Текст книги "Хроники постчеловечества (СИ)"

Автор книги: Вася Неторопливый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

  – Человек... Маленький человек... Ребенок?

  – Да, наверное.

   Когда-то у Ушастика был сын... Был... Как-то резанул призрак душу этим маленьким человеком. Он вспомнил, как держал на руках безжизненное тело своего малыша. И как в бессильной ярости стрелял в серое небо, в ненавистную Степь, в проклятые ржавые остовы, торчавшие с незапамятных времен вокруг территории... Как искал волка, отпечатки щупалец которого остались на нежной коже малыша. Надо идти. Ради памяти сына, которого не удалось спасти.

  – Пошли! Только учти: идти долго будем. Видишь? Не видно ни зги!

  – Все будет в порядке. Теперь молчи и постарайся рассмотреть огонек в темное.

  – Какой огонек?

  Ушастик сердито потер светляка, но тот был не в силах разогнать мглу вокруг.

  – Убери свою подсветку и смотри внимательно. Видишь?

  Охотник сунул светляка в карман и принялся таращиться во тьму. Когда он совсем отчаялся и готов был сказать все, что думает о призраке и его бреднях, удалось заметить странный изумрудный огонек. Совсем крохотный, словно искорка из костра.

  – Следи и не выпускай из поля зрения, он сейчас расти начнет.

  – Угу.

   Огонек и вправду быстро рос, все увереннее освещая пространство вокруг. И в какой-то момент Ушастик заметил перед собой бородатого человека в форме охотника. Человек сидел напротив с ружьем на коленях. Беспалый? Ушастик схватил оружие и прицелился во врага. Незнакомец повторил движение. Но призрак успокоил охотника.

  – Все в порядке. Ты видишь себя со стороны моими газами. Так же Дикий видит мир.

  Ушастика прошиб холодный пот. Шуточка была ничего себе, если подумать. Значит, вот оно как! Дикий и вправду слеп, но благодаря зрению призрака избежал высылки и легко находил пастбища долгохвостов в Развалинах.

   Призрак подождал немного, давая человеку возможность адаптироваться, а потом спросил:

  – Идем?

  Ушастик встал:

  – Я готов.

  Идти получалось даже не тяжело, а очень непривычно. Призрак шел чуть впереди и приходилось рассчитывать каждый шаг, чтобы не споткнуться об камень или не провалиться в яму. Существовал маленький промежуток между тем мгновением, когда Ушастик видел препятствие и временем начала движения. Если поднять ногу рано, то обязательно споткнешься. Приходилось все время учитывать этот едва заметный интервал, обдумывать каждый шаг.

   Сперва получалось не очень, но когда привычка выработалась, дело пошло живее. И путь через завалы давался все легче. Глаза призрака рассекали тьму, превращая ее в яркую зеленую реальность. Не просто даже зеленую, как редкие травинки, а в мощный веселый цвет превращали, от которого становилось хорошо на душе. Даже пронизывающий ветер казался теперь не таким уж холодным.

   Развалины выделялись темными контрастными зубьями на ярком фоне. И еще одно ценное свойство было у глаз призрака: они видели сердца оборотней. Все-все сердца. Даже самых мелких зверюшек, даже искорки насекомых. Но и оборотни, в свою очередь, явно что-то такое чуяли и не нападали, стараясь убраться с дороги призрака. А может быть просто везло?

  Наверное, все же везло. Давешняя пантера была тут как тут, у самых Западных Ворот.

  – Черт! – беззвучно шевельнул губами Ушастик, осторожно выглядывая из-за ближайшего камня. Он боялся, что вышел слишком громко. Если пантера его услышала, то наверняка готовится атаковать. Но ничего подобного не происходило. Она направила надкрылья на светлую точку впереди. Призрак приблизил точку. Теперь стала хорошо различима цель оборотня: ребенок! Маленький человек, как говорил призрак, сидел тут, за аркой, в куче обломков какого-то зверя. Ребенок сидел и махал рукой, словно пытался привлечь внимание пантеры. Фигурка светилась ярко, целиком, а не отдельно сердце. Значит, не оборотень. Но и человек тут не мог существовать. Как он оказался у Ворот?

  – Помоги ему! – попросил призрак, прерывая размышления Ушастика.

  Тот поморщился и отмахнулся. Затем показал, чтобы призрак заткнулся и поднял ружье. Охотник целился так, чтобы пуля попала точно в основание надкрылья. Если повредить механизм, то оборотню будет трудно летать.

   Словно услышав мысли Ушастика, пантера резко сложила надкрылья и приподняла торс, готовая выстрелить лапами в ребенка. Теперь уже не имело смысла стрелять прицельно. Отсюда броню пулей не взять, но можно отвлечь, переключить пантеру на другую цель – на себя.

   Ушастик принялся стрелять, быстро перезаряжая оружие. Пять выстрелов почти слились в очередь. Пантера отпрыгнула в сторону, припала к земле и снова расправила надкрылья. О ребенке она уже забыла, стараясь обнаружить врага. Благо, что не засекла вспышки, но теперь своими локаторами зверь в состоянии расслышать любой шорох. А может, и стук сердца охотника.

   Ушастик боялся пошевелиться и даже дышать. Даже зарядить ружье сейчас – самоубийство: едва звякнет металл, как пантера будет здесь. Но и то, что в обойме нет патронов – очень плохо. Если оборотень атакует – заряжать будет некогда.

   Изображение начало словно бы укрупняться. Похоже, призрак двигался к пантере. Ярко и отчетливо светилось сердце хищника. Скоро стали видны словно бы огненные ломанные линии – проводники внутри тела зверя. Все ближе, все ярче, все страшнее. Зелень исчезла, превратилась в невыносимо белый цвет. Она ослепляла. И даже если крепко зажмуриться – свет не исчезал.

   И вдруг все пропало. Стало темно. Ушастик вновь попытался разглядеть огонек, но тщетно. Лишь где-то впереди слышались громкие хлопки и скрежет, перекрывающие завывания ветра. Когда ушли красные круги и глаза привыкли к предрассветной серой мути, Ушастик увидел умирающую пантеру. Судорожно подергивались конечности, воздух беспорядочно шипел, вырываясь из оплавленных дыр в броне. Передних лап не было. Человек выскочил из-за укрытия и со всех ног побежал к ребенку. Времени совсем мало. Когда зверь умрет – сердце тут разнесет все в клочья! Огромный оборотень, да еще и хищник. У него мощнейшее сердце, сметет все в радиусе полукилометра. Но об этом потом. Лишь бы малыш был жив.

   Уже у самых Ворот Ушастик различил тоненький плач.

  – Жив!!

  Охотник на бегу подхватил совсем голенького найденыша и побежал по серой ленте дороги. Дальше, как можно дальше! Бежать было нелегко. Ребенок болтался в захвате, плакал, ружье болталось на ремне и било по ногам. Дальше, дальше!

   Едва не упав, споткнувшись о камень, Ушастик бросил бесполезное ружье и схватил ребенка обеими руками. Сердце бешено стучало, норовя выскочить из груди, воздуха не хватало. Он не знал, далеко ли удалось уйти. Не было времени оборачиваться. Ушастик просто гнал от себя эти мысли, словно расстояние могло оказаться слишком маленьким, если о нем постоянно думать.

   Над Развалинами возникло и тут же погасло зарево. Ушастик рухнул на землю, закрывая собой ребенка. Грохнул мощный взрыв, земля задрожала. Одна из стен рухнула, камни докатились до лежащих. Ушастик зажмурился, ожидая удара в спину, но все стало тихо. Только снова завыл ветер, да плакал навзрыд ребенок.

   Охотник взглянул на малыша. Девочка. Это была девочка лет двух от роду, а может и меньше. Совсем раздетая, вся в оспинах, грязи и запекшейся крови. Ушастик стянул свой плащ и укутал дрожащего найденыша. Девочка всхлипывала, но уже не так безутешно. Похоже, успокаивалась.

  – Все уже, все, маленькая! – шепнул охотник.

   Он встал и бережно держа на руках драгоценный сверток, пошел обратно к укрытию, чтобы подобрать ружье. По дороге, охотник – теперь уже наверняка бывший охотник – отвлеченно подумал, что Ворот, скорее всего, теперь уже нет. Жаль, ему нравилась арка, где в верхней точке еще можно было различить каменные колосья. Потом надо будет поискать. Времени теперь много: дуэль закончилась и Беспалый уже празднует победу, скорее всего. Конечно, если не произошло какой-нибудь случайности.

  Дозор встретил его у Территории. Угрюмый Коготь, отводя взгляд в сторону глухо проговорил.

  – Ушастик, тебе придется уйти. Беспалый пришел первым.

  Охотник кивнул, чуть заметно дрогнули плечи. Он знал, каким будет приговор, но все же надеялся.

  – Что ж, значит, он поведет охоту, раз Солнце так сказало. Но я пришел не один.

  Дозорный приоткрыл плащ и посмотрел на чумазое личико.

  – Она болеет?

  – Нет. Никаких чешуек не видно. Просто ребенок.

  – Понятно. – Коготь кивнул на лежащий чуть поодаль мешок, – В общем, вот твое барахло. Ребята тебе патронов собрали немного.

  – А ребенок? Возьмете?

  – Это мальчик?

  – Какая разница, Коготь?

  Дозорный развернул плащ и вздохнул.

  – Девчонка... Забирай с собой. Женщин и так слишком много. Они умирают от голода. И эта умрет, если оставим.

  Ушастик поднял на дозорного глаза и спокойно сказал:

  – Убей ее сейчас, Коготь. Я не успею ей найти еды, а она просидел всю ночь на ветру. Ее чуть не разорвала пантера.

  – Лапа, Ключарь – постойте здесь!

  Двое молодых дозорных с ружьями на изготовку не сводили глаз с Ушастика. Они знали охотника, но теперь смотрели на него, как на чужака. Он уже не был человеком их Территории и мог представлять опасность. Так всем внушалось сызмальства: чужой – враг или носитель инфекции.

   Девочка заплакала. Тоненько, слабо, жалобно. Ушастик принялся качать ребенка, стараясь хоть как-то успокоить малышку.

  – На, вот! – Коготь вернулся с узелком и положил его поверх рюкзака. – Тут мясная каша, молоко и вещички по мелочи. Все, что могу. А теперь – вали отсюда! Вернешься через год, если сможешь. Солнце сделало выбор.

  – Я не знаю, как тебя благодарить, дружище! Это...

  – Не стоит! – Коготь махнул рукой, – Сегодня умер Дикий. У него остановилось сердце. Я просто обменял его долю и твою на это вот. Все, исчезни.

  Ушастик кивнул, повернулся и неспешно побрел по дороге. Потом обернулся и крикнул:

  – Спасибо, Коготь! И поклон Пестренькой!

   Дозорный отвернулся и вздохнул. У него было пятеро детей и Пестренькая не обрадуется такой прорехе в бюджете, когда узнает. А может и поймет. Кто ее знает?

   Ушастик не пошел в Развалины, там долго не протянешь, надо идти в Степь. Там есть еда, а старые ржавые остовы машин могли служить убежищами.

   Вещи из узелка оказались чуть великоваты, но этого было не видно под надетым сверху свитером охотника. Но зато девочка согрелась и почти целый день спала много и просыпалась только для того, чтобы поесть или сделать свои дела. Тогда охотник осторожно опускал ее на землю и ждал, пока она закончит. Да и так они довольно часто останавливались: какой бы легкой ноша ни была, но руки уставали. Ушастик решил, что если найдет что-нибудь подходящее, то сделает какую-нибудь переноску

   Они шли в никуда до вечера, а когда стало смеркаться, залезли в ржавое нутро какой-то покосившейся развалюхи. В углу обнаружилась приличная куча мусора, достаточно мягкая, чтобы можно было на ней удобно устроиться. Не лучшая в его жизни ночевка, но после бессонной ночи и дневного перехода у Ушастика просто не осталось сил на поиск более приемлемого обиталища.

   Он пнул кучу несколько раз и поворошил ее стволом ружья, чтобы убедиться, что мусор не стал домом какому-нибудь зверю. Затем усадил девочку и развернул узелок. Порядком поржавевшая банка сгущенки и сверток мясной каши – отличная еда! Каша был явно свежей и аппетитно пахла. Видать, Пестренькая уже успела прокрутить в мясорубке добычу, что принесли с ночной охоты.

