Текст книги "РЕЗИДЕНТ"

Автор книги: Василий Боярков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Я очень удивился тем мыслям, наполнявшим мою голову на борту этого самолета, отвлекая от миссии, которая в действительности была мне уготована. Девушки, не стесняясь, продолжали шутить, заигрывая с сотрудниками милиции, вводя их таким образом в большое смущение, и мне казалось, что даже через защитный костюм, я имею возможность наблюдать, как они нестерпимо краснеют.

– А, что, мальчики, не дадите нам померить своих костюмчиков? – молвила белокурая «жрица любви», одетая в короткое платье, меняя положение своих восхитительных ножек, изящно перекидывая их, сняв левую с правой и, далее, водрузив правую на левую, – ведь если на самолете инфекция, то мы рискуем заразиться, и это совершенно не справедливо, что вы оберегаете себя, а нас таких красивых совсем не жалеете.

– Мы даже, наверное, согласились бы обслужить вас бесплатно, – произнесла жгучая брюнетка ловким заученным движением перебрасывая роскошные длинные волосы с одной стороны на другую и расслабляя шнуровку на груди, оголяя прекрасную грудь, – ведь вы же наверное не откажете нам в столь маленькой милой любезности?

Ее слова вызвали взрыв хохота у ее подруг, а у моих невольных товарищей большое смущение, однако, они продолжали планомерно искусно делать вид, что заняты отысканием на борту вредных микробов. Я, как и в первом случае, обследