Текст книги "Стажер: Система Иерархии"

Автор книги: Виктор Моключенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Annotation

Аннотация

Все в мире происходит неожиданно. Приходит и происходит совсем не тогда когда ждут и ожидают, а тогда, когда судьба по своей немыслимой прихоти что-нибудь вытворит и перевернет все с ног на голову. Иногда улыбается, а иногда отворачивается. Но совсем редко бывает так, что невозможно разобраться, где удар, а где благословение и благоволение небес. Такие мысли посещают человека или в состоянии глубокого и всеобъемлющего счастья, когда мир стелется к твоим ногам, когда любимая девушка говорит тебе – «да», когда твой ребенок делает первый нетвердый шаг или же в часы ненастья, когда все валится на голову, когда клянешь все на свете. Но они никогда не приходят в обыкновенной будничной сутолоке, суетной мельтешне обыкновенных дней.

Система Иерархии

Система Иерархии

Стажер

– 1 -

Все в мире происходит неожиданно. Приходит и происходит совсем не тогда когда ждут и ожидают, а тогда, когда судьба по своей немыслимой прихоти что-нибудь вытворит и перевернет все с ног на голову. Иногда улыбается, а иногда отворачивается. Но совсем редко бывает так, что невозможно разобраться, где удар, а где благословение и благоволение небес. Такие мысли посещают человека или в состоянии глубокого и всеобъемлющего счастья, когда мир стелется к твоим ногам, когда любимая девушка говорит тебе – «да», когда твой ребенок делает первый нетвердый шаг или же в часы ненастья, когда все валится на голову, когда клянешь все на свете. Но они никогда не приходят в обыкновенной будничной сутолоке, суетной мельтешне обыкновенных дней.

Я молча смотрел на гулко шумящую в провале перил черную воду и предавался данным размышлениям, тщетно и безуспешно старался хоть как-то в себе разобраться и утрясти. Но никак не получалось. Куда не сунься – везде одни тупики и ни одной спасительной лазейки. Все пути были у меня отрезаны, все кроме одного – самого последнего. И никто этот выбор, и этот шаг за человека не сможет ни сделать, ни пройти. Сколько не пытайся. Ладно, хватит. Я покрепче зажмурил глаза, сделал глубокий вдох, но тут налетевший с речного массива ветер, взметнувши в воздух мелкую водяную пыль и закружив в безудержной пляске, обжег лицо острой ледяной волной и туго, жестко толкнул в грудь. Я отшатнулся от этого неожиданного, сильного удара, и вот тут-то все и случилось. Судьба сделала свой выбор.

Кто нибудь другой на моем месте, непременно связал бы все это с мистикой, усматривая за всем этим злокозненные деяния всемогущих темных сил, или же, по причине скудности или отсутствия фантазии – коварных инопланетных агрессоров – кто-то другой, но только не я. Поскольку воспитывался строгими и взыскательными ко всякому свободо и инакомыслию родителями с самого малого и беспечного малолетства в характерном и всеобще повальном атеистическом духе давно канувшей в лету советской эпохи. Можно сказать, впитал вместе с октябряшным значком и пионерским галстуком веру во всемогущество и торжество человеческого разума. Вместе с идеей мира во всем мире. И скептически относился к подобным явлениям, стремясь все объяснить простым и понятным человеческим языком.

Новый порыв ветра отбросил меня от перил и вышвырнул прямо на проезжую часть. Я больно ударился, поскользнувшись на вылизанной бесчисленными шинами до стеклянного блеска дороге, и тяжело завалился на бок, не успев ни среагировать, ни даже крикнуть. Последнее что я почувствовал – тупой, приглушенный, словно бы ватный и ленивый удар проснувшегося с перепою исполина. Удар этот сопровождался непривычной, резкой какофонией оглушительно визжащих шин и вонью горелой резины. Последнее, что успело, запечатлеется в моем сознании – расширенные глаза летящего на меня водителя.

