Текст книги "Эльфред. Юность короля"
Автор книги: Вера Ковальчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
Но для того, чтоб построить хоть несколько замков, нужно время. Крестьяне и сами охотно согласятся работать на строительстве, если поймут, что только их усилия смогут хоть как-то защитить их. Но крестьян и рабов, трудящихся на постройке, должен кто-то оборонять. Кто-то должен их кормить. Кто-то должен обеспечить им покой, хотя бы на время.
Эльфред готов был платить, и платить дорого. В казне короля Уэссекса было немало золота, Этельред был весьма бережлив, неохотно расходовал богатства, отлично зная, что ценности могут спасти людей и Уэссекс. Можно было заплатить, но в сложившейся ситуации договориться на разумную сумму будет практически невозможно. В глазах датчан положение саксов безнадежно, значит, с них можно требовать что угодно.
Эльфред надеялся на изменение ситуации. Рано или поздно северянам надоест стоять под стенами непокорного аббатства, и они решат идти дальше. Тогда саксам предстоит атаковать самим. Что ж, это будет не так сложно. Мост так и не удалось опрокинуть в ров и, хоть и разбитый, опаленный, он все-таки держался на опорах. Норманны упорно не давали монахам избавиться от этой скудной переправы.
А через два дня после смерти Этельреда (младший брат отказался похоронить его тело в Уилтоне, заявив, что король Уэссекса должен лежать в Уимборне – рядом с его дедом, королем Эгбертом), рано утром, когда датчане еще вяло собирались идти на очередной штурм, к молодому королю вдруг прибежал послушник и, нервно крича, позвал его на противоположную стену монастыря.
Эльфред в ответ лишь дернул плечом и поспешил к противоположному краю. Бежать до противоположной стены ему не пришлось, еще на полпути он разглядел что-то, некое размытое пятно, которое отделилось от синеватого массива леса и направлялось к монастырю.
Молодой король вытянул шею, и Эгберт, постоянно, как тень, державшийся рядом с ним, тут же прикрыл его своим щитом – на всякий случай. Раннее утро еще не озарили первые солнечные лучи, по лугам ползли клубы густого тумана, и в его гущине трудно было разобрать, кто направляется к монастырю.
Первыми из туманного моря вынырнули флажки, прицепленные к копьям, и, прищурившись, Эльфред легко рассмеялся. Он чувствовал такое облегчение, какого никогда не было прежде. Даже оценив приблизительно, он догадался, что к монастырю идет никак не меньше трех-четырех сотен человек. В сложившейся ситуации это очень много. А знаки на флажках – герб графа Экзетера и графа Уэдмора, а также корнуоллского герцога – убедили его, что поддержка ждет именно его, а не северян.
– Брони и шлемы надеть! – завопил он так, что отозвались колонны каменной галереи и с криками разлетелись вороны из-под сводов большой монастырской церкви. – Готовиться к вылазке!
К Уилтону двигалась надежда молодого короля на благополучное разрешение безвыходной ситуации.
Глава 15
Появление возле монастыря свежих отрядов несколько обескуражило датчан. Хотя после битвы при Басинге к ним присоединилось еще три-четыре сотни искателей приключений, а может, и больше, они не считали – битва при Мертоне и штурм Уилтона стоили им немалых сил.
Сперва датчане рванулись навстречу новоприбывшим, надеясь уничтожить их до того, как те доберутся до монастыря и смогут соединиться с осажденными войсками, но Эльфред не зевал. Его люди, насидевшиеся за стенами и мечтающие отомстить за покойного короля, кинулись в бой с редким пылом. Когда северяне почуяли, что их могут просто-напросто стиснуть с двух сторон, они предпочли отступить и посмотреть, что получится. Им никто не препятствовал. Новоприбывшие сумели пробраться в кольцо стен, и за ними с шумом затворились ворота.
Предводитель этой новой небольшой армии, граф Экзетер соскочил с коня, с облегчением стащил слегка покореженный ударом шлем и, вытирая кровь, сочащуюся из поврежденной брови, огляделся. Эльфред подскочил к нему и с пылкостью обнял – он был слишком счастлив появлению подмоги в самый тревожный момент, и его нимало не интересовали истинные причины появления здесь этого знатного эрла, его воинов и воинов его не менее знатных соседей.
Впрочем, догадаться, откуда взялись корнуоллские воины, которых здесь была полная сотня, нетрудно. Об этом попросила отца Вульфтрит. Молодой король криво улыбнулся. Если бы женщина знала, что она уже вдова, и своими письмами и отчаянными мольбами о помощи помогает ненавистному деверю, пожалуй, по бабской глупости могла бы отказаться от помощи корнуоллских родственников.
Западным эрлам просьбы о дополнительных отрядах воинов посылал сам Эльфред.
Граф Экзетер охотно обнял молодого короля и похлопал его по плечу. Но взгляд его продолжал гулять по лицам, и, не найдя того, кого искал, он сам спросил:
– Где же Этельред? Почему его здесь нет? Он ранен?
– Этельред умер.
– Давно? – Экзетер закусил губу.
– Два дня назад… Три, – Эльфред коснулся своего лба. – Прости, я усталый, плохо замечаю, как меняются дни.
– Да, конечно, – согласился граф. – Я понимаю. Ну, покормят меня и моих людей в этом монастыре?
Он ничего не имел против Эльфреда, и уже за столом, куда подали кашу и наспех разогретые пироги с рыбой – монахи умудрились под покровом темноты, с противоположной от датского лагеря стороны закинуть невод – с любопытством поинтересовался, что собирается делать наследник покойного Этельреда. О старшем сыне покойного правителя Уэссекса, Этельвольде, он даже не упомянул. И так понятно, что десятилетний малыш не способен править. К тому же, для эрлов и солдат он был котом в мешке.
А Эльфред… О, Эльфреда знали все. Он – отличный воин и достойный предводитель. К тому же, он и сам отец. Хорошо, когда к власти приходит человек, не только достигший возраста мужчины и уже отличившийся в битвах, но и обзаведшийся потомством. Конечно, сын Эльфреда до собственного совершеннолетия – четырнадцати лет – мог десяток раз погибнуть от болезни или раны, но пока он жив, здоров и даже, как говорили, довольно боек.
Эльфред вел себя, как король, и не встречал ни противодействия, ни даже удивления эрлов. Что же касалось крестьян, то большая часть общин жила еще по старым законам, когда дети имели право на наследство за родителями лишь в том случае, если у отца нет младших братьев, или же те не нуждаются в наследстве. То, что корона передавалась в семье короля Этельвольда-старшего от брата к брату, простолюдины воспринимали, как нечто само собой разумеющееся.
Датчане, изумленные и обескураженные подкреплением, пришедшим к саксам совершенно неожиданно, согласились на переговоры. Эльфред явился в их лагерь с пышной и прекрасно вооруженной свитой. Всех своих людей, оставшихся в Уилтоне, если только они еще могли стоять на ногах, он расставил по стенам, приказав надеть доспехи. Чувствуя, что взгляды врагов то и дело обращаются к стенам, ощетинившимся оружием, молодой человек мысленно порадовался своей выдумке.
Он держался спокойно и уверенно, разговаривал с датчанами с таким видом, будто это он пришел в их страну грабить. Конечно, норманнов невозможно было смутить, но уверенность молодого короля убедила северян, что это подкрепление – не последнее. И они согласились взять выкуп.
Сумму назвали большую. Эльфред по опыту знал, что торговаться бессмысленно. Но раз уж заплатить придется, надо попытаться выторговать как можно большую передышку. Он потребовал мира самое меньшее на пять лет.
Датчане согласились на это далеко не сразу. Спор продолжался долго, и, в конце концов, предводители северного войска согласились на то, чтоб уйти и, прибыв через год, договориться об отсрочке. «Я не могу принимать такое решение самостоятельно, – объяснил один из них, с трудом управляясь с британским языком. – Я должен посоветоваться».
С кем именно датчанин собирается советоваться, молодой король не понял, да и не пытался вникнуть. Он лишь развел руками и сказал, что нужной суммы у него с собой нет, и, раз так, то половину оговоренного норманны получат через год, когда привезут согласие того, с кем собирались посоветоваться. Северяне подняли шум, но Эльфред был непреклонен. Он дал понять, что если бы договор был заключен сразу, то он как-нибудь нашел бы всю сумму, а так отдаст только половину.
У большинства датчан было хорошо развито чувство справедливости. Ведь только на справедливости держался суд и в северных странах, и в Британии, и язык договора, построенного на честности, был известен всем. Конечно, далеко не всегда и далеко не все воины считали своим долгом соблюдать договоры, но настойчивость молодого уэссекского короля вызвала у северян уважение. Они переглянулись, и их предводитель признал справедливость решения, согласившись принять лишь половину выкупа, а вторую половину – через год, когда будет привезено окончательное решение.
– Да они уже награбили себе на всю жизнь вперед, – проворчал Эгберт.
– Не думаю, что у каждого нашего керла в огороде зарыта кубышка с золотом.
– Да, но у них в доме и кузнечные изделия, и работы жен и дочерей – браные полотна, ковры, гобелены… Датчане гребут все подчистую. А скольких уэссекцев они продадут на рынках?
– Оставь. Золото они всегда предпочитают рабам. Я подумаю о том, чтоб выкупить хотя бы часть пленников.
– Боюсь, на это не хватит и всей казны.
– Но золото способно лишь лежать и блестеть. А керлы – хоть мужчины, хоть женщины – трудятся и преумножают богатства королевства. Чем больше керлов, тем больше податей. Тем больше воинов под стягами короля. Дороги и женщины, не меньше, чем мужчины. Я не желаю, чтоб они жили на севере и рожали датчанам сильных мужчин, пусть лучше рожают мужчин британцам.
Эгберт фыркнул.
Норманны не стали задерживаться у стен Уилтона, и, как только им отдали золото, отвели свое войско. Эльфред заимствовал драгоценный металл у монастыря, заверив, что непременно вернет долг, как только доберется до Солсбери. Количества золота, хранившегося в кладовых аббатства, не хватило, чтоб покрыть необходимую сумму, и датчане согласились немного подождать, пока недостающую часть привезут из королевского замка. Молодой король не спешил покидать замиренных врагов без присмотра – он собирался следить за каждым их действием, затем проводить до самого берега, до кораблей, или же до границ Уэссекса.
Потребовалось несколько дней, чтоб из Солсбери доставили золото. Эльфред вернул аббату позаимствованную сумму, после чего на остатки ценностей выторговал у северных разбойников почти всех пленников-соотечественников, которые для самих норманнов представляли немалую обузу. Часть пленников должна была погибнуть еще до того, как их смогли бы довести до рынков.
Продать пленных здесь же, в Британии, было невозможно, потому что местные торговцы нередко отказывались покупать христиан, и приходилось везти их в те страны, где христианство еще не властвовало. По пути пленных надо кормить, охранять, ухаживать за ними, а они имеют привычку мереть, как мухи. Проще было здесь отдать их скопом молодому королю за небольшой выкуп.
Пленников молодой король приказал накормить и велел им возвращаться на свои земли и как можно скорее приниматься за весеннюю пахоту.
Закончив расчеты с саксами, датчане собирались недолго, и уже через два дня отправились в обратный путь. Эльфред, поколебавшись, не стал сопровождать их сам, поручив это дело Эгберту и тем своим воинам, кто мог свободно перенести длительный марш. Собрав остальных, он велел перенести тело брата с ледника, где оно ожидало своего времени.
– Позор так долго не предавать его земле, – проговорил он хмуро.
– Этельред тебя поймет, – утешал его граф Суррей. – Он же видит, что тебя сдерживают серьезные причины. Ты умело решил эту проблему.
Эльфред развел руками.
В Уимборе он стоял над могилой, вырытой для брата, и молча смотрел, как его опускают в землю. Ни одна молитва не приходила в голову, только самые обыденные мысли – о войске, о податях, и грядущем севе. «Дай Бог, чтоб это лето было спокойным. Дай Бог, чтоб удалось без помех посеять и собрать урожай». Кроме сева было еще немало забот. Надо выбирать место для первых крепостей, которые молодой король уже решил назвать бургами.
Ему нравилось это слово – в нем была устойчивость и надежность.
Перед тем, как заколотить крышку гроба, мертвого правителя показали его бывшим сподвижникам. Бездыханное тело Этельреда было нисколько не похоже на него живого. Казалось, будто тело подменили, положив в гроб усопшего монаха – так строго и аскетично было его восковое лицо. Тонкие пальцы (прежде Эльфреду никогда не казалось, что пальцы у брата тонки и изящны) были сплетены на рукояти меча, но это был не родовой меч. Клинок, доставшийся Этельреду от старших братьев, а тем – от отца, теперь висел на поясе нового короля.
Из Уимбора он поспешил в Солсбери. За самое короткое время предстояло сделать очень многое.
– Как ты смел повесить себе на пояс меч, который по праву должен принадлежать моему сыну?
Этот крик – первое, что Эльфред услышал, едва появился в воротах Солсбери. Вульфтрит ждала на ступенях донжона, а рядом с нею, кутаясь в плащ, стоял нахохлившийся, мерзнущий десятилетний мальчик – Этельвольд, старший сын покойного короля, который вряд ли понимал, зачем ему велено было стоять на холоде, на крыльце. Его взгляд рассеянно бродил по лицам и оружию конников. Мальчик живо интересовался тем, чем и положено было интересоваться сыну короля – войной и воинами.
Эльфред холодно взглянул на супругу своего покойного брата и негромко ответил:
– Если у госпожи есть какие-то возражения, ее сын может обратиться к совету эрлов нынче же вечером, за ужином, и пусть решают эрлы.
– Немедленно верни меч, который должен носить мой сын!
Не обращая на нее внимания, молодой человек соскочил с коня, передал узду мальчишке-конюху, поспешившему оказаться рядом, и направился в покои, где надеялся найти свою жену. Но Вульфтрит заступила ему дорогу и, уткнув руки в бока, закричала, что младший брат ее мужа всегда мечтал отнять у него власть, что он ограбил ее мужа, что он, наверное, сам же его и убил, а теперь ведет себя так, будто он в Уэссексе хозяин. Эльфред вдруг увидел в ее глазах страх – если бы не он, женщина в эту минуту больше всего напомнила бы деверю рыночную торговку, отстаивающую честь своего товара. Он понял, что вдова Этельреда просто боится.
Потому он не стал ни возражать Вульфтрит, ни осаживать ее – просто аккуратно убрал с пути и вошел в дверь.
Эльсвиса ждала его в зале, ждала у кроватки сына. Этельверд спал, разметавшись под тканым шерстяным одеялом с красными кружочками. Но не к нему отец подошел сперва. Жена, лишь увидев супруга, живого и невредимого, кинулась к нему на шею, правда, весьма неуклюже – под просторной одеждой уже вырисовывался животик. Молодой король подхватил ее и приподнял над полом.
– Ну, как ты? – спросил он шепотом. – Как у тебя дела? Как себя чувствуешь?
– Ты жив, – вздыхала, смеясь, Эльсвиса. – Ты все-таки жив. Мне сказали, что ты погиб.
– Какая ерунда, – возмутился молодой человек. – Кто говорил? Королева? Ты ведь могла пострадать от беспокойства. У тебя все хорошо?
– Я крепкая.
– Ну, и слава Богу, – Эльфред аккуратно поставил жену на пол. В залу уже входили его воины и устраивались на своих постелях. И хотя на молодого правителя и его жену никто не посматривал, потому что это считалось невежливым и наглым, они не желали обниматься публично. – Как мой отпрыск?
– Он здоров. Учится ходить. Но медленно и неуверенно.
– Ну, ничего. Он скоро не только пойдет, но и побежит, – Эльфред нагнулся над кроваткой и, обдавая сына ароматами поля и конского пота, принялся его рассматривать. Чистенькое, умилительно серьезное личико, трогательно опущенные ресницы, полные губки, строго поджатые бантиком. – Какой славный. Я хотел бы его поцеловать.
– Не буди. Не надо.
– Ладно. Потом, – молодой король принялся распускать ремешки кольчуги. – Подготовь мне красную тунику и расшитый плащ. И золотые украшения. Мне надо будет появиться во всеоружии. Взгляд Эльсвисы стал боязливым, и она нагнулась над большим сундуком, где хранились ее и мужние одежды, украшения и другие ценности.
– Ты думаешь, что эрлы могут оспорить твое право на престол?
– Не думаю. Но уверен, что Вульфтрит будет биться до последнего. Если выйдет так, что она победит, я уеду из Солсбери и больше никогда здесь не появлюсь. Возьму себе Беарросцир, к примеру, там мы и будем жить. Я решил, что духовная карьера не для меня. Уэссексу куда больше нужны воины, чем священники. Да и вряд ли из меня получится хороший священник.
– Я не хочу, чтоб ты стал священником, – прошептала молодая женщина. – Как же я тогда без тебя?
– Ты же знаешь, что в этом случае ты получила бы все мое имущество и ни в чем не нуждалась.
– Но разве муж нужен лишь затем, чтоб кормить?
– А зачем еще? – он обернулся к ней, и, заметив в его глазах искорки лукавства, Эльсвиса и сама заулыбалась.
– Ну, как же… Муж любит. Муж защищает… Кто будет защищать меня, если ты станешь епископом? Кто станет меня любить?
– Не буду священником, – пообещал он, обнимая жену. – Буду твоим мужем.
Он прилег отдохнуть, но поспать ему не дали. Явившийся к Эльфреду смущенный и разозленный Редрик Велл разбудил его и, попросив прощения, что пришлось потревожить его отдых, передал общую просьбу эрлов, чтоб меч короля Этельреда был положен на алтарь солсберийской церкви до того момента, пока, собравшись вечером, знать Уэссекса не решит, кто будет ею править.
– Я нисколько не сомневаюсь в твоем праве взять этот меч, – извиняющимся тоном добавил Редрик. – Но Вульфтрит настаивает, она требует, твердя, что пока эрлы не отдадут его тебе, ты не имеешь на него права. Бабья истерика, но может здорово донимать. К тому же, если говорить строго, она права.
– О, Боже, зачем же было меня будить? – вздохнул Эльфред. – Вон он, меч, лежит у изголовья, взял бы сам да отнес.
– Я не могу без твоего позволения коснуться такого оружия.
– Я же не возражаю.
Но глубокого сна уже не получилось, и, подремывая, молодой король думал лишь о том, какие еще сюрпризы приготовит ему вдова покойного брата, обезумевшая от обиды и жажды власти.
Впрочем, на вечернюю трапезу он явился вовремя, одетым в свои самые лучшие одежды, да еще накинув поверх плеча алый плащик, который мог бы сойти ему как верхняя одежда лишь в пяти– или семилетнем возрасте. Именно тогда, в Риме, он был коронован папой Римским, и именно в этом плаще. Из детского плащика получилась накидка, но она хранила на себе следы священного миро. Не очень-то желая получить корону, а вместе с нею и все проблемы и заботы уэссекского короля, Эльфред незаметно для себя включился в эту игру.
Он пришел достаточно рано, чтоб застать премилую картину. Вульфтрит, которая уже привыкла вечно заставлять себя ждать, на этот раз появилась в трапезной пораньше и попыталась посадить в кресло покойного мужа своего сына, разодетого, будто отпрыск византийского императора – с подлинно восточной пышностью. Это возмутило даже тех, кто относился к выходкам вдовы со снисходительным долготерпением. В результате мальчишку пришлось пересадить, а Вульфтрит встала рядом, с ревнивым вниманием следя за Эльфредом – не вздумает ли он усесться на спорный трон.
Он не попытался. Предвидя баталии, он приказал жене оставаться в своих покоях, но зато позвал с собой Кенреда, Эгберта и Аларда, который лишь недавно снова стал ходить. Эти трое держались с уверенностью знатных эрлов, хотя ни один из них не принадлежал к родовитому семейству, владевшему графством. Мужчины чувствовали на себе презрительный взгляд Вульфтрит, но даже и в более серьезной ситуации сочли бы ниже своего достоинства реагировать на нервное и злобное поведение бабы, а уж теперь, когда были уверены в незыблемом положении Эльфреда, могли позволить себе немного эдакого христианского всепрощения и снисходительности.
Когда эрлы и таны собрались в зале, младший брат покойного короля миролюбиво предложил отужинать, а уж потом перейти к решению вопросов, ежели таковые возникнут, но на вдову будто напал бес. Она вскочила с места.
– Неслыханное дело – младший родственник моего супруга и короля распоряжается в его доме, едва успела земля укрыть его тело, хотя у него есть законный наследник – сын! Где это видано?! – она взывала к присутствующим так же, как торговка может на базаре взывать к «добрым людям». Редрик Велл поморщился. Он вовсе не считал, что женщина может здесь что-то решать.
– Права наследства Этельвольда никто и не лишает, – спокойно ответил Осмунд, эрл Холенский. – Он вправе стать эрлом тех земель, которыми владел Этельред, пока не стал королем, а также вправе на имущество и…
– И стать королем Уэссекса, конечно, – поспешила добавить Вульфтрит.
– Многое ли может в этом понимать женщина? – проворчал разозленный Алард. Он был не слишком родовит, чтоб на совете говорить раньше других, и если бы его замечание не было столь верно и своевременно, ему бы, наверное, указали на это.
– Молчи, старик! – ответила Вульфтрит, но промахнулась.
– Не вмешивайся, женщина, – сумрачно проговорил эрл Вульфстан, граф Тамворта, уважаемый и пожилой воин, слово которого ценилось почти так же, как слово покойного короля. – Не дожили еще воины до того, чтоб им указывали женщины, – и бывшая королева почувствовала, что лучше и в самом деле помолчать. По крайней мере, пока.
– Наследство – наследством, это правильно, – согласился Редрик Велл, незаметно почесывая разболевшуюся ногу. – Но королевство – не наследство, вот что тут можно сказать. Мальчишка не имеет права на корону только потому, что его отец был королем.
– Как это – не имеет?! – возмутилась самоотверженная мать, но под взглядами мужчин ненадолго утихла.
Обсуждение продолжалось, но вовсе не так, как хотелось женщине. На самом деле, вопрос этот был всеми решен задолго до совещания, но большинство было не против того, чтоб уважить несчастную вдову.
– Мальчик не может вести войска, – решительно проговорил Эадберн Тонкоусый, слуга покойного короля.
– Какое там – водить войска. Он и сам-то еще малыш.
– Не дело отдавать такому корону. Нет-нет.
– Но как же так?! Он же вырастет! – вскрикнула Вульфтрит, но ее больше никто не слушал.
– Правильно, пусть Эльфред правит.
– Правильно. Он – добрый воин, это всем известно.
– Побеждал, опять же!
– Какое там – мальчишке отдавать корону! Датчане приходят каждый год. Что малыш Этельвольд сделает против датчан?
– Верно. Ему еще расти и расти. А с датчанами воевать сейчас надо.
– Верно. Эльфред с датчанами уже воевал, знает, что к чему.
– За него каждый поручится.
– Да какой из Эльфреда воин?! – возмущалась Вульфтрит. – Я слышала, будто мой супруг запретил ему участвовать в битвах.
– А чем все закончилось? – ввернул Алард.
Ответить тут было нечего. Нет, разумеется, бывшая королева нашла бы, что сказать, но вряд ли ее ответ устроил присутствующих в зале мужчин.
Этельвольд, сидевший рядом с матерью, отнюдь не был благодарен ей за то, что она выставила его на всеобщее обозрение. Даже десятилетнему мальчишке не слишком приятно слушать, что он мальчишка, что он ни на что не способен, что королем ему не быть. Он не слишком хотел сесть на трон отца, коль скоро все уважаемые люди королевства прочат в правители его дядю, но прозвучавший вслух отказ, само собой, вызвал желание сопротивляться и чего-то добиваться, что-то доказывать.
Мальчик надулся и раздраженно покосился на мать. Он предпочел бы, чтоб ее сейчас и вовсе не было, ему казалось, что она его только позорит.
Обсуждение шло своим ходом, на стол понесли еду, и, черпая ложкой густую похлебку, ковыряясь ножом в дичине, эрлы и таны продолжили говорить на самые разные темы, имеющие к короне Уэссекса весьма отдаленное отношение. Миновала Пасха, наступало самое прелестное время года – поздняя весна, начало страды, старый кельтский праздник Бельтайн, который некоторые тайком праздновали вместе с крестьянами. Приятный праздник, который обычно заканчивается тем, что приблизительно к Имболку в деревнях появляется на свет множество младенцев с самыми разными носами. Среди них можно найти и те, что как две капли воды напоминают нос местного эрла.
Священники, конечно, порицали «разврат», но традиция есть традиция. И потом, разве не учат сами христиане, что на небесах радуются больше раскаявшимся грешникам, чем праведникам? Значит, ничего не мешает грешить и потом каяться. Пусть на небесах чаще радуются.
Эльфред с аппетитом поедал пирог с птицей и слушал Аларда. Тот рассказывал ему, что происходило в Солсбери в его отсутствие, причем так образно и смешно, что молодой король сразу забыл о склоке с Вульфтрит – ему просто было хорошо. Его слегка знобило – не выспался, но в зале было тепло, да еще теплая пища и крепкое пиво хорошо подбодрили его. Когда закончился один бочонок, он мигнул слугам, чтоб прикатили второй.
Наевшись до отвала, эрлы и таны даже не подумали продолжать спор. Переглянувшись, они отправили в церковь все того же Редрика Велла, и он с благоговением на застывшем лице принес оттуда меч короля Этельреда, по легенде принадлежавший еще Геате, великому королю саксов, которого в языческие времена называли божеством.
Редрик встал перед Эльфредом и протянул ему клинок. Вульфтрит, забыв сесть на свое место, смотрела на деверя с ненавистью. Она не думала, что он может это чувствовать, и что таким образом она сама лишает себя надежды на привольную и приятную светскую жизнь. Прекрасно осознавая, насколько опасно присутствие бывшей королевы в Солсбери или даже Корнуолле, молодой король твердо решил, что отправит женщину в монастырь.
Конечно, в самый лучший, где ей легко будет обеспечить подобающее положение.
Эльфред принял меч и завязал ремешки перевязи. Лишь после этого он по настоянию эрлов и танов занял кресло брата и придвинул к себе большое серебряное блюдо, с которого ел Этельред.
Веселье длилось долго. За угощением и под великолепное ароматное пиво обсудили все вопросы, которые только могли возникнуть. Назначили и дату коронации, которую решено было провести как можно скорее.
– А зачем вообще нужна коронация? – спросил вдруг Редрик Велл.
На него воззрились с удивлением.
– Нет, ну зачем? – Редрик выпил не меньше четырех кружек пива, но, хотя глаза подозрительно поблескивали, голос звучал ровно и уверенно. – Эльфред, верно говорят, что ты уже коронован? Верно, что тебя короновал сам папа Римский, когда тебе было пять лет?
– Верно, – подтвердил молодой король.
– Ну, так и зачем короноваться? Если ты и так король?
– Королем тогда был мой отец. Потом – братья, – он развел руками. – Может быть, то, что папа Римский короновал меня, предопределило мой путь, но вовсе не дало прав на трон Уэссекса. И, раз так сложилось, я с радостью приму корону из рук епископа Уилтшира.
Поздним вечером он вышел из трапезной освежиться. Когда серьезные вопросы были решены, к пиршественному столу позвали женщин и приказали слугам нести к столу сладкие пироги, мед, масло, ягоды и фрукты, а также еще мяса и лепешек. Всяк лакомился чем хотел, а из коптильни принесли колбасы и окорока, так приятно пахнущие ольховым дымом, что слюна начинала течь потоком, едва только огромные подносы с лакомствами внесли в залу.
Эльфред был слишком напряжен и возбужден, настолько, что даже пиво не брало его. Конечно, его взгляд с удовольствием касался стройных фигурок молодых женщин, но неуместные мысли в его голове не появлялись. Он с удовольствием выбрался на галерею, опоясывающую донжон, и, стоя у лестницы, вдыхал холодный ночной воздух. Он разгорячился, и даже в одной рубашке на пронизывающем весеннем ветру ему не было холодно.
Он повернулся, почувствовав, что рядом кто-то стоит, и увидел жену. Она куталась в широкий суконный плащ.
– Ты не спишь? – спросил он ее, улыбаясь.
– Нет. Решила слегка подышать. Он подошел и обнял ее.
– Ты не замерзнешь?
– Мне тепло. Как бы ты не замерз.
– Я мужчина. Я могу на снегу в рубашке спать. Ты не боишься стать королевой?
– Стать королевой? Но разве ты думаешь меня короновать?
– Думаю. Так будет лучше. Когда подрастет сын, и его короную. Для надежности. Знаешь, меня угнетает эта грызня за власть. Черт с ней, с короной, но я хочу, чтоб моя семья была в безопасности. А корону зачастую теряют с головой. Если мальчик будет коронован, за него будут стоять эрлы. Даже если меня не станет, его защитят.
– Как это тяжело, – вздохнула женщина. Но она плохо представляла себе политику, которую считала «мужскими делами», и решила и на сей раз не загружать голову. Объятия Эльфреда успокаивали ее, а мысль, что на этот раз супруг не стал оказывать внимания другим женщинам, может, даже и ради нее, наполнили ее ласковым теплом. «Все-таки, у меня хороший муж», – подумала Эльсвиса.
Молодой король обнял ее покрепче и плотнее закутал в плащ.
– Смотри, не простудись. Тебе нужно следить за своим здоровьем.
– Но ведь все у нас будет хорошо? – спросила она настойчиво. – Верно же?
– Конечно, – твердо сказал Эльфред. – А как же иначе?
