Текст книги "Царица Хатасу"

Автор книги: Вера Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Глава XII. В Буто

Вдали от населенных мест, в низкой болотистой долине, стоял город Буто, почти недоступный из–за плохих дорог. Этот город был местом изгнания для неудобных людей и убежищем для тех, кто не желал обращать на себя внимание. В настоящее время он служил резиденцией молодому брату царицы Хатасу.

Город был невелик, он был обнесен стеной и окружен рвом, что делало его похожим на крепость. В центре города на искусственном холме стоял маленький дворец. Это строение, выкрашенное в ярко–красную краску, резко выделялось на фоне зелени довольно большого сада, которым оно было окружено. Обширный двор был наполнен солдатами.

У всех входов стояли часовые, они были расставлены по всем лестницам и даже у двери большого зала, где за столом, заставленным кушаньями, сидели двое мужчин. Несколько рабов прислуживали им. Один из сотрапезников был молодой человек среднего роста. Его приятное лицо дышало откровенностью и энергией. Но из спокойных глубоких серых глаз сверкал изредка пронизывающий острый взгляд, говоривший, что под этой маской добродушия скрывается много хитрости, смелости и гордости. Это был Антеф, комендант Буто, верное орудие Сэмну. Он с неусыпной бдительностью стерег важного и опасного пленника, доверенного ему.

На нем было простое золотое ожерелье. Широкий нож был заткнут за пояс, а на табурете под рукой лежали его каска, плащ и секира с рукояткой из слоновой кости. Антеф ел с большим аппетитом и незаметно наблюдал за своим собеседником, молодым царевичем–изгнанником. Красивое и умное лицо царевича было мрачно, как грозовая туча. Глубокая морщина залегла между бровей Тутмеса, глаза горели тайным раздражением. Видимо, чем–то озабоченный, он облокотился на стол и не притрагивался ни к одному из подаваемых ему блюд. Только когда кубок его пустел, он поднимал руку, чтобы его снова наполнили.

Вдруг он оттолкнул стоящие перед ним блюда и встал.

– Прикажи привести лошадей, Антеф. Я хочу подышать свежим воздухом и немного развлечься дальней прогулкой, – сказал он отрывистым голосом.

Антеф немедленно встал вслед за юношей, почтительно поклонившись.

– Я сожалею, царевич, но не могу повиноваться тебе: высочайший приказ из Фив воспрещает всякий выезд за стены Буто! Все, что могло бы развлечь тебя в городе, я не замедлю предоставить в твое распоряжение. Больше я ничего не могу сделать. Я глубоко сожалею, что вызываю твой гнев, но ты сам понимаешь, что, получив царский приказ, такой начальник, как я, должен или повиноваться, или безумно рисковать своей головой.

Яркая краска залила лицо Тутмеса, глаза вспыхнули огнем. Он с трудом подавил свой гнев. Губы нервно дрожали, когда он презрительно сказал:

– Да сохранит меня Ра, чтобы я стал рисковать твоей головой, столь драгоценной для моей божественной сестры и для презренного раба, которого она, вытащив из грязи, сделала своим советником. Пусть приготовят мои носилки; я отправлюсь в храм, – приказал он рабу. Затем, повернувшись спиной к Антефу, вышел в соседнюю комнату. Тутмес просто задыхался. Оставшись один, он отдался припадку безумной ярости и скрежетал зубами.

– Проклятая судьба! – закричал он, бросаясь на стул. – Знать, что трон свободен, и погибать здесь пленником, когдa женщина держит в руках скипетр. Когда же, наконец, я буду в состоянии раздавить тебя, Хатасу, как гадину, со всеми твоими верными слугами?

Появление старого раба, принесшего плащ и клафт, заставило его прийти в себя. Он молча оделся и вышел во двор, где его ожидал Антеф с открытыми носилками и шестью сильными носильщиками. Когда царевич занял свое место, офицер сел рядом с ним и маленький кортеж, окруженный отрядом солдат, двинулся в путь. Впереди бежали скороходы, прокладывая носилкам дорогу, так как толпа с каждой минутой все больше росла. Все население побросало работу и сбежалось посмотреть на царевича–изгнанника.

За время всего пути мрачный Тутмес не разжал рта.

– Добро пожаловать в божий дом, – кланяясь, сказал жрец, предупрежденный скороходом.

– Привет тебе, уважаемый отец, – сказал Тутмес, выпрыгивая из носилок, – я хочу принести жертвы богу. Я надеюсь, – он повернулся к Антефу и смерил его презрительным взглядом, – что высочайший приказ из Фив не вменяет тебе в обязанность передавать своим повелителям молитвы, с которыми я обращаюсь к бессмертным?

Беглый румянец покрыл щеки коменданта Буто.

– У меня только один повелитель, – возразил он, – фараон Ра–ма–ка, да хранят его боги и да даруют ему славу. Хотя полученный мной приказ и не предписывает мне, чтобы я выслушивал твои молитвы, но он требует от меня, чтобы даже в храме твоя особа была у меня на глазах.

С невозмутимым хладнокровием Антеф последовал за Тутмесом и жрецами до комнаты перед святилищем. Здесь он остановился и прислонился к колонне. Он был вполне уверен, что пленник не ускользнет от него, так как солдаты оцепили храм и заняли все выходы.

Скрывшись, наконец, от глаз своего стража, Тутмес опустился на первый попавшийся стул и стиснул руками грудь. Овладевший им безумный гнев лишил его всякого самообладания. С минуту великий жрец смотрел на него с интересом и участием. Это был уже пожилой человек, аскетического вида, с проницательным и умным взглядом. Положив руку на плечо юноше, он сказал тихим, убедительным голосом:

– Ободрись, мой сын! Терпение, благоразумие и умение владеть собой – вот необходимые качества для царей. Постарайся воспользоваться своим несчастным настоящим положением, чтобы приобрести их. К тому же у тебя нет причин отчаиваться, преданные друзья следят за твоими интересами и деятельно работают, чтобы вернуть тебе твое место. Звезды предвещают тебе долгую жизнь и славное царствование. Ты еще юн, полон здоровья и сил. Так смотри же с доверием в будущее и покорно иди путем, предначертанным бессмертными.

Тутмес глубоко вздохнул.

– Каждое слово твое, уважаемый отец, дышит мудростью и истиной, но как трудно обрести терпение и покорность!

– Чем труднее, тем больше в этом заслуги и тем более достойно похвалы, – ответил с улыбкой жрец. – А теперь подними голову, сын мой, и выслушай вести из Фив. Сегодня ночью прибыл посол, привезший нам известие о кончине фараона, твоего брата, и отвозивший твое последнее послание Рансенебу. Ты сегодня очень кстати явился сюда. Я хочу представить тебе этого человека. Роковой случай заставил его перейти на нашу сторону. Он будет верным слугой тебе, так как ненавидит царицу и считает ее своим личным врагом.

– Почему же? – с любопытством спросил Тутмес.

– В другой раз я расскажу тебе все подробности. Это очень знатный человек по имени Хартатеф. Он занимал высокий пост. Отвратительная интрига толкнула его на преступление, он должен был погибнуть, но мы спрятали и спасли его. Так как царица отняла у него невесту и состояние, чтобы отдать их его сопернику, он смертельно ненавидит ее и служит нам с энергией и ловкостью выше всякой похвалы. В качестве писца храма он свободно ездит между Фивами и Буто, делает закупки и носит послания, не возбуждая подозрения царских шпионов.

– Позови, прошу тебя, этого человека. Ты меня очень заинтересовал.

Великий жрец открыл в стене потайную дверь и произнес несколько слов тихим голосом. Через минуту дверь снова открылась и вошел мужчина высокого роста. На нем было одеяние писца, большой парик закрывал его голову и лоб. Лицо было почти такое же черное, как у эфиопов. Маленькие глазки с острым взглядом горели мрачным огнем.

– Подойди ко мне, – сказал жрец, – и передай царевичу все, что ты видел и слышал в Фивах.

Писец поклонился и рассказал все новости, не пропуская ни одной важной подробности. Он рассказал о принятых царицей мерах, о погребении фараона, об освящении усыпальницы и о речи, которую держала Хатасу перед народом.

– Посмотрите на эту добрую Хатасу, она на одни свои плечи взвалила двойное бремя, тяжесть правления, – ехидно сказал Тутмес. – Я постараюсь как можно скорее разделить с ней это бремя, слишком тяжелое для ее нежной комплекции. Клянусь Ра и Озирисом, этот фараон в юбке – истинное чудо для богов и тайна для людей. Она не допускает и не признает ничего, кроме своей воли. Она ломает гордую знать Египта, подчинив ее этому презренному мужику Сэмну. Она подчинила своей власти даже могущественную касту жрецов, заставив их освятить усыпальницу, которую они не одобряют, настоящую насмешку над всеми священными законами.

Великий жрец покраснел и нахмурил брови.

– Правда, что царица управляет и повелевает с необыкновенной смелостью и гордостью. Правда, что в интересах твоего дела жрецы должны были уступить и освятить нечестивый памятник, оскорбляющий богов, как всякое новшество. Знай, сын мой, что трон стоит прочно, когда он поддерживается служителями богов, и что гордость и недостаток уважения к этим представителям божества вернее губит царей, чем какая–нибудь проигранная битва.

– Если я когда–нибудь буду на троне, я вспомню о твоих словах! – воскликнул Тутмес со сверкающим взором. – Я буду воздавать почести богам и их служителям и буду делиться с ними плодами каждой победы. Я сооружу более великолепные памятники, чтобы обессмертить свою славу и отблагодарить бессмертных.

– Боги слышат тебя и даруют тебе и твоему царствованию бессмертную славу. Звезды предсказывают, что Тутмес III превзойдет всех фараонов, царствовавших в Египте. В продолжение долгих лет, до самых крайних пределов старости, двойная корона будет украшать твое чело. Ты будешь побеждать, и побежденный мир сложит свои сокровища к твоим ногам, а своих царей приведет под твою сандалию.

В сильном волнении, охваченный мистическим страхом, слушал Тутмес это пророчество. Радость, спокойствие, непоколебимая вера в будущее, полное величия и могущества, наполнили его юное сердце. В эту минуту он чувствовал себя сильным, терпеливым и снисходительным.

– Да исполнятся твои слова, и я сделаю в сто раз больше, чем обещал, – сказал он с сияющим взглядом и протянул руки жрецу. – А теперь прощай. Я не хочу здесь слишком задерживаться. Ты же продолжай усердно служить мне. Когда я займу свое место, я сумею отомстить за вынесенные тобой оскорбления и возвратить тебе любимую женщину.

– Я буду служить тебе, царевич, как верная собака. Клянусь своей жаждой мести, – склоняясь, ответил писец.

Когда Тутмес вернулся в носилки, Антеф заметил, что юноша сияет радостью, гордостью и триумфом. Тщетно он ломал себе голову, чтобы угадать причину такой перемены. Если даже жрецы и передали ему что–нибудь, то в этом мало для него утешительного.

Возвратясь домой, Тутмес задержал своего стража, якобы для того, чтобы поговорить и самым язвительным образом критиковал царицу, ее любовь к чужеземцам, ее нечестивые нововведения и ее выбор советников и служителей.

Антеф отлично понимал, что царевич хотел оскорбить его, черня его простое происхождение и его родство с Сэмну. Тем не менее он, не моргнув, перенес его нападения, ни на минуту не оставляя своей почтительной сдержанности, с которой он относился к знатному пленнику.

Видя, что злословия не производят впечатления на коменданта Буто и вывести его из себя не удастся, Тутмес умолк и задумчиво посмотрел на бледного, но невозмутимого коменданта. «Право, этот человек хитрее, чем я думал, он старается как можно меньше причинять мне неприятностей, никогда не дает мне почувствовать, что он здесь хозяин, и никогда не реагирует на мои выходки, – подумал он. – Может быть, в глубине души он верит, что жрецам удастся возвести меня на трон, и боится, что, достигнув власти, я дорого заставил бы заплатить его за свои прошлые оскорбления? И действительно, в благоприятном случае бедный комендант Буто может очутиться в очень фальшивом положении».

Остроумный и насмешливый по природе, Тутмес расхохотался. Недоумение собеседника увеличило его веселость. Он встал и сильно, по–дружески, хлопнул Антефа по плечу.

– Ты замечательный человек. Я просто восхищаюсь, как ты справляешься со своей трудной задачей. Я хотел бы обладать твоим спокойствием, и понимаю твое незавидное положение между моей божественной сестрой и мною.

– Если ты, царевич, понимаешь это, почему ты не относишься ко мне с великодушием, которое должен иметь сын царя к солдату, верному своему долгу? – с упреком спросил Антеф.

– Твои слова справедливы. Я не прав, заставляя тебя расплачиваться за дурное расположение духа, я просто умираю от скуки. Ты бы привел какую–нибудь хорошенькую девушку, чтобы я мог развлечься. Неужели ты сам никого не любишь?

– Я люблю и любим, в Мемфисе у меня есть невеста, на которой я думаю жениться в будущем году.

– Красива она? Хорошей фамилии и богата ли?

– Ее зовут Нефтиса. Она живет у родственника своей матери. Он очень богат и не имеет детей. Но для меня ее красота дороже богатства, – с гордостью сказал воин.

– Все это прекрасно для тебя, желаю тебе скорее вкусить счастье в объятиях своей невесты. Но прошу тебя, найди мне красивую женщину, это хороший способ привести меня в доброе расположение духа.

– У меня появилась идея, я постараюсь воплотить ее, если удастся, – смеясь, сказал Антеф.

– Постарайся, постарайся. Маленькое любовное приключение, известное нам двоим, не поколеблет трон фараона Хатасу, – рассмеялся Тутмес. – А теперь идем сыграем в мяч, – сказал он весело и беззаботно, как школьник, бросаясь в сад.

Глава XIII. Пурпурная роза

Душа есть скрытый свет. Когда ею пренебрегают, она меркнет и гаснет, когда же в нее вливают святой елей любви, она горит, как бессмертный светоч.

Гермес.

Была ночь. Тишина и покой мало–помалу водворились на улицах Мемфиса. Вторая столица Египта засыпала, чтобы набраться сил для лихорадочной деятельности, начинающейся с первыми лучами Ра, победоносно выходящего из мрака.

Луна освещала силуэты оригинальных построек древнего города мягким светом, храмы и многоцветные дома отражались в гладкой поверхности Нила. В большом прекрасном доме, стоявшем на одной из главных улиц, царил уже глубокий сон. Хозяева и слуги отдыхали от дневных трудов, и только в маленькой комнатке второго этажа светился еще слабый свет. Эта комната, окна которой выходили во внутренний двор, засаженный пальмами и сикоморами, была просто меблирована, насколько можно было судить при свете масляной лампы стоявшей на столе. На табурете у открытого окна сидела в глубокой задумчивости молодая девушка поразительной красоты. Дом этот принадлежал Гору, человеку богатому и уважаемому. Он владел обширными виноградниками, которые приносили ему большие доходы. Девушка была его племянница, Нефтиса, младшая сестра Ноферуры, жившая у него после смерти родителей.

Ее мать была сестрой Гора, рожденной от одной военнопленной, на которой отец Ноферуры был женат вторым браком. Поэтому Нефтиса совершенно не была похожа на свою сестру, отличавшуюся красотой чисто египетского типа, с темным цветом лица и черными глазами. Нефтиса была меньше ростом, чем Ноферура, нежнее и изящнее сложена. Лицо было цвета слоновой кости и густые золотисто–рыжие волосы окутывали ее волнистым плащом. Ее тонкому и правильному лицу особую прелесть придавали зеленоватые глаза, фосфоресцировавшие, как у кошки. Апатичный и равнодушный в обыденной жизни, ее взгляд становился острым и жестоким, как у тигрa, когда в ней пробуждалась страсть и гнев.

Мечты, лишавшие девушку сна, были очень тяжелые. Лихорадочный румянец играл на ее щеках, грудь тяжело поднималась, а руки, обхватившие колени, нервно дрожали. Вдруг она выпрямилась и откинула локоны своих длинных шелковистых волос. Вытянув вперед руки, она с тоской прошептала:

– Что делать? О боги, что делать? Я не могу больше выносить терзающего меня страдания. О! Если бы я могла еще хоть раз увидеть его, я бы успокоилась и была счастлива!

Закрыв лицо руками, она разразилась конвульсивными рыданиями:

– Днем и ночью его образ преследует меня, его взгляд влечет меня к себе и жжет, как всепожирающее пламя. Во сне мне кажется, что я вижу, как он склоняется ко мне. Когда же, полная безумной радости, я хочу схватить его, то просыпаюсь, и от мысли, что это был только сон, мое сердце готово разорваться на части.

Она прислонилась к стене, потом внезапно бросилась к маленькому туалетному столику. На нем стояли металлическое зеркало, баночка с помадой и несколько флаконов из оникса и алебастра. Оттолкнув как попало все эти вещи, она схватила шкатулку, открыла ее и из–под различных драгоценностей вынула ожерелье, составленное из четырехугольных эмалированных красных с синим звезд, соединенных кольцами.

Нефтиса нажала на центральное кольцо, и одна из звезд открылась. Там лежала увядшая роза, от нее исходил очень сильный аромат. Склонив лицо к ожерелью, Нефтиса жадно вдыхала приятный и опьяняющий запах цветка, скоро наполнивший комнату. Через минуту руки ее упали на колени, а голова опустилась на край постели. Казалось, что она в обмороке, но щеки ее пылали и нервная дрожь сотрясала тело. Впрочем, это забытье длилось несколько мгновений. Быстро вскочив, она закрыла медальон, бросила ожерелье в шкатулку и в волнении стала ходить по комнате.

– Никогда я не смогу выйти замуж за Антефа, ничтожного человека, затерявшегося в толпе себе подобных посредственностей, – пробормотала она. – Хоремсеб! Хоремсеб! Прекрасный, как Озирис, таинственный и величественный, как бог! Тебя одного я люблю, тебя я стремлюсь видеть! Тебе одному я хочу принадлежать! Где встретить тебя, появляющегося только по ночам, я не знаю, но это будет, я этого хочу!

Она остановилась, прижав руки к сильно бьющемуся сердцу. Фосфорические глаза ее сверкали в темноте, как глаза пантеры. Она нагнулась вперед и всей своей грацией и рыжим отблеском волос напоминала эту царицу пустыни, когда та, напрягая свои стальные мускулы, готовится броситься на добычу. Вдруг радостный крик сорвался с ее губ:

– Нашла! Наконец–то я увижу тебя, Хоремсеб. Какая я глупая, что раньше не подумала об этом!

Счастливая и немного успокоившаяся, она легла и скоро заснула тяжелым беспокойным сном.

На следующее утро Нефтиса проснулась с восходом солнца. Быстро одевшись, она спустилась на первый этаж, где ее тетка Сатата, жена Гора, раздавала дневные работы рабыням.

– Милая тетя, – сказала Нефтиса, целуя пожилую Сатату. – Если ты ничего не имеешь против, я хотела бы провести день у старой Аснаты. Она давно уже просила меня прийти показать ее женщинам твою манеру ткать, да и ты хотела передать ей что–то.

– Это правда, я хочу послать ей кусок материи, вино и двух гусей. Моя бедная сестра не очень–то много зарабатывает продажей пряничных животных, которых приносят в жертву бедняки, – ответила добрая Сатата. – Ведь послезавтра годовщина смерти ее мужа. Она будет счастлива принести в жертву настоящего гуся. Я одобряю твое намерение, но не знаю, удастся ли сегодня это сделать. Гор сегодня разливает вино, и поэтому нельзя будет дать тебе с собой раба.

– О, тетя, не нужно отрывать от работы людей. Я возьму Анубиса. Только ты не беспокойся, если я вернусь поздно. Весь день я проведу у Аснаты, а вечером хотелось бы навестить Некебету, а она всегда задерживает меня.

– Хорошо, хорошо, ступай с Анубисом и развлекайся. Тебе нечего бояться, – с улыбкой ответила Сатата.

Очень довольная, Нефтиса побежала в людскую. Здесь, в маленьком сарае, она нашла молодого раба, он молол зерна ручной мельницей. Работа шла медленно: раб был слепой.

Узнав шаги Нефтисы, Анубис встал с радостным видом. Это был двадцатилетний молодой нубиец, стройный и хорошо развитый. Большие черные глаза выдавали его слепоту. Он был слеп от рождения, воспитывался вместе с Нефтисой и Ноферурой, а после смерти их родителей, уступая просьбам племянницы, Гор взял молодого раба в свой дом. Он был совершенно бесполезен, и юная покровительница использовала его для личных услуг и для ничтожных работ по дому, где он ходил с уверенностью зрячего.

Анубис обожал свою хозяйку и подругу прежних детских игр. Он был предан ей, как собака, и беспрекословно повиновался ей. Известие, что он будет сопровождать ее в некрополь, привело юношу в неописуемый восторг.

Спустя два часа они вышли из дома, Анубис, закинув груз через плечо, шел за молодой девушкой, несшей маленькую корзинку с фруктами и флакон с ароматическим маслом. Она вела его за веревку, привязанную к его руке.

Скоро они добрались до Нила и наняли лодку на целый день, заплатив деньги вперед. Нефтиса села на руль, Анубис схватил весла, и маленькая лодка быстро поплыла по реке.

– Погода такая прекрасная, что мне хотелось бы совершить небольшую прогулку, – сказала девушка, и скоро лодка скользила уже вдоль стен, окружавших дворец принца Хоремсеба.

С бьющимся сердцем и пылающими щеками смотрела Нефтиса на это очаровательное жилище, где обитал холодный, невидимый и равнодушный ко всему чародей Мемфиса, герой тысячи легенд и тысячи фантастических рассказов. Во дворце и в саду царило глубокое молчание. Все, казалось, крепко спало, даже каменные сфинксы на лестнице, у подножия которой журчали воды Нила.

– Счастлив тот, кто может проходить через эту дверь. Счастлив тот, кто может видеть тебя и служить тебе, даже как самый последний раб, – прошептала с глубоким вздохом девушка.

День казался Нефтисе бесконечно длинным. Ни радость Аснаты, ни тысячи любезностей с ее стороны не могли развлечь ее. Все ее мысли сводились к одной – увидеть Хоремсеба. Уже наступила ночь, когда они с Анубисом сели в лодку и снова направились ко дворцу принца. Нефтиса приказала остановиться, когда лодка поравнялась с лестницей.

– Нам нужно немного подождать, – сказала она. – Всю реку загромождает масса нагруженных барок. Мы можем опрокинуться.

Слепой кивнул головой в знак согласия. Вытащил весла и спокойно ждал приказания, когда можно будет снова двинуться в путь.

В нервном возбуждении смотрела Нефтиса на таинственную лестницу. Если Хоремсеб выйдет сегодня на прогулку, то должен появиться здесь или, в крайнем случае, проехать недалеко. Не прошло и десяти минут, как из каменного сарая выехала лодка и причалила к ступенькам. В ту же минуту дверь в стене открылась, вышли несколько человек с факелами в руках и выстроились вдоль лестницы. Потом показался еще один, он спустился вниз и сел в лодку под балдахин. Издалека Нефтиса не смогла рассмотреть черты лица этого мужчины, но при свете факелов она различила, что он был высок, строен и одет в белое. На шее, руках и вокруг головы сверкали драгоценные камни.

Дрожа, тяжело переводя дыхание, девушка наклонилась и не сводила глаз с блестящей лодки, казалось, летевшей по воде. Она уже различала при красноватом свете неподвижное лицо принца, когда его пылающий взгляд остановился на ней. Опять странная улыбка скользнула по губам Хоремсеба, и он, подняв руку, сделал знак человеку, стоявшему за ним. Лодка тут же изменила направление и через минуту остановилась борт о борт с лодкой Нефтисы.

Сердце Нефтисы замерло. Хоремсеб встал, наклонился к ней и протянул руку, глядя ей в глаза глубоким пылающим взглядом. Как очарованная, девушка вложила свою руку в эту тонкую, ледяную ладонь, которая крепко сжала ее и потянула к себе. Не способная ни мыслить, ни даже вскрикнуть, загипнотизированная пылающим взором принца и одуряющим ароматом, исходящим от него, Нефтиса отдалась этому движению. Как во сне, она почувствовала, что ее подняли две сильные руки и опустили к ногам принца. Голова ее тяжело упала к нему на колени.

Эта сцена длилась всего несколько секунд. Когда обеспокоенный слепой кричал: «Нефтиса! Нефтиса! Мы сейчас столкнемся с какой–то лодкой. Я слышу шум весел», – таинственная лодка была уже на обратном пути. Как стрела влетела она в каменный сарай, который тотчас же за ней закрылся.

Не получив никакого ответа, Анубис позвал второй раз, а потом стал наощупь искать свою госпожу, думая, что она заснула. Убедившись, что лодка пуста, он отчаянно закричал и, схватив весла, принялся грести, как безумный, ни на минуту не переставая кричать. Он хотел скорее известить хозяев о необъяснимом несчастье. Крики и странные зигзаги, которые делала лодка слепого, привлекли внимание нескольких рыбаков. К нему подъехали и отвели его к берегу. Не поняв ничего из его рассказа, кроме имени хозяина, его отвели в дом Гора. Исчезновение племянницы погрузило в отчаяние всю семью. Тщетно Гор и Сатата расспрашивали Анубиса, он повторял только, что ему показалось, что какая–то лодка проезжала мимо них, и когда он стал искать, Нефтиса исчезла. Все терялись в догадках. Нельзя было допустить, чтобы девушка не кричала или не сопротивлялась, если в данном случае было дерзкое похищение. Если же допустить, что она упала в воду, то, без сомнения, Анубис почувствовал бы сотрясение лодки. Но не было ни малейшего признака, который мог бы навести на истинный след.

Поиски, предпринятые Гором и его женой, не привели ни к каким результатам. Исчезновение Нефтисы так и осталось непроницаемой тайной. Глубоко огорченные Гор и Сатата послали гонцов к Антефу и Ноферуре, чтобы известить их о печальном происшествии, а также попросить племянницу лровести в Мемфисе некоторое время, чтобы утешить их.

Молодой женщине не трудно было получить позволение Ромы навестить родных и провести у них месяц. Жрец был счастлив избавиться от Ноферуры, от ее ревности и сцен и даже от ее вида, который с каждый днем становился ему все ненавистнее.

Утрата Нефтисы нанесла сильный удар сестре, искренне любившей ее. В ней она теряла лучшего друга и поверенную, которой рассказывала без утайки все свои огорчения и неудачи. Несмотря на распущенный нрав и непоследовательность, Ноферура чувствовала себя глубоко одинокой и несчастной. Чудная красота Ромы внушала ей сильную страсть, еще больше подстрекавшую его холодность. Сначала она изменяла мужу, чтобы вызвать его ревность. Но, вопреки ожиданиям, результат был обратный. Теряя терпение, видя мужа все время недовольным, равнодушным, избегающим и ее и свои дом, она старалась развлечься любовными приключениями и заглушить свою несчастную любовь праздниками и всевозможными развлечениями. Роанта, никогда не одобрявшая брака Ромы, была ничто для Ноферуры, которая ревновала к ней мужа и завидовала ее богатству, ее высокому положению в свете, а главное, должности Хнумготена.

• • •

Печальная, с сердцем, полным воспоминаний о своей таинственно погибшей сестре, вернулась Ноферура в Фивы, в свое пустое жилище. Как обычно, Ромы не было дома. Он не ждал ее, несмотря на то, что она сообщила о дне приезда.

С глухим гневом Ноферура пошла к себе присмотреть, как распакуют багаж. Ей попалась на глаза шкатулка с драгоценностями Нефтисы, которую дала ей на память Сатата накануне отъезда. Взяв шкатулку, Ноферура ушла в спальню и стала рассматривать лежавшие там безделушки. Со слезами на глазах вынимала она кольца, амулеты, аграфы и другие украшения Нефтисы. Потом вынула несколько браслетов, нитку жемчуга и, наконец, ожерелье из эмалированных звезд, издававшее сильный, но приятный аромат.

– А, – удивилась Ноферура. – Неужели это ожерелье издает такой несравненный аромат? Он поразил меня, как только я открыла шкатулку! И где Нефтиса достала такие необыкновенные духи? Это как будто запах розы, смешанный с ароматом другого цветка, я не могу определить, какого, – и она стала жадно вдыхать предательский аромат.

– Я сохраню все эти вещи, чтобы возвратить их сестре, если она когда–нибудь появится, на что я надеюсь, ведь ее тело не найдено. Но это ожерелье я надену на память о ней и никогда не буду носить другого. Я припоминаю, что оно принадлежало моей доброй мачехе. Как оно чудно пахнет, – она надела ожерелье, а остальные вещи положила опять в шкатулку и заперла ее в шкаф.

Затем она вышла на террасу и легла на ложе, почувствовав себя утомленной. Ее клонило ко сну. Старая негритянка принесла ей освежающий напиток. Ноферура закрыла глаза. Что–то странное происходило с ней. Какой–то огненный жар охватил ее, возбуждая мысли о любви. Но она не думала о Роме. Странный рассказ Туа носился в ее уме, ей казалось, что она видит необыкновенную лодку мемфисского чародея, направляющуюся к ней, и что какой–то человек наклонился к ней. Черты лица она не могла рассмотреть, но его взгляд в одно и то же время и жег и привлекал ее. Чувство дикой, безумной любви влекло ее к незнакомцу. Она протянула руки, чтобы привлечь его к себе, но он был неуловим. Тяжело дыша, молодая женщина почувствовала острую боль в сердце, перехватившую дыхание. Потом ей показалось, что он, крутясь в вихре, исчез в пропасти, наполненной пламенем.

Ноферура отдыхала, может быть, около часа, когда вернулся домой Рома. Узнав от слуг, что жена вернулась из Мемфиса, он прошел на террасу. При виде лежащей Ноферуры он остановился в нескольких шагах от нее и прислонился к колонне. С досадой и отвращением смотрел он на жену, которая всегда вызывала у него только презрение, а теперь стала непреодолимым препятствием на его пути к счастью с Нейтой.

Тем не менее, он заметил, что Ноферуре, по–видимому, нездоровится. Лицо ее раскраснелось, дыхание было тяжело и отрывисто, нервная дрожь сотрясала тело. «Она больна», – подумал Рома, который, как и все жрецы, был немного врачом.

Он подошел и наклонился над ней. Приятный опьяняющий аромат ударил ему в лицо, но он не обратил на это внимания, занятый исключительно состоянием здоровья Ноферуры. С минуту он смотрел на спящую, как вдруг почувствовал легкое головокружение. Кровь бросилась ему в голову, с необыкновенной силой забилось сердце. «Как она прекрасна», – подумал он. – Как я был глуп, что пренебрегал ею».

Почти бессознательно он наклонился еще ниже и прижался губами к полуоткрытому рту Ноферуры. Женщина открыла глаза, слабо вскрикнула и обвила шею мужа. На этот раз он не оттолкнул ее, как прежде. Со свинцовой головой, с тяжестью в груди он терпел ее страстные ласки. И вдруг привлек ее в свои объятия, стал возвращать ей поцелуи и шептал слова любви.

Все было забыто. Образ Нейты померк. Теперь его неудержимо влекло к жене, которую он прежде ненавидел. Потоки огня, казалось, текли по жилам Ромы, и он, сам того не замечая, жадно вдыхал чудный аромат, исходивший от нее и наполнявший все его существо неведомым блаженством.

С этого дня какое–то странное и непонятное состояние овладело супругами. Дикая, безумная, ненасытная страсть пожирала Рому. Эти чувства, не свойственные спокойной, чистой и гармоничной натуре молодого жреца, казалось, даже влияли на его здоровье. Он чувствовал головокружение, острые боли в груди, лихорадочное беспокойство, ни на минуту не оставлявшее его даже во время службы в храме. Образ Ноферуры всюду преследовал его, а вместе с ним неопределенный запах, который будто сливался с представлением о ней. Только рядом с ней, когда он сжимал ее в объятиях и вдыхал этот аромат, Рома находил относительный покой. И новый прилив страсти заставлял его все забывать, уничтожая моментально нетерпение и беспокойство, пожиравшие его вдали от нее.