Текст книги "Довод Королей"
Автор книги: Вера Камша
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
Сделав свое дело, Клэр мог уйти, но за столетия скитаний в обществе Рамиэрля он слишком хорошо узнал людей. Если настоящий спаситель исчезнет, непременно разыщется самозванец, и хорошо, если он удовлетворится золотом, а может ведь намертво приклеиться к «спасенному» «волчонку». Тагэре только подонка за спиной не хватало! И Клэр позволил себя увидеть, разумеется, не совсем себя, а эльтского стрелка средних лет с серебряными нарциссами на видавшей виды тунике, надетой поверх кожаной куртки с нашитыми металлическими пластинами.
Александр Тагэре, обернувшийся на свист стрел (для человека он очень, очень быстр), увидел лучника и быстро пошел к нему, Утренний Ветер спрыгнул с дерева, и они сошлись возле мертвых убийц. Эльф не ошибся, эти люди пользовались магией, похожей на ройгианскую. Вряд ли на них окажутся улики, которые приведут к их хозяевам, но он, Клэр, попробует найти иной след.
Александр наклонился к лежащим и невольно закусил губу от боли, он не был ранен, но тело человека есть тело человека, у него имеется предел.
– Никогда их не видел...
– Я тоже, – кивнул Клэр, сказав истинную правду. К ним уже бежали, пора было уходить.
– Я не знал, что можно так стрелять...
– Мы сами не знаем, что мы можем, – эта сентенция Жана-Флорентина вполне подходила, впрочем, как и любимая присказка Рене, – нужно только забыть слово «невозможно».
– Забыть слово «невозможно», – задумчиво повторил герцог Эстре, – но я должен поблагодарить вас. Ваши выстрелы спасли мне жизнь, но не это главное... Ваши стрелы и та стрела, – он кивнул в сторону Рауля и судорожно сглотнул, – он был бы благодарен, что все кончилось именно так.
«Догадался, – беззлобно подумал Клэр, – ну и хорошо». И еще лучше, что юный герцог не получает радости от этой войны. Эльф вгляделся в измученное молодое лицо. Так вот кого Роман в шутку прозвал своим приемышем. Утренний Ветер не был пророком. Вечно юные эльфы, сначала жившие за спинами Светозарных, а затем старательно гнавшие от себя мысли о грядущих несчастьях, не склонны к прорицаниям и предсказательной магии. Клэр не мог знать, какая участь уготована сероглазому горбуну. Жизнь любого разумного существа есть столкновение воли с тем, что кто-то когда-то назвал судьбой, и нет такой высшей силы, которой нельзя было бы бросить вызов. Нет, Клэр Утренний Ветер не читал в будущем, но он был художником и смотрел на мир особым взглядом. Что-то в младшем сыне Шарля Тагэре заставило эльфа склонить перед ним голову.
– Монсигнор, не знаю, оказал ли я услугу вам, но что-то говорит мне, что, спасая вас, я спасал Арцию.
2885 год от В.И.
23-й день месяца Агнца.
Мирия. Гвайларда
Ампаро нашла свою подопечную в саду у фонтана. Дариоло сидела на краю бассейна, подставив руки под прохладную струю, а рядом на траве развалился Рафаэль, глядя в небо и грызя травинку. Это было весьма неприятно. Старуха опасалась старшего сына своей сигноры, Рафаэль рос упрямым и неукротимым, отец сначала ему во всем потакал, а потом, потом стало поздно. Старший сын герцога не боялся никого и ничего, в том числе и гнева божьего, а Ампаро, хоть и была уверена, что ей уготовано место в царствии небесном, не хотела раньше времени расставаться с грешной землей. Предугадать же, как себя поведет Рафаэль, дуэнья не бралась, однако все сошло благополучно, по крайней мере, для нее.
Выслушав, что Дариоло должна немедленно явиться к матери, юноша лишь коротко кивнул головой:
– Мы сейчас будем.
– Но сигнора хотела видеть только дочь.
– Придется ей увидеть и сына.
Ампаро удалилась, шаркая по чисто выметенной дорожке. Юноша вскочил, по-кошачьи потянулся и подмигнул побледневшей сестре.
– Не бойся, малявка. Я с тобой.
– Там будет Дафна.
– Будет. Куда же без нее, ну да не съест она нас. Кончилось ее время.
– Ты так думаешь?
– Думать тут нечего, тут драться надо, – Рафаэль коснулся ножа на поясе, с которым никогда не расставался.
– Рито... Но ты не... Ты...
– Дарита, я хочу ее убить, и давно, но я понимаю, что можно и что нельзя. Ее нужно поставить на место раз и навсегда. Пусть молится, хоть лоб расшибет, но в наши дела не лезет. Если матери нравится с ней носиться, бога ради, но тебя я ей не отдам. Да ты и сама не хочешь.
– Не хочу, – прошептала девушка, – я ее боюсь...
– Нашла чего бояться. Тухлую камбалу... Идем, и выше хвост!
Брат и сестра не медленно, но и не быстро пошли по узкой тропинке. Даро крепилась, но Рито видел, как ей страшно, и взял сестру за руку. А потом внезапно подпрыгнул, наклонил цветущую ветку и, оторвав гроздь бледно-розовых цветов, умело вплел в густые черные волосы.
– Вот так. Во-первых, тебе идет, а во-вторых, пусть видят, что ты живая и хочешь жить!
Он был прав. Две пары глаз – огромные материнские и маленькие, по выразительности соперничающие с сушеным горохом, – вперились в благоухающую гроздь. Но герцогиня начала разговор с другого:
– Рафаэль, я не звала вас.
– Я знаю, – юноша прямо и спокойно взглянул матери в глаза, – но я не уйду. Мой долг защищать сестру.
– От матери и наставницы?
– Да, насколько мне известно, других врагов у нее нет.
– Вы забываетесь, Рафаэль!
– Нет, просто я называю кошку кошкой, а камбалу камбалой...
Бледное лицо герцогини побелело еще больше, она сжимала и разжимала затянутые в перчатки руки, не находя слов, и в дело вступила Дафна.
– Вы и вправду забылись, молодой сигнор, – голос у нее был густой, низкий. Отнюдь не женский и, с точки зрения Рито, неимоверно противный, – немедленно покиньте нас и молите Господа, чтобы он отпустил вам ваши грехи.
– Людям я не делал зла, сигнора. В отличие от вас, так что если Господь благ и мудр, он меня не осудит, а если нет, то моли не моли...
Бланкиссима испустила нечто среднее между шипением и рычанием.
– Хватит! Вы слишком долго испытывали мое терпение и терпение святой. Сейчас вы ответите за свою дерзость.
– Да ну? – поднял бровь Рафаэль, но, заметив, что Дафна приподнимается, резко шагнул вбок, прикрывая собой дрожащую Даро.
– Сын мой, – в голосе герцогини послышалось волнение, она явно знала, что произойдет, и, может быть, впервые в жизни обнаружила материнские чувства, – сын мой, прошу вас уйти. Вашей сестре здесь не может ничего грозить.
– Благодарю, матушка. Но я не уйду. Хотя бы для того, чтобы вы убедились. Дафна, – он невольно поморщился, произнося ненавистное имя, – ничего никому не сделает. Ни мне, ни Даро, ни вам... Она врет, она всегда врала.
Рафаэль был несправедлив. Бланкиссима умела многое, и она решила пустить свое знание в ход, чтобы раз и навсегда проучить дерзкого юнца и закрепить свое положение. Толстые губы шевельнулись, Рито заметил капельки пота, выступившие на висках у матери, почувствовал ужас Даро. Ради нее, ради них обеих он должен выстоять, как бы трудно ни было. Горячие карие глаза молодого маркиза поймали тусклый взгляд Дафны, как никогда похожей на снулую рыбину. Однако ее отсутствующий вид был обманом, Рито почувствовал, как потянуло липким холодом, и его рук, лица, шеи коснулись невидимые нити. Холодные и влажные, они становились все толще, облепляли его, превращаясь в подобие савана.
Рафаэлю стало безумно, отчаянно страшно. Но он был мирийцем, он был сыном герцога, он был байланте, и он защищал сестру. Страх сменился яростью, рука, спеленутая незримыми путами, рванулась к ножу. Видимо, нити были не очень прочными, а рывок для Дафны оказался сущей неожиданностью. Рито даже показалось, что он слышит противный звук рвущейся паутины. Знакомая рукоятка словно бы сама прыгнула ему в ладонь. Не задумываясь, что он делает, юноша с силой рубанул перед собою воздух и с облегчением понял, что атэвская сталь рассекла незримые нити не хуже, чем обычную пряжу. Он еще раз рассек пустоту, на сей раз крест накрест, и понял, что освободился.
