Текст книги "Авалон"

Автор книги: Вера Космолинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

ПОТРОШИТЕЛЬ

Ночь была сырой, холодной и отвратной. В самый раз для моих целей. Стены домов сочились слезой, как стенки желудка неведомого монстра, имя которому – Лондон. Туман переваривал предметы, свет и звуки как желудочный сок. Фонари подмигивали гнилью, отражаясь в лужах и содержимом сточных канав… Какое упоение… Проникновение к самым глубинам. Тишина, покой и влага, будто в заветной материнской утробе…

Я сжал покрепче пальцы на удобной рукоятке ланцета, не вытаскивая руку из кармана широкого и темного бесформенного плаща, так славно скрывающего то, что мог и не скрыть этот мглистый туман. Прикрыв глаза, я представлял себе тот сладкий миг… нет, не представлял – я вспоминал, видел воочию – когда тонкое лезвие рассекает мягкую, цельную плоть, и она раскрывается как бутон цветка, распахиваясь пунцовыми лепестками, и там, в самой сердцевине, перламутровой жемчужиной притаилась истина!..

Ускользающая истина. Лишь какое-то мгновение кажется, что к ней можно прикоснуться, поймать, заставить ее гореть ярким светочем!.. Но цветок тут же меркнет, вянет, превращаясь лишь в груду мертвой холодеющей плоти и наполняя мозг ни с чем не сравнимой горечью и безразличием. Истина – не здесь… И это сводит с ума… Но может быть, повезет в следующий раз…

Туман выплюнул звуки. Звуки шагов по мостовой, мелкие, далеко не легкие. Шаги немолодой одинокой женщины в темной подворотне. Кокетливые шаги – вызывающий перестук оскальзывающихся каблучков… Блудница попадет в царствие небесное, и откроет светоч скрытой истины…

Я медленно вытащил руку из кармана и приготовился к прыжку… Вот она – дивная, туманная, обманная ночь, из которой родится истина, с которой будут сорваны покровы и маски, чья самая глубинная сущность увидит свет!!!

Я бросился вперед. Женщина не вскрикнула, только пораженно застыла, вытаращила глаза и выронила дешевый веер, которым прикрывала лицо – под вытаращенными глазами обнаружились вдруг пышные усы, на мгновение сбившие меня с толку.

И тут, из-за другого скрытого тьмой и туманом угла, выскочила еще одна фигура в бесформенном темном плаще – в руке ее, как во внезапно попавшейся на глаза луже, отражая мутные фонари, бледный свет… Соперник!.. И он был к ней ближе!.. Он схватил усатую женщину за плечо – и я знал, что произойдет дальше – одним движением, быстрее мысли, он перережет ей горло, а затем…

Движение опередило мысль. Я с силой бросил ланцет вперед – я должен успеть первым!.. И я успел первым.

Человек выронил ланцет из руки и темной грудой упал на мостовую. Я кинулся к нему и цепко всмотрелся – ланцет угодил ему в глаз, и сразил наповал. Ну, что ж, какая разница… Я выдернул ланцет и нацелился…

Усатая дама возбужденно и крепко похлопала меня сзади по плечу:

– Холмс! Это был он?!..

Мой мглистый туманный мир раскололся и рассыпался на бледные осколки. Вот она – истина – наконец-то…

– Он самый, Уотсон, – бодро сказал я.

– Кто он?

– Понятия не имею. Само безумие.

Уотсон, не снимая шляпки с перьями, поскреб в затылке и уставился на тело с профессиональным любопытством врача.

– Но мы это выясним?

Я покачал головой, и поднялся, больше не глядя на мертвеца. Я и так слишком глубоко проник в его мозг, и мне совсем не хотелось и дальше потрошить… тьфу ты, ворошить его историю и его безумие.

– Это ни к чему, – сказал я сухо. – Все кончено. Кто он такой – пусть выясняет Скотленд-Ярд, если хочет.

По дороге к Бейкер-стрит, Уотсон трещал без умолку, засыпая меня вопросами, но так и не вытянул из меня толком ни слова.

– Никогда не понимал, почему вы придаете столько значения этим театральным представлениям, – ворчал Уотсон. – Ну скажите на милость, какой от них прок?! Что там видно в этом тумане? Почему вам понадобилось ходить в этом дурацком балахоне? Зачем вам понадобился мой ланцет, когда револьвер гораздо лучше? Зачем вы выскочили раньше времени и так меня перепугали – в этом плаще ведь и не поймешь кто это – я чуть не выстрелил сам… Да, и кстати, Холмс…

– Что?

– Вы мне наконец отдадите мой ланцет?..

13.11.01

ЛЕГИОН

О чем бы вы могли думать, падая на раскаленный песок этой проклятой пустыни, как на адскую сковородку, и чувствуя в свои последние мгновения, как кровь шипит и испаряется вокруг вас, а внутри – превращается в крепкий турецкий кофе? О том ли, какой черт понес вас сюда, в эту долину, где нет иной тени, кроме смертной, и нет другого развлечения, кроме миражей, о том ли, что хотели бы вернуться… Куда? Сюда приходят те, кому некуда и незачем возвращаться. Это словно прыжок в пропасть. Даже если чего-то жаль – уже поздно. Время, срок – это все сказки. Здесь умирают для всего, чтобы родиться заново, и рождаются – для смерти.

Какого черта все мы здесь? Сливки и отбросы общества, преступники и рехнувшиеся романтики, и просто безумцы со всех концов света, всех оттенков кожи и религий, будто потомки Каина, лишенного отечества, выходцы из никакой страны, вот, кто мы. Иностранный легион. И тут все непросто. Кажется, всем известно, какой стране он принадлежит. Но – нет. Это ИНАЯ страна, там – с другой стороны. Там – во тьме внешней…

Зачем? Зачем она существует? Для ТОЙ страны? Или просто затем, что мы все одержимы? Обречены и бессмертны – рожденные для того, чтобы кидаться без конца в это раскаленное дюнное море. И поток наш не иссякает. И утопая, расплавляясь в этом море, мы знаем, что еще вернемся. Беспокойные духи, не знающие пристанища ни в земле, ни в небе, завладеют кем-то другим, и тогда мы вернемся. Вернемся, чтобы снова броситься в пропасть. Ведь это всегда будем мы. Как были всегда, и не прейдем во веки веков. Других таких нет. Мы бессчетны и бесконечны. Мы одержимы. Это так же верно, как смерть. Все прочее – ничто.

Кровь – это мираж. Песок – это мираж. Солнце – это мираж. Земля и небо – мираж.

Мы вернемся. Мы всегда возвращаемся.

Ведь имя нам – Легион.

18.06.01

ЗВЕЗДЫ

посвящается «Звездному ужасу» Н.Гумилева

Звезды – совсем не то, что мы о них думаем.

Вы думаете, там что-то есть наверху? Что-то материальное, что-то похожее на жизнь, что-то за этими светящимися окнами.

Ничего там нет.

Любопытно, верил ли кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему в то, что звезды светятся?

Они не дарят свет.

Они дарят мрак.

Говорят, чем ночь темней, тем ярче звезды. Но не путайте причину со следствием. Чем ярче звезды, тем больше они испускают тьмы. И при этом пристально сверлят нам спины своими жгучими острыми буравчиками.

Зачем? Быть может, им страстно хочется стать нами. Украсть наши маленькие теплые жизни. Просто, чтобы забыться, забыть о том, как жутко быть звездой во тьме, и сеять только тьму собственного отчаяния и ужаса.

Мы это чувствуем – как каждая звезда пристально смотрит нам в спину. Поэтому мы боимся темноты. Особенно, когда звезд не видно. Потому, что это не значит, что они не видят нас. Они могут быть где угодно, окруженные тьмой, и могут напасть – тогда, когда мы их не видим. А когда в ваших глазах мерцают звезды – это значит, что они уже поджидают вашу душу.

А однажды каждый из нас окажется в пустоте и темноте, где вокруг будут только звезды. И они будут далеко-далеко от нас. Потому, что будут нас бояться. Ведь мы будем такими же звездами, исторгающими холод и тьму. И мы будем пристально смотреть им в спину. В пустоте не спрячешься. И им будет некуда деться. И вокруг будет бездна звезд.

Не правда ли, именно это нам видится в самых страшных кошмарах? И мы знаем, что это правда. Слишком долго мы были звездами, перед тем, как стать нами.

Звездами всегда приходится быть слишком долго.

И мы всегда возвращаемся.

Через тернии – к звездам.

22.05.01

КОРОЛЕВСТВО ПЕЧАЛИ

Зачем я убил ее? Не знаю. Я совсем не хотел ее убивать. Но когда она подошла ко мне, сияя доверчивой улыбкой, я нарисовал ей вторую улыбку обычным кухонным ножом.

Зачем?

Я не хотел ее убивать…

Я любил ее. Любил, как мог. Я носил ее на руках и осыпал цветами. Мне казалось, что и она счастлива. Но порой она бывала печальна, и эта печаль жила своей жизнью, как маленький черный зверек. То есть, это я думал о ней, как о маленьком черном зверьке, но на деле, должно быть, он был настоящим монстром. И я не смог спасти ее от него.

Наверное, я так и не смог понять ее до конца. Если бы я смог, может быть, я смог бы и спасти ее?

Но я задумался об этом слишком поздно. Когда нашел ее крепко спящей, рядом с пустым пузырьком от снотворного.

Она спала уже давно.

Она успела окоченеть…

Я убил ее тем, что не смог защитить от нее самой. Не смог спасти…

Не знаю, почему я сделал это кухонным ножом… Наверное, в нем было что-то от нее. И когда моя собственная печаль превратилась в черного монстра – монстра, что правит этим миром, что создал этот мир… я вскрыл себе вены этим ножом.

И теперь, каждый день она приходит ко мне, доверчивая и беспомощная, и каждый день я вновь и вновь убиваю ее. И не могу остановить свою руку. Ведь ее просто нет – мертвецы бесплотны. Мы способны испытывать боль только оттого, что режем другого, того, кто любим и дорог, снова и снова, каждый день…

Может быть, это даже не ад.

Это просто Королевство Печали…

14.02.2002

БОЖЕСТВЕННЫЙ МЕРТВЕЦ

Его тело было зеленым, охваченным тленом. Словно священные уреи[3]3
  Священные змеи, украшения в виде их означают божественную власть и мудрость.


[Закрыть], змеились на его челе черви. Он был разрублен на части, но я сложила вместе эти куски, и тлен и черви словно сплели его снова, в одно целое. И слезы мои высохли, когда я увидела, сколько бурной жизни произрастает на нем, славя его своей упитанностью и бойкостью! Черви кланялись ему, и лобзали его, произрастая из него.

И тогда я поняла, что он – жизнь! Что он – бог! О возлюбленный брат мой Озирис! Хвала тебе! Вечная слава! Ибо я видела, что жизнь никуда не уходит из тела! Подобно солнечному свету, дарит она жизнь ничтожным созданиям в могучем и добром своем сиянии!

А значит, и ты никогда не умрешь!

Так сказано мною, Изидой – владычицей Истины, что явилась передо мной во всем своем блеске и ясности.

Ты есть злачное поле, и хлеба, и янтарное пиво.

О брат мой Озирис, воплощенье блаженства за гробом, ты будешь править вечно над миром – посмотри, как он зелен – как ты, и как славно кишит бурной жизнью – как ты, и из него, как из тебя, все произрастает!..

02.10.01

СУХОВЕЙ

Никто по-настоящему не верит в смерть. Никто не верит в то, что он не вечен, и не правит миром. Они не хотят говорить о смерти, или говорят о ней только как о какой-то игре. Не желая верить в свободу, и в то, что этот мир ничего не стоит, что он не вся вселенная, а лишь песчинка, всякий раз выгорающая почти дотла, и давно бы выгоревшая, если бы не разливы Нила. Но тот, кто есть бог в этом маленьком мирке, еще не бог вселенной.

Бывает, что это по-настоящему бесит. Ни с кем из них нельзя поговорить серьезно. Они и вовсе не знают, что значит серьезность. Ни Осирис, ради шутки спрятавшийся в гробу… Ну, что ж, тогда я заколотил этот ящик и сбросил его в «животворящий» Нил. И «бог» умер. Ни Исида, разыскавшая его в этом ящике, и делавшая вид, что он жив, и только притворяется. Чтобы ее разубедить, я разрубил покойника на части и разбросал их по всем сторонам света. Но Исида, с упорством, достойным лучшего применения, разыскала все кусочки, и сложила их «как было». Так как держались они не очень хорошо, она склеила их какими-то смолами и завернула результат в многослойные бинты, после чего опять объявила, что Осирис – жив.

Все они – просто сумасшедшие, пораженные слабоумием и манией величия. И все они мнят себя богами.

То ли дело – я? Мой разум чист и ясен, и жгуче резок, как порывы жестокого, сухого ветра пустыни. Я знаю в чем истина – в том, что всему приходит конец, и все в конечном счете будет сметено этим беспощадным ветром – как я сметаю все, что встает на моем пути, и все обратится в прах, кроме самой Смерти, – без всякого Царства Мертвых, о котором бредит и сочиняет сказки полоумный Анубис, – смерти великой, необъятной и окончательной – вот оно – настоящее божество! И иного нет во Вселенной. И лишь я, чувствующий себя ее воплощением, лишь я один могу именоваться великим богом, царящим над всем миром. Ведь всему миру, и час этот не за горами, с моей помощью скоро придет конец!

Но сумасшедшая Исида, считающая себя Хранительницей Истины, все еще верит в то, что жизнь побеждает. Недавно она родила сына и нарекла его – Гор. И верит в то, что когда он вырастет, то сумеет убить меня. Ха-ха!.. Нет силы во вселенной, способной убить Смерть!

Но они попросту не верят в смерть.

25.11.01

ЗАПАХ МЯТЫ

Санаторий был странный. На всем как будто лежала печать нереальности, на высоких черно-зеленых кипарисах, на замшелых камнях, на горных тропах, вернее, почти на отсутствии этих троп. Казалось бы, люди ходили здесь каждый день, но ощущение было такое, словно каждый день проходишь по какой-то дикой пустынной местности, в первый раз. Тропы осыпались и, собственно, будто вообще были непригодны для того, чтобы по ним ходить.

– Значит, вы говорите, у вас всегда была аллергия на мяту? – с вежливым интересом произнес врач, записывая что-то в карту.

– Не совсем на мяту. Скорее, на мятную карамель. Попробовав ее в детстве, я упал в обморок, и потом даже видеть ее не мог, все время начинала кружиться голова и находила страшная слабость.

– Вы уже пытались обследоваться по этому поводу?

– Конечно. Аллерголог и невропатолог дружно посылали меня к психиатру, а психиатр говорил, что это не его проблемы, и посылал опять к аллергологу.

– Тогда, в детстве, вы подавились конфетой?..

– Нет. Послушайте, все давно описано и рассказано. Зачем вы спрашиваете еще раз?

– Просто для уточнения, что вам нужно именно к нам. Вы же знаете, у нас не совсем обычное учреждение. Не хотелось бы, чтобы вы потом подали на нас в суд.

– Отлично…

– Вот. – Врач достал из кармана халата зеленый леденец в прозрачной обертке. – Попробуйте.

– Это что, шутка?

– Нет, хотелось бы увидеть, какая у вас будет реакция.

– Ну, что ж, хорошо… Я предупреждал.

Я развернул конфету, как во сне, – от шороха обертки у меня тут же заложило уши, и положил ее в рот.

Потрясение леденящего взрыва, и затем – тишина и покой.

Инструктор показал мне неприметную тропинку через осыпающиеся кручи. Облака наползали сырым одеялом над влажной землей, но в их разрывах проглядывало солнце, поблескивающее в каплях росы.

– Вам обязательно надо пройти здесь. За пять минут вы должны достигнуть гребня и заглянуть в долину. То, что вы увидите, очень важно.

Я поглядел вверх.

– Туда не добраться за пять минут.

– Конечно, поэтому все надо делать быстро, не задумываясь. Не то, чтобы за пять минут, но к этому надо стремиться. Чем быстрее у вас получится, тем лучше. Потом спускайтесь.

– Ладно.

Я рванул вверх по тропе. Это было довольно весело, пока я не наскочил на большой расколотый позеленевший валун и сгоряча не решил обойти его справа, так как незаросшая тропинка вела туда. Камешки посыпались у меня из-под ног вместе с тропой. Мда… Я вовремя вернулся чуть назад и поглядел вниз. Там было глубже, чем казалось на первый взгляд. Интересно, тут был раньше проход, или это иллюзия? Туда кто-нибудь уже падал? Я с раздражением пробрался через бурьян с левой стороны валуна и продолжил дорогу к гребню. Никаких троп тут больше не было.

Наконец я добрался до вершины. В долине лежал туман, поднимающийся от озера вдали, окутывающий чернеющие развалины старого замка. Я постоял немного, представляя себе бушующее в этих стенах пламя, и черных драконов, парящих в вышине над такими же причудливыми как они башнями. Потом я спустился.

Инструктор кисло глядел на часы.

– Я видел, как вы поднялись. Мало, кто делал это так неуклюже и столько возился как вы.

– Вы в курсе, что там обрушилась тропа?

Инструктор посмотрел на меня с интересом.

– Там нет никакой тропы. Это просто осыпь. Никто не сворачивает туда. Только вы решили, что там можно пройти. А что вы увидели за гребнем?

– Развалины в тумане.

– Вот как?..

– Может, хотите сказать, что там нет никакого замка?

– Вы что-нибудь представляли, глядя на него?

– Да. Огонь, черный дым и черных драконов над развалинами.

– Там нет развалин.

– Вы что, смеетесь?

– Замок цел. Это музей.

Под серым влажным небом свежо и горько пахло полынью.

– Но…

– Это просто туман. Иногда, в тени, он кажется черным как дым.

На следующее утро мы вместе поднялись на этот гребень и посмотрели на замок. Он действительно был цел. Но это был совсем не тот замок, который я видел.

– Мне все ясно, – сказал врач, улыбаясь. – Ваша проблема действительно связана с вашей прошлой жизнью. Лучше даже сказать, с вашей прошлой смертью. Мята тут ни при чем. Вы застрелились. Выстрелили себе в голову, и теперь каждый раз леденец с резким свежим запахом заставляет вас чувствовать одновременно твердость пули в голове, и то, будто ваши мозги вдруг оказались на свежем воздухе, от которого их больше не защищает черепная коробка.

– Это какое-то безумие.

– А вы подумайте хорошенько, какие ассоциации это у вас вызывает. Хотите еще леденец?

– Давайте.

– На этот раз вы с легкостью согласились. Когда узнали, что это может значить. Это еще больше убеждает меня в том, что в прошлом и в душе вы – самоубийца. Что вам напоминает запах мяты?

– Свободу и… и…

Он терпеливо ждал.

– И неподвижность, – закончил я.

– Попробуйте, – сказал он, кивая на лежащий на столе леденец.

Я развернул его со странным приятным чувством, положил на язык и задумался.

– Ну, как?

– Легкое пьянящее головокружение.

– И никакого желания потерять сознание?

– Нет.

– Вот видите. Вы действительно самоубийца.

– Забавно. Вы всерьез думаете, что прошлые жизни существуют? Почему же тогда известные воспоминания о них, как правило, противоречат истории?

Врач загадочно улыбался.

– Хотите, я проведу сеанс гипноза, и вы увидите нечто, о чем потом сами будете судить?

Я пожал плечами.

– Ну, что ж, давайте.

В замке снова полыхал огонь. В вышине парили черные драконы. Все ерунда. Мы взяли этот замок, мы его разрушили. Дело житейское, хоть и потеряли многих друзей.

– Ну, как? – улыбаясь спросил врач, стоя со мной рядом на пепелище.

– Неплохо, – сказал я. – Красочно. Это именно то, что я представлял себе, стоя тогда на гребне.

– Вы не представляли. Вы вспоминали.

– Абсурд. Это в лучшем случае сон.

– Сон. Но вряд ли ваш.

– Что вы имеете в виду?

– Вас придумали. Откуда, по-вашему, берутся души? Он плодятся по-своему, как тела. Когда-то кто-то просто придумал вас, а потом вы появились на свет. Для того, кто вас придумал, возможно, это тоже было абсурдом. Но для вас, когда-то это было реальностью. Вам не кажется смешным, что даже допуская возможность переселения душ, люди продолжают верить, что это происходит в одном-единственном мире. Мир – это тоже всего лишь плоть, которую можно менять.

– Действительно? А можно мне еще леденец?

– Если хотите…

– Хочу.

– Пожалуйста.

Мы помолчали. Он какое-то время таращился на драконов.

– Ну, что ж, давайте возвращаться, – сказал он.

– Не знаю, как вы собираетесь это сделать, – заметил я.

– Почему? – удивился он.

– Потому, что в вашем мире я только что получил сердечный приступ, когда проглотил этот леденец.

– Прощайте, – сказал он испуганно и исчез.

Я тихо засмеялся.

Сквозь горький дым сладко разливался пьянящий запах мяты.

25.03.04

ЛЕГЕНДА О БЕЛОМ ТИГРЕ

посвящается Уильяму Блэйку и Редьярду Киплингу

Сквозь тьму и аромат диковинных цветов, растворенный в прохладном меде атласной ночи, движется, подобно призраку или отраженному лунному блеску, пятно света. Оно крадется через притихающие джунгли, воцаряясь над бликами ярких небесных светильников, и стелющиеся перед ним шорохи шепчут тайны, которые некому слушать, и не дано услышать даже слышащему, и оттого они остаются чистыми, ведь узорам Майи не пристать к их бесплотности.

Этот свет властвует над ночью, как Тигр царит над пряными зарослями, стремительный и ленивый, с чарующими глазами янтаря и изумруда, в которых пляшут тень и свет, как в глубине влажных джунглей, запаленных по краешку язычками пламени, отделившимися от великого солнца. В глазах тигра – смертоносная вечность, и бессмертное дерзание, и мудрость мгновения. И холодны как лед эти огненно-золотые омуты.

Люди взирали на свет, блуждающий в чаще, и чуя трепет, угадывали в нем смертоносно-прекрасную вечность, бессмертное вольное дерзанье, и неуловимую мудрость тысячи призрачных мгновений, прикасающуюся к душам бархатными мягкими лапами непостижимой, грациозной необъятности. И люди видели в нем белого тигра, бесстрашное и неподсудное, беспощадное и беззлобное знамение истины.

«Если увидишь белого тигра – это принесет тебе счастье. Это принесет тебе просветление.»

Однажды белый тигр с рубиново-красными глазами вышел из чащи и убил ребенка на берегу реки, сплетавшего венок из огромных ярких цветов, и цветы переплелись с тем, что осталось от его добычи, а белый тигр вошел в священную реку, отмывшую кровь с его белоснежной шкуры и унесшей ее к вечному океану, и снова растворился в зеленом мраке.

И было время, когда пришел другой белый тигр, из-за зеленого прохладного моря, и принес с собой тень и свет, надежды и презрение, мосты, железные дороги, каналы и горячий свинец и пламя, погибель и забвение. Люди поклонялись белому тигру, и ненавидели его, и восставали на него, изгоняя вновь за зеленые хляби.

«Это были не настоящие белые тигры, – говорили люди. – Если увидишь белого тигра, это принесет тебе счастье. Были времена – лучшие времена, и тогда являлся белый тигр.»

Пятно блуждающего света тихо скользит в зеленых глубинах, манящее и пугающее, шепчущее о смертоносной вечности и бессмертном дерзании, и жизни мгновения, неуловимой и торжествующей. И тот, кто видел его, может быть, и поймет, что есть счастье. И тот, к кому выйдет белый тигр, может быть, и найдет просветление.

Но может быть, этого и не случится. И тогда белый тигр останется всего лишь белым тигром. Пусть, тем самым, о котором слагают легенды. Ведь это всего лишь тигр.

А люди ищут лишь его свет.

25.06.02