– 2 -

Ничего не было, совершенно ничего. Не было никакого светящегося туннеля, не было очереди из спешащих на тот свет душ. В таких делах я несведущ, но даже я, при всей своей дремучести знаю, что за нами кто-то там приходит, прилетает с арфой и пальмовой ветвью в руках. Или же, на худой конец, коптя и воняя серой и перегаром, взрывает землю у самых ног и на глазах у изумленной публики уволакивает за собой. Но все так же внезапно и закончилось. Сознание на мгновение померкло, всколыхнулось, как свеча на ветру, но в тот же миг снова вспыхнуло еще ярче.

Я рывком отпрыгнул к перилам, ошеломленный происшедшим пытаясь хоть что-то понять. Мелкая противная дрожь колотила все тело, сердце то и дело норовило выскочить из груди. Трясущимися, непослушными руками я вытянул сигарету, нервно закурил и только потом увидел изрядно помятый бампер, бледное и бессмысленное лицо водителя отрешенно смотрящего прямо перед собою и только потом темный ворох окровавленного тела. Моего тела. У меня подогнулись ноги, и я по перилам тяжело сполз на землю. В голове стоял оглушительный звон, как будто по уху удачно приклали доской, а перед глазами поплыли огненные круги. Пока я безуспешно пытался прийти в себя, вокруг места происшествия уже собрались люди. С истошным, пронзительным воем и бликами мигалок, примчалась «скорая» и меня, после недолгих разбирательств со стражами порядка, положили на носилки, небрежно накрыли белой простыней и уволокли в бездонное чрево машины. Скорая взвыла и умчалась. Мало-помалу толпа развеялась, милиционеры еще раз все измерили, а потом тоже уехали. И я остался один под пронзительно холодным ветром. Все происшедшее попахивало изрядной долей бутафории и ненатуральности, и очень смахивало на какой-то отвратительный фильм с невнятным, запутанным сюжетом и плохими декорациями. Этот предательски хлесткий, пронзительно убийственный ветер, бледная изможденная луна, тщетно проглядывающая сквозь плотные и рваные облака, да мост, соединявший между собою, как и полагается берега, один конец которого утопал в кромешной темноте.

Да, попал я в переплет, это ж надо. Ну, подумайте сами – шел топиться, а попал под машину…

Но публика разошлась, представление закончилось и только машины с шелестом проносились мимо, да редкие прохожие спешили сквозь ночь. И тут меня что-то отвлекло, не давая возможности дальше сосредоточиться на мыслях, и совсем неожиданно я услышал вполне привычную, обыденную фразу:

– Прикурить не найдется?

Я, молча, протянул незнакомцу зажигалку, и вот тут до меня дошло:

– Извините, вы что, меня видите?

– Ну, вижу, ну и что из того – незнакомец не спеша, затянулся и расслаблено выпустил струю дыма в проступающие сквозь молочный туман звезды.

Говорил он, с каким-то непонятным, едва уловимым акцентом, а я в молчаливом изумлении продолжал изучать высокую, худощавую фигуру, завернутую в дорогой угольно черный плащ. Незнакомец окинул меня насмешливым взглядом, и потом, скучнеющим голосом продолжил.

– Ладно, собирайся, что ли? Заболтался я с тобой. Пошли.

– Куда? – обалдело спросил я.

– Увидишь. Пошли.

– А может не стоит так сразу, а?

С другой стороны, засунув руки в карманы, ко мне не торопливой, свободной и расслабленной походкой подошел точно такой же, как две капли воды, похожий на моего незнакомца человек. Только в отличие от него одет он был в ослепительно белый, стильный плащ. Да что там плащ – у него даже волосы были неестественного серебристо-белого цвета.

– Ты опоздал, он уже совершил выбор.

– Тебе только кажется. Он еще не успел его совершить.

Подошедший как-то иронично и испытующе взглянул на темного, так я его мысленно окрестил и продолжил:

– Извините, но имеет место явный прецедент. Ваши права надо еще доказать.

– Вам бы вечно оправдывать, да? Но на этот раз не пройдет. Данный субъект находится в сфере нашего влияния. В данном случае имеем классический пример суицида, следовательно – он наш.

Тут я не вытерпел и вмешался:

– Извините, уважаемые, я как-то не привык быть предметом купли – продажи, я не вещь вообще то, а человек.

Темный недобро фыркнул и отрезал:

– Молчи и не встревай, пока тебя не спрашивают, а спрашивать тебя никто не собирается.

