Текст книги "Звездные часы и драма «Известий»"

Автор книги: Василий Захарько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Бесспорно, Алик Плутник – звезда нашей публицистики времен перестройки. Его стиль, основанный на взвешенности, рассудочности, большом количестве оговорок, большом количестве вопросительных предложений, может быть, наилучшим образом подходит к ситуации, когда следовало таким образом довести до читателей свои суждения, чтобы не вызвать вместе с тем негативных реакций могущественных в ту пору структур. Он заслужил массу читательских симпатий, и я глубоко уверен в том, что все они были заслужены. Но сейчас наступила пора другой журналистики. Журналистики, я не хочу сказать, безрассудной, она вообще плоха, но наступило время четкого формулирования своей мысли, когда было бы ясно и очевидно читателю: что ты хочешь. Это должно быть сделано в максимально лаконичных формулировках.

По высказанному далее убеждению Надеина, прежние достоинства «Известий» не могут быть достоинствами в новое, наступившее время. Было сказано, что нам не выдержать будущей схватки с такой формализованной газетой, как «КоммерсантЪ», очень насыщенной информацией. Надо признать, что прогноз Володи в значительной степени подтвердился, хотя такой уж прямой схватки между этими двумя газетами не было. Однако по мере того, как «Известия» теряли свою аудиторию, свой политический вес и влияние, «КоммерсантЪ» поднимался вверх по всем этим характеристикам. Это происходило по многим причинам, но немалую роль сыграло как раз то, о чем говорил Надеин, – ориентация «Коммерсанта» на стандарты западной журналистики.

Выбирая предметом своего критического внимания профессиональную манеру Плутника, возмутитель спокойствия не сомневался, что услышит равноценный ответ. И он его получил.

Начав с того, что у Надеина, естественно, может быть принципиально отличное от него мнение, Алик решился идти по грани всегда присущей ему вежливости:

– Даже если бы я действительно бесконечно доверял Володиным оценкам (а я им доверяю, находя в нем, как и он во мне, массу достоинств), своему мнению в данном случае я бы все равно отдал предпочтение. Во всем, что он здесь сказал, меня больше всего настораживает абсолютизация им собственных принципов, неизбежно перерастающая в нетерпимость. Меня настораживает, что человек, едва появившись в редакции в новом качестве, в редакции, подчеркиваю, живущей по новым демократическим нормам, считает себя вправе изрекать как бы положения воинского устава, обязательные для всех. В соответствии с убеждениями Володи всем нам необходимо, оказывается, срочно создавать газету по американскому образцу, руководствуясь жесткими законами рынка. Не нашего – американского. Поскольку, что такое рынок, – этого пока никто не знает. Да и зачем нам, живущим совершенно в другом обществе, другой жизнью, во что бы то ни стало равняться на американские издания? Или, в крайнем случае, на отечественный «КоммерсантЪ»? А стоит ли вообще на кого-то равняться? Равняться – отказаться от своей роли флагмана, добровольно ухудшив себя. Брать у других лучшее – другое дело. Но ведь другие не потому не берут лучшее у нас, что не хотят, – просто это требует другой школы, другого подбора кадров, которых у других нет. Если уж «равняться», то единственно на возможности наших журналистов.

Нам же, по сути, предлагается пренебречь возможностями именно лучших журналистов (я знаю, у Володи есть серьезные претензии и к Васинскому, и к Поляновскому, ко всем, кто пишет «длинно»). Ему хочется осовременить их, то есть заставить писать четырехстраничные комментарии. А зачем? Зачем всех вынуждать петь песни, а не, скажем, оперные партии, причем – на один голос? Не нужна всеобщая унификация… Думаю, Володя должен допускать, что его мнение – лишь одна из возможных точек зрения. Никто из нас не может рассчитывать на то, что он всегда прав. Иначе, неизменно упорствуя на своем при том высоком положении, которое он занимает, Надеин может решить, что переламывать людей – значит всегда их улучшать. Заблуждение, которое никак нельзя рассматривать, как личное дело «автора».

Ю. Макаров. Меня очень обеспокоило это начало, первая наша летучка «на свободе». Известно, что лучшая традиция демократов – придя к власти, первым делом переругаться, еще ничего не успев сделать. Что-то похожее происходит и здесь…

Н. Боднарук. Мы слишком легко отказываемся от того, что было нашим достоинством. Не мне, наверное, говорить о традициях «Известий», здесь сидят люди, проработавшие двадцать и более лет в газете, но мне кажется, что самое безумное, что можно сделать в понятном желании реформироваться, – отсечь, отказаться от всего, что составляло капитал газеты и сослужило нам хорошую службу в прошлом.

Овчинникова. Можно ли сопоставлять наши газеты, в том числе «Известия», с зарубежными, которые отражают совсем другую жизнь? Думаю, что пропагандизм, который присутствует в нашей прессе, неизбежен, потому что приходится убеждать наших людей в вещах очевидных для западного обывателя. Он знает, например, что частная собственность – это нормально, чем больше богатых людей, тем меньше бедных. Ему не надо это внушать. А мы долго еще будем вынуждены повторять эти простые истины до хрипоты. Может быть, то, чем мы занимаемся, не газетная журналистика, а публицистика, требующая больших объемов. Потому что, отталкиваясь от какого-то факта, мы должны далее идти по линии убеждения, чего бы ни коснулись. Мы, например, не просто информируем о том, что начинается приватизация жилья, но обязаны рассказывать, что это такое, зачем оно нужно, убеждать в необходимости этого.

Во всем, что говорил Надеин, есть предмет для рассуждений и обсуждений, но не уверена, что все так просто и очевидно.

М. Бергер. Можно ли нас сравнивать с западными газетами и можно ли сделать «Известия» газетой мирового уровня? А какие магазины нам больше нравятся: наши или те? В общем, не сомневаюсь, что нам следует воспринимать опыт рыночного апеллирования на информационном рынке и подавать новости людям так, как покупают там. Написать материал на двенадцати страницах я смогу, но прочитать – вряд ли.

Боднарук. Наш спор далеко зашел и, как мне кажется, все-таки он идет по принципиальным вопросам. Главный – можно ли из «Известий» сделать газету мирового уровня? Что подразумевает под мировым уровнем Владимир Дмитриевич? Это, надо думать, газета типа «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и т. д. Позволю себе такое сравнение: можно ли пустить «роллс-ройс» по владимирскому бездорожью? В принципе можно, но совершенно предсказуемо, что он застрянет в первой же владимирской луже. Можно создать газету, соответствующую общепринятым западным стандартам. Можно для этого позвать консультантов, как это сделали «КоммерсантЪ», «Московские новости». Можем и сами скопировать такие модели. Можно избавиться от половины журналистов, а оставшуюся часть переучить – тех, кто поддается переучиванию. Но можем ли мы поменять своего читателя? И есть ли смысл ставить такую цель?

У нас масса недостатков. Мы неповоротливы, новости не первыми ловим, политические новости прежде всего. Но говорить о том, что время доперестроечного и перестроечного Плутника кончилось, это заблуждение. Думаю, мы не должны создавать газету другого толка. Если это будет другая газета, пусть ее делают другие люди.

Надеин. Если коллеги в самом деле правы и продолжение прежнего курса, пусть с легкой перестройкой, может обеспечить газете процветание и достаточный доход людям, которые работают в ней, – я сдаюсь. То, что они предлагают, привычнее, удобнее и проще. Однако мое личное убеждение состоит в том, что это курс в нищету журналистов, а затем и исчезновение газеты. Курс в то, что «Известия» больше двух лет не выдержат в новых условиях, они будут побиты менее консервативными конкурентами.

Не буду обижать себя – процитирую в очень сжатом виде и свое выступление:

– Четыре года назад, когда я вернулся из Болгарии, Надеин, сидя в этом зале, сказал, что стоявший в полосе материал Захарько на четыре страницы – материал будущего газеты, а вот статья Васинского на четырнадцати страницах – это материал прошлого газеты… И тогда, и сейчас я отношусь с юмором к похвале в свой адрес. Но если говорить серьезно, то все, что слышу сейчас от Володи, для меня не было неожиданностью. И то, что он года полтора провел в Америке, нисколько не изменило его представлений о современной журналистике. Они сложились у него давно, а в Америке в чем-то лишь скорректированы. Не изменился и сам Надеин – он всегда был и остается человеком творческим, очень переживающим за судьбу газеты, активно работающим на нее и постоянно пытающимся ее улучшить. С ним можно спорить по деталям. Но в основном надо согласиться – газеты должны делаться по определенным, принятым в мировой журналистике стандартам.

Как уже было сказано, большая часть редакционного народа побаивалась, что главный редактор поддержит идеи Надеина. Действительно, Игорь разделял многое из того, что говорил его заместитель о характере газеты. Многое, но не все, как свидетельствует и стенограмма летучки от 11 сентября.

И. Голембиовский. Героическая история «Известий» завершилась победой, и мы получили возможность делать газету, которую хотели. Но какую? Ту, что делали всегда? Мы хотим жить и работать так, как привыкли. И это естественно. Наше достоинство и наша беда: мы долго работаем в одной газете. Мы все рабы своих привычек и представлений. Но при этом думаю, что не надо волноваться по двум обстоятельствам: газета не станет чисто информативной, а будет стараться быть фундаментальной, аналитической. И второе. Ни один талантливый человек в «Известиях» не пропадет…

Далее Голембиовский сказал, что он знает «беду “Известий”».

– Это – гипертрофированное представление о наших достоинствах. Газета, которую мы делали, которую считали успешной, в прошлом году провалилась, и не только из-за высокой цены. Мы потеряли больше половины тиража. Один этот факт заставляет посмотреть на себя и газету иначе и понять, что же мы производим. Газета должна меняться – это безусловно и очевидно… В редакции есть два крыла. Первое: газета, которую мы делали, – сборник статей, и второе: современная газета, которая дает новости, комментарии с оценками, причем личностными….

Однажды – то ли на малой планерке в секретариате, то ли в буфете – Игорь произнес фразу, которая мгновенно облетела все восемь этажей: «Аджубеевские “Известия” должны как можно быстрее умереть». Помню реакцию театрального критика Нелли Исмаиловой, заглянувшей ко мне, когда шла очередная такая малая планерка с присутствием Голембиовского. У него с Нелли долгое время были очень хорошие отношения, всегда с легкими подкалываниями друг друга. Она чуть ли не крикнула с порога:

– Игорь, вы сумасшедший!

Зная взрывной характер Исмаиловой, ее манеру не стесняться начальства, указывать ему, как надо жить и работать, все заулыбались, а она серьезно продолжила, подойдя к Голембиовскому:

– Мне сказали, что вы желаете смерти «Известиям». Теперь я поняла, какую мы допустили стратегическую ошибку, когда избрали вас главным редактором.

Игорь рассмеялся. Все, как часто бывало, свелось к шуткам. Я не думаю, что этот эпизод повлиял на дальнейшие отношения главного редактора и очень неравнодушной к родной газете сотрудницы еще аджубеевского призыва в «Известия», но со временем они изменились, стали больше формальными. Когда Нелли ушла из редакции, вместе с нею ушли со страниц газеты и ее многолетние именитые авторы, чьи большие статьи, эссе на темы культуры и нравственности высоко поднимали интеллектуальный уровень «Известий». Они сильно нравились одним читателям, не менее сильно раздражали других и почти каждый раз становились поводом для очередного спора в редакции, какой же должна быть газета: с крупными полотнами – размышлизмами или без них, информационная?

