Текст книги "Отдел "Т.О.Р." (СИ)"

Автор книги: Вика Варлей

Соавторы: Иван Бушман,Юлия Зябрева,Надежда Соболева,Наталья Соболева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

– Бери нормального объема сумку. Сложи туда документы, деньги, оружие... нет оружия? Да, действительно, что это я. В общем, предметы первой необходимости захвати – всякую там зубную щетку, смену одежды, средства связи... Давай, у нас пять минут. Где у вас тут есть окошко, чтобы на ту сторону дома посмотреть, где подъезд?

– На лестничной площадке, – мотнул головой Скрипка, лихорадочно пытаясь понять, что складывать и куда.

Игорь не поленился сходить на лестницу и тщательно осмотреть из окна двор. Всё было чисто. Изредка проходили первые прохожие, дворник неторопливо сметал опавшие за ночь листья в большую кучу. Самое обычное теплое осеннее утро буднего дня. Он вернулся в квартиру.

– Кажется, готово, – произнес Скрипка, с некоторым удивлением глядя на плотно набитую сумку. – Напихал чего-то...

– Ладно, двигаем, – решил Валуйский. – Как ощущения, экстрасенс?

– Тревожно, – поморщился Сергей. – Бегал – еще ничего было, а сейчас что-то совсем. Как ты мне про маньяка рассказал, так и... Может, это я себе навыдумывал? Уже ничего не понимаю. Но предчувствия гадостные.

– Ладно, будем настороже, – кивнул следователь. – Машина у входа через дорогу. Выходим и сразу ныряем туда. Спускаемся по лестнице, я первый.

– Ладно, – кивнул Скрипка. Его заметно потряхивало.

Больше они не говорили. Молча спустились по лестнице: Валуйский с пистолетом наготове и Скрипка со своей сумкой. У выхода на улицу Игорь помедлил чуток, как пловец перед прыжком в воду, а потом решительно распахнул дверь. Пистолет в руке он замаскировал снятой курткой. Цепко оглядевшись, он пошел к машине; кажется, всё было чисто.

Остановившись у своего минивэна, Игорь еще раз внимательно огляделся и сделал Скрипке знак подойти. Экстрасенс, с трудом не переходя на бег, двинулся к нему. Ощущения были, действительно, гадостнее некуда, а где-то на середине короткого пути они переросли в совершенную панику. Он всё же побежал, едва не сбив с ног Валуйского – тому пришлось придержать его, чтобы не упал.

– Что? – кратко спросил сыщик, достав пистолет из-под куртки. – Где?

– Смерть...  – только и смог выдавить Сергей. – К нам... Ложись!

Валуйский додумался посмотреть вверх, и глаза его расширились. Схватив Скрипку за туловище борцовским захватом, он вместе с ним упал за свой фургончик. Тут же по ушам ударил оглушительный взрыв, а следом их засыпало выбитыми из фургончика стеклами...

Потом наступила темнота.

Глава 4.

– Как ты себя чувствуешь? – тревожно поинтересовался Скрипка-старший у сына, застегивая пряжки на лаковых ботинках.

– Ты спрашивал пять минут назад, – поморщился Сергей. – Порядок, пап. Не беспокойся, можешь ехать.

– Да, – кивнул экстрасенс, ежась, словно от холода. Он как-то  потускнел и выцвел за эти сутки, утратив аристократический лоск, хотя одет был точно так же, как и при встрече с Красновым  вчера. – Пора. Удачи вам в поисках – и берегите себя. Один раз вам повезло, другой... ладно, не буду разводить пессимизм. Надеюсь на вас, Защитник.

– Постараюсь не подвести, – кратко ответил Краснов. Скрипка-старший кивнул на прощание, подхватил свои чемоданы и засеменил к лифту. Вместе с ним двинулись двое крепких оперативников – его личная охрана на время расследования. Горячев здраво рассудил, что маньяк уже обозначил свою цель – младшего Скрипку – так что подставлять под удар лишних людей было бы неправильно. Но, тем не менее, охранники Скрипке-старшему пока не повредят.

Проводив отца, Сергей сел на пуфик у двери и прикрыл глаза, сделав знак остальным, что сейчас подойдет. Коллеги деликатно разошлись по своим делам, давая ему время собраться с силами.

Особенно больно не было. Царапины и ссадины под бинтами ощущались просто горячими пятнами – вот только временами накатывала одуряющая слабость от потери крови. Да уж, заляпал он там асфальт... Кроме того, сонного зелья Сочиной Сергей не пил (в отличие от Валуйского), потому что собранный и какой-то яростно-веселый Краснов сообщил ему – экстрасенсы должны собраться и устроить, как он выразился, «общий котел». И его способности в этом «общем котле» здорово пригодятся. Так что Игорю можно было только тихо позавидовать – он сейчас спал на диванчике, счастливо улыбаясь. Судя по всему, зелье цыганки, кроме того, что способствовало регенерации, еще и обеспечивало прекрасные сновидения в процессе.

«Один раз вам повезло», ха.

То, что им повезло, Сергей за сегодня слышал не меньше десяти раз. Даже обычно не оперирующий такими понятиями Горячев, который на время превратился в ходячий колл-центр, аккумулируя сведения из полиции, «Скорой», пожарной и родного Следственного Комитета, не нашел других слов. И, кажется, он был первым из этих десяти.

«Вам повезло», – сказал он еще тогда, четыре часа назад, в неторопливо ползущей сквозь пробку машине «Скорой», снимая и протирая тряпочкой свои очки. Впрочем, ограничиться этим нелогичным утверждением было бы как-то не по-горячевски. «Вы читали Кастанеду?» – неожиданно спросил он. Валуйский, которому как раз бинтовали спину, отчего он был похож на полуразмотанную мумию, отрицательно покачал головой, а Скрипка удивленно кивнул.

 – У дона Хуана есть чудные слова, которые мне всегда нравились: «В любой ситуации воин должен действовать безупречно», – поучительно сказал им Горячев, надевая очки и окончательно становясь похожим на университетского профессора. – Вы действовали безупречно, и поэтому вам повезло, вот что я хотел сказать. До удара газового баллона об асфальт и взрыва у вас было от силы секунды четыре. За это время вы успели заметить опасность, идущую с неожиданной стороны, и посильно защититься от нее.

– Я его видел, – невпопад ответил Валуйский, мотая головой. – Я видел гада, Николай Васильевич. Там, на крыше, когда он бросал баллон. Волосы темные, в  жилетке, что всякие коммунальщики носят, цвет еще такой желто-зеленый, не помню, как называется...

– Салатовый, – слабым голосом подсказал Скрипка и истерически захихикал. Горячев успокаивающе похлопал его по руке. Наверное, подумал, что шок...

– ...Баро, ты нормально?

– Да, нормально, – открыл глаза Скрипка. – Уже иду.

Он поднялся с пуфика и прошел вслед за Алей в рабочую комнату.

Весь отдел «Т.О.Р.» был, кажется, в сборе. Горячев нахохлился за своим ноутбуком, посверкивая очками. Краснов за столом совершал какие-то сложные манипуляции с несколькими карандашами, скотчем и устрашающего вида ножом. Забинтованный Валуйский спал на диване младенческим сном, держа за руку Лену Марченко. Аля прошла на свое привычное место под форточкой и чиркнула зажигалкой, закуривая.

– Вот все и в сборе, – констатировал Краснов. – Только Марины нет, но она в поле, ищет нашу девочку-потеряшку. Сейчас начнем, еще две минуты. Сергей, если не сложно, помоги.

Скрипка подошел к Ярославу, с интересом глядя на лежавшие перед ним предметы. Тут были пять карандашей, которые экстрасенс заточил до неправдоподобной остроты, здоровенный складной нож с характерными следами грифеля на лезвии, моток канцелярского скотча и немалых размеров лист девственно-чистой бумаги.

– Что это вы задумали, Князь? – с интересом спросил Скрипка.

– Импровизирую, – пожал плечами Краснов, отматывая кусок скотча. – Бери ножик, юный падаван, сейчас я покажу тебе правильную сторону Силы.

– Вы меня пугаете, – буркнул Скрипка, но нож, тем не менее, взял.

Краснов приложил один из карандашей к указательному пальцу левой руки, придерживая большим. Аккуратно, в три витка, примотал его скотчем.

– Режь, – кратко велел он Сергею, кивая на свою руку.

– Скотч? – на всякий случай уточнил Скрипка.

– Нет, вены, – фыркнул Ярослав. – Скотч, ясное дело.

Скрипка перерезал скотч, и процедура повторилась со всеми пальцами левой руки Краснова по очереди.

– Прекрасно, – одобрил Ярослав, пошевелив всеми пятью карандашами по очереди. – Сергей, бери бумагу, и пойдем к Игорю. Еще столик подтащи к дивану, будь добр.

Скрипка выполнил, что просили. В результате рядом с безмятежно спящим Валуйским очутился журнальный столик с расстеленным листом бумаги, а в изголовье дивана сел сосредоточенный Краснов с карандашами, примотанными к пальцам.

– Я, конечно, всё понимаю, – нервно сказала Лена, сжимая руку Игоря. – Но что-то больно вы, Ярослав Олегович, на Фредди Крюгера смахиваете. А я, знаете ли, за Игоря беспокоюсь.

– Ценю хорошую шутку, – ровно сказал Краснов, кладя правую, свободную,  ладонь на лоб Валуйского. – Тем более, параллели действительно налицо. Но можешь не беспокоиться, никто не пострадает... наверное.

Он длинно выдохнул, закрыв глаза и громко сказал:

– Так, граждане. Смертельный номер, слабонервным не смотреть, сильно нервным лучше вообще покинуть помещение. А если серьезно – то я прошу всех некоторое время посидеть тихо, потому как дело новое, неосвоенное, на голых интуиции с импровизацией. Может потребоваться какое-то время... хотя нет, не потребуется, уже поперло, каже...

Он замолчал на полуслове, медленно повел головой сначала вправо, затем влево. Глазные яблоки под закрытыми веками двигались хаотично. Скрипка лишь мысленно присвистнул. Так быстро, буквально за несколько секунд, входить в транс у него не получалось и на самой мощной «волне».

Краснов вытянул левую руку с карандашами вбок, над столиком. Валуйский беспокойно зашевелился, и Лена почти беззвучно принялась его успокаивать и гладить.

Левая рука Краснова затряслась, сначала крупной дрожью, потом всё мельче и мельче, почти неразличимо. Валуйский на диване метался и дергался – кажется, ему снилось что-то совсем нехорошее. Тихо и плавно, каким-то невероятно изящным движением, Краснов опустил трясущуюся руку вниз, на бумагу.

Это был действительно «смертельный номер». Скрипка, открыв рот, смотрел, как мельчайшие движения пальцев  с привязанными к ним карандашами превращают белую поверхность в испещренный пятнами фон. Краснов рисовал не последовательно, как делают художники – овал превращается в схематичное лицо, лицо постепенно обрастает подробностями – он, скорее, передавал стоящую перед его внутренним взглядом фотографию. Судорожные подергивания пяти карандашей сразу с какой-то нечеловеческой точностью воспроизводили картинку целиком.

Вот край газового баллона с полустершейся надписью «Пропан». Вот разлетевшиеся на ветру волосы, вот  часть щеки, вот ограда крыши. Рука снова идет вверх, чуть сдвинувшись вправо, и снова – волосы, щека и нос, тонкие губы, заросший щетиной подбородок, шея, край толстовки с толстым шнуром, к концу которого привязан крупный «колокольчик»... Сергей скривился – всё-таки его «манекены»-расклейщики не были обострением паранойи.

Валуйский на диване вдруг перестал метаться и обмяк. Лена испуганно ойкнула и посмотрела на Краснова. Но всё, кажется, было в порядке, просто кончилось «рабочее время»: экстрасенс открыл глаза и устало откинулся на диван. С удивлением взглянул сначала на сточенные почти до деревяшек карандаши у себя на пальцах, потом – на рисунок.

На рисунок, к слову, получившееся походило мало. Скорее – на большую черно-белую фотографию или, что вернее, на картину в жанре гиперреализма. Во весь лист формата А3 на зрителя глядело очень неприятное и даже пугающее лицо. Лицо убийцы, швыряющего газовый баллон с крыши.

– Эпическое полотно «Воплощение смерти Сергея Скрипки», – криво усмехнулся Сергей. – Сожгите, пожалуйста, эту дрянь, как станет больше не нужна. Смотреть на него физически неприятно, согласитесь? Настолько омерзительная рожа, просто невероятно. Его бы такого первый же полицейский патруль задержал.

– Да, странное лицо, – отрешенно пробормотал Краснов. – Но Игорь увидел именно так.

– С ним всё в порядке? – требовательно спросила Лена. – С Игорем? После ваших фреддикрюгерских вторжений к нему в сон?

– Да, всё в порядке, – заверил ее экстрасенс. – Сейчас он спит без сновидений, и ближайшие полчаса-час его из пушки не добудишься. И не надо, пусть отдыхает.

– Да-а, – протянул Горячев, вместе с Алей разглядывая получившийся рисунок. – Наши художники, что делают фотороботы, от зависти бы удавились. Но Сергей, кстати, прав: такого типа задержит первый же встречный патруль, какой бы там жилет на него не был надет. Такой, я бы сказал, инфернальной угрозой и агрессией от него веет, это что-то.

– Верное слово, очень верное – «инфернальной», – сухо согласилась цыганка, кладя обе руки на фоторобот. – Я вообще сомневаюсь, что человек это. Ой, неохота лезть, совсем неохота, но теперь ведь моя очередь, да, Ярослав?

– Да, – кивнул Краснов. – Сможешь сказать, что с ним и где он?

– Сейчас, – поморщилась Сочина. – Ох, спаси и сохрани, Господи. Ну, попробуем...

Она закрыла глаза и на какое-то время ушла в себя, лишь руки хаотично двигались по бумаге. Скрипка подошел поближе, готовый, в случае чего, подхватить цыганку – при контакте медиума с особенно злым «визитером» с Той Стороны его запросто могло отбросить или ударить о стену и даже об потолок. Сергею отчего-то крепко запали в голову слова Али – «я вообще сомневаюсь, человек ли это». В этом определенно был резон.

 Сочина открыла глаза, помотала головой, приходя в себя.

– Ничего, – удивленно произнесла она. – Пусто. Этого человека нет. Вернее, он был раньше, но словно кончился. Но не умер, а как-то по-другому... словно куда-то ушел и дверь за собой закрыл.

– Сон? Кома? – задумчиво спросил Горячев.

– Нет, – помотала головой Аля. – И во сне, и в коме хотя бы малая часть сознания остается здесь, с нами, в этом мире. А этот словно бы выполз откуда-то из ада, а потом обратно в свой ад и уполз. И слава богу, очень мне не хотелось с ним контактировать...

– Я, кажется, знаю, кто это, – тихо сказала Скрипка.

– Расскажи нам, – ровно произнес Краснов.

– Это одержимый, – криво усмехнувшись, ответил Сергей. – Не «ловец волны» вроде меня, а настоящий, классический одержимый. Тот, кто вместо «волны» поймал себе в хозяева очень нехорошую сущность. Сейчас, на этом рисунке, мы видим лицо человека, одержимого злым духом – почти нечеловеческое лицо, Аля права. Но «хозяин» из таких людей может легко уходить и приходить в любой момент, они для него открытая калитка. Сейчас он ушел. И поэтому Аля и видит закрытую дверь. А человек, в котором гостит эта нечисть, скорее всего, выглядит совершенно безобидно.

– Прямое попадание, – оценил Краснов, закрыв глаза и словно бы к чему-то прислушиваясь. – Почти стопроцентно уверен: именно так дело и обстоит. Только, кажется, это еще далеко не всё... там дальше длинная нить, которую еще распутывать и распутывать, но это после... ну да ладно, «довлеет дневи злоба его».

– Роза, моя учительница, умеет работать с одержимыми, да и знает о них немало, – поделилась Аля. – Я бы посоветовалась с ней. Не в церковь же идти.

– А отчего бы и не в церковь, кстати? – спросил Скипка. – Экзорцизм, отчитка... в церкви целый институт изгнания бесов.