Светлый неожиданно дружески подмигнул и продолжил:

– Извините, но о каком акте суицида вы говорите?

Темный удовлетворенно фыркнул и небрежным жестом выдернул из воздуха, какие то бумаги:

– Вот, извольте ознакомиться, протокол, составленный заведующим совратителем. Прошу обратить особое внимание, бумаги заверены и подтверждены начальником сектора, отвечающим за уныние. А это уже кое о чем говорит!

Мне осталось только хлопать глазами, слушая эту юридические выпады. Между тем светлый углубился в изучение загадочного протокола, а темный ехидно улыбаясь, нагло выпустил в мою сторону струю дыма.

– Ну, как, надеюсь, вы удовлетворены?

– Да, весьма впечатляет, но имеется одна неточность.

Темный сразу напрягся, явно готовясь к новому раунду:

– Какая еще неточность?

– Существенная.

– Что вам опять надо, чего придираетесь? Там же предельно ясно и четко написано – “опекаемый мною субъект (человек то есть), под воздействием, но по полному согласию и собственному добровольному соизволению совершил акт лишения себя жизни (самоубийство)”.

Темный торжествующе посмотрел на меня.

– Да, все верно – светлый сокрушенно вздохнул и сожалеющее посмотрел на меня – собирайся, жертва аварии…

Темный шагнул ко мне. От него явственно полыхнуло жаром, и глаза налились опасным багровым свечением.

А светлый между тем нравоучительным тоном сочувствующего бюрократа продолжал:

– Да, попал ты парень. Думать надо было, перед тем как сгоряча под машину сигать.

Темный между тем с видом прилежного работника сферы обслуживания уже заканчивал заботливо упаковывать меня, как подарок с бантиком, в саван мрака, изумленно крякнул и в полусогнутой же позе повернулся к светлому:

– Не понял?

– Что ж тут не понятного. В протоколе записано – совершил, но дело в том, что данный балбес ничегошеньки не успел. Только под машину попал. От чего и успешно умер.

Темный растеряно посмотрел на меня, как бы прося поддержки:

– Как под машину?

Тут воздух разверзся и в разговор вступил еще один собеседник:

– Неожиданно, и хочу заметить очень болезненно, – незнакомец с видом истинного ценителя жертв дорожных аварий окинул меня беглым, но пристальным взглядом и продолжил – потому могу заверить, что происшедшее ни в коей мере не было попыткой самоубийства.

– А ты кто такой, вообще-то?

– Ах, да, извините, я забыл представиться – ответственный сектором пространственного наблюдения. Потому, потрудитесь не выходить за грани ваших полномочий.

Лицо темного исказила недовольная гримаса:

– Я выражаю протест, и буду вынужден ходатайствовать выше.

– Что ж, ваше право, но данный человек находиться в сфере НАШЕГО влияния. На этом инцидент исчерпан.

Темный подошел ко мне, пыхнул жаром в лицо и, шипя, произнес:

– Еще увидимся, но не надейся, что сможешь так легко отвертеться.

Он пренебрежительно фыркнул и растаял в тумане.

Наблюдающий скупо улыбнулся:

– Будьте осторожнее, юноша. И запомните – ни одна жизнь не стоит смерти, жизнь надлежит жизни, даже пускай пока никчемной и пустой. Теперь для вас многое предстанет в совершенно ином свете, и не спешите делать поспешных выводов.

С этими словами он растворился в воздухе, продолжая смотреть пристально иронично и чуть удивленно. Происшедшее настолько меня потрясло, что несколько минут я просто простоял в немом оцепенении, изучая то место, где растворился наблюдатель.

– 3 -

– Пошли, Стас, а то не ровен час, еще замерзнешь.

– Неужели умершие замерзают? – сказал я и понял, что сморозил глупость – пробирало довольно таки сильно.

– Замерзают, еще и как. У тебя уже зуб на зуб не попадает, синий весь.

Что мне оставалось делать, я послушно поплелся вслед за светлым по запорошенному тротуару. Мы прошли через мост и остановились у ближайшего проулка. Мой спутник вынул из кармана ключи, и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил:

– А чего тут удивляться. Машина, такая же, как и все, ну немного лучше, надежнее…

– А что крыльев у вас нет?

– В ремонт сдал.

Пока я стоял и соображал шутка это, или же и в самом деле мой спутник сдал крылья в починку, он завел машину и приветливо распахнул дверцу.

– Садись.

Я послушно нырнул в приятную пелену прогретого салона, разминая и растирая замерзшие руки.

– И что теперь?

– Тебе решать. Выбор всегда остается за вами, хотя порой, кажется, что за вас, его уже сделали. Сильф.

– Что Сильф?– не понял я.

– Зовут меня так.

С этими словами он протянул мне руку.

– Не понял.

Сильф рассмеялся и пояснил:

– Любой ваш жест, слово, и даже действие – это только символ, отражающий объективную реальность. Ну, настоящее положение, если хочешь – смысл всех вещей. Рукопожатие обозначает добровольное взаимооткрытие и соединение двух родственных, дружественных энергосистем.

Я молча пожал протянутую руку, заметив, что рукопожатие у Сильфа было железное, думая между тем, что у нас рукопожатия раздаются подлецам и подлецами направо и налево.

– Поехали, я тут знаю одно место – проголодался я что-то, да и поговорим в более приятной обстановке.

Я только молча кивнул, едва сдерживая изумление. Было от чего. Если бы мне сказали раньше, что вместо белоснежных крыльев ангелы разъезжают на авто и ходят по ресторанам, то я бы первым поднял рассказчика на смех.

– А я не совсем ангел – сказал Сильф, выруливая из глубокого снежного заноса, – не в том понимании, что придаете вы данному понятию.

– А вы и…

– Ну конечно читаю. И не только мысли.

– А не совсем ли это…

– Нет, все абсолютно корректно, естественно и закономерно. Ты ведь не удивляешься тому, что капли дождя, падают на землю, а не летят вверх?

– Нет, – сказал я, чувствуя себя тупым почемучкой.

– Вот и я не удивляюсь. Просто существует закон всемирного тяготения, также как и другие Законы. А их незнание, увы – не освобождает от ответственности. Данный плотный физический пласт материи – он сделал руками полукруг, обозначая все вокруг – полностью видим с других ступеней и плоскостей. Старик Эйнштейн был прав: материя и время есть единая константа, также как энергия и информация. Правда, он об этом сказал мало, не успел. Все вокруг связано между собою невидимыми энергетическими нитями – ты, я, вон та собака, что едва не попала под наши колеса.

С этими словами он немного подправил машину, пропустив выбежавшую на дорогу дворнягу.

– Так она же что только выбежала!

– И я о том же. Любое явление совершается намного раньше, чем проявиться, проецируется. Вот и мысли ваши, точно так же, возникают намного раньше, чем вы сами об этом догадываетесь. Просто прими это пока так как есть, нельзя вместить все сразу. Пройдет время, и все само станет на свои места.

– А сколько времени?

– А я откуда знаю?

– Как откуда? Ты сам только что сказал, что все свершается раньше, чем свершается. Вы же знаете все наперед.

– Если бы все было так просто. Существует еще Закон Свободного Выбора. Каждая личность сама добровольно выбирает пути своего существования, и, соответственно, несет ответственность за свой выбор.

– Это типа карма?

– Не совсем так, но общий принцип ты понял. Допустим, не надумай ты прыгать с моста, мы бы с тобой сейчас не беседовали.

Я досадливо заерзал в кресле. Довольно странно было чувствовать себя микробом под пристальным взглядом микроскопа, который видит тебя насквозь. Я и сам сейчас понимал, что совершил величайшую в своей жизни глупость, но что уж теперь.

– Приехали.

Сильф поставил машину на стоянку, пикнул кнопкой сигнализации и направился к дверям. Я послушно поплелся за ним, проскользнул мимо услужливо распахнувшего двери швейцара и направился к свободному столику.

– Слушай, получается, нас видят?

– Получается, что да. Просто я сдвинул у окружающих угол зрения, и теперь мы для всех просто обыкновенные посетители. А как ты думал, мы вам являемся?

– Ну не знаю, – ответил я уклончиво, думая о том, что не такие мы и необычные. Просто так швейцар бы в ноги не кланялся, едва, что снег языком не слизывая. Да и официанты что-то уж больно прытко забегали. Один из них как раз подбежал к нам, демонстрируя безукоризненно вышколенную улыбку.

– Чего изволите, господин Сильфиус? У нас как раз новое фирменное блюдо.

Ого, оказывается мой друг тут уже не впервой.

– Ну, должен же я где-то нормально поесть? – явственно прозвучал в голове голос Сильфа. Я пораженно уставился на моего знакомого и смотрел, как он с видом принца голубых кровей делает заказ. Что-то раньше способностей к телепатии у меня не наблюдалось.

– А ты раньше никогда и не умирал, – прилетела новая мысль.

– А что телепатия появляется только после смерти? – робко попробовал я послать мысленный ответ.

– Не всегда, просто вы редко бываете обнажены душой. Но иногда кто-то умеет это делать и при жизни, и поверь мне, что в этом мало приятного, слышать и чувствовать на себе всю подноготную человеческой души.

– А вы что будете, – обратился ко мне официант. Я не сразу сообразил, что к чему, и на каком из диапазонов идет вопрос, но потом все же выкрутился.

– То же, что и господин Сильфиус. Надеюсь, что у него отличный вкус.

– О, не извольте сомневаться. Он один из лучших наших посетителей.

А здесь, разрешите заметить, подают только самые изысканные блюда.

С этими словами он умчался, а Сильф продолжал веселиться, смотря на мое смущение.

– Слушай, а вы что, едите нашу пищу?

– Ну, вы же едите. Просто мы сейчас с тобой тонкоматериальные, соответственно и пищу будем употреблять тонкоматериальную. Она всего-навсего тоже утончится. Это не так и сложно.

– Ну а что все остальные?

– А что все остальные? Ничего странного и не будет, раз ты об этом. Просто будут сидеть, и видеть, как два степенных джентльмена сидят и празднуют.

– Что празднуют?

– Поминки.

– Чьи поминки, что кто-то умер? Извини, я не знал.

– Ну да умер – это твои поминки, Стас. Следовательно, ужин за мой счет.

– А как же я отдам, у меня же при себе денег нет.

– А зачем тебе ЗДЕСЬ деньги?

– Ну, как, ты же сказал ужин за твой счет, следовательно, я должен буду их вернуть.

– Стас, извини, но ты дубина – зачем тебе ЗДЕСЬ деньги! Ты умер, а умершие, не платят по счетам.

– Но как же оплата за ужин, у тебя же они есть, ты сказал что платишь?

– Ну да, плачу. – Сильф принял заказ у подошедшего официанта и продолжил – Я же на работе, следовательно, мне платят.

– Кто платит? Я начинал катастрофически входить в роль почемучки.

– Он платит, Сильф вилкой многозначительно указал наверх – Он есть податель всех благ и источник всего. Энергии тоже. А энергия и есть эквивалент ваших денег, а ты что думал, вы их сами придумали? И вообще, все ваши изобретения – это воспринятые вами же идеи всех энергетических механизмов, процессов и явлений.

– Это что-то вроде подачки?

– Ничего подобного, что за волюнтаризм? Просто подсказка – кто смог услышать, был способен – тот услышал. Услышал, воспринял, перевел и применил. И как сказал Он – имеющий уши, да слышит – вам, между прочим, сказал. Сильф указал на меня.

– Но извини, Сильф, а как же тогда ядерная бомба, например, или бактериологическое оружие? Как же быть со всем этим, это что, тоже вы, от вас?

– Поверь мне, Стас: бывает намного серьезнее и …страшнее. – Сильф враз посуровел – Откуда говоришь? Да от таких как Равен, хотя, что он, он просто мелкая сошка. Те, кто стоят за ним, намного ужаснее.

– Кто такой Равен?

– Твой знакомый с моста, тот самый кого ты окрестил темным.

– Но как же тогда, откуда же, почему вы допустили!

