Текст книги "Право учить. Работа над ошибками"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Мне очень жаль.

– Я... – Правая рука дёргается, силясь сжать пальцы в кулак, но пока чужое тело не откликается на приказы райга со всем прилежанием. – Мне обещали назвать имя... Если я буду убивать...

О, или мне кажется, или здесь попахивает договором найма? Зеркало событий снова поворачивается, подставляя обозрению другую сторону. Но которую по счету?

– Такое обещание трудно исполнить, тебе ли этого не знать? Возможно, тебя обманули и...

– Она может исполнить многое... Я не верю, что услышу имя предателя, но знаю: она может узнать всё...

«Она»? Снова женщина, и снова опасная и неизвестная. Рэйден Ра-Гро упоминал о том, что его любимому городу как раз угрожает особа женского пола, ведущая свой род из глубины веков и обладающая немалым могуществом. Волшебница, способная говорить с водой... Постойте-ка! Дух переходит из предмета в предмет тоже посредством воды. Стало быть, даже не владея даром Проводника, можно вполне осмысленно побеседовать с райгом и более того, подговорить на совершение всего, чего угодно. Убедить. Внушить. Подчинить... Может ли это быть одна и та же женщина? Почему нет? Хотя общение с духами свойственнее некромантам, а по уверению Ксо, дамы не больно-то жалуют мертвецов... Совпадение? Или слияние множества тропинок в широкий торговый тракт?

– И кого именно ты должен убить?

– Всех, кого встречу... Но я убивал бы и без клятв... Вы все не заслуживаете жизни... Над моим телом никто не прочитал молитв... При жизни передо мной становились на колени, но стоило умереть, никто не бросил и взгляда...

Всё-таки знакомство с лицедеем меня подкосило: устами Проводника райг рассказывал свою незатейливую и печальную историю, а мне виделось поле боя, устланное телами, над которыми клубится смрад гниения, насмешничают вороны, глухо звякают затупившимися кромками натруженные мечи... А в сердце бьётся отчаяние души, оторванной от плоти, оказавшейся рядом и бессильной уйти в Серые Пределы. Ей остаётся только беззвучно молить о помощи проходящих рядом людей, витать вокруг, задыхаясь от невидимых слёз, кричать: «Кто-нибудь, помогите мне... Ну что вам стоит, люди?.. Остановитесь хоть на недолгий вдох, произнесите всего пару слов, сжальтесь...» Но все проходят мимо, и над мертвецами опускается тишина. Тишина, в которой никто никогда не сможет расслышать отчаянный и полный неизбывной боли стон неприкаянных душ...

Сдвигаю веки, жмурясь от лучей солнца, но не того, что постепенно клонится к закату над рекой, а того, что алым рассветом накрыло поле проигранного боя. Какой прок в понимании? Я не могу ни осудить, ни оправдать; чаши весов прегрешений и добрых дел выровнялись, принять решение невозможно. Решение покарать. Но зато можно принять решение спасти:

– Ты желаешь убивать. И ты дал клятву той, что обещала указать имя предателя? В чём именно ты поклялся?

Вопрос не праздный: любая клятва обладает силой, и если была дана по всем правилам, неизвестно, чем завершится сожжение Проводника. Вполне может статься, что нарушенное равновесие отзовётся в судьбе каждого из участников событий разрушительным ураганом.

– Я дал клятву, что пока остаюсь на этом свете, своим существованием буду нести смерть живым...

– Но ты не обещал убить кого-то определённого, верно?

– Нет...

Впрочем, он и не смог бы такое обещать. Духи видят мир живых одним им известным образом, и нет никакого смысла поручать райгу убийство, скажем, человека с таким-то именем или с такой-то внешностью: он не опознает жертву по признакам, достаточным для людей. Что ж, буду считать, на этот раз мне повезло. И не только мне, но и всем обитателям шекки: у духа нет строго назначенной цели, следовательно, направление движения можно слегка изменить. К примеру, свернуть на перекрёстке направо или налево, а не продолжать тупо тащиться прямо вперёд.

– Ты ведь уже понял, что пойман Проводником в ловушку и вынужден будешь уйти вместе с ним, так и не исполнив клятву? Не знаю, что положено духам-клятвопреступникам, а вот людям, совершившим подобное прегрешение, приходится несладко... Но я могу тебе помочь. При одном условии.

– Я выполню любое... – Дух не стал долго раздумывать, видно, близость Порога изрядно его напугала.

– Сначала выслушай! Я могу предоставить тебе место для жилья. В предмете, предназначенном убивать.

– Я не смогу оставаться там долго... Только живая плоть удержит меня...

– А плоть, некогда бывшая живой? Ты же благополучно держался за свою косточку, не так ли?

– Но какое оружие способно...

– Сейчас увидишь!

Я спустил недовольную кошку на палубу и отправился в закуток кормовой надстройки за длинным, слегка изогнутым свёртком, вызывавшим неизменное любопытство всех, кто его видел. Вернулся, на ходу развязывая шнуры, стягивающие пропитанный жиром чехол. Присел на корточки рядом с Проводником и развёл слои ткани.

– Ну как, нравится?

Муть, висевшая в карих глазах, обуглилась в огне, не слишком ярком, но ясно показывающим удовольствие воина, которому преподнесли драгоценный дар смертоносного клинка. Хотя то, что принёс я, то, что матово мерцало серо-жемчужными боками в лучах солнца, то, что хищно изгибалось, притягивая руку, не было мечом.

Гройгский абордажный лук, прощальный подарок Рэйдена. Не знаю, где он раздобыл эту махину, но, пожалуй, даже эльфийская «радуга» меркла в сравнении с оружием островитян и мореплавателей. Высотой почти до моего подбородка, лёгкий, как и всякая высушенная кость, при этом удивительно гибкий и прочный благодаря хрящевым прожилкам, в прежнем своём воплощении лук был парными рёбрами какой-то глубоководной рыбины, теперь же, отполированный, украшенный резьбой, призванной добавить продольной жёсткости, тщательно сохранённый для вечности, он был готов к бою. И готов убивать, разумеется, ибо для лука нет иного способа существования, нежели отправлять стрелы в цель.

– Он... прекрасен...

Дрожь сладостного предвкушения в голосе. Вот так-то, господа, подкупить можно любого, нужно только предложить то, от чего невозможно отказаться или то, в чём человек не может признаться даже себе самому. Скитания по караванным путям не прошли для меня даром, как и наука купцов иль-Руади. Странно и причудливо устроена жизнь, она наполняет кладовую знаний всяческим барахлом, не стоящим, казалось бы, и медной монеты, но проходит время, иногда очень много времени, и вдруг выясняется, что обладаешь поистине бесценными сокровищами... Нужно только быть терпеливым и суметь дождаться.

– Его плоть некогда была живой, как и твоя. Думаю, в ней тебе удастся остаться надолго.

– Так долго, как пожелаю... – жадно подтвердил дух.

– Но ты должен пообещать, что никогда не причинишь зла тому, кто будет владеть луком и пускать из него стрелы. Такое обещание возможно для тебя?

– Да...

– Тогда дополни свою предыдущую клятву и... Облачайся в новые доспехи!

– Я поклялся убивать всех, кого встречу на своём пути, и не отступлю от клятвы... Но не имея собственной плоти, я не в силах исполнять обещанное, потому тот, кто подарил мне новую плоть, вправе требовать новых клятв... И я клянусь... Честно и преданно служить тому, в чьих руках окажусь... И всегда поражать цель с первого выстрела...

Пальцы дрогнули, неуверенно коснулись повязки. Я помог размотать запятнанную кровью ткань, а обнажившуюся и успевшую зарубцеваться рану дух вскрыл сам, поднеся запястье ко рту и впившись в кожу зубами. Потекла кровь, и я поспешил подставить под тоненькую тёмно-алую струйку бутон позвонка, из которого росли плечи лука.

– Благодарю тебя, вернувшийся...

Ещё один стежок между запястьем и старой костью. Кажется, течение крови останавливается, замирает, словно выбирая, в какую сторону следует двигаться, потом струйка отрывается от раны, падает, ударяясь о костяные узоры, но не расплёскивается, а быстро втягивается и исчезает в некогда живой плоти. А я, дрожа то ли от благоговейного страха, то ли от восторга, смотрю, как серо-розовая сеточка линий покрывает поверхность лука. Волна тепла пробегает по всей длине оружия, от истоков плеч до кончиков рогов, согревая мои пальцы осознанием... Нет, даже не правильности происходящего, а гордостью. Самой настоящей гордостью за себя. За то, что нашёл обходной путь, ведущий туда же, куда стремятся все прочие: к продолжению жизни.

Последний виток шнура вокруг обёрнутого тканью лука. Последний узелок, потянув за хвостик которого, можно в мгновение ока расчехлить оружие. Работа окончена. Ошибка исправлена. Чужая ошибка, разумеется: исправление своих предоставлю кому-нибудь другому, потому что не способен самостоятельно их даже распознавать.

Проводник вздрагивает, открывает глаза и болезненно щурится. Так, глубокий карий цвет вернулся, а вместе с ним и скука обречённости. Нехорошо. Нет, парень, ты даже не представляешь, ЧТО тебе предстоит в будущем... Я тоже не представляю. И сие поистине прекрасно и удивительно!

– Ну что, наговорился?

– О да! Прелюбопытнейшая, кстати, получилась беседа... Знаешь, иногда стоит поболтать прежде, чем браться за оружие.

– Не в случае райга, – хмуро возражают мне, замечают сорванную повязку, снова истекающее кровью запястье, прислушиваются к ощущениям и... Хватают меня здоровой рукой за ворот рубашки: – Что произошло?!

– Ничего невозможного, поверь.

– Где он?!

– Кто?

– Дух! Ты помог ему выбраться из моего тела? Безумец!

– Вообще-то он сам делал выбор и принимал решение. Я всего лишь предложил.

– Что?!

– Поменять место обитания. Он не торопился уходить за Порог, вот и согласился провести остаток отпущенных дней в одной милой вещице... Проще говоря, переселился из твоего тела в другую плоть, тоже когда-то полную жизни.

– Другую плоть?

– Ну да. Рыбью кость. И кажется, ему понравилось новое место.

Проводник разжал пальцы, бессильно откидываясь назад:

– Ты предложил райгу занять истинно мёртвую плоть?

– Это так называется? Прости, не знаю всех тонкостей. Но да, если учесть, что изначально рыба всё-таки была живой, а потом окончательно умерла, можно назвать её плоть истинно мёртвой.

Потрясённый шёпот:

– Слепая удача... Надо же...

– Удача состояла лишь в том, что у меня под рукой оказалось всё необходимое. Дух вовсе не обязан был соглашаться.

Проводник наконец вспомнил, что ранка кровоточит, и вернул повязку на место, но карий взгляд следил не за движениями рук, а буравил моё лицо:

– Именно, что не обязан... Как это вообще произошло? Ни один из Проводников никогда не уговаривал духов!

– И зря. Все они некогда были людьми, а с любым человеком можно найти общий язык. Если очень захотеть.

– Ты не понимаешь... Духи не желают слушать живых, вот в чём трудность. И даже если слушают, то не придают услышанному значения, потому что полагают себя выше живущих. Потому что находятся совсем близко к Порогу, но не могут его переступить. Райг мог бы послушаться только того, кто уходил в Серые Пределы и смог вернуться!

«Благодарю тебя, вернувшийся...» Я ясно слышал последние слова духа в чужом теле. Он назвал меня «вернувшимся», значит... И глупая улыбка расползается по моим губам.

Ну конечно! Мне же довелось побывать у Дагъяра, правда, в Круг Теней допущен не был, но гулял совсем рядышком. В шаге от небытия. Или уже в шаге за ним.

– Чему ты улыбаешься? – Проводник сдвинул брови, почувствовав подвох.

– Будешь смеяться, но... Так получилось, что я как раз и уходил, и возвращался.

– Ты умирал?

– Почти. Наверное. Не знаю, как это выглядело снаружи, но, скорее всего, именно умирал.

– Как? Когда?

– Не так уж и давно. И позволь не углубляться в воспоминания, в них нет ничего приятного.

– Потому тебе и удалось уговорить райга... Но... Ты знал, да? Ты нарочно заставил меня устроить разговор с духом?

Я поднялся на ноги, разминая затёкшие мышцы:

– Веришь или нет, не знал. Ничегошеньки. Даже не предполагал. Просто подумал: почему бы не поболтать? И оказался в выигрыше. Райг скован клятвой, кораблю больше ничто не угрожает, все могут спокойно возвращаться к прерванным делам и...

– В выигрыше!

Он почти выплюнул это слово. Откуда взялась злость? Я спас его жизнь, избавил от необходимости жертвовать собой, вообще добился наилучшего результата при наименьших усилиях. И на меня злятся? За что?!

– Я что-то сделал не так?

Проводник тоже встал, отвернулся к реке и тяжело опёрся ладонями о борт.

– Всё так, верно... Прости, что сорвался. Это моё горе, а не твоё.

– Горе?

Он сжал губы замком, не желая рассказывать большего, но когда меня останавливало чужое упрямство?

– Тебе нужно было уничтожить райга, да? Во что бы то ни стало? Но, как мне говорили, Проводники очень редко приносят себя в жертву, чтобы спасти других. Вообще никогда не приносят.

– Потому что все они жалкие трусы!

– Но ты тоже один из них.

Он повернул голову, позволяя увидеть карие озёра боли:

– Да, именно «один из»! И я устал прятаться за чужими спинами, отправляя безвинных на смерть! Можешь это понять? Устал!

– Могу. Так же хорошо понимаю и то, что рождённому воином никогда не удастся стать палачом, как бы его ни ломала жизнь.

Боль сменилась отчаянным удивлением:

– Откуда ты узнал?

– Что именно?

– О воине. О том, что я родился...

– Сведённый рисунок на твоей спине. Тебе было лет семнадцать, верно?

Он опустил голову, вспоминая:

– Почти. Оставался всего месяц до праздника, на котором мой Знак ожидало изменение... И оно произошло, но вовсе не так, как я мечтал.

– Случилось несчастье?

– Я сам был виноват. Пропустил разминку, а когда в учебном бою нужно было остановить трудную атаку, порвал сухожилия. Очень сильно порвал. Они зажили, правда, так и не вернув прежнюю гибкость, но... Не в них дело. Я честно рассказал, почему повредил ногу. Признал свою вину. И Совет лишил меня права оставаться воином.

– Жестоко.

Проводник несогласно качнул головой:

– Справедливо. Я был уже совсем взрослым, но совершил ошибку, которую не спускают с рук и детям. Мне нужно было отказаться от боя, признаться в беспечности... А я струсил. Решил: и так всё получится.

– У лэрров суровые законы.

– Я не жалуюсь.

– Но как ты оказался среди борцов с райгами?

– Заезжий Проводник нашёл у меня подходящие способности. Очень маленькие, слабые, но всё же... Мне некуда было идти, к тому же показалось достойным продолжать защищать людей, хоть и на другом поле боя, с другим оружием в руках. Но каким же я был дураком, соглашаясь! Сначала всё и вправду выглядело благородным, пока меня учили и не допускали до настоящих дел. А потом, когда я увидел, как сжигают целые дома, услышал крики гибнущих в огне людей... Но отказываться было поздно – с меня уже взяли присягу на верность, и нарушить данное слово я не мог.

Разумная предосторожность не раскрывать многого, пока коготки пойманной птички основательно не увязнут. Все закрытые общности существ похожи этим друг на друга, как капли воды. Но именно благодаря сохранению тайн и обретается власть над несведущими, а что может быть слаще власти?

Он помолчал, перебирая в памяти камни тяжёлых воспоминаний, потом грустно продолжил:

– Если бы ты знал, сколько месяцев я ждал этого дня! Как мечтал встретить райга и увести с собой за Порог... Обрести собственную свободу и помочь людям. По-настоящему помочь. Но... не повезло. Теперь придётся возвращаться и всё начинать сначала.

– Хм, а так ли уж нужно возвращаться?

– Не понимаю.

Я прислонил чехол с луком к борту и скрестил руки на груди:

– Давай посмотрим на события внимательнее. Ты говорил своим, как собираешься поступить?

– Конечно. Да они и так знали, что я сплю и вижу, как бы сбежать от жизни. Потому и долго не позволяли одному встречаться с райгом, просто теперь уже устали меня стеречь.