Дафна смотрела на него, выпучив глаза, в которых застыло нечто похожее на удивление. Сам не понимая, что делает, Рито шагнул вперед и занес нож, но не ударил. Не успел. Между ним и бланкиссимой бросилась мать. И Рафаэль Кэрна опустил нож.
– Сын мой...
– К несчастью. Не бойтесь, я ее не убью, хотя следовало бы. Но чтоб ноги ее здесь больше не было. Идем, Даро!
2885 год от В.И.
28-й день месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Известий от Рауля не было, и Агнеса пребывала в весьма раздраженном состоянии, срывая свое настроение на всех, кто попадался ей под руку. Годы изгнания ифранке на пользу не пошли, она стала еще более мужеподобной и злой. Агнеса Саррижская принадлежала к тем натурам, которые ради короткого торжества способны загубить великое дело. Если б не навязанные ей Раулем няньки с мечами и копьями, она наверняка бы взялась за старое, но Король Королей не шутил, а Агнеса, хоть и тряслась от ненависти, была вынуждена считаться с союзником. На то, чтоб уразуметь: без Рауля ей сейчас не обойтись, – ее хватило. Но ре Фло молчал, а щенки Тагэре навязчиво маячили перед глазами. Королева второй день была вынуждена смотреть на синее знамя с серебряными нарциссами, развевавшееся над укрепленным лагерем Филиппа.
Уходя, Рауль строго-настрого велел не ввязываться в сражение до того, как он подаст знак. Их дело – встать лагерем и ждать, пока он зайдет Тагэре с тыла. Если Филипп окажется настолько глуп и самонадеян, что нападет первым, его следует надлежащим образом встретить, но это вряд ли... Сын Шарля не самоубийца, чтобы с тремя, от силы четырьмя тысячами бросаться на в несколько раз превосходящую армию. Скорее всего, он будет ждать нападения, возможно, пытаться выманить войска Лумэнов из лагеря и заставить штурмовать свои укрепления, чего нельзя допустить ни в коем случае.
Агнеса, хоть и с неохотой, обещала ждать, тем паче это советовал и ее начитавшийся умных книжек сын, и эскотские и ифранские военачальники, не говоря уж о командовавшем армией Фло Гийоме Ланжере. Брат Рауля недвусмысленно дал понять, что не потерпит неповиновения, хотя бы и от королевы. Рядом с ним Агнеса чувствовала себя неуютно. Арция вообще навевала на нее тоску, злость и страх. Но ее сын должен стать королем, а значит, до поры до времени придется терпеть грубость Фло, наглость эскотцев и жадность дядюшки Жозефа. Ничего, придет и ее время, высокомерный Рауль и его дерзкий братец свое получат. Но не раньше, чем голова последнего Тагэре украсит Новый мост.
Королева вышла из палатки, милостиво кивнула наемникам и, поднявшись на холм, уставилась на лагерь Тагэре. Локоть был близок, но кусать его было нельзя ни в коем случае, но что же медлит Рауль?! Послышались шаги, и Агнеса обернулась.
– Ваше Величество, – красивый эскотец в плаще, где с зелеными полосами самых разных оттенков соседствовали оранжевая и ядовито-желтая, старательно поклонился, изображая арцийскую галантность, – пришел какой-то крестьянин, который утверждает, что к лагерю Тагэре можно пройти через болото, и он готов показать дорогу.
– Любопытно, – оживилась королева, – приведите его сюда.
Если это так, то все меняется. Теперь ей никакой Рауль не указ. Опоздает – ему же хуже! Она победит без него, это научит наглеца вежливости. Но она не так глупа, чтобы очертя голову лезть в болото, сначала эскотцы проверят дорогу. Если крестьянин не врет, завтра вечером в Арции останется только один король. Ее слабоумный муж.
...Крестьянин – еще молодой белобрысый и белобровый детина угрюмого вида – с молчаливым неодобрением воззрился на женщину в красном. На колени вставать не стал и вообще вел себя то ли нагло, то ли просто тупо.
– Как тебя зовут?
– Туссен.
– Ты знаешь дорогу через болото? – требовательно спросил подоспевший Ланжере.
– Знаем, – подтвердил белобрысый неожиданно писклявым голосом.
– Кони там пройдут?
– Пройдут. А вот телеги не...
– Ты проведешь наших людей?
– Заплатите – проведем.
– Твой долг служить Ее Величеству, – вмешался какой-то ифранский рыцарь.
– Не, – замотал головой болотный житель, – мы отродясь никому не должамши. Папане, тому да... Тот денежку ссудить может... А мы чтоб брать у кого, то ни-ни...
– У тебя есть деньги, чадо, – подал голос молчавший до этого клирик-никодимианец, – а сказано, что грешно иметь больше денег, чем нужно для прожития, и что каждый лишний аур на Последнем мосту камнем виснет на шее.
– Дык то на Последнем мосту, – буркнул крестьянин, – а в наших краях деньги никому не помешали. Хотите идтить – сведу, не хотится – как хотится, а даром не выйдет, господа хорошие...
– Сколько он хочет? – брезгливо сморщилась королева.
– Дык... – детина шумно вздохнул, – десять ауров. Никак не меньше! – Он подумал и, оглядев еще раз королеву, добавил: – Не, двенадцать. За меньше не поведу. И чтоб сразу дали.
– Заплатите, – решила Агнеса, – но если обманет, повесить.
– Дык, чего обманывать, – обиделся белобрысый, – мы люди честные. Что сказали, то и сделали. Токмо денежки-то вперед.
2885 год от В.И.
28-й день месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Радости не было, да и какая тут могла быть радость. Кварту назад, бросаясь с тысячей против двенадцати, Сандер Тагэре был готов умереть, хотя по молодости лет и не совсем представлял, что это такое. О победе он не думал, а она пришла, и лицо ее оказалось страшным. Брат, тот был откровенно счастлив и озабочен лишь будущим сражением, в котором им противостоял куда более многочисленный враг, хоть и лишившийся лучшего полководца. Александр тоже думал о бое с Агнесой, это хоть как-то отвлекало от навязчивого воспоминания: трупы посреди разгромленного лагеря и довольное лицо Филиппа, рассматривающего мертвых врагов. Рогге и Жоффруа были не просто прощены, но и обласканы. Конечно, не так, как Арно Шада и он сам со своими «волчатами». Брат не отпускал его от себя, поминутно напоминая всем и каждому, что сделал герцог Эстре и его рыцари, а Сандер, Сандер видел перед собой Дени и Рауля, в горле которого торчала милосердная стрела... Иногда он задавался вопросом, кто же был тот лучник, что избавил мятежного графа от плена, а его самого спас от верной смерти. Не слишком ли много на его голову странных встреч и разговоров?
Что-то подсказывало, что и красавец Роман, и седой Аларик, и нынешний стрелок каким-то образом связаны между собой, но, от природы не суеверный, Сандер был глубоко чужд мистических откровений и пророчеств. Всякий раз, как следует подумав, юноша в конце концов объяснял все совпадениями и случайностями. Да и что было удивительного в том, что воин, из милосердия добивший поверженного, спас от выстрела в спину брата своего сюзерена? Жаль, этот человек исчез, хотя можно понять и это. Сандеру самому было безумно тяжело находиться рядом с Жоффруа.
Поняв, что старое поминать никто не собирается, Ларрэн успокоился и распустил хвост. Сандеру было неловко за брата, который во всеуслышанье поливал помоями Рауля и всех ре Фло, словно бы не он прожил в этом доме шесть лет и женился на Изабелле. Шаде и оставшимся на ногах «волчатам» тоже было противно, Филипп был слишком занят, зато Вилльо и Гастон Койла с удовольствием перемывали врагам кости, выигрывая за кувшином вина битву за битвой. Вот и теперь Жоффруа пытался изобразить в лицах свадьбу Филиппа Лумэна и Жаклин ре Фло. Поскольку остановить родственничков не было никакой возможности (Филипп раз и навсегда велел им хотя бы на людях сохранять видимость хороших отношений), Сандер предпочел ретироваться, сославшись на необходимость еще раз объехать позиции, и их и вправду нужно было проверить.
2885 год от В.И.
28-й день месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Туссен не соврал. Тропа через болото существовала и была вполне сносной. Если бы не комары, озверевшие от дармового угощения, дорога была бы даже приятной, но летучие кровопийцы превратили ее в ад кромешный. Белобрысый крестьянин шагал как ни в чем не бывало, то ли комарье им брезговало, то ли знал какое средство, но эскотские стрелки и рыцари, ведшие в поводу груженных доспехами лошадей, страдали безмерно. Но все имеет свой конец, даже болото. Дорога пошла в гору, под ногами перестало хлюпать, и искусанный отряд выбрался на сухое место.
– Вон ту кривулю видите, – указал корявым пальцем Туссен на уродливое засохшее дерево, – дык вам туда. Оно, почитай, на самой опушке, а те, с кем вы бодаетесь, на горушке окопались. Я свое дело справил, а до ваших дел мне что жабе до меду. Так что прощавайте.
– Погоди, любезный, – покачал головой начальник эскотцев. – Адольф, Симон, а ну проверьте-ка, куда он нас привел. А ты пока посиди тут.
– Во собаки недоверчивые, – буркнул Туссен, присаживаясь под деревом, – сказал же, что доведу, стал быть и привел. У нас все честно.
И у него действительно было честно. Белобрысый вывел лумэновцев на левый фланг армии Филиппа Тагэре.
2885 год от В.И.
Поздний вечер 28-го дня месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Мальвани и Александр еще раз обошли своих людей. После двух стремительных переходов и боя те выглядели вполне сносно. Даже шутили, как шутят воины, исправно выполнившие свой долг и заслуженно победившие. Они разбили Короля Королей. Это до сих пор не укладывалось в голове. Так же как и нелепая и отвратительная смерть Рауля. Сам Александр на сей счет шутить не хотел и не мог. Сезар то ли чувствовал настроение друга, то ли сам испытывал нечто подобное, но тоже хмуро молчал. Завтра или послезавтра будет еще один бой. На сей раз с Агнесой и ее наемниками. Тут будет проще. Это враги, и всегда будут врагами, тут можно не вглядываться в лица, с ужасом ожидая, что скрестишь меч с другом! Победив Рауля, они просто не вправе проиграть ифранке. Но нужно ждать. Выиграет тот, кто вынудит противника броситься вперед. Их позиция лучше, но и позиция Агнесы очень даже неплоха, в лоб не взять.
Александр, вздохнув, присел под деревом недалеко от линии внешних караулов. Мальвани грациозным движением опустился рядом.
– Сезар, это был Дени!
– Не думай об этом.
– Я пытался, но не могу. Он меня узнал, а я его нет! Он спас меня, а я его нет...
– Сандер, что тут скажешь.
– Ничего, – печально согласился Александр, – сейчас уже ничего... Проклятый, ну почему?! Сезар?
– Да.
– Сезар, ну хоть ты скажи! Откуда в нашей семье такой вот Жоффруа? Ведь его никто не учил подлостям ни в Эльте, ни во Фло. Он до всего дошел своим умом!
– О паршивой овце ты, надо полагать, и без меня знаешь? А если всерьез, – безупречное лицо виконта стало жестким, – разве только он дошел своим умом Проклятый знает до чего? Ты спрашиваешь про Жоффруа? Он всегда был, есть и будет тряпкой, почему он такой, понятия не имею. Спроси Корнелиуса при случае, может, ответит. Не в Жоффруа дело. Ты о других задумайся!
– О других? – Александр наморщил лоб. – О чем ты?
– А вот о чем. Что толкнуло Рауля к убийцам своих родичей? Обида? Но какая обида может перевесить кровь отца, деда, друга?! Что заставило Филиппа нарушить свои обязательства? Любовь? Но разве король-Тагэре может ставить любовь к женщине выше любви к Арции, а нынешняя война, предательство Рауля и, в конце концов, его смерть (назовем кошку кошкой) – плата за глупости, чтобы не сказать подлости твоего брата. И не смотри на меня так. Нам завтра друг другу спину прикрывать! Я пойду за тобой в бой, но я не хочу врать. Дай-то Бог, чтоб мы победили и чтобы после победы Филипп отличил друзей от новых Фарбье, хотя что-то не похоже. Отец не от хорошей жизни уехал к Марку, кстати говоря...
– Сезар!
– Погоди. Я еще не все сказал. Отчего твоя мать затворилась в Эльте? Почему Анастазия из друга Тагэре превратилась во врага, причем страшного? Люди, которых мы знаем не один год, умные, добрые, честные, творят такое, что уму непостижимо. Вот о чем надо думать... Я далек от того, чтобы повторять сказочки об Антиподе, сбивающем людей с пути истинного, но ведь творится Проклятый знает что! Прости...
– Да что ты, какое «прости»... Мне просто в голову не приходило обо всем сразу подумать.
– Погоди! Кто-то идет!
В их сторону, не скрываясь, двигалась какая-то нескладная, но прыткая фигура. Сезар с Александром какое-то время молча за ней следили. Похоже, вечерний гость был один. Мальвани кивнул Александру и, нырнув в сумерки, вынырнул за спиной пришельца, приставив к его шее охотничий кинжал. Тот вздрогнул от неожиданности и поднял руки. Александр, еще раз прислушавшись, подошел к ним.
Добычей Сезара оказался коренастый молодой парень с маленьким носом и огромной выдающейся вперед челюстью, отчего в профиль его физиономия напоминала ущербный месяц.
– Сандер, – Мальвани кивнул на малоносого, – наш гость знает много интересного и обещает еще больше, но не даром.
– Десять аувов, – сообщил молодчик, – нет, фетывнадцать!
– За что хоть?
– За дево, – объяснил парень, – в бовоте есть твопинка, и по ней только фто кое-кто пвофол.
– Кто прошел?
– Фетывнадцать аувов, – насупился «месяц».
– Разоримся? – подмигнул Сезар Александру, тот улыбнулся и снял с пояса кошелек. Гость принял монеты по одной, попробовал на зуб, удовлетворенно ухмыльнулся, ссыпал десять монеток в висящий у пояса кисет, а четыре всунул в видавшие виды сапоги.
– Все фестно, – объявил он, – так вот – только фто с той стовоны сюда пгифли совдаты с лофадьми. Много. Они стали за певевеском.
– Где?
– Тама, – указал пальцем любитель ауров.
Норгэрель
Стайка красногрудых птиц вспорхнула с припорошенной снегом березы, подняв легкое сверкающее облачко, и Норгэрель счастливо рассмеялся. Его радовало все: и пушистые еловые лапы, и песни пришедших к ним с миром белых волков, и белые облака в синем небе. Странная болезнь ушла, оставив лишь память о пережитом кошмаре и слабость, постепенно отступавшую перед заклинаниями Рамиэрля и магией мира Зимы. Он был здоров, хоть пока еще не рисковал далеко отходить от давшего им приют дома, словно бы ждавшего тех, кто наконец в него войдет, разожжет огонь, откроет ставни, достанет из погреба бочонок с обжигающим темным напитком и копченые оленьи окорока.
Нэо и Норгэрель так и не поняли, был ли странный дом в лесу прихотью самого Ангеса, создавшего этот уголок снега и свободы для себя, истосковавшегося среди парков и дворцов Светозарного. Не знали они и сколько времени миновало во внешнем мире, о котором по молчаливому уговору старались вспоминать пореже. Здесь минуло две кварты, наполненные снежным сверканием, синими сумерками, запахом хвои, треском огня в очаге. Мир Зимы прекрасен, но они не могут остаться здесь навсегда. Когда он окончательно убедится, что здоров, нужно будет что-то придумать. Рене говорил про двери в иные миры, они должны попробовать их отыскать.
Солнце скрылось за горами, окрасив их теми же красками, что и грудки птиц, тени под деревьями стали чернее, Норгэрель прошел в дом и разжег огонь в очаге. Скоро вернется Рамиэрль, и начнется еще один вечер, похожий на вереницу предыдущих.
Еловые поленья занялись сразу, золотые огни весело и задорно плясали, дразня вылезающую из углов ленивую, ласковую тьму. Норгэрель так и остался сидеть на полу, обхватив колени руками, наслаждаясь теплом и покоем. Ничто не нарушало тишины, кроме треска огня. Грязь, кровь, соблазны – все осталось во внешнем мире... Он всегда любил здесь бывать. Ангес не был его господином, скорее, они были друзьями. Да, Воин был могуч, даже Арцей и тот не мог быть уверен в победе над братом... Арцей.... А ведь глава Светозарных был глуп, глуп не умом, а сердцем. Он предал Тарру, которую, впрочем, никогда особенно не любил. Но в ней он стал первым, а это для повелителя молний было главным...
Если б Ангес взбунтовался, желая занять Престол Сил, Арцей бы понял, он давно подозревал Воина в этом желании. В самом деле, тот был слишком силен, чтобы быть всего лишь одним из Семи. Каждый, по мнению старшего, мечтал стать первым, если не единственным. Желал ли Ангес власти? Он мог бы поклясться, что нет... Он хотел быть свободным, хотел покинуть Тарру и пройти тайными и заповедными дорогами в ту часть миров, что еще не знает силы Света. Ангес мечтал уйти и ушел бы, если б не Дева, находящая удовольствие в игре с братьями и сестрами и в своих тайнах. Любовь удерживала Ангеса, но с ним, своим другом, Воин был откровенен. Он рассказывал о радужных тропах, о мостах над морями клокочущего безумия, о мирах, окруженных багровым пламенем, мирах, в которых идут великие войны, где Сила ломает Силу, а Воля сковывает Волю. До того, как Престол Света отдал им Тарру, Ангес успел увидеть достаточно, чтобы понять: настоящая жизнь – это дорога без конца и бой за безнадежное дело.
Можно выйти одному против бесчисленных ратей. Если ты не боишься, если веришь в себя и нет ничего дороже того, что защищаешь, ты можешь победить. Можешь и погибнуть, но отчаянье всегда бывает преждевременным... Однажды Воин чуть было не пришел на помощь кому-то, окруженному в своей твердыне. Сколь слаб был огонь, зажженный обреченным, в сравнении с окружившим его пожаром, но он держался. Лишь зов Адены заставил Ангеса оглянуться и промедлить. А потом... Потом он стоял на пепелище, в первый раз поняв ужас слова «поздно». Он ушел, унося с собой уголек угасшего костра. Как память о том, кому не успел подставить плечо. Кем тот был? За что и с кем сражался? Наверное, можно было узнать, но не имело смысла, хотя темная бесконечность унесенного им камня твердила, что это был враг. Если не самому Ангесу, то Престолу Сил. Но и перед врагом можно склонить голову, а союзников можно презирать.
Как же бог-Воин презирал напыщенного Виллейра, захлебывающегося в собственной непогрешимости Иррота с его ханжеской сворой, свято уверенного в собственной значимости Эллуона... В сравнении с ними Арцей казался чуть ли не истинным повелителем, и все равно сердце его не знало полета, а разум доверия... Ангес пошел за ним лишь ради Адены и потому, что им обещали неравный бой. И бой был неравным, но не таким, как думалось ему. Как же сражались их противники! Если бы он смог тогда остановиться и подумать, но, увы... Бой пьянит, как вино. Они победили, но для чести такая победа сто крат хуже поражения. Ангес не хотел вызывать Могильщика, не хотел, но промолчал. Но промолчать, когда Арцей велел уходить, не смог. Он оставил Тарре свой залог, свою тень и его, своего друга... Друга, который любил этот мир, друга, который не способен на предательство...
– Звездный Лебедь! Что с тобой?!
Норгэрель, словно проснувшись, поднял глаза на Нэо, трясшего его за плечи.
– Со мной? Ничего... задумался... А может, задремал.
– У тебя было такое лицо, словно ты вот-вот в огонь кинешься...
– Ничего не понимаю... Все в порядке. Добыл что-нибудь?
– Да, косулю...
2885 год от В.И.
Ночь с 28-го на 29-й день месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Отряд Александра Тагэре, стараясь не шуметь, пробирался указанной шепелявым малым тропой. Узнав о том, что им в спину вот-вот ударят эскотские наемники, Сандер спехом поднял своих людей, совсем было наладившихся спать. К Филиппу отправили Ювера, благо тот был ранен у каньона в руку и не мог принять участие в ночной драке, а «волчата», эльтские стрелки, «охотники» Сезара и признавшие за Александром право приказывать дарнийцы бросились наперерез врагу. Сандер понимал, что если тревога ложная, а «месяц» просто решил подзаработать, его поднимут на смех, но это было куда менее страшным, чем удар в спину.
Шли скрытно и тихо. Конечно, водившиеся в здешних местах в изобилии лисы и зайцы их учуяли, но люди беспечнее зверья. Во всяком случае, Александр надеялся подойти к врагам достаточно близко. Тропинка круто свернула, на фоне звездного неба показалось огромное всклокоченное дерево. Сандер привстал на цыпочки и поднял руку, ощупывая шершавый влажный ствол. Дупло! Так и есть, это та самая ива, от которой начинается тропа через болото.
– Никола!
– Тут, – шепотом отозвался Герар-младший.
– Останешься здесь со своими, вдруг кто еще заявится.
– Вряд ли. Темно, мокро, если полезут, так с рассветом...
– Все равно надо проследить.
– Проследим, вечно мне везет, как повешенному.
– Не ворчи.
Отучить Никола ворчать было не легче, чем Этьена заниматься стихоплетством, а Луи вредничать. Герар что-то буркнул в ответ, но Сандер уже не слышал. Они отрезали лумэновцев (если те и вправду пришли) от тропинки через болота и от возможных подкреплений. Впереди был бой. В темноте, в незнакомом месте. Другое дело, что враги еще большие чужаки в здешних краях, чем они. Сандер сам не знал, чего хочет больше, схватки или того, чтобы шепелявый их обманул. Хотя нет, схватка предпочтительнее. Провал наверняка взбесит Агнесу, и она полезет вперед. Только бы Филипп успел приготовиться к утреннему штурму. Успеет, куда денется, время у него есть.
До места, куда вышли эскотцы, если они, разумеется, вышли, оставалось всего ничего. Люди Александра крались, как кошки. Взошла луна, ее свет пробился сквозь тронутые первой зеленью ветви, выхватил прошлогодние сухие папоротники, огромный обомшелый пень, блестящую, влажную землю, испещренную следами... Тут и вправду прошел большой отряд, «месяц» не солгал.
С этого мгновенья Александр думал только о битве. Они опять в меньшинстве, хоть и не в таком страшном, как у Мелового. Двое против троих – не так уж и плохо. Главное – застичь лумэновцев врасплох. Те наверняка дожидаются, чтобы хоть немного рассвело. Хорошо бы они решили передохнуть перед трудами праведными. Так и оказалось. Расположившиеся на большой поляне эскотцы, как могли, коротали время. Кто-то дремал, кто-то негромко переговаривался с соседом, несколько человек даже умудрились начать игру в кости. Они были совершенно спокойны и уверены в себе и не ожидали никакого подвоха. Полюбовавшись этой мирной картиной, Сандер махнул рукой, и его люди начали окружать поляну. Хрустнула ветка, Александр напрягся, но лумэновцы и ухом не повели. Окажись здесь не эскотские наемники, а арцийцы, возможно, герцог Эстре и послал бы им вызов, но полосатики[69]69
Презрительная кличка эскотцев, носящих полосатые плащи, которые заменяли им сигны.
[Закрыть], продавшие свою кровь ненавидящей Арцию чужеземке, не заслуживали подобного отношения.
С двух сторон подошли Сезар Мальвани и господин Штефан Игельберг, после совещания в королевской палатке с готовностью следовавший за Александром.
– Готовы?
– Да.
– Вперед!
2885 год от В.И.
Ночь с 28-го на 29-й день месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Выползший из болота зябкий туман укутывал низину, из белесой пелены, словно остров из моря, поднимался Тар-Игонский холм. Было зябко и неуютно. Воины, ругаясь кто про себя, а кто и вслух, надевали доспехи, готовясь к штурму вражеского лагеря. Перекусили всухомятку, не разводя костров, чтобы не привлечь ненужного внимания. Эскотцы должны ударить перед рассветом, когда Тагэре еще спят. Как только начнется заваруха, вперед пойдет тяжелая ифранская пехота и стрелки ре Фло, а конница сохранивших верность Лумэнам баронов проскочит между холмом и северным лесом и соединится с эскотцами. План казался столь беспроигрышным, что на него согласился даже Гийом, рискнувший по такому случаю ослушаться брата. Будет забавно, если Рауль подошел этой же ночью и встретился с эскотцами, хотя Агнесе этого и не хотелось. Ифранка желала победить своего врага без помощи Короля Королей и, по своему обыкновению, пыталась умаслить судьбу, дав зарок, что, если Рауль сегодня не появится, она заплатит каждому уцелевшему эскотцу дополнительно пятьдесят аргов.