– Успокойся, Стас, прошу тебя. Сильф глубоко вздохнул, и глаза его стали совсем печальными – Вы САМИ это выбираете. И никто не вправе опровергнуть ваш выбор. Сколько раз, сколько раз вы были на самом краю пропасти, откуда нет возврата. И только Он спасал вас, тот, кого вы зовете Спасителем. Вот и сейчас вы снова пляшете на самом краю бездны с новой “игрушкой”, – которая намного страшнее атомного оружия…

– Но неужели ничего нельзя сделать?

– Мы делаем все, что только в наших силах – но окончательный выбор за вами.

Над столиком повисла тяжелая пауза.

– А ты думал у нас только райские кущи и молочные реки с кисельными берегами?– грустно пошутил Сильф.

– И сколько же лет, веков идет эта борьба?

– Многие эоны. Задолго до сотворения ЧЕЛОВЕКА и уж конечно, задолго до сотворения физического уровня мироздания, всей вашей вселенной. Вы же знаете всю историю, вам дали все то, что вам нужно для спасения и возвращения на родину, в ваши космические ясли – Эдем.

– Но я считал, что все эти библейские истории…

– Разве ты один? В этом и проблема. Противоборствующая сторона воспитала целое поколение в дремучем атеизме.

– Ну да, весь этот коммунистический бред…

– А что плохого в самой идее, Стас? – Сильф серьезно посмотрел на меня – Ведь сама идея о всеобщем братстве и равенстве была послана нами, а вами, вернее с вашей помощью успешно извращена и вывернута до противоположности. Все дело не в идее – а в методах ее внедрения!

– И что теперь?

– Теперь то, что и всегда – работа.

– А в чем состоит ваша, лично твоя работа?

– Наша работа – во всем. Но в отличие от вас – для нас работа высшее наслаждение и высочайшая ответственность. Мы самовыражаемся в ней, отдаем все что можем и имеем.

– У нас тоже, иногда.

– Все дело у кого вы учитесь – у нас или у них. Все начинается с самого малого уровня. Вот, к примеру, посмотри на ту парочку – он указал за соседний столик, где рядом с молодым, угрюмым парнем седел замызганный, заросший седой щетиной старик. Запах шедший от него явственно свидетельствовал о множестве выпитой горькой, а запухшее лицо только подтверждало предположение. Старик по-простецки, но довольно настойчиво упрашивал выпить еще, а парень вяло пытался сопротивляться.

– Ну и чего? – не понял я – обычная парочка. Вот только как его сюда пропустили, заведение-то солидное.

– Точно так же как и тебя.

– То есть?

– Присмотрись внимательнее.

Я снова взглянул на старого пропойцу, и тут он неожиданно повернулся, встал и шатающейся походкой, то и дело, норовя рухнуть на пол, направился к нам.

– 4 -

Я растерянно взглянул на Сильфа, но тот куда-то исчез. Сказать, что я испытал шок – это все равно, что не сказать ничего. Такой дикой и отчаянной паники я не испытывал в жизни. Когда-то в детстве, я потерял маму, долго и безуспешно ревел в шумящей первомайской толпе, пока не нашелся. Так вот только теперь я понял, что значит потеряться по-настоящему. А между тем свидетель и доблестный участник перво мая добрался до моего столика и тяжело рухнул на стул.

– Здрасьте, – глубоко икнул участник перво мая и выдохнул мне в лицо густой, ни с чем несравнимый запах перегара смешанного с луком и раздавленным сигаретным бычком.

– Здрасьте, – рассеянно пробормотал я, продолжая отчаянно рыскать глазами по залу, тщетно пытаясь найти высокую фигуру Сильфа.

– Иваныч – протянул руку через стол участник перво мая, неловко сталкивая тарелки на пол. Я машинально ее пожал и подумал, являюсь ли я дружественной и раскрытой системой и чем я могу обменяться с системой по имени Иваныч, которая явно увидела во мне родственную душу.

– Будешь, за знакомство?– он посмотрел на меня мутным взглядом, щедро протягивая непочатую бутыль водки, и снова тяжело икнул. Я отрицательно мотнул головой. И тут, вопя и стеная, Иваныч пополз ко мне через стол:

– И ты тоже! Горе то, какое, а? – он тяжело рухнул на меня, едва не свалив на пол. – Тоже не можешь, значиться.

