Текст книги "Цветы ненастья"
Автор книги: Виктор Кочетков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
– Слышь, остолоп, я тоже в Новосибе получаю, чего мы, из-за ста баксов воевать будем? – он хотел дать ему шанс. – Отгоняй свою шушлайку и не парь мне голову!
– Быстро деньги давай! Все! – бандит направил на него оружие. Взвел курки. Глаза озлобленно и яростно сверкали. – Я стрельну! У меня дробь в обоих стволах!
– Ладно, бродяга! Я с тобой по-хорошему хотел. Сюда смотри… – Дима вытащил фонарик.
Громила широко открыл глаза… Сильнейшая ослепительная вспышка, будто белая искрящаяся молния вырвалась из параболоида рефлектора.
Головорез тонко пронзительно взвизгнул, выронил обрез и рухнул на землю. Катался по дороге, закрывая обожженные глаза руками и злобно выкрикивая проклятья.
Дима не спеша открыл дверь, сильно пнул по валяющемуся обрезу. Тот отлетел далеко в кювет, громко булькнув в глубокой луже.
Направился к «шестерке», на ходу вытаскивая пистолет. Мысль о заряженных крупной дробью стволах только сейчас в полной мере дошла до него.
– Если бы этот урод в салон стрельнул – все, три трупа! – Он как представил убитых Ольгу и Аню – кровь кипящей волной ударила в голову. Бросился ко второму архаровцу. Тот испуганно юркнул в машину и все никак не мог включить от волнения скорость. Выстрел – заднее стекло разлетелось вдребезги. Еще выстрел – свистящий воздух вырывался из пробитого колеса. Водитель выскочил, в страхе пал на колени:
– Не убивайте, дяденька!
– Ну-ка… Бегом! – направил на него ствол.
Тот зайцем сиганул в придорожные кусты. Дима для острастки пальнул еще по машине, разнес ветровое стекло на мелкие осколки. Столкнул с дороги, очистив проезд. Успокоился немного. Подошел к лежащему в слезах, жалобно скулящему грабителю.
– Эх, терпила! Просили тебя! Живи без глаз теперь…
Завел «Спринтера» и зло рванул, с пробуксовкой, осыпав лежащего мелким гравием. Девушки сидели онемевшие, потерявшие дар речи, испуганные.
Первая очнулась Анюта. Громко взвизгнув, кинулась обнимать его, едва не задушив от переполнявших ее эмоций. Кое-как удержав машину на трассе, он сбавил скорость.
– Димочка! Ты прямо как Рэмбо! Как я испугалась! Здорово ты с ними расправился! Так им и надо!..
Ольга широко открытыми глазами смотрела на него. По щекам струились слезы.
– Оля, что с тобой? Почему ты плачешь? – Аня не верила своим глазам. – Мы живы и здоровы!
– Он ослепнет? – Ольга, не отрываясь, смотрела на него. – Зачем… так?
– Оля! Ты что, Оля! Он хотел стрельнуть в нас! У него же дробь была, все погибли бы! – Аня с удивлением смотрела на сестру. – Тебе что, жалко его что ли?
– Я не знаю… – она громко разрыдалась. – Опять с нами что-то случается! Я думала, больше не будет проблем…
– Послушай, Оленька! – Дима одной рукой обнял, прижал ее к себе. – Ну что оставалось делать? Это ведь отморозки, беспредельщики! Да я ему, если хочешь, жизнь подарил! Его рано или поздно все равно бы пристрелили, или в тюрьме сгнил бы! А сколько еще горя принести успел! Может быть, сколько чистых, невинных душ успело бы загубить это мурло! Почему ты думаешь о нем, и не думаешь о других людях? О себе, своей сестре, наконец? Эти подонки еще легко отделались. Я говорил уже – никого никогда не убивал, но знай, если понадобится, за тебя, за Анечку – рука не дрогнет. Завалю любого и в любом количестве! Мне без вас жизни нет!
