Текст книги "Том 1. Стихотворения 1904-1916"

Автор книги: Велимир Хлебников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Комментарии

О принципах подготовки издания

Новое Собрание сочинений Хлебникова отличается от прежнего и единственного Собрания произведений, издававшегося под редакцией Ю. Н. Тынянова и Н. Л. Степанова в 1928–1933 гг., общим планом, значительно большим объемом, включающим как неопубликованные, так и публиковавшиеся ранее, но не входившие в Собрание произведения, и, главное, основными правилами подготовки текстов. В текстологическом отношении оно опирается, хотя и с существенными оговорками, на опыт публикации Неизданных произведений 1940 г., подготовленных Т. С. Грицем и Н. И. Харджиевым.

В Собрание сочинений входят все основные художественные произведения Хлебникова, а также публицистические, научно-философские работы, автобиографические материалы и письма, распределяемые по томам следующим образом:

Том I. Литературная автобиография. Стихотворения 1904–1916 гг.

Том II. Стихотворения 1917–1922 гг.

Том III. Поэмы эпические, лирические и лироэпические.

Том IV. Драматические поэмы. Драмы. Сцены.

Том V. Стихотворения в прозе. Повести, рассказы, очерки. Сверхповести.

Том VI. Воззвания, заявления, предложения. Статьи и заметки. Из записных книжек. Автобиографические материалы. Письма.

В каждом томе, а внутри томов в каждом жанровом отделе сочинения помещаются по возможности в хронологической последовательности. Такое жанрово-хронологическое распределение, принятое в большинстве современных изданий классиков и привычное для читателей, отвечает и краткому плану собрания сочинений, намеченному Хлебниковым в конце жизни, – по всей вероятности, в январе-феврале 1922 г.: «1. Стихи. 2. Поэмы. 3. Пьесы. 4. Рассказы. 5. Статьи[2]2
  В той же рукописи (РГАЛИ) начат список изданий, в которых печатался Хлебников: «1. Садок судей 2. Пощечина – «общественному вкусу> 3. <Рыкающий> Парнас. 4. Учитель и ученик», а также перечень «языков», которыми он пользовался: «1. числовой язык, 2. заумный, 3. звездный, 4. звукопись; 5 словотворчество, 6 обыденный, 7 Даль, 8 < > 10. < >».


[Закрыть]». Авторский план, разумеется, потребовал дополнений и уточнений. Прежде всего, в нем не предполагалось издание автобиографических материалов, записных книжек и писем, без чего нынешнее Собрание сочинений обойтись не может, тем более, что все подобные материалы у Хлебникова имеют не бытовой, а поэтический или своеобразный исследовательский характер, по существу очень близкий к его художественному и научному творчеству.

Что касается стихотворений, то ввиду их значительного количества, по издательским соображениям, они печатаются в двух томах приблизительно равного объема: в первом томе – стихотворения 1904–1916 гг., во втором – стихотворения 1917–1922 гг., что естественно совпадает с рубежом 1917 г., имевшим для поэта важнейшее значение.

В свою очередь и поэмы распределяются по двум томам как по издательским, так и по жанровым соображениям. В третьем томе печатаются поэмы эпические, лирические и лироэпические 1905–1922 гг.

Драматические поэмы 1908–1921 гг. помещаются в особый отдел и входят в четвертый том, объединяющий все драматические произведения. Сближение этих поэм с другими драматическими жанрами оправдано ясно выраженным в них драматическим началом; некоторые поэмы («Лесная тоска», 1919, 1921; «Взлом вселенной», 1921; «Настоящее», 1921) прямо предназначались для сценического представления.

В четвертый том входят также драмы и драматические сцены в стихах и прозе 1908–1922 гг. Отдел Сцен в изданиях Хлебникова вводится впервые; это жанровое определение он применял к своим ранним драматическим наброскам 1904–1906 гг.[3]3
  См.: Зубкова Н. А. Из ранней прозы В. В. Хлебникова (По материалам фонда Отдела рукописей Публичной библиотеки) // Исследования памятников письменной культуры в собраниях и архивах Отдела рукописей и редких книг ГПБ. Л., 1988. С. 173–176


[Закрыть], и его распространение на более поздние малые драматические формы не вызывает сомнений. Соотношение между сценой и драмой приблизительно такое же, как между стихотворением и поэмой. В отдел Сцен включаются и такие вещи, как «Мудрость в силке» (1912), «Ночь в Галиции» (1914), «Призраки» (1915), «Смерть будущего» (1921), печатавшиеся в прежних изданиях в качестве стихотворений, и такие, как «Управда…» (1912), «Лицо чернеет грубое…» (1914–1915), печатавшиеся в качестве прозы.

Пятый том составляет художественная проза – повести, рассказы, а также очерки – преимущественно мемуарного характера. Хлебниковская проза вообще, за немногими исключениями, прямо, косвенно или метафорически – автобиографична, и провести отчетливую границу между чистым художественным вымыслом и автобиографическим повествованием в ней зачастую просто невозможно. Единственным прозаическим жанром, выделяемым с достаточной уверенностью, оказываются стихотворения в прозе. Это жанровое определение Хлебников применял к таким вещам, как «Искушение грешника», с которым он вошел в литературу. Отдел Стихотворений в прозе в изданиях Хлебникова также вводится впервые, и в него входят большей частью ранние «словотворческие» и «образотворческие» произведения 1905–1909 гг. («Была тьма…», «Песнь мраков», «Песнь Мирязя» и др.).

Завершают пятый том произведения нового, собственно хлебниковского жанра, который он назвал сверхповесть. Этот жанр, так сказать, второго порядка, включающий в себя самые разнообразные сочинения первого порядка – стихотворения, поэмы, сцены, драмы, рассказы и даже историософские или языковедческие трактаты, как в стихах, так и в прозе, он называл также романом и драмой, а в критике к нему применялись определения и драмы, и поэмы. Но по основному художественному заданию сверхповесть, несомненно, является синкретической формой, объединяющей все роды и виды его художественного творчества.

В шестом томе печатаются различные манифесты, воззвания, заявления и другие материалы общественной и литературно-художественной борьбы, в которой Хлебников принимал ближайшее участие. В футуристическом движении декларативные жанры вообще играли исключительную роль, зачастую, вместе с эпатажными выступлениями и выставками, получая «самоценное» художественное значение, как, например, «Курган Святогора» (1908) или «Труба марсиан» (1916). К ним примыкают и хлебниковские предложения – своеобразный жанр кратких, нередко также эпатажных или утопических и фантастических «идей», «проектов», «изобретений» из самых разных областей искусства, науки и жизни.

Основной объем шестого тома занимают статьи и заметки 1904–1922 гг., в том числе работы, выходившие отдельными изданиями («Учитель и ученик. О словах, городах и народах», 1912; «Битвы 1915–1917 гг. Новое учение о войне», 1914; «Время мера мира», 1916), охватывающие широкий круг занимавших Хлебникова вопросов – от естествознания, математики и техники до истории, языкознания и эстетики. Их разнообразие при обычной хлебниковской сжатости изложения создает немалые трудности для читателя. Но какое-либо тематическое распределение статей и заметок, скажем, хотя бы по отделам естественно-научного и гуманитарного содержания, что облегчало бы их восприятие, вряд ли возможно, так как хлебниковские исследования строились на разнородных материалах, в которых он искал «единство ладов», то есть общих числовых закономерностей «в природе и обществе». Тематическое деление, будь оно даже осуществимо, противоречило бы самому существу их замысла – объединение наук и искусств. В статье «Голова вселенной. Время в пространстве» (1919) Хлебников писал: «Есть виды нового искусства числовых лубков, творчества, где вдохновенная голова вселенной так, как она повернута к художнику, свободно пишется художником числа; клети и границы отдельных наук не нужны ему он не ребенок. Проповедуя свободный треугольник трех точек: мир, художник, число, – он пишет ухо или уста вселенной широкой кистью чисел и, совершая свободные удары по научному пространству, знает, что число служит разуму тем же, чем черный уголь руке художника, а глина и мел – ваятелю, работая числоуглем, объединяя в этом искусстве бывшие до него знания».

В особенности эти положения относятся к главному и обобщающему труду Хлебникова «Доски судьбы», над которым он работал до последних дней и который так и остался незавершенным. Полное издание «Досок судьбы» со всеми подготовительными материалами к ним, составляющими многие сотни страниц сложнейших фактических и математических выкладок, – дело неблизкого будущего. В шестом томе печатаются лишь избранные отрывки из «Досок судьбы», частью опубликованные при жизни автора, частью публикуемые впервые, – наиболее завершенные и доступные для понимания, главным образом общефилософского содержания.

С основными публицистическими и научными работами Хлебникова связаны разнообразные более или менее краткие записи, не предназначавшиеся для печати и извлекаемые из его рабочих тетрадей, разрозненных листов рукописей и некоторых других источников 1903–1922 гг. Они объединяются в отдел Из записных книжек[4]4
  Начало публикации подобных материалов было положено в кн Записная книжка Велимира Хлебникова Собрал и снабдил примечаниями А. Крученых М., 1925


[Закрыть]. Это замыслы, планы будущих работ, наблюдения, мысли, афоризмы, отклики на события общественной, литературно-художественной, научной жизни, замечания по поводу своих и чужих произведений, надписи к рисункам и портретам современников и т. п.

Завершают шестой том автобиографические материалы: ответы на анкеты, дневниковые записи, которые Хлебников вел в некоторые периоды, отдельные разрозненные заметки о собственной жизни и творчестве, письма.

Ввиду общей неканоничности и сложного переплетения традиционных и новых форм у Хлебникова жанровая классификация его сочинений представляет значительные трудности и в ряде случаев может быть решена лишь весьма условно. Граница между стихом и прозой в его творениях очень подвижна, и потому многие его вещи, в особенности раннего периода, с равными основаниями можно отнести и к стихотворным, и к прозаическим жанрам, тем более что и сам поэт также колебался в их определении. Таков, например, знаменитый хлебниковский «Зверинец» (1909, 1911), в разных изданиях относимый то к стихотворениям, то к поэмам, то к прозе[5]5
  О жанре «Зверинца» см.: Uijterlinde А «Зверинец», проза или поэзия? // Velimn Chiebnikov (1885–1922) Myth and Reality Amsleidam, 1986 P 513-526


[Закрыть]. Поэтому подобные произведения выделяются в отдел Стихотворений в прозе.

Так же неопределенна у Хлебникова граница между стихотворением и поэмой. Между малыми и большими формами у него существуют формы промежуточные, которые можно рассматривать и в качестве больших стихотворений, и в качестве малых поэм. Но, учитывая общую склонность его творчества к большим формам, подобные промежуточные произведения, в которых к тому же явно преобладает повествовательное начало (например, «Мария Вечора», «Алчак», «Сельская очарованность»), естественнее отнести к отделу Поэм[6]6
  О жанровой природе хлебниковского творчества см. Дуганов Р. В. Велимир Хлебников Природа творчества М., 1990. С. 64–66,133–153.


[Закрыть].

В отборе и подготовке текстов для Собрания сочинений Хлебникова, помимо обычных текстологических проблем, мы сталкиваемся с трудностями двоякого рода. Внешние трудности связаны с тем, что публикации хлебниковских произведений, как прижизненные, так и посмертные, появлявшиеся в большом количестве в различных изданиях 1920-1930-х гг., в том числе в стеклографированных выпусках «Неизданный Хлебников» под редакцией А. Е. Крученых, не могут служить надежной основой для настоящего Собрания сочинений. Единственное исключение, каковым являются Неизданные произведения 1940 г., только подтверждает это положение.

Большей частью издание своих произведений Хлебников поручал друзьям и сподвижникам (В. В. Каменский, М. В. Матюшин, Д. Д. и Н. Д. Бурлюки, А. Е. Крученых, Г. Н. Петников, Н. Н. Асеев и др.) или даже случайным издателям, которые, конечно, никак не в состоянии были проследить за исправностью текстов. Тем более, что сам поэт оставлял им полное право, – как писал он, например, в одном из писем А. Е. Крученых в августе 1912 г., – «вычеркнуть и опустить кое-что и, если вздумается, исправить». К такому сотворчеству привлекались не только литераторы, но и художники. В другом письме А. Е. Крученых, в конце 1913 – начале 1914 г., он предлагал: «Если это не противоречит изд. „Журавль“ (М. В. Матюшин, спросите его), то издайте, как вы хотели раньше, ради рисунков Филонова и его выхода в свет как книгописца „Девий Бог“ или „Дети Выдры“. При этом он (и вы тоже) имеет право изменять текст по вкусу, сокращая, изменяя, давая силу бесцветным местам. Настаиваю. Посмотрим, что из этого выйдет». Этим правом многие пользовались в меру своего понимания или, чаще, непонимания сложностей хлебниковской поэтики, исправляя, сокращая, произвольно составляя части разных произведений в одно, давая им несуществующие названия и вымышленные даты. Маяковский вспоминал: «Мы выбирали из вороха бросаемых им черновиков кажущиеся нам наиболее ценными и сдавали их в печать. Нередко хвост одного наброска приклеивался к посторонней голове, вызывая веселое недоумение Хлебникова. К корректуре его нельзя было подпускать – он перечеркивал все, целиком, давая совершенно новый текст. Принося вещь для печати, Хлебников обыкновенно прибавлял „Если что не так – переделайте“»[7]7
  Маяковский В. В. Полн. собр. соч в 13 т М., 1959. Т. 12 С 23.


[Закрыть].

Объяснение и частичное оправдание этому можно найти, с одной стороны, в творческой свободе и неистощимости Хлебникова, с другой – в той обстановке «бури и натиска» 1910-х годов, когда наиболее действенным в утверждении нового эстетического движения казалось все то, что нарушало литературные нормы, затрудняло восприятие, все, что «писалось туго и читалось туго, неудобнее смазных сапог или грузовика в гостиной», – как заявляла одна из футуристических деклараций. Нередко такие трудные, «заумные» тексты создавались издателями из вполне «умных» и ясных произведений. Ученикам и последователям Хлебников нужен был прежде всего в черновиках, отрывках, набросках, в которых он, как говорил тот же Маяковский, – «ставил поэтическую задачу, давал способ ее решения, а пользование решением для практических целей – это он предоставлял другим»[8]8
  Там же. С. 23–24.


[Закрыть]. Хлебниковские рукописи оказывались общим достоянием, каким-то будетлянским фольклором, издававшимся зачастую без участия и даже без ведома автора[9]9
  Известен, правда, единственный случай протеста Хлебникова против подобных изданий, причем возмущение его было вызвано главным образом публикацией «раблезианского» стихотворения «Бесконечность» в сб. «Затычка» (Херсон, 1913), см. его «Открытое письмо» от 15 февраля 1914 г, при жизни оставшееся, впрочем, неопубликованным.


[Закрыть]. Но такое «отчуждение» Хлебникова было парадоксальным следствием исключительно высокой оценки его творчества. Давид Бурлюк писал издателю сборников «Союз молодежи» Л. И. Жевержееву 4 апреля 1913 г.: «Радуюсь посылкой вам очень редких рукописей гениального Хлебникова… Печатайте их „до точки“… Хлебников требует забот. Его надо собирать. Рукописи его надо хранить. Он требует, как никто, полного издания – дострочного – своих вещей. Это собрание ценностей, важность которых учтена сейчас быть не может» (ИМЛИ).

Во многом так же обстоит дело и с посмертными изданиями Хлебникова, которыми в 1920-е годы занимались его друзья и родственники. И даже когда за издания брались профессиональные филологи (как, например, Г. О. Винокур), подготовка текстов оставляла желать лучшего, так как ни поэтической, ни общефилологической «культуры текста» здесь было недостаточно. Это стало очевидным с изданием Собрания произведений Хлебникова в 5 томах под редакцией Ю. Н. Тынянова и Н. Л. Степанова (надо сказать, что Ю. Н. Тынянову принадлежало лишь общее наблюдение над изданием, а вся работа над подготовкой текстов и комментированием находилась в ведении Н Л.Степанова). С одной стороны, Собрание произведений стало поворотным событием в литературной судьбе поэта, впервые в убедительной полноте ставшего доступным читателям. С другой стороны, оно все еще невольно продолжало представления о хлебниковском творчестве как о чем-то черновом, незавершенном и хаотическом. Несмотря на заявленное желание редакции «показать Хлебникова „во весь рост“, дать его совершенные и законченные произведения, разрушить традиционное представление о нем как об авторе набросков и экспериментов» (СП, I, 307), как раз черновые наброски и отрывки, некритически перепечатанные из прижизненных изданий, попадали в раздел законченных вещей, а вполне законченные беловые тексты, извлеченные из рукописей, оказывались в разделе черновиков. Первоначальный план издания был нарушен, жанровое расположение материала не выдерживалось и хронологическая последовательность не соблюдалась. К тому же большинство произведений, впервые напечатанных по рукописям, было искажено, как и в прижизненных публикациях, неверными транскрипциями, нарушениями композиции, неоправданными конъектурами и т. п. В итоге творческий облик Хлебникова вновь получал незавершенный и спутанный вид, к тому же многократно усложненный самим объемом и авторитетом Собрания произведений.

Большая, первопроходческая работа, проделанная при подготовке Собрания произведений, показала, тем не менее, что неудачи издания коренятся не во внешних трудностях, не в обстановке «неопределенных издательских перспектив» конца 1920-х – начала 1930-х годов (СП, II, 299), а в неопределенности редакционной установки. В последующих изданиях Хлебникова под редакцией Н. Л. Степанова (Избранные стихотворения 1936 г. и два издания в Малой серии «Библиотеки поэта» 1940 и 1960 гг.) текстологическая подготовка, по существу, осталась прежней. Между тем урок Собрания произведений подсказывал, что адекватное издание Хлебникова возможно лишь в результате разработки специальной хлебниковской текстологии, основанной на понимании смысла отдельного произведения и общей художественной и научно-философской мысли поэта в возможно более широком культурном контексте.

Урок этот был учтен при подготовке тома Неизданных произведений 1940 г. Т. С. Грицем и Н. И. Харджиевым. При всех недочетах и небесспорных решениях, неизбежных при работе с материалом такой сложности, том Неизданных произведений явился первым научным изданием Хлебникова. Однако и он не может служить достаточной основой для нового Собрания сочинений, так как включает лишь малую и не основную часть хлебниковского наследия. Значение его главным образом методологическое. Этим изданием, а также позднейшими исследованиями и публикациями Н. И. Харджиева было положено начало научного подхода к творчеству поэта, выявлены особенности его поэтической системы, и в то же время хлебниковская текстология была введена в русло общей текстологии.

Основой и первоисточником настоящего Собрания сочинений является рукописный архив поэта, сохранившийся, хотя и с большими утратами, в значительной полноте в государственных (РГААИ, РЫБ, ИРЛИ, ИМЛИ, ГАМ и др.), а также частных собраниях. Кроме опубликованных произведений, архив содержит большое количество материалов, никогда не публиковавшихся, в том числе автобиографических, публицистических, научных и художественных (в разных редакциях и вариантах). Только издание по рукописям позволяет освободить подлинные тексты поэта от искажений и чуждых наслоений. Что касается печатных материалов, и прижизненных и посмертных, то они могут использоваться во вспомогательных целях и служить источником лишь в тех случаях, когда соответствующие рукописи не сохранились или недоступны для изучения.

Почти все прижизненные публикации и многие тексты пятитомного Собрания произведений, рукописи которых утрачены, имеют более или менее значительные повреждения. В большинстве случаев подлинные тексты могут быть с большой степенью вероятности восстановлены, но в некоторых повреждения настолько значительны, что от включения этих произведений в Собрание сочинений приходится отказаться. Кроме отдельных многочисленных локальных исправлений, в ряде случаев требуются целые реконструкции, в особенности это относится к композиции больших произведений – таких, как, например, пьеса «Чертик», поэма «Ночь в окопе», сверхповесть «Дети Выдры»[10]10
  О возможности реконструкции хлебниковских текстов см.: Дуганов Р. В. Велимир Хлебников. Природа творчества С 212–225 и Приложение 2.


[Закрыть].

Некоторым опытом такого рода критических изданий по рукописям в последние годы были издания Хлебникова, подготовленные Р. В. Дугановым (Ладомир. Элиста, 1985; Стихотворения и поэмы. Волгоград, 1985; Стихотворения, поэмы, драмы, проза. М., 1986; Утес из будущего. Элиста, 1988), В. П. Григорьевым и А. Е. Парнисом (Творения. М., 1986), Р.Врооном (Vroon R. Vfehmir Xlebnikov’s «Krysa». Stanford, 1989).

Однако помимо внешних трудностей, о которых было сказано, подготовка текстов по рукописям связана с гораздо более серьезными внутренними трудностями. Общая установка на публикацию полноценных и законченных текстов требует более широкого и гибкого подхода. Дело в том, что очень часто хлебниковские рукописи, по внешнему виду совершенно черновые, тем не менее, содержат вполне завершенные тексты Таковы его ранние «словотворческие» тетради 1907–1908 гг., таковы его рабочие тетради 1920–1922 гг., в особенности так называемый «Гросбух»[11]11
  Хотя Хлебников в последние годы из-за бумажного голода действительно часто для своих рукописей использовал счетоводные книги, эта тетрадь – альбом для рисования, по всей вероятности, подаренный художником М. В. Доброковским, и может быть названа «Гросбухом» только по своей значительности – «большая, главная книга».


[Закрыть], заполнявшийся летом – осенью 1921 г. и содержащий основной массив текстов последнего периода. На протяжении всей творческой жизни Хлебников, как правило, перебелял тексты из своих рабочих тетрадей лишь тогда, когда представлялась ближайшая возможность издания. А поскольку такие возможности, особенно в последние годы, выпадали сравнительно редко, множество его готовых произведений, преимущественно мелких стихотворений, так и оставалось в черновом, «непроявленном» состоянии. Потому-то он так охотно предоставлял издателям рабочие тетради, что они содержали, с его точки зрения, полноценные произведения. Мало кто, однако, мог их безошибочно воспроизвести – не столько из-за трудностей чтения, сколько из-за трудностей понимания его эстетики и поэтики. Сейчас, благодаря трудам нескольких поколений исследователей, этот порог понимания можно считать преодолимым.

В поэтической системе Хлебникова, да и других представителей крайних течений нового искусства, отрывочность, незавершенность, вариативность и даже «случайность» приобрели значение одного из важнейших творческих факторов. Как заметил Н. И. Харджиев, Хлебников «ощущал каждую свою словесную конструкцию не как вещь, а как процесс» (НП, 12). И очень часто беловая рукопись вполне законченного произведения, попавшая в поле его внимания, иногда через много лет, вновь перерабатывалась, получая вид черновика, даже «неоконченного». Точно так же он поступал и с текстами опубликованными. В принципе, каждая его вещь как бы чревата дальнейшими изменениями, продолжением, развитием. Иногда произведения создавались в нескольких вполне равноправных вариантах (например, четыре варианта стихотворения «Прамень невинностей мора…», 1907–1908, или четыре варианта стихотворения «Слово о Эль», 1920–1921). Иногда этот процесс растягивался на много лет. Так, к стихотворению «О достоевскиймо идущей тучи…» поэт возвращался на протяжении всей жизни, в 1908, 1912, 1919, 1921 годах, причем каждая новая редакция не отменяла предыдущих, а, как бы продолжая развитие, являла новое «состояние смысла»[12]12
  Подробнее см Дуганов Р. В. Велимир Хлебников. Природа творчества. С 95-115.


[Закрыть]. Впечатлению незавершенности хлебниковских произведений способствует и язык, изобилующий новыми словообразованиями, нелинейными синтаксическими конструкциями, и стих, представляющий собой переменную метрическую систему с нерегулярной рифмовкой или систему свободного стиха с переключениями, как в метрический стих, так и в прозу, нередко в пределах одного произведения. Например, стихотворение «Лунный свет» (1919), начинающееся с напряженной звукописи почти заклинательной стиховой речи, затем резко переходит в «фактологическую» стихопрозу с историческими и астрономическими числовыми выкладками.

Однако при всей изменчивости и внешней незавершенности художественные произведения Хлебникова скрывают высочайшую смысловую организованность, часто доходящую до строгих числовых структур со сложнейшей символикой. Так, стихотворение «Ангелы» (1919) построено на нечетных числах 3 и 9 и связано с числовой символикой «небесной иерархии», а поэма «Суд над старым годом» построена на четных числах 2, 4, 8, что связано с выходом футуристического сборника «Пощечина общественному вкусу» на переломе «благоприятного» 1912 и «неблагоприятного» 1913 гг. Так, поэма «Поэт», в первой редакции носившая название «Карнавал» (1919), содержала ровно 365 строк, по числу дней в году, а «незаконченная» поэма «Труба Гуль-муллы» (1921) состоит из 19 частей – это число, почитающееся священным в некоторых восточных традициях, Хлебников рассматривал как √365, считая его одним из основных чисел «солнечного мира»[13]13
  См. Киктев М. С. О композиции поэмы Хлебникова «Труба Гуль-муллы» // Тезисы докладов III Хлебниковских чтений. Астрахань, 1989


[Закрыть]. Поэма «Ночной обыск» (1921) снабжена даже числовым эпиграфом: 3⁶ + 3⁶, являющимся формулой исторического периода (между 7 ноября 1917 г. и 7 ноября 1921 г., когда была написана поэма, прошло 3⁶ + 3⁶ = 1458 дней) и формулой структуры самой поэмы, время чтения которой составляет 18 минут, что соответствует 1458 ударам сердца читателя. Подобные произведения, где «скрыта разнообразная работа над величинами – игра количеств за сумраком качеств», – как говорил Хлебников о сверхповести «Дети Выдры», наиболее характерны для основного направления его творчества, и в этом отношении его поэтическая система оказывается ближе не к современной ему литературе, а к некоторым направлениям живописи и музыки.

Таким образом, недоработанность, незавершенность, отрывочность в поэтике Хлебникова – не случайность. Это не разрушение литературных условностей и норм, а расширение их пределов, так как внешней незавершенности его текстов отвечает их внутренняя, так сказать, сверхзавершенность, что также не укладывается в обычные литературные нормы. В его системе самостоятельность произведения определяется единством и завершенностью художественной мысли, хотя формально такой текст может иметь черновой и внешне недоработанный характер. Разумеется, теоретически тут многое еще остается неясным и спорным. Практически же количество подобных крайних и сомнительных случаев сравнительно невелико, и мы достаточно уверенно включаем в основной состав Собрания сочинений, скажем, такие стихотворения, как «Познал я числа…», 1907, или «На родине красивой смерти – Машуке…», 1921, или «Я вышел юношей, один…», 1922, и такие поэмы, как «Лесная тоска», 1919, 1921, или «Труба Гуль-муллы», 1921, 1922, и такую прозу, как «Малиновая шашка», 1921, хотя дошедшие до нас рукописи этих произведений представляют собой недоработанные черновики.

Во всяком случае, и тут остается в силе известное положение Б. В. Томашевского, определяющее основную цель текстологии: «Дать текст, наиболее выражающий художественное задание произведения»[14]14
  Томашевский Б. В. Писатель и книга. М., 1959 С 175


[Закрыть]. Задача лишь усложняется тем, чтобы произведения, в которых незавершенность и открытость текста входит в их художественное задание, отличить от произведений действительно внутренне незавершенных. Поэтому руководящим понятием в текстологии Хлебникова становится не «беловой», не «окончательный» и тем более никак не «канонический», а связный текст, обладающий образно-смысловым единством и согласованностью всех основных элементов, независимо от характера рукописи.

С этой точки зрения решается и вопрос о соотношении отрывка и целого – в частности, отдельного стихотворения и того же стихотворения в составе поэмы. Дело в том, что Хлебников из больших произведений иногда выделял отрывки в качестве самостоятельных вещей (например, стихотворения «Я видел, бабр сидел у рощи…», 1922; из поэмы «Любовь приходит страшным смерчем…», 1912; «Точит деревья и тихо течет…», 1921; из первой редакции поэмы «Лесная тоска», 1919; «Где море бьется диким неуком…», 1922; из первой редакции поэмы «Уструг Разина», 1921), или включал отдельное стихотворение в поэму (например, «Туда, туда, где Изанаги…», 1919, входит одновременно в поэмы «Ладомир» и «Азы из узы», 1920–1922), или составлял из самостоятельных стихотворений целые поэмы («Война в мышеловке», 1919; «Азы из узы», 1920–1922; «Шествие осеней Пятигорска», 1921; «Труба Гуль-муллы», 1921–1922). При этом, если даже тексты подвергались лишь стилистической правке, их новое, самостоятельное или связанное, положение влекло за собой переосмысление всей структуры произведения, часто очень глубокое. В таких случаях стихотворения печатаются и в качестве самостоятельных вещей, и в составе соответствующей поэмы или сверхповести.

При наличии разных редакций и вариантов в основной состав каждого жанрового отдела, как правило, помещаются тексты последних редакций. Более ранние относятся к Другим редакциям и вариантам, причем печатаются только те, где переработка охватывает все произведение в целом, а наиболее характерные и существенные разночтения отдельных строк, строф и отрывков приводятся в Примечаниях. Исключения составляют те случаи, когда ранняя редакция тесно связана со временем своего создания или публикации и в таком виде стала литературным фактом (например, вторая редакция «Заклятия смехом», 1909, опубликованная в сб. «Студия импрессионистов», 1910) или когда позднейшие редакции отличаются не большим «совершенством», а другим «состоянием смысла» (таковы изменения стихотворения «О достоевскиймо идущей тучи…», 1907–1921, или поэмы «Три сестры», 1920–1922).

Даты создания произведений указываются под текстом. Обычно Хлебников почти не датировал свои рукописи, особенно в ранний период, где можно опереться лишь на очень немногие датированные тексты. В последние годы авторских указаний больше, но тут возникают другие сложности, так как, перерабатывая свои вещи, даже через большой промежуток времени, поэт сохранял чаще всего первоначальную дату[15]15
  До конца 1919 г. Хлебников, за некоторыми исключениями, придерживался старого стиля.


[Закрыть]. Так, многократно возвращаясь в 1919–1922 гг. к стихотворению «Ты же, чей разум стекал, как седой водопад…», Хлебников датировал его временем создания: 7 декабря 1917 или временем первой публикации: 1918. В таких случаях под текстом указывается авторская дата создания произведения и дата его переработки. В большинстве случаев даты определяются на основании текстологического и филологического анализа, учитывающего различные прямые и косвенные данные, и очень часто остаются весьма предположительными. Такие предположительные даты, в отличие от авторских и твердо установленных, указываются в угловых скобках: <…>. За основу хронологической локализации принимается время создания произведения как связного целого; если в дальнейшем оно подвергалось изменениям, вслед за основной датой приводятся даты переработок.

Авторские примечания, имеющиеся в рукописях и первопечатных источниках, печатаются в основном тексте, другие авторские пояснения, преимущественно общего характера, помещаются в редакционных Примечаниях.

В остальном настоящее Собрание сочинений следует общим текстологическим правилам. Орфография и пунктуация приведены в соответствие с современными нормами, при сохранении некоторых характерных для Хлебникова и его времени особенностей написания, большей частью в собственных именах и названиях. Предположительные чтения, необходимые редакционные исправления и дополнения отмечены угловыми скобками Зачеркнутое в рукописи и восстановленное редакцией отмечено прямыми скобками: […], но лишь в тех случаях, когда зачеркивание не является просто отражением сомнений и колебаний творческого процесса.

В примечаниях к каждому произведению указываются, первая публикация, основной источник текста (которым при отсутствии или недоступности рукописи служит первая публикация), сведения о других редакциях и вариантах, важнейшие исправления и реконструкции текста, обоснования некоторых сложных случаев датировок и т. п. Кроме того, приводятся самые необходимые фактические, исторические, биографические сведения; разъяснения отдельных образов, архаических, областных, жаргонных слов и выражений. Многочисленные неологизмы Хлебникова, как правило, не поясняются, так как, по авторскому замыслу, они требуют читательского сотворчества, и смысл их должен раскрываться в контексте самого произведения. В трудных случаях можно обратиться к «Словарю неологизмов Велимира Хлебникова», составленному Н. Перцовой (Изд.: Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 40. Wien-Moskau, 1995). Свои языковые принципы Хлебников разъяснял во многих статьях и заметках; с современными научными воззрениями на хлебниковское словотворчество можно ознакомиться по работам В. П. Григорьева (Грамматика идиостиля. В. Хлебников. М., 1983; Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. М., 1986) и R.Vroon’a (Velimir Xlebnikov’s shorter poems: a key to the coinages. Ann Arbor, 1989). He отмечаются также многочисленные и сложные литературные заимствования и реминисценции, за исключением тех случаев, когда они использованы в качестве материала или исходного текста для данного произведения.