Текст книги "Нарвегия"

Автор книги: Вениамин Хегай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Нарвегия

Все имена, названия и события вымышленные. Любые совпадения являются случайными.

Волна накрыла Леонида в два тридцать восемь.

Именно эти цифры стояли в углу экрана, когда его словно ударили невидимой подушкой, грудь сдавило огромной волосатой лапой, и в левой половине, за рёбрами, началась острая боль – как будто туда засунули раскалённый прут, и ещё и проворачивают…

Эринит, к счастью, оказался под рукой.

Собственно, он и всегда в последние годы был у Леонида под рукой – с учётом специфики работы, и того факта, что «инфаркт помолодел».

Поэтому он, стараясь не дышать, и не делать резких движений, достал старинный круглый цилиндрик, (неизвестно, каким чудом сохранившийся ещё со времён бабушки) выкатил сразу три таблетки на ладонь, засунул в рот. Одну сразу разгрыз в труху, и рассосал. Оставшиеся попробовал затолкать под язык. Боль всё ещё торчала в сердце, хоть и стала чуть меньше. Пришлось разгрызть и вторую. Третью он уже просто рассасывал…

Где-то через пять минут (На часы уже не смотрел! Смотрел только на постель – добраться бы!.. Но пока не рискнул: чтоб не делать «резких движений».) стало возможно дышать чуть глубже – так, чтобы вздох не отдавался во всей левой стороне груди огнём.

Всё это время мысли так и скакали: «Чё-ё-ёрт! Больно-то как… Может, стоило все же покашлять, как советовали в интернете делать, почувствовав? Предынфарктное состояние?..»

Умирать совсем не хотелось.

Всё! Больше на левый локоть он, сидя, не опирается! Это ж надо – всего тридцать девять лет, а так отдаётся… Не иначе, наследственность. Со стороны прабабки.

С сожалением глянув на монитор, Леонид решительно отключил интернет, и вообще – всё повыключал. Нет, с игрушками пора завязывать тоже. Нельзя выше меры насиловать организм, и не высыпаться! Может, от недосыпа он и худой такой. И нервный.

Ещё минут через пять он смог встать – когда прислушался к дрожавшему противной дрожью, и как бы обмякшему, и покрывшемуся противным липким потом, телу.

Оказалось, что почти нигде не болит. Крохотная иголочка всё же сидела в левом подреберьи – но больше грудь никак не показывала, что хозяин сердца перестарался с хроническим недосыпом, и глупой злостью по поводу трёх «смертей» и двух проигранных сражений…

Леонид прошёл в ванную – есть не хотелось – и решительно почистил зубы. Из зеркала глянуло бледное вытянутое лицо.

Дряблые мешки под глазами. Пробившаяся к утру щетина на щеках чёрной каймой оттеняет ввалившиеся щёки, воспалённые покрасневшие глаза и такой же нос – аллергия всё ещё мучила Леонида. Нет, конкурс красоты ему точно не выиграть. Ха-ха.

Сплюнув в мойку, и осторожно набрав в рот холодной воды, он выполоскал остатки пасты.

Ничего – терпимо. Зимой приходится брать из термоса. А когда совсем холодно – пользоваться запасами из баклашек. Трубы, наспех проложенные по навесным траверсам для замены тех, что давно сгнили в земле, замерзают – и вода, случается, не появляется месяц-другой.

Заснуть сразу не удалось. Ворочаясь и тихо матерясь, он поневоле думал, что же подарить этой чёртовой Шохиде – секретарше Босса. Завтра… Нет, уже сегодня!

У этой зар-разы день рождения, а оставлять столь знаменательную дату без подношений, пусть даже символических, кои выразили бы степень его уважения, никак нельзя. От Шохиды слишком многое зависит на работе, где главное – не деловые качества, а…

«Доверительные межличностные отношения».

Наутро заноза из сердца пропала окончательно. Только странная слабость отдавалась в ногах. Ничего – дрожи уже не заметно. Однако он решил больше так не рисковать.

Он – не мальчик, чтобы резаться в игрушки вроде бегалок-стрелялок для подростков до трёх ночи, да ещё так переживать при этом. Нет, решено: с сегодняшней ночи – режим отдыха. То есть, компьютер – только до полуночи!

Встать удалось только с третьей попытки – надо же выключить мерзко жужжащий будильник, предусмотрительно поставленный так, чтобы с кровати не дотянуться.

В восемь он уже вскипятил воду, и забросил в чашку предпоследнюю ложку хорошего кофе. Завтра настанет черёд среднего… А там – и плохого. Если, конечно, деньги на карточку не закинут вовремя. А вовремя их закидывали, дай бог памяти… Года четыре назад! Так что пара-тройка недель задержки – еще цветочки.

Постепенно такие «опаздывающие» поступления средств, заработанных честным трудом даже на пластик тоже стали нормой, и поворчавшие и повозмущавшиеся работники смирились и заткнулись. А что можно вообще сделать против Банков любимой Нарвегии? Особенно, когда все они в руках у… Проехали.

В прихожей он ещё раз придирчиво осмотрел себя в полный рост. А что: в чёрном строгом костюме он очень даже! Белая рубашка, правда, уже поднадоела – давно пора переходить на другой цвет. Скажем, светло-голубой. Втянув наметившийся животик, он нагнулся.

Тряпочкой с кремом он ещё раз прошёлся по туфлям. Окончательный лоск навёл бархоткой. Так, галстук… Нормально. Вперёд.

На работу он добирался как всегда – на метро. В этом и состояло главное из преимуществ его района, застроенного унылыми девятиэтажками, словно специально поставленными потеснее друг к другу – свободного пространства между ними хватало только на узенькие и давно вытоптанные детьми палисаднички, да стойки с верёвками для белья.

Троллейбусы и трамваи сняли с улиц Столицы чуть ли не пятнадцать лет назад, а автобусы и маршрутки начинали ходить с шести утра – но в них не залезть! Забиты жителями пригородов, спешащих на службу к восьми. Так что метро – потускневший, грязный и вонючий, но – плюс столичной жизни.

Спустившись в переход, Леонид привычно дал себя отсканировать металлодетектором, а затем стоически перенёс и личный досмотр. Лент, проводивший обшаривание, уже не извинялся вежливо, как бывало вначале этой кампании, а просто буркнул «Проходите», занявшись следующим в очереди.

Леонид дёрнул щекой: сволочи… К плохому привыкаешь ещё быстрее, чем к хорошему – всего пять лет назад он, ведущий специалист отдела и заслуженный офис-менеджер, отмеченный медалью «За заслуги перед Отечеством» третьей степени, подвергшись «шмону» возмутился бы, и потребовал начальника Патруля. Который доходчиво объяснил бы ему, что безопасность Страны и её стратегических объектов – важнее амбиций и уязвлённого самолюбия отдельных несознательных соотечественников… «Почему все граждане проявляют понимание и сознательность, а вы… Вам что, есть, что скрывать?.. Что?! Права человека? Мы здесь, между прочим, и поставлены: охранять вас, же, человеков…»

Поэтому сегодня, как и все последние годы, он молча прошёл на перрон, сделав «морду кирпичом», и мысленно желая «всех благ» лентам и Бюрократам от Службы Безопасности.

Потолок когда-то белой огромной арки станции казался серо-жёлтым: работала едва треть лампочек, живописно усеивавших семь пятиметровых колец помпезно-монументальных люстр, тускло освещая всё, что с гулом переваливалось внизу, словно море в тумане… А когда-то лампочки здесь были по сто ватт, а не по двадцать пять – и всё казалось ярким, радостным, оптимистичным. И грязно-бурых потеков от грунтовых вод не было ни на стенах, ни на потолке.

Леонид спустился на перрон. Казавшаяся издалека монолитной масса неопределённых размеров и цветов, распалась на отдельных людей.

Огромная толпа клерков и Госслужащих, традиционно едущих на службу к девяти, всё прибывала. От серых, чёрных, синих и коричневых деловых костюмов, и чёрных юбок с белыми блузками у женщин, взгляд привычно перешёл на купол станции: после позавчерашнего дождя эти самые грунтовые воды спокойно и методично сочились по потолку и стенам. Ничего, дренаж работает – всё сливалось в приямки, и утекало куда-то вниз – к системе насосов. Да и привыкли все: поездам-то не мешает!

Протиснувшись через толпу, Леонид занял место во втором ряду к первой двери третьего вагона. Вяло кивнул на приветствия коллег по поезду, традиционно помалкивающих, и состроивших ему подобие дежурной улыбки. Все «белые воротнички» знают друг друга чуть ли не годами. Ну, как знают – по лицам. И может быть, месту работы.

Вовремя он подошёл – вот и поезд. Спасибо, хоть машинисты метро пока более-менее соблюдают график.

Но всё равно – в целях «экономии электроэнергии и оптимизации доставки пассажиров» интервалы доходят утром, в самый час пик, до десяти минут… Ночью – и до двадцати.

А раньше семи утра и позже одиннадцати вечера уже и метро не работает – профилактика. Хотя чего там «профилировать» – в рабочем виде только несколько допотопных составов. Их из последних сил и латают купленные за валюту специалисты от производителя – бригада высококвалифицированных механиков. А толку!.. Регулярно какие-то составы приходится снимать с маршрутов прямо среди смены… Тогда из депо срочно выгоняют собранный, словно конструктор Лего, из вагонов разных годов выпуска, резервный поезд.

Про закупку новых вагонов речи даже не идёт – денег на такие излишества выделить неоткуда. Бюджет страны и без того перегружен.

Счастье ещё, что на работу теперь ездит всего несколько десятков тысяч, и – только служащих. А не сотни тысяч рабочих и инженеров, как бывало ещё лет двадцать назад: почти все промышленные предприятия и заводы, не говоря уже о разных там Проектных институтах – закрыты. Навсегда. Здания, земля, станки, мебель и всё оборудование распроданы. Или расхищены.

Ввалившись с толпой в свою дверь, Леонид поспешил протиснуться к дальней двери – ему ехать восемь станций. Серые обезличенные массы в костюмах и форменных юбках-блузках, вливающиеся на двух следующих станциях, прижимали его к холодной створке с грозной надписью «Не прислоняться!», сделанной огромными жирными буквами, всё сильней.

Но уже через пять остановок стало куда легче – служащие выходили и торопливо направлялись к местам работы. В последние годы они казались Леониду толпой покорных и отчаявшихся овец, раз и навсегда следующих проторённой тропой на тощее казённое пастбище. И готовых терпеть всё это вечно. Возможно, на этот образ его натолкнули их бледные, равнодушные и погруженные только в собственные проблемы, лица.

А, собственно, разве они и впрямь, не едут пастись? Стричь пусть куцую, но – достаточно стабильную травку «льготных» зарплат и всяческих «пособий»? Госслужба в Нарвегии – чуть ли не единственная оплачиваемая пока гарантированно, работа.

За неё держатся. Многие даже выучили Государственный язык… Он – тоже. Выучил. Но старается говорить пореже – акцент, грамматика и всё такое… Позорище.

И пусть платят не бог весть как, но – платят. Стаж идёт. Не то, что в «частном секторе», где – сегодня какое-нибудь громко называющееся ООО или СП есть, а завтра – разбежалось, заметя следы и ликвидировав документацию – контрмеры против Налоговой. Вот и ищи потом эти данные по архивам – чтобы доказать, что ты работал, и пенсию начислили хоть чуть-чуть побольше, чем Социальное Пособие!.. В сорок «у.е».

Когда однажды Леонид по делам службы побывал в Госархиве, его поразило число скандалящих и чуть ли не лезущих на штурм приемных окошечек стариков и пожилых женщин. Но куда больше народу – особенно стариков-мужчин – просто тихо плакали по углам огромного зала… Это больно резануло – как по обнажённым нервам: зрелище беспомощных и бесправных людей, отдавших лучшие годы жизни, и почти все силы, а теперь оставшихся у «разбитого корыта»…

С этой картиной резко контрастировали равнодушные лица лентов, следящих «за порядком», и вышвыривавших за двери слишком уж разошедшихся. Или – уводящих под белы ручки идиотов, помянувших недобрым словом Верховную Власть. Или – самого!..

На своей станции Леонид вышел свободно: вагоны почти опустели. В центре почти никто не работал, и ехали туда лишь единицы – по делам, или к родственникам.

До здания Госкомстата пешком пять минут. Здесь, в центре города, сконцентрированы все основные службы Администрации – разные Комитеты, Комиссии, Хокимеяты, Министерства и Ведомства. Без которых жить станет – ну просто «невозможно»!

Иной раз Леонид думал, что если вдруг все казённые здания, да со всем персоналом, окажутся на Луне, основная масса населения вздохнёт с огромным облегчением!

Потому что тогда никто с них не будет требовать всяческих СПРАВОК…

На работе пришлось работать. Квартальный Отчёт. А практически сразу за ним – и полугодовой. Леонид автоматически подправлял данные, проходившие через его, как руководителя подразделения, руки.

Вот эта цифра явно занижена. Ну-ка, посмотрим, что в прошлом квартале… Ага, значит, сделаем на ноль два процента выше: прирост крайне желателен. Или его нужно «нарисовать»!..

Ну а провальное падение вот этого производства придётся подкорректировать: так, теперь лучше. Никто не придерётся. Для официальной статистики падение в полтора раза никуда не годится. А вот на ноль три процента – допустимо. Словно работа всё ещё ведётся, и есть надежда на рост чего-то там… Страна живёт, работает, развивается. Движется к Светлому Будущему. Как бы.

Леонид не обольщался: всё, что он обрабатывал, ещё раз пять будут просматривать, и «дообрабатывать» после него. После чего эти данные уйдут туда, Наверх, и в Министерство Пропаганды.

И оно хвастливо объявит об очередных «победах», «одержанных трудящимися Страны» в нелёгкой борьбе за процветание, благосостояние и полное счастье всех Граждан нашей Великой, Свободной как никогда, и Независимой, родины. И снова будет трубить о «великом Будущем», которое ждёт их Страну. Ну, где-то там, в Будущем.

Статистика – Леонид давно понял – просто продажная шлюха на службе Высшего Госаппарата. Помогающая просто запудрить мозги затюканному населению, не имевшему возможностей купить себе какие-то газеты, кроме местных, или просматривать какие-либо каналы ТВ, кроме Официальных. Купить же «тарелку» – только получив официальную Разрешающую Бумажку! А её дают только «избранным». Да чиновникам.

Но! Пока ему платят зарплату, можно совесть засунуть себе в… И поработать.

К концу рабочего дня, ближе к трём, ему прямо на мобильный позвонило начальство.

– Леонид Александрович?.. Здравствуйте.

– Здравствуйте, Хуснутдин Хайруллаевич!

– Я по поводу э-э… проблем в металлургии. Что у нас там с медью?

– Вам по факту, Хуснутдин Хайруллаевич… Или – так, как пойдёт в Секретариат?

– По факту, по факту, Леонид Александрович. – в ухе раздалось достаточно сердитое сопение. Похоже, начальство изволит гневаться. Значит, есть повод. Не иначе, звонили с Самых верхов.

– По сравнению с тем же периодом за прошлый год – на шестнадцать и три. По сравнению с позапрошлым – на двадцать семь. А если взять за исходный самый… э-э… продуктивный две тысячи …-й, то – на шестьдесят шесть и пять.

– Тэ-эк-с… Всё понятно. Кстати, не знаете, как там директор? Вернулся?

– Никак нет, Хуснутдин Хайруллаевич, всё ещё в Бубае. Все Отчёты подписаны Замом.

– Понятно. Благодарю, Леонид Александрович. А… Что там мы даём в Секретариат?

– Минус ноль сорок семь сотых процента.

– Хорошо, хорошо… Ну, всего доброго, Леонид Александрович.

– И вам того же, Хуснутдин Хайруллаевич. До свиданья. – Леонид для ревниво слушающих, и делающих вид, что поглощены своими делами, соседей, всё равно закончил фразу. Хотя на её середине большой босс уже дал отбой.

Директор Медеплавильного Комбината, предчувствуя неизбежный разнос и возможное заключение под стражу за «саботаж» и «невыполнение», скрылся в бессрочную командировку в отдалённую страну, с которой у Нарвегии не подписано договора о выдаче преступников, и, похоже, успел вывезти и семью. Молодец.

Ну, это уже – не проблема Леонида. Пусть работают соответствующие Органы – это их бюджет сжирает чуть ли не половину от Бюджета страны! Ещё бы: иначе население давно бы… Куда и директор медеплавильного.

Собственно, директора-то понять можно. Кто же удержит уровень выплавки, если богатые руды закончились, а техники для разработки глубинных пластов нет: посдыхала. (Ну правильно – нельзя же требовать с неё, как с человека! То есть – Подвига во имя сознательности!) Изношенные и сломанные станки и механизмы – бич всей Промышленности. Да ещё разрушение межреспубликанских экономических связей. Поэтому её и нет. Промышленности.

А сейчас медеплавильному Комбинату, дающему продукцию, реализуемую за валюту за рубеж, приходится перерабатывать «хвосты» – огромные терриконы отходов. Да при этом ещё экономить дефицитную электроэнергию и газ… И чинить, чинить, чинить… Средства Производства. За свой, понятно, счёт.

Конечно, очередной директор не обязан отвечать за истощившиеся ресурсы и расточительную безалаберность предшественников. А его Зам, оставшийся на фактически тонущем корабле, автоматически превращается в мальчика для битья. Но вот он – никуда не сбежит. Наверняка уже СНБ отслеживает все действия, разговоры и перемещения. «Охраняет» семью. Жаль беднягу.

Но – шоу должно продолжаться, даже если актёрам больше нечего сказать. Здесь, почти как у классика, два основных вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?» Но актуальней – второй…

Домой «ведущий специалист» ехал уже куда свободней – пятница. Народ заканчивал в разные часы, и в поездах попадались и свободные места. Он сел.

Мимо опять дефилировали профессиональные побирушки и нищие. Он в сотый раз выслушал историю о том, что «мама лежит в больнице, нужны лекарства, а папа нас бросил ещё маленьких», а затем версию почти о том же – на нарвежском, которую, словно заученный урок, оттарабанила тёмно-коричневая от загара девочка лет десяти с ребёнком на руках – явно Баджикская цыганка. Когда сменяющиеся пары и одиночки, одетые иногда лучше даже некоторых пассажиров, и входящие и выходящие буквально друг за другом, закончились, Леонид прикрыл глаза.

Не то, чтобы администрация метро и лилиция совсем не боролись с этими паразитами… Нет, в обычные дни они просто взимали с них дань в виде процента милостыни. Главный негласный Закон Нарвегии – всё должно приносить выгоду!.. Особенно Чиновникам, для этого и поставленным на начальственные места-кормушки.

Но, конечно, случались и редкие месячники «борьбы с порочащими Страну явлениями».

Тогда пару дней можно было стоять спокойно, не придерживая карманы в опасении остаться без последней наличности, или телефонов, или ещё чего-либо, что можно отъять или вытащить цепкими тренированными пальцами, одновременно что-то гнусаво выклянчивая.

Играться в игры на мобильнике-смартфоне, читать, или слушать музыку, как всё ещё делали в вагонах подземки необстрелянные (или чересчур самоуверенные) молодые, Леонида отучили.

Погода оказалась отличной – он и забыл, что на дворе лето. Тепло, птички, зелень… Благодать. Впечатление портит только неистребимый запах пыли, гниющих овощей-фруктов из огромных помоек, да выхлопных газов.

Прикинув, он решил, что продуктов на уикенд вполне хватит.

Поэтому в Гипермаркет у метро и не заходил. Хронически царивший там «праздник» света, ярких упаковок и предупредительных (Ещё бы! Одно замечание – и тебя сменит кто-то из огромной очереди претендентов на «рыбное» место!) продавцов уже стоял ему поперёк горла. Посматривая на небо, и ощущая ласковый тёплый ветерок на щеках, Леонид пошёл сразу домой.

Поэтому и застал похороны у соседнего подъезда. Автобус с широкой чёрной каймой вдоль кузова как раз отъезжал, давя колёсами вездесущие, разбросанные по обочине тротуара, чёрные пластиковые пакеты с мусором. Всего четыре или пять пожилых человек – явно только родственники – сидели внутри, по сторонам салона, и задумчиво (Нет, не печально! А именно – как-то задумчиво…) смотрели себе под ноги – явно на гроб.

То, что похороны происходят во второй половине дня, да ещё так поздно, сразу о многом сказало Леониду.

Во-первых, хоронят кого-то из «европейцев» – мусульман переносили до кладбища в специальных занавешенных носилках. На руках. А кладбище для некоренных, то есть – не «прописанных» жителей-немусульман – пятьдесят километров за городом: надо ехать.

Во-вторых, это – уже вторая ходка автобуса «Чёрного тюльпана» за сегодня – все предпочитают хоронить с утра, точнее – с полудня: чтобы потом спокойно делать поминки. Значит, автобус был занят и раньше – то есть, сегодня смертей больше обычного.

Ну а в-третьих, раз хоронящих так мало – похоже, обойдутся без поминок. На это сейчас у большинства пенсионеров, если рядом нет детей, (Ну, уехали за лучшей долей!) элементарно нет денег… Да и сил.

Сплюнув три раза через левое плечо, Леонид зашёл в подъезд.

Ободранные стены. До половины – ядовито-зелёные, выше – грязно-белые. Краска и побелка выгорели и начали осыпаться, наверное, ещё тридцать лет назад – сразу после возведения. Там, где когда-то прорывалась сквозь многострадальные прогнившие трубы вода, на стенах и потолке расплылись огромные чёрно-охристые пятна – плесень да ржавчина… Пахло соответственно. Но все привыкли.

Однако – хотя к этому призывали красочные плакаты на двух языках на дверях каждого подъезда (Ну как же: «Уважаемые жильцы! Превратим наш подъезд в образцовый! Пожалуйста, не выбрасывайте мусор в окна! Следите за чистотой лестниц! Готовьтесь к отопительному сезону – заделайте все щели, отверстия, экономьте электро… и т.д.) – скидываться на ремонт подъезда никто из жильцов не спешил: большинству даже работающих еле хватало на еду и налоги!

Тут уж не до красоты на лестничных площадках. Что же до ЖКХ… За что он им платит, Леонид даже не знал – но платили все. Чтоб не нарываться на проблемы с лентами.

И пакеты с мусором всё так же летали из окон куда попало во двор.

Но – ночью! Чтобы не поймали с поличным. И не заставили очередного стрелочника убирать всю территорию у дома! Штатные же дворники убирали только улицу – по которой регулярно проезжало «контролирующее» начальство.

Медленней, чем обычно, он поднялся к себе, на седьмой. Пару раз отдыхал – берёг сердце.

Отпер три замка. Щёлкнул неприметным рычажком за косяком. Всё, квартира отключена от Охранного Сервиса «Броня», как «остроумно» назвал кооператив его Хозяин. Квартирные кражи в последнее время всё учащались и учащались.

Ну, ситуация легко просчитываемая: каждый Государственный Праздник типа Дней Конституции или Независимости – амнистия.

А вышедшие на свободу ничего больше не умеют. Кроме того, чем занимались до, так сказать… Да и нет здесь, в стране, рабочих мест. В Чурессию на заработки уже не то что бывших зэк-ов, а и обычных граждан не впускают. А пахать-сеять чёртову вату выгодней самим дехканам – иначе кормить не будут! Им конкуренты-сезонщики не нужны. Потому что даже дети бывших колхозников, начиная с третьего класса, с сентября по декабрь – на полях! Отрабатывают за прокорм семьи. А сельские школы закрыты на замки.

Совсем как в прошлом веке, в Гражданскую: «все ушли на фронт!». Трудовой.

С этими самыми дехканами, честно говоря, только недавно была масса проблем. В эпоху «спутников и мобильников» кому охота вручную (Техника – как уже упоминалось, сдохла!) пропалывать-поливать-собирать?!

Однако массовую миграцию в города Правительству удалось пресечь. И весьма просто.

Дехканам перестали платить. Зато у каждого теперь был свой «расчётный счёт!» А чтобы не сдохли с голоду, пытаясь годами снять оттуда, со счёта, хоть копейки, работающим за трудодни выдавали продуктовый паёк – на каждый день. А для подстраховочки – попросту отобрали паспорта.

Нарушение «прав человека»? Ерунда – трудящиеся пожелали всего этого сами! Ну, по уверениям местных, и высших, Властей… А кто недоволен, (Т.е. хочет репрессий себе и близким на голову!) пожалуйста: езжайте, жалуйтесь в Гаагский трибунал! (Вот именно – три ха-ха!..)

Леонид слыхал, что почти такая же система привязки крестьян-колхозников к земле существовала в Саюзе при дедушке Таталине, восемьдесят лет назад. Вот уж действительно: всё новое – хорошо забытое старое.

Но – работает же!

Леонид постоял у окна. Блин. Вид из окон его дома никому не продать – если ему действительно придётся продать квартиру: такой ничего не сможет добавить к цене. Скорей наоборот.

Фасадная сторона выходила как раз на старинное мусульманское кладбище. Оно располагалось прямо через дорогу. Земляные холмики могил, заросшие уже сухой травой, и покосившиеся оградки, глаз вовсе не радовали. А по ночам, особенно при свете полной луны, иногда начинало казаться, что там, внизу – просто площадка для съёмок фильмов ужасов.

Ну, это – когда уж совсем депрессия одолевала.

За высоким забором, который для Леонида ничего не скрывал, копошилось как-то чересчур много людей. Хоронили почему-то сегодня очень многих. Могильщики буквально бегали.

Странно. У мусульман по Закону положено хоронить человека в день смерти – почти никогда не оставляя в доме на ночь. Получается, все эти люди умерли сегодня ночью или утром…

В мозгу Леонида словно что-то взорвалось: уж не от той ли самой «волны», что накрыла в полтретьего его самого, скончались все эти бедняги?! Ведь по статистике – самая распространённая причина смерти – как раз инфаркт. А кто сейчас не нервничает, не пьёт втихую, или, если пенсионер, не жалуется на сердце?..

Ведь если человек – вот именно пожилой, или просто старый… Или – под рукой не оказалось спасительной таблетки или капсулы с эринитом или нитроглицерином… Да просто – человека, которого можно позвать!

На ослабленный и изработавшийся старый «мотор» такая «волна» подействует… Очень плохо. И если позвать в такой момент некого, или – родные очень далеко…

Мементо мори.

Но что же это было? Что за странное природное явление?

Магнитная буря? Перепад давления? Пятна на солнце? Предвестники землетрясения?

Хм… Это последнее – наиболее вероятно. Столица стоит как раз на региональном разломе, и смещение пластов, случается, создаёт какие-то гипер-волны в поле планеты… Однажды он сам ощущал такое: в далёких девяностых, когда трясло – будь здоров!

Он, хоть и был ребёнком, но ощущал и страшное давление на всё тело, и как бы подземный гул… И страх – да какой там страх – ужас!

И матери его тогда стало очень плохо – соседка, которую он в панике побежал звать, пришла сразу со шприцом, и вкатила в руку матери жутко болезненную и вонючую камфару. Зато матери полегчало… Тогда. А потом её и отца всё равно пришлось отправить на ПМЖ к старшему брату: в Чурессии и медицина ещё на уровне, и с лекарствами куда лучше!

Не говоря уже об отсутствии вечного стресса: что-то ещё придумают Чиновники, чтобы сэкономить на самых бесправных и ненужных членах Общества – пенсионерах!..

Печальные воспоминания вновь накатили на Леонида. Прабабушка. Бабушка. Дед…

Впрочем, так случалось почти всегда, когда он видел чьи-то похороны. Вот уж – рефлексы. Привет собакам Павлова! Отвернувшись от неприятного зрелища, он открыл холодильник.

В холодильнике два пакета: пельмени. Один из них он сегодня и сварит.

Пельмени не порадовали. Халтурщики чёртовы: как только какая-нибудь новая фирма убеждается, что её Новый «фирменный Продукт» начали разбирать, тут же делается коррекция! Мяса кладётся меньше, а жил, хрящей и луку – больше. Точно так же, как с, например, самсой «Заказной», как любят называть здесь якобы особо вкусную и наполненную фаршем. И с тортами-пирожными. И с конфетами. Да, собственно, так происходит везде – и не только в Пищевой отрасли «народного хозяйства», пущенного фактически на самотёк. Точно такая же в их стране мебель. Техника. Одежда. Обувь. Словом – продукция местных «предпринимателей».

Всё, что не завезено через Таможню с её драконовскими поборами, использовать очень трудно.

Но! Ввозимое – дороже! Надбавка на собственно цену – получалась практически двойная. Да и взятки… Он знавал ловкого одноклассника, который за два года работы таможенником купил дом. (Правда, потом быстро продал его, уволился, и уехал!) Может, боялся, что скоро его, как всех вот таких, начнут «трясти» да «доить»?..)

Леонид, как и многие его знакомые, которые могли себе позволить выложить чуть больше денег, «отечественный продукт» не потребляли, и местных бизнесменов, таким образом, не «поддерживали».

Остальные как-то выкручивались и с отечественным…

Бедняги.

Ладно, посмотрим, что там в ящике…

В ящике оказался футбол, так что нашлось что посмотреть. Правда, качество изображения оставляло желать много лучшего: гады-кабельщики! Деньги дерут, а приём – отвратительный. Да и реклама в перерыве – только местная!.. Но вот матч окончился.

Леонид прошёл в комнату.

Вот она: его вотчина. И почти единственная отрада. Компьютер, подключённый к Сети.

Немногие же могут себе такое здесь позволить… Да и у него на ежемесячные взносы уходит треть немаленькой (По современным меркам его страны!) зарплаты.

Конечно, у граждан всё той же Чурессии, что его зарплата, что тарифы на всё: электричество, воду, телефон, газ, мусор и т.д. и т.п., а главное – многочисленные Налоги, вызывали только смех и удивление. Поэтому кто успел – давно уехал. Ещё до закрытия границ.

Леонид щёлкнул общим выключателем. Порядок. Сегодня и напряжение нормальное – не скачет! – и телефонная связь есть. В этот приятный момент, когда он уже почти облизывался, вожделея, раздался громкий стук, и звонок в дверь.

На цыпочках подойдя к глазку, он выглянул, не зажигая света в прихожей.

Чёрт. Патруль. (Ну правильно: кто же ещё припрётся в десятом часу – когда все кому положено – с гарантией дома!) Придётся открыть. Иначе испохабят дверь.

Трое здоровенных бугаёв в форме, на которых бы пахать и пахать, мрачно уставились на него. Старший механически козырнул:

– Проверка документов. Ваш паспорт, и квитанции, пожалуйста.

Паспорт у Леонида, куда бы он ни шёл, или даже сидел дома – теперь всегда находился в нагрудном кармане. Квитанции – в тумбочке, здесь же, в прихожей. Уже учёный!

Когда три года назад паспорт оказался в ящике стола в комнате, из прихожей пропали пепельница, рожок, демисезонная куртка, и пара хороших ещё туфель. А попробуй скажи что-нибудь Патрулю! А тем более – его Начальству! Затаскают по Судам за «поклёп и грязную клевету на официальных Лиц при исполнении!»

Или просто – заберут в участок, и продержат всю ночь в грязной камере. За «нарушение тишины, и спокойствия граждан».

Сама проверка много времени не заняла. У Леонида с пропиской, картой соцстраха, и уплатой Налогов, и счетов за коммунальные услуги всё было в порядке. И уплачено на полгода вперёд – сталкивались, знаем!

Старший снова откозырял, и хмурые (А ещё бы! За каждого выявленного Нарушителя они получают премию-надбавку!) лилицейские двинулись выше.

Леонид не без злорадства рассмотрел белую нашлёпку формата А-3 на двери соседа. Предупреждение.

Клеится такое несмываемым клеем. Теперь у Рашида уйдёт не один час, чтобы отскоблить плотную бумагу и засохшие потёки суперклея. Странно только, что у него никого не оказалось дома. Если так повторится ещё два раза – с зелёным и синим («фирменные» цвета – в полном соответствии с теми, что украшают национальный…) Предупреждениями – и дверь и правда, никто не откроет при четвёртом посещении Патруля, те вызовут Группу Зачистки.