Текст книги "Украденное детство (СИ)"
Автор книги: Вера Юдина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Познакомься, Павел, кандидат психологических наук – Хелена.
– Можно просто Лена, – нежным и бархатным голосом представилась девушка и протянула следователю свою аккуратную, холеную ручку.
Власов привстал, пытаясь изобразить джентльмена и галантно предложил даме присесть. Девушка улыбнулась, и грациозно опустилась в предложенное кресло.
В голове следователя сразу промелькнула мысль о романе между Волковым и доктором наук, но он не подал и виду.
– Надо допросить одного подозреваемого, задать все необходимые вопросы, и постараться выяснить его причастность к одному делу. – Властно произнес Волков.
Девушка приняв все к сведению кивнула.
– Вы проедете с Павлом… – Волков запнулся, он совершенно не представлял и никогда даже не узнавал отчества Власова. Он бросил взгляд на следователя, но тот только развел руками.
– Можно просто Павел. – ответил он.
Лена улыбнулась и Власов заметил маленький бриллиантик на ее правом, верхнем клыке.
– Лен, когда закончите. – уже менее официально начал Волков. – Сообщишь мне.
Лена послушно кивнула.
Власов попрощался с Волковым, на удивление тепло и по дружески, и в сопровождении девушки покинул кабинет.
Оставшись один, Волков поднялся, подошел к массивному шкафу. Буквально пару минут порылся в содержимом среднего ящика, и достал довольно увесистую, толстую папку. На которой, крупными буквами было написано: «Немирова Людмила Владимировна».
Он осторожно убрал ее в портфель. Потушил сигару и вышел.
Он должен был ехать навестить свою пациентку. Утром позвонил ее отец, и слезно уговаривал приехать и осмотреть девушку. Он утверждал что наступил рецидив. И родители подозревали у несчастной новый приступ шизофрении.
В машине Волков вбил в навигатор адрес загородного дома полковника и нажал: «Старт».
– Двигайтесь сто метров вперед, затем поверните направо. – произнес противный женский голос, и повинуясь неизвестной властной женщине, Волков выехал на шоссе.
Глава 7.
Власов выправил машину на шоссе, и понесся по направлению к городу. Лена в это время рассматривала материалы дела.
– Прежде он не убивал? – спокойно спросила она.
– Один раз.
– Это было случайно, скорее всего по неосторожности или непредумышленно. Он боится смерти, его цель унизить, втоптать в грязь, утвердить свою власть, но не убийство.
– Совершенно верно. Последнюю свою жертву он затащил на стройку, и девушка упала в шахту, когда пыталась бежать. Благодаря этому его и взяли. Но суд признал его виновным в убийстве по неосторожности, и в нескольких фактах изнасилования. Когда дело приняло огласку, стали появляться его жертвы, прежде предпочитавшие молчать.
– Проститутки. – утвердительно заявила Лена. – Его жертвы были проститутками, и не обращались в милицию, понимая, что им все равно никто не поверит. Он не так глуп, как кажется.
Лена дошла до снимка мальчика, и затаила дыхание.
– Сколько ему?
– Восемь, но он настоящий боец.
– Над ним надругались?
Власов кивнул.
В глазах Лены мелькнула грусть.
– Никогда не понимала, как рождаются подобные твари. Это генетическое отклонение, или может быть мутированное уродство сознания. Как устроен их мозг? Жутко представить.
– Вы Леночка еще слишком молоды, чтобы понять всю грязь нашего мира.
Лена с прищуром посмотрела на Власова.
– Вы думаете это он?
– Не знаю. Возможно. Он только вышел из места, где его держали несколько лет. Он озлоблен и знает свою безнаказанность.
– Что вы имеете ввиду?
– Один раз он уже преступил черту жизни, второй раз это происходит уже без угрызений, не составляя трудности. Человек, один раз преступивший жизнь, уже никогда не станет прежним.
– Это из психологии? – спросила Лена.
– Это из жизни.
– Вы наверно подобное каждый день видите?
– Нет. Даже для меня случившееся слишком ужасно. Преступления против взрослых ужасны, убийства, грабеж, насилие, все это плохо – но когда что-то случается с детьми… – Власов запнулся, и сжал руль так, что костяшки пальцев побелели, – это бесчеловечно. В это не хочется верить…
– Я общалась с педофилом, год назад, когда проходила практику. Это не передать словами. Ледяное безразличие и самоуверенность, вот что я видела в его глазах. Он словно не понимал, за что его наказывают. Он пытался убедить нас, что девочка, которую он изнасиловал, сама соблазнила его. Вы можете себе представить? Ребенок допуберантного возраста, который еще даже не имеет представления о состоянии полового созревания. Девочка, играющая с куклами и верящая в волшебную фею – соблазнила взрослого, сорокалетнего мужика. И самое страшное – то, что в его словах есть правда. Его правда, которую он сам себе придумал. Все мы видим то, что хотим видеть. К сожалению.
Они подъехали к адресу. Власов припарковал машину и помог Лене выйти.
Девушка в дорогом пальто, накинутом на белоснежный докторский халатик, привлекла много внимания, перекуривающих на крылечке служителей закона. Наградив всех любопытствующих очаровательной улыбкой, Лена грациозно продефилировала к центральному входу.
Власов открыл дверь, и пропустил девушку вперед.
– А Волков-то похорошел. – усмехнулся долговязый участковый.
Власов усмехнулся в ответ и вошел следом за девушкой.
Лена вошла в душный кабинет и невольно сморщилась от жуткого запаха, который исходил от непрезентабельного и грязного мужика сидевшего в наручниках на стуле. Власов вошел следом и сел в углу. Лена села за стол напротив подозреваемого.
Увидев девушку, Чиренков обнажил свою зияющую дырой пасть и осклабился.
– Вот молодцы. Обвиняют меня черт знает в чем, и приводят на допрос куклу.
Лена не отреагировала на злорадную издевку душегуба, и спокойно открыв свою папку, достала ручку. Закончив приготовления она начала допрос.
– Вы знаете, по какому обвинению вас задержали?
– Мне сказали.
– Вы признаете себя виновным?
Чиренков подался вперед и нервно моргнув правым глазом сухо произнес:
– За кого вы меня принимаете? Он же ребенок.
– Значит, вы продолжаете отрицать свою причастность.
– Да.
– Кости животных, ошейники – ваших рук дело?
Подозреваемый еле сдержал приступ тошноты.
– Нет.
– У вас есть собственное жилье?
– Да. Но я пока сдаю его.
– Зачем?
– Мне нужны деньги, я хочу уехать из города в деревню, где вырос.
Чиренков вновь откинулся на стул и принял потерянный вид затравленной и до противного сентиментальной жертвы.
Лена улыбнулась одними кончиками губ, почти не заметно. Он был плохим актером, но все же умел правильно манипулировать своими эмоциями и мимикой. Когда он злился его глаза темнели, а когда пугался – начинал часто моргать. Предсказуем и поверхностен – он был открытой книгой для того кто умел читать по человеческим душам. Лена знала как разговорить подозреваемого, и уже после пяти минут общения была полностью уверена в его непричастности к делу. Нона сумела разглядеть в нем нечто другое и хотела выяснить все до конца. Так же она не оставляла надежду, что подозреваемый мог что-то видеть или слышать.
Изверга, совершивший подобное с несмышленым существом, она представляла себе без эмоциональным, уравновешенным, с прямым и открытым взглядом, с жесткими чертами лица, но мягким и внушающим доверие взглядом.
Чиринков же на ее мнение, не подходил ни по каким параметрам. Он был полной противоположностью психологическому портрету преступника, мысленно нарисованному Леной.
Пытаясь ввергнуть подозреваемого в состояние шока, Лена с совершенным хладнокровием начала выкладывать перед собой фотографии его жертв. Одну за другой, девушки, словно карточный пасьянс открывались перед своим мучителем.
Чиренков внимательно следил за ее действиями. Когда открылось фото последней девушки, Лена посмотрела в глаза преступнику.
– Вы помните этих женщин?
– Они проститутки.
– Они женщины.
– Они словно чума. Несут смерть и порок в наше общество. Я очищал их души от грязи. Пытался излечить их.
– Прекратите Черенков, вы издевались над ними, самым извращенным способом. Вам не было их жаль?
Чиренков смекнул куда клонит девушка и попросил закурить.
Выпустив кольца сизого дыма, он вальяжно развалился и закинул ногу на ногу.
– Им это нравилось. Они разозлились только потому – что мне не чем было им заплатить. Деньги. Все упирается в деньги. Весь наш мир стоит на капиталистических китах, а мы рабы этой системы. Вы, я, он, эти. – Чиренков кивнул на снимки.
Лена положила руку на стол, и словно непроизвольно, начала постукивать ноготками о поверхность. Несколько секунд все молчали, не выдержал Чиренков.
– Вы не могли бы прекратить. – почти сквозь зубы процедил он.
– Вас это нервирует? – спокойно поинтересовалась Лена.
– Немного.
– Скольких женщин вы изнасиловали? Ведь на снимках только малая часть.
Чиренков подался вперед, и сплюнул. Власов рявкнул на него, и невольно заработал недовольный взгляд Лены. Следователь прокашлялся и притих.
– Я уже понес наказание за свои грехи. – нервно сказал Чиренков.
– Но вы же понимаете, что заслуживали иного наказания?
– А вот это уже не вам решать.
– Не мне. Вы правы. Но разве это не придало вам уверенности в своей безнаказанности. Вы зверски изнасиловали более двадцати женщин, и так легко отделались. Разве это не показало вам вашу власть и безнаказанность? Вы сейчас не чувствуете свою силу? Свое превосходство?
– Нет.
– Хорошо. Тогда я вам скажу свои выводы о вашей личности.
– Я сам прекрасно знаю все о своей личности.
– Но я настаиваю, чтобы вы выслушали меня.
Чиринков передернул плечами.
– Валяйте.
– Вы ведь весьма образованный и воспитанный мужчина, значит выросли в благополучной семье. Ваша речь поставлена правильно, интонация спокойна, ваша мать вероятно была педагогом.
– Учительницей по музыке. – уточнил Чиринков.
Лена кивнула в знак благодарности за подсказку.
– Но в детстве вы были невзрачным и тихим ребенком, и не вписывались в общую массу коллектива. Вы учились хорошо, и из– за этого вероятно были изгоем.
Чиринков вызывающе хмыкнул.
Власов внимательно посмотрел на девушку.
– Девушки у вас никогда не было. – продолжила Лена. – Вы стеснялись женщин. Вероятно ваша мать была слишком властной и деспотичной, но никогда вас не била. Вам не хватало женского внимания, но чувствуя свою неуверенность, вы все же боялись к ним подходить. Остановите меня если я вдруг начну уходить в сторону.
Чиринков кивнул.
– Впервые вы совершили это, когда вам было около двадцати лет. После долгих занятий онанизмом, вы решили попробовать свои силы с живой женщиной, и выбрали для этого одну из представительниц древней профессии. Вы нашли ее на дороге?
– На улице. Ей было пятнадцать. Она была наркоманкой. – признался Чиренков, и в голосе его больше не было резкости.
– Вероятно вы рассказали ей о своей неопытности…
– И она начала громко ржать. Я долго терпел. Просил ее остановиться. Но она продолжала и продолжала. Ее смех до сих пор стоит у меня в ушах.
– И тогда вы начали ее душить.
Чиринков поник и кивнул.
– И испытали небывалое возбуждение, понимая что девушка находится в вашей власти. Но вы не хотели убивать ее. Вы только хотели доказать ей что вполне состоятельны как мужчина.
– Да. А потом я выбросил ее на дороге, и бросил ей вдогонку пять рублей. Эта была первая и последняя шлюха, которой я заплатил.
– Но вы делали это не из ненависти… не из мести, а только потому-что их страх возбуждал вас. Вы питались их ужасом. Получали наслаждение от их страданий. Вы были счастливы в те минуты. Но… вы не хотели их смерти… Вы же не убийца. И так же как вы не могли убить своих женщин, вы не смогли убить мальчика…
Слова Лены прозвучали спокойно, как приговор, как известный факт и эти слова повергли Чиренкова в дикий ужас. Он гневно сверкая глазами вскочил, отбросив в сторону стул и нависнув над девушкой закричал:
– Я не трогал мальчишку!
– Сидеть! – в тот же момент Власов рванул к подозреваемому и схватив его за горло откинул от Лены.
Но все происходящее, на удивление не повергло девушку в шок, она совершенно спокойно поднялась, подалась корпусом вперед и облокотилась ладонями на стол.
– Не трогали… я верю. Но я хочу знать, где вы спрятали тело вашей матери? – спросила она.
Власов удивленно обернулся. А Чиринков обреченно обхватил голову руками затрясся, и шокировал следователя жутким признанием.
– Залил в цементе нашего садового дома.
Это была победа, пусть она не нашла мучителя ребенка, но она подтвердила свою догадку. Лена опустилась на стул, достала чистый листок, ручку и серьезно произнесла:
– Пишите.
После признания, разговор с Чиренковым проходил более естественно.
Он рассказал, что оказался в доме случайно. Зашел в подвал погреться и заснул. Разбудили его шаги и странные звуки. Он знал, что в том доме частенько работали торгаши с рынка, они потрошили там бездомных собак и продавали как свежее мясо.
Он услышал, как кто-то спускался по лестнице. Мужчина, шаги были уверенными и тяжелыми. Тогда Черинеов и решил осмотреть дом. В одной из комнат он нашел свечи, немного еды и выпивку, и решил провести ночь в тепле. Мальчика он не то чтобы не видел, а даже не смотрел. Даже в самом страшном сне он не представлял, что рядом обреченно умирает ребенок.
После рассказа о злосчастной ночи, Чиренков написал признание в убийстве матери, подробно описал причину и место. Когда его увели, Власов театрально хлопнул три раза в ладоши.
– Я поражен. – восхищенно воскликнул он, поймав удивленный взгляд девушки.
Лена склонила голову в благодарственном поклоне.
– Как вы догадались? Про мать?
– Это вы догадываетесь и предполагаете. Я читаю по эмоциям, он говорил о матери сухо, и с сожалением. И не отреагировал на мое «была». Это было его первое непредумышленное убийство.
– Почему вы считаете, что оно было не предумышленным.
– Вы же сами сказали – он не продолжил убивать. Он остановился. Он раскаивался и сожалел.
– Поразительно. Но как? – развел руками Власов.
Лена загадочно улыбнулась.
– Мой отец был известным специалистом в области судебной психологии, он работал по самым громким делам серийных убийц, написал немало трудов по теме психологии убийцы. С детства он учил меня читать по лицам и поведению состояние души человека, в то время как обычные дети читали сказки. Это моя жизнь, я по другому не умею.
– Почему был?
– Может быть вы слышали, в 2007 году, один психопат нанес ему два ножевых ранения, на пороге нашего дома в Германии. Одно из них оказалось смертельным. Отец прожил еще сутки, и умер. На суде Борн смеялся и повторял: «Кто он такой чтобы читать наши души!» Его признали виновным и осудили на десять лет. Мне кажется он просто хотел славы. Сейчас сидит и пишет книги.
– Профессор Нильсон фон Гильденштен. – вспомнил Власов. – Прости, что напомнил.
Лена кивнула, и печально улыбнулась.
– Это жизнь. Я уже смирилась. Он был великим человеком, но к сожалению не мог предугадать все.
Власов попытался перевести тему.
– А что ты можешь рассказать обо мне.
– Я думаю не стоит нам с вами играть в эти игры. Вам может не понравится…
– А я рискну.
Власов сел на край стола и крестом сложил руки на груди.
– Приступайте.
Лена бегло осмотрела следователя.
– Я скажу вам только одно – вы одинокий трудоголик.
Павел присвистнул.
– Это скажет даже дилетант. Поразите меня своими способностями.
Лена грустно вздохнула, словно его просьба была для нее в тягость и даже не изучая свой объект – начала, спокойным, размеренным голосом:
– Вы сирота. Выросли в детском доме. В детстве вас часто подвергали психологическому насилию старшие дети, но в силу своего волевого характера и сильного духа, эта травма осталась для вас лишь неприятным воспоминанием. Вы домосед, но почему то предпочитаете короткие ни к чему не влекущие связи – крепким, семейным отношениям. Я могу предположить, что вы боитесь нести ответственность за другого человека или, что более вероятно, в прошлом вы в ком-то разочаровались. Ваше хобби, охота – охота преимущественно на крупного дикого зверя. У вас нет друзей – только коллеги. У вас нет родных – только вы сам. Вы типичный волк, одинокий и замкнутый. И по человечески – мне жаль вас.
Власов аж выдохнул. Как точно и жестко она подметила все детали. Он действительно рос в детском доме, потому что мать его умерла когда ему было два года, а других родственников у него не было. В детстве мальчишки часто дразнили его слабаком и поэтому в тринадцать лет он начал заниматься боксом. Его хобби охота, куда он частенько выезжает со своими друзьями и коллегами. И отношений у него серьезных нет. Были, когда то давно, но дама сердца не выдержала трудовых будней и предпочла скрыться. С тех пор он не приводит женщин к себе домой.
– Нет слов. – уже не так весело ухмыльнулся Павел.
– Я что-то упустила?
– Боюсь, что я что-то упустил из своей жизни, раз такая юная и прелестная особа, читает меня словно открытую книгу.
– Я принимаю ваши слова как комплимент. – улыбнулась Лена.
Как она была очаровательна когда убралась. Белоснежные зубы, ямочка на правой щеке, и Власов не устоял.
– А теперь моя очередь узнать тебя получше. Может сходим перекусить в кафе через дорогу?
– С удовольствием. Там ведь подают великолепную солянку.
– Вы были там?
– Нет. Она изображена на уличном стенде, значит это самое лучшее блюдо в меню. Это уже не психология, это маркетинг.
Власов все больше и больше попадал под чары своей новой помощницы, и уже сомневался, что ему хватит сил устоять перед ее природным обаянием.
Глава 8.
Человеку свойственно подниматься, животному – карабкаться. В.Гюго.
В комнате Милы звучала музыка. Музыка ангелов. Мила сидела на табурете перед зеркалом, и расчесывала свои густые вьющиеся волосы. Плавными, легкими движениями, расческа скользила по волосам. Мила не смотрелась в зеркало, она задумчиво изучала рисунок на занавесках, так как будто бы видела его впервые. Светлые ангелы, купидоны, кто такие эти купидоны? Дьяволята, которые распоряжаются твоей судьбой.
Мила ненавидела их.
Это мама повесила ей в комнату эти ужасные шторы, еще очень давно. Как будто специально, издеваясь над дочерью. Мама вообще все делала назло ей. Она ненавидела ее за то что Мила жила. Она всегда жалела, что не ее в ту ночь искромсали. Что не она провела пол своей жизни в психушке. С той силой любви, слепой и преданной, с которой матери обычно любят своих детей, ее мать – ненавидела. В последнее время даже не скрывая это.
Мила не хотела плакать. Ей не было обидно. Она уже привыкла. Ее расстраивало только то, что мама не хочет ей помочь освободиться от кошмара, ведь то что сейчас с ней происходит это не нормально, и вместо того чтобы помочь дочери, ее мать отвернулась и что хуже – позвала на помочь самого ужасного для Милы человека. Этого доктора Волкова. Неужели они не видят, что у него глаза полоумного. Он словно паук плетет свои паутины. С ним надо думать что говоришь, следить за каждым словом, иначе он быстро вплетет тебя в паутины безумия, и вновь ее домом станут стены палаты номер 13.
Она никогда не любила доктора Волкова, и не хотела чтобы он появлялся в ее доме. Это все равно что впустить волка в клетку с ягненком. Он хищник. Он профессионал. Даже если Мила будет самой нормальной из всех индивидов, он назовет ее латентной социопаткой, найдет причины и доказательства и вновь упечет в психушку.
Они держали там ее брата. Сделали из него психа, вместо того чтобы помочь, а теперь пытаются то ж самое проделать с ней.
За этот год Мила много переосмыслила. После выписки, она перестала принимать эти ужасные лекарства, и со временем стала чувствовать себя намного лучше.. У нее уже не болела голова, пропало состояние сонливости, она более уверенно могла распоряжаться своими мыслями, улучшилась координация. Вот так они лечат. Превращают нормальных людей в овощей, и в насмешку называют этот бесчеловечный процесс зомбирования – лечением.
Зачесалась рука, Мила не гладя провела по коже расческой. Последнее время у нее часто появлялось это безумный зуд. Вспоминая ту ночь, когда она пряталась в лесу, Мила раз за разом отталкивала брезгливые ощущение – когда по тебе ползают разнообразные мошки, жучки, червячки и прочая лесная букашня. И как она выдержала все это в ту ночь. Не закричала, не заплакала и лишь периодически стряхивала с себя ненавистных насекомых. Тогда надо было молчать. В ту ночь у молчания была слишком высокая цена – жизнь.
Вновь зачесалась кожа, Мила посмотрела на руку и заметила черную букашку. Она брезгливо дернулась и тыльной стороной расчески скинула с себя божью тварь. Но тут же рядом появилась еще одна, что-то микроскопическое похожее на блоху. Мила и ее стряхнула.
Появилась еще одна. Туда же.
Затем еще, и еще, и вскоре Мила с ужасом наблюдала как по ее коже роятся черные точки. Их было несколько десятков, а может и сотен.
Мила закричала, вскочила и начала давить их расческой. Раздирая кожу в кровь, она терла острыми зубчиками прямо по коже. Но точек становилось только больше. Мила истошно кричала, продолжа истерзать себя расческой. Руки ее были в крови. Глаза наполнены отчаянным страхом. Она не знала что делать, и не могла помочь себе.
В этот момент, кто-то попытался открыть дверь. Мила закричала:
– Помогите!
За дверью послышалось ругательство, и затем глухой удар. Замок хрустнул и дверь с грохотом распахнулась. В комнату буквально ввалился запыханный Волков. Он быстро сообразил что происходит. Подбежал. Выхватил расческу, откинул ее в сторону. Достал шприц, и вколол девушке в тонкую венку на запястье. Мила уже не сопротивлялась, молча наблюдая за действиями врача. Она была без сил.
Волков опустил девушку на пуф, и обхватил ладонями лицо. Взгляд у Милы блуждал из стороны в сторону, она дрожала и всхлипывала.
– Ты перестала принимать лекарства?
Мила молчала.
– Мила. Родная, без них тебе будет плохо. Я прошу тебя ответь, мне необходимо знать – ты принимаешь лекарства.
Словно в бреду, Мила отрицательно покачала головой.
– Господи. Почему с тобой так сложно. – воскликнул Волков, подхватил девушку на руки и направился к двери.
Собрав последние силы, Милы прошептала с мольбой в голосе:
– Я не хочу обратно. Пожалуйста.
Волков на один лишь миг замер в дверях. Что то было в ее голосе В ее отчаянной мольбе. И он пожалел девушку. Тяжело вздохнув, он вернулся в комнату и опустил Милу на постель.
– Если я оставлю тебя дома, ты обещаешь следовать моим назначениям и не нарушать процесс?
– Да.
– Расскажи мне, что случилось?
– Я не знаю..
– Когда это началось?
– Недавно.
– После того как ты перестала принимать лекарства?
Мила нехотя кивнула.
– Что ты видишь?
– Видения. Они словно призраки появляются в моей голове.
– Ты видела кого-то. Кого?
– Мальчика.
– Как он выглядел?
Мила устала закатила глаза и веки ее задрожали. Волков поднял ее голову и осторожно похлопал по щекам.
– Светловолосый, восьми – девяти лет?
Мила закрыла лицо руками, сквозь пальцы потекли слезы.
– Отвечай?
– Да.
– Ты знаешь кто он?
Мила отрицательно затрясла головой. Видно было как ей страшно.
Волков поднялся, вышел и вернулся через несколько минут с фото рамкой. Мила краем глаза посмотрела на него, не понимая, что он задумал.
– Ты видела этого ребенка прежде?
Из-за слез Мила не могла сфокусировать взгляд. Она сквозь пелену смотрела на снимок, и видела только размытое темное пятно.
– Нет.
– Посмотри внимательно.
Мила удивленно смотрела на доктора. Из глаз ее текли слезы. Вид был жалким и потерянным.
Волков сел рядом осторожно промокнул ее глаза и протянул фотографию.
– Этого мальчика ты видишь?
Мила снова посмотрела на снимок и в ужасе вскрикнула. На нее смотрели ясные глаза ее неуловимого фантома.
– Откуда у вас эта фотография? – недоуменно спросила Мила.
– Ты не знаешь кто это?
– Нет.
– Это твой брат Мила.
Мила нахмурилась и еще раз внимательно посмотрела на снимок.
– Нет, Илья Сергеевич, вы что-то путаете. Мой брат другой. Этого мальчика я не знаю. Это не Никита.
– Мила, скажи мне, я не спрашивал у тебя прежде, но если ты попытаешься вспомнить, я могу помочь тебе.
– Что я должна вспомнить?
– Ту ночь. Ты понимаешь о какой ночи я говорю.
Мила кивнула.
– Расскажи мне что случилось той ночью.
Мила села на подушки, прижала колени к груди и уткнулась в них подбородком.
– Я плохо помню. Мы с Ником были дома. Мама с папой задерживались. Я уложила Никиту спать и ушла к себе в комнату. Позже я слышала крик – Ник кричал. Ник был трусишкой. Он всегда говорил что в его шкафу живут монстры. Но в ту ночь он не врал, там был другой человек. Еще один.
– А ты не видела его лица?
– Нет.
Волков пристально посмотрел на Милу, девушке даже показалось что он не верит ей.
– Скажи, тебе ведь было одиннадцать лет, и ты все так красочно помнишь?
Мила опустила глаза.
– Я никогда не забуду ту ночь. И каждый день я переживаю ее во сне. Снова и снова. И думаю иногда, а чтобы случилось не убеги я в ту ночь. Я не спасла бы Никиту.
– Мила. Когда ты в последний раз видела своего брата?
Мила потупилась.
– Вы знаете. – с болью в голосе сказала она.
– Нет. Не знаю. Я хочу чтобы ты подумала хорошенько и ответила на мой вопрос. Когда ты в последний раз видела своего брата?
– Год назад.
Волков печально вздохнул.
– Мила. Твой брат умер тринадцать лет назад. Он не пережил той ночи. Он скончался по дороге в больницу.
Мила больным взглядом посмотрела на Волкова, как на безумца и отчаянно затрясла головой.
– Не правда! Вы с ума сошли? То что вы говорите – бред!
Волков обхватил ладонями ее лицо и посмотрел прямо в глаза.
– Твой брат скончался по дороге в больницу, от полученных ножевых ранений. Тебя направили на принудительное лечение в клинику. Палата номер 13 – твоя палата. Ты жила в своем иллюзорном мире и тебя на протяжении всего времени в этом поощряли. Но в прошлом году ты не попыталась совершить суицид. Тогда я отстранил Тройкина и сам занялся твоим лечением. Ты была здорова в общепринятом понятии, когда покидала стены больницы. Я был уверен что выписываю тебя совершенно здоровым человеком. Скажи мне теперь, подумав еще раз. Ты точно помнишь события той ночи?
Мила потрясенно смотрела на доктора. В глазах ее заблестели крупные капли слез. Она задрожала, и закусывая губу, судорожно замотала головой.
– Не правда. Все что вы говорите ложь. Он не умер… Он жив. Он и сейчас жив и скоро вернется, это все вы выдумываете, чтобы заставить меня поверить в собственное безумие. Но я нормальная! Вы слышите! Я нормальная!
– Мила. Тринадцать лет назад – ты убила своего брата. Безжалостно. А затем отнесла в лес желая спрятать, и видимо заблудилась. В доме не было обнаружено следов присутствия постороннего. Вы были в доме вдвоем. Ты и Никита. А теперь подумай хорошо и ответь – что случилось той ночью.
Мила продолжала мотать головой, затем вдруг начала нервно озираться по сторонам, закачалась их стороны в сторону. И в тот момент Волков вспомнил, что в памяти ее начали всплывать образы. Темная комната. Она над постелью брата, выдергивает из его тела нож. Кровь брызгает ей на лицо. Она берет брата и вырывается из дома. Ей кажется что ее преследуют. Ей все кажется. Все это не правда. Все ложь. Все путается.
Мила бросает затравленный взгляд в угол комнаты и видит силуэт Никиты – он весь в крови, лицо, тело и руки. Он смотрит на нее осуждающе и шепчет одними губами:
– Помоги.
Мила заламывает руки.
– Как?
– Помоги.
– Как мне помочь тебе? Как? Как?
Она вновь начинает качаться из стороны в сторону, начинает действовать лекарство и девушка медленно погружается в сон.
Волков бережно опустил ее на постель, укрыл одеялом и вышел.
Музыка стихла и в окно застучал сильный дождь. Комната наполнилась громкими звуками беснующейся природы, но Мила продолжала безмятежно спать. После всего пережитого, она еще не скоро придет в себя. Еще многое ей придется узнать о той проклятой ночи. Со многим придется смириться, и слишком многое поведать.
Вернулся Волков, заботливо обработал ей царапины, задвинул занавески, погасил свет и вышел.
Глава 9.
Волков спустился в гостиную.
Светлана сидела в кресле и безразлично листала женский журнал.
Он с ужасом вспомнил, что когда она открывала ему дверь и дом наполнился жутким криком, Светлана лишь бросила холодный взгляд на лестничный пролет.
– Что это? – воскликнул Волков.
Светлана передернула плечами.
– Вам виднее, вы же ее выпустили. – Она упрекала доктора, за то что ее дочь находилась дома. – Она же чокнутая.
– Господи, она же ваша дочь. – возмущенно воскликнул Волков, оттолкнул Светлану и бросился в комнату девушки.
Его удивил тот факт что девушка запиралась в собственном дома, но больше он разозлился, когда увидел в каком она состоянии. Ее поведение явно говорило о том, что девушка не только не принимает лекарства, но в ее сознании уже произошел рецедив. Девушка вновь подверглась галлюцинациям. Волкова поразило безразличие матери к ее крикам и он решил немедленно в этом разобраться.
– Почему вы не следите за ее лечением? Она должна была принимать препараты. – сердито спросил Волков.
– Она их принимала. – сухо ответила Светлана.
– Не правда. Давно у нее начались припадки?
– Несколько дней назад.
– Почему же вы только вчера позвонили?
– Мы думали что у нее это пройдет. Но она снова начала разговаривать с зеркалами. По ночам стонет и воет. А вчера напала на меня с вопросами, и ее взгляд… я уже видела этот взгляд у нее, в ту ночь… Безумный, дикий, опасный, словно это другой человек.
Светлана достала сигарету и закурила.
– Вы ведь заберете ее обратно?
Он прошел в комнату и сел в кресло напротив Светланы.
– Не вижу смысла, – признался Волков.
Светлана едва не подавилась табачным дымом, от возмущения.
– Что значит не видите смысла? Она безумна.
– Но она не опасна.
– Не опасна? Это чудовище двадцать семь раз воткнуло нож в спящего ребенка. Затем утащила его в лес и одному богу известно что собиралась с ним так сделать. Вы на самом деле считаете ее не опасной или адекватной?
– Мне сложно судить о психическом состоянии вашей дочери, пока я с ней не пообщаюсь. Но я уверяю вас, девочка не опасна.
Светлана возмущенно откинула журнал.
– Да бросьте вы, что должно произойти, чтобы вы признали ее невменяемость? Она должна воткнуть нож мне в сердце? Напасть на меня спящую? Она безумна. Так же как ее мать.
Эти слова вырвались у Светланы случайно, и она тут же пожалела о своей вспыльчивости. Женщина попыталась взять себя в руки. Потушила сигарету и прикурила новую. Волков заметил что руки ее задрожали. По всей видимости она проболталась о тайне, которую не следовало открывать.
Волков подался вперед.
– Я видел ее свидетельство о рождении. В графе мать указано ваше имя. Вы отрицаете что Мила ваша дочь?
– Я не отрицаю.
– Но вы только что сказали…
Светлана колебалась несколько секунд, затем по всей видимости решила что лучше будет рассказать всю правду.