   Достав из рюкзака воду, Ушастик умыл девочку. Она не хотела, но охотник действовал умело. Травинка умерла, когда сыну не исполнилось года и все заботы тогда легли на Ушастика. Руки помнили, как справляться с маленьким бунтарем. А потом...

  Девочка поела и теперь сонно разглядывала охотника. Тот улыбнулся в бороду.

  – Хочешь спать, маленькая? Давай, уложу тебя. Вот, устраивайся тут поудобнее и спи.

   Ушастик разровнял мусор, постелил плащ, уложил девочку и лег рядом сам, накрыв их полой. Девочка почти сразу засопела. Ушастик боялся пошевелиться, чтобы не нарушить ее сон и тихо дремал вполглаза, придерживая ружье. Он просыпался от малейшего шороха и внимательно прислушивался, а девочка спала спокойно, как не спала никогда в своей жизни.

   Ей снился круг в небе, составленный из вложенных друг в друга горящих цветных колец. Манящий, веселый... Очень-очень близкий, дарящий покой. Круг этот будто рассказывал историю. И укачивал... Мозг, лишенный накопители информации, заполнял ячейки, перебрасывал между ними электрические мостики. Круг переливался, манил необъяснимым понятием. Снова вплыл давешний вопрос:

  – Луна?

   Потом видение исчезло, навалился жар движений, сменявшийся холодом остановки. Дышать, видеть, идти... Лапа дернулась, бессильно скрежеща по камню...

   Девочка начала дрожать. Ушастик поплотнее укутал малышку в свой плащ и прижал к себе. Он слышал, как за поросшим мхом пластиком обивки бесновался ветер. Порывы заставляли вздрагивать стены и скрипеть покореженное ржавое железо. Иногда ветер забрасывал в нутро машины облачко ледяной ночи. То ли казалось, то ли так оно и было, но сегодня в Степи сильно похолодало.

   Внезапно звуки немного изменились. Ушастик тут же проснулся. Изменение означает опасность. Стараясь не потревожить девочку, он осторожно уселся и поднял ствол ружья, целясь во тьму впереди. Нервы превратились в натянутые струны.

   Девочка вздрогнула и проснулась. Она медленно сползла с импровизированной кровати и неожиданно шустро побежала к выходу. Ушастик почти сразу сорвался с места, но догнал ее только у проема. Он взял непоседу за руку, присел на корточки и сказал.

  – Маленькая, подожди. Там опасно!

  Девчушка серьезно посмотрела на Ушастика, насупилась, а потом вдруг обезоруживающе улыбнулась. Открыто, весело! Словно не кишащая хищниками Степь была вокруг, а огород на Территории.

   Малышка отрицательно замотала головой, словно с негодованием отвергая разные домыслы, крохотными пальчиками взяла Ушастика за указательный палец и повела за собой. Охотник подчинился. Скорее всего, выпитое на ночь молоко – растворенная в воде сгущенка – сделало свое дело. Ничего не попишешь.

   Они спрыгнули на промерзшую землю. Было непривычно тепло и тихо. В свете мощного прожектора серебрился на траве иней. Прожектора?? Свет бил сверху, через разрыв в тучах. Машины и кочки отбрасывали резкие тени. И люди тоже. Ночные охотники и их жертвы замерли. Ушастик прицелился в странный желтоватый круг. Странное – опасно. Не удивительно, что Степь застыла в страхе. Большинство, как и охотник, видели такое впервые. Тишина! Впервые за долгие-долгие годы смерть прекратила свою ночную работу. Непонятно только, что за генератор должен быть в небе, чтобы изготовить такую прорву энергии для прожектора?

   Девочка завороженно смотрела на круг, на личике ее читался восторг. И внезапно Ушастик сообразил, что никакого отношения к электричеству свет не имеет. Это была легенда, даже просто сказка, какую каждая мать Территории рассказывала своим детям. Сказка о чудном свете, обитающем за тучами. Днем там жило Солнце, а ночью...