Он подтянул к себе упавший стул и тяжело, с натугой на него взгромоздился. Где-то на окраине сознания мелькнула мысль, что люди никак не реагируют на происходящее безобразие, вполне возможно, что просто не видят. Тут Иваныч видимо снова вспомнил обо мне, наклонился и заговорщицки произнес, сбиваясь и едва выговаривая слова:

– Но есть, значится, и для нас, горемычных, выход. – Иваныч тщательно и безуспешно попытался сосредоточить на мне свой взгляд и путающиеся мысли – Мужик один, значится, мировой подсказал. Черный весь, бля, как смоль, то ли армянин, то ли узбек – одним слово чурка. Так вот сказал, чурка тот – найди грит, кого-либо, да выпей с ним, как след, вот и полегчает тебе. Да только не сказал, морда черная, что с такими как я, хоть пей, хоть не пей, а толку нету. Хоть цистерну спирту, значится, выжри – а не пьянит. Значится, надо человека непьющего, ну или почти не пьющего найти ну и уговорить, значится.

Тут Иваныч сипло заржал, а я опасливо покосился на людей. Но никто ничего не слышал. И тут до меня начало доходить.

– И что дальше, Иваныч?

– Что, проняло, да?– Иваныч довольно приосанился – ну ничо, счас полегчает, соколик. Так вот уговоришь, значится кого – тот пьет, а тебя тоже пьянит, хмель значиться начисто с ног валит.

Тут я рывком соскочил со стула и деловито подсел за соседний столик к парню:

– Проблемы, браток?

Парень посмотрел на меня взглядом побитой собаки и зло бросил:

– Ну что вам всем от меня надо, отвяжитесь!

– Случай, парень, не бывает неразрешимых проблем, со всем можно справиться. Но только на трезвую голову! Ты слышишь?

Я смел на полбутылки и, притянув обомлевшего парня за шиворот, впечатал прямо в расширившиеся глаза:

– Дурак, она же любит тебя и ребенка, между прочим, ждет. А ты хочешь для своего сына такого же отца, который был у тебя?

– Любит…– побелевшими губами прошептал парень.

– Да, да, – любит. И если ТЫ ее действительно ЛЮБИШЬ – бросай эту отраву и в жизни не тронь!

Он часто-часто замотал головой, и я его опустил на стул. Блин, как тяжело, оказывается. Будто мешки ворочал целый день, а под конец еще и в грязи вывалялся. Но вместе с тем меня наполнило ощущение того, что я, может быть первый раз в жизни, сделал хоть что-то стоящее. Парень, то и дело, оглядываясь на меня, пошел к выходу, а ко мне визжа и бранясь, подкатился Иваныч:

– Что ж ты сученок, делаешь-то?

Я не ответил, только коротко, наотмашь ударил. Иваныч кулем свалился наземь и, барахтаясь, попытался встать.

– Ты хоть понимаешь, хрен старый, что ты творишь? Ты же жизни калечишь, понимаешь – ЖИЗНИ, а это не игрушки и не вечный хмельной угар от водки! Да ты хоть понимаешь, что ты умер, сдох давно под каким ни будь забором?

– Чего?

– Что слышал. Умер ты давно, Иваныч, как и я – сказал я устало, чувствуя горечь и пытаясь понять, откуда вдруг я все знаю о парне, о девушке и будущем ребенке.

– 5 -

– Браво, стажер!

За моей спиной стоял и аплодировал Сильф.

– Что ж это, а Сильф?

– Ты ведь спрашивал о моей работе? Вот теперь ты понял все сам. Вот это и есть моя работа – суметь помочь тем, кому еще можно помочь.

– Кажется, ты назвал меня стажером?

– Да, все правильно. Ты стажер, ученик – если, конечно, хочешь им быть.

– Закон Свободного Выбора?

– Есть ли что-то более очевидное?

– Слушай, а откуда я все это знаю – о парне, девушке?

– Ну, ты же стажер, сам догадайся.

– Попозже можно, а Сильф? Вымотался я за день.

Тот удовлетворенно кивнул:

– Конечно можно, у тебя ведь впереди вся вечность.

Я посмотрел на сидящего на полу Иваныча.

– Ну а с ним чего?

– Ну а что с ним? Ты все сказал правильно. Затирухин Василий Иванович, родился в 1949 году, умер в 2005 году – в холодную зимнюю пору, от чрезмерного употребления спиртного, под забором. Был соблазнен и искушен темными, после чего переведен в разряд духов развоплощенцев. После чего успел споить несколько людей, ну а вот сегодня, сегодня был обличен стажером сектора Баланса – Стасом Ильиным. Тобой то есть.

– Ну а что будет с ним дальше?

– Не бойся, теперь уж с ним разберутся. Направят на очищение и перевоспитание в соответствующие, специально для таких вот деятелей приспособленные нижние слои.

И действительно: едва только Сильф произнес эти слова, двери тихо распахнулись, в зал вошли два парня суровой привлекательной наружности, дружески кивнули и увели Иваныча под белы ручки, затыкая рот и не давая возможности распевать разгульные кабацкие песни.

– Ну что, стажер – пошли, что ли?

– Куда?

– Учиться, Стас, учиться.

– А как же весь этот погром, кто за него заплатит?

– Ты и заплатишь.

– Как заплачу – у меня же денег, то есть, энергии нет. Сам ведь говорил!

– Уже есть, тебе за проделанную работу выдали аванс. Вот и погулял ты славно, по своей земной привычке.

– Ты схитрил! – завопил я.

– Ну, допустим, я не хитрил, а выдал информацию… не сразу, – он посмотрел на меня и продолжил – ладно, стажер – я обещал, я и плачу. И поторопись – вечность вечностью, а время не ждет.

                                                                                                                                                             Украина, Умань, январь 2006 года

За гранью

– 1 -

Машина мягко свернула в глухой переулок где-то на окраине ночного города и остановилась. Из нее вышли двое. Один, высокий блондин, одетый во все ослепительно белое, а другой пониже: обычный молодой парень, которого на улице ни за что не выделишь из толпы. Блондин что-то сказал своему спутнику, тот согласно кивнул и не спеша, направился вместе с ним к высокой кирпичной стенке.

– Ну и что дальше, Сильф?– спросил я – стена как стена, ничего не обычного.

– Тебе пора бы уже привыкнуть к необычному. Стена – это что?

– То, что отделяет.

– Ну да, правильно. Но одновременно и соединяет.

– Что соединяет?

– Да все что угодно соединяет. Разные плоскости и уровни мироздания к примеру.

С этими словами он шагнул прямо в стенку.

– Ни фига себе, -сказал я, и, зажмурившись, шагнул за ним. И со всего маху приложился о стенку. Сильф, как ни в чем не бывало, выскользнул обратно:

– Ну и чего ты расселся, делать больше нечего?

Я окинул Сильфа раздраженным взглядом и прошипел, потирая ушибленный лоб:

– Прощаюсь с родимой землей.

– Ага, ну я так и подумал, – он снова скользнул за стенку.

Я сбросил напряжение и попытался вспомнить все то, чему меня учил встречный ангел по имени Сильф. Окружающий мир померк, окутался незримой дымкой, теряя свою остроту и глубину. Затихло и растворилось зудящее во мне раздражение, мысли прекратили свой беспорядочный и хаотичный бег, и вскоре я почувствовал себя парящим в невесомости. Не было ничего: ни пространства, ни времени – одна всеобъемлющая пустота. Она открывалась мне, наполняла и поила меня собой. Поила до самого предела вместимости, до тех пор, пока я сам не стал ей, не растворился в ней. Все исчезло.

– 2 -

Сквозь прикрытые веки плавно струился мягкий яркий свет. Я глубоко вздохнул и насторожено приоткрыл глаза. Оказалось, что я стою на залитой пронзительно ярким и неописуемо мягким светом лужайке, что простиралась во все стороны. Свет был странным. Он струился ниоткуда и одновременно отовсюду, но не ослеплял и не смазывал окружающих предметов, а наоборот оттенял и подчеркивал гармоничность и многогранность. Я потряс головой и закрыл глаза, потом снова открыл – не привыкли они к такому. Они привыкли к скупости, серости и убогости нашего мира.