Текст книги "Цветы ненастья"
Автор книги: Виктор Кочетков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Ольга, я клянусь тебе всем, чем могу поклясться – никогда я никого в своей жизни не убивал! Никогда! Ты должна знать это!.. – он опустил низко голову, замолчал надолго. Неожиданно почудилось, будто ее ладонь легонько коснулась его волос. Поднял голову, вгляделся в ее лицо повлажневшими глазами. Взял руку, поцеловал, бережно прижал к лицу.
– Простишь, Оля? – он с надеждой смотрел на нее.
– За что? – удивилась она.
– Что напугал тебя…
– Но ты ведь не виноват…
– Ольга! Ты не представляешь, что ты для меня сделала! – он неожиданно почувствовал себя совершенно счастливым.
Между тем за окном уже опустился вечер, сгущающийся сумрак уходящего летнего дня незаметно прокрадывался в открытые окна. На улице зажглись фонари, ярким светом освещая ночные проспекты. Окно комнаты выходило в уютный дворик, а окно кухни на центральную улицу. Они сидели, молча, прислушиваясь к звонкам и перестуку колес припозднившихся трамваев. Неожиданно громкой сиреной завизжала сигнализация «Крузера», одиноко припаркованного возле детской площадки. Дима прошел в комнату выглянул в окно. Машина часто мигала фарами, издавая пронзительные тревожные звуки. Вокруг никого не было. Он достал пульт, нажал кнопку, отключил сигнализацию. «Крузер» затих на мгновение, и тут же, полыхнув ослепительным белым пламенем, разлетелся на мелкие осколки. Оглушительный взрыв прогремел, разорвав спокойную идиллию теплого вечера. На первых этажах вылетели стекла, где-то истошно пищали сигнализации других автомобилей.
И тут же разлетелось вдребезги оконное стекло, осыпав с ног до головы мелкими колючими крошками. Автоматная очередь ворвалась в окно, рикошетом от потолка впиваясь раскаленными пулями в платяной шкаф, в мягкие кресла, в широкий диван… Дима мгновенно распластался на полу, успев лишь крикнуть Ольге:
– На пол! Быстрее, Оля! Ложись!
Впрочем, квартира была расположена таким образом, что пули вряд ли могли достать до кухни. И все же он страшно испугался за нее.
– Не прощу себе, если что! Бедная моя девочка! – наконец пальба прекратилась, все стихло…
Дима не верил, что уцелел. Бросился в кухню. Она сидела на корточках возле холодильника, тело сотрясала крупная дрожь.
– Оленька! Жива? Все в порядке?
Она расширившимися зрачками непонимающе смотрела на него. Он кинулся, набрал воды, плеснул ей в лицо.
– Оля, Оля! Очнись, Оля… Надо уходить… Ну, что же ты! – она очнулась, оттолкнула его. Забегала, засуетилась…
– Быстрее… Я все уже собрала, – хватала стоящие в коридоре сумки. – Я и так уезжать собиралась, – несмотря на ситуацию, улыбнулась, глядя в его удивленное лицо. – Он, наверное, подумал, что я тронулась умом, – пронеслось в мыслях.
– Что ты стоишь, Дима!
Он подхватил сумки, свой рюкзачок закинул за спину и, подивившись ее быстрому самообладанию, схватил за руку и они помчались вниз по лестнице.
– Через пять минут здесь менты будут! Давай Оля, дворами. Там тачку возьмем. Эх, жаль без машины…
– У меня есть машина, – тихо произнесла задыхающаяся девушка.
– Где? – Дима не верил своим ушам. – Оля, правда?
– Правда. На автостоянке через два дома. Белый «Спринтер». Только я вожу плохо, права недавно получила… – эту машину ей подарил Антон, купив себе представительный джип.
– Ольга! – он бросил сумки, подхватил ее на руки, коснулся губами щеки. – Ты моя спасительница!
Сбавив шаг, неторопливо прошли на стоянку. Она отдала ему ключи. Положили вещи в багажник, сели в машину, завели двигатель.
– Куда же мы теперь? – Ольга вопросительно смотрела на него.
– Да куда пожелаешь, Оленька! Хочешь, на море рванем, в Сухуми? Или в Одессу? – они уже выезжали со стоянки.
– Я к родителям собиралась!..
– Едем к родителям, Ольга! На край света с тобой готов, – он с восхищением смотрел на нее. – Вот это девушка! Элла бы от страха в глубоком обмороке лежала… Ну и выдержка у нее!
– Где твои родители живут?
– Это далеко, в Омской области. Село Знаменское…
* * * * *
Небольшой приемистый «Спринтер» на большой скорости летел по ночному Сибирскому тракту. Пустынная дорога бесконечной лентой петляла плавными поворотами, врывалась на бескрайний степной простор, затем стремительной узкой стрелой пронзала спящие лесные массивы. Чистое звездное небо таинственно мерцало россыпями неведомых созвездий, редкие светящиеся росчерки тонкими лучами озаряли небесную высь отчетливым пульсирующим сиянием.
– До Омска семьсот километров, да до Знаменского еще триста пятьдесят… – Дима расширившимися серыми глазами вглядывался в ночь. – Устраивайся, Ольга, удобнее…
– Ничего, мне нормально, – она откинулась на спинку сиденья и внимательно разглядывала своего неожиданного попутчика: «Откуда ты взялся, на мою голову? У меня и своих проблем полно…» – взволнованное состояние после неожиданного взрыва и расстрела квартиры незаметно улеглось. События в ее жизни за последний месяц развивались слишком бурно. Не хватало времени осознать, разобраться в происходящем. Сообразить, что делать дальше, как быть. Обстоятельства помимо ее воли заставляли принимать какие-то срочные решения, совершать необдуманные поступки. Для серьезной рассудительной девушки, было странным оказаться в самом центре такого опасного происшествия. Но приходилось признать, что она ни в коей мере не способна влиять на ситуацию и все развивается помимо ее воли и желания.
– Прости, Ольга, все хочу спросить тебя… Как ты оказалась тогда ночью на кладбище?
Она тяжело и горестно вздохнула. Отвернулась. Долго молчала, раздумывая.
– Я расскажу. Ты должен знать. Раз уж мы вместе… – вытерла заслезившиеся глаза. – Расскажу с самого начала, чтобы понял все.
И теперь уже Ольга вела разговор, временами всхлипывая и ненадолго замолкая, невидящим мокрым взглядом уставившись в проносящийся за черными окнами, утонувший в ночной тиши, пейзаж. Тяжело было опять все вспоминать, еще раз переживать, заново чувствовать, мучительно переносить щемящую боль безвозвратной утраты.
Но она мужественно и твердо, терпеливо и сдержанно, ни разу не сбившись, говорила, доверительно раскрывала ему свою сокровенную удивительную тайну.
Рассказала все, только про беременность почему-то умолчала. Глубоко внутри осталась неизбывная тоска, горестное разочарование жестокой судьбой, кратковременностью счастливых мгновений. И боль по ушедшим. По Антону…
– Он так и приходит к тебе? – Дима был поражен ее рассказом, а еще больше стойкостью, с которой эта хрупкая девочка переносила свалившиеся на нее невзгоды.
– Приходит. И я жду его.
– Но ведь он так тебя за собой в могилу утащит!
– Ну и что? Пусть. Ой! – спохватилась. – Что я говорю! Мне нельзя… – чуть не проговорилась она.
– Сколько тебе, Оля?
– Двадцать три будет, в октябре.
– Я думал, меньше. А мне двадцать девять.
– Антону двадцать восемь было, – голос дрогнул. – Было… – опять тихо заплакала она. – Как я обо всем родителям рассказывать буду?
Дима долго молчал, смотрел на несущуюся под колеса дорогу, глубоко вздыхал, беспрестанно думая о ней и на время, позабыв о собственных проблемах. Не знал, чем помочь, как утешить. Внезапно пришла сумасшедшая мысль:
– А давай, как приедем, я буду твоим Антоном?
– Моим Антоном? – не поверила Ольга. – Антоном?.. – ей вдруг стало как-то даже весело, и она неожиданно рассмеялась. – Моим женихом?
– Ну да, а что здесь такого? – он вдруг растерялся. – Ты фото им высылала?
– Нет, – она, улыбаясь, смотрела на него. – Они тебя не видели… Ой! Антона не видели. Запутал меня, – она уже хохотала. Видимо это была обратная реакция на стресс.
Успокоившись, замолчала надолго, внимательно обдумывая неожиданное предложение. Потом серьезно произнесла:
– Хорошо, Дима. Я согласна. Справишься с ролью?
– Справлюсь! – он уже не представлял себя без нее. – Ну почему я не встретил ее раньше? – бросал на Ольгу быстрые взгляды, видел в полутьме салона ее лицо, волосы, плечи. – Какая она… необычная! Красивая…
К утру добрались до Омска. Сняли в гостинице два отдельных номера, заказали вкусный завтрак. Приняв душ, освежившись и переодевшись, встретились в ее номере. Плотно позавтракали и разошлись до вечера спать. Проспали весь день. Поужинали в ресторане гостиницы, и Дима предложил пройтись по магазинам.
– Надо же будущим родственникам подарки купить!
Невзирая ни на какие ее возражения, взял младшей сестре золотые сережки с небольшими рубинами. Матери – перламутровое жемчужное ожерелье, не очень дорогое, но выглядевшее вполне презентабельно. Отцу решили подарить, полный набор синей камуфляжной формы, зимний и летний комплект.
– Ну, Дима! – пригрозила Ольга.
– Я Антон, твой жених, – он шутливо привлек ее к себе. – Не ошибайся!
– Ладно, жених… – настроение было прекрасное. Оба хорошо выспались, отдохнули. Вчерашнее приключение, и вообще прошлое, отодвинулось куда-то далеко. Вернулись в номер, уложили вещи, и перед дальней дорогой заказали крепкий кофе с мороженым.
Наконец тронулись в путь. Дорога до Знаменского показалась бесконечно длинной. Особенно последние пятьдесят километров по разбитой проселочной дороге. Низкий «Спринтер» со скрежетом задевал днищем сухие колдобины. Пробирались очень медленно, беспрерывно объезжая невысохшие лужи и грязные участки трассы, фонтаном выбрасывая из-под колес комья глины и куски крупной щебенки. Лишь к рассвету добрались до села.
Деревня беззаботно спала. Бревенчатые избы, скрытые под раскидистыми кронами тополей, призрачно белели в предрассветном сумраке. Тишина и безмолвие заполняли пространство. Даже зыбкий трепет листьев не нарушал торжественного покоя. Природа замерла в ожидании нового утра. Над светлеющим горизонтом чуть показался сияющий край яркого умытого солнца. И все осветилось вокруг. Заиграло, заблестело летними красками, заискрилось свежей росой. Дружно и громко загомонили проснувшиеся птицы, запели соловьи, закукарекали петухи, замычала домашняя скотина.
«Спринтер» подъехал к дому Ольгиных родителей. Дима загнал машину в ограду, заглушил двигатель. Ольга направилась в избу, а он принялся выгружать вещи из багажника. Было слышно, как в доме все заволновалось, всполошилось, задвигалось.
На крыльцо выскочила молодая босоногая девушка в накинутой на плечи отцовской штормовке. Темные распущенные волосы, чуть припухшее ото сна миловидное лицо… Впилась в него сверкающими синими глазами, смотрела пристально и настороженно.
Дима растерялся от неожиданности, даже смутился как-то.
– Вы, Антон? – спросила недоверчиво.
– А вы, Аня?
– Ай! – взвизгнула удивительная девица. Соскочив с крыльца, неукротимым вихрем кинулась к нему на шею и легким касанием обожгла его губы. Отодвинулась немного и радостно осмотрела с ног до головы.
– Красивый! – крикнула.
Коснулась еще раз губами его лица.
– Красивый! – и сорвавшись, стремительно исчезла в дверях.
Дима остался стоять с открытым ртом, совершенно обескураженный знакомством с семнадцатилетней младшей сестрой Ольги.
Таким его и увидели ее отец и мать, внезапно появившиеся на крыльце. Подошли, поздоровались, обнялись просто, по-родственному.
Мать Ольги – Надежда Николаевна, совсем еще не старая, приятная женщина с добрым обаятельным взглядом и вполне сохранившейся фигурой, прижала к себе и, по-матерински ласково, смотрела на него. Отец – Сергей Петрович, худощавый и жилистый, с изрезанным морщинами лицом и умными глазами, крепко пожал ему руку и, добродушно обнимая, приветствовал:
– Здравствуй, Антон!
Дима внутренне подивился открытой непосредственности Ольгиных близких, их искреннему теплому отношению и неподдельной благожелательности. Он давно уже не встречал таких простодушных и доверчивых людей.
– Здравствуйте!
– Проходите в избу. Проходите, пожалуйста…
В доме просторная кухня, большая горница и комната поменьше – спальня, где обитали сестры, и после отъезда Ольги полностью оставшаяся Анне. Занесли вещи, достали подарки. Аня как угорелая крутилась возле зеркала, все никак не могла наглядеться на новые сережки. Мать прослезилась, примерив колье, а отец с восхищением рассматривал и ощупывал камуфляж. Кроме того, Ольга сама накупила всяких безделушек и сувениров и выкладывала перед изумленными родителями. Она посветлела лицом, счастливо светилась изнутри, сердечно радуясь долгожданной встрече.
– Как ты изменилась, доченька! Совсем большой стала… – мама сквозь слезы с неподдельной гордостью смотрела на Ольгу. – И жениха, какого нашла!
Диме стало совсем неудобно, он не знал, куда прятать глаза. Ольга, улыбаясь, смотрела на него.
– Да, мама. Нашла… Сам нашелся! – со смехом отозвалась она.
– Он красивый, мама! Я думала в какого-нибудь дохлого очкарика влюбится. А она… Ну, Оля! Отхватила себе красавчика… – с завистью протянула младшая сестра. – В город уеду, себе такого же найду.
– Аня! Ну не стыдно? Что о тебе Антон подумает?
– Он теперь наш родственник! Какая разница, что он там обо мне подумает? – она игриво блеснула глазами. – Красавчик!
Так, весело переговариваясь, распаковывали сумки. Дима, тронутый добросердечным приемом, вышел на улицу. Закурил сигарету, сел на ступеньки крыльца, задумался глубоко. Надо было привыкать к новой роли…
Напоив чаем, отправили дорогих гостей отдыхать после дальней дороги. В спальне стояла широкая кровать и бесчисленное количество книжных полок.
– И ты все это прочитала? – удивился Дима.
– Да. Кое-какие книги несколько раз, – Ольга напряженно смотрела на него. – Нам придется спать вместе. Я как-то об этом не подумала.
– Ну и что? Ты меня стесняешься?
– Нет, Дима! – она взглянула в его глаза. – Но я очень прошу тебя…
– Оля! За кого ты меня принимаешь?
– И все-таки…
– Ну почему ты не веришь мне? Почему?
– Я верю… – она опустила глаза. – Располагайся, – кивнула на расстеленную постель. – Я скоро приду.
Когда она вернулась, он уже крепко спал.
После обеда выспавшихся молодых отправили в сельмаг, закупить спиртного и разных продуктов к вечернему пиршеству. В доме уже все жарилось, парилось, готовилось. Аня, в белом фартуке и пестром платке, повязанном так, чтобы всем были видны новые рубиновые сережки, раскрасневшейся фурией, летала по дому. Гремела кастрюлями, выбегала во двор, спускалась в погреб, радостно напевая что-то. Весть о возвращении Ольги уже облетела село.
В скромном сельском магазине девушки-продавщицы весело щебетали с Ольгой, с неподдельным интересом поглядывая в сторону ее жениха. Дима выносил многочисленные покупки и ящики с водкой и аккуратно укладывал в багажник «Спринтера». Даже запыхался немного. Сел на лежащее рядом бревно, закурил, поджидая Ольгу.
Внезапно перед ним возникли трое неопределенного возраста, плохо одетые, нетрезвые мужчины. Они дружелюбно смотрели на него и, видимо, хотели о чем-то попросить. Наконец один из них, слегка пошатываясь, подошел к нему.
– Слушай друг, дай денег, а? – человек извинительно глядел на Диму.
– А сколько надо?
– Ну, хотя бы тысяч двенадцать, а? Пожалуйста!
– Так водка же в два раза дороже стоит?
– О, водка… Дорого. Мы у Кузьминичны самогон берем. Двенадцать тысяч поллитра. – он вытащил из кармана полупустую бутылку с чем-то мутно-желтым внутри.
– Ну-ка, дай! – Дима понюхал странную жидкость, сильно пахнущую кислой сивухой и уксусом. – Ну и гадость вы пьете, мужики! – он вылил все на землю.
У стоящего человека подогнулись колени, а глаза наполнились слезами.
– Иди сюда, – Дима открыл багажник. – На вот тебе, – протянул ему целую бутылку водки. – А это друзьям передай! – сунул еще две.