По должности и по характеру я не мог быть в стороне от этих споров. Воздерживаясь от дополнительных цитирований себя, замечу только: сказанное Игорем об ускорении эвтаназии «Известий» было воспринято в коллективе излишне драматично. На мой взгляд, он перегнул в словах, а на самом деле имел в виду необходимость отказа от давней практики в «Известиях», когда и штатное расписание, и организация работы редакции, и профессиональные ценности не были ориентированы на высокую оперативность газеты.

Перечитывая сейчас стенограммы тех летучек, я вижу, что, если отбросить в сторону эмоции выступавших, то вся редакция сходилась в главном: «Известия» должны быть просто качественной газетой, в которой высокая и достоверная информативность соединяются с аналитичностью и литературным блеском. В конечном счете, не наши разногласия той поры, а более позднее скатывание с рельсов качественной прессы к низкопробности сюжетов, желтизне приблизило катастрофу «Известий».

Что при всем расхождении взглядов согласие находилось, убеждает пробный номер невиданного раньше объема газеты – 12 полос. Сразу после первой свободной летучки 11 сентября был объявлен поиск модели каждой из полос, новых тем, рубрик. Задуманный номер вышел 24 сентября, и был он – по многим читательским отзывам – весьма удачным. Особенно было приятно услышать добрые отзывы из журналистской среды, которая заметила и отметила все наши сугубо профессиональные нововведения. Их набралось немало, начиная с первой полосы. Новая верстка, игра шрифтами, необычное оформление: крупный событийный снимок, фотоанонсы к материалам внутри газеты, таблицы, схемы, график добычи и продажи советского золота, карикатура… Здесь же в телеграфном стиле последние новости, а с подробностями – две главные из них: введено чрезвычайное положение в Таджикистане; после восьмидесяти часов почти непрерывных переговоров глав России, Казахстана, Азербайджана и Армении удалось подписать договор об урегулировании конфликта по Нагорному Карабаху. Все остальные полосы тоже несли на себе приметы новизны, на последней привлекал внимание первый в советской печати комикс. Главным же новшеством номера стала вся 10-я полоса под рубрикой «Мнения».

В советских газетах, в том числе в «Известиях», не было четкого разграничения между новостями и мнениями, тогда как в мировой прессе это один из основных принципов, причем не только в самой газетной работе, но и в любых профессиональных рассуждениях о журналистике, ее проблемах и назначении. «Новости» – понимаются как максимально достоверная информация о фактах, событиях. «Мнения» – это мысли, идеи, оценки, суждения, комментарии по самым разным новостным поводам или вовсе без поводов. В серьезных зарубежных изданиях не допускается смешение новостей и мнений не только в отдельных публикациях, но и на одной газетной площади – у каждого из этих двух жанров свое место, чаще это отдельные друг от друга страницы.

У нас всегда было немало умных, глубоко мыслящих журналистов. Но чтобы в газетах появлялось какое-то их мнение, расходящееся с официальным, его нельзя было высказать прямо и категорично. Оно упаковывалось в подтексты и полунамеки длинных, размытых словесных конструкций, к чему приучились несколько поколений пишущих людей и читателей. Горбачевская перестройка сняла цепи с нашей профессии, и она заиграла новыми гранями. Готовя 12-полосный номер, нам хотелось испробовать себя еще и в формальных рамках такого мирового стандарта, как полоса «Мнения».

Она очень отличалась уже самой своей моделью. Если на каждой из других страниц было по восемь текстовых колонок одинаковой ширины и одинаковых шрифтов, то здесь первые две колонки оказались внешне выделенными: они шире в полтора раза, у них другой шрифт – черный, буквы более высокие. Принципиальная новизна состояла в том, что это были сразу три статьи небольшого, почти одинакового размера под единой рубрикой «Точка зрения редакции». Советские люди привыкли видеть на первых полосах газет так называемые передовые статьи, то есть подаваемые от имени редакции, никем не подписанные. И почти никем из широкой публики никогда не читаемые, столько в них было демагогии, общих фраз, агитационной жвачки. Здесь же все выглядело и было по существу совершенно другим. Конкретным, актуальным, сформулированным лаконично, жестко и требовательно.

Оттолкнувшись от первополосной новости о переговорах по Нагорному Карабаху, редакционная статья «Честные выборы – выход из тупика» без старой публицистической ваты говорила об очень важном. О том, что, сколь ни сложна задача умиротворения азербайджано-армянского столкновения из-за Нагорного Карабаха, экономические и политические проблемы, стоящие ныне перед всей страной, серьезнее и опаснее. Чтобы решать их, «стране потребуется власть с глубинными резервами народного доверия… Наше общество будет пребывать в политико-экономическом тупике до тех пор, пока его не возглавят лидеры, прошедшие горнило честных демократических выборов».

Второй была статья о необходимости отдать людям землю – немедленно отдать!

Пора, наконец, говорилось в ней, прекратить демагогические рассуждения о том, что рынок – не самоцель, что сначала надо накормить народ, а потом идти к рынку. Никто наш народ накормить не может. Только он сам, став хозяином земли и свободным производителем сельскохо-зяйственной продукции. Да и с чего нам еще начинать рыночные отношения, как не с сельского хозяйства? Ведь для рынка нужен избыток товара, а у нас всего дефицит. Кроме земли! А нас в это время продолжают стращать непопулярными шагами к рыночной экономике. Зачем же начинать с непопулярных? Сделайте хоть один популярный! Отдайте землю! То, что это понравится народу, понимали даже члены ГКЧП.

Как и две предыдущие, третья точка зрения также была выражением позиции «Известий», но на этот раз в области международных отношений. Накануне мирной конференции по Ближнему Востоку газета заявляла в своей редакционной статье, что эта конференция станет бессмысленной тратой времени, если до ее начала не будут восстановлены в полном объеме дипломатические отношения СССР с Израилем. В обоснование этого требования, помимо прочего, сказано, что в Израиле, где почти четверть граждан у себя дома говорят по-русски, тяга к всестороннему сотрудничеству с Советским Союзом – тенденция и мощная, и долговременная. Сотни тысяч бывших советских граждан, среди которых множество ветеранов нашей армии и нашего народного хозяйства, вправе рассчитывать на понимание и помощь Москвы. Как считала газета, Москве нельзя идти на конференцию, сохраняя полные дипломатические отношения с деспотическим Ираком и уклоняясь от восстановления таковых с демократическим государством Израиль.

Все остальные публикации на этой полосе были подписными, с четко сформулированным мнением каждого автора. Дали мы и подборку писем из редакционной почты с критикой и пожеланиями в адрес самой газеты. В целом 10-я полоса, как и весь номер, а затем и следующий 12-полосный от 1 октября, получили одобрение на летучках. Раздавалась и критика – было за что. Вся редакция признала, что в основе успеха – оптимальное сочетание информационных и аналитических материалов. Новации никого не расстроили, достойные продолжения традиции были соблюдены. Нашлось место и для мировоззренческой рубрики «XX век в лицах», посвященной знаковым фигурам уходящего столетия, внесшим огромный вклад в мировую культуру, в развитие цивилизации. Через эту рубрику прошли или намечались в герои будущих публикаций такие выдающиеся исторические персонажи, как Махатма Ганди, Шарль де Голль, Уинстон Черчилль, Чарли Чаплин, Патриарх Тихон, Иоанн Павел II, Голда Меир, Джон Кеннеди… В этот раз на шести колонках внутри газеты с анонсом на первой полосе был напечатан очерк известного ученого, литературного критика Юрия Манна о Франце Кафке – писателе, олицетворявшем европейскую литературу ХХ века и сам этот век со всеми его ужасами и страхами. Рубрику задумал и преданно вел, приглашая крупных авторов, Алик Плутник, для которого традиции «Известий» – не пустой звук. Он отдал газете тридцать три года, став одним из символов ее высококачественного журнализма.

Беречь статус независимости

С не меньшей страстью, чем о характере газеты, проходили дискуссии и споры о том, как мы должны проявлять свою независимость в наших публикациях. Однажды Надеин и Плутник снова разделили редакцию надвое, а поводом послужил небольшой, менее ста строк, комментарий Валерия Выжутовича на первой полосе 2 декабря, вернее, лишь полтора его абзаца.

Накануне, в воскресенье 1 декабря, в СССР произошли два события, приковавшие к себе большое внимание в стране и за рубежом: референдум о независимости, выборы первого президента на Украине и первые президентские выборы в Казахстане. На планерке в понедельник было решено, что комментарий к этим событиям напишет в вечерний номер Выжутович. Надеин высказал мнение, что мы должны оценить выборы в Казахстане как недемократические: был всего один кандидат Назарбаев, он и победил, набрав, по неокончательным данным, 98,8 процента голосов. Через пару часов Валерий сдал в набор свой текст, его напечатали со снимком с одного из избирательных участков. На снимке – Кунаев, несменяемый в течение двадцати лет правитель Казахстана, верный друг Брежнева, обвинявшийся при Горбачеве в широкомасштабной коррупции. Подпись: «Бывший первый секретарь ЦК КП Казахстана Д. А. Кунаев отдал свой голос за Н. А. Назарбаева». Приведу те строки Выжутовича, что вызвали полемику:

То, что Н. Назарбаеву не нашлось в Казахстане серьезного соперника, ничуть не умаляет достоинств этого, бесспорно, сильного и крупного политика. Но кроме сожаления по сему поводу рождаются и кое-какие мысли, вызывающие, говоря языком советского официоза, тревогу и озабоченность. Если уж в Казахстане, из среднеазиатского региона самом, пожалуй, открытом государстве для демократии, не выпестовался политик, равный Н. Назарбаеву (да и пусть не равный, просто другой, способный претендовать на высший пост), если народ республики голосует так же, как голосовал десять, двадцать лет назад, то что же мы получим, объединившись в ССГ? (Сокращенное название возможного будущего объединения Союз Суверенных Государств. – В. З.)

После абзаца о независимости Украины Выжутович продолжил:

Уход Украины означает в будущем уверенное преобладание в ССГ известных норм и традиций, законодателями коих выступают среднеазиатские члены нарождающегося сообщества. Если так, то М. Горбачев может выставлять свою кандидатуру на пост президента ССГ, не слишком при этом рискуя. «Полное всенародное одобрение» будет ему обеспечено.

Вот и все, из-за чего разгорелся сыр-бор. Наверняка большинство читателей не задержали здесь своего внимания. Но надо знать известинцев тех времен, чтобы понять, какое чуть ли не вселенское значение они могли придавать иным строкам, увидевшим свет на страницах своей газеты. Это был как раз тот случай.

На следующее утро планерка коротко оценивает только что вышедший номер. И тут слово взял Плутник. Сказал то, что повторит на летучке и что войдет в стенограмму:

– Назарбаев в трудные для «Известий» дни, когда на нашу защиту не вставали ни Горбачев, ни Ельцин, позволил себе открыто поддержать нас. Он заявил, что «Известия» являются таким же национальным достоянием, как Большой театр или Третьяковская галерея, а потому никто не вправе покушаться на газету и редакционный коллектив в угоду тем или иным политическим интересам… С моей точки зрения, не следовало бы, проявляя тенденциозность (де в республике существует преемственность идеологической власти), печатать рядом с комментарием фотографию: Кунаев голосует за Назарбаева… Помня о том, что Назарбаев поддержал нас в трудные минуты, мы могли бы без всякой предвзятости, с большей тщательностью относясь к подбору слов, подойти к событиям в Казахстане да и во всем мусульманском мире СССР. С моей точки зрения, у нас на сегодняшний день нет достаточных оснований утверждать, будто «уход Украины означает в будущем уверенное преобладание в ССГ известных норм и традиций, законодателями которых выступают среднеазиатские члены нарождающегося сообщества».

