

– Наверно, не без этого… Я как-то подкатился к ней. Ну, а почему бы и нет? Я неженатый, она тоже свободная. Девушка красивая. С красивыми всегда все и случается – и хорошее и плохое. А с дурнушками – никогда ничего. Живут всю жизнь спокойно, сплетничают, завидуют, толстеют и все.

– Влюбился? – спросил Демин.

– А куда деваться? Тут никуда не денешься… Под одной крышей живем, как семья, можно сказать. Не очень дружная, но семья…

– И ничего у тебя не вышло?

– Не вышло, – Анатолий растерянно улыбнулся. – Сказала она мне вроде того, что, мол, надо свой шесток знать. Да я и сам понимал, что Наташка не моего пошиба девка. А чем, думаю, черт не шутит, и попер… В общем, получил от ворот поворот.

– Послушай, Толя, Селиванова никогда не давала тебе никаких поручений?

– А почему вы решили, что она…

– Нет-нет, погоди. Я ничего не решал. Я спрашиваю. Возможно, она тебя предупредила, чтобы ты никому не говорил, поскольку это для нее очень важно… Моя задача – найти причину самоубийства, если оно действительно было, найти людей, которые довели ее до такого состояния, когда самоубийство кажется лучшим выходом…

– Я понимаю, – перебил Анатолий. – Поручения были. Несложные, нетрудные. Просила она меня не то два, не то три раза коробки отвезти по одному адресу.

– Какие? С чем?

– Магнитофоны. Запакованы они были, фабричная упаковка. Дорогие игрушки. Японские, западногерманские. В комиссионках они по полторы тыщи.

– А куда отвозил?

– Мужику одному…

– Адрес помнишь?

– Нет, не помню. Но показать могу. И как звать его, помню – Григорий Семенович. Маленький, шустрый, суетливый такой… Все лебезит, лебезит, а потом вдруг возьмет да и нахамит. Манера у него такая. Дескать, я вон какими делами ворочаю, а ты, мразь вонючая, получай трешку за услуги. А уж радости у него при виде этих коробок! Как-то рюмочку поднес за работу. Оказалось – самогонка. Тыщами ворочает, а самогоночкой балуется. Но, как я понял, держит ее для угощения не очень почетных гостей. Стоит у него там в шкафчике и кой-чего поприличнее.

Демин ссутулился на кухонной табуретке, зажав, как и Анатолий, ладони коленями. Значит, проявляется некий Григорий Семенович, самодовольный человечек, балующийся самогонкой и импортными магнитофонами…

– Послушай, Толя, а кто привозил коробки сюда? Наташа?

– Не знаю, не видел.

– А этого любителя сивухи узнаешь?

– Почти лысый, животик выпирает, брюхатенький мужичок, и моргает, будто веки у него снизу вверх ходят, как у петуха. И уши…

Внезапно дверь распахнулась, и на кухню вошел Василий. Лицо его от возмущения пошло красными пятнами, а дышал он так, будто на пятый этаж бегом взбежал.

– Что?! – заорал он, остановившись перед Деминым. – Расколол пацана, да?! Расколол! Так и знал!.. Ах, твою мать, ты ведь упекешь его! Толька! Я ли тебе, дураку, не говорил? Посидеть захотелось?

– Заткнись, – тихо сказал Анатолий.

– Расколол? – повернулся Василий опять к Демину. – Доволен?

– Очень, – Демин поднялся. – Да, я очень доволен вашим братом. Честный и порядочный человек. И, как я понял, эти качества не вы ему привили. Или лучше сказать иначе – вы из него эти качества еще не вытравили. Трусоват твой старшой-то, – сказал Демин Анатолию. – Ишь запаниковал. Ну ладно, братишки, не скучайте. Из дому не уходите пока, вдруг понадобитесь.

Обыск в комнате Селивановой продолжался. Фотограф в творческом волнении расставлял на столе американские сигареты, японский зонтик, открытую бутылку шотландского виски, стакан с тяжелым литым дном… Понятые сидели на диванчике. Им давно наскучили нехитрые обязанности; слесарь с дворничихой вполголоса толковали о ремонте системы парового отопления, о лифте, начальнике ЖЭКа, которому ничего не стоит человека обидеть…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю