Текст книги "Знак убийцы"

Автор книги: Вероника Руа

Соавторы: Люк Фиве
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 18

Далекая от этой смуты, Леопольдина возвращалась в хранилище редких книг Центральной библиотеки, нагруженная томами, которые она забрала у Сервана. Она воспользовалась этой небольшой передышкой, чтобы хоть немного навести там порядок. У нее было такое чувство, будто она забыла что-то важное, но никак не могла понять, что именно.

К ее великому изумлению, дверь была приоткрыта, а комната погружена во тьму. Чей-то гнусавый голос, перекрывая негромкие механические щелчки и урчание мотора, говорил: «А сейчас – погружение в экзотику».

Она плечом тихонько толкнула дверь. На экране дрожащее зернистое изображение проходило рывками. Потом появились титры: «Визит на Колониальную выставку, Париж, 1931». А рядом с проектором она увидела высокую фигуру Иоганна Кирхера, он с невозмутимым видом стоял, скрестив руки.

Леопольдина постаралась пройти как можно тише и положила книги на стол. Любопытство – или какое-то другое чувство, более волнующее, – однако, помешало ей незаметно улизнуть. Она неслышно закрыла дверь, чтобы посмотреть кадры кинохроники.

«Жаркой весной 1931 года, – комментировал диктор, – в присутствии господина президента Республики Гастона Думерга и маршала Лиотея, руководителя этого амбициозного проекта, в Париже открылась Колониальная выставка. Посетители были приглашены полюбоваться радостной жизнью французской колониальной империи и ее цивилизаторскими достижениями».

Мужчины и женщины двигались по аллеям какого-то сада неестественным шагом, свойственным старым фильмам хроники, а дети бегали во все стороны и размахивали руками, указывая друг другу на самые захватывающие зрелища. Камера показала крупным планом африканца со свирепым взглядом, в национальной одежде, с украшенной перьями каской на голове. В ритме музыки, которая претендовала на туземную – в ней угрожающе звучал тамтам, – комментатор объяснял зрителю: «Вот дагомейский воин. Эти племена считаются одними из самых жестоких и самых безжалостных в Африке. Их враги дрожат при одном упоминании о них». Далее следовал панорамный план на восстановленную деревню из хижин, обитатели которой на почтительном расстоянии от визитеров стояли за загородкой.

«Негры Дагомеи являются одним из самых развитых племен Африки. Вы видите, как выглядит эта женщина. Она жена вождя». Камера задержалась на молодой чернокожей женщине, которая унылым взглядом молча уставилась в объектив. Журналист поспешил снова принять жизнерадостный тон: «Но просветительская миссия Франции не знает отдыха. Она призвана к другим делам, далеким от африканского континента, по другую сторону океана, на другом конце света. Чтобы убедиться в этом, парижане приглашаются посмотреть, помимо Колониальной выставки, представление насколько сенсационное, настолько и устрашающее, которое состоится в начале апреля в „Ботаническом саду“ [35]35
  Название детского парка в северной части Булонского леса, в котором находятся аттракционы.


[Закрыть]Булонского леса».

Толпа хохочущих зевак теснится у металлического барьера, насмешливо тыча пальцами в аборигена, на котором лишь одна набедренная повязка, а рядом табличка: «Каннибалы». «Негры Новой Каледонии еще живут в дикости. Чтобы удовлетворить свои животные инстинкты, они без колебаний питаются человеческим мясом! Эти примитивные существа познают судьбу, которую они уготовили своим заклятым врагам».

Посетители приходят в дикое веселье при виде женщин с голой грудью, исполняющих танец, который комментатору приходится квалифицировать как «варварский ритуал», и мужчины, делающего вид, будто он с вожделением раздирает кусок сырого мяса. «Благородная Франция взяла на себя труд воспитания этих несчастных, чтобы вывести их на путь счастья, прогресса и цивилизации. Тяжелая задача, которую отважные колонизаторы будут решать с честью!» Последняя фраза, прозвучавшая победно в сопровождении вдохновляющей музыки, сопровождалась видом черного ребенка, который с безнадежным видом смотрит в объектив.

Фильм резко оборвался. Пустая бобина крутилась в тишине.

Леопольдина не могла сдержать волнения. Как такое могло быть возможно? Как могли выставлять напоказ людей, словно зверей в клетке? И еще называть это «цивилизаторской миссией»? Она обернулась к Иоганну Кирхеру: на лице хранителя коллекций были слезы. Леопольдина не знала, что сказать. Она предпочла бы незаметно удалиться, но в то же время ей так хотелось утешить его…

И тут заговорил он, голосом твердым, хотя в нем все же проскальзывало волнение.

– Извините меня, – сказал он, утирая глаза. – Этот фильм меня потряс. Я знал, что подобные выставки бывали, но увидеть это своими глазами – непереносимо. Когда думаешь, что наши деды могли присутствовать при такой гнусности…

– Да, верно… – осмелилась сказать Леопольдина. – Подумать, что эта выставка состоялась в тысяча девятьсот тридцать первом году, когда рабство давно уже было упразднено…

– Люди, которые организовали этот спектакль, чувствовали себя облеченными важной миссией, а на деле демонстрировали этих несчастных людей только на забаву презренной вульгарной публике… – Казалось, хранитель был погружен в бездонную меланхолию. – Я тем более тронут этой мыслью, что вышел из семьи очень верующей. Мой отец всегда воспитывал меня в уважении к человеку, в этом было его благородство. Никогда я не слышал от него, что черный человек ниже белого. «Человек, – говорил отец, – незыблемая ценность. Никто не имеет права унижать его, какой бы цвет кожи у него ни был. Жизнь, – говорил мой отец, – дар неба. И ее всячески нужно уважать».

Леопольдина ответила не сразу.

– Однако, – осмелилась наконец она, – организаторы этой выставки называли себя учеными, антропологами, этнологами… Они были уверены, что делают это во имя науки.

Иоганн Кирхер подошел к широкому окну и поднял шторы. Мягкий свет окутал комнату. Кирхер повернулся к Леопольдине и взглянул синими глазами в ее глаза.

– Все так, но нужно поставить под сомнение то, что они подразумевают под словом «наука». Наука не может оправдывать все. Не будем забывать, что ее создают люди, и, следовательно, она так же может ошибаться, как и люди. Главное, нельзя терять из виду, что она состоит у них на службе, а не наоборот. Наука не может позволить себе все, Леопольдина. Люди науки несут моральную ответственность, о чем они слишком часто забывают. Человек – не животное. Человек…

Иоганн Кирхер не закончил фразы. Он внимательно смотрел на Леопольдину, которая буквально впитывала его слова. Казалось, время остановилось.

Неожиданно хлопнула дверь. Кирхер отступил на два шага в сторону, прежде чем его ассистент Меди вошел в комнату.

– Вы нашли то, что искали, мсье Кирхер?

Тот вновь принял чопорный и немного отстраненный любезный вид. Он улыбнулся молодому человеку и вытащил из проектора бобину.

– Да, это превосходно. Мы сохраним этот фильм для ближайшей выставки. Благодарю вас. Меди, вы можете поставить фильм на место.

Леопольдина не хотела, чтобы так закончился их разговор, и непринужденным тоном попыталась продолжить его:

– Кстати, мсье Кирхер… Недавно на шестом этаже галереи ботаники нашли чемодан. Профессор Флорю сказал мне, что его отправили вам. Вы в курсе?

– Чемодан? Я об этом ничего не слышал. Что в нем?

– Согласно документам, которые я сама держала в руках, речь идет об образцах костей и окаменелостей гоминидов. [36]36
  Семейство отряда приматов, включает как ископаемых людей, так и современного человека (Homo sapiens).


[Закрыть]Этот чемодан был прислан из Китая в тысяча девятьсот сорок первом году.

Кирхер, застыв словно статуя, раздумывал. Леопольдина вдруг почувствовала себя одной в комнате, настолько этот человек казался далеким. Наконец он посмотрел на нее:

– Я разберусь с этим. Благодарю вас, Леопольдина.

Он вежливо улыбнулся и молча вышел из комнаты. Леопольдина взялась за свою работу. Она смотрела на корешки книг, которые положила на стол, чтобы поместить их на соответствующие полки, и вдруг остановилась.

Он назвал ее по имени. А ведь они до того ни разу не разговаривали друг с другом. Откуда он узнал его?

В ее сердце вспыхнула искра приятной тревоги и согрела все ее существо.

Через несколько минут Леопольдина с радостной улыбкой на губах как безумная мчалась через Ботанический сад. Гуляющие единодушно определили это необычное состояние как «влюбленность». Вот одна из величайших тайн человека: как простое чувство может вселить в него энергию, о которой он даже не подозревал? Самые углубленные исследования в биологии и неврологии не могут пока ответить на этот вопрос.

Леопольдина быстро одолела лестницы галереи ботаники и как ураган ворвалась в кабинет профессора Флорю. Тот с полевым биноклем на шее дремал, положив голову на толстый том.

– Профессор Флорю… – прошептала Леопольдина.

Старый ученый похлопал глазами, казалось, пришел в себя и воскликнул: «Datura Pignalii!» Леопольдина подумала, все ли у него в порядке со здоровьем.

– Datura pignalii! Один из видов дурмана! Я просидел за этим всю ночь, но нашел! – торжествовал профессор, потрясая папкой. Обязанный тем не менее хоть немного играть свою привычную роль, он принялся ворчать: – Вы можете сказать, что задали мне работку, Леопольдина… Это такой редкий вид… Но мне пришла в голову отличная мысль заглянуть в самые старые гербарии, в гербарии Ламарка. [37]37
  Ламарк, Жан Батист (1744–1829) – французский естествоиспытатель. Предшественник Чарлза Дарвина. Создал первую целостную концепцию эволюции живой природы.


[Закрыть]

– Не было никакой срочности, профессор! Вы должны были бы отдохнуть.

– Я и не заметил, как прошло время. И потом, когда я работаю, это значит – я работаю.

– А вы уверены, что речь идет именно об этом растении?

Профессор Флорю бросил на молодую женщину взгляд, в котором читались и лукавство, и уверенность.

– Абсолютно уверен. Смотрите.

Он открыл папку. На картоне вырисовывался желтоватый контур. Взяв осторожно один из засушенных листков, профессор положил его на бумагу: листок и контур идеально совпали.

– Я не знаю, когда он был украден, но, должно быть, недавно. И я проверил: другие растения, вызывающие галлюцинацию, тоже исчезли. Какой позор! Настоящее разорение коллекций «Мюзеума»! Я должен написать докладную.

Леопольдина была озадачена.

– Вор должен был быть большим специалистом… Ему нужно было знать, где найти среди миллионов образцов…

Профессор Флорю угрожающе поднял палец, словно живое воплощение правосудия.

– И он должен будет отчитаться перед мировым научным сообществом!

Леопольдина с сомнением поморщилась. Алан смог сам найти это растение среди семи миллионов имеющихся образцов? Это невозможно. На этикетке гербарного листа Леопольдина прочла справку, написанную тонким и аккуратным почерком самого Ламарка: «Datura pignalii. Привезено господином Фюсте в 1776. Натуралисты Новой Гренады считают это растение очень ценным и почитаемым, так как оно открывает непостижимые миры. Их священники жуют его листики. Употребление этого растения вызывает чрезмерную радость, смех, а затем ступор, в состоянии которого возможно совершение действий, несовместимых с моралью».

Профессор, прихрамывая, направился к электрической кофеварке.

– Это огромный ущерб для «Мюзеума»! Наша репутация поставлена под угрозу! Но ведь я вам уже говорил, Леопольдина: здесь все исчезает, и никого это не волнует…

Леопольдина в задумчивости пожевала губами.

– Скажите, профессор… Как долго эти листья сохраняют свое галлюцинирующее свойство?

Старый ученый воспринял это замечание как тяжкое оскорбление, ставящее под сомнение его добросовестность.

– В конце концов, малышка Леопольдина, условия хранения гербария безупречны! Эти растения в таком же состоянии, как они были найдены… или почти в таком же. Мы по многу раз подвергаем их воздействию метилена, чтобы уничтожить паразитов. И листья, что вы дали мне, высокотоксичны, можете не сомневаться!

– Правда?

– Настоящий яд! Это растение может сделать вас по-настоящему безумной!

Вот почему Алан вел себя так необычно!

Итак, вопрос оставался все тот же: кто дал ему эти листья?

Леопольдина и профессор Флорю пили кофе. Томик Ньютона покоился менее чем в тридцати сантиметрах от молодой женщины, но поскольку он был прикрыт кучей документов, она совсем забыла о его существовании.

Профессор Флорю перебирал свои воспоминания, Леопольдина никогда не уставала слушать их.

– Лоранс Эмбер? Чертовский характер, но очень красивая. Я помню, как она появилась в «Мюзеуме»… Она вскружила не одну голову, но не надейтесь, что я назову имена. Надо сказать, Лоранс Эмбер – женщина, имеющая убеждения, даже если я далек оттого, чтобы разделять их. И потом, в наше время нужно иметь некоторое мужество, чтобы заниматься фондом Тейяра де Шардена. По правде сказать, я не понимаю враждебности, которую вызвал этот фонд. Его создание в тысяча девятьсот шестидесятом году не встретило никакого противодействия. Это был центр светский, руководимый учеными. И отец Тейяр де Шарден был геолого-палеонтологом, единодушно уважаемым. А сегодня, мы знаем, бьют тревогу, едва лишь покажется, что увидели краешек сутаны… – Он тихо засмеялся. – Мне довелось работать для полиции, я вам не рассказывал? О, конечно же, я не участвовал в расследовании в прямом смысле слова, я был в некотором роде экспертом.

– Прекрасно представляю вас в роли Шерлока Холмса, профессор.

– Не будем преувеличивать. Как-то ко мне обратились за консультацией по поводу одного человека, труп которого был обнаружен на парковке в квартале Дефанс. Документов при нем нет, никто его не знает. Но на подметке его правого ботинка увидели маленький цветок, совсем крохотный. Научный отдел полиции попросил меня идентифицировать его. Это оказался довольно редкий в наших краях цветок звездной камнеломки, Saxifraga stellearis, я очень хорошо это помню. Мужчина умер не более четырех часов назад, следовательно, он был убит где-то в окрестностях. Я назвал следователям места в парижском регионе, где растет этот вид камнеломки: это было просто, она любит болотистую почву. Через два дня выяснили, что покойный нанес визит одной из своих знакомых, которая живет на берегу Сены, со стороны Мант-ла-Жоли. Убийца очень быстро сознался.

Леопольдина не спускала с него внимательного взгляда. Профессор Флорю скромно потупился:

– Это все не важно… Но это позволило мне завязать добрые отношения с криминальным отделом полиции. И самое смешное, Леопольдина, то, что в то же время один коллега вырастил в Ботаническом саду индийскую коноплю. О, я говорю вам об этом, ведь с тех пор прошло не менее двадцати лет… В конечном счете оно растет там по праву, это растение. Но его не успеваешь рассмотреть… Оно быстро уходит на курево, если понимаете, что я хочу сказать…

– Прекрасно…

– Я вам сказал об исчезновениях в «Мюзеуме», и это было не только вчера… Впрочем, я вспоминаю… – продолжил с таинственным видом профессор Флорю, словно он только что извлек что-то очень важное из недр своей феноменальной памяти, – в свое время Анита Эльбер оказалась замешанной втемную историю…

– Ее экспедиция в Гвинею?

– Нет, нет, нет… Здесь, в «Мюзеуме»… Настоящий скандал… Я не помню уже, что точно произошло. Если об этом имеются какие-то письменные свидетельства, я с удовольствием взглянул бы на них… Но там… Я уже не знаю, о чем точно шла речь… Помню, об этом говорили все… Может, я еще вспомню, – заключил он с неопределенным жестом.

Леопольдина оставила профессора Флорю и спустилась по лестнице, мурлыча какую-то радостную мелодию. День будет лучезарным, она была уверена в этом. Ей наконец удалось поговорить с Иоганном Кирхером… И он назвал ее по имени…

Погруженная в мечты, Леопольдина вдруг заметила, что она находится в подвале галереи ботаники. Бесконечные коридоры были пусты. Перед ней урчал огромный трехметровый серый куб: автоклав, в котором уничтожали вакуумом и введением летучего газа возможных паразитов в гербариях растений и цветов. Почувствовав чье-то присутствие, она повернулась и вскрикнула: к ней медленно приближалось что-то безобразное, с выпученными глазами и отвратительной мордой.

ГЛАВА 19

После перепалки с Годовски профессор Осмонд тут же начисто забыл о ней. Он спокойно направился в лабораторию, где, как он думал, найдет за работой отца Маньяни.

Уже издали он заметил группу людей на площадке галереи минералогии. Он узнал Мишеля Делма и Иоганна Кирхера, которые здоровались с каким-то господином в жемчужно-сером костюме с атташе-кейсом, пристегнутым к его запястью браслетом. Зрелище было достаточно необычное, чтобы возбудить его любопытство. Он подождал, когда эта группа войдет в здание, и потом сам скользнул следом, спрятался за передвижной перегородкой, предназначенной для выставки, и наблюдал сиену. И от этого у него перехватило дыхание.

Мужчина в сером костюме поставил на стол и открыл свой атташе-кейс: внутри него в полумраке зала засверкал десяток алмазов самой чистой воды. Когда владелец чемоданчика повернулся в профиль к Осмонду, тот выругался:

– God damn! [38]38
  Черт побери! (англ.)


[Закрыть]

Визитер, мужчина лет шестидесяти, был на удивление полон энергии и воли. Квадратные челюсти и безупречная стрижка выдавали в нем человека делового и общительного. Но было в нем еще нечто более серьезное, чем все это. Он был крайне опасен, Питер Осмонд знал это прекрасно.

Американцу показалось вдруг, что рядом кто-то есть. И увидел справа отца Маньяни, тот тоже наблюдал эту сцену. Призывая его молчать, священник приложил к губам палец и жестом пригласил его пройти с ним к выходу. Они поднялись по лестнице, перешептываясь, словно два конспиратора.

– Что вы здесь делали? – спросил Осмонд, с трудом стараясь говорить тихо.

– Я мог бы задать вам тот же вопрос, – ответил священник с легкой улыбкой.

– Я так и предполагал, что вы ответите мне… шуткой. Вы ведете не fair-play, [39]39
  Честная игра, игра по правилам (англ.).


[Закрыть]отец Маньяни.

– Скажем так, у меня много миссий.

– И одна из них – шпионить за мной?

– Я не шпионю за вами, Питер, я вас охраняю.

– Какая милость… Всевышний заботится обо мне! Я достаточно большой, чтобы самому защитить себя, монсеньор.

– У меня еще есть миссия «следить», если вы позволите мне употребить это слово.

Неожиданно американец замер между двумя пролетами лестницы.

– Вы следите за Тоби Паркером?

– Мы бдительно следим за ним уже много лет. Его связи с торговцами алмазами не касаются Ватикана, но его духовное влияние заботит нас гораздо больше…

По случайности слова отца Маньяни пали на благодатную почву, если можно так сказать: Питер Осмонд много раз по настоятельной просьбе американских ученых разоблачал этого телепроповедника. Благодаря средствам массовой информации он приобрел славу, все растущую известность, он пользовался своими огромными финансовыми ресурсами, проистекающими частью из его деятельности проповедника, но главным образом из торговли драгоценными камнями, чтобы строить храмы фундаменталистов [40]40
  Одно из течений в протестантской теологии, выступающее против критического пересмотра устаревших религиозных понятий, отвергающее любую критику Библии.


[Закрыть]и поддерживать многочисленные псевдонаучные институты вроде Документального центра мироздания в Пасадене, который излагает самые фантастические тезисы о происхождении Вселенной или о возникновении жизни на Земле. Эти фанатичные христиане хотели принудить ученых принять дословно текст Книги Бытия: мир создан в шесть дней, и ни на один день больше! Настоящие сумасшедшие, готовые отправить экспедицию на вершину горы Арарат в Турцию, чтобы отыскать там остатки Ноева ковчега.

А отец Маньяни перешел на шепот. Осмонду казалось, что он в исповедальне.

– Нас проинформировали, что Тоби Паркер привез в «Мюзеум» на выставку несколько экземпляров из своей коллекции. То, что метеорит находится рядом, возможно, всего лишь совпадение, но мы предпочитаем ясность.

– Кто – мы? Астральные существа?

– Мы. Те, кто живет там, где Петр построил свою Церковь.

– Какое целомудрие… – усмехнулся Осмонд. – У вас, в Риме, конечно, есть чувство реальности. Вы знаете, что Паркер пользуется подобного рода случаями, чтобы потихоньку сбыть алмазы, которые он добывает на своих африканских рудниках…

– …совершенно верно, в содружестве с президентом Бубейа, диктатором и его другом. У Паркера свое весьма своеобразное понимание христианской благотворительности.

– Странный… тип.

– Прекрасное определение, Питер. Кто бы он ни был, его появление в Париже в высшей степени подозрительно.

Как настоящий американец, Питер Осмонд обладал неисчерпаемым оптимизмом.

– Не тревожьтесь… Метеорит в надежном месте. И в это здание все же не входят, как в гараж!

– Вы хотите сказать, как на мельницу?

– Yes. Я плохо помню «Дон Кихота».

Американец улыбнулся, представив себя рыцарем из Ламанчи, героем мечтательным и горячим, сопровождаемым пузатым оруженосцем Санчо Пансой. Ему, наверное, очень потребуется такое же радостное отношение к жизни, чтобы перенести то, что ему предстояло обнаружить.

Югетта Монтаньяк сняла противогаз и предупредила:

– Осторожно, Леопольдина. Поскольку вакуумная камера работает, лучше находиться в отдалении. Если произойдет утечка, вы рискуете отравиться.

Сердце Леопольдины снова забилось в нормальном ритме. Появление Югетты в противогазе напугало ее, и это свидетельствовало о том, что нервы у нее и правда шалят. Но теперь, когда она увидела меланхоличное лицо ассистентки, она, пожалуй, предпочла бы, чтобы та вернулась к своим неотложным делам и избавила ее от болтовни.

– Вот я очень благоразумно веду себя, – продолжала она. – Мой врач еще вчера сказал: «Югетта, с вашим здоровьем вы должны быть очень осторожны. Не забывайте принимать лекарства, это очень важно». Я его слушаю, ведь это мой личный врач. И во всяком случае, могу только поздравить себя с этим.

– Совершенно верно, Югетта, вы…

– Главное, хорошо познать себя. Потому что некоторые по-настоящему этого не могут. Возьмите хотя бы, к примеру, бедную мадам Эльбер. Я лично ее немного знала. Так вот, я никогда бы не подумала, что она сотворит над собой такое. Это ужасно, когда я думаю о ней…

– Да, конечно, но я…

Леопольдина искала, как ей улизнуть, но автоклав закрывал проход, образуя тупик. Она полностью оказалась в ловушке удушающей симпатии Югетты, обрюзгшая фигура которой загородила дверь.

– Я вам уже говорила, Леопольдина, в этих стенах происходит что-то странное… Когда видишь всех этих тварей в банках с формалином, все эти скелеты… Это, по сути дела, мертвецы… И это оказывает воздействие, сильное… Зло повсюду, я чувствую это, и господин кюре напрасно старался убедить меня не волноваться, я чувствую, что-то происходит…

Казалось, от ее жирного лица вдруг отхлынула кровь, и Югетта превратилась в призрак.

– Дела творятся ужасные, Леопольдина, поверьте мне. И это только начало. Но мы ничего не сможем поделать, злые силы превосходят нас. Вы слышите меня, Леопольдина?

– Да, я очень хорошо слышу, но…

– И когда разыграется новая драма, вы не сможете мне сказать, что я вас не предупредила… Нет, вы уже не сможете так сказать… – проговорила она, вперив в нее почти угрожающий взгляд.

Чувствуя, что теряет последние силы, Леопольдина воскликнула «Ой!», показав пальцем в пространство за спиной Югетты, та осторожно повернулась. Леопольдина воспользовалась этим, проскользнула к двери и попятилась в коридор.

– Спасибо за все, что вы мне рассказали, Югетта. Но теперь я должна вернуться к работе.

Югетта, кажется, пришла в себя.

– Это от чистого сердца, Леопольдина, – выдохнула она и обескуражено улыбнулась. – Я люблю делать людям добро, вы же прекрасно знаете.

Как бы успокаивая ее, Леопольдина махнула ей рукой и сбежала по лестнице. А Югетта Монтаньяк несколько секунд подумала, положила противогаз на место и пошла в сторону туалетных комнат.