Текст книги "Эльфред. Юность короля"
Автор книги: Вера Ковальчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Ворота замка гостеприимно распахнулись перед саксами, как только дозорные на башнях убедились, что перед ними именно саксы. Едва лишь нога Эльфреда ступила на внутренний дворик Мертона, ему тут же до головокружения захотелось прилечь. Желание было таким неодолимым, что принц с трудом заставил себя устоять на ногах, иначе улегся бы прямо на грязный, истоптанный и загаженный навозом снег. Сознание мутилось, и графу Суррея пришлось дважды повторить свое приветствие, прежде чем новый гость сумел сообразить, что надо бы кивнуть в ответ.
Граф был еще сравнительно молод, он воевал всю свою жизнь, в первый поход отправился в одиннадцать лет, и потому смотрел на Эльфреда с пониманием. Он предложил было руку, чтоб опереться, но принц отказался, и граф не стал настаивать. Хозяин Мертона заверил, что для младшего брата короля и его людей уже готова зала, где они смогут передохнуть, а на поварне вовсю раздувают очаг. Эльфред с надеждой посмотрел на гостеприимного хозяина. Если можно перевалить свои обязанности на другого, что же тогда может мешать ему?
Граф был готов позаботиться обо всех своих гостях, и принц с облегчением вздохнул.
– Я с радостью воспользуюсь твоим предложением, – сказал он и провел ладонью по лбу. – Говоря по чести, я уже и не соображаю, что происходит. Надо хоть немного вздремнуть. Я не спал больше суток.
– Конечно. Ты устал. Мой человек отведет тебя… Гер, устрой все.
– Да, мой господин.
– Может, Эльфред, ты предпочтешь сперва показаться лекарю?
– Я не ранен.
– У тебя одежда в крови. Ты мог пропустить какую-нибудь маленькую рану, а даже царапина способна воспалиться.
– Плевать, – с трудом пробормотал принц.
Граф, заметив, что у гостя буквально закрываются воспаленные глаза, хмыкнул и сделал знак слуге. Тот, носивший странное кельтское имя «Копье», которое в его семье, должно быть, передавалось от деда к внуку долгие столетия, торопливо подставил Эльфреду плечо и потащил своего подопечного в залу. Там он дал ему упасть на большую охапку соломы, покрытую плотной рогожей, рядом с пылающим очагом. Эльфред отключился, еще не коснувшись головой ложа, и слуге графа пришлось самому стаскивать с него сапоги и расстегивать фибулу, скалывающую на плече мокрый плащ.
Зала быстро наполнялась саксами из отряда уэссекского принца. Все они устали настолько, что не желали ни еды, ни питья – только сна. Всех женщин, что были в замке, только теперь поставили к котлам и печам для приготовления хлеба и лепешек. К пробуждению измученных солдат еда как раз должна была поспеть. А пока в замке стало очень шумно и хлопотно. Не один отряд Эльфреда нашел здесь приют. Мертон еще не знал такого нашествия, и граф лишь радовался, что благоразумно запас большое количество самого лучшего продовольствия.
Эльфред проснулся к вечеру. Остальные его люди в большинстве проснулись намного раньше, набили животы кашей с салом и мясом и снова повалились отдыхать. Солдат после боя и тяжелого марша имеет право на отдых и сытную еду, вот что знал любой сакс, выступивший под знаменами короля.
Младший брат Этельреда поел лишь тогда, когда счел нужным наконец пробудиться, и почти сразу увидел рядом Гера, который передал принцу, что его желает видеть король.
– Я хотел бы доесть, – сказал Эльфред.
– Король велел явиться немедленно.
– Подождет, – зло ответил уставший и толком не выспавшийся принц. – Что я, на миску каши не имею права?! Кстати, где мои сапоги?
– Они пришли в совершенную негодность, мой господин. Вот, граф велел принести новые. А вот и обмотки. Новые, холщовые.
– Ну, и хорошо. Хоть сухие, – ответил принц, только теперь заметив, что одежда на нем влажна. – Где мой плащ?
– Вот он. Уже просох.
Эльфред торопливо доел кашу и встал.
– Ох, – он повел плечами. – Все тело затекло, не слушается. Похоже, слишком устал. Помоги.
Слуга накинул на плечи принца плащ и ловко заколол фибулу.
– Идемте, – сказал он.
Гер привел почетного гостя своего господина в опочивальню графа – она временно была превращена в покои правителя Уэссекса. Младший брат короля ждал упреков и претензий, но Этельред даже не стал говорить со своим ближайшим родичем. Он едва скользнул по нему взглядом – Эльфред заметил, как холоден и непроницаем его взгляд – и приказал:
– Завтра же утром возьмешь десяток людей – и марш в Уилтон, к жене.
Сказано это было в присутствии эрлов, графа Суррея и многих его приближенных. Принц понял, что брат слишком раздражен, чтоб думать, и по изумленным, полным недоумения взглядам уэссекской знати понял, что если король и нанес подобной выходкой урон чьей-либо чести, то только своей. Бешеный от ярости и унижения, Этельред действительно плохо понимал, что делает. Эльфред почувствовал, что даже не уязвлен.
– Я приду позже, когда ты возьмешь себя в руки, – сказал он спокойно и повернулся к выходу.
– Ты не придешь позже! Завтра ты возьмешь десять человек и отправишься в Уилтон. Довольно. Я поручил тебе конную атаку, а ты даже с этим не справился. Ты затеял какую-то свою игру. Даже не поставив меня в известность. Довольно! У войска должен быть один предводитель, и, раз ты не способен держать себя в рамках дозволенного, я удалю тебя.
– Ты поставил мне невыполнимую задачу, и теперь упрекаешь в том, что я ее хоть как-то решил? – взбеленился Эльфред. Он слишком устал и был не расположен к дипломатии.
– Невыполнимую? Здесь, под Мертоном, я все сделаю, как надо.
– Бог в помощь, Этельред. Но напомню, что мой отряд – это мой отряд, его ты отнять не можешь.
– Я – твой король. Мне нужен каждый воин из тех, что могут держать оружие. Тебе и десяти слишком много.
– Интересно, если датчане дойдут до Уилтона, чем я буду защищать монастырь, твою и мою семью? Силами одиннадцати воинов?
– Датчане не дойдут до Уилтона, – Этельред стиснул зубы. – Вот что я тебе скажу, брат.
– Что ж. Если тебе угодно винить во всем меня – Бог в помощь. Я сделаю именно так, как ты говоришь, – Эльфред топнул ногой и, провожаемый сумрачными, а когда и неуверенными взглядами эрлов, покинул графскую опочивальню. На самом деле, он почти не был раздражен.
Глава 13
Эльфред был рад повидаться с женой. Он явился в Уилтон в сопровождении десяти человек, да еще прихватил с собой три десятка раненых, которым предстояло не один месяц приходить в себя. Этельред считал, что ему все равно не будет от них никакого толку. Эльфред же понимал, что человек, который хочет жить, способен на чудеса.
Эльсвиса выбежала навстречу мужу во двор – простоволосой, без плаща, так что всем стал заметен ее живот, хоть и не слишком большой, но четко обрисованный складками ткани. Принцу стало неловко, словно это он выставлял на всеобщее обозрение свою семейную жизнь, и он, торопливо соскочив с коня, обнял жену. Молодая женщина льнула к супругу и плакала.
Эльфред подхватил Эльсвису и потащил ее к воротам монастыря. Там уже ждали его и королева Вульфтрит, и сам аббат, встрепанный, будто выбежал встречать самого короля. Принц вежливо поклонился ему, а потом, повернувшись к королеве, хотел поклониться и ей, но задержал движение, потому что его внимание привлек ее взгляд. Супруга Этельреда смотрела на него с ненавистью, и не пыталась скрыть свои чувства.
«Какая же ты дура, – невольно подумал принц. – Почему не пытаешься скрыть свои мысли? Что ты задумала?» Эта мысль укоренилась в его сознании и, все-таки поклонившись ей, как того требовали традиции и уважение к старшему брату и королю, он внезапно понял – она действительно что-то задумала. Эта женщина не умеет скрывать свои мысли, и если у нее в глазах появился особый злорадный свет глубокого удовлетворения, значит, ей удалось придумать какую-нибудь гадость.
Он был прав не до конца. В первый момент при виде невредимого Эльфреда, умудрившегося выжить там, где не выживали столь многие, ее охватила такая ярость, что, казалось, имей ее взгляд силу удара, проблема была бы решена раз и навсегда – деверь бы точно не выжил. Но в следующий миг Вульфтрит вспомнила о своем двоюродном брате и сразу же успокоилась. Мысль столкнуть Эльфреда и Берна показалась особенно удачной, отсюда и свет довольства, осиявший ее встревоженную душу.
– Ты побудешь хоть немного? – шепотом спросила Эльсвиса, прижимаясь к мужу.
– Думаю, что побуду, даже много. Король поручил мне готовить оборону Уилтона – на всякий случай. Датчане скоро появятся под Мертоном, по крайней мере, король в этом уверен.
– Как близко, – вздрогнула жена принца. – Они не дойдут сюда?
– Будем надеяться. Но все необходимые меры безопасности я приму.
Еще толком не разместив своих людей, Эльфред заполучил себе в помощь аббата и стал таскать его по монастырю, оглядывая стены и все хозяйственные постройки. Аббат был очень недоволен тем, что его, пожилого человека, принуждают обходить его «владения», но, услышав, что на горизонте в любой момент могут показаться датчане, перепугался не на шутку и заверил, что обязательно проследит за тем, чтоб принцу все показали и все рассказали. И побежал проверять запасы продовольствия.
Эльфред удивился, в каком прекрасном состоянии находятся монастырские стены. Они были целиком сложены из камня – не такое уж частое явление в то время, и довольно высоки. Они казались еще выше оттого, что под ними был вырыт глубокий ров, и его наполняла вода. Монастырь очень напоминал замок. Конечно, только снаружи. Внутри не было ни донжона, ни жилых корпусов, жмущихся друг к другу – здесь все было иначе. На территории аббатства оказалось еще одно каменное здание – храм, но он не заинтересовал Эльфреда.
Остальные постройки были сложены из дерева. Что ж, и то неплохо. Молодой воин стал прикидывать, куда можно отправить обе семьи. Совсем рядом был Солсбери, до него караван пожитков супруги короля и принца, их служанок и придворных дам мог добраться за пару-тройку дней. Но аббатство казалось Эльфреду надежней.
Первым делом он поднял всех монахов и, убедившись, что среди них немало весьма крепких и сильных людей, способных и работать, и орудовать мечами, стал прикидывать, как их расставить. Он носился по окрестностям и собирал к Уилтону всех крестьян, каких мог. Те, правда, шли очень неохотно. Датчане, конечно, это серьезно, но где они? Их не видно. А земля, которая уже оттаивает, потому что до Имболка, праздника овечьего сыра, осталось всего ничего – она рядом.
Все крестьяне в окрестностях Уилтона были крещены и, пожалуй, могли считаться хорошими христианами – молились, ходили в церковь, платили десятину. Но, приняв крещение, кельтские праздники прекратили соблюдать лишь считанные единицы. Они совершенно искренне считали, что от Христа не убудет, если поставить домашнему духу молочка, а в поле вынести первую лепешку, если в Бельтайн справить обряд плодородия, а в Самайн посидеть дома, затворившись от всякого зла.
Поэтому ни один крестьянин не начинал страды, не снесясь со старым кельтским календарем. На Имболк плодились овцы, а после того вскоре наступал черед готовить поля. В такое время очень трудно было оторвать крестьян от дела.
Но Эльфреда не волновали тревоги окружающих. Он думал только о том, какое войско сможет собрать для защиты аббатства. Указания Этельреда мало его сдерживали, как и заверения, что датчане не дойдут до Уилтона. Брат вряд ли способен поручиться за исход битвы. В конце концов, северяне могут просто обойти Мертон.
Прошло больше месяца, прежде чем до аббатства добрались новости о датчанах и подданных Уэссекского короля. Это время принц всецело использовал для подготовки к отражению возможной атаки норманнов – набрал людей, приказал укрепить стены и ворота, заготовить смолу и камни, проследил, как в аббатство свозили продовольствие. Он принял решение отослать из монастыря обе семьи и всех знатных женщин, как только появится хоть какая-то опасность. Оттого служанки ждали лишь приказа, чтоб начать укладывать вещи своих господ.
Эльфред жил в одной зале с женой и сыном. Иногда среди ночи он смутно слышал плач ребенка и успокаивающий голос жены. Если он все-таки открывал глаза в такие минуты, то видел, как Эльсвиса кормит малыша грудью, как он сжимает кулачки и жадно вытягивает губки. При виде этого зрелища сердце молодого отца наполнялось теплом, и он ненадолго забывал, что в этом мире все висит на волоске.
Гонец, конь которого пал за милю до ворот аббатства, добирался через мокрые, размякшие поля пешком, путаясь в собственных ногах и, похоже, даже толком не разбирая, куда он идет. Его заметили со стены и притащили к Эльфреду буквально на руках. Именно от него принц узнал, что битва при Мертоне проиграна вчистую. Он схватился за голову, но тут же опомнился. На него смотрели люди, как монахи, так и местные крестьяне.
– Что еще велел передать мой брат? – спросил принц у гонца.
– Король приказал готовить аббатство к обороне и сказал, что со своим войском направляется сюда.
– С остатками войска, так будет вернее, – поправил Эльфред. – Много погибло?
Много, – застонал гонец. – Очень много. И никого не удалось похоронить по-христиански. Если б остались, и нас бы всех тоже перебили. Датчане – просто звери, нехристи, язычники поганые. Как же мне теперь к матери явиться, как сказать ей, что косточки моего брата как попало гниют?! Не видать прощения – ни мне, ни ему. В аду оба будем гореть.
– Господь милостив, – проворчал Эльфред, почти не слушая излияний солдата. – Он не осудит тебя за то, что было неизбежно. Ты же не Самсон. Отправляйся отдыхать.
Младший брат короля Уэссекса помолчал и, обернувшись, приказал Эгберту:
– Ступай и передай, чтоб и моя жена, и жена Этельреда укладывали вещи. Дам по три подводы каждой, больше не могу. Пусть берут только самое необходимое.
– Куда же их отправить, принц?
Сперва в Солсбери, – он поколебался и закончил. – Помолимся, чтоб больше никуда им и не пришлось уезжать. Беги и скажи, что времени женщинам я даю до завтрашнего утра. Завтра выгоню из аббатства, в чем будут и с тем, что успеют уложить.
– Самодур! Выскочка! – завизжала, услышав распоряжение деверя, Вульфтрит. – Что он себе позволяет?! Это я его нагишом отсюда выгоню, да еще прикажу кнутом всыпать! Так ему и передай!
Эгберт, впрочем, перед лицом пылкой ярости супруги своего короля даже не моргнул. Он спокойно посмотрел в глаза женщине и повторил:
– Только три повозки. И завтра же с утра принц выставит тебя и твоих служанок из аббатства с тем, что успеешь собрать.
– Как ты смеешь говорить со мной так? Я – твоя королева!
– Разве тебя короновали, дочь Эльфстана Корнуоллского? У меня только один повелитель, а пока его здесь нет, распоряжается его младший брат. Если завтра принц прикажет мне выкинуть тебя за ворота голой, я так и сделаю.
Глаза Вульфтрит сузились, она выставила перед собой руки с согнутыми, будто когти, толстыми пальцами и угрожающе зашипела:
– Я припомню эти слова, воин. Уж будь уверен, король научит тебя, как следует говорить с королевой.
Эгберт легко отвел в сторону ее руки.
– Этот вопрос я решу с королем, – он по-прежнему был невозмутим. – А ты, если не хочешь познакомиться с датчанами, подгони своих служанок.
Упоминание о датчанах несколько смутило Вульфтрит. Она поджала губы и жестом велела Эгберту уйти. Супруга короля Уэссекса быстро поняла, что большего она не получит, и принялась выплескивать свое дурное настроение на служанках и придворных дамах – дочерях самых знатных саксов Уэссекса. Правда, те и сами могли много что наговорить, и королева не решалась заходить слишком далеко, зато служанки и рабыни были совершенно беззащитны перед ее языком и руками. Они забегали и, стремясь поменьше времени проводить на глазах у госпожи, потащили вещи во двор.
Разумеется, вся поклажа Вульфтрит и ее придворных дам на три подводы не поместилась, и здесь королева без стеснения приказала выкинуть с телег вещи, которые ей не принадлежали. Близость датчан и страх заставил дочерей знатных эрлов позабыть об обязанности быть с королевой почтительными и подобострастными.
Скандал, разгоревшийся на большом внутреннем дворе аббатства, был так громок, что с крыш разлетелись вороны. Монахи, привлеченные необычным зрелищем, прилипли к окнам, облепили галерею и даже на крыше появились. Женщины ничего не замечали. Они орали друг на друга и обменивались такими эпитетами, которыми не то, что королеву – ни одну приличную замужнюю женщину нельзя награждать.
В противоположность переполоху на большом внутреннем дворе, в малом внутреннем, по соседству, где грузили подводы Эльсвисы, жены принца, царила тишь и деловитая благодать. Эльсвиса трудилась в своих покоях, упаковывала и увязывала, а ее служанки, спокойные и умиротворенные, таскали вещи вниз. Хотя в пожитки супруги Эльфреда входили также многочисленные вещички малыша, считая его игрушки и молодую козочку, которая снабжала малыша молоком в том случае, если он не получал от матери нужного количества, все вещи молодой матери поместились на двух возках. Третий заняли ее служанки.
– Ну что, устроились? – спросил принц, подходя к жене. Она, следившая за тем, как укладывают в сундучок пожитки ее духовника, стремительно прижалась к мужу. – Как ты себя чувствуешь?
– Лучше, чем раньше.
– Тебе не будет слишком тяжел переезд? Впрочем, выбора все равно нет. Я никогда не позволю своей жене сидеть в стенах, которые, возможно, будут штурмовать.
– Ты же можешь погибнуть, да? – она испуганно смотрела на мужа снизу вверх. – Это же очень опасно?
– Как любая война, мое солнце. Ты – дочь воина, и знаешь, как переменчива судьба. Но у тебя есть мой сын, и, надеюсь, скоро будет еще один, – Эльфред коснулся ее живота, но так, чтоб этого никто не заметил. – Береги его и себя. Обязательно береги себя. Если я погибну, ты не пропадешь. Унаследуешь мое имение, а на доходы с него можно будет прокормить и поставить на ноги хоть десяток детей. Смерть – лишь врата в жизнь вечную, и не надо ничего бояться. Ты ведь любишь меня?
– Да.
– И я тебя люблю, моя ласковая. А значит, мы встретимся в лучшем мире и будем там навеки счастливы. Пусть эта мысль вернет тебе мужество.
– Я его вовсе не теряла, Эльфред, – Эльсвиса украдкой коснулась уголков глаз, будто пыталась спрятать непрошеные слезы. – Я просто не хочу с тобой расставаться. Я хочу быть с тобой.
– Об этом не может идти речи, – очень сурово ответил принц. – Что за странная блажь? На войне не место беременной женщине…
– Тише! – вспыхнула стыдливая Эльсвиса. – Не так громко.
– Все прекрасно знают о твоем положении, и нечего смущаться, если это правда. Ты не девка гулящая, которая понесла незнамо от кого. Ты – замужняя и знатная дама.
– Эльфред…
– И ты должна вести себя так, как подобает знатной даме. Отправляйся в Солсбери, а оттуда, если понадобится, в Эксетер. И непременно роди мне здорового ребенка, ясно?
Эльсвиса стояла перед ним, красная, как спелая морковина, но спорить не решалась. Лишь на одно хватило ее неожиданной смелости, которая посещает порой и самых застенчивых, самых послушных жен.
– Разве ты и в самом деле меня так сильно любишь?
– Как ты можешь сомневаться? Конечно, люблю.
– Но ведь ты мне… изменял, – молодая женщина попыталась улыбкой смягчить резкость своего вопроса. – Ведь изменял же?
Он совершенно искренне удивился.
– О чем ты говоришь, горлинка? Я тебе изменял? С кем?
– Ну… Например, с Эдит…
– Не повторяй глупых сплетен. Я люблю только тебя. Я провел с Эдит несколько ночей, ну так и что? Измена – это чувства к той, с кем мужчина не связан законным браком, чувства и внимание к чужой женщине в обход собственной жены. Но разве я когда-нибудь пренебрегал тобой? Ты не можешь так сказать, коль скоро у тебя уже на подходе второй ребенок. Вот свидетельство моего внимания. Разве я не дарю тебе подарков? Разве расходую богатства на чужую бабу, а тебя оставляю без новых платьев, без украшений? Это же не так.
– Не так.
– А значит, я тебе и не изменяю. И не забивай голову всякими глупостями. Солдату после боя просто необходимо «пообщаться» с какой-нибудь красоткой. Но люблю я только свою жену. Только тебя… Отправляйся и ничего не бойся.
Утром, когда подводы, скрипя, выползли из ворот аббатства и направились в сторону Солсбери, Эльфред не спустился последний раз поцеловать жену и сына, или хотя бы кивнуть им на прощание – у него было слишком много дел. Перед штурмом крепости всегда не хватает дня, полдня, часа – хоть сколько-нибудь, чтоб закончить подготовку к бою. Впервые за много дней сверху на принца смотрело совершенно синее небо, но молодой воин видел красоту небес последнего дня. Казалось, нахлынет волна датчан, сметая все со своего пути, и пусть помолится за обреченного святой монах в далеком монастыре.
Эльфред не мог быть уверен, терзают ли похожие мысли его воинов, крестьян и монахов. Должно быть, терзают. Постриженным легче, они уже на шаг приблизились к Богу, и следующие шаги для них сделать проще. Но как же крестьяне? Эти жадно поглядывали в сторону своих селений – броситься бы туда, схватить в охапку семью, скот – и в леса.
Но мужчина должен держать оружие и стоять твердо – иначе какой он мужчина? Если датчан не проучить здесь, под стенами Уилтона, то где же еще это может случиться? Все керлы, явившиеся к принцу с луками, топорами, а кто-то и со старым копьем, были кряжистыми, сильными мужчинами, с мощными плечами и руками, в большинстве своем еще довольно гибкие и подвижные. Многие из них в одиночку ходили на зверя.
– Датчанин – тот же матерый кабан, – объяснил им Эльфред. – Он, конечно, страшен, но лишь пока не приколешь его копьем.
Крестьяне в ответ понимающе молчали.
К исходу того же дня, когда монастырь покинули женщины, у ворот появились первые отряды Этельреда – конники, измученные до смерти, на измученных конях. Перед ними распахнули створку, и встревоженный принц взглянул на отца-келаря, который случайно оказался под рукой.
– Хватит ли каши на поварне? Ведь сейчас появятся еще воины, а они голодные и усталые.
– Сейчас, распоряжусь, чтоб поставили два дополнительных котла, – заволновался келарь. – Кашу сварить недолго.
– Двух котлов не хватит.
– Ладно. Тогда есть еще большие деревянные бадьи. В них можно будет приготовить похлебку. У нас есть двое хороших работников, они умеют готовить с помощью нагретых камней.
– Бьюсь об заклад, они умирают от голода… И монахов-травников поднимай! – закричал Эльфред вслед келарю. – Пусть вытаскивают из кладовых все свои полезные зелья. Слышишь?
Монах не ответил – он спешил.
А воины почти падали во дворе аббатства, едва не падали и лошади. Их подхватывали под уздцы перепуганные послушники и почти силком волокли в соседний двор. Лошадь – существо капризное, после долгой скачки ни в коем случае нельзя сразу ставить ее в конюшню, надо сперва прогулять шагом, а потом подождать, пока окончательно остынет, и лишь тогда поить.
Эльфред встречал конников-саксов, своих бывших соратников, в воротах аббатства. Он распахивал им объятия, как старым друзьям и, не дав даже вздохнуть свободнее, забросал вопросами.
– Где король? Что произошло? Почему разгром? Сколько наших выжило?
– На какой вопрос отвечать сперва? – отбивался молодой Вульфгар, знатный эрл, недавно потерявший отца и получивший во владение большое графство, хороший друг и очень дальний родственник Эльфреда.
– Решай сам.
– Слушай, отведи меня в тихий уголок, а? Я трое суток не спал.
– Дьяволова задница! Кто мне объяснит, что произошло?!
– Не ругайся по-черному, вовек не отмолишься. Брайан, расскажи ему.
Этот юный то ли ирландец, то ли уэссекс был сыном пожилой тетки Вульфгара. Оставшись богатой вдовой с семью законными детьми, она в сорок два года осчастливила своих родственников еще и маленьким бастардом от какого-то торговца из Коннахта. Что ж, родственники отнеслись к случившемуся снисходительно, позволили женщине понянчиться с малышом, а потом пристроили его отроком в войско короля.
Несмотря на дурную кровь, парнишка оказался довольно удачный, жизнерадостный, сметливый и неутомимый. В отличие от большинства выходцев из торгового сословия он отлично справлялся с обязанностями отрока и обещал в будущем стать великолепным воином. Он и сейчас чувствовал себя в армии, как рыба в воде. Несмотря на ирландские корни (а ирландцы, как известно, лучше разбираются в колесницах, чем в верховой езде) он сидел в седле, как влитой, умел дремать, уткнувшись в холку скакуна. И потому, добравшись до аббатства, он хоть и нуждался в отдыхе, но мог обстоятельно рассказать, что произошло под Мертоном.
Он и рассказал Эльфреду, как саксы и датчане дрались под стенами замка, как уэссекцы были разбиты в пух и прах, и лишь треть успела унести ноги. Датчан было столько, что негде вздохнуть, и король ничего не смог сделать.
– Тогда почему не отвел войска? – требовательно спросил принц, будто имел дело не с бастардом какого-то ирландца, а с самим королем. Брайан лишь пожал плечами. Эльфред огляделся. – Где он сам?
– Король? Его везут.
– Везут?
– Он ранен.
– Серьезно?
– Да так…
– Ты просто не знаешь. Верно?
Король все порывался кинуться в бой, даже тогда, когда с него уже стащили кольчугу и перевязывали. Значит, не так уж он и ранен.
Принц мотнул головой в сторону келий, где кое-как, вповалку, укладывали обессиленных воинов.
– Иди, поешь и ложись. Бог его знает, когда придется подняться. Может, уже через пару часов. Всякое может быть.
Этельреда ввезли в ворота аббатства в числе последних. Он ехал в наскоро, весьма неуклюже сооруженном возке, подвешенном между двух коней, и в первый момент показался Эльфреду чуть ли не умирающим – так был бледен, а обветренные губы напоминали старый растрескавшийся пергамент. Но в следующий момент первое впечатление было разрушено – король оказался очень зол и весьма боек. Он выскочил из возка и тут же вцепился в брата, как клещ.
– Сколько ты набрал людей?
– Мало. Ты же не выразил свою волю, на которую я мог бы ссылаться, тряся окрестных эрлов.
– Ну, так сам бы потряс.
– Интересно. Ты что от меня хотел – чтоб я рабов воровал, или слетал в Саксонию за наемниками? Тогда тебе следовало выразиться яснее. Денег дать, к примеру.
– У меня погибли две трети войска, – застонал Этельред. – Мне нужно пополнение.
– Тебе следовало отступить, когда ты понял, что датчан слишком много.
– Отступить? Что ты говоришь?! Саксы не отступают!
– Тогда не сетуй, что погибло больше половины войска. С честью погибло, прошу заметить!
– Издеваешься, гаденыш?
– Ну-ну, братец. Держи себя в руках.
Этельред покачал головой. Взгляд короля больше ничего не выражал, и порой казалось, что он смотрит в неизмеримую даль, а порой – в глубь своей собственной души.
Даже теперь король не мог не признать, что ему срочно нужна помощь. Но безнадежность уже взглянула ему в глаза. Этельред чувствовал, как за его спиной во весь рост встает ощущение неизбежной гибели. Это ужасное чувство разверзающейся за спиной пропасти, куда его упорно теснят враги, пришедшие из-за моря, северные чудовища, неуемные и жадные. Король противился, как мог, снисходящему на него ужасу, но он уже отдал врагу изрядную часть своего королевства.
– Воинов накормили? – хмуро спросил старший брат младшего.
– Накормили. Те, кто еще не поел, поедят вот-вот. Тебе самому кашу или похлебку?
– Все равно. Пусть нальют, что осталось. И, когда я поем, проследи, чтоб все мои люди уже стояли в боевых порядках перед монастырем. Датчане вот-вот подойдут.
– Эльфред поджал губы.
– Твоим людям надо отдохнуть.
– Что?
Этельреда грубо вернули на землю. Он из неизмеримой дали взглянул на брата, не понимая, что происходит, но чувствуя, что с ним спорят. С ним спорят? Но разве то, что он говорит, не очевидно? Разве не очевидно, что датчан нужно встретить во всеоружии?
– Твои люди должны передохнуть. Некоторые не спали трое суток, они просто ни на что не способны. Ты зачем хочешь вывести их за ворота?
– Эльфред! Что за ерунду ты говоришь? Что за глупые вопросы задаешь? Вот-вот подойдут датчане!
– Ну и что?
– Как это – ну и что? Ты в своем уме?
– Абсолютно. Толку от твоих людей не будет. Они на ногах не стоят.
– У тебя есть свежие люди. Я поставлю их в первый ряд.
– Да ты о чем говоришь-то? Монахов, крестьян и раненых поставить в первый ряд?
– А что остается?
– Сидеть за стенами. Сейчас скажу монахам, чтоб закрыли ворота, они крепкие, дубовые, окованные металлом. Пока датчане будут штурмовать аббатство, терять силы и людей, твои воины отдохнут. А защищать стены смогут даже крестьяне, даже черноризцы.
Король смотрел на брата в изумлении.
– Чтоб я прятался от датчан за стенами?
– Да ты можешь и не прятаться, если тебе угодно, – взбесился Эльфред. Он устал, и больше не был расположен вести себя вежливо. – Выходи и сражайся с датчанами! Но тащить за собой на смерть людей, которые и так уже выполнили свой долг, ты не можешь!
– Не смей мне указывать, что я могу, а что нет! Мне следовало прислушиваться к словам Вульфтрит, когда она говорила, что ты желаешь моей смерти!
– Впутываешь в наш разговор глупую и завистливую бабу. Если ты считаешь, что она во всем права, так почему же ты ее не сделал королем?!
Этельред в ошеломлении посмотрел на брата. Он был справедливым человеком, и понимал, что в такие дела не стоит впутывать женщин. Только ляпнув, он уже пожалел, что упомянул Вульфтрит и сослался на ее слова, но идти на попятный было невозможно. Оставалось лишь сделать вид, что ничего не произошло, и король сконфузился.
На Этельреда смотрел взрослый мужчина, взгляд был жесткий и уверенный. Уверенность в своей правоте всегда действует на собеседника, пусть не всегда становится решающим доводом в споре. Но сейчас король понимал, что в словах брата есть доля правоты. В самом деле, никакими силами не заставить людей встать в строй.
Но как противно прятаться от датчан за стенами! Этельред краснел от ярости при одной мысли о том, что он будет прятаться от врага.
Эльфред держался совершенно спокойно. Он заверил брата, что ближайшие сутки не позволит вывести в бой никого из саксов. Король знал, что может настоять, но как глупо он будет выглядеть в глазах своих усталых воинов! Да и так ли очевидно, что ему подчинятся? Любой военачальник прекрасно знает, что нельзя отдавать приказ, которому могут не повиноваться.
Правитель категорично заявил своему брату, что запрещает ему участвовать в битве.
– Мое решение остается в силе.
У принца не было сил спорить. И желания не было.
Он не мог знать, что приказ короля, который был отдан для того, чтоб сквитаться с Эльфредом, может быть, унизить его, поставил непреодолимое препятствие перед Берном из Лонг Бега. Тот сумел уцелеть при Басинге, при Мертоне, но, как ни старался, подобраться к принцу не смог. Ведь убить Эльфреда надо было осторожно, так, чтоб никто его в этом не заподозрил. У младшего брата уэссекского короля было очень много сторонников, они могли и выступить на помощь своему кумиру, и отомстить за его смерть.