Человек стоял, бережно придерживая бутылки и молча плакал. Дима с удивлением увидел, что перед ним совсем молодой еще парень, только сильно опустившийся.
– Спасибо тебе! – голос дрожал, по лицу текли слезы.
– Эх, ну как же ты? Ведь пацан еще! Чего же спиваешься-то? – Дима с сожалением смотрел на парня.
– Я до армии вообще не пил! И не курил. Учился хорошо. Два года в морпехах под Печенгой… Любовь была. С шестого класса с нее глаз не сводил, будто присушила. Других девчонок вообще не замечал. А она совсем внимания не обращала. Красивая-а! – всхлипнул горестно, утер глаза грязным рукавом.
– Макей! Ты чего там? Пойдем…
– Сейчас, – отмахнулся от собутыльников странный человек.
– Со службы пришел, думал ехать в институт поступать. Инженером хотел стать. Хотел. А тут… Совхоз развалили, все растащили, кругом инфляция, денег не платят. У матери ноги отнялись, братишка маленький еще. А она… Уехала. Работал, работал, работал… Днями, с комбайна не слезал, матери хоть на лекарства. Вечером придешь… Спасибо, соседи помогали, кормили. Третий год зарплату не дают. Все комбикормами, дровами да сеном рассчитываются. Пшеном… Мать умерла. Братишка ночью в магазин залез. Конфет, печенья захотелось. Сейчас на малолетке. Там хотя бы кормят… – он вдруг резко обернулся и увидел выходящую из дверей сельмага Ольгу.
Руки бессильно опустились, бутылки попадали на землю. Он стоял окаменевший и не мог отвести от нее удивленного восторженного взгляда.
– Оля! – чуть слышно прошептали губы.
Его товарищи подбежали, подхватили драгоценную водку. Дергали за рукав, звали. Он не замечал ничего вокруг. Очарованно смотрел, как она приближается, совсем его не узнавая. Подошла, повернула голову, ужаснулась:
– Женя? Что с тобой, Женя? Что случилось?
– Оля!.. – губы дрогнули. – Приехала! Я слышал… – вдруг до него дошла какая-то мысль. Он посмотрел на стоящего у машины Дмитрия.
– Так это… Это и есть, жених твой? Так вот кого ты выбрала… – слезы хлынули ручьем.
– Не надо, Женя! Не плачь! – она платком вытирала его глаза.
Он прижал к своим губам ее руку.
– Оля! Оленька! – хотел что-то сказать и не мог.
– Пожалуйста, Женя…
– Почему все так? Никого не осталось! И ты… Зачем жить? – он вдруг выпрямился, вырвал платок, посмотрел прояснившимся взглядом на Диму.
– Любишь? Любишь ее? Ведьма она! – неожиданно выпалил он. – Ведьма! Ее нельзя любить… Нет… – он грохнулся перед ней на колени. – Прости, Оленька! Прости…
Стоящие рядом друзья кинулись поднимать его.
– Пойдем, Макей! Пойдем отсюда…
Он встал, отряхнулся. Долгим, запоминающим взглядом всмотрелся в нее.
– Ольга! – она подняла глаза. – Прощай, Оля! – повернулся и, ссутулившись, опустив плечи и низко повесив голову, медленно побрел прочь.
Его приятели бросились за ним, догнали, стали о чем-то спрашивать. Тот отмахнулся от них и быстро зашагал в сторону видневшихся среди зарослей кустарников домов.
Ольга стояла пораженная, совершенно обескураженная встречей с одноклассником. Дима подошел к ней, обнял. Она прижалась к нему, заплакала горько. Он не знал, что сказать, молчал, ласково поглаживая ее волосы.
Остановившиеся прохожие наблюдали эту сцену. Из окон магазина выглядывали любопытные покупатели…
Вечером собрались гости – близкие и дальние родственники. Диму и Ольгу усадили во главе стола. Рядом сидела нарядная Анюта и внимательно следила, чтобы тарелки и бокалы молодых не были пустыми.
Несмотря на подавленное состояние, Ольга пыталась казаться радостной. Улыбалась через силу, отшучивалась. Наконец, не выдержала, шепнула ему:
– Я не могу больше… – и выбежала из-за стола.
Гости были уже здорово навеселе, и никто ничего особенного не заметил. Только Аня недоверчиво смотрела на него. Дима сам был не в своей тарелке. Роль жениха оказалась очень и очень не простой.
