Текст книги "Темная Звезда "

Автор книги: Вера Камша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Камша Вера
Темная Звезда (Хроники Арции – 1)

Вера Камша

Хроники Арции No1

Темная Звезда

Анонс

Боги, хранящие мир Тарры, покинули его Изначальное зло, некогда побежденное ими и загнанное в преисподнюю, поднимает голову. Череда загадочных смертей обрушивается на Таянский королевский дом, подтверждая пророчество о конце света Но истинная цель темных сил – Герика, королева Таяны, способная принести дитя, новое воплощение бога зла Ройгу. Раскрыть тайну, противостоять нашествию, спасти обитателей Тарры от уничтожения способны избранные – герцог Рене Аррой, прозванный Счастливчиком за невероятную удачливость, и эльф Нэо Рамиэрль, некогда разведчик в мире людей, а теперь его надежда и защита

Каждый мир отбрасывает отражения. Преломляясь и сталкиваясь, они рождают новые отражения. Так возникла эта книга – первотолчок от моего Упорядоченного, она отразилась множество раз и стала не продолжением, не подражанием, а оригинальной и сильной вещью, которая хороша сама по себе.

Ник Перумов

Острая звезда-алмаз

Глубину небес пронзая,

Вылетела птицей света

Из неволи мирозданья.

Из огромного гнезда,

Где она томилась пленной,

Устремляется, не зная,

Что прикована к Вселенной.

Федерико Гарсиа Лорка.

Жемчужные струи фонтана рвались в неимоверно синее небо и, надломленные, падали вниз, рассеивая белую, прохладную пыль. Вода, нежно журча, изливалась из бассейна там, где мраморная кромка была ниже, и четырьмя прозрачными потоками стекала по широким серебристым ступеням.

Золотоволосая женщина в зеленых одеждах сидела на низкой скамейке, рассеянно наблюдая за игрой, затеянной водой и светом. Она и не подумала оглянуться, когда за ее спиной вздрогнули и расступились неистово цветущие ветви роз, пропуская высокого воина. Женщина в зеленом почувствовала его приближение задолго до того, как ей на колени упал брошенный умелой рукой плод граната, но ничем не выдала своего знания. Впрочем, пришедший за века хорошо узнал свою сестру и возлюбленную; если он и был раздосадован, то предпочел не выдавать своих чувств.

– Привет тебе, Совершеннейшая. – Воин изящно поднес к губам узкую изумрудную ленту, служившую золотоволосой пояском. – Я вижу, ты не изменила своей любви к Источнику Песен?

– Ты же знаешь, Ангес, я не меняю своих привязанностей без крайней на то необходимости. – Женщина вырвала ленту из рук гостя и, смеясь, шлепнула его по рукам. Воин же невозмутимо и ловко завладел точеными руками красавицы, поочередно целуя каждый палец.

– Не знаю, для чего нас создали, Несравненная, но, сотворив такое совершенство, каковым являемся мы с тобой, Творец иссяк.

– Ну вот, – огорчилось совершенство, – ты опять меня опередил. Не могу же я говорить тебе то же, что ты только что сказал мне?

– Почему это не можешь? – засмеялся названный Ангесом. – Это было бы очень даже мило!

Женщина скорчила насмешливую гримаску, но это было последнее, что она успела, прежде чем воин приник к ее губам. Когда любовники скрылись в зарослях, цветущие ветви сомкнулись и переплелись за их спинами так, что никто не смог бы найти прохода. Только легкое белое покрывало, забытое на скамье, еще несколько мгновений напоминало о золотоволосой и ее возлюбленном, пока нежная белая ткань не поднялась в воздух, где и истаяла, смешавшись со струями фонтана.

На разогретый камень выползла золотистая ящерица и замерла на солнцепеке, неотличимая от изысканных украшений, наполнявших Сад. Пестрые бабочки сиреневые, светло-желтые и черно-оранжевые – лениво перепархивали с цветка на цветок, отдавая предпочтение бордовым ирисам и опьяняющим гиацинтам.

В небе, высоко-высоко кружил темнокрылый Кондор, в который раз облетая вверенное его зорким глазам пространство. Его служба длилась не одно тысячелетие и была бессмысленной. Кто мог покуситься на величие Светлых Богов Тарры? Кто дерзнул бы самочинно проникнуть в их обиталище? Никогда еще по снежно-белым и золотым камням не ступали ноги смертных рас. Лишь эльфийские владыки, которым исстари покровительствовали Светозарные, иногда допускались в Сад, чтобы, вернувшись, рассказывать соплеменникам о красоте и совершенстве, которых не достичь, но к которым должно стремиться.

Темнокрылый Кондор, посвященный Богу Солнца, Молний и Пламени огнеглазому Арцею, свершал свой ежедневный полет потому, что в этом полете и был смысл его существования. Кондор был столь же неотъемлемой частью Сада, как Лебедь Адэны, Волк Ангеса или же Павлин Арры. И этот день, великолепный и ленивый, должен был завершиться, как миллионы предыдущих. Кондор не сразу понял, что его призывает к себе повелитель, а поняв, изумился необычайно. Однако огромные блестящие крылья уже рассекали воздух, с каждым взмахом приближаясь к Престолу Сил.

Ангес и Адэна услышали призыв именно тогда, когда им более всего хотелось уединенья. Зная нрав брата и владыки, они подчинились, не удержавшись, однако, от вздохов и красноречивых жестов. То, что эти двое давным-давно преступили закон единой крови, установленный Богами для эльфов и смертных, в Саду знали все, однако к Престолу Сил ослушники из какой-то своеобразной стыдливости приходили поодиночке. Вот и теперь Адэна топнула ножкой, и с небес спустилась увитая розами лодочка, влекомая огромным синеглазым лебедем. Ангес проводил взором возлюбленную и молодецки свистнул, вызывая своего Волка. По традиции в Зал Семи Камней неистовый Бог Войны являлся последним, исключая, конечно, самого Арцея.

Престол Сил, словно бы изваянный из остановившегося пламени, пустовал, пока не собрались все – непредсказуемый, как подвластная ему стихия, владыка Вод и Песен Агайя с неизменным огромным Крокодилом – столь неуклюжим на суше, но стремительным и пугающе-грациозным в родной стихии; степенная владычица Земли и Плодородия Арра, пышнотелая и медлительная, вся в нарядных шелках, соперничающих яркостью с ее Павлином, веселый, быстрый и бессердечный хозяин Воздуха и Мысли Аэй с белоснежным Альбатросом, таинственный и могучий хозяин Времени и Судьбы Арэн с неизменным посохом, обвитым семью Змеями, чей яд может исцелить и может убить, хозяйка задумчивого Лебедя золотоволосая Адэна, покровительница Искусств, Удовольствий и Любви ради Любви, и темноволосый, сероглазый Ангес, бог Войны, смертоносного Железа и... Прощения, сопровождаемый могучим седым Волком. Каждый год собирались они по зову Арцея, что вступал в зал Семи Камней, положив руку на гриву шагающего рядом Льва, в то время как с небес к подножию Трона опускался Кондор. Каждый год Семеро встречали здесь тот день и час, как много веков назад, когда они, Светлые Боги, именем Творца сокрушили прежних божков этого мира, не умевших достойно распорядиться ни своим могуществам, ни своими владениями.

Отчаянная попытка Прежних отстоять свое право на созданную ими Тарру была растоптана силой Светозарных. Побежденные канули в небытие, а Тарра вступила в мир Света. Пришедшие вместе со своими повелителями эльфы показали себя добрыми и рачительными владыками, и в Рассветных землях воцарился мир. Эльфы, люди, гордые кентавры Ланды, суровые тролли Иорга, рассудительные гномы южных гор и совсем еще юное племя магов признали власть Семерых, отдавая им обусловленные в Откровениях почести. Только отверженные всеми гоблины продолжали упрямо чтить Прежних Богов, ненавидя пришельцев и презирая признавших их власть. Нетерпеливый Ангес несколько раз порывался уничтожить вражью силу, но его царственный брат запретил трогать гоблинов, ибо жители Тарры должны знать, что есть Зло Так было, и так должно было быть вечно. Однако на сей раз Арцей созвал братьев и сестер задолго до годовщины Трагайской Битвы1. Такого не было с того самого дня, когда Семеро Светозарных отправились покорять отданный им во владение мир. Теперь шестеро из них с неприкрытой тревогой воззрились на повелителя.

Владыка Тарры молчал Его орлиное лицо, обрамленное буйными рыжими кудрями, странно сочетающимися с черной бородой и бровями, было сурово, как никогда.

– Я принял Вестника. Свет в великой мудрости своей призывает нас к себе. Наши братья и сестры свершили страшную ошибку во вверенном им мире. Они потерпели поражение в борьбе с мятежными магами, которым помогала Третья сила. Вызванное ими чудовище из Бездны вторглось в сферу миров, но это лишь малая доля бед, так как зашаталось само святое право Детей Творца нести повсюду Свет. Наш путь мог стать повторением их пути. И мы, как они, пришли в Тарру и взяли ее у тех, кто владел ею по праву первородства. И мы, как они, привели сюда бессмертных эльфов. И мы пестовали зародившееся из вихрей сил племя магов, среди которых могут появиться отступники. Второго удара, когда бы он ни случился, Свет может не перенести, а поэтому всех его посланцев призывают назад, к подножию Престола. Мы должны увести с собой эльфов, ибо отвечаем за них перед Светом, и уничтожить магов, дабы не оставлять здесь зерен, из которых может взрасти Тьма.

Смертные же обитатели Тарры забудут и нас, и эльфов, и магов и навеки разойдутся, дабы не помнили люди о гоблинах, а гномы о кентаврах. Все. Я сказал.

Словно в подтверждение этих слов прозвучали глухие раскаты грома, которым ответило хриплое рычание горных недр, будто в глубинах заворочался Великий Зверь. Светозарные потрясение молчали, на прекрасных лицах читалась сначала растерянность, затем – досада и, наконец, согласие. Впрочем, не на всех.

– Нет! – вскочил со своего места Ангес. – Нет! Почему мы должны уйти?! Потому, что где-то кто-то не удержал вожжи и колесница опрокинулась?! Мы не повторим тех глупостей, что сотворили другие. Если нашим бестолковым родичам некуда идти, мы примем их здесь, но в добровольное изгнание не уйдем!

– Это не изгнание, – отрезал Арцей. – Мы возвращаемся к престолу Света. Мы пришли по Его Воле, по Его Воле мы и уходим.

– Но, брат, – красавица Адэна уже стояла рядом с возлюбленным, – мы не можем просто так уйти и оставить Тарру. Уничтожив прежних Богов, мы взяли их ношу на себя...

– Помню, сестра, тогда ты не слишком-то радовалась этой чести, – почти выкрикнула меднокудрая Арра, – ты и теперь перечишь Высшей Воле!

– Я не перечу, о бесконечно Рожающая, – в негромком хрипловатом голосе Адэны прозвучала плохо скрытая ненависть. – Да, я считала, что здесь не нужны Перворожденные, да и наше существование в Свете было вполне достойным. Это ты и братья рвались туда, где нам нечего было делать, но теперь мы не можем просто так все бросить и бежать.

– А я не понимаю, о чем мы спорим? – пожал плечами Аэй. – Где сказано, что людей и других гномов надо пасти наподобие той скотины, которой повелевает наша дражайшая Арра? Пусть себе живут как и где хотят. В конце концов, смертные всегда жаждали какой-то свободы, вот пускай ею и наслаждаются. Да будут они отныне свободны, как боги!

– Что-то я не вижу, чтобы мы были свободны, – огрызнулся Ангес. – Нам подарили Тарру, а теперь хотят отобрать. Я, например, никуда отсюда не пойду. Было семеро Светозарных, останется двое. Я и Адэна.

– Нет! – Арцей с силой сжал подлокотник трона, и круг неба над семью драгоценными колоннами прорезала рогатая молния. – Я выполню волю Творца, даже если мне понадобится уничтожить всех, кто ей противится.

– Что ж, попробуй, брат! – рассмеялся Ангес – быстрое движение темной брови, и Бог Войны предстал во сей своей грозной красе – стрелка шлема опущена, одна нога чуть выставлена вперед, а знаменитый щит с Лунным Волком готов отразить прямой удар молнии. Темно-синий, шитый серебром плащ гордо реет под порывами невесть как поднявшегося ветра, рука гладит рукоять Великого Меча...

Прочие Светозарные невольно отпрянули, ожидая удара Арцей медленно приподнимался с Престола, не сводя пылающего взора с ослушника, но брат стоил брата. Семеро потому и были неодолимы, что дополняли друг друга. Исход поединка меж ними предсказать не мог никто. Трое мужчин и одна женщина с ужасом ждали неизбежного, и только Адэна смогла встать между противниками.

Крик "Уйди, сестра!", вырвавшийся одновременно из двух глоток, не заставил золотоволосую богиню отступить. И удара не последовало. Двенадцать глаз неотрывно смотрели на фигуру в зеленом, замершую перед Престолом Сил.

Вспыхнув, Адэна заговорила:

– Мы уйдем, но не из покорности и страха, а потому, что война меж нами раньше срока превратит Тарру в мертвую пустыню. Мы предупредим кланы Волка и Лебедя о воле Творца, но решать будут они. А мы, мы никогда не забудем этого дня и не простим его ни тебе, брат, ни Свету. Отныне и навеки наши дороги разойдутся.

– Так и будет, – слова бога Войны падали тяжело и глухо. – Прощайте, бывшие родичи. Наши пути отныне лежат в стороне от ваших троп.

ЛЕТОПИСЬ ПЕРВАЯ

ИЗБРАННИЦА ПРЕИСПОДНЕЙ

КНИГА РОМАНА

ПРОЛОГ

Ничего, как смерть, не помня.

Ничего, как жизнь, не зная...

Георгий Иванов

– Это действительно единственная возможность?

– Ода, к тому же мы уже начали. Надеюсь, ты не ошибаешься в своих расчетах, твоя прошлая ошибка обошлась дорого...

– Как и твоя. Впрочем, мы могли или поступить так, как мы поступили, или оставаться жалкими свидетелями.

– Да уж. Но ты, по крайней мере, уверен в своем выборе? Где ты ее разыскал?

– Там, где рано или поздно оказываются все они. Эта же не поддавалась Зову Покоя, но и возвращаться не хотела.

– Куда?

– А вот это никогда не узнаешь даже ты, о Жаждущий Познать Все Сущее. Главное, она даже на Пороге сохранила способность сострадать...

– Лучше бы она сохранила способность думать!

– Я не исключаю и этого, брат...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВРЕМЯ НАРЦИССОВ

Вот и сошлись дороги

Марина Цветаева

Глава 1

2228 год от В. И. * 9-и день месяца Медведя*

Вольное село* Белый Мост у Таянского тракта

в шести диа от Гремихинского перевала *.

– Как она?

– Молчит, дядечку.

– Я тебе не дядечка, а господин войт*! Понятно, бестолочь?

– Понятно, – долговязый парень с трогательным курносым носом безнадежно глядел на черноусого здоровяка с медной цепью войта на бычьей шее. – Тольки, проше дана* войта, она все одно молчит...

– Но хоть поела?

– Да кто ж ее знает. Може, и поела, но что огня не разводила, то точно. Она все в углу сидит, я смотрел...

– Давно?

– Как Бодька череду пригнал, так и смотрел...

– С ним вместе небось таращились! Любопытно им, видишь ли. У людей беда, а им любопытно... Ну, отпирай, сам гляну. – И господин войт решительно вступил в низенькие сенцы, крепко пахнущие сушеными травами. – Фу ты, Проклятый* тебя побери! – под ноги с мявом бросилась пестрая кошка, шустро юркнув в открытую дверь. Хоть войт и знал, что никакая это не нечисть, а родимая дочерь его собственного рыжего Брыся, под сердцем нехорошо засосало. Рыгор Зимный, бессменный войт Белого Моста, был мужиком смелым, не боявшимся ни бешеных собак, ни разъяренных быков, но колдовства не понимал, а потому опасался, хоть и признавал, что без хорошей ведуньи в селе не обойтись.

Что бы там ни говорили крючкотворы из городского магистрата и его илюстриссима * господин барон Кузерг, не станешь же кликать из города печатного* волшебника всякий раз, как припечет живность подлечить, роды принять, або снять порчу! Дорого берут печатники, ох дорого, да и муторно с ними дело иметь. Потому-то и привечали селяне ворожей да знахарей, а власти, покуда все шло тихо-мирно, на это беззаконие закрывали глаза. Зато коли по милости неучтенных ведьм случалось какое лихо, расплачивались за него всем миром – почему не донесли да почему пользовались запретными чародействами... Кончалось все, разумеется, поборами.

Впрочем, нынче войт Рыгор о судебных исполнителях думал почти с нежностью. Ну, вывезли бы зерно, угнали скотину. Дело наживное, а вот как сгонят с насиженных мест, перепашут землю, на которой стояло село, да засеют ее волчцами, которые, всем известно, дурное из земли пять годов вытягивают... Рыгор не любил лгать ни себе, ни другим – дело шло именно к этому. Выкрутиться можно было лишь одним способом – самим судить и покарать ведьму-убийцу, а затем доложить барону: "Так, мол, и так, ясновельможный. Виноваты были, да исправились. Ведьму утопили, гнездо ее поганое выжгли, вот церковная доля, вот то, что магистрату причитается, а вот и ваша, господине. Вы уж нас, дураков окаянных, простите, мы люди темные. Вот вам масло, вот вам телятки, а вы уж за нас, горемычных, перед синяками* заступитесь. Ведьму мы сами изничтожили, а его илюстриссиму бару* Кузингу мы, хоть и вольные, отработаем".

Да, это был шанс, и притом единственный, но использовать его войту не хотелось до кома в горле. Был Рыгор Зимный человеком справедливым и в невиновности маленькой деревенской колдуньи не сомневался. Так же, впрочем, как и в том, что, скажи он об этом синякам, ему ни за что не поверят. Просто не захотят. Куда как проще списать все, что случилось прошлой ночью в соседней селу Ласковой пуще, на ведьмины происки, да еще и нажиться на этом. Белый Мост – село богатое, стоит у самого тракта. Коли Мост сроют, следящий за Старой Таянской дорогой Розевский магистрат по закону построит постоялый двор и немало с того наживется, а ежли строить придется на баронских землях^ то и бар Кузерг внакладе не останется. Беломостцам же или веем миром к барону в кабалу, или в Таяну на Вольные земли, к чудищам под бок . Нет, нельзя такого допустить, а значит... Дело его Takoe, назвал себя конем, полезай в хомут...

Войт трошки постоял в пропахших сушеными травами сенцах, собрался с силами и вошел в чистенькую залку*. Окна выходили на закат, и порыжевшее вечернее солнце заливало обиталище– колдуньи ярким светом. Полу Лупе, как всегда, был застелен вчерашней полынью, нехитрый– скарб аккуратно расставлен на прибитых к стенкам (Зенек небось постарался) деревянных досках, а в плетеной ивовой клетке прыгала однокрылая птаха, спасенная от неминучей смерти в кошачьих когтях. Рыгор совершенно не к месту вспомнил, что Лупе как-то помирила калеку-малиновку со своей кошкой, теперь же он, войт Зимный, если хочет спасти Белый Мост, должен утопить ведьмачку за душегубство. Стало вовсе муторно, но он все же заставил себя глянуть в угол, где, забравшись с ногами на лежанку, сидела ведунья Лупе. Лупе, пришедшая в Белый Мост шесть лет назад, Лупе, спасшая не одну жизнь, в том числе и его, Рыгора, дочку, покусанную бешеной лисицей

– Лупе, эй, ты меня слышишь? Скорчившаяся фигурка не шевельнулась.

– Лупе, послушай. Ты... Ты поела? Нет ответа. Войт пересек залку, тяжко ступая по вянущей траве, опустился на цветастую перинку.

– Лупе, да что с тобой? – Женщина молчала. Рыгор понял, что его не слышат. Широко расставленные зеленые с золотистыми крапинками глаза смотрели сквозь войта куда-то в стену, на бледном треугольном личике застыло выражение ужаса и удивления, руки судорожно сжимали какие-то увядшие травки. Лупе напоминала пойманного бельчонка.

Войт осторожно коснулся мягких пепельных волос, но ведунья не почувствовала, и вот тут-то Рыгору стало по-настоящему страшно. Знаменитый на всю округу храбрец и весельчак опрометью выскочил из залки. Только оказавшись за дверью, он смог напустить на себя приличествующий войту в трудных случаях важный вид, что, впрочем, не провело белобрысого охранника:

– Ну как, дядечку? Жуть, да? Так и сидит, и смотрит, вот страх какой. Я что думаю, дядечку, не она все это натворила, зато она знает, что это за жуть к нам заявилась. Вот ее-то она и боится, а не нас с вами и не синяков.

– Умный больно...

– Умный, не умный, а это даже кошке понятно.

– Ты мне лучше, Зенек, вот что скажи. Что тетка твоя, дома?

– Да куда она денется, у нее ж харчевня, гости...

– А выпить у ей есть?

– Есть, конечно. Ой, дядечку, к нам сегодня такой постоялец завернул лошадь у него расковалась. Я сам видел, как тот приехал. Как раз к обеду поспел. Знатный господин, а уж лошадки... Я таких сроду не видел. Не рыжие, не буланые, а такие... такие... ну, словом, как ваша цепь, а бабки, грива и хвост черные.

– Знатный гость, говоришь?

– А то нет! Все честь по чести. И шпага– тычься, не хочу, и плащ с консигной*, и денег не считано, только вот слуг нету...

– А что за консигна-то?

– Цвятка* якаясь, белого цвета. А плащ темно-синий...

– Видать, точно издалека. Я эдакого знака не припомню.

– А я что говорю! И коней таких у нас не водится.

– Ладно, разберусь. А ты карауль хорошенько. Как Грешница* покажется, тебя Збышко сменит.

– Ты к тетке Гвенде пойдешь? А что войтихе сказать, коли спрашивать будет?

– А то и скажи, что у нас тут приезжий кавалер* случился, я с ним потолковать хочу. Если он нашим свидетелем станет, синяки поверят, особливо, коли он слово нобиля даст...

– Дядечку, а дядечку...

– Ну, чего?

– Жалко Лупе, не она это. Панка сама вляпалась, и поделом ей, змеюка была, а не девка. Чего из-за нее огород городить, закопать тихохонько, и делов-то!

– Ты, дурья твоя башка, видать, в крепостные наладился? А то, может, к Последним горам с лежачей матерью податься решил?

Брат-то Цилькин, забодай его жаба, он же у бара Кузинга второй управляющий, он же за сестрину дочь нас всех замордует. Да и сама Цилька стервь хорошая, счеты сводить кинется. Вот и выходит, что волшбу, прячь не прячь, найдут, а за сокрытие запретной волшбы, да еще злокозненной, мы все к Проклятому в зубы пойдем. Молчишь? Вот то-то же!

Жалеть вы все горазды, а решать, так мне. Потом по селу пройти не дадите, жалелыцики. А отпусти я бабенку, как примутся за нас упыри эти клятые, так небось меня же и на вилы – почему не отстоял? Тьфу, окаянство! – Господин войт, не в силах продолжать спор, нашел спасение в бегстве.

2228 год от В. И. 9-й день месяца Медведя. Вольное село Белый Мост. Харчевня "Белая мальва".

Роман-Александр че Вэла-и-Пантана лениво отодвинул чистую занавеску, расшитую буйными розанами. За окошком виднелась часть немощеной улицы, забор и стоящий напротив дом с черепичной крышей. Во дворе, вывалив язык, изнемогал от жары здоровенный цепной пес; в двух шагах от него нагло вылизывал поднятую заднюю лапу желтый котяра, в пыли деловито копошились куры. День клонился к вечеру, но весеннее солнце все еще заливало Белый Мост ярким светом. Роман решительно потряс головой, отгоняя остатки сна. Он терпеть не мог спать днем, но бессонные ночи в седле измотали его. К счастью, он успевал – те, кого он должен "случайно" встретить, появятся не ранее завтрашнего полудня. Вечер и ночь он проведет здесь, в Белом Мосту, а поутру он выедет из села и...

Дальше Роман не загадывал. Все зависело от того, каким ему покажется Первый Паладин Зеленого Храма Осейны, первый нобиль Эланда высокородный Рене-Аларик-Руис рэ Аррой, герцог Рьего сигнор че Вьяхе*, всесильный дядя бездарного коронованного пьянчужки, знаменитый адмирал, непревзойденный мастер клинка и прочая, и прочая. Про эландца говорили всякое, и Роман отдал бы все на свете, чтобы правы оказались те, кто считал адмирала человеком чести, к тому же напрочь лишенным предрассудков.

Болтали, как водится, много, только вот никто не знал, чему верить, а чему – нет. Было общеизвестным, что Рене из рода Арроев в юности слыл одним из самых отчаянных и дерзких вольных капитанов. Зато любители прикидывать зубодробительные политические комбинации не принимали в расчет третьего сына Великого герцога Эланда. Между Рене и троном стояло восемь жизней, а сам он думал лишь о том, как проскочить на своем трехмачтовике Ревущее море и увидеть пресловутый Золотой Берег да прочие чудеса, прячущиеся за Запретной Чертой.

О Счастливчике Рене ходили легенды. Его корабль, украшенный фигурой вздыбившейся рыси, знали во всех портах от Эр-Атэва до Гвэрганды. В те поры сын герцога Лериберта жил, играя, и ему все удавалось. Неповоротливые корабли ортодоксов* ничего не могли поделать со стремительным "Созвездием Рыси" и его полоумным капитаном. Рене ввязывался в совершенно немыслимые авантюры и всегда выходил победителем. Он надолго исчезал, вновь появлялся, привозил диковинные вещи, кидался в любовные приключения, вновь все бросал и уходил в море. Лет двадцать назад "Созвездие" к назначенному сроку не вернулся. В гибель Рене долго не верили, потом стали поговаривать, что судьбе надоело сносить выходки нечестивца, не раз и не два переступавшего Запретную черту. Но капитан вернулся. Один. Ему было около тридцати, и он почти не изменился, только темно-каштановые волосы стали белоснежными.

Суеверные моряки сначала с ужасом вылупились на выходца с того света, затем выпили за его счет и за его удачу, а потом... согласились выйти с ним в море на новом корабле, которому Аррой дал прежнее название. Поход был удачным, маринеры* привезли изрядное количество бесценного черного жемчуга и сиреневые перья каких-то невозможных птиц, за которые арцийские франты готовы были заложить душу Проклятому*. Все вернулось на круги своя, но Рене так никому и не сказал, где его носило целых два года.

Одни решили, что Счастливчик таки нашел обетованный берег, его спутники не захотели покидать земной рай, сам же капитан заскучал и как-то исхитрился вернуться. Другие утверждали, что корабль погиб, а Арроя спасла его вошедшая в поговорку везучесть. Были и такие, кто считал, что Счастливчик заплатил за спасение жизнями и душами своих людей.

Пересуды затихли сами собой, Рене же оставался прежним – был весел, открыт, вспыльчив, любвеобилен, продолжал, где нужно и не нужно, играть со смертью. Его новую эскападу в очередной раз объявили безумием, но "Созвездие" назло дурным пророчествам покинул идаконскую гавань накануне осенних штормов и вернулся по весне целым и невредимым. Эта экспедиция стала последней для маринера Рене.

Зимой Эланд посетила странная зараза, подчистую выкосившая самые знатные семьи. Из всех находившихся в Идаконе Арроев остался в живых лишь юный Рикаред, так что вернувшийся Рене неожиданно для себя самого оказался главой фамилии и некоронованным властителем герцогства Именно тогда он перестал улыбаться, впрочем, протектор из капитана вышел отменный. Рене оказался политиком от бога, что и доказал, заставив считаться с собой не только одряхлевшую Арцию, но и матерых хищников Эр-Атэва и Канг-Хаона.

Несколько неожиданных походов подтвердили репутацию идаконских маринеров и отбили у кого бы то ни было охоту замахиваться на эландское наследство. Фортуна, взявшая Арроя под крыло, демонстрировала редкостное постоянство. Впрочем, даже недоброжелатели молодого адмирала признавали, что удача – только полдела, остального Рене добивался сам...

В дверь робко постучали, и Роман приветливо откликнулся. Ладить с людьми у него давно вошло в привычку Это было куда проще и полезнее, чем убивать. Убивать Роман, кстати говоря, умел превосходно, хотя старался этим умением не злоупотреблять без крайней на то необходимости. Сейчас же он не ждал никакого подвоха. И действительно, вошла хозяйка, вполне заслуживающая прозвища Красотка Гвенда. Женщина, мило покраснев, сообщила, что внизу в общей зале все накрыто к обеду. Впрочем, если ясновельможный хочет откушать у себя, то...

Роман перебил Красотку. Нет, он с удовольствием спустится поболтать с селянами. Решение заезжего нобиля привело Гвенду в восторг – похвастаться подобным постояльцем не мог даже хозяин черемского "Золотого Кабана". Мысли женщины были столь очевидны, что Роман невольно улыбнулся и тут же себя одернул. Негоже расслабляться, выдать себя в придорожной харчевне было бы еще глупее, чем в королевском дворце. Нобиль одернул темно-синий колет, отцепил шпагу, оставив только кинжал в ножнах за спиной, и легко сбежал по крутым ступенькам в общий зал.

Посетителей по весеннему времени собралось достаточно, только вот выглядели они какими-то растерянными и чуть ли не виноватыми. Перед большинством стояли кувшины с вином, и Роман заметил, что пьют молча и сосредоточенно, словно задались целью напиться. Его появленье привлекло настороженное, угрюмое внимание. Странно" жители этого края, насколько он знал, жили более чем благополучно и славились своим радушием и общительностью. Вероятно, в Белом Мосту случилось нечто неприятной.

Вошедшее в привычку умение скрывать свои мысли заставило Романа "не заметить" чужой настороженности. Он весело спросил ужин, и Гвенда опрометью бросилась выставлять на отдельный небольшой стол всяческую снедь

– Любезная хозяюшка, я приехал один, а вы принесли столько всего, что хватит на дюжину синяков, не к ночи будь помянуты.

Шутка повисла в воздухе.

– Я сказал что-нибудь не то?

– Нет-нет, проше дана, – здоровенный мужчина лет сорока с вислыми темными усами с поклоном подошел к гостю. – Коли ласка будет, прошу за мой стол.

– Охотно, господин войт. Я вижу, вы любите кабанью охоту?

– О, дан охотник?

– Иногда. А иногда – воин, или лекарь, или священник. Но всегда бродяга.

– Дан хочет сказать, что живет, как либр?

– А я и есть либр*. Я бард*. В моей семье мужчины не расстаются с гитарой, а значит, с конем и шпагой. Сейчас еду в Тарску, а повезет, и дальше, к Последниигорам.

– О, я знаю вас, – всплеснула руками Гвенда. – Коли б мне вчера сказали, что сам Роман Ясный до нас будет, я б со смеху вмерла. А то дан и есть? То-то я думаю, что консигна у дана такая необычная. То ведь Романова Троянда*?

– Да, Красавица, и я после ужина это докажу, только пусть кто-нибудь принесет мою гитару. А то вы все такие грустные, уж не прселился ли в Белом Мосту, упаси святой Эрасти, людоед?

Смеха не последовало, причем Роман готов был присягнуть, что войт от этих его слов вздрогнул. Дольше бард не сомневался – в селе что-то стряслось. Что именно, либр решил пока не спрашивать.

Рыгор Зимный с надеждой рассматривал приезжего. Красавец, любо-дорого посмотреть, но не размазня, с кинжалом не расстается и, похоже, знает, куда ударить, если что. Да и глаза на месте – небось сразу заметил, что шрам на руке от кабаньих клыков. Надо с ним по душам поговорить, вдруг согласится выступить ходатаем за Белый Мост. К слову барда прислушаются даже синяки. Если тот не поможет, не поможет никто. Рыгор рискнул прервать затянувшееся молчание:

– Проше кавалера, дозвольте звернуться до милости дана!

– Чем могу служить, почтеннейший войт?

– Дозвольте полюбопытствовать, откуда ясновельможный кавалер путь держит?

– Из Старой Месы. Знаете, где это?

– Ой далеко, там, где Проклятый свой клятый перстень загубил*.

– А там мне говорили, что он его потерял в ваших краях. Мы, барды, народ любопытный. Я всю жизнь колечко Проклятого ищу, а добрые люди, вот такие, как ты, меня туда-сюда гоняют.

На этот раз шутке рассмеялись все. Очень хорошо, значит, дело не в нем, просто он невольно задел чужие раны. Ничего, разберемся. А войт что-то странно на него посматривает, словно прикидывает, просчитывает. Может, спросить о чем хочет. Только вот при всех разговора не получится.