Я как-то по-другому стал смотреть на все после встречи с тобой, Оля! Для меня теперь хотя бы свет засиял, смысл появился! Это ты все во мне перевернула! Я не знаю, как дальше случится, но я хочу быть с тобой! Всегда! Оля! Мы в свое время с Черкесом виллу ему в Испании брали, я рядом небольшой двухэтажный домик купил. Сдается сейчас… Море рядом, солнце… Триста штук зелени на черный день на Болеарских островах… Зачем мне все это без тебя, Оля! Я ведь тоже… под Богом хожу. В тот раз повезло… Врагов хватает. Зачем мне все? Оля? Кому я нужен? Мать осталась, работает, нестарая еще… Я любить хочу! Тебя!
Он гнал «Спринтера» уже не притормаживая, высоко подскакивая на ухабах, сильно взволнованный, разгоряченный. Что-то неуловимо менялось. Взгляды, мировоззрение, ракурсы. Чувствовал бесконечную ответственность за этих девушек, за их судьбу, за их жизнь…
Ольга тихо плакала, сильнее прижимаясь к нему. Тревожилась за него, за его жизнь, боялась, что может случиться, как с Антоном. Повторения она уже не перенесла бы…
Аня с восхищением смотрела на Диму. Он был для нее героем, спасителем, кумиром.
– И Витя-Ежик такой же! Сильный, смелый, благородный! Как Айвенго! – она с восторгом вспоминала сегодняшний вечер.
Перед самым рассветом приехали домой. Мама не спала, выскочила встречать. Увидев, что все в порядке, расплакалась, обнимая дочерей. Разбудили отца и долго, с удовольствием, распаковывали покупки. Аня, вся переполненная впечатлениями, взахлеб рассказывала родителям о невероятных похождениях, дорогих роскошных магазинах, сияющим огнями ночном клубе, благоразумно умолчав о ночном инциденте на дороге. С восхищением описала таинственного незнакомца по имени Виктор.
– Смотрите, что он мне подарил! – показывала родителям игрушечного ежика. – И шампанское, и шоколад, и цветы! Вот он какой! Такой же как… – чуть не проговорилась. – Как Антон! Красивый, добрый, щедрый! Я ему понравилась! – она была вне себя от радости.
Ольга еле держалась на ногах. Умылась, переоделась и, шепнув Диме: «я жду тебя!», с наслаждением юркнула в постель. У него сильно забилось сердце, он как-то даже растерялся от неожиданности. Ждал этого момента, внутренне готовил себя, представлял, желал безумно…
Слушал оживленное щебетанье младшей сестры, сам отвечал на какие-то вопросы родителей, и все думал и думал о ней, о том, что скоро случится. Неожиданная робость переполняла душу. Казалось, кто-то неведомый, необъяснимый, всемогущий, по великой милости дарит ему возможность прикоснуться, приложиться, прильнуть к чему-то чистому, неискаженному, блистающему непорочной доверчивостью. Чудилось, будто держит в руках что-то хрупкое, мягкое, живое. Грезилось – одно неосторожное движение, взгляд, одна неточная мысль, и все исчезнет, пропадет, сгинет, распадется на мелкие бесполезные атомы. Пространство сожмется до ничтожной крошечной точки, все вокруг лопнет, разорвется, стремительно умчится, и не останется ничего. Ничего впереди…
Сам не упомнил, как оказался у закрытых дверей спальни. Взялся за ручку и остолбенел.
За дверью отчетливо слышался горячий Ольгин голос…
* * * * *
Он сидел, безвольно опустив руки, и бессмысленным взглядом смотрел как в предрассветном сумраке, полностью обнаженная, жарко мечется по расстеленной кровати его любимая женщина. Неистово распаленная, глубоко погруженная в чудовищную сумасшедшую страсть, с каким-то неукротимым азартом яростно и сильно изгибающаяся, излучающая невероятно пленительное ярко-пурпурное свечение, вся будто пронизанная искрящимися лучами, совершенно отрешенная, трепетная, зовущая, неизведанная, взволнованно шепчущая чувственные пьянящие фразы, Ольга, двигалась все быстрее. Слова сливались в сплошную непрерывную интонацию, тело растворялось в безумном мистическом ритме, разгоревшееся лицо сияло прекрасной загадочной иллюзией.