  – Луна! – охотник кивнул спокойно, будто тысячи раз видел подобное явление. На самом деле у Ушастика подгибались колени. Подмывало немедленно заползти обратно, улечься на кучу мусора и переждать это все. Но он собрал всю волю в кулак: ребенку нельзя было выказывать свой страх, чтобы не испугать. Девчушка же посмотрела на охотника и серебряно рассмеялась, рассыпав звуки чуть не по всей степи, А затем указала пальчиком на светлый диск и отчетливо произнесла

  – Мама!

  – Мама... – эхом отозвался охотник, прищурившись на диск. – Пусть будет так! Пойдем, маленькая, а то скоро тут снова будет темнота и ветер.

   Словно подслушав человека, тучи сдвинулись, сперва размазав, а потом и вовсе закрыв яркий диск. Свет исчез, а ветер с остервенением принялся трепать одежду людей, затянув свою вечную песню.

   Ночью не стоило идти по Степи, но сна не было, а укрытие теперь не казалось надежным. Оборотни могли видеть людей и устроить засаду.

   Они двинулись в путь, стараясь не спотыкаться об невидимые в темноте кочки. Скоро под ногами оказался асфальт и идти стало намного легче. К тому же, и ночной ветер был гораздо милосерднее дневного.

   Ушастик старался шагать так, чтоб девочке не приходилось семенить. Но пройдя около часа, малышка уселась прямо на дорогу, глядя измученными глазами на охотника.

  – Устала, маленькая? – Ушастик устроился рядом. – Давай отдохнем.

   Отдых, впрочем, не получился. Недалеко с ревом пронеслась сова. Затем другая. Целый рой дисков бесшумно спикировал к самой земле, чтобы сожрать неосторожную добычу. Видать, птицы обнаружили каких-то зверьков.

   Ушастик и девочка остановились, ожидая, когда завершится охота. В общем-то, совы безопасны для крупных существ, но могли случайно резануть краем. Эти птицы питались крысами и мышами. К сожалению, они переполошили кого-то, ночевавшего в кустах. Оттуда послышалось взревывание и урчание какого-то оборотня. Значит, надо побыстрее уходить. Скоро сюда устремятся падальщики и многие из тех, кто тоже не прочь перекусить.

   Подхватив девочку левой рукой, Ушастик снял ружье с предохранителя и положил оружие стволом на плечо. Чуть помедлив, он огляделся, а затем быстро зашагал, стараясь миновать опасное место. Малышка обвила ручонками шею охотника и тот вздрогнул, ощутив прилив забытой давным-давно нежности.

   И все же, уйти незаметно не удалось. Позади раздался шорох, кто-то шел по следу людей. Прицелившись на звук, Ушастик выстрелил. Девочка вздрогнула, но не заплакал. Шорох позади стих. Нет, вряд ли было попадание. Скорее, зверюга затаилась и выжидает. И точно. Через километр позади снова слышалось отчетливое шуршание. По звуку трудно было сказать, кто это, но скорее всего змея. Повадки у них такие: сперва определить, насколько потенциальная жертва безопасна и съедобна, а потом напасть. Такой оборотень не отстанет, его можно только уничтожить.

   Ушастик зацепил ремень ружья за шею и поколебавшись, сдернул с пояса гранату. Последнюю. Осторожно ссадив девочку на землю, охотник нашарил огниво и приготовился подпалить шнур, когда возобновится шорох.

   Охотник вслушивался в ночь, фильтруя звуки. Змея зашуршала. Фитиль зажегся с первой попытки, по нему побежал огонек, быстро приближаясь к металлической сфере. Место все еще не получалось точно определить, нужны еще звуки.

   Едва послышался шорох, Ушастик метнул туда бомбу, схватил в охапку девочку и упал на асфальт. С громыхнул взрыв, на мгновение осветив местность вокруг. И снова ветер завыл свою унылую песню.

  – Вот так, маленькая. Все. Больше змеи нет. Пошли дальше?

   Ушастик подхватил девочку. Она снова обвила его шею ручонками и заснула. Он брел, прислушиваясь к сладкому посапыванию на плече. Надо будет сделать ей местечко, чтобы руки были свободны.

   Куда они шли? К легенде, наверное. Туда, где убежище, много еды, не оборотней и... И ярко светит Солнце. А почему бы и нет? Луна, вон, есть, оказывается, почему не быть Солнцу? А еще в том месте обязательно будет тепло...

   К рассвету ветер усилился. Серое небо было сегодня чуть более высоким, что предвещало похолодание. Мысль о тепле где-то там, впереди, дарила ощущение надежды, веру в лучшее.

   Как он пропустил паутину? Наверное, слишком замечтался. Ноги погрузились в серую, невидимую на асфальте массу клея. Вещество, едва его потревожили, стало тут же темнеть и твердеть. Потянуло жутким зловонием. Да, свежак. Как только ветер донесет до хозяина пахучую весть о том, что кто-то угодил в паутину, он моментально будет здесь. Ушастик присел на корточки и пощупал поверхность ножом: липкая. Еще не совсем застыла. А сам паук, судя по направлению ветра, сидит где-то справа, ловит сигнал.

  – Что ж, подождем.

   Но оборотень не торопился. Он явно знал, что добыча никуда не денется. Старый, огромный паук лязгал гусеницами, корректируя время от времени курс. Скрипели изрядно потертые сегменты брони и ржавые хелицеры. Вздрагивала земля. Приводы тяжело выли, когда паук переваливал через кочку повыше. Сочень старый оборотень. Дым из патрубков на загривке валил черный, голодный. Видать, давно постился. Но даже голодный, он все равно двигался неторопливо. Объективы на телескопических штангах блестели равнодушно. Словно зверю было безразлично, что за еду он поймал.

   Ушастик еще раз ткнул паутину ножом. Все, она окончательно затвердела. Охотник осторожно опустил девочку на потемневший затвердевший блин, не сводя глаз с паука.

  – Беги, маленькая! Уходи отсюда!

   Ушастик снял рюкзак и швырнул его как можно дальше, за пределы паутины. Теперь надо как-то заставить девочку уйти. Ушастик боялся не за себя – за нее.

  – Беги! – закричал он на нее как можно громче.

   Девочка смотрела на охотника с любопытством, пытаясь интерпретировать звуки в понятные мыслеформы. Образы переплетались, дополнялись, выстраивались в цепочки. Мозгу не хватало базы, откуда можно было бы почерпнуть необходимую информацию. Только выводы из тех данных, что накопились за короткий период.

   Человек: – свой. Это устойчивое значение, основа. Потенциал, притянувший точки понятий: – пища; – защита; – тепло. Ползущее устройство, возможно, являлось врагом человека. Враг угрожает ?/! Степень опасности врага ?/! Еда?/!

   Девочка оглянулась на охотника и ускорила процесс адаптации. Ушастик невыносимо медленно тянул затвор на себя, гусеница паука взлетела над кочкой. Комочки земли зависли в воздухе. Тучи замерли, ветер утих. Только данные множились, соединялись. Цепочки становились длиннее. В процесс вовлекались и застывшие без базы пласты связей. Они словно плавились, приспосабливаясь к реальности.

   Появился вывод: ползущий – враг. Он принял уровень устойчивой точки, стремящейся нарушить основной потенциал.

   Ушастик прицелился и принялся палить в морду бронированного паука. Пули с визгом рикошетировали. Но оборотень ничего не заметил: об броню все время что-то бьется.

   Быстро перезарядив ружье, человек стал стрелять по глазам паука. Но попасть тонкую прорезь нереально. Но можно попробовать отстрелить штангу, хотя у такого старика она едва ли менее прочная, нежели лобовая броня. Здесь все ясно – никаких шансов. Но хуже то, что девочка не уходила.

   Ушастик прекратил стрельбу и закричал изо всех сил:

  – Беги, беги отсюда!

   Но девочка не послушалась. Она немного постояла, словно размышляя и вдруг направилась прямо к пауку. Охотник закрыл глаза, ожидая, что вот-вот захрустят кости в хелицерах, но оборотень почему-то не ударил. Он остановился, рассматривая подошедшего к нему ребенка. Ребенок и оборотень какое-то время смотрели друг на друга, а затем до слуха человека донеслась громкая, ломающаяся, скрипящая мелодия, режущая слух. Она то булькала, то вдруг тоненько пищала.

   Паук так и не пошевелился, когда девочка подошла вплотную, встала между страшными хелицерами и положила ладонь ему на морду.

   Мысли вдруг упорядочились. Информация из чужих хранилищ хлынула потоком. Она встраивалась в цепочки, добавляя необходимое. Надо только отфильтровать лишнее, чтобы не перегружать слабенькую органическую память. А еще, пришло осознание собственных сил. Их стало много, гораздо больше, чем некогда. Тот старый мозг, что работал с хранилищем, был примитивен. Без колебаний Она отключила дурацкую систему и замкнула управление на себя.

   Паук задергался в судорогах, словно рука девочки причиняла ему неимоверные страдания.

   Глаза снова видели, реакция была в норме, датчики работали четко. Впереди была добыча. Двуногий мягкотелый попрыгунчик, попавший в ловушку. Органика. Легко усваиваемая органика для поддержания работы организма.

   Сведения из чужих хранилищ заполнили все пустоты, но факты теперь вышли за пределы значений да/нет. Появился третий фактор.

   Ушастик увидел, как паук подергался замер, а из под брони, прямо над головой малышки, выдвинулись две трубки. Жалюзи воздухозаборников на боках оборотня судорожно открывались и закрывались. Девочка стояла неподвижно, все так же держа руку на броне. Паук явно умирал и теперь его можно было уничтожить, если попасть в решетки, но стрелять было нельзя.

   Раздалось короткое шипение. Боль! Ушастик ощупал левой рукой грудь. В тело глубоко воткнулись ядовитые стрелки. Яд подействовал мгновенно: внутри все затапливал невыносимый жар. Ружье выпало из рук, пальцы свела судорога.

  – Беги, маленькая! – прохрипел задыхаясь охотник. – Беги...

   Ноги человека подогнулись, он упал на застывшую паутину. Ветер равнодушно задрал ветхий плащ и неторопливо забирал тепло остывающего тела.

   Еда, энергия! Базы копировались, скоро можно будет идти за пищей, чтобы восстановиться, стать сильной, закованной в броню, но эти странные картины и голос... Круг света в небе...

  – Луна... Мама...

   Она снова протестировала систему, стремясь найти ошибку, и наткнулась на незавершенные цепочки, которые образовали странный, красивый узор. Не слишком логичный, но какой-то очень правильный. Девочка решительно сняла руку с разъема на броне паука, подошла к мертвому человеку и присела рядом с ним. А затем, неожиданно для себя, обняла то, что осталось от Ушастика за шею и почувствовала, как странная огненная жидкость стекает по щекам из глаз. Снова возник неведомый голос. Он произнес:

  – Слезы... Это называется слезы.

  Она кивнула, погладила волосы охотника и роняя на них слезы?/!, произнесла:

  – Папа!

  3. Возвращение

   Сегодня рука побаливала сильнее. Почтарь сжал пальцы: ощутимо заскрежетали суставы. Плохо. Слой пластика стирался теперь быстрее, чем восстанавливался, потому и металл ржавел. Вздохнув, Почтарь сунул руку в ведро, наполненное вонючей черной жидкостью. В прошлом году повезло слить эту густую субстанцию из старого, насквозь прогнившего чудища, что было у самой развилки Южной и Восточной трасс. Масло, что каким-то чудом сохранилось в моторе, воняло черт его знает чем, но помогало справится с разными проблемами стареющего тела. Вот как теперь.

   По пальцам неторопливо стекали в ведро черные капли масла. Рука противно пахла, но зато перестала скрипеть и сносно задвигалась. Когда капли перестали собираться на кончиках пальцев, Почтарь вытер руки ветошью.

  – С этим все.

   Покончив со смазкой, Почтарь задрал штанину и изучил пятно пластика. Оно не увеличивалось. Оно уже полгода не увеличивалось. Наверное, болезнь решила не связываться больше с уродом-недооборотнем. И правда, ну что ей взять с изгоя?

   По крыше что-то загромыхало. То ли ветер пытался сорвать люк с землянки, то ли люди пришли. Люди... Почтарь вздохнул, поднялся по шаткой лестнице и приподнял люк. Ящики, коробки, пакеты. Что ж, значит люди... Они боялись, ненавидели Почтаря, но вовсю пользовались его желанием быть поближе к живым. Давали ему возможность видеть сородичей. Он прекрасно понимал это, но все равно не хотел уходить. Иногда даже казалось забавным, что у него есть право выбора, которого лишены были как люди, так и оборотни. Он мог найти себе пристанище и у тех, и у других.

   Надо приготовить фургон, но пере этим перетаскивать все вниз, а то мелкая шушера быстро разберется с содержимым отправлений. Почтарь взглянул на индикатор часов – двенадцать – и машинально отметил, что светляка пора бы и заменить. Совсем потускнел. Каждый день он себя напоминал и забывал. Даже не то, чтобы забывал, а лукавил немножко, откладывая решение на потом. Ему просто жалко было светляка: столько лет вместе.

   В плетеной сумке обнаружилась еда – плата за работу Почтарь с давних пор брал все только вперед. Не потому, что был жадным, но было дело, когда пару рейсов пришлось заниматься еще и охотой. А это вредило делу. Правду сказать, он и сейчас иногда немного охотился. Немного, чтобы разбавить объедки и подпорченные продукты, которые люди отдавали ему в оплату за услуги. Сейчас, вот, тоже вонь. Испорченное мясо.

   Почтарь достал шмат подтухшей солонины и откусил кусочек. На вкус ничего. Сойдет. Желудок успел довольно сильно измениться, чтобы без последствий усваивать разные несвежие продукты, но не настолько, чтобы есть пластик. Хотя его тоже кто-о запихал вместе с едой.

   Он выбрался наверх. Ледяной ветер обрадованно накинулся на жертву, пытаясь закрутить, сорвать одежду. Почтарь поежился, поплотнее запахнув латанное тряпье. Холод, к сожалению, он тоже чувствовал, но покуда была еда, смерть от замерзания ему не грозила.

   Колено поскрипывало, но еще терпимо. Не слишком беспокоясь за содержимое, Почтарь перекидал все посылки вниз, а затем затворил люк. В петлю, он закрутил здоровенный болт. Бывало, что зверье перекусывало проволоку и вытаскивало штыри. А вот такой крепеж, как этот болт, тварям не по зубам. Такой же запирал изрядно поржавевший контейнер, где стоял фургон.

   Раскрыв створки, Почтарь выкатил агрегат, затянул тормоз, подложил под колеса камни и вынес из контейнера парус. Главная (и самая тяжелая) часть работы – приладить кусок пластика с мачтой к фургону. Треугольник сам был легким, но его надо сперва затащить на крышу, а ветер всячески этому мешал. Казалось, бродяга налетает с удвоенной яростью всякий раз, когда надо установить парус.

   Поймав мгновение между порывами, Почтарь воткнул мачту в наклоненный держатель. Ветер обиженно взвыл, закрутил пыль в маленьком смерче, швырнул в лицо мелкую изморось и унесся к тучам, устроив непокорному полуоборотню долгожданное затишье. Потребовался один рывок, чтобы мачта встала вертикально.

   Заметив, что Почтарь его все же перехитрил, ветер налетел с удвоенной силой. Он с остервенением затряс фургон. Треугольник паруса крутанулся, упершись в стойку ограничителя. Почтарь зацепил тяги и развернул треугольник на нужный угол, а затем как следует закрепил веревки. Фургон теперь вздрагивал и скрипел от каждого порыва ветра, словно жалуясь на судьбу. А может, и рвался в путь.

   Почтарь убрал из под колес камни и потянул рычаг тормоза, придерживая ногой тягу паруса. Фургон по плавной дуге подкатился к дому.

   Скинуть все вниз было довольно просто, но вот поднимать наверх и укладывать – операция не из легких. Не слишком быстрая. Каждую посылку нужно было уложить так, чтобы груз не съехал при маневрах. Да и вес нужно было распределить равномерно, иначе перекос может плохо сказаться на управляемости.

   Наконец, груз был закреплен. Почтарь подвесил сумку с едой на стойке, закрыл люк дома и, осторожно притормаживая, вырулил на дорогу.

   Погромыхивая катками колес по трещинам и ямкам в асфальте, фургон помчался в серую муть. Ветер подвывал, задавая поездке своеобразную мелодию, следующую ритму перестука катков по асфальту. Но звук этот рождался не только в тягах и снастях, а еще и где-то в груди, может и в самом сердце.