– Что происходит? – спросила Аня.
Он промолчал, положил руку на плечо. Она замурлыкала как сытая кошка, прижалась к нему.
– Отобью тебя у Ольги! – пошутила.
Он легонько щелкнул ее по носу, поднялся и вышел на улицу.
Ольга сидела на завалинке одна и горестно безутешно плакала. Дима сел рядом, обнял крепко. Она зарыдала сильней, прильнула к нему и громко, безостановочно всхлипывала, обреченно и жалобно вздыхая.
Все же пришлось вернуться за стол к гостям. Ольга привела себя в порядок и, собрав остатки самообладания, тихо сидела, стараясь не привлекать внимания. Но разгоряченные родственники не пожелали оставить будущего жениха и невесту в покое. Какой-то, огромного роста и необъятных пропорций, дядя, весело шутил и раскатисто смеялся, а потом, опрокинув в себя полный стакан, громыхнул непререкаемым тоном:
– Горько!
И гости, крайне обрадовавшись, закричали вразнобой, загомонили нетрезвыми голосами, зашумели радостно, поддерживая остроумного оратора. Никакие возражения не принимались. Родственники требовали немедленных доказательств любви и серьезности намерений. Деваться было некуда.
Они поднялись, внимательно и напряженно глядя в глаза друг другу. Что-то происходило в этот миг. Между ними проскакивали незримые, но вполне осязаемые искрящиеся импульсы, притягивающие неудержимыми магнитными полями. Мягкие невесомые волны, соединяясь, переплетающимися живыми энергиями, образовывали волшебную светящуюся ауру, окружая все вокруг серебристым мерцающим сиянием.
Губы встретились, прижавшись легким воздушным касанием, и вдруг неудержимо и сильно слились в чувственном жарком поцелуе.
Гости громко и одобрительно хлопали, говорили какие-то слова. Дима ничего не слышал, погруженный в сладостные ощущения. Не мог оторвать от нее взгляд. Ольга, с прелестным пунцовым румянцем на щеках, прятала глаза в тени густых ресниц, переполненная противоречивыми эмоциями и совершенно растерянная от избытка впечатлений.
Незаметно застолье стало подходить к концу. Люди неторопливо расходились по домам, желая молодым счастья и крепко обнимая. Мужики все, как один, желали непременно выпить с будущим женихом. После троекратного лобзания произносился следующий тост, и все повторялось вновь. Отказаться или уклониться не было никакой возможности, и к концу вечеринки Дима еле стоял на ногах.
Сестры бережно отвели его в спальню и аккуратно уложили в постель.
– А как же сказочная ночь любви? – Аня, смеясь, смотрела на Ольгу.
– Молчи… – шлепнув ее слегка ладонью, отозвалась Ольга. – Не будет ночи…
– Повезло же тебе, Оля! Такой парень! Счастливая… – она обняла сестру. – Я тебя сильно, сильно люблю! – поцеловала в щеку и легко умчалась прочь.
Ольга долго смотрела на него, размышляя о странном стечении обстоятельств и непредсказуемости поворотов судьбы. Затем поправила одеяло и вышла.
Дима проснулся среди ночи. Сильно хотелось пить, и он, тихонько пробравшись через горницу, где спали родители и младшая сестра, вышел в сени. Долго и с наслаждением пил прохладную колодезную воду. Затем опрокинул на кипящую голову целый ковш и сел на крылечке. Сразу стало легче, мысли прояснились, вспоминался вчерашний вечер.
– Может это и есть любовь? – думалось. – Никогда ничего подобного не испытывал. Какое-то чувство оторванности от реальности, замкнутости пространства. Я и она… Остальное тоже где-то рядом, важное, нужное, необходимое, может быть опасное, но все же, второстепенное, не такое значительное. Что же дальше? Ее нельзя не любить!
Посидел еще немного, размышляя. Подивился ночной расстилающейся перед ним панораме, сияющему проблесками звездному небу, далеко тянущейся неровной кромке загадочного леса, темнеющего у самого горизонта. Долго прислушивался к бесконечному стрекотанию цикад и заливистым трелям сверчков, прячущихся где-то в густых сочных травах, переливчатым песнопениям полуночного пересмешника…
Наконец проскользнул в темную горницу, пытаясь незаметно вернуться в спальню. Сделал несколько шагов и замер от неожиданности. Из-за закрытых дверей глухо доносился зовущий голос Ольги. В комнате все было тихо, слышалось лишь мерное дыхание спящих родителей.
Дима крадучись пробрался в спальню. На широкой залитой бледно-желтым лунным светом постели, разбросав подушки и одеяла, разметалась спящая Ольга. Короткая ночная рубашка высоко поднялась, почти полностью открыв белизну стройных ног. Обтянутая прозрачной кружевной тканью небольшая грудь, выделялась двумя упругими полусферами. Длинные темные волосы разлились тяжелой волной по белоснежным простыням. По лицу пробегали неясные колеблющиеся тени, губы страстно шептали что-то. Спина выгибалась, обозначая непрерывное плавное движение, загорелые бедра равномерно сжимались и разжимались, быстрое прерывистое дыхание вырывалось из груди. Негромкие будоражащие стоны шли откуда-то из глубины, обнаженные руки будто обнимали кого-то, неистово сжимая в объятиях.
Он подошел к кровати, опустился рядом, не сводя с нее расширившихся глаз.
– Ольга! Ольга! – позвал тихо. Она никак не реагировала, совершенно отрешенная, поглощенная загадочными видениями. Задышала чаще, задвигалась сильней, застонала громче. Напряженное тело безудержно извивалось, послушное какому-то неведомому ритму, сбившаяся сорочка поднялась еще выше…
Дима, не в силах больше выносить подобного зрелища, обеими руками обхватил ее голову, пытаясь остановить сладостное безумие.
– Ольга! Остановись! Оля… – не выдержал, прижался губами.
Она вырывалась, спящая, непослушная, увлеченная таинственной неодолимой силой, раскаленная, вся будто светящаяся изнутри. Он не мог совладать с ней, неподвластной никому, непостижимой, неразгаданной, существующей лишь в своих туманных грезах.
Дима, прельщенный сумасшедшей феерией, ощущал в себе невероятные приливы фантастических энергий, будто разрывающих его изнутри. Ольга беспрестанно, жарким срывающимся голосом громко шептала одно лишь имя. В разных вариациях, до крайности взволнованная, не открывая глаз, исступленно повторяла:
– Антон! Ант-о-он… Ант-о-о-о-он!
Дима сидел рядом и не сводил с нее очарованных глаз, осязал исходящее благоухание и медленно сходил с ума. Понимал всю странность, двусмысленность ситуации, но не мог, не смел воспользоваться. Он знал, так нельзя, она никогда не простит его, а главное, сам, навсегда станет себя презирать. Себя, свою несдержанность, свою слабость, свое вожделение. Он любил, пылал любовью, обожал ее, восхищался ею, лишался рассудка, ревновал…
В воспаленном мозгу возникали слышанные когда-то в детстве и до конца так и не понятые слова: «возжжение восстания телесного». Он безуспешно старался унять, угасить его, но «восстание телесное» не слушалось, совершенно игнорируя голос разума. В отчаянии обхватив голову руками, медленно опустился на пол и сжался, пытаясь успокоиться, уйти от очевидной реальности. Рядом металась возбужденная женщина, совершенно не помнящая о нем, погруженная в чудесный сказочный сон, бесподобно прекрасная, близкая…
Неожиданно, зовущие будоражащие стоны сменились звонким разрывающим криком. Ольга, на мгновение, подскочив на кровати, широко открытыми горящими глазами оглядела комнату, резко повернулась и, распластавшись на простыни, затихла, не проронив больше ни звука.
Глава шестая
Радостное летнее утро ярко переливалось ослепительным светом. Солнечные зайчики прыгали по стенам, весело плясали на потолке, отражаясь в зеркалах, вскакивали на кровать и незаметно подползали к лицам спящих.
Дима открыл глаза и долго лежал без движения, боясь неосторожным шевелением разбудить Ольгу. Она безмятежно спала, свернувшись калачиком и повернувшись к нему. Он завороженно вглядывался в ее расслабленные черты, прислушивался к ровному дыханию, ощущал близкий жар ее тела. Луч света бесшумно скользнул и остановился, озаряя закрытые веки.
Ольга открыла глаза и сразу увидела его взгляд. Смотрели, не отрываясь, потом одновременно улыбнулись друг другу. Дима коснулся ее волос:
– Как ты, Оля?
– Хорошо… – она с наслаждением потянулась.
– Антон приходил?
– Приходил. А откуда… Ты все видел? – Ольга испуганно прикрыла губы ладонью. – Димочка, прости! Я не должна была!.. – глаза наполнились слезами.
– Что ты, Оля! После сегодняшней ночи… Знай, я уже не могу без тебя! – в горле пересохло, он отвернулся, встал, начал одеваться.
– Дима!.. – она не сводила с него глаз.
В это время в открытые окна донеслись голоса. Соседка разговаривала с мамой, Надеждой Николаевной:
– Слышала, Надя? Женька-то, Макей… Повесился!
– Да что ты?
– Всю ночь пил один, всех друзей разогнал, заперся. Потом бегал по хате, все кричал, плакал, звал кого-то, выходил на крыльцо. К рассвету уж затих. Утром Кузьминична зашла, а он в петле висит. А в руке платочек зажат… Женский наверно, у него своего-то отродясь не было. Так и не смогли пальцы разжать. Лежит, сейчас… Мужики домовину строгают. Завтра похороны. За твоей-то, все бегал. Это из-за нее он. Приехала…
Дальше слов было не разобрать. Дима стоял, оглушенный известием. Ольга, уткнувшись в подушку, безутешно рыдала, тонко скулила от непереносимой боли и, совсем уже обессиленная, захлебывалась слезами.
Он подошел, поднял ее. Целовал соленые щеки, губы, лоб. Бережно и крепко прижимал к себе, не в силах утешить. Сам расстроенный, сходящий с ума от жалости и любви к ней, переполненный ее болью, ее переживаниями, погруженный в ее внутреннее состояние, остро и сильно чувствовал, какие страдания испытывает ее чистая юная душа.
– Не люби меня, Дима! Все, кто меня любят – погибают! Нет мне счастья… – она с трудом выговаривала слова, совершенно опустошенная, уставшая, разбитая от горя.
– Я люблю тебя, Ольга! Я все сделаю, чтобы ты была счастливой! – Он горячими фразами обжигал ее лицо. – Все, все будет у тебя! Оля! Любые желания… Все, что смогу!
– Нет! – она подняла заплаканные глаза. Вгляделась в него внимательно. – Нет, Дима! Не люби меня! Найди себе… Что я несу? Дима! Я боюсь за тебя… Не уходи! – Ольга была вне себя, ее лихорадило, голос дрожал.
– Оля! Оленька! Приляг… я сейчас воды принесу, – он уложил ее, укрыл одеялом, и бросился за водой.
– Слышал? Макей повесился! – Анюта подала ему полную кружку. – Ольгин ухажер. С шестого класса за ней таскался!
– Да, слышал. Ольга расстроилась...
– О-о-о, расстроилась! Нашла о ком расстраиваться! – она прошла за ним в спальню.
– Оля! Ты что? Он же пьяница, алкоголик. Как с армии пришел, так никто его трезвым не видел!
– Аня! Ты прямо жестокая какая-то, – Дима серьезно и строго смотрел на нее. – Разве можно так о мертвых?
– Я жестокая? – ее глаза загорелись. – Да у нас в деревне за последние годы знаешь, сколько мужиков в петлю залезли? Пьют без просыпу!.. Ребята после школы с радостью в армию уходят, или в район бегут, учиться. Кому-то в городе удается зацепиться – лишь бы не здесь! Ни работы нормальной, ни перспективы. Денег не платят. Трактора, комбайны, еле ползают, ломаются постоянно, запчастей нет, горючего нет, все воруют что могут, растащили все. Стадо совхозное по дворам раздали – кормить нечем, держать негде. Коровник строили – все на кирпичи унесли. Полсела больные – лекарства купить не на что. Мы корову продали – купили цветной телевизор. И все, денег опять нет. Нормально? Жрем, что вырастет…
– Это я жестокая, говоришь? – кричала разозленная. – Отец машину продал, чтобы Ольгу в институт отправить, одеть, обуть, за общежитие платить… Я последний класс окончу, на следующий год поступать на что? Уже и продавать нечего! Все продали! Знаешь, как мы хорошо жили раньше? Батя, хоть пьет мало, целый день в МТС, а после работы бежит к фермерам, кому что-то приварить или сеялку починить… Хоть какая-то копейка в доме! Мать по хозяйству, огород, две коровы, подсвинок, птица – все есть хотят! Сено, комбикорма, уголь – где брать?
