Текст книги "Стажер: Система Иерархии"

Автор книги: Виктор Моключенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Ангел посмотрел на темного, который все еще держал на руках детей, боясь даже шевельнутся, и продолжил:

– Твой путь тоже не был напрасен, как и не напрасны сейчас твои сомнения. Сила Божественной Любви направляемая сквозь мироздание не напрасно коснулась твоей души.

– Но у меня нет души… – прошептал темный.

– Она у тебя уже есть – засмеялся ангел – иначе, зачем бы они, – он указал на детей – отогревали бы тебя своими сердцами?

-6-

Молчание глубже слов. Значимее, объемнее. Все что нельзя выразить словами, легко выражается в молчании. Даже то, что выразить невозможно. Словами можно скрыть и исказить истину, а в молчании она открывается сама, снимая в сердце завесу за завесой. Молчание всегда глубже слов. Мы молчали, молчали не потому что нам не было что сказать, скорее потому, что нам было о чем помолчать. Увиденное и пережитое накладывало свой неизбежный отпечаток. Что-то менялось в нас, менялось глубоко, исподволь, в той самой глубокой сердцевине что называлось сутью нашей внутренней природы. И если не было у темного души, то что тогда в нем мучилось?

Очередной виток. Время сжимается до предела и тут же распрямляется снова. Я открываю глаза.

Под нашими ногами ковер из ярких опавших листьев, над головой светит солнышко, легкий ветер теребит волосы, принося запах легкой горечи, первых сожженных листьев и грусти. По парку не спеша, степенно и неторопливо гуляют люди и кажется что все хорошо, все прекрасно, если бы не эта разлитая в пространстве грусть. Осень всегда навевает грусть. Может это память о лете, а может ожидание скорого увядания. Не знаю.

Темный не щурясь смотрел на солнце:

– Почему вы люди такие беспечные? Почему в погоне за призрачным счастьем вы теряете миг настоящего, теряете вот все это?

– Не знаю. Наверное, потому что мы люди, потому что так устроены.

– Вы не знаете сами что в вашей природе. Вы желаемое выдаете за действительное, не зная потом что вам делать с этим действительным. Каждое ваше действие меняет реальность, не изменяя при этом вас самих.

– Быть может, потому что мы сами не знаем что реально, а что иллюзорно?

– Да, возможно это так. Посмотри на них – он указал рукой на гуляющих людей – они думают что они все еще живы, между тем как они давно мертвы и их глаза давно сомкнулись.

– Это мир куда попадают умершие?

– Не все. Каждый распределяется по тяжести своей души, всего того что он приобрел за жизнь. Это мир тех, кто самовольно покинул землю, ушел преждевременно.

– Я думал что все будет намного страшнее, ужаснее…

– Что может быть ужаснее того, что уже нельзя изменить? В другие сферы попадают хоть малые проблески света, а тут, тут всегда так – неизменно и неизменимо. Даже солнце не дает тепла.

– И нет выхода?

– Можно сказать и так – вздохнул темный – да и каков выход у тех, кто уже не хочет никуда идти? Тут теряется память, только остается смутное осознание самого себя и муки того, что уже нельзя изменить. Они остаются прикованы к своим телам пока не исполниться их час предписанного исхода.

– Но этот парк, осень, природа – не вяжется с тем, где они должны пребывать.

– Все что ты видишь – твое восприятие, твой мир накинутый на холст реальности… они видят по-другому, и воспринимают иное. Если ты ощущаешь лишь налет грусти, то они приемлют лишь безысходность, бездонную пропасть что их поглощает, пропасть без надежды на возвращение, из которой нет возврата.

– Ты хочешь сказать что…

– Я ничего не хочу сказать… – все что ты видишь, этот парк, листья что стелятся под нашими ногами, даже этот ветер – этот мир построен тобою… а их мир – это преисподняя. Посмотри на них внимательнее – они даже не видят друг друга, весь их мир – это глубочайший ад, ад ненужности и забвения.

– И что будет с ними?

– А что может быть страшнее этого? Ничего не будет. Как для них может хоть что-то быть? Ведь у них все давно сгорело и все угасло, даже пепел рассеян ветром и лишь могилы где они похоронены, напоминают о том что они хоть когда то были…

Мир перед моими глазами померк и угас, а может, угасло их солнце. Кто знает?

-7-

Холодный, пронизывающий ветер пробирал до самых костей. Я молча смотрел на гулко шумящую в провале перил черную воду. Весь мир был только отражением, отражением того что было во мне. Какой может быть выход из ситуации, когда нет выхода? Куда не сунься – везде одни тупики и ни одной спасительной лазейки. Все пути были отрезаны, все кроме одного – самого последнего. И никто этот выбор, и этот шаг за человека не сможет ни сделать, ни пройти. Сколько не пытайся. Какой может быть выход? Да самый простой – изменить себя.

Я бросил окурок в черную воду, проследил его святящийся след и запахнув поплотнее куртку пошел вдоль моста. Спустя какое-то мгновение из молочно-белого тумана вышагнула фигура в угольно-черном плаще, и щелкнула зажигалкой, раскуривая сигарету.

– И что, так все и закончилось?

– Да кто их знает, возможно, и так. Самое тяжелое в нашей работе – убедить живых в том, что они еще живы.

Я остановился, постоял мгновение в раздумьях, а потом все же обернулся:

– А что делать тому, кто это только-только осознал, может быть впервые в жизни поняв, что все в мире зависит только от него?

– Возможно, надо сперва пригласить двух уставших ангелов на чашку кофе.

Я улыбнулся и согласно кивнул головой:

– Найдем, если надо. Помнится, у тебя машина неподалеку, Сильф?

Сильф только подмигнул и пошел прогревать машину, а мы с Равеном остались стоять и смотреть, как сквозь туман проступают звезды.

– Спасибо тебе.

– Да не за что. Одной коррекцией больше, одной меньше. Ты думаешь, мир это заметит?

В ответ он лишь пожал плечами, с непривычки неловко пряча под плащом сияющие ангельские крылья:

– Кто знает, возможно, еще научится.

Россия, Миасс, февраль 2009 года