Текст книги "Грани: Система Иерархии"

Автор книги: Виктор Моключенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Жизнь длиною в сон

– 01 -

Жаркий, напоенный солнечным зноем день клонился к закату. От деревьев протянулись длинные мягкие тени, в воздухе появились первая легкая прохлада, предвещающая скорое приближение вечера. Суетной день, со всеми его бесчисленными хлопотами повседневной жизни, с его бесконечными, очень часто никому не нужными, иллюзорными и существующими только в нашем воображении проблемами, склоками и невзгодами подходил к концу. Уходил вдаль, становясь частичкой прошлого, частичкой истории и вряд ли кто вспомнит лет эдак через сто обо всех тех склоках, невзгодах и неурядицах что уносил он с собой. Суета, суета, всегда суета. Душный, уставший сам от себя и от людей день подходил к концу. Солнце, огромное и багровое, скрытое в легкой туманной дымке близкого вечера клонилось к земле. Воздух до самых краев был напоен медовым благоуханием развесистых лип и терпкой едва заметной горчинкой полыни. Ветер, устав за день от раскаленного асфальта, от разжаренного бескрайним огненным маревом города, тихо дремал на берегу пруда, едва заметно колыша ветки свесившихся над самой водой ив.

Столь редки минуты тихого умиротворения и покоя, когда затихает шум многоголосого, суетливого города и открывается великолепие природы, когда можно вот так, просто и не спеша идти по тенистой липовой аллее, позволяя теплому ветру трепать волосы и кружить у ног. Очарованная красотой этого места, я присела на скамейку с древними, потемневшими от времени витыми бронзовыми перилами, откинулась на спинку и закрыла глаза. Как же хорошо посидеть вот так, отдыхая и никуда не спеша, любуясь природой и впитывая в себя густую палитру красок уходящего дня. Столь мало у нас этих мгновений, отобранных у суеты мира… Мгновений, когда мы можем быть самими собой, побыть в молчаливом откровении, глубокой и сокровенной обнаженности, словно в первый день сотворения. Но даже молчание не может длиться вечно, в особенности там, где говорят вовсе не для того что бы понятыми, а потому что не знают ценности молчания.

– Извините, можно присесть?

 Я приоткрыла глаза и вскользь посмотрела на стоящего передо мной юношу:

– Да конечно, садитесь. Места много.

Он робко присел на краешек и неловко улыбнулся:

– Я постараюсь не беспокоить, хотя своим вторжением я уже видимо вам помешал.

– Ну почему же? Вы нисколько мне не мешаете. Только самовлюбленный или мудрец гнушаются общества, а я не являюсь ни тем, ни другим.

– Обычно люди сторонятся незнакомцев, смотрят с опаской или недоверием, да и с чего им, в самом деле,   доверять первому встречному. Вы так не считаете?

– Может потому, что я не боюсь быть самой собой.

– Поразительно, в вашем голосе нет ни вопрошания, ни утверждения. Люди, сомневающиеся в своих ответах, говорят либо неуверенно и невразумительно, либо, пытаясь подчеркнуть собственную правоту, выставляют свое суждение как единственно возможную точку зрения.

– Нет ничего удивительного: они просто мечутся от крайности сомнения и неуверенности к крайности самоутверждения, что берет свое начало в том же неверии. Потому что тот, кто настаивает на своей правоте, меньше всего в нее верит, но не решается признать это перед другими, дабы не показать своею неуверенность в своей мнимой «уверенности».

– Простите, что занимаю глупыми и бессмысленными разговорами, вот так вот бесцеремонно навязал вам свою компанию и отнимаю ваше время.

– Только потому, что вам очень хочется продолжить этот разговор и посмотреть на мир с плоскости, что лежит за границами отрицания и утверждения, но ваша воспитанность не дает возможности вашему сознанию пересилить напускную стыдливость и рамки приличия и говорить об истине, прямо и открыто.

– Вы правы, – смущенно улыбнулся юноша и отвел глаза – ваши слова столь прямы и ярки что невольно начинаешь задумываться о том, что мы говорим скорее для того что бы скрыть правду, и в первую очередь от себя самих.

 – Человеческие желания проистекаю из неуверенности. Все чего он желает, все вещи, все те возможности и состояния: будь то дорогой и богатый дом, роскошная машина или любовь другого человека – только средство для того что бы хоть на миг удержаться в стремнине жизни и понять ее течение. Понять суть собственного бытия и пустоту собственного имени.

– 02 -

– Прошу прощения – спохватился юноша – я так увлекся беседой, что совершенно забыл представиться. Меня зовут Сергей.

– Очень приятно. Смерть.

– Что-что? – юноша растеряно оглянулся по сторонам.

– Я Смерть, вы все правильно расслышали.

– Милое же имя придумали вам ваши родители – натянуто улыбнулся Сергей.

– Нет – я покачала головой – я та самая смерть и у меня нет, и не может быть родителей.

– Я всегда думал, что смерть это, скажем, старуха с косой, сухая и высушенная в черном балахоне.

– Я так плохо выгляжу?

– Нет, но это, по крайней мере, непривычно. Особенно ваши мысли, ваши суждения – они столь явно утверждают жизнь, но не обратное.

– Я естественная и закономерная часть жизни и о чем же говорить мне как не о ней? Или прикажете мне говорить обо мне же? Это бессмысленно – я лишь обратная сторона жизни, соединяющая ступени бытия. Когда я прихожу в начертанные сроки, что бы перевести вас в новое, более глубокое и полное состояние жизни – вы дрожите от панического животного ужаса, воображая, что вас сейчас не станет, и вы навеки уйдете в небытие.

– Ну а как же иначе, ведь смерть, извините – вы, это конец всего.

– Конец и начало нераздельны, они соединены пуповиной нового состояния, я лишь меняю декорации. Что чувствуют бабочка, пробиваясь из своего кокона в огромный и незнакомый мир, а ребенок что рождается в одном, умирая в другом – неужели радость, а не страх?

Сергей по привычке потрепал задумчиво волосы. Не может быть такого, просто не может. Да, эта более чем странная девушка говорила умно, с легкостью и потрясающей логичностью  рассуждала о тех противоречивых вещах, над которыми безуспешно веками били головы лучшие умы человечества. Ну, допустим, ну ладно, ну пусть – но что бы она была смертью? Да полно, всего лишь шутка. Разве могут у смерти быть такие вот глаза. Завораживающе бездонно-глубокие, с пляшущим на самом дне озорными огоньками? Не может быть у смерти таких глаз. Им полагается быть темными провалами леденящей пустоты, замораживающими своим дыханием.

– Допустим это так. Тогда в чем смысл человеческой жизни вообще, если нам всем суждено единожды умереть?

– Ах, Сергей, не разочаровывайте меня. Ведь вы задали этот вопрос не для того что бы получить ответ, а для того что бы испытать меня. Стереотипы присущие в обществе, привитые воспитанием и общественным мнением не совпадают с объективно существующей реальностью в вечности. И смерть тоже вам видится сообразно этому представлению.

Сергей сконфужено отвел глаза.

– Конечно, вы правы, все же непросто видеть смерть в таковом обличии.

– Я так плохо выгляжу?

Он покраснел еще больше.

– Нет, ну что вы, совсем наоборот. Но когда думаешь о смерти… – он снова запнулся – о вас, то все видится в черных красках, ведь ваш приход всегда предвещает страдание.

– Это лишь иллюзия земного сознания, вызванная тем, что по своей природе тварный ум не может постичь другой реальности. И там где простирается предел его влиянию, он видит поражение, и именно его одевает в похоронные траурные цвета.

– Но все-таки, что ждет нас там?

– Вы все узнаете в свое время, когда придет пора. Вполне возможно, что вы сумеете выйти за рамки обычного восприятия и заглянуть в жизнь еще при жизни. Посмотрите на них – я указала рукой на веселую и шумную компанию молодых людей – они нас даже не видят. Их разум и сознание, вопреки очевидному – не видят очевидного, и для них меня, да и вас тоже, здесь попросту нет. Они живут во сне, в длинном сне длинною в жизнь. У каждого из них свои сны. Сны о счастливой жизни, об обеспеченности, о признании и весе в обществе. У каждого он свой.

– Но почему именно сны, почему так, разве все это – Сергей взмахнул руками, обозначая окружающий мир – не реально?

– Конечно же, все это реально, все это существует. Реально абсолютно все, кроме вашего неправильного понимания. Но приходит время, когда даже спящему приходится проснуться и он осознает, что смерти как таковой попросту нет, есть лишь бытие.

– Тогда если смерти нет, то с кем тогда я разговариваю?

Я улыбнулась.

– Неужели так трудно понять очевидное?

Пели сверчки, где-то раздалась первая робкая трель соловья, а юноша еще долго сидел на скамейке и смотрел в глубину бездонной ночи, в глубину самого себя, откуда на него пристально, чуть иронично и чуть смеясь, смотрели глаза странной девушки, которой нет.

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                  Россия, Миасс,  12 июля 2009 года

Часть вторая – Линии

Пролог

– Что самое тяжелое в нашей работе? – координатор скользнул взглядом по рядам пополнения, заложив руки за спину, продолжая неторопливо прохаживаться вдоль шеренги.

Курсанты нервно бледнели, стараясь найти правильный ответ, ожидая, что кто-то ответит первым и едва заметно переминались с ноги на ногу. Наконец один, не в силах больше выдержать пытки ставшего мучительным молчания шагнул вперед и четкими, рублеными фразами, стараясь по возможности не смотреть на грозную фигуру координатора, отчеканил:

– Самое трудное в работе оператора пространства линий вероятности активно действовать в зоне противодействия и господствования противника в условиях инкапсуляции полей под массивным противодействием минусовых эгрегоров при задаче полного непроявления.

Координатор неоднозначно хмыкнул, сверля  насмешливым взглядом смельчака.

– Почти верно стажер. Можешь стать в строй.

Он подождал пока счастливый от похвалы, находящийся на грани спасительного обморока стажер станет в строй и произнес:

– Ну что же, теоретическую часть вы знаете довольно неплохо. Это похвально. Ваши наставники хорошо потрудились, стараясь вложить в вас все то, что необходимо будущему оперативнику-вероятнику. Однако слово без дела мертво, и даже самая изощренная теория без практики есть ни что иное как ненужная и невостребованная информация. Именно информация – знанием она станет намного позже, когда срастется с впитанным вами практическим опытом реальной работы в полевых условиях.

Координатор еще напутствовал пополнение, а мы с Климом довольно лыбясь от неожиданно рухнувшего нам на голову счастья в виде ретивого пополнения стояли в непозволительно непристойных неуставных позах, прислонившись в дверях операторской. Ага, как же. Будет вам испытания в полевых условиях близким к боевым. Вешайтесь, духи!

– 01 -

– Это ваши наставники, гроза поднебесного мира, гранд-операторы линейных вероятностей Клим Стаминов и Борей Славута. Клим уроженец Земли, Борей представитель Ладоги, надеюсь, вы все изучали генезис и знаете, где находится эта система? Хорошо. Итак, вы поступаете в их полнейшее распоряжение.

Координатор кивнул громовержцам поднебесного мира и вышел.

Стажеры застыли в напряжении, смотря на нас восхищенными глазами, а мы с Климом уже предвкушали веселье.

– Вольно, курсанты. Как видите коллектив у нас небольшой, слаженный, работаем в непринужденной обстановке.

Пополнение расслабилось и робко, смущенно заулыбалось.

– Однако не следует забывать о субординации и подчинении.

Курсанты моментально  застыли в скульптурной монументальности строгими рядами. Любо-дорого смотреть.

– Каждое слово есть прямой приказ, который подлежит беспрекословному выполнению, что не лишает, однако вас разумной инициативы и права думать. Безынициативный и тупо, бездумно выполняющий приказы оперативник обречен на неминуемый провал, что ставит под угрозу срыва любое поставленное задание. Вопросы есть?

Один из курсантов поднял руку и шагнул вперед:

– Скажите, почему стажер носит псевдоним, а гранд-оператор имеет право открывать свое имя?

– Гранд-оператор также имеет право знать имя курсанта, если таковой задает вопрос.

– Стажер Хмельницкая, оператор.

– Как вам известно стажер Хмельницкая, любая мысль, любое слово выпущенное вами, резонансом отражается в информационном поле того или иного уровня. Пока вы не достигли уровня гранд-оператора, умеющего не оставлять следов даже в самых нижних и грубых слоях материи, быть невидимым, неслышным и неосязаемым – вы потенциальная цель для работников нисходящего ряда. Даже более того: озвучивая свое имя, заявляя о себе, вы так же подвергаете риску тех из ваших родственников и близких, кто еще живет в раках трехмерного сознания на Земле.

Хмельницкая побледнела и шагнула в строй.

– Рассаживаемся за терминалами, как видите мест у нас много, а вас у нас мало. Вопросы можете задавать, не вставая, прямо с рабочего места. Еще раз повторю тот вопрос, что задавал вам на плацу координатор. Что самое трудное в нашей работе? Не старайтесь блеснуть эрудицией и информацией, не пытайтесь произвести на нас впечатление. Пока что вы никто, те, кто не имеет право на свое имя.

Я принял эстафету у Клима, не дожидаясь пока он окончательно убьет в пополнении всяческое проявление мысли, доведя его до крайнего отупения.

– Стажеры, разрешаю подсказку. Почему вас так мало?

– Не все готовы принять настоящее положение вещей и объективную реальность – выдало благодарное за подсказку пополнение в виде здоровяка с наружностью бывшего спецназовца.

– Молодец стажер Ясень. Верно, кадры решают все. Еще один наводящий для понимания вопрос … заткнитесь гранд Клим – не доводите пополнение до деградации, дайте и мне такую возможность – пресек я земного коллегу.

Тот сокрушенно вздохнул и примирительно поднял руки.

– Итак, кто может мне ответить – какие самые большие кузницы кадров Системы была развернута на грани фазового перехода Земли в новую эру?

– Самыми большими течениями, выводящими поточное трехмерное сознание человечество на ступень осознанного двустороннего общения и сотрудничества на рубеже 2012 года, зафиксировано несколько довольно больших школ суфийского направления, движение Саи Бабы, учение Шри Чинмоя и школа единого принципа в славянском секторе.

– Верно стажер Герат. Это те основные течения, которые дают основному потоку учеников потенциальную возможность выйти, дорасти своими кондициями до уровня сотрудничества. Вот этим вы и будете заниматься. Самым горячим и нетерпеливым скажу: сражения возможно только после того как набран личный состав. Теперь разобьемся на группы согласно своим костылям: буддисты пойдут к Шри Чинмою, сторонников же Аллаха попросим заняться суфистами.

В зале возникло упорядоченное движение,  курсанты разошлись по обозначенным зонам, занимая место за терминалами. Предо мною осталась совсем небольшая горстка курсантов с жадной завистью смотрящих как Клим, подобно апостолу Петру у райских врат производит разделение каждому по вере его.

– А как же мы?

– Стажер…

– Пень… смущенно пролопотал верзила, по всей видимости, коллега и сослуживец Ясеня.

Но рядам стажеров прошла дружная волна хохота.

– Хм... связка Ясен Пень ну и прочие, прости Господи, мученики, займутся шепанутыми. И если кого-то рассмешил оперативный псевдоним стажера Пня, могу сообщить, что псевдоним этот дан вовсе не за тупость, а за мужество в борьбе с самим собой. Именно так. Многие ли из вас смогут взрастить в себе новую личность, когда старая почти погибла и отсечена от Древа Жизни? То-то, курсанты, а он смог даже на куцом обрубке своей прежней, ненужной жизни ее создать. Не спешите делать поспешных выводов о другом из крылатого строя исходя из звучания его позывного.

– А почему вы нас назвали мучениками? Наверно что бы подчеркнуть важность нашей работы?

– Нет, стажер Медея, в самом прямом – довести до уровня сотрудника человека прослушавшего курс школы единого принципа практически невозможно. Не верите? Посмотрим.

– 02 -

– Что у нас по кадрам, Клим?

– По первым двум группам все более-менее. Успеваемость нормальная: ислам не зря переводится как покорность. Включенные нашими курсантами на земном уровне потихоньку начинают работу над собой. С буддистами немножко сложнее, сам знаешь, вечно о нирване грезят, о развоплощении. У тебя-то как?

– Сам знаешь, монастыри в запустении, включенных там мизер, вышедших на более глубокую работу еще меньше.

– Борей, не увиливай. Что у тебя по ШЕПу?

– А что может быть хорошего по ШЕПу? Как всегда, из потенциальных кандидатов большая часть люди, мягко говоря, преклонного возраста, какое тут качественное изменение сознания? Есть, конечно, работающие над собой, но даже они вместо углубления в себя впадают в маразм миссионерства. Каждый мнит себя особым: личный путь, личные испытания.. а программа то общая. Увы, вероятность вырождения ШЕПа в голландец более чем высока…

– Ну да, а если учесть скольких двинутых притягивает потоком, от осознания важности личного пути крыша ехать начинает у многих. Ты статистику по душевнобольным после посещения ШЕПа смотрел? И я смотрел. Им бы работать над собой, подтягивать себя, и вместе с тем земной уровень, как там по их терминологии?

– Крест жертвенности.

– Точно, им бы крест жертвенности подтягивать, да в семьях своих порядок наводить и стараться жить иначе, а они только говорят иначе, а живут как прежде. Да ладно, хватит о больном, пошли, посмотрим, как твои ребятки опекают своих земных питомцев.

– 03 -

– Кто у нас тут? Выведи полные данные. Ага, хорошо. Ну и что с ней будешь делать?

– Вторая половина жизни, не активизированная космическая программа, тоска и томление из-за невозможности реализации. Думаю стандартный метод адаптации после посещения курсов школы единого принципа.

А ты сюда смотрел? – Борей сдвинул в сторону ряд данных – видишь четкая магическая составляющая в поле рода. Ну и что толку, что умершие мотают свой срок в сферах весьма отдаленных? Вот сюда смотри…  вот, он ткнул пальцем в поле реальности – видишь? К ее полю уже приспособились нижние. Откроешь ей не глядя канал и дальше что? Цапнут и ищи ее потом за тридевять земель. Тебя-то зеленого лезть не заставят, нам вниз потом мотаться придется.

– Тогда не буду открывать ей канал.

– Как все у тебя просто: буду – не буду. Разверни объем.

Операторы оказались в толкучке большого города. Под нужным серым дождем сновала толпа людей, втискиваясь в узкое жерло подземного перехода. Обыкновенная жизнь обыкновенных людей, обыкновенная борьба за божественные души.

Каждый день одно и то же. Опостывшие коллеги по работе. Вечные сплетни и перемывание костей бесчисленным мужьям, сыновьям, любовникам и любовницам. Обсуждение паршивости качества недорогих колготок купленных по дешевке в ближайшем бутике, мужа пьяницы и бабника что испортил всю жизнью. Серость, серость одна сплошная серость. Единственное что грело душу это воспоминания о школе, о поле единства которого не ощущала прежде, о возможности иной, другой жизни наполненной смыслом, радостью, да радостью, чистой, наивной и светлой радостью которую она не ощущала наверное с самого детства. Да и было ли светлым детство?

Она шла по ступенькам погруженная в свои раздумья, как вдруг ей на встречу выскользнула цыганка в цветастой затасканной юбке.

– Ай, красавица. Иди сюда милая. Вижу красивая, умная, а счастья нет у тебя. Давай погадаю, правду всю расскажу.

– Ясень, внимание, точка воздействия.

За спиной пожилой цыганки, окруженной выводком галдящей и попрошайничающей детворы, моментально нарисовался незримый субъект подозрительной наружности.

– Ясень, время, тормози время, тормози время. Растягивай на себя… да не так … ну мышкой пробуй, если привык по старинке, ох уж мне этот Майкрософт.

– Тяну.

– Мягче тяни, подстраивайся под волну темного, а то он нас сейчас просечет, а потом исками встречными завалит от своего ведомства.

Вера стояла, не понимая, что от нее хочет цыганка, пытаясь понять то ли попрошайничает по своему обыкновению то ли что-то еще. Голова вся гудела после долгого и утомительного трудового дня, а тут еще этот дождь.

– Ясень, в поле воздействия входит, мент, ой прости ты ж сам из бывших. Так, прикоснись к сознанию, да не к моему, молодо-зелено, к его.

 – Это же нарушение права свободного выбора!

– Кто ж тебе его зомбировать даст? На мысленном уровне посыл через канал Ангела Хранителя. Нет, он не против.

У перехода подземки стоял с кислой скучающей физиономией гражданин наружности обрюзгшего милицейского типа с толстой кожаной папкой под мышкой. Незримо для смертных над его головой проступил грустный лик Ангела-Хранителя. Чему ж ему радоваться, если за всю свою бессовестно растранжиренную жизнь опекаемый им человек так и не воспользовался своей совестью? Он едва заметно кивнул операторам, темный негодующе зашипел, крепче вжимаясь в тень, а под ноги Вере из перехода с истошным воем кинулась ополоумевшая кошка, опрокинув в последнем спасительном прыжке лежащий на хлипком картонном ящике у примостившейся рядом убогой нищенствующей бабушки нехитрый товар.

– Ясень, не спать на посту! Как бы ты поступил?

– Ну, цыганка, судя по поведению и реакции на нее окружающих, явно недовольных ее присутствием и конкуренцией, не местная, можно регистрацию проверить и срубить бабла по легкому.

– Стажер Ясень, я понимаю у него совести нет, а у тебя? Ладно, давай.

Ткань реальности дернулась милиционер, позевывая, повернулся и тут, в зону досягаемости его заплывших жиром поросячьих глазок, попалась галдящая цыганка.

– Уважаемая, предъявите-ка документики.

Вера скользнула пустыми глазами по непонятно откуда взявшемуся милиционеру, нагнулась над мокрым и дрожащим у ее ног мокрым котенком и повернулась к причитающей над своим разбросанным товаром старушке.

– Бабушка извините меня Бога ради.

– Да за что же милая? – дрожащим голосом пролепетала старушка, гладя дрожащей рукой котенка – видать, напугал кто-то. Ишь, намок как.

Вера водрузила картонный ящик на место, подобрала разбросанные пачки сигарет, затертые пакетики жвачки, последней подняла, смахивая жидкую водянистую грязь обветшалую книжонку.

– Вот бабушка, – она протянула, стараясь незаметно для окружающих втиснуть пару мятых купюр.

– Спасибо милая, не надо, ей Богу не надо.

– Ну что вы, бабушка, вам вот на хлебушек будет. Берите, ну берите же.

– Храни тебя Бог, милая. Вот возьми от меня – бабушка протянула ей ту самую замызганную книжонку. «Житие Николая угодника», пусть он тебя хранит и мелко-мелко перекрестилась.

Вера взяла книжку, прижала к груди, не жалея дорогой куртки, немытого, трясущегося котенка и вошла вглубь перехода.

Обычная, каждодневная картина, наблюдаемая на каждом шагу. Не так ли? Обычные люди, обычная жизнь – но судьбы у всех разные. Из таких вот нитей и ткется полотно истории, полотно всей цивилизации нашей маленькой голубой планеты.

– Приемная? Третий канал, да Синицына Вера – выбор сделал. Активизируйте канал Николая чудотворца. Уже записали?

– Интересно.

– Что интересно Ясень? Как дальше все у нее сложится?

– Нет, сколько собьют с цыганки.

– Эх, Ясень, Ясень…