Утренняя планерка – не место для долгих дискуссий. Но Надеин смолчать не мог. Поняв Плутника так, что газета не должна критиковать Назарбаева уже потому, что он к «Известиям» хорошо относится, Надеин осудил этот взгляд. В отсутствие Голембиовского Друзенко принял решение «прислушаться к Алику» – дать в текущий номер материал, который как бы поправлял комментарий Выжутовича, снимал бы возможную недовольную реакцию Назарбаева. Никто против этого не возразил. Себя в этой связи не помню, но, наверное, тоже промолчал. Задание написать текст дается Николаю Андрееву, относительно новому человеку в «Известиях», но уже успевшему занять место в ряду наших ведущих перьев.

Материал Андреева выходит в вечернем выпуске под названием «Феномен Назарбаева не разгадан». Текста в полтора раза больше того, что было у Выжутовича в целом, и в десять раз больше количества тех строк, что посвящались Назарбаеву и спровоцировали вспышки новой горячей перепалки. Как же газета «исправляется» перед лицом деятеля, который ее защищал? Воздав должное деловым качествам лидера нового государства, Андреев выходит на тему, ради которой взялся за перо:

Нурсултан Назарбаев всенародно избран президентом Казахстана. Слово «всенародно» надо понимать буквально: на выборах Назарбаев получил 99,88 процента голосов (итоговые данные. – В. З.), и ассоциации по поводу этой цифры возникают вполне закономерные, но вместе с тем и не совсем оправданные. У Назарбаева нет сегодня в республике не то что серьезного соперника, но вообще никакого. Что, естественно, может вызвать упреки в недемократичности происходящих в Казахстане процессов. Но, во-первых, для Казахстана демократия (как и многих республик бывшего СССР) – это пока не очень отчетливая перспектива. Надо трезво оценивать cитуацию – как нельзя перепрыгнуть из феодализма в социализм, так, видимо, невозможно и после жестокого коммунистического режима сразу оказаться в демократии. Полагаю, Назарбаев учитывает в своей деятельности вывод некоторых политологов, что путь из тоталитаризма в демократию пролегает через авторитаризм. Он в своих выступлениях употребляет слово «демократия», однако не молится на него. И, скорее всего, поэтому в республике нет аллергии на это общественно-политическое понятие.

Всё, тема закрыта, но это для читателей, в том числе и самого Назарбаева. А в редакции все только разворачивается. Естественно, читал Андреева и Надеин. Выступая на следующий день на летучке, он ставит вопрос, независимы ли «Известия»? Стержень его речи – комментарий Выжутовича:

– В редакции считается, что совершена грубая ошибка с публикацией Выжутовича. Но чем больше я думаю, тем больше прихожу к выводу – ошибки не было. Сегодня за кофе был продолжен этот диспут. Появилась еще одна его грань. Ее, по-моему, точнее всего выразил Гонзальез: зачем об этом писать, если Россия заявила, что никакого ССГ, или как его там, не будет, если Украина не участвует, то и мы участвовать в этой формации не будем. И посему – зачем нам говорить о том, чего не будет? А нужно было писать, – и это главное – о том, что Россия стала настолько непривлекательна, что никто не хочет к ней присоединяться. Я совершенно согласен с тем, о чем говорил Гонзальез, но это никак не является даже косвенным признанием вины с публикацией Выжутовича. Это не значит, что та тема, которую мы подняли, скомпрометирована и погибла. Должно быть состязание тем, потому что количество граней этого политического процесса бесконечно… У меня ощущение, что вызвал настороженность не только подход Выжутовича, но и то, что он определенным образом бросал вызов установившимся у нас порядкам. Он доказывает возможность, а вслед за возможностью и более опасную для каждого из нас вещь – необходимость оперативно и четко реагировать на события.

Ведущий летучку заострил вопрос: когда мы готовим ту или иную публикацию, нам важно будущее отношение к ней читательской аудитории? Мы стали независимыми, свободными. Но свободны ли от реакции читателей на наши выступления? Грядет рынок, а газета – товар, он должен распродаваться, если его не купят, мы – банкроты. Разговор пошел вглубь и вширь…

И. Карпенко. Реакция читателя должна учитываться, но не все определять. Хотя бы потому, что реакция у всех разная, разный и читатель. Но есть право каждого автора писать так, как он думает.

В. Выжутович. Мне кажется, нам не следует ставить себя в зависимость от мнения читателя. Мы же почему-то продолжаем оглядываться на те или иные оценки. Если помните, это была любимая присказка нашей партократии: газета, мол, подстрекает… Как писал Пушкин: «Зависеть от царя, зависеть от народа – не все ли мне равно». Вот нормальная позиция для литератора, для газеты, если она претендует на звание независимой.

Здесь последовал блиц-диалог Друзенко – Надеин:

– Володя, ты часто говоришь об опыте зарубежных газет. Возьмем американскую высадку в Гренаде. Как это событие преподнесли американские газеты – был ли их протест?

– Одна и та же газета по любому поводу может сказать, что это хорошо и плохо. Там обязательно дадут пять-шесть различных мнений о том, правильно это сделано или неправильно.

– То есть если бы рядом с комментарием Выжутовича была опубликована другая точка зрения…

– Это было бы просто замечательно. Гонзальез, на мой взгляд, сказал самое главное – все боятся России, от нее бегут все врассыпную. Прекрасно, если бы об этом было сказано в том же номере. В зарубежной печати не существует согласованности, а эта несогласованность раскалывает общество до состояния, которое нам кажется странным. Постоянное наличие противоборствующих сил есть нормальное состояние общества.

Овчинникова. Вы полагаете, что признак недемократичности выборов в Казахстане только в единственном кандидате?

Надеин. Я считаю, что наличие одного кандидата снимает вопрос о демократичности выборов.

Овчинникова. Значит, мы недемократично выбрали Голембиовского? У нас был один кандидат, и за него проголосовали не 98, а все 100 процентов.

В стенограмме нет развития этого вопроса, наверное, его и не было. Ответ ясен был, конечно, всем. Но разговор продолжился.

А. Остальский, редактор международного отдела. Если случилось событие – избрание Назарбаева таким странным способом, который во всем мире считается недемократическим, то об этом так и надо сообщать. А фотография? Да какая газета в мире прошла бы мимо такого снимка? Бывший коммунистический шеф голосует за нового лидера, голосует «за». Но главное не в этом. Главное – решить, есть ли у нас свобода информировать или у нас теперь новая цензура: самоцензура.

М. Крушинский. Думаю, что любой читатель, независимо от своих пристрастий, не терпит в газете прежде всего вранья. Выжутович же в этой заметке честно высказал свою точку зрения. Я, допустим, не вполне с нею согласен, но следует ли из этого, что заметку не надо печатать? Иной вопрос, что газете надо быть искренней до конца. А то на следующий день Николай Андреев выступает с «контрзаметкой», но – в старых традициях, без упоминания объекта скрытой критики, словно Выжутович тут ни при чем. А почему бы прямо и не возразить своему коллеге?

Л. Корнешов. Я навел справки о реакции в Казахстане на опубликованную фотографию. Она там воспринята с благодарностью, так как свидетельствует о том, что весь казахский народ, в том числе и Кунаев, – за Назарбаева.

В. Щепоткин. Если мы и дальше будем публиковать материалы, не думая о том, какую они вызывают реакцию на местах, то это наш самоубийственный путь. В стране, которая вся звенит от национальных и наслаиваемых на них многих других проблем, можем ли мы неосторожно затрагивать эту натянутую струну, даже если нам кажется, что кандидат один – это не демократия? Жизнь дает тысячи примеров того, как газеты своим словом выводят на площади массы людей, как газетная публикация подрывает то, что еще, может быть, держалось бы, и начинает литься кровь.

Находившийся в этот день в отъезде Голембиовский сам не однажды заводил разговор о том, к чему взывает и обязывает нас новый статус газеты. На следующей летучке он снова заговорил об этом, не скрывая сложности проблемы для него как для главного редактора: