Текст книги "Коварный лед"

Автор книги: В.Х. ван Эмландт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Этот Кергадек, или Роллар, сделал Фрюкбергу весьма странное предложение: рано утром первого декабря ему вручат пакет, содержащий девяносто шесть бриллиантов. Камни самым искусным образом спрятаны в шести кусках дорогого туалетного мыла, и передать дальше их нужно в той же фабричной упаковке, в какой они находятся сейчас. О том, что в мыле прячут драгоценности, мы слыхали и раньше, но господа из ривьерской банды применили совершенно оригинальный способ. Они подкупили рабочего на мыловаренной фабрике, он-то и выполнил задачу в присутствии одного из членов шайки: вначале прессформу наполовину заполняли мыльной массой и закладывали в нее драгоценные камни, затем форму заполняли доверху и клали под пресс. После формовки на поверхности готового куска мыла не было ни малейшего следа, что внутри спрятаны алмазы. Обнаружить их можно было только при помощи рентгена.

Естественно, Фрюкберг ожидал, что ему поручат передать эти две коробки (по три куска в каждой) другому лицу, которое переправит посылку дальше. Но дело обстояло совсем не так. Наоборот, этими бриллиантами, оказывается, решено было пожертвовать, чтобы отвлечь внимание полиции от того, что происходит во Франции с остальными похищенными драгоценностями. Для этой цели один из кусков мыла был надрезан бритвой, так что его можно было разломить пополам. При этом из одной половинки выглядывало несколько бриллиантов. Попади такой кусок в руки полиции – тотчас же началось бы расследование.

И Роллар и Фрюкберг понимали: разыграть эту необычную операцию так, чтобы она выглядела правдоподобно, – дело нелегкое. Надо было создать впечатление, что коробки с мылом по ошибке попали не в те руки. И вот что они придумали. Первого декабря Фрюкберг должен был неожиданно выехать из пансиона. Он знал, что, по всей вероятности, его номер сейчас же займет Терборг. И если передать замаскированные бриллианты «менееру из четвертого номера», то они попадут в руки состоятельного молодого адвоката, который наверняка немедля известит полицию о странном подарке, а не поддастся искушению поживиться за чужой счет. Следствие быстро установит связь между переданными коробками и шведом, только что уехавшим из пансиона. Конечно, Фрюкбергу придется самому выпутываться из неприятной ситуации. Но за труд и за беспокойство ему хорошо заплатят.

Однако Роллар оказался ненадежным посредником. Ему стало жаль так просто взять и выбросить на ветер девяносто шесть бриллиантов. Что, если отдать только половину, а вторую коробку поделить между собой? Правда, тогда полиции достанется не вся посылка, но что из этого? Пусть шайка думает, что получивший посылку смухлевал и просто-напросто присвоил часть богатства, так неожиданно свалившегося ему в руки. Даже если бандиты вздумают прощупать Терборга – а после всего случившегося его, вероятно, будет охранять полиция, – он все равно не сознается в краже. Фрюкберг согласился, что в таком плане кое-что есть, и обещал во второй половине ноября еще раз поразмыслить над этим.

По мере того как план обретал четкие контуры, шведу становилось все ясней, что, как исполнитель, он имеет полную возможность обмануть Роллара, который является только посредником. Отчего бы ему не оставить себе все сорок восемь камней? Роллар не может выдать его банде, потому что этим выдаст самого себя. Итак, он начал готовить двойную фальшивую игру, прекрасно понимая, что надо быть очень и очень осторожным, чтобы не сломать себе шею. Он уведомил своих клиентов по обмену корреспонденцией, что первого декабря уезжает в Швецию и некоторое время не сможет выполнять свои посреднические обязанности. Далее он разработал план, как достигнуть своей цели, не подвергаясь особому риску.

Но он забыл об опасности, грозящей с другой стороны. Посылка небольшой части награбленного в Нидерланды была специальным маневром, рассчитанным на то, чтобы направить ищеек по ложному следу. Таким образом, были шансы, и немалые, что уголовно-розыскные органы, занимающиеся раскрытием этих ограблений и поисками награбленного, обратят внимание на переезд Роллара и перенесут свою деятельность в Амстердам, чтобы вмешаться, если сюда начнут поступать ривьерские ценности. И действительно, в конторе главного действующего лица появляется Труди Мигль и своей нелепой болтовней, успев незаметно сделать несколько микроснимков, возбуждает в нем подозрительность. Когда вечером тридцатого ноября Фидлер представил ее как новую постоялицу, Фрюкберг забеспокоился еще больше.

Он стал осторожней, но приготовления зашли уже так далеко, что отступать было некуда. На следующее утро, первого декабря, он встретил Роллара на Центральном вокзале с парижским поездом в десять ноль четыре. Француз без неприятностей прошел таможенный досмотр, и Фрюкберг получил две коробки мыла. Одну коробку, как договорились, он должен был переслать с нарочными в пансион Фидлера. Камни, спрятанные в другой коробке, они собирались поделить между собой, и Фрюкберг должен был извлечь их из мыла, а в двенадцать часов в ресторане «Порт ван Клеве» передать своему компаньону его долю – двадцать четыре бриллианта.

Оба знали, что находится в коробках и как были спрятаны бриллианты. Никаких сомнений в правильности дележа быть не могло: передав Роллару двадцать четыре бриллианта, швед отдавал ровно половину, потому что все камни были совершенно одинаковы и равноценны. Фрюкберг сумел убедить Роллара, что для его же безопасности будет лучше, если швед все сделает один. Он рассказал, что за ним следит иностранный сыщик и что Роллар, появляясь в его обществе, подвергает себя опасности. Поэтому они расстались на перроне, и швед поспешил к себе в гостиницу, расположенную недалеко от вокзала. Там, в ванной комнате, он горячей водой вымыл бриллианты из трех кусков мыла. Как я уже говорил, он вовсе не намеревался делиться добычей с Ролларом и решил переслать в пансион сорок восемь камней в сигарной коробке. Когда банда узнает, что упаковку изменили, это внесет еще б ольшую путаницу, а сам Фрюкберг, если до него доберутся, будет твердить, что передал все, как условились.

Зная, что лучший способ спрятать вещь – не прятать ее, а положить на видное место, он взял из оставшейся коробки один кусок мыла, несколько раз вымыл им руки и оставил мыло на умывальнике, а коробку бросил на видное место, на камин. Он и не думал встречаться с Ролларом в двенадцать часов в ресторане «Порт ван Клеве». Примерно без четверти час он вышел на улицу с аккуратно завернутой сигарной коробкой в кармане. Несмотря на риск, что полиция сможет в будущем получить его приметы и по ним опознает бывшего жильца четвертого номера, он решил переслать коробку в пансион через контору по доставке покупок на дом. Ведь другой то возможности не было. Стремясь свести к минимуму опасность быть узнанным, Фрюкберг держался многолюдных улиц, и вот на Калверстраат он случайно заметил, что какой-то пожилой даме сделалось дурно. Еще не помышляя о том, как бы сделать ее своей соучастницей, он поддержал даму, помог ей добраться до кафе и позаботился, чтобы она подкрепила свои силы. Она совсем пришла в себя, и вскоре он убедился: эта дама из тех, кто считает делом чести на добро ответить добром. Как решительный человек – а преступник не может быть мямлей, – Фрюкберг ухватился за возможность сыграть на ее благодарности. Сославшись на спешное совещание и намекнув, что, оказывал ей помощь, слишком задержался и теперь из-за недостатка времени не успевает выполнить простое, но крайне важное поручение, он сумел повести дело так, что дама сама вызвалась доставить пакетик по адресу.

Он следил за ней, пока не убедился, что слуга Фидлера взял пакет, затем вернулся в «Гронинген», где чувствовал себя в безопасности, так как этого адреса никто не знал. На следующее утро он первым делом спросил утренние газеты. О неожиданном появлении в пансионе на Регюлирсграхт коробки с драгоценностями там не было ни слова. Это его не насторожило, потому что утренние газеты печатаются ночью и полиция, возможно, еще не успела известить прессу. Но и вечерние газеты не принесли желанной сенсации.

Разочарование было страшное. Теперь Роллар мог сообщить своим хозяевам, что Фрюкберг скрылся с бриллиантами, а значит, его будут преследовать люди куда более опасные, чем полицейские агенты. Тогда он вспомнил, что Рулофс, его сосед по пансиону, живший в пятом номере, обычно по четвергам уходил вечером прогуляться, а чтобы незаметно выйти из дому и вернуться, пользовался подвальным люком в задней части дома…

Спокойный голос последовательно изложил все ночные происшествия и перечислил меры, принятые полицией. Ван Хаутем рассказал, как найденные фройляйн Мигль запасы морфия поначалу внесли немалую путаницу в расследование и как наконец удалось выяснить правду и в этом вопросе. Комиссар обобщил свидетельские показания, на которых основывались его выводы, и отметил, что признания, сделанные Фрюкбергом в присутствии свидетелей, подтвердили и дополнили его первоначальные предположения.

Когда он наконец замолчал и убрал в портфель свои заметки, генеральный прокурор обернулся к швейцарке, ради которой комиссар делал свой доклад по-немецки:

– Как видите, фройляйн, я предоставил вам полную возможность подробно ознакомиться с тем, как велось расследование. Нет ли в докладе комиссара чего-либо неясного для вас или противоречащего известным вам фактам?

Труди явно не ожидала от нидерландской прокуратуры такой откровенности.

– Нет, – сказала она, немного подумав. – Менеер Ван Хаутем совершенно точно осветил весь ход расследования. Может быть, следовало только ярче выделить тот неоспоримый факт, что именно я значительно облегчила и ускорила работу следствия, задержав обвиняемого и передав его в руки полиции еще прежде, чем у комиссара появились против него улики, а также то обстоятельство, что это я обнаружила и указала Ван Хаутему тайник с морфием. По мнению Людвига Целлера, в данном случае эти два пункта дают ему право голоса в суде.

– Нам доставит большое удовольствие, – вежливо отвечал Вермеер, – в окончательном протоколе отдать должное вашему плодотворному участию в обоих этих делах, и прокурор в своей речи, несомненно, выразит вам нашу благодарность.

– Целлер рассчитывает на это. – Молодая женщина обрела свою прежнюю самоуверенность. – Но ему гораздо важней получить в свое распоряжение бриллианты и конфискованный морфий. Он нисколько не возражает разделить с местной полицией лавры успешного расследования, но дело есть дело. Он абсолютно убежден, что вы не будете оспаривать его требования. В интересах нидерландского правосудия передать задержанные вещи наиболее достойному участнику расследования. Целлер понесет значительные убытки, если страховую премию присвоят другие, а ему в утешение останется только сознание своих заслуг в этом деле.

– Боюсь, – дружелюбно сказал Вермеер, – Людвигу Целлеру будет трудновато юридически доказать, что в захвате конфискованного имущества он сыграл главную роль. Если я правильно понял комиссара, морфий, так ловко обнаруженный вами, вы уступили амстердамской полиции без всяких предварительных условий. Теперь о бриллиантах. Половина из них была в руках полиции еще прежде, чем вы узнали, что они находятся в Амстердаме. Другую половину выследил и нашел лично сам комиссар в совершенно неизвестном вам месте и в совершенно неизвестной вам упаковке. При всем желании не могу себе представить, как Целлер при таких обстоятельствах собирается отстаивать свой приоритет. И наконец, что касается задержания Фрюкберга. Противозаконно, под угрозой револьвера, лишив человека свободы и не передав его немедленно полиции, вы совершили уголовно наказуемый проступок. Поэтому, если уж ваш хозяин решил добиваться удовлетворения своих необоснованных притязаний, самым разумным с его стороны было бы обратиться в суд обычным путем, заручившись предварительно квалифицированной юридической поддержкой.

– Разрешите мне, – заметил Ван Хаутем, – кое-что добавить к этому. Мне стало известно, что здесь, в Амстердаме, в охоте за ривьерской добычей участвовало также парижское отделение детективного бюро Паркингтона. Таким образом, Целлеру придется считаться с тем, что в таком же положении, как он, находятся и другие заинтересованные лица.

– Что будет делать Целлер, меня не интересует, – заключил генеральный прокурор. – Теперь фройляйн Мигль может подробно информировать свое бюро о состоянии дел. В этом и заключалась цель настоящего совещания. – Он встал и попрощался с Труди, которую последнее замечание Ван Хаутема поставило в тупик. – Будьте любезны, оставьте прокурору свой адрес. Вы понадобитесь менееру Вилденбергу как свидетельница. До свидания, фройляйн. В случае чего обращайтесь прямо к прокурору.

Ошеломленная Труди хотела что-то возразить, но безуспешно. Во-первых, Вермеер мягко, но настойчиво оттеснил ее к двери, а во-вторых, дав Ван Хаутему повод рассказать подробности о встрече с Мироделем, она ступила бы на скользкий, коварный лед… Только когда в коридоре затихли ее удаляющиеся шаги, генеральный прокурор опять сел на свое место.

– Вы рассказывали так подробно, менеер Ван Хаутем, и все-таки одну вещь я пока не вполне уяснил. Правда, есть и другие мелочи, но всему свое время. Фрюкберг мог спокойно удрать с богатой добычей, зачем же он подвергал себя такой большой опасности? Ведь, забравшись ночью в пансион, он рисковал всем; он же мог предполагать, что швейцарка будет его подкарауливать. Кроме того, это надолго задержало его в Амстердаме, где его могли выследить и Роллар, и фройляйн Мигль. Если он решил завладеть и теми бриллиантами, которые надо было передать Терборгу, почему он не скрылся еще утром первого декабря, как только получил в свое распоряжение две коробки мыла?

Ван Хаутем, не привыкший к сигарам, задумчиво покусывал великолепный экземпляр, которым его угостил Вермеер.

– Видите ли, – произнес он наконец. – В самом начале Фрюкберг был готов выполнить поручение, данное ему через Роллара, во всяком случае хотя бы частично. Роллара он не боялся. Вероятно, понял, что тот не велика птица. Не забудьте, сам он отнюдь не был новичком! Но он опасался мести могущественной шайки, которая запросто выбросила триста тысяч – в такую сумму Бернстейн оценил весь комплект, – чтобы открыть путь миллионам. Если эти ловкачи призовут его к ответу, выгодней будет не отмалчиваться, а с полным правом заявить, что он выполнил свое поручение в точности. Однако все его расчеты полетели прахом, так как я не огласил в газетах, что Терборг со своей коробкой пошел к Ван Хохфелдту. Фрюкберг угодил в ловушку, которую я задумал сразу же, как только понял, что камни переданы по неверному адресу нарочно. Раз есть мышка, значит, и хвостик покажется. Я решил, что узнать правду можно, только создав впечатление, что Терборг решил воспользоваться неожиданной удачей. Ведь пакетик «для менеера из четвертого номера» передали вовсе не затем, чтобы сделать Терборгу дорогой подарок. Как я уже сказал: Фрюкберг угодил в ловушку. Теперь, чтобы шайка не подумала, будто он прикарманил всю посылку, Фрюкбергу следовало что-то предпринять. Активно вмешаться. И, пожалуй, главное было не похитить коробку с бриллиантами, а привлечь внимание полиции к Терборгу. Он надеялся добиться этого, напав на Терборга и легко ранив его. Вся операция заняла бы несколько минут, тем более что пробраться в дом не составляло труда: ведь Рулофс на время своей ночной прогулки оставлял подвальный люк открытым. Я устроил так, чтобы, войдя в комнату Терборга, сразу можно было заметить сигарную коробочку, завернутую в бумагу. Она лежала на камине. Вряд ли Фрюкберг рассчитывал найти коробку. Но – такова уж психика преступника, – увидев пакетик, он не мог не украсть его – целое состояние, которое само давалось в руки. Он развернул бумагу и убедился, что коробка та самая. Только оказавшись на Кейзерсграхт, он увидел, что бриллиантов в коробке уже нет.

– Хорошо. Это вы растолковали убедительно. Теперь о другом. Вы тотчас приказали хранить в тайне, что Терборгу достались краденые ценности. И поступили так потому, что, как вы говорите, с самого начала поняли: посылку передали по ложному адресу нарочно. Что натолкнуло вас на эту мысль?

– Но это же яснее ясного! Мы почти сразу же установили, что находка представляет собой часть драгоценностей, похищенных на Ривьере. Но раз уж французская полиция при всем ее опыте не сумела пока обнаружить ни преступников, ни их добычи, значит, там имеют дело с виртуозами воровской профессии. Выходит, и я столкнулся с тем же противником. Коль скоро они решили наконец реализовать свою добычу, то, надо полагать, продумали план пересылки краденого до мельчайших подробностей. Если в назначенное время не окажется на месте одного передаточного звена из цепочки, то при правильной организации дела посылка задержится, и все. Но ни в коем случае драгоценный товар не передадут постороннему лицу. Только совсем уж наивный человек будет рассчитывать, что солидная пожилая дама так запросто, на ступеньках крыльца, передаст слуге пакетик стоимостью по меньшей мере в сто тысяч гульденов, не убедившись, что он попал в руки того, кому предназначался. Все это слишком бросалось в глаза, менеер Вермеер, а меня учили, что самой большой ошибкой следователя является недооценка противника. Поэтому я понял, что пожилая дама не имеет отношения к преступникам и они обманом убедили ее выполнить их поручение. Тогда я дал объявление в газетах и по радио. Немедленный и положительный результат убедил меня, что я на верном пути.

– Теперь мне и это ясно. Но расскажите еще, откуда вам стало известно, что остальные сорок восемь бриллиантов тоже находятся в Амстердаме? Ваше предположение оказалось правильным, но почему вы так решили?

Ван Хаутем посмотрел на генерального прокурора с легким упреком.

– Н-да… как бы вам объяснить? К таким выводам приходишь интуитивно, в процессе расследования. Привычка. Естественно, для всякого вывода нужны основания, и они были. Во-первых, количество бриллиантов, принесенных Терборгом. Ровно половина того, что было в тиаре. Реальная стоимость этих драгоценностей определяется тем, что все девяносто шесть камней одинаковой величины и абсолютно одинаковой огранки. Зачем было делить такой комплект на две части, если контрабандный маршрут считался безопасным? Ведь при продаже терялась значительная сумма. Ну хорошо. Этому могли быть разные причины. Куда более странно другое: в Амстердаме бриллианты были явно перепакованы. Сигарная коробка куплена здесь, в городе, а упаковочная бумага выглядела совершенно свежей. Это имело для меня решающее значение. Стало ясно, что через границу из Франции или еще откуда бриллианты были перевезены в другой упаковке. Это открытие в сочетании с умышленно неправильной передачей пакетика навело меня на мысль, что амстердамский посредник на свой страх и риск запустил лапу в посылку. Конечно, тогда я не имел ни малейшего представления о том, что же произошло на самом деле. Но ведь вполне могло случиться, что о местонахождении остальных бриллиантов из тиары мне сообщит тот, кто так любезно передал пакетик «менееру из четвертого номера» в пансионе Фидлера. На первом допросе Фрюкберг плел разные небылицы, но я все-таки надеялся отыскать в этой мешанине какой-нибудь проблеск, чтобы продвинуться дальше. И не ошибся! В конце нашего разговора он как бы между прочим попросил меня взять на хранение его имущество из гостиницы «Гронинген». Очень странная просьба, менеер Вермеер. Человек, которого только что задержали, обычно думает о чем угодно, но не о своем багаже. Да и вообще просьба была излишней. Он должен был знать, что мы и так очень внимательно осмотрим его комнату и чемоданы. Откуда такая забота о своих пожитках? Я тут же выставил охрану возле его номера в «Гронингене», так как понимал, что фройляйн Мигль отнюдь не считала свое расследование законченным. В свое время она отчаянно рвалась присутствовать на допросе Фрюкберга. Только к концу дня я выбрал время, чтобы произвести обыск в гостинице. И там я увидел другого частного детектива, спрятавшегося на чердаке и только поджидавшего случая, чтобы раньше полиции самому обыскать имущество Фрюкберга. Это был Миродель, в прошлом инспектор французской полиции, а в настоящее время руководитель парижского филиала сыскного бюро Паркингтона. Еще днем я застал его врасплох в малолюдном ресторане «Арти», где они с Труди Мигль держали военный совет. Оттуда он довольно поспешно удалился, якобы желая успеть на парижский рейс. Оказалось, он остался в Амстердаме, и вот я снова встретил его, да еще вблизи того места, где ожидал найти остальные бриллианты. Это совпадение говорило о многом. То, что мы пришли к одинаковым выводам, мне стало ясно еще в ресторане, когда Миродель, прощаясь, мимоходом спросил, что же попало в наши руки. Не успел мой агент открыть дверь в номер Фрюкберга, как я уже знал, что уйду не с пустыми руками.

– Как же вы догадались, что бриллианты спрятаны в мыле? – заинтересованно спросил Вилденберг.

Ван Хаутем вздохнул: этак можно проболтать до утра. Но сдержал готовый сорваться недовольный ответ.

– Ах вот что… – покорно произнес он. – Если достаточно долго заниматься следовательской работой, привыкаешь и догадываться. В особенности если повезет, как вы вчера сказали! Сто лет тому назад Эдгар Аллан По открыл, что самый надежный способ спрятать какую-нибудь вещь – положить ее на виду, на открытое и всем доступное место. С тех пор все полицейские помнят об этом. Ивер рассказал, что Фрюкберг не слишком разбирался в туалетном мыле. Поэтому я удивился, найдя в его убогом номере ни больше ни меньше как три куска очень и очень дорогого мыла. А уж если при обыске нас что-нибудь удивляет, мы всегда стараемся найти объяснение. У вас есть еще вопросы?

Вермеер понял деликатный намек.

– Нет, – со своей всегдашней любезностью ответил он. – Мы и так слишком долго отвлекали вас от работы. Хоть я и профан в делах розыска, но не могу устоять перед соблазном выразить свое мнение о том, что расследование этого загадочного случая вы и полицейское управление провели на «отлично». И не подумайте, пожалуйста, что мы с Вилденбергом только из любопытства задаем вопросы, которые могут показаться вам немного детскими. Мы интересуемся вашей работой, и особенно подробностями следственного процесса, так как оба любим увлекательные рассказы и непосредственно связаны с криминалистикой.

В машине, по дороге на Эландсграхт, комиссар удовлетворенно усмехнулся. Он не любил обсуждать уже законченные дела. Но с этими двумя, видно, обсуждений никак не избежать. Хорошо еще, что за долгие годы совместной работы узнал их вдоль и поперек, что умеешь вовремя остановиться в своих рассказах. Настоящий следователь, откровенно говоря, неохотно знакомит других с тактическими основами расследования, которые, кстати, не всегда поддаются объяснению. Описать можно не все. Многое надо просто чувствовать.

Широкая пасть подъезда полицейского управления поглотила Ван Хаутема, и через пять минут он уже погрузился в изучение другого дела. Тайна заблудившихся бриллиантов и без того отняла у него достаточно много времени.