В самом деле, такой беспокойный Проводник способен изрядно потрепать нервы наставникам и соратникам. Но тот факт, что его всё же стерегли... Значит, не так уж парень бесталанен, как считает сам. Только упрям не в меру, а упёртость пагубно сказывается на любом Даре, вот и Проводники решили: хватит тратить силы зря. Желает покончить с собой? Пусть. Не понимает своей выгоды, как ни пытались объяснять? Остаётся только умыть руки и позволить упрямцу торить собственный путь.

– Они ведь не ждут твоего возвращения?

– Его не должно было быть, зачем же ждать?

– Так что же тебе ещё требуется? Ты свободен!

Карие глаза растерянно моргнули, но не пожелали наполниться радостью:

– Свободен? Пожалуй... Но что мне делать с этой свободой? Может, подскажешь?

И рад бы, да не подскажу. Потому что когда сам получил тот же подарок, долго вертел его в руках, не зная, куда приспособить. Потому что когда обретаешь свободу, её срочно требуется отдать, так уж устроен мир, иначе вечные раздумья сведут с ума. Раздумья о том, не задевает ли твоя свобода чужие, не наносит ли им вреда, не угнетает ли... Понимаю, немногие найдут в себе силы задуматься о таких простых вещах, а неспособность предугадать последствия поступка не убережёт ни от дурного, ни от хорошего будущего. Всё равно всё случится, рано или поздно. Зато если будешь хоть немножко представлять, в какую сторону катится ком событий, успеешь вовремя принять решение. Потому что не потратишь время на запоздалые раздумья.

И всё же, как это бывает чудесно: не знать, что скрывается за поворотом! Но я, к величайшему сожалению, знаю. Знаю ЗА Проводника. Впрочем, моё дело предложить, его дело – принять или отклонить. Проверим, как лягут игральные кости?

– Ты с детства готовил себя к служению с оружием в руках и на поле боя, потом вынужден был шагнуть на другую дорогу, став Проводником. Но и там, и тут не смог задержаться надолго... Что, если такова твоя судьба и тебе предназначено всё время быть в пути? Скажи, ты любишь путешествовать? Видеть новые края? Встречать новых людей?

Он задумался, потом уверенно кивнул:

– Не то чтобы люблю, но всегда мечтал побродить по миру. Без всякой цели, просто измерить землю шагами... Потому надеялся стать наёмником и менять города один за другим.

– Я могу это устроить.

– Но как? Мне уже не вернуться...

– В детство? И не нужно. Все дороги мира открыты перед тобой, только... Мне кажется, одному по ним шагать скучно. А вот стать кому-то верным спутником... Справишься?

И карие глаза ответили быстрее губ: «На два счёта!»

Я улыбнулся и крикнул Хельмери, вместе с другими на корме ожидающей окончания борьбы с бродячими духами:

– Не присоединитесь к беседе, danka? Всего на несколько минут!

Женщина согласно кивнула и подошла к нам, снова явив безукоризненную осанку и неспешную поступь благородной дамы. Проводник отметил это и поспешил поклониться, чем заслужил ответный поклон, как мне показалось, не столько вежливый, сколько наполненный ожиданиями чего-то нового и захватывающего.

– Госпожа много времени проводит в пути, а ты ведь знаешь, как неспокойно на дорогах? Женщине всегда требуется помощь и защита, но так случилось, что сейчас у неё нет спутника, и ты можешь попробовать им стать. Не обещаю, что ваши странствия пересекут мир вдоль и поперёк, но скучать уж точно не придётся!

Хельмери обрадованно подхватила:

– Да, иногда и хочешь чуточку поскучать, да некогда... Если не ошибаюсь, господин не понаслышке знаком с воинским мастерством?

– Я давно всерьёз не звенел сталью, госпожа. Правда, ничто не мешает вспомнить юность. Поспорить с опытным лэрром вряд ли смогу, но со всеми прочими... Пусть только посмеют встать у вас на пути!

– Означает ли это, что вы согласны разделить со мной дорогу? Учтите, она может стать опасной.

Женщина нанесла последний удар, самый сокрушительный и неспособный быть отбитым: усомнилась в отваге истинного воина. Беспроигрышная тактика, разумеется, тут же принесла плоды. Проводник хищно усмехнулся, разворачивая плечи:

– Тем веселее будет идти!

Хельмери откинула покрывало с лица, и стало видно, что на тонких губах обосновалась счастливая улыбка. Теперь уже – надолго. Может быть, навсегда.

– Веселья будет вдоволь, ведь с таким защитником я могу брать и дорогие заказы, из тех, что затрагивают интересы облечённых властью особ и целых городов.

Я подтвердил:

– Всё, что пожелаете! И пусть вашим третьим спутником всегда будет удача!

Капитан помог мне перенести вещи на причал: хоть и невелика поклажа, но тащить по шатким сходням громоздкий лук, сумку и корзинку с кошкой, да стараться при этом сохранять равновесие трудновато. Особенно если весь вечер отмечал скорое прощание с попутчиками, а утром по туману сходишь на берег, толком не выспавшись и не восстановив силы.

– Ровной дороги вам, dana.

– И вам, без задержек и нежеланных гостей на шекке.

Наржак понимающе улыбнулся:

– Да теперь уж бояться нечего. Как говорят, дважды смерть одним боком не поворачивается.

– Зато сколько у неё этих боков! Пусть ходит подальше от вас.

– Спасибо на добром слове... Вы уж не серчайте на меня.

– И не думал. Вы всё сделали как должно.

– Только уберечь не уберёг, вам самим стараться пришлось, – сокрушённо признал своё поражение капитан.

– Ну ничего, я ж не надорвался? А остальное пустяки. Если господин Ра-Дьен будет спрашивать, скажите – всё сладилось.

– И скажу, непременно! Только вы уж того... Берегите себя, dana.

Я недоумённо поднял взгляд на Наржака. Складки загорелой кожи, в сыром дыхании тумана отливавшие тусклой сталью, казалось, разгладились, придавая лицу капитана выражение умиротворения и уверенности того рода, что основывается не на собственных умениях, а на чём-то, существующем вовне и беспредельно могущественном.

– Беречь? Зачем?

– Затем, что раз умеете людям новые жизни дарить, то должны зубами и за свою цепляться. Ведь чем больше подарков сделаете, тем больше душ наделите счастьем, а от их света и в мире светлее сделается... Я всё думал, почему dana Советник присматривать за вами наказал, только потом понял: вы о себе мало печётесь, в каждом встречном не врага, друга видите, а так недолго и голову сложить.

– Не совсем так, капитан. Я не настолько уж беспомощен и беззащитен, и если потребуется...

– Да тело-то защитить можно, а на сердце броню если с юности не нарастили, то уже и не удастся.

Не слишком ли хорошего мнения о моей скромной персоне сей достойный человек? Он ведь не знает многого. Почти ничего не знает, а делает выводы. Это может быть опасно в первую очередь для него, стало быть, нужно...

– Да вы не отпирайтесь, dana. По глазам вижу, сейчас начнёте истории плести, мол, и душа у вас не чистая, и руки кровью замараны... Глупости всё. Мне dana Советник намекнул, что вы в одиночку Стража нашего спасли. Только я не поверил, как сперва взглянул: ни силы на виду нет, ни прочего. И вроде не делаете ничего, а тепло рядом с вами и спокойно... Теперь знаю, почему. Как лицо того парня, что с райгом уйти хотел, увидел, так всё и понял. Вы перед ним словно ворота открыли. Он, горемычный, всё в стену лбом тыкался, не знал, как перелезть, а вы засов отодвинули да створки распахнули... И danka так же мучилась, только наоборот думала: ничего ей открывать не нужно. А когда всё открылось, так и назад стало не повернуть, потому как не осталось позади хорошего, оно всё вперёд забежало и ждёт не дождётся, когда за ним придут... И могли ведь вы в стороне остаться, а не остались... Берегите себя, dana. Вы уж скольким помогли, а сколькие ещё помощи ждут? Так-то.

Он оттолкнулся от причала веслом, и шлюпка мягко заскользила по тихой речной глади в туман, скрывающий от моего взгляда шекку по имени «Сонья», корабль, на котором я провёл несколько дней и прожил несколько жизней.

