Текст книги "Валентин свистит в травинку"

Автор книги: Вера Ферра-Микура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Вера Ферра-Микура
Валентин свистит в травинку

Странное появление Валентина в городе Люкенбрюк

Валентин появился в городе весной.

Фрау Сундук его сразу заметила, потому что как раз в этот момент прикрепляла к оконной раме вертушку из пёстрых перьев.

Валентин не стоял у калитки. Он не соскочил с велосипеда. Не вылез из машины. Он сидел, как всадник, верхом на деревянном турнике, на котором фрау Сундук обычно выбивает ковры. Он совершенно неожиданно возник на зелёной перекладине, и вид у него был несколько растерянный:

– Что вы здесь потеряли? – крикнула ему фрау Сундук.

– Сам не знаю, – ответил Валентин. – Честно говоря, приземляться на этом турнике я вовсе не собирался.

Фрау Сундук поглядела на небо. Она увидела облако, только облако, белое и рыхлое, словно мыльная пена. Ни самолёта, ни аэростата она не обнаружила.

– Трудно допустить, что вы упали прямо с неба, – сказала фрау Сундук. – С крыши вы тоже не могли скатиться. Так откуда же вы взялись?

– Из деревни Рингельсбрун, – объяснил Валентин. Он соскочил с перекладины и вежливо поклонился. – Простите, пожалуйста, за беспокойство. Пойду поброжу по городу. Мне надо осмотреться.

И он притворил за собой калитку.

Валентин уже сделал несколько шагов, как вдруг обернулся и крикнул через забор:

– Я не ошибся, это в самом деле Люкенбрюк?

– В самом деле! – У фрау Сундук от удивления брови поползли вверх. – Ещё есть вопросы?

– Нет, спасибо! – Валентин улыбнулся. – Раз это в самом деле Люкенбрюк, значит, всё в порядке. Ведь я решил приземлиться именно в Люкенбрюке, а не в каком-нибудь другом городке. Выходит, я достиг своей цели.

Толстяк Торелли и толстенные брёвна

«По-моему, я сегодня какой-то несосредоточенный, – думал Валентин. – Во всяком случае, я поступил крайне легкомысленно, не решив заранее, куда приземлюсь. Мне ещё здорово повезло с этим турником. С тем же успехом я мог угодить в лужу. Или в бочку с кислой капустой. Или на раскалённую плиту».

Погружённый в эти мысли, он шёл вниз по улице и вдруг услышал странные глухие звуки: казалось, перекатывали что-то очень тяжёлое. Он остановился и прислушался. Теперь он уловил ещё новый звук, похожий на прерывистое дыхание, – словно кто-то с трудом карабкался на крутую гору.

– Это, видно, доносится отсюда, – пробормотал Валентин, смерив взглядом каменную ограду, у которой остановился.

Ограда была гладкая и высокая, метра в три, не меньше. Но для Валентина стена ведь не препятствие.

Он вынул из кармана куртки травинку, зажал эту травинку между пальцами и сильно дунул.

Раздался пронзительный свист.

Но Валентина это нимало не смутило. Он ведь не собирался музицировать. Он свистел в травинку совсем для другого.

Он свистел и думал: хорошо бы очутиться там, на стене. А когда свист оборвался, Валентин уже сидел наверху, свесив ноги, и глядел на то, что происходит за оградой.

Какой-то толстяк и в самом деле перекатывал толстенные брёвна с одного конца двора на другой. Он кряхтел от напряжения, на лбу у него блестел пот.

Перекатив одно бревно, толстяк, задыхаясь, со всех ног бежал назад и, поплевав на ладони, принимался за следующее.

Валентин от нечего делать пересчитал ещё не перекатанные брёвна.

Их оказалось восемнадцать.

Когда толстяк докатил второе бревно до середины двора, Валентин крикнул ему:

– А что, вам обязательно нужно перекатить их все до одного на ту сторону?

– Конечно! – хрипло закричал в ответ толстяк. – Все, до единого! К вечеру здесь уже не будет ни одного бревна!

– Дяденька, закройте глаза! – скомандовал Валентин. – Сюрприз номер один!

Он свистнул в травинку, и все брёвна очутились в дальнем углу двора.

– Сюрприз номер два! – Он вынул из кармана новую травинку и снова свистнул.

В мгновение ока все брёвна были распилены и наколоты.

– Сюрприз номер три!

Когда Валентин свистнул в третий раз, все дрова были аккуратно сложены в штабеля.

С горделивой улыбкой Валентин глядел на растерянного толстяка:

– Ну как, вы довольны?

– Я!.. – заорал толстяк. – Да я просто в бешенстве! Знаете, что посоветовал мне врач? Нет, вы этого не знаете! «Господин Торелли, – сказал он, – вы должны каждый день перекатывать по двору двадцать толстых брёвен, не то вы будете всё толстеть и толстеть. Если вы не последуете моему совету, то вскоре вам придётся нанять слугу, чтобы он натягивал вам на ноги носки, а свой живот вы будете возить на тачке». Эти брёвна были моим лекарством, а вы превратили ценнейшее лекарство в дрова. Понимаете, что вы наделали?

– Понимаю, – грустно сказал Валентин. – Я хотел всего лишь избавить вас от тяжёлой работы, господин Торелли.

Он поднял, как знамя, уже завядшую травинку.

– Но разрешите мне сделать вам теперь четвёртый сюрприз… – начал он.

Валентин решил исправить свою ошибку и высвистеть во двор новые брёвна. Но господин Торелли был сыт по горло сюрпризами. Уперев руки в бока, он гневно закричал:

– Немедленно слезайте с моей ограды, не то я позову полицию!

Валентин гуляет по городской площади

Спрыгивая со стены, ограждавшей дом господина Торелли, Валентин потерял травинку. «Жаль, что так вышло», – подумал он, отряхивая пыль со штанов.

Маленькими узкими улочками Валентин вышел на Городскую площадь. Она была большая и вся залита солнцем.

Там сидели на складных стульчиках ученики художественной школы Венцель и Фердинанд. Они были так углублены в свою работу, что не обратили на Валентина никакого внимания.

– Добрый день, – вежливо сказал Валентин. – Скажите, пожалуйста, что вы рисуете?

По нетвёрдым линиям на листах Венцеля и Фердинанда понять, что они собирались изобразить, пока было трудно.

– Мы хотим нарисовать вот эти красивые дома с фронтонами, – объяснил Венцель. – Весенним утром они особенно хороши.

Фердинанд почесал затылок.

– К сожалению, это не так-то просто! – Вздохнув, он добавил: – Мы уже успели испортить по четырнадцать листов.

– Вот это да! – воскликнул Валентин.

Он зашёл за памятник знаменитого скрипача Бобржинского, который стоял в самом центре площади, присел на постамент и задумался.

Венцель и Фердинанд, видно, очень стараются. Но не исключено, что они испортят ещё по четырнадцать листов и, если им не помочь, так ничего и не нарисуют.

А помочь им было для Валентина сущим пустяком.

Он вытащил из кармана ещё три травинки. Две уже совсем завяли, и Валентин бросил их на мостовую.

Третью он натянул, как струну, между пальцами и свистнул.

Как всегда, свист получился пронзительный, такой пронзительный, что голуби, сидевшие на плечах скрипача Бобржинского, испуганно вытянули шеи и перелетели на здание ратуши, а дремлющая на тротуаре собака метнулась в тёмный подъезд.

Венцель и Фердинанд тоже перепугались насмерть, потому что вдруг оказалось, что у них уже нарисованы дома с фронтонами. Как это случилось, они ума не могли приложить.

Валентин сунул травинку в карман, на цыпочках обежал вокруг памятника господина Бобржинского и подошёл к молодым художникам, всем своим видом показывая, что оказался здесь снова совершенно случайно.

– Ну как, нравится?

Венцель скорчил гримасу:

– Да что вы! Это не произведение искусства, а «скучная видовая открытка» – вот что нам скажет наш учитель.

Фердинанд сравнил обе работы и озабоченно сказал:

– Ни та, ни другая никуда не годятся! Но моя, мне кажется, ещё хуже твоей, Венцель. Пошли, на сегодня хватит! Нечего переводить бумагу. Лучше попробуем завтра со свежими силами.

– Да, – согласился Венцель. – Как нас учат: терпенье и труд все перетрут!..

Они взяли свои папки, складные стулья и ушли.

– Неблагодарные! – проворчал Валентин.

Жители Люкенбрюка его пока сильно разочаровывали.

Он снова вынул из кармана травинку и свистнул.

И через мгновение рядом с ним стояла Лоттхен и мило ему улыбалась.

Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы покачал головой

– Я вдруг почувствовал себя таким одиноким, – сказал Валентин. – Какое счастье, что я всегда могу тебя высвистать.

– Да, – подтвердила Лоттхен кротко.

– Здорово! – сказал Валентин. – Стоит мне свистнуть, и ты уже здесь, чтобы меня утешить.

– Да, мой милый Валентин, – снова подтвердила Лоттхен и нежным движением руки откинула ему со лба прядь волос.

Лоттхен была выдумкой Валентина, так сказать, плод его фантазии. И с ним она всегда была сама кротость и доброта.

Валентин тут же высвистал небольшие двухместные качели под голубым балдахином, отделанным шёлковой бахромой.

– Красиво! – сказал Валентин.

– И уютно! – добавила Лоттхен.

Они стали качаться у ног знаменитого скрипача.

Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы наверняка покачал головой.

Голуби решили пока отсидеться на высокой крыше ратуши, потому что Валентин ещё два раза свистнул: сперва ему захотелось выпить стакан апельсинового сока, а потом съесть бутерброд.

Первый раз он свистнул удачно, но во второй раз травинка разорвалась пополам.

– Вот тебе на! – Валентин беспомощно вскинул глаза на Лоттхен. – Это у меня последняя травинка.

– Мне тебя так жаль! – прошептала Лоттхен. – Надеюсь, ты всё же наешься этим бутербродом.

Так как травинка разорвалась раньше, чем Валентин кончил свистеть, бутерброд оказался на редкость невзрачным. Со спичечный коробок, не больше.

– Тебе надо срочно найти хоть несколько свежих травинок, Валентин!

– Подожди, я подумаю, как это сделать.

Он скрестил руки на груди и упёрся взглядом в мостовую.

– Стоп, стоп, я, кажется, припоминаю… Лужайка, правда, небольшая, но зелёная, зелёная… в палисаднике… Да, да, это было там, именно там, где я сегодня утром приземлился.

Валентин сунул крошечный бутербродик в рот.

– Приятного аппетита! – сказала Лоттхен.

– Ужасное чувство, когда в кармане нет ни травинки. – Валентин тяжело вздохнул. – Становишься совершенно беспомощным…

Они взялись за руки и пошли искать палисадник фрау Сундук.

Качели так и остались стоять на площади перед памятником. Стакан с недопитым апельсиновым соком тоже.

«Как интересно!» – крикнула фрау сундук из кухонного окна

– Сперва вы занимаетесь гимнастикой на моём турнике, а потом рвёте мою траву! Я застала вас на месте преступления!

– Я сорвал всего лишь пять травинок, вот, можете пересчитать. – Валентин протянул ей тощий пучочек. – Видите, в самом деле ровно пять.

– Если у вас дома кролик, то этим вы его не накормите, строго сказала фрау Сундук. – А это что за барышня?

Лоттхен сделала реверанс.

– Меня зовут Лоттхен, и родилась я в деревне Рингельсбрун. Правда, надо добавить, что я – всего лишь выдумка.

– И притом моя! Это я её выдумал! – с гордостью сказал Валентин.

– Выходит, вы изобретатель! Что же вы молчали? – Фрау Сундук так и сияла. – Подымитесь скорее ко мне, я сейчас сварю кофе. Мне будет очень приятно побеседовать с вами о всяких изобретениях.

Валентин и Лоттхен поднялись по узкой лестнице в квартиру фрау Сундук.

Теперь у Валентина снова было всё, что нужно, – целых пять травинок! И он мог бы прекрасно обойтись без приглашения фрау Сундук, но его разбирало любопытство: ему хотелось выяснить, отличается ли чем-нибудь её кофе от высвистанного. Ведь всё последнее время он пил только высвистанный.

Прошло несколько минут, прежде чем хозяйка налила в тонкие фарфоровые чашки горячий кофе.

Валентин отхлебнул и подумал: «Разница только в том, что этот кофе пришлось ждать да ещё самому ложечкой размешивать сахар. А в остальном ни за что не отличишь!»

Фрау Сундук беспокойно заёрзала в кресле.

– Нынешний день я должна отметить в календаре, – сказала она наконец. – Впервые ко мне в гости пришёл изобретатель.

– Простите, это не совсем так, – смущённо заметил Валентин. – Я, собственно говоря, не изобретатель. Я высвистыватель.

И, видно, только затем, чтобы наглядно показать фрау Сундук, в чем отличие высвистывателя от изобретателя, он высвистел на стол миску с пышками.

– Колоссально! – Фрау Сундук едва не свалилась со стула от изумления, но она вовремя взяла себя в руки и сказала, поджав губы: – Впрочем, к кофе я предпочитаю плюшки. Причём поджаристые.

Валентин не заставил себя долго просить, он тут же высвистел целую корзинку тёплых румяных плюшек.

– Мне бы вполне хватило и двух, – холодно сказала фрау Сундук. – Я скромна в своих потребностях… Господи, куда столько плюшек! Завтра они уже будут несвежие, к столу их не подашь… Разве что шарлотку сделать?

Несмотря на скромность своих потребностей, фрау Сундук с удовольствием уплетала пышки. Она уже съела четыре штуки и, возможно, взяла бы и пятую, но у неё началась икота.

Тут Лоттхен тихонько дёрнула Валентина за рукав:

– Я вдруг вспомнила про качели, которые мы оставили на площади. Ты не считаешь, Валентин, что было бы хорошо высвистеть их в садик фрау Сундук?

Что произошло с фрау Эзенбек и её двумя внучками

Фрау Эзенбек, приветливая пожилая дама, вышла с Людмилой и Варварой – так звали её внучек – из аптеки, расположенной на углу площади. Она купила там два пакета бумажных носовых платков, пахнущих лесными колокольчиками.

– Если хотите, мы можем немного погулять по площади, – сказала фрау Эзенбек и тут же торопливо распечатала пакет с платками.

– Бабушка, я не понимаю, почему у тебя весной всегда бывает насморк, – сказала Варвара и громко чихнула.

– Правда, бабушка, – подхватила Людмила, – никто, кроме тебя, не изводит весной столько носовых платков. – И она тоже чихнула, да так, что можно было подумать, будто поблизости лопнула автопокрышка.

– Здесь где-то растут колокольчики, – сказала вдруг фрау Эзенбек. – Представляете? Великолепно! На Городской площади Люкенбрюка растут лесные колокольчики! Я не ошибаюсь?

– Мы с вами не спорим, – сказала Варвара и поцеловала бабушку в левую щёку.

– И только потому, что мы вас ужасно боимся, – подхватила Людмила и поцеловала бабушку в правую щёку.

– Спасите! Вы сцелуете у меня со щёк все румяна! – завопила бабушка, – А они такие дорогие. Я теперь, наверно, бледная как полотно. Тогда чего ради, спрашиваю я вас, я битых два часа сидела перед зеркалом?

– Неправда, бабушка! Не два, а три!

– Нет, четыре! И пока ты занималась косметикой, суп выкипел, рис пригорел, жаркое превратилось в подмётку.

– Для внучек старалась! – засмеялась бабушка.

Конечно, всё это была шутка. На самом деле она уже много лет как перестала даже пудриться. Бабушка незаметно чихнула и тут же придумала новую игру:

– Давайте, пока нас никто не видит, попрыгаем на одной ножке наперегонки.

И они все втроём запрыгали по тенистой аллее сквера, разбитого на площади. И надо сказать, что бабушка не отставала от внучек.

У выхода из сквера бабушка поправила свою широкополую шляпу и предложила:

– А теперь давайте делать вид, будто мы взрослые.

– А мы и есть давно взрослые, – заявила Людмила. – Особенно Варвара и я. Во всяком случае, если судить по размеру наших туфель. А ты, бабушка, с завтрашнего дня каждое утро будешь пить по ложке рыбьего жира.

– Фу, какая гадость! – не удержалась фрау Эзенбек.

И вот тут-то они увидели качели, которые Валентин забыл у памятника скрипача Бобржинского. Сперва они решили, что это обман зрения. Качели на Городской площади были также неуместны, как музыкальный волчок в тарелке с лапшой.

– Вот это да! Такого случая мы не можем упустить! – заявила фрау Эзенбек. – Пойдемте скорее, посмотрим, что это за штука.

Девочки не заставили себя просить, но быстрее всех к качелям подбежала сама фрау Эзенбек. Она с таким азартом вскочила на сиденье, что всё сооружение затрещало.

– Здесь только два места, – сказала Людмила. – Варвара, сядь-ка ко мне на колени, но только не бей меня каблуками по ногам.

И они втроём принялись качаться на качелях перед памятником скрипачу Бобржинскому. Над их головами, словно конская грива, дрожала шёлковая бахрома. А по бокам – так во всяком случае казалось нашей счастливой тройке – качались взад-вперёд старинные дома с фронтонами.

– Настоящее приключение! – пищала от восторга бабушка. – Вот как надо праздновать приход весны, дети!

В это самое мгновение Валентин в кухне фрау Сундук по просьбе Лоттхен засвистел в травинку.

Серебристые тополя на двоих

Фрау Сундук посмотрела на стол. Потом под стол. Обшарив глазами всю комнату, она обвела взглядом даже потолок. Но, кроме паутины, ничего нового там не обнаружила.

– Что-то не нахожу никаких изменений, господин Высвистыватель. Вам, значит, случается свистеть и просто так, ради удовольствия.

– Подойдите, пожалуйста, к окну. – Лоттхен жестом подкрепила свои слова. – Сюрприз в палисаднике.

– Сюрприз? – Фрау Сундук сразу подумала о серебристых тополях. Она давно мечтала, чтобы по обеим сторонам калитки стояли тополя. Конечно, тополя должны быть большими, чтобы видно их было издалека. – Надеюсь, они не маленькие, фрейлен Лоттхен?

– Нет, – ответила Ринглоттхен. – Они на двоих.

– Тополя на двоих? Что-то про такое я не слыхивала, – сказала фрау Сундук, нервно мигая.

Валентин был очень доволен.

– К тому же они небесно-голубого цвета, – прошептал он, – Можете сами убедиться!

Фрау Сундук высунула голову в окно.

– Как красиво! – воскликнула она. – Как элегантно! – Не её восторг тут же сменился возмущением. – Это неслыханно! В моём саду посторонние! Не успела я получить в подарок качели, как на них уже качаются чужие люди! Эй вы, с какой это стати вы ворвались сюда?

– Сами не знаем, – ответила фрау Эзенбек.

– Просто понятия не имеем, – пропищали Людмила и Варвара.

– Секунду назад мы ещё были на Городской площади, – продолжала фрау Эзенбек, вытаскивая из пакета очередной платок. – Поверьте, это чистая правда! Ап-чхи!

– Спросите господина Бобржинского! – крикнула Варвара. – Или фрау Паулсон в аптеке, где мы купили бумажные носовые платки…

– Раз бабушка говорит, что мы только что были на Городской площади, то, значит, были! – крикнула Людмила. – Потому что наша бабушка никогда не врёт.

– Пожалуй, высвищу их сюда, наверх, – шепнул Валентин Лоттхен. – Неприятно, когда люди так громко кричат. Они ведь ни в чём не виноваты.

Фрау Сундук барабанила пальцами по подоконнику.

– Если вы сейчас же не слезете с моих качелей, я… я… Я лопну от злости! – пригрозила она. – Я требую, чтобы вы немедленно убрались из моего сада!

Так оно и случилось. Не успел Валентин свистнуть, как небесно-голубые качели уже стояли посреди кухни фрау Сундук.

– Ой! – Валентин схватился за голову. – Боюсь, я дал маху.

Очутившись в кухне фрау Сундук, фрау Эзенбек, Людмила и Варвара с удивлением оглядывались по сторонам.

– Вот их и след простыл, прекрасно! – воскликнула фрау Сундук, по-прежнему глядя в окно. – Но и качели исчезли! Странно!

Она повернула голову и увидела, что посреди кухни стоят качели, а на них по-прежнему качаются фрау Эзенбек с внучками.

– Нет! – Фрау Сундук была вне себя. – Этого ещё не хватало! Как мне теперь подойти к буфету или к раковине?

– Если вы меня спросите, что все это значит, – пробормотала фрау Эзенбек, – я отвечу: это сом.

– А я думаю, это самый настоящий фильм ужасов! – заявила Варвара.

– Фильм ужасов, в котором мы сами участвуем, – уточнила Людмила и шлёпнула Варвару по плечу: – Не дрыгай ногами, а то у меня уже все лодыжки в синяках!

– Это несомненно сон, просто сон, – прошептала фрау Эзенбек. – Я уверена, что скоро проснусь в своём маленьком пансионе на Гороховой улице, в доме номер семнадцать.

– Ты слышал, Валентин? – Лоттхен поглядела на него с мольбой. – Ты слышал? Гороховая, семнадцать. Отправь их по этому адресу. Бабушкам очень вредно волноваться.

– Разумное предложение, – сказал Валентин. – Мы всегда думаем одно и то же.

Он свистнул, и фрау Эзенбек со своими внучками тут же исчезли из кухни. Качели – тоже.

– Блестяще! – с восхищением сказала фрау Сундук и снова села за стол. – Ничего не скажешь! Но качели вам придётся мне возместить, господин Высвистыватель.

Помолчав, она добавила:

– Я в восторге, что эти люди наконец убрались из моей кухни, но боюсь, кое-что они мне всё-таки здесь оставили, а именно: насморк!

И фрау Сундук чихнула так сильно, что с пышек слетела вся сахарная пудра.

Миллион вопросов племянника Генриха

Перед кухонным окном весело крутилась вертушка из крашеных перьев.

– Я приладила эту игрушку для моего племянника Генриха, – объяснила фрау Сундук. – Он навещает меня два раза в неделю. И надо сказать, что от его посещений я устаю как собака. Впрочем, вы сейчас это на себе испытаете.

«Надеюсь, бабушка с внучками благополучно приземлилась на Гороховой, семнадцать», – с беспокойством подумал Валентин. Потом спросил:

– Почему я это испытаю на себе?

– Да потому, что не пройдёт и десяти минут, как Генрих будет здесь.

И фрау Сундук принялась за пятую пышку.

– Увидите, – продолжала она с полным ртом, – десять минут пролетят быстро, не оглянешься. Конечно, если их провести с толком. Итак, высвистите мне поскорее холодильник, но только самый новый, с большим морозильником.

– Пожалуйста, с удовольствием, – сказал Валентин. Он был безумно рад, что в Люкенбрюке нашёлся хоть один человек, который оценил его искусство. После того разочарования, которое ему принесла встреча с толстяком Торелли и молодыми художниками, он в самом деле был благодарен фрау Сундук за проявленный ею интерес.

А фрау Сундук в упоении перечисляла свои желания:

– Стиральная машина. Затем электрическая кофейная мельница. После мельницы электрическая зубная щётка. Ой, чуть не забыла пылесос! И ещё овощерезку. Потом посудомойку, телефон, скороварку. Да и разбрызгиватель для сада, чтобы я больше не таскала тяжёлую лейку от клумбы к клумбе!

Валентин охотно высвистел всё, вплоть до электрической зубной щётки. А с пылесосом уже не получилось, потому что пятая травинка разорвалась.

– А вот и мой племянник! – воскликнула вдруг фрау Сундук. – Скрипнула калитка, слышали?

Она вскочила с места и подбежала к окну:

– Генрих, будь добр, сорви несколько травинок. Скажем, штук десять.

– А можно сорвать одуванчик? – раздался снизу голос Генриха. – И клевер?

Фрау Сундук нетерпеливо покачала головой, и тогда он спросил:

– А почему нельзя одуванчик, а, тётя? И почему клевер нельзя? И почему я должен принести десять травинок? Скажи, пожалуйста, тётя, зачем тебе травинки?

– Слышали? – Фрау Сундук со стоном повернулась к Валентину и Лоттхен. – Миллион вопросов! Мой племянник – это громкоговоритель, который только и делает, что задаёт вопросы. Боже, как дико я устаю от его посещений! Давно пора изобрести для Генриха специальную машину или найти человека, чтобы он отвечал подряд на все вопросы.

– Тётя! – снова раздался звонкий голос Генриха. – Я случайно сорвал одиннадцатую травинку, взять её или бросить?

– Подымайся-ка поскорее, милый Генрих, я не в силах так долго ждать новый пылесос!

Внизу хлопнула дверь.

Кто-то, громко топая, поднимался по лестнице.

– А разве старый сломался, тётя? – И Генрих перепрыгнул через порог. – Тётя, а тётя, скажи: правда, что взрослый кит весит больше, чем двадцать слонов? Правда, что есть грибы, которые называются опята? И почему люди живут у подножия вулкана, раз они боятся его извержений? Неужели ослу не больно есть колючки? А муха-однодневка в самом деле живёт только день? Почему лобзик называется лобзиком, хотя он и не имеет никакого отношения ко лбу? Откуда у тебя холодильник и стиральная машина, тётя?

Фрау Сундук топнула ногой.

– Давай-ка сюда поскорее травинки! Садись! И, умоляю, не задавай вопросов. Лучше съешь пышку! И выпей чашку кофе! А потом сиди и гляди на эту чудесную вертушку из перьев! И пожалуйста, выбрось из головы все эти глупости про кита, вулкан и муху-однодневку! Слышишь, Генрих!

– Я буду очень хорошо себя вести, тётя, – сказал Генрих, и лицо его тут же стало печальным.