Незаметно в спальной комнате становилось все светлей и светлей. Раскаленное тело Ольги немыслимыми траекториями исполняло бесподобный сладострастный танец откровенной плотской любви. Шумное прерывистое дыхание сменялось долгими протяжными стонами, влажные губы издавали будоражащие звуки, руки будто искали кого-то. Напряжение возрастало с каждой секундой, в сгустившемся воздухе ощущался запах озона. В углах комнаты и под потолком, пробегали быстрые синие молнии. Электрические импульсы негромко потрескивали над разметавшейся девушкой и, появляясь во множестве из ниоткуда, тихо взрывались, осыпая все вокруг шипящими сверкающими искрами.
Вдруг, внезапно, она окуталась сияющим сиреневым облаком, изогнулась в экстатическом трансе, подскочила с широко открытыми глазами. Звонкий сладостный крик разорвал тишину, и первый луч восходящего солнца тут же скользнул в открытое окно.
Дима заворожено смотрел на это фантастическое действо, не в силах даже пошевелиться. Когда все закончилось, и Ольга затихла, уснув счастливым глубоким сном, он подошел к ней, сел рядом, накрыл одеялом. Долго глядел в ее лицо, нежно гладил шелковистые, отливающие серебристым свечением волосы.
Противоречивые мысли пчелиным роем кружились в голове. Он гнал их, пытался расслабиться, забыться, не думать ни о чем.
– Вот ведь как она любит Его! Как она ждет Его! Какое наслаждение дает Он ей! Как она верна Ему! Не отдаст Он ее никому! Мне не отдаст!.. – на глаза навернулись слезы. Даже не заметил, что она уже проснулась и ласково смотрит на него:
– Дима! Димочка! Как хорошо было с тобой! Ты такой!.. Иди ко мне, любимый… – она обняла его и долго, чувственно целовала.
Вдруг забеспокоилась.
– Что с тобой? Ты плачешь? – у него по щекам стекала слеза. – Дима! Почему ты в одежде?
– Это не я был с тобой, Оля! Не я…
– Как не ты? Но ведь… – ее лицо потемнело, в глазах угас огонек. – Анто-о-он! Опять?.. Ну почему ты меня не отпускаешь? – она с бурными горькими рыданиями уткнулась ему в плечо. – Я не могу больше, Дима! Он не подпускает тебя ко мне! Он не хочет, чтобы я любила!!!
– А ты, Оля? Ты хочешь любить?
Она горько плакала. Долго ничего не отвечала. Вдруг ему почудились тихие слова:
– Я уже люблю…
Он сжал ее в объятиях.
– Оля! Правда?
– Да, Дима! – она неожиданно успокоилась, вытерла слезы. – Только не будет нам счастья! Антон не даст…
– Да что нам Антон? Ведь мы любим?
– Любим!..
* * * * *
На следующий день Дима, Аня и Ольга, пробирались чуть заметной узкой тропой по густому лиственному лесу. Незаметно тропинка становилась шире и уже превращалась в небольшую лесную дорожку, петлявшую среди раскидистых деревьев и теряющуюся в высоких зарослях кустарников.
Где-то, далеко впереди, среди непроходимых болот и лесных озер, притаился загадочный скит святого старца Феодосия.
Долго шли, запинаясь о коренья, беспрестанно спотыкаясь и оступаясь. Крупные рыжие комары безжалостно впивались в непокрытые участки тела. Низкие ветви бесцеремонно задевали лицо, хватали шелестящими листьями одежду, упруго отскакивали, недовольно раскачиваясь вслед.
Насыщенный ароматами воздух невесомо окутывал опьяняющей поволокой, вязкими теплыми волнами проникал внутрь и слегка кружил голову. Заливистое пение птиц, далеко разносящийся перестук дятла, разлетающийся эхом одинокий голос кукушки, непрерывное гудение насекомых и легкое порхание пестрых пятнистых бабочек, создавало незабываемую сказочную атмосферу.
Сами не заметили, как вышли на широкую поляну. В центре находился большой бревенчатый сруб с миниатюрной башенкой наверху. Вокруг расположились всякие хозяйственные постройки, обнесенные невысоким забором. Чуть поодаль стояла часовенка, а на другой стороне поляны расположился длинный обеденный стол под навесом из хвойных лап.
Несколько десятков разнообразно одетых людей раскинулись в палатках возле лесной опушки. Они сидели и лежали на траве, жгли костры, готовили пищу. Некоторые молились возле часовни.
Среди пилигримов виднелись черными рясами монахи, внимательно слушая и ласково беседуя со страждущими. Вдалеке на разнотравье паслись распряженные лошади. Телеги с высоко поднятыми оглоблями стояли рядом. На них приезжали целыми семьями и привозили провизию для молящейся братии. Вокруг ярко светило солнце, звонко щебетали певчие птицы, множество пушистых белок и серых зайцев-русаков, никого не пугаясь, сновали между людьми, выпрашивая чего-нибудь вкусного.
Атмосфера была настолько доброй, живой, располагающей, на лицах светилось такое выражение радости и счастья, что казалось, в этом месте нет ни зла, ни страданий. Приветливые, одухотворенные взгляды, чистые непорочные мысли, глаза, в которых горела жизнь – все в этом месте было особенным. Даже дети здесь никогда не плакали, больные забывали о своих немощах, а великие грешники в блаженном упоении ощущали глубину искреннего покаяния.
Недалеко в лесу, прямо из-под земли, бил прозрачный холодный ключ. Превращался в журчащий хрустальный родник, потом в серебристый ручеек, бурливо несущий свои целебные очищающие воды далеко на север.
Дима и девушки приветливо поздоровались, присели возле одного из жарко пылающих костров, и стали с интересом слушать благочестивую духовную беседу.
– А он и не лечит никого, – рассказывал худощавый бородатый мужичок. – Посмотрит в глаза, прикоснется… Сами, говорит, в силах от своей хвори избавиться! Верой и молитвой! Кому-то пост рекомендует. А не будете верить, говорит, никакие лекарства и врачи не помогут!
– Да, да… – соглашалась благообразная старушка. – Сначала душа болеть начинает, а тело уж после. Раз болеешь – значит, неправильно живешь! Или обременяешь душу-то. Грехами!
– А я вот, бабушка, не пойму, грех – это что? – молодая женщина в цветастом сарафане с надеждой смотрела на знающую старушку.
– И-и, милая! Грех, он ить как дурман какой, как сладкий морок. Подкрадется незаметно, опьянит голову, обольстит мозг, тело истомой покроет, душу смутит, и не заметишь! Ну, а потом поздно уже… Согрешила.
– Так как же бороться–то с ним? Как не делать греха?
– В мысли его допускать нельзя! Гнать надо! Не будет у тебя помыслов греховных – не будет и греха!
– Ну, скажешь тоже, – мужичок недоверчиво глядел на бабку. – Вообще ни о чем не думать что ли?
– Не думать! О греховном не думать! – бабуля совсем даже не смутилась. Смотрела умными глазами. – Вот с мыслей все и начинается. Разовьешь ее в себе – сам не заметишь, а уже искусился. Оттого и скорби великие бывают. Захочет человек невозможного, недоступного – страдает. Недоволен чем-то, или кем-то, вовремя мысль свою не остановил – мается, мучается, до ненависти доходит.
Или бывает – так чужого возжелает, имущество, аль жену чью-то… Все, сам себя в искушение ввел!
– А как же бесы, бабушка? Ведь это они людей обольщают? – женщина смотрела с напряженным интересом.
– Никто тебя, золотко, не обольстит без твоего желания! Ну, а коль захотела – они уже тут как тут! Одного бесенка к себе подпустила – а их уже сотни вокруг тебя. Всюду проникают! И в уши шепчут, сердце зажигают, видения производят. Тело расслабляют, прелесть внушают, разум затуманивают. А главное, остановиться, в чувствах разобраться не дают. Только от одного отобьешься, другие на подхвате! И терзают, мучают, изгаляются… Человек иной раз, и не понимает, думает – это вокруг него все враги. А они внутри сидят! Одни рожки торчат!
– А бороться-то с ними как? – мужичок смотрел с сомнением. – Нет против них силы! Только Божья воля!
– Воля Божья? Без воли человеческой и Божьей воли не будет! Зачем Господь тебе помогать будет, если ты сам этого не хочешь?
– Ну а как же, бабушка? Если бесы даже подумать ни о чем не дают? – женщина умоляюще смотрела на опытную старушку, видимо, ее очень волновал этот важный вопрос.
– А ты, милая, повода-то им не давай, они и уйдут! А кормятся они мыслями нашими искаженными, да эмоциями неуправляемыми, да страстями распаляющими. Да страхом перед силой бесовской! Да неверием в себя, в свои возможности, в помощь Бога Живого! Леностью и расслабленностью, равнодушием к себе человека, упивается рать нечистая! Обман, суеверия, предрассудки, чудеса насылают, делают все, чтобы от истинной веры отвратить. Веры в Господа нашего, Иисуса Христа, веры в себя, как в Творение Божие, веры в заповеди, в Евангелие, в Святых Отцов! Превращают людей в рабов, слуг своих, по их же собственному желанию используя в бесовских игрищах. И в итоге, растлив и развратив совершенно, уносят в адские обители!
– А Феодосий? Он ведь бесов победил?
– Победил, голубушка… Воздержанием и молитвой! Верой непреклонной! Другого пути и нет! А главное – мысли свои очистить, помыслы, желания отогнать. Тогда и прельщаться не будешь! И молитва глубокая, и помощь Божья, и подвиг телесный – все во благо, все для тебя сиять будет! И душа расправится, развернется, возрадуется. И жизнь твоя светом озарится, скорби уйдут, страдания сгинут, покой воцарится…
– Все правильно сказала, матушка! И про пост, и про молитву… А вот про любовь умолчала! – невысокий седой старик добрыми улыбающимися глазами обвел сидящих у костра. – А ведь это и есть воля Божья! Самая великая Благодать, данная нам…
– Дедушка! – воскликнула Аня. Вскочила на ноги, прижалась к плечу. – Здравствуйте!
– Здравствуй, ангел мой ясноглазый! Знал, что увижу тебя!
Люди торопливо вставали, подходили к старцу, благоговейно прикладывались к теплой руке.
– Сидите, сидите… Беседуйте. – Феодосий ласково и одобрительно смотрел на них. Присел возле Ольги, и продолжил разговор:
– Истинны слова твои, матушка! Но идти на брань великую, на подвиг праведный, настойчиво побуждать себя к борьбе с собственными страстями, слабостями, недостатками греховными – не каждому сразу такое удается. Скорее, отчаивается человек, видя немощь свою, невозможность одним лишь желанием, волей, победить личное бессилие. Лишь со временем, не отступая, твердо веруя в свой путь, научается он и мысли удерживать и с бесовскими наваждениями совладать. Но терниста и опасна сия дорога, круты и непредсказуемы повороты, узка и прихотлива колея. Без помощи Божественной, без любви близких, без живой молитвы – не одолеет человек силы бесовской!
– Или, вот, молодые искушаются… – он посмотрел на Ольгу. Перевел взгляд на Диму и остановил на Анне. – Что знают они о Божественном Откровении? Как им научиться со страстями своими бороться, путь свой искать, душу в верности и чистоте хранить? Как не оступиться среди грязи, разгула, общего безверия? Как не пасть помыслами, удержаться в благочестии, не искуситься, не прельститься красочными химерами? Как цветы в ненастье живут они, страдают, горят, терзаются…
И стоят перед испытаниями совершенно безоружные, растерянные, беспомощные. Только Любовью спасаются. Любовью Божией… А она-то, в разной ипостаси себя проявляет. Может быть, это истовая молитва близких, или искреннее сочувствие и помощь родственников и друзей. А может исповедь, причастие церковное, вкушение святых даров – тела и крови Христовой.
Но часто Любовь молодым посылается. Большая, чистая, земная. Она все искупает, все в себя поглощает. Светом блистающим, все вокруг освящает. Звездою утренней горит, будто бесценный диамант сияет, искрится отраженной чистотой. Вот когда душа возносится, отрывается от суеты, летит в поднебесье! Не приемлет ничего искривленного, ошибочного, лицемерного… Взаимное воссоединение любящих сердец, многократно усиливает сопротивление падшему, искаженному, злому!
Счастливы и блаженны те, кто через годы и пропасти смогут пронести, сохранить этот огонь, это пламенное чувство. Не страшны им бесовские наваждения и чудеса, не убоятся они видений и испытаний, пройдут рука об руку, ни разу не оступившись. Ибо любовь Богом дана, но сила ее и долговечность – человеком определяется.
Возникла небольшая естественная пауза. Люди сидели в безмолвии, не мигая смотрели на пляшущие языки огня. Внимательно прислушивались к удивительным речам святого старца. Вздыхали озабоченно, осмысливая услышанное.
– А если любимый умер? Погиб? – осмелилась нарушить молчание Анюта.
– Светлая память!.. – отозвался Феодосий.
– А если он… приходит? – по лицу Ольги текли слезы. – Ночью?
– Не он это! То инкуб – бес полуночный безумствует. Плоть искушает! Душу смущает. Сердце разрывает… Такое, часто происходит с теми, кто с потерей близкого человека смириться не может. Распаляет себя прошлыми воспоминаниями, не мыслит дальнейшей жизни без любимого, все время думает о нем как о живом. И тем самым впадает в уныние и отчаяние, опускает руки, бесам равнодушия покоряется, жить не хочет, сердце свое замыкает. Горестное, тяжелое испытание.
Но по милости, Господь встречи посылает, или события какие, чтобы встряхнулся человек, ожил, сбросил с себя наваждение мира мертвых.
– А еще одну любовь может Бог дать? Настоящую? – Ольгу успокоили слова Феодосия, она открытым ясным взглядом смотрела в его глаза.
– Сестричка твоя? – обернулся к Ане. – Ну и очи у вас! Изумительные… – увидел Дмитрия, все понял.
– Не настоящей любви Бог не дает! Да и что это за любовь? А вот еще одну… Да если душа твоя способна на это – почему же нет? Если сердце твое в силах еще в одном преображении воссиять, если чувства твои велики, чисты и прекрасны – почему же нет? – он положил ладонь на ее плечо.
– Если любят тебя безмерно, если для тебя готовы горы свернуть, если жизни своей без тебя не мыслят – почему нет? – пристально смотрел на Диму.
– Если веришь в любовь, если твердо знаешь – почему же нет? Божий дар не каждому дается. А уж второй раз тем более! Это промысел Господень, и нет оправдания тем, кто этого не понимает. Любовь – это святыня, любовь – это крест, испытание, искушение в какой-то степени! Любовь мир земной изменяет. А внутреннее сознание человека переворачивает, всю его судьбу, мировоззрение, убеждения, взгляды! Она созидает, творит, рождает… Но не терпит легкомыслия, безответственности. Берегите, свято храните этот дар! Это самое большее, чем вы можете обладать!
Старец замолчал, остановился, давая возможность осознать глубину сказанного. Сидели в лесной тишине, слушая звучное потрескивание в огне сухих поленьев.
– Батюшка Феодосий! – тревожно вопросила молодая женщина в сарафане. – А как бы мне с нечистым совладать? Я одна живу, с ребеночком, а он приходит ко мне, то в виде мужчины представительного, то голый на копытах прискачет, то в Федьку-тракториста оборотится. Я даже на двор ночью выйти не могу! – она тихо заплакала. – Чем только его не гнала! И молитвой святой и ухватом. Ни в какую… Хохочет, буйствует, всю посуду в доме переколотил!
– А ты набери водицы в роднике. Окропи стены, двери, окна. На ночь обязательно вечерние молитвы внимательно читай. И сразу спать, не думай ни о чем и ни на что внимания не обращай! Ну, а не угомонится, или приставать начнет – вот тебе поясок. Покажи ему, хлестни легонько – вот, мол, тебе привет от Феодосия! Он сразу и исчезнет. Только, чтобы не вернулся – ты верить должна, что это мы с Божьей помощью одолели силу бесовскую. А усомнишься – они опять рано или поздно появятся.
– Спасибо, батюшка! – она взяла поясок, поклонилась. – Он теперь у меня попляшет!
Все весело рассмеялись. Начали подходить к Феодосию, делится своими горестями. Каждого он выслушивал, давал советы или трогал легонько ладонью. И так быстро все получалось! Люди благодарили и, не задерживаясь, уходили домой. Многие оставляли на кухне то мешок муки, то крупы какой-нибудь, то гороха. Мясо братия не потребляла. А вот яйца, творог, сметану, масло – все опускали в погреб, на лед ставили.
Хорошо здесь было. Легко, тихо, мирно. Покой на душе. Воздух будто особенный какой-то. Зайчики, белочки скачут с распушенными хвостами, люди с добром друг к другу, с сочувствием, с пониманием.
Аня долго стояла возле старца, разговоры слушала, спросить хотела, да все не решалась будто.
– А ведь и я любовь встретила! – шепнула ему тихонько. – Только ждать надо…
– Ну, Анечка! А я же знаю! Вон как глазки у тебя пылают! Не волнуйся и не переживай. Любовь – она ведь ожиданием и разлукой проверяется. И укрепляется… Ты девушка строгая, ответственная. Значит, выбор сделала?
– Ой! Да! Если он меня… Я всю жизнь его любить буду!
– Бог с тобой, золотце мое! Ну, а если что – я сразу почувствую! – он шутливо погрозил ей пальцем.
– А сестра у тебя хорошая! Добрая, серьезная. Счастливая, как и ты! – добавил с лукавой улыбкой.
– Спасибо вам, дедушка! Вы – Ангел Светлый! – она быстро поцеловала его и стремительно умчалась.
Обратная дорога показалась гораздо короче. Еще только начинало смеркаться, а они уже все вместе сидели за столом и дружно уплетали вареники со сметаной.
Аня восторженно рассказывала про скит. Про святого старца, про знающую опытную бабушку, про молодую женщину, ведущую непрерывную брань с бесом-озорником.
– А вы для чего ходили-то? – в который раз спрашивала мама. Отец только улыбался и понимающе прятал за веками глаза.
– Нельзя говорить, мама! Мы все столько нового узнали!..
Ольга сидела тихая, умиротворенная, слегка уставшая. Она верила, нет, она знала, что все уже позади. Бросала взгляды на Дмитрия, который не сводил с нее своих серых глаз, и долгожданное радостное равновесие наступало внутри. Измученная, исстрадавшаяся душа блаженно вспоминала напутствие Феодосия: «свято храните этот дар!».
Казалось все сомнения, предубеждения, раздумья о чувстве виноватости перед погибшим Антоном, перед памятью о нем, перед теми счастливыми временами, когда они были вдвоем, все как-то благополучно разрешилось. И не будет больше терзаний и растерянности. Ведь она так же любит его. Но он ушел… находится в другом измерении, и та страница, земная, она просто перевернута, хотя и оборвалась едва начавшись… И тот, кто подарил нам любовь, а потом неожиданно забрал его, ведь не просто так это все случилось. И вдруг появился Дима! Как во всем этом сплетении разобраться? А будущий ребенок? Видимо не найдет она сама ответа. Не в силах постичь предназначенное.
Феодосий на духовном уровне укрепил ее размышления, объяснил значение ночных посещений, а главное, помог разобраться в чувствах к Диме. Надо же, оказывается нечего опасаться, нужно слушать свое сердце жаждущее «воссиять в новом преображении!». Слова-то, какие нашел старец!
– А я, видимо, не могу не любить… – Ольга радостно улыбнулась. – Да и как его можно не любить? Он же… А как смотрит!
Вдруг ей пришла мысль, что они с Антоном очень похожи. То же выражение лица, тот нежный чувственный взгляд, какая-то романтическая экзальтация в глазах.
– Они любят меня! Любят! – у нее сильно забилось сердце. – Все влюбленные смотрят одинаково! Я счастливая!
Она долго не сводила с него взволнованных глаз. Радужные растворяющие волны переливались внутри зеркальным сверкающим блеском. Ласковая поглощающая нега медленно, еле различимо, но неуклонно, заполняла все ее существо, глубоко проникала в самые потаенные уголки растревоженного сердца, чудесным мерцающим светом озаряла измученную душу…
Не в силах больше выносить томительного нежного чувства, подошла к нему, обняла крепко и долго не отпускала. Заглянула в его жаркие глаза и, не произнеся ни слова, отправилась в спальню.
Он сидел немного смущенный, нерешительный… Буря всевозможных переживаний клокотала внутри. Казалось здесь, сейчас, происходит что-то очень важное, может, самое главное в его жизни. Его поразил поход к святому старцу. Он не знал, что оказывается для счастья многого и не нужно. Лишь бы быть рядом с любимыми, находиться среди открытых сердцем людей, ощущать чистоту в душе и непорочность в мыслях. Есть оказывается такие места на земле. Совсем рядом.
Да и здесь в этом доме, в этой дорогой ему семье, он испытывал те же ощущения добросердечности и приветливости. Он смотрел на ее родителей и удивлялся как они ласково и мягко смотрят друг на друга, радушно и внимательно относятся к людям.
Дима вышел на воздух, сел на крылечке. Долго сидел, курил, пытаясь разобраться в своих чувствах, что-то понять… Ничего в голову не приходило. Он просто сидел и смотрел в ночное небо, в еле различимый горизонт, вглядывался в далекие блуждающие огоньки, мигающие яркими точками и перемещающиеся в неведомых направлениях.
Впечатление душевного праздника разливалось внутри. Даже уходить почему-то не хотелось. Дорогие минуты…
Вышла Анюта, присела рядом.
– Чего ты тут делаешь, Дима? Она ждет тебя!
– Да, Анечка! Ждет! Спасибо тебе… – положил руку на ее плечо. – Если бы не Феодосий…
– Нет, Дима! Это все ваша любовь! Ну, иди, иди уже… – она сильно толкнула его кулачками. – Береги Ольгу!
Он немного постоял перед дверью. Прислушивался, не решаясь войти. В спальне стояла безмолвная тишина. Вздохнул глубоко, почувствовал, как встрепенулось сердце, душа зажглась, загорелась, и вошел, не думая ни о чем…
Глава восьмая
– Дима? Димочка, это ты? Живой, здоровый? Не раненный? – встревоженный женский голос скороговоркой раздавался в телефонной трубке.
– Я, Марина! У меня все нормально! Как вы там? – Дима с раннего утра уехал в райцентр, и с почтамта звонил жене Черкеса – Марине.
Все-таки ее телефон уже не должны были прослушивать. После гибели мужа она долго не могла прийти в себя. Они с Валькой каждый день приезжали к ней. Ребенка на всякий случай отправили к ее родителям в другой город, а перед домом всю ночь дежурила машина с двумя бойцами, и двое находились внутри, вместе с прислугой.
Через несколько дней, немного успокоившись, Марина начала оформлять визу и вид на жительство в Испании, где у Черкеса была куплена роскошная вилла у моря.
– Я не могу жить в этой стране! – устало говорила она. – Я всего боюсь! Боюсь за своего ребенка, за своих родителей, за себя наконец… Боюсь выходить в город, на улицу, в магазин. Я устала от агрессивных взглядов, грубости, хамства, хмурых неприветливых лиц!
А соседи? Либо спекулянты, барыги, ни о чем кроме своих прибылей не думающие, либо вороватые подлые чиновники, либо менты – твари продажные. Чуть урвали копейку – строят, строят, строят… Себе, детям, родственникам. Все им мало, как с цепи сорвались!
В глазах, кроме денег, ничего нет. И жены у них… Одного поля ягоды! Друг перед другом выделываются, у кого шмотка, или муж, или машина круче. А в душе все сгнило давно!
Я уеду, Дима, я не могу здесь. Сергей нас обеспечил, как знал… – она бессильно плакала. – Я хоть сына воспитаю в нормальной стране, в Англию учиться отправлю! Пусть, хоть он цивилизованным человеком станет!
– А мне не надо ничего! У меня все уже было – и муж и любовь… – зарыдала горестно.
Они с Валей уже и не знали, чем и как утешить ее.
– …Ужас, Дима, сплошные новости! Все продолжается. Вчера вечером на мосту через Иню, Флинта расстреляли! Как в американском боевике… Остановились на светофоре, тут же мотоциклист подскочил. Весь автоматный магазин в упор выпустил! Трое насмерть, четвертый в тяжелом состоянии, в реанимации. Флинт сразу скончался, девять пуль в него, все смертельные – так ему и надо, подонку! Это он Сережу заказал!
– Марина, откуда ты все знаешь?
– Слушай, Дима! Давай только между нами. Я вообще много чего знаю, и в курсе практически всех ваших дел! Сергей от меня ничего не скрывал. А сейчас… Ведь Иваныч – мой дядя родной, с раннего детства мне вместо отца! Ты же не знал?