В самом ли деле кому-то моя помощь пришлась кстати? Капитан уверен, что да. Хельмери и Проводник, имени которого я так и не спросил, наверняка присоединятся к мнению Наржака. А я почему-то не чувствую ни правильности, ни удовлетворённости.

«И не почувствуешь...» – вздохнула Мантия.

Почему?

«Потому что перевернул страницу... Вот, скажем, резчик, что делает из дерева занятные вещицы: он вкладывает в свой труд душу, каждую снятую стружку пропитывает своим потом и своими мыслями, извлекает из полена один завиток за другим, когда же заканчивает, может лишь вспоминать радость созидания, но испытать её снова способен, только начав новый труд. Понятно?..»

И мне не обрести покоя? Я обречён вечно начинать сначала? Возвращаться на одно и то же место?

«Конечно нет... С каждым шагом ты удаляешься от истоков, с каждой прожитой минутой – от мига рождения... Но пусть шаги похожи один на другой, зато отличаются друг от друга пяди земли, принимающие касания твоих ступней...»

А если я устану шагать?

«Вот тогда и будешь думать, как быть дальше. Пока же тебе предстоит долгий путь...»

Которого я хотел избежать.

«Вот как?..»

Да, признаюсь: не собирался возвращаться. Что я могу дать тем, кто меня ждёт? Очередные сомнения и неприятности? Нет, без моего участия чужие жизни идут куда ровнее.

«Иногда прямиком к скорой гибели...»

Не думаю, что ученикам Рогара сейчас хоть что-то угрожает: Егеря должны были проводить их до поместья и наверняка справились с поручением. А потом и сам Мастер наведается, да ещё вместе с Ксо. Нет, совершенно не о чём волноваться. Я им не нужен.

«А у них самих ты спросил, нужен или нет?.. Кроме того, ты выполнил только треть порученного тебе, справившись с демонами в душе юного мага... А как же остальные? Вряд ли их демоны слабее и безобиднее... Хочешь бросить детей?..»

Да уж, дети! Сами скоро детьми обзаведутся. Пора переставать их учить.

«И это говорит тот, кто не прекращает собственного обучения ни на минуту...»

Я всё время учусь? Ерунда! Я лентяй, не страдающий прилежанием.

«Поэтому уроки судьбы и становятся такими трудными: чтобы усваивались лучше...» – съехидничала Мантия.

Ну и чему я научился сейчас?

«Тому, что не всегда нужно решать за других, но всегда следует предлагать решения: вдруг придутся ко двору?..»

Хм... Верно. Но это не всё.

«Тебе виднее... Так что ты усвоил ещё?..»

Что иную мечту можно исполнить и безо всякого чуда, а от иной отказываешься, потому что понимаешь: не столь уж она прекрасна и необходима.

«Вот видишь, сколько всего ты узнал! Но если никому не расскажешь о своих открытиях, они могут пропасть зря. К тому же... Позволь тебя поздравить!..»

С чем?

«С первым сотворённым собственными руками tah’very[2]2
  Tah’very – дословно, «истинное чудо». Так называют артефакт, сотворённый без посредства магии, одними только природными средствами. Подобный предмет ценится во сто крат дороже прочих, потому что рождённый без чар не сможет и погибнуть, столкнувшись лишь с волшбой.


[Закрыть]!..»

И правда. Сотворил... Или натворил? А, какая разница! Важно, что обезопасил мир от кровожадного райга, а взамен получил грозное оружие. Правда, как и всякое оружие, оно может быть применено не только во вред, но и во благо, попался бы разумный хозяин.

«У тебя есть такой на примете?..»

Вообще-то я обещал лук Бэру. Но как ты правильно напомнила, в душе у этого парня ещё есть занозы, которые нужно было бы вытащить, прежде чем вручать подарок. Следовательно...

«В путь!..»

Согласен!

Оглядываюсь. Пройденное за время болтовни с Мантией расстояние увело меня за пределы маленького поселения, на рейде которого останавливалась для расставания с одним из пассажиров шекка. Туман скрадывает очертания деревьев и топит в грязно-белой пелене далёкие силуэты домов. Никого и ничего. Тихо, как всегда перед рассветом, пока солнце ещё не оторвалось от горизонта и не начало бодро карабкаться вверх, в прозрачную синеву. Что ж, самое время для вознесения молитвы. Правда, надеюсь, она недолго будет оставаться таковой, предпочтя превратиться в беседу...

Кругляшек серебряной монеты, отрытый на дне сумки, приятно похолодил ладонь. Кажется, у меня завалялось несколько его товарищей, но их прискорбно мало для продолжительного путешествия. Зато для намеченной забавы довольно и одного «орла».

Щёлкаю пальцами, отправляя монету в полёт. Серебро тускло сверкнуло, описало дугу и упало в дорожную пыль, звякнув о камешки. Задерживаю дыхание. Прикрываю глаза. Прислушиваюсь. Так и есть: неторопливые шаги и стук посоха. Сзади. За моей спиной.

– Доброй дороги!

– Которой именно? – Спрашивают меня из тени капюшона.

– Какой сами пожелаете. К примеру, той, куда заглянули сейчас.

– Это твоя дорога, – возражает бог. – Тебе и решать, доброй она будет или нет.

– Ничего, что я вас позвал? Не нарушил планы? Не отвлёк? Не досадил?

– Я же пришёл, значит, всё правильно. Да и кому попало я даже на горсть монет не откликнусь... Есть просьбы?

– Как и всегда. Поворожить над дорогой, чтобы стала короче.

– Что так? – насмешливо спрашивает Хозяин Дорог. – Устал шагать?

– Хочу поскорее вернуться и закончить дела.

– Освобождаешь место для новых?

– Можно и так сказать. Поможете?

Бог перекладывает посох из руки в руку:

– Не могу отказать, ведь ты мне здорово удружил.

Искренне удивляюсь:

– Это чем же?

– Вывел сразу две души на перекрёстки, с которых начинаются новые пути. А значит, у меня прибавится забот.

– И что же хорошего в заботах?

– Пока по миру протянуты струны дорог, нужен и тот, кто за ними присматривает. А уж когда прокладываются новые... Тут впору петь и плясать! Я вот, когда домой загляну, обязательно отпраздную твой дар.

Ещё немного, и меня вгонят в краску. Пунцовую.

– Да не такой уж он и большой.

– Для тебя пусть вовсе невеликий, люди, которым ты его вручил, тоже не сразу поймут, насколько он драгоценен, зато скромному Хозяину Дорог всё ясно как на ладони... Потому я и пришёл по первому зову, хотя Пресветлая строго-настрого запретила кому-то кроме неё с тобой разговаривать.

– Это ещё почему?

– Ревнует, наверное! – хохотнул бог. – Женщина всё-таки, да к тому же вечно юная и вспыльчивая. Но на сей раз возразить нечего: всё заслужено и оплачено с лихвой. Хотя ты и отнял хлеб у неё, проложив тропинки для заблудившихся душ.

– Отнял хлеб? Не понимаю...

– Знаешь её имя?

– Откуда? Она не представилась согласно правилам.

Хозяин Дорог удручённо кивнул:

– Да, вместо того, чтобы запросто поговорить, по-дружески, вечно требует называть себя то Пресветлой Владычицей, то Всеблагой Матерью. Ничего не хочу сказать против: если кто-то и имеет право на пышные титулы, так это она. Но строгость не всегда уместна... А когда-то озорницу называли просто Эн-наатари.

Я покопался в памяти, извлекая познания о Старшем Языке.

– «Та, что рисует узоры»?

– Или «Та, что чертит», – поправили меня.

Точно! У гройгов в их излюбленном приветствии есть слово ahenna, как раз и означающее «начертанный».

– Значит, Эна? Красивое имя. Почему же она им не пользуется?

– Спроси сам, когда повстречаешь, – с ехидцей предложил бог. – Ну и куда тебе нужно попасть?

– Есть одно местечко, на запад отсюда. Южнее Вайарды миль эдак на полторы сотни, неподалёку от селения, именующегося Малые Холмы, в предгорьях эльфийских ланов. Как скоро я смогу туда попасть?

– А как скоро хочешь?

– Ну, меня бы устроило...

– Так насколько скоро?

Фигура бога задрожала маревом, тая в утреннем тумане, а вместе с её исчезновением и дорога начала плавиться свечным воском прямо у меня под ногами.