– Ну да, там их изгонят, – скептически повернула голову Сочина. – Может быть. Если привести им того, в кого вселились. А нам ведь надо его найти для начала. Просто Роза на моей памяти дважды находила таких людей на улицах и изгоняла из них «подселенцев» буквально за несколько минут. Такое умение могло бы нам помочь.

– Хорошо, – решившись, кивнул Горячев. – Это надолго?

– Наверное, нет, – пожала плечами Аля. – Два часа на машине. Миша отвезет.

– Съездите, Аля, – согласно кивнул Краснов. – Не повредит. А мы пока пошевелим мозгами.

– А можно и мне зелья, пока не уехали? – извиняющимся тоном попросил Скрипка. – А то Игорь так спит, прямо завидно.

– Конечно, – улыбнулась цыганка, сразу доставая флакончик откуда-то из вороха юбок. – Во сне организм быстрее всего восстанавливается. Тебе как раз очень нужно, и подействует сразу же. Ну-ка...

Она с ловкостью фокусника добыла словно из ниоткуда серебряную чарку,  накапала туда из флакончика, развела чаем из стоявшей поблизости кружки Горячева.

– Пей, баро, – протянула чарку цыганка. – Сладких снов.

– Спасибо, – смущенно пробормотал Скрипка и выпил. Вкус оказался горький и древесно-вяжущий, словно кора дуба, но это сразу как-то ушло на второй план. Волна сонливости захлестнула его разом и унесла с собой.

Как он добирался до диванчика в комнате отдыха, запомнилось уже совсем смутно.

Глава 5.

 Цыганский поселок Трефолево под Москвой изначально цыганским, конечно, не был. Просто как-то само собой вышло, что цыган там всегда было много – не киношно-кочевых из «Табор уходит в небо», а оседлых, имевших свои, пусть плохонькие, дома и хозяйства. Цыгане всегда стараются держаться вместе, вот и трефолевская община была на диво сплоченной, здесь друг за друга держались и стояли горой, в случае чего. А так как деревни в России сами по себе хиреют и старятся (молодежь разъезжается по городам, пожилых всё меньше, ну и повальный алкоголизм не очень-то способствует), да еще и учитывая шумную и многочисленную цыганскую братию в соседях – в общем, ничего удивительного нет в том, что Трефолево в конце двадцатого века превратилось в деревню, населенную цыганами целиком и полностью.

Здесь были свои законы и свои исполнители этих законов. Поселковую администрацию заменил дом барона, полицейские в Трефолево бывали редко – натянутые отношения с силами правопорядка у цыган, как видно, в крови.

Черный джип, хищными обводами похожий на акулу, осторожно переполз хлипкий горбатый мостик через речку Трефолевку. Это был короткий путь с трассы, который знали только свои, поэтому детей здесь не было. Возле поворота на поселок, который обозначен на всех картах и навигаторах, всегда играла ватага чумазых ребятишек – и о визите кого бы то ни было в поселке всегда узнавали раньше, чем он успевал доехать до первых домов.

– Коровины отстроились, – одобрительно прогудел Миша, кивая куда-то влево. – Два месяца назад сгорел дом почти дотла. Роман помогал, все помогали – вот и отстроились совсем, как вижу.

– Миш, я не знаю Коровиных, – покачала головой Аля. – Не забывай, я же тут была последний раз пятнадцать лет назад.

 – Да, – легко согласился огромный цыган. – Всё забываю, что ты нечасто у нас бываешь. Но о тебе тут постоянно вспоминают.

История взаимоотношений Али Сочиной и цыган была совсем непростой. По крови она была русской с головы до пят, разве что черные, как вороново крыло, волосы создавали подобие специфической цыганской внешности. Как ей рассказывали, они достались ей от бабки – настоящей донской казачки. Впрочем, про свое настоящее происхождение Аля знала мало. Родилась она где-то в сибирской деревне, в многодетной семье. Из воспоминаний того периода в памяти остались лишь какие-то длинные бараки, в которых жили по несколько семей сразу, и диковинное слово «чудильник», обозначавшее такой барак; еще – огромная печь-титан, которую надо было заправлять снегом, чтобы она давала кипяток.

В возрасте четырех лет она потеряла свою семью. Под словом «потерять» в таких случаях подразумевают смерть, но Аля ее именно потеряла. И немалую роль в этом сыграли цыгане вообще и цыганский барон Джуро в частности.

Как много позже удалось узнать Але, дело обстояло так. В их населенном пункте не было поликлиники, да и вообще с квалифицированной врачебной помощью было совсем плохо. Ее маму изводили мигрени, от которых и сейчас-то толком не научились лечить. Что она только ни пробовала – и травяные настои, и припарки, и прочие средства народное медицины. Без толку. Вот и решила съездить в райцентр, показаться «настоящему» доктору. А поскольку маленькую Алю в тот день оставить дома было не с кем, прихватила ее с собой.

Не удовлетворившись беседой с врачом (он тоже не посоветовал ничего дельного – «нормализовать режим труда и отдыха»), мама Али, судя по всему, пребывала в дурном настроении. Ее можно было понять – нормализуешь тут, когда у тебя семеро по лавкам, и забот столько, что от беготни сердце из груди выскакивает! Оставив Алю сторожить вещи, женщина направилась через дорогу – купить билеты домой. И тут же на нее вылетела из-за поворота машина – огромная сияющая «Победа».

Всё, что Аля, подняв городские архивы, узнала о водителе «Победы», исчерпывалось безликой строчкой в протоколе: «гражданин Семенов А.Н.» Но этот Семенов оказался благородным человеком – что, впрочем, неудивительно, за просто так подобные автомобили не получали. Вполне могло оказаться, что ее маму случайно сбил герой войны или ударник социалистического труда.

В общем, гражданин Семенов А.Н., совершив наезд на пешехода Сочину, не смылся трусливо от греха подальше, а собственноручно погрузил находящуюся без сознания  женщину в салон автомобиля и спешно повез в больницу. То, что она может быть не одна, в его благородную голову, как видно, не пришло.

Маленькая Аля, судя по всему, видела, как маму сбила огромная машина, и как незнакомый человек увез ее неведомо куда. Видимо, стресс оказался настолько силен, что в ее детской памяти не осталось вообще ни следа тех событий. Дальше она помнила уже только жизнь в таборе.

Да, так получилось, что замершую в горестном оцепенении девочку первой нашли бродившие по автовокзалу цыгане, и из города она уехала с группой бродяг, которая через несколько дней присоединилась к большому табору. Табору барона Джуро.

…Своего первого призрака – «прозрачного человечка», как она их называла – она увидела года через три. Это был повешенный, раскачивающийся под существующим для него одного ветром в углу заброшенного дома, где она вместе с другими детьми проводила ночь. Аля к тому времени превратилась в проворного хищного зверька, не боявшегося ни черта, ни бога, ни дяди милиционера, как и все остальные цыганские дети. Поэтому то, что она этот  качающийся труп с вываленным синюшным языком видит, а остальные – нет, вызвало у нее приступ не страха, а раздражения. Настолько сильный, то она рассказала об этом кому-то из старших, а тот, понятное дело, тут же передал Розе – потому что в таборе обо всех непонятных явлениях первой было положено узнавать ей.

Роза Джуро приходилась барону родной сестрой. Старшей. «Бабушка Роза» уже тогда, в шестидесятые, была стара и – совершенно слепа. Однако энергии и мудрости, так и хлещущей из этой сухонькой старушки, позавидовал бы любой молодой и здоровый человек.

«Девочка подпустила мертвых слишком близко» – сказала Роза, когда к ней подвели Алю, и она ощупала ее лицо сухими костистыми пальцами. «Девочке всё равно, жить или умереть, и всё равно, кого видеть: живых или мертвых. Как тебя зовут, девочка?»

«Аля... Алмаза» – непослушными губами произнесла та, со страхом глядя на жемчужно блестящие, словно кожа на животе рыбы, бельма Розы. Отчего-то ее, не боящуюся повешенных и призраков, эта вроде бы добрая старуха пугала до безумия.

«Твоя мама жива, Аля», – сказала Роза, и в животе у девочки стало вдруг горячо и пусто, и слезы сами собой полились – не каплями, а целыми ручейками, хотя она совсем не собиралась плакать.

«Я тебя научу кое-чему» – продолжала старуха. «Сейчас ты не захочешь учиться – сейчас ты хочешь найти свою семью. Не торопись, твое тебя не минует».

Всё случилось, как она сказала. Когда Але исполнилось восемнадцать, она действительно нашла своих родных и вновь стала жить в своей настоящей, первой, семье. Но  о цыганском детстве не забыла. Часто она наведывалась в Трефолево, где окончательно осел барон, и Роза учила ее цыганским премудростям...

 – Приехали, – сказал Миша, и Аля очнулась. Черный джип, похожий на акулу, остановился у самого большого здания в поселке – дома барона Джуро. Но не того, которого знавала Аля. А его сына Романа, который вот уже десять лет назад схоронил отца.

Роман вышел встречать их лично. Сердечно обнялся с Мишей – они приходились друг другу двоюродными братьями; подал руку Але, помогая выбраться из автомобиля. Сочина удивленно хмыкнула про себя: слишком уж вежлив был Роман, а ведь они никогда друг другу не нравились. Что-то здесь было не так. Впрочем, всё прояснилось достаточно быстро.

– Мне недавно звонил Тимур Кочетов, – сказал Роман Але, когда они шли в дом. – Рассказывал, как ты помогла ему с делом этих отморозков, которые своих убивали. Спасибо. Мы уж тут чуть не на осадное положение собирались переходить, хотя у нас и торговли-то толком никакой, ну ты знаешь...

– Да, всё знаю, – равнодушно произнесла Аля, и Роман отчего-то сбился с шага. Аля внутренне захихикала – всё же рыльце у молодого барона определенно было в пушку.

Он говорил о деле «колумбийцев», которое Госнаркоконтроль недавно блестяще распутал не без прямой помощи Али Сочиной. Цыганские кланы в России издавна замешаны в торговле наркотиками, и сравнение с колумбийскими картелями напрашивалось само собой. Особенно, когда появилась банда, без разбору убивавшая сородичей, чтобы присвоить себе весь оборот сразу.

– Ты поторопись к Розе, она с утра тебя ждет, – сказал Роман, помолчав. – Совсем плоха, едва держится. А колдуньям нельзя умирать, дар не передав, могут в немертвых превратиться...

– Много ли ты в этом понимаешь, – прервала его Аля, маскируя тревогу под грубостью. Неужели вечная Роза надумала умирать?! – Она у себя?

– Да, – раздраженно ответил молодой барон и ушел в дом. Он не любил, когда с ним говорили в таком тоне.

…Комната старой Розы пахла лавандой, чабрецом и смертью. Совсем близкой смертью, чуть ли не сидящей на соседней табуретке – на дорожку. Старуха Роза действительно была совсем плоха: она казалась еще меньше и тоньше,  чем обычно, похожая под своим ватным одеялом на больного простудой ребенка.

– Аля, – безошибочно определила она по звуку шагов. Голос у старой цыганки был совсем слабый. – Здравствуй, девочка. Хорошо, что ты пришла, а то я уже и так задержалась. Просто чувствовала, что у тебя ко мне дело, поэтому подождала... и дождалась. Спрашивай, девочка. В последний раз.

– Жалко, что ты уходишь, – искренне сказала Сочина. – Но нам ли не знать, что там, на Той Стороне. А дело, если в двух словах, такое: я хотела бы знать способ найти и опознать одержимого. Помнишь, тогда в Киеве ты излечила двоих?

– Тебе нужна... моя иголка, – медленно и прерывисто сказала старуха. Видимо, говорить ей было совсем трудно. – Она тебе поможет... и найти... и увидеть злую силу. Вон она, воткнута в косяке... бери.

Аля огляделась, а потом молча вытащила воткнутую в косяк двери цыганскую медную иглу в полтора пальца длиной. Острие у иглы было совсем закопченое, словно ее неоднократно прокаливали.

– Большая сила против тебя, опасная сила, – едва слышным шепотом произнесла старуха. – Меньшая на поводке у большей... зло погоняет злом. Ты с Защитником... и это хорошо, это правильно. Но осторожнее, девочка, умоляю... будьте внимательнее и осторожнее. Против вас те, кто... гораздо сильнее и опытнее...

– Кто это? – спросила Сочина шепотом. – Кто против нас?

Но губы старухи так и остались открыты на последнем звуке «е». Роза умерла.

– До встречи, бабушка Роза, – прошептала Аля и поцеловала ее в лоб.

* * *

– Итак, одержимый, – негромко произнес Горячев. – Ярослав Олегович, надеюсь на вашу светлую голову, потому что здесь мои знания исчерпываются исключительно голливудским кинематографом.

            Офис отдела «Т.О.Р.» напоминал не то лазарет, не то партизанский штаб. На диванчике спал перемотанный бинтами Валуйский, Скрипка примерно в том же виде обосновался в комнате отдыха. Краснов, Горячев и Лена сидели за рабочим столом, заваленным бумагами – следователь всё-таки распечатал материалы дел, в которых был, по его мнению, замешан маньяк.

– Ну, а что вы хотите о них узнать? – пожал плечами Краснов. – Я могу рассказать о разных точках зрения на феномен одержимости, об известных случаях изгнания бесов в церковной практике...

– Меня, как всегда, больше интересует практическая сторона вопроса, – хмыкнул Горячев, отхлебывая чай из кружки. – Чем они выделяются в толпе, как их найти, чего они боятся, как от них защититься...

– Как правило, ни искать их, ни защищаться никому в голову не приходит, – ответил Краснов. – Проявления одержимости заметны сразу или не заметны вообще. Это если идет речь об одержимости в ее христианско-психиатрическом смысле.

– Христианско-психиатрическом? – с удивлением переспросила Лена. – Это как?

 – Это как раз те самые штучки, что так красочно живописует нам Голливуд, – пояснил Ярослав. – «Экзорцист», «Константин» и прочее. А живописует он это дело, как всегда, чуть более красочно, чем оно есть на самом деле. В реальности никто не бегает по потолку и не творит прочей запредельщины. Обычно человек, «одержимый бесами» в христианской традиции, верует сам,  и его одержимость заключается в том, что он полностью неадекватно ведет себя с христианской точки зрения: ужасно сквернословит, оскорбляет всех вокруг, священнослужителей ненавидит и боится, оголяет половые органы, норовит вступить в какие-нибудь противоестественные половые отношения – например, с животными. Понятно, почему я называю такие вещи «христиански-психиатрическими»?

 – Потому что они все сумасшедшие? – предположила Лена. – На религиозной почве?

– Ну, не совсем. В психотерапии и психиатрии это называется «психосексуальный невроз» – расстройство личности, часть которой упорно подавляется, как правило, с детства. А то, что подавляется, всё время норовит так или иначе вылезти – шила, как говорится, в мешке не утаишь.  «Бесноватость» и есть одна из форм проявлений этого подавленного: секса, свободы выражения мнения и тому подобное. Странная и уродливая форма, конечно – но это как пар в котле, который, не находя иного выхода, срывает крышку. Я не отрицаю, что некоторые из них действительно могут «цеплять» на себя каких-то непрошеных гостей в таком состоянии. Но, тем не менее, большинство «бесноватых» явно нуждаются скорее в психиатрической, нежели в магической помощи.

– А если человек неверующий? – с интересом спросил Горячев. – Или это только на христиан работает?

– Цапнуть «гостя» может вообще кто угодно, если он имеет к этому склонность, – объяснил Краснов, наливая чаю и себе.  – А вообще, целенаправленно со вселением духа в тело медиума работают практически все спириты, включая нашу Алю. А жрецы вуду только и мечтают, как бы заполучить в свое тело духа-лоа посильнее. Ну и вообще все шаманские практики, от исландского сэйда до монгольского удагона, работают с духами – в том числе, и со вселением-изгнанием духа в тело человека.

– Это всё очень интересно, конечно, – кашлянул Горячев. – Но с кем имеем дело мы?

– Еще непонятно, – пожал плечами Краснов. – Ясно только, что это не христианский бесноватый – те, как правило, не совершают продуманных убийств. Так что в церковь обращаться бесполезно. Возможно, вуду. Возможно, что-то еще...