Текст книги "Заключенный №1. Несломленный Ходорковский"

Автор книги: Вера Челищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9
О жесткости

– Куда ты идешь? К этой суке Ходорковскому?! Тебе руку никто не будет подавать, потому что вы через четыре месяца угробите компанию и доведете ее до банкротства… – так говорили в 1998 году Илье Пономареву, тогда директору по развитию бизнеса в странах СНГ компании «Schlumberger/GeoQuest» (мировой лидер в области нефтяного сервиса) его друзья из ЛУКОЙЛа и «Сургутнефтегаза» и крутили пальцем у виска. Илья в эту самую «структуру» под названием ЮКОС все же пошел. И не пожалел. Много проектов в части инноваций там воплотил, ЮКОС много чего ему дал, Ходорковского обожает («все никак нет времени сесть и написать о нем книгу»). Зато теперь Илья все же выуживает для меня время в своем плотном графике (оно у него и впрямь рассчитано по минутам) и объясняет, почему например, Ходорковского можно назвать если не сукой, то в меру циничным и жестким руководителем.

– …Ну, представьте, осень 1998-го. Дефолт. Все на фиг рухнуло. Цены на нефть упали, денег нет вообще, в регионах сидят без зарплаты, в Москве – без зарплаты. Слово «ЮКОС» в Юганске бранное, у Ходорковского вообще – репутация ноль. А он ездит по регионам, просит подождать. Ждут. Он безжалостно рубит хвосты, спасая компанию. «Рубить хвосты» – это действовать по принципу «Кому я должен, всем прощаю». Ну, не совсем так. Все же не прощал. К нему приходят инвесторы – представители консорциума западных банков. Приходят в панике – банк «МЕНАТЕП» банкротится, а они, банки, недавно выдали ему самый большой в истории России кредит – на покупку ВНК. И теперь рокфеллеры просят деньги обратно. А денег нет, говорит Ходорковский и предлагает или взять акциями, что в залоге кредита, или подождать. Все погасит, с процентами погасит, но не сейчас. И гасит, когда ситуация выруливается. А рокфеллеры опять к нему идут: «Мы все понимаем, господин Ходорковский, но хорошо бы выплатить нам существенную премию за все наши, так сказать, беспокойства». «Минуточку! – говорит Ходорковский и берет со стола договор. – Здесь о премиях речи нет. Обязательства выполнены, а эмоции – не ко мне». Ну, вот примерно так. Циничный? – спрашивает Пономарев, и сам, подумав, отвечает: – Можно сказать, циничный…

Еще Илья вспоминает реакцию Ходорковского на не очень хороший поступок коммунистов. В списках каждой партии – КПРФ, «Единая Россия», «Яблоко», СПС – сидели лоббисты из ЮКОСа. Впрочем, ЮКОС здесь был не исключением. Лоббисты были и от других крупных компаний. Поступок же коммунистов заключался в том, что им перед парламентскими выборами Ходорковский денег дал больше всех, а те на избирательную компанию их тратить не стали, буквально рассовали по карманам – на выборах же пролетели. А потом пришли к Ходорковскому и просили спонсирования: еще, мол, места в списках мы вам же обеспечили… Говорят Ходорковский коммунистам отказал.

Вообще, о нем много чего говорят. До неприличия много. И всегда разное. До неприличия разное. У каждого – свой Ходорковский. У каждого – свои воспоминания о нем. У каждого своя, отдельно взятая история взаимоотношений и конфликтов. У каждого, наконец, своя интерпретация одних и тех же событий его жизни. И наконец, каждый по-своему объясняет его жесткость.

Один из бывших акционеров ЮКОСа и совладелец Group MENATEP Василий Шахновский, например, говорит, что Ходорковский был чрезвычайно жестким во всем, что касается бизнеса. Но при этом он никогда не опускался до оскорблений и унижений подчиненных. Будь то рядовой сотрудник правового управления или уборщица. «А что касается борьбы и какого-то противостояния с кем-то, то он действовал жестко, но никогда не мстил. Не было в нем этого».

Другие говорят, что было, и в качестве примера приводят его громкую войну с Кеннетом Дартом, «который сидел в каждой нефтедобывающей нефтяной «дочке» и вонял». Ходорковский – единственный на свете, кто отучил Дарта от гринмейла – «тот просто исчез» [5]5
  Кеннет Дарт действительно вошел в историю мирового бизнеса как первый фондовый спекулянт, применивший схему корпоративного шантажа – greenmail. Пакет акций – около 10–15 % – позволяет шантажисту блокировать соответствующие решения на собрании акционеров до тех пор, пока его пакет не купят в 2–3 раза дороже. Что и применял Дарт. И в этом качестве «инвестора-стервятника», как о нем принято говорить, отметился и в России, скупив в 90-х гг. 10–15 %-е пакеты акций «дочек» «ЛУКойла», ЮКОСа и «Сибнефти» накануне их поглощения материнскими компаниями, а затем шантажировал руководство компаний своим правом блокировать соответствующие решения собраний акционеров и требовал отступных. В случае с ЮКОСом Дарт сконцентрировала в своих руках примерно по 10 % акций принадлежащих ЮКОСу «дочек» и в момент перехода ЮКОСа и этих «дочек» на единую акцию, долго блокировал реорганизацию компании, требуя за свой пакет акций отступных чуть ли не в 10 раз больше. Впрочем, сказать, что Ходорковский «отучил» Дарта от шантажа было бы неверно. Обе стороны инициировали многочисленные судебные разбирательства, вели информационные войны… А в один момент Ходорковский и Дарт вдруг догововорились: первый заплатил второму отступные, выкупив у того акции ЮКОСа значительно выше рыночной цены. Больше друг друга не актовали.


[Закрыть]. Так что у Ходорковского в работе холодный прагматизм и расчет.

Вообще, все говорят о Ходорковском даже с разными интонациями в голосе. Одни – чересчур восторженно. Другие – спокойно. Третьи – колки и язвительны. Четвертые – эпатажны. Пятые – полны любви… Но что абсолютно точно – каждому из этих людей Ходорковский небезразличен. Если суммировать все данные Ходорковскому характеристики и попытаться дать общую картину, то получится… ровным счетом ничего. «Гремучая смесь получится», – как сказал бы Платон Лебедев. А наш герой просто в очередной раз скажет то, что нередко говорит, читая о себе: «Люди любят мифы».

Но мифы – не мифы, а мнение людей о его жесткости и прочих качествах руководителя перед вами.

«Был зачастую очень жесток, – говорит Алексей Кондауров. – Когда нужно было вытаскивать ЮКОС. Когда ЮКОС купили, там была задолженность в 2,5 миллиарда долларов, плюс многомесячная невыплата зарплат, куча незаплаченных налогов. Он шел на очень непопулярные меры – сокращения зарплат и штата. И эти сокращения касались не только рядовых работников, но всех, даже «вышек». Он и себя жестко ограничил, и руководящий состав. И ему в итоге удалось вытащить ЮКОС».

«Ходорковский в период середины 90-х – начала 2000-х – холодный и жесткий. Но – по поводу. По самому конкретному поводу – дефолт 1998 года», – добавляет Илья Пономарев.

……………….

«Он и в комсомоле умудрялся всех мучить, – а это уже отмечают те, кто учился с Ходорковским в Менделеевском институте. – За взносами следил, чтобы вовремя и без задержек платились. Следил за восточными немцами и арабами, между которыми в общежитии постоянно вспыхивали разборки. За химиками следил, которые вечно что-то взрывали в общежитии. Еще ни хрена ничего не знали, но опыты проводили, и общагу то и дело «взрывало» в прямом и переносном смысле… Ходорковский просил не доводить ситуацию до кипения».

………………..

«Ходорковский часто говорил: «В каждом деле обязательно надо быть лучшим. Если мы зарабатываем – мы зарабатываем». Циничный. Но циничный в хорошем смысле, – подчеркивает Илья Пономарев. – Возьмите отдельных выходцев из его школы типа Суркова. Он циничен негативно. Он ведь мог пойти если не путем МБХ, то другим позитивным путем. Что ему мешало? Есть люди и из собственной команды МБХ, от которых тоже прет негативная энергетика. А МБХ очень позитивен. У него твердые принципы, которые всегда трансформируются во что-то правильное».

………………..

Еще говорят, что он был прост в общении с людьми любого уровня. Хотя люди эти каждый раз, идя на встречу с ним, готовились, как на экзамен.

Говорят, что он был прост в общении с людьми любого уровня. Хотя люди эти каждый раз, идя на встречу с ним, готовились, как на экзамен.

«Всегда был доступным. Не помню случая, когда я просил о встрече, а мне бы отказали, – вспоминал, давая показания в Хамовническом суде, бывший глава «Юганскнефтегаза» [6]6
  Главный нефтедобывающий актив ЮКОСа, ныне – у Роснефти.


[Закрыть]Тагирзян Гильманов, – не помню, чтобы повысил голос. Его приезд в бригаду нефтяников всегда был событием. Люди задавали неудобные вопросы – про зарплату, оборудование, школы…».

«Кабинет у него был в три раза скромнее, чем у нас в регионах, – а это уже глава «Самаранефтегаза» [7]7
  Также бывший актив ЮКОСа.


[Закрыть]Павел Анисимов. – Он был доступный. Даже обижался, что мы редко к нему заходим. Мы в пределах полномочий пытались сами управляться. Были ситуации, когда руководство «ЮКОС-ЭП» (управляющая компания «дочки». – В. Ч.) отдавало непонятные распоряжения, я звонил лично Ходорковскому, он говорил: «Если это не нужно, не делайте»».

………………..

«Порою жадный и несправедливый…»

………………..

«У него всегда принцип – не кормушки создавать, а давать людям самим развиваться».

………………..

«Никакого смысла быть добрым, милым и прозрачным у него не было. Это бизнес».

Это все говорят сотрудники Ходорковского.

– …Шендерович как-то сказал, что раньше Ходорковский был как небожитель. Нет, он всегда отличался простотой, – настаивает мама Ходорковского Марина Филипповна. – Были другие вещи. Например, к нему пришел иллюзионист Игорь Кио, попросил дать денег на новую постановку, хотя вроде не бедствует. Миша поинтересовался, неужели у него нет собственных денег на эту постановку. «Есть, – ответил тот, – но если постановка не пойдет, я могу эти деньги потерять». Миша оторопел: «Так я тоже могу потерять деньги, причем не свои, а акционеров». И отказал Кио. Потому что, естественно, это был уже перебор. Ну, не мог он раздавать деньги акционеров направо и налево, как он потом стал бы отчитываться?! И еще ряду людей он отказал по аналогичным причинам. Часть из них, когда Миша оказался в тюрьме, не преминули в его адрес что-то нелицеприятное сказать…»

Дальше – опять слово коллегам Ходорковского.

«К сотрудникам относился, как к каким-то функциям».

………………..

«Он очень чутко чувствовал сотрудников, их психологию, настрой. В ЮКОСе у него к каждому знакомому ему сотруднику был свой подход. Он знал, что одного достаточно похвалить – и это мотивировало человека работать еще лучше, другого мотивировали премии. Он чувствовал людей».

………………..

«Да, он мог к подавляющему большинству сотрудников относиться как к функции. Но он замыкал на себе много людей. Непосредственно в его подчинении находились тысячи человек. Гораздо больше, чем предусмотрено теорией управления. Это можно отнести к его недостаткам, а можно – к организационным талантам. Я выбираю второе. Ведь эти тысячи ему доверяли, а он им».

………………..

«У него в глазах был счетчик: сплошные цифры, цифры, цифры…»

………………..

«Я как увидела эти глаза, эти длинные ресницы, то сразу поняла: «Работать буду только здесь».

………………..

«Ходорковского здорово тряханул дефолт. После этого у него пошли изменения…»

………………..

«Он стал сильно меняться в 2000 году. Происходили эти изменения не на фоне гуманитарных потрясений после дефолта, а на фоне бизнеса…»

………………..

«Он, безусловно, собирался идти в политику, и в какой-то момент там бы оказался».

………………..

«Да не собирался он в политику. В 2008-м, когда исполнится 45, планировал оставить ЮКОС и переключиться полностью на «Открытую Россию»».

………………..

«Его упрекали в том, что он спонсирует коммунистов. А он в ответ говорил, что спонсирует не он, а сотрудник его компании как частное лицо. А давить на подчиненных и указывать им, кого спонсировать, а кого – нет, он не вправе»

………………..

«Чтобы там ни говорили, Ходорковский все же сам принимал решение, какую партию спонсировать…»

………………..

«Ему все говорили: «Тебя, еврея-олигарха, никогда никуда не изберут». Так что он решил: если невозможно избраться президентом, надо сделать ту самую парламентскую республику и стать премьер-министром. И потому ему нужен был сильный парламент, и потому он спонсировал людей, идущих в парламент. Это была его долгосрочная политическая инвестиция – сформировать ту самую парламентскую республику и стать премьер-министром…»

………………..

«Идея парламентской республики вообще не ему принадлежит – ее разработали педагоги-игротехники для детей в лицее «Подмосковный», а также для ребят, занятых в проекте «Открытой России» – «Новая цивилизация»»…

………………..

«Он просчитывал для себя сценарий посадки, но не ожидал, что компанию раздербанят».

………………..

«То, что компанию отберут, он не сомневался, но не догадывался, что помимо него еще кого-то арестуют».

………………..

«Он рассчитывал, что суд во всем разберется. Иначе это будет позор для страны».

………………..

«Я от него неоднократно слышал: «Приватизация была проведена несправедливо. Люди в стране никогда с этим не смирятся. Поэтому мы должны быть готовы, что за нами рано или поздно придут и это заберут». Я много раз от него это слышал».

………………..

«Он оказался заложником своих принципов. Давно мог «выторговать» свое освобождение и уехать. Он не просит помилования не по причине репутационных издержек, а потому что нет гарантии освобождения остальных. Он давно сформулировал как тезис, что должен выйти на свободу последним. Потому что все остальные фигуранты дела ЮКОСа сидят за то, за что можно посадить всю страну. МБХ относится к этой теме очень болезненно».

………………..

«Он не будет просить помилования, потому что это означает признание вины, которой нет. Хотя признавать вину по закону и не требуется…»

………………..

«В тюрьме он стал совершенно другой. Реальное изменение произошло»

………………..

«Да ни фига он в тюрьме не изменился. Он такой же, как и до нее…»

Как дети…

– Если перефразировать известный афоризм, то те, кто говорят о Ходорковском хорошо, знают его недостаточно; те, кто говорят о Ходорковском плохо, не знают его вовсе, – отмечает бывший юрист ЮКОСа Дмитрий Гололобов. – Мне лично Ходорковский запомнился достаточно «лояльным» (как он сам любил говорить) отношением к среднему и младшему «командному составу» компании. МБХ не выпячивал своего богатства и носил простые пластиковые часы. Но имел в частной коллекции много подаренных золотых. Как-то он объяснил мне свою теорию вреда и ненадежности азартных игр: «Когда играешь по маленькой, то нет реального азарта, а когда «по большой» – контроля». Для многих было важно, что Ходорковский не впадал в истерику, не повышал голоса на подчиненных и очень часто был склонен к простому «комсомольскому» общению с людьми любого уровня. Безусловно, его положительные черты, по словам многих, – способность не выигрывать, а проигрывать, когда он относился к поиску виноватых весьма «адекватно». Однако я лично слышал от многих знакомых топ-менеджеров, с которыми доводилось выпивать «рюмку чая», жалобы на то, что МБХ жадный и несправедливый. Это привело к известным разрывам с Сурковым, Кагаловским, Голубовичем и еще некоторым менее известным случаям. Однако за рамки «топов» это обычно не выходило. Хотя иногда поражало отношение МБХ к отдельным проектам (это я слышал от добрых трех десятков сотрудников компании): мог не дать 10 тысяч долларов на детально разработанный проект, в том числе такой, как ремонт детского сада, но случайно зашедшему менеджеру мог выдать три миллиона долларов на какую-то «потемкинскую деревню», которую он придумал за 2 минуты в приемной. Вообще, к любым, в том числе глубоко благотворительным проектам Ходорковский относился сугубо как бизнесмен: всегда оценивал скорость окупаемости и возможную прибыль (пусть не финансовую, а репутационную). В то же время многим сотрудникам и людям «вокруг» ЮКОСа МБХ почему-то запомнился только неоднозначными и предельно жесткими решениями, связанными с банкротством банка «МЕНАТЕП», сокращением персонала и заработных плат в «дочерних» компаниях ЮКОСа, что, разумеется, носило «капиталистически-вынужденный» характер и вряд ли может быть приписано каким-то личностным особенностям Ходорковского. Бизнес и время требовали подобных решений, иначе компания могла бы не выжить. Последний год-два перед «наездом» я опять же слышал от многих «топов», ответственных за различные политические аспекты деятельности компании, что Ходорковский не хочет прислушиваться к ничьим советам, и достаточно часто в ущерб «делу». Но вмешательство МБХ в юридические вопросы всегда носило достаточно лимитированный и рациональный характер: если просил описать риски того или иного проекта и если ему сообщали: «или так, или никак», то принимал решение сам, не обвиняя потом юристов в возникших проблемах. Однако «гонять» специалистов он любил, причем мог «насесть» на того, кто не мог от него адекватно защититься на интеллектуально-бюрократическом уровне.

Ни у кого из ведущих сотрудников не было уверенности, что их оставят в компании лишь из-за давнишних и близких отношений с Ходорковским.

Нет, подчеркивают Шахновский и Кондауров, «люди могли с ним спорить, убеждать, переубеждать». Но, взвешивая все «за» и «против», окончательное решение принимал он сам. «Не потому что действовал по схеме «я – начальник, ты – дурак», а потому, что все понимали его организационное превосходство. Добровольно понимали и принимали. Но его можно было переубедить».

Один из основных акционеров ЮКОСа Владимир Дубов говорит, что ни у кого из ведущих сотрудников, даже из руководящего звена, не было уверенности, что их оставят в компании лишь из-за давнишних и близких отношений с Ходорковским. «Я понимал, что если что-то сделаю не так, допущу ляп, то надолго не задержусь. Меня сразу не уволят, но постепенно я сойду на нет. Не было такой сытой уверенности – вот, мы здесь навсегда. Дружба дружбой, а работа работой – это четко разделялось».

Еще одна черта, которую подчеркивают все: принцип Ходорковского – в текущую работу не вмешиваться вообще. Всегда спрашивать только результат. «Если без его вмешательства было не обойтись, он вмешивался. Но ближайшее окружение никогда не могло на него давить, навязывать свою точку зрения, например того-то уволить или устроить. Для него это было неприемлемо», – вспоминает Василий Шахновский.

Неприемлемо для него было и разбираться с оппонентами силовыми методами. Причем версию прокуратуры про убийства вспоминают единицы, остальные даже не считают нужным ее комментировать. «Все слова про убийства – это «бла-бла-бла», – говорит Илья Пономарев. – У нас служба безопасности никогда не была силовой. В большинстве компаний – да, службы безопасности занимаются силовым сопровождением, охраной – как раз могут стрелять. А в ЮКОСе служба безопасности была выстроена бывшими сотрудниками БХХС, занималась по преимуществу экономическими преступлениями: мониторингом трубопроводов – чтоб врезок не было, проверяла, не берет ли кто откаты, у кого из партнеров двухсторонние интересы… Подавляющее количество олигархов реально кидают, реально разводят, реально применяют силовые методы. Этого для МБХ не характерно. Кидали и подставляли его, будь иной на его месте – того, кто кидал, давно бы не было в живых. Стрелять не в духе МБХ. Его от этого выворачивало».

А что говорит по поводу своей жестокости сам наш герой?

– Когда под твоей ответственностью коллектив в 140 тысяч человек, по-другому нельзя. Я не смогу работать – объяснял он родителям, когда те аккуратно интересовались, неужели, Миш, правда, что ты жестко относишься к персоналу. Родителям просто иногда на него жаловался кто-нибудь из сотрудников. Но сын тут же добавлял: «Если у кого-то со здоровьем нелады или дома что-то серьезное произошло, я помогу». И помогал.

Ельцину – «царю» тогда можно было указывать на его и правительства ошибки и не опасаться последствий.

Что был жестким, признает, в меру циничным – тоже, расчетливым и прагматичным – да. «Я не святой», – не раз говорил он. Причем даже в суде говорил… Еще, говорит, его можно обвинить в жестокости при приватизации. Вот покойный Владимир Виноградов («Инкомбанк») мешал ему в борьбе за ЮКОС, он предложил ему отступные, тот отказался – он выиграл, заплатив больше «живых» денег. А как иначе? Обычная практика: PR, лобби, деньги, не полностью независимые суды. Но только не криминал. Если бы кто-то был замечен в этом, с ним переставали иметь дело. Из соображений безопасности. Еще Ходорковский очень четко разделяет ельцинский и путинский режим. Период первого – времена в «высшей лиге» «вегетарианские» [8]8
  Из переписки Ходорковского М. Б. и Улицкой Л. Е. «Улицкая – Ходорковский. Без протокола», «Новая газета» № 100 от 11 сентября 2009 г.


[Закрыть]. Хотя тогда это не без оснований могло выглядеть иначе, да и сейчас далеко не все с этим согласны. Но всё познаётся в сравнении… Период второго – «день рейдера» и запредельный «уровень отморозки»…

А главное – и мы опять возвращаемся к Ельцину, – «царю» тогда можно было указывать на его и правительства ошибки и не опасаться последствий.

– Я предупреждал: воспользуюсь той дурью, которую они понапишут. И пользовался любой дыркой в законодательстве и всегда лично рассказывал, какой дыркой в их законах и как буду пользоваться или уже пользуюсь. Возможно, это был грех тщеславия. Но, надо отметить, они вели себя прилично: судились, перекрывали дырки новыми законами, злились, однако никогда не обвиняли меня в нечестной игре. Это был наш постоянный турнир. Прав ли я был? Не убежден. С одной стороны, объективно поднимал промышленность, с другой – подставлял далеко не самое плохое правительство. С одной стороны – вкладывал все доступные средства в индустрию. Эффективно вкладывал. Сам не шиковал и не давал другим. Искать дырки в законах и пользоваться ими – вот где проходил для меня барьер дозволенного. А демонстрация правительству его ошибок – главное интеллектуальное удовольствие в этой сфере в тот период [9]9
  Из переписки Ходорковского М. Б. и Улицкой Л. Е. «Улицкая – Ходорковский. Без протокола», «Новая газета» № 100 от 11 сентября 2009 г.


[Закрыть]…

Тогда ему в этом не препятствовали, и главное – не вынуждали менять позицию под давлением силы, а не аргументов, чего он так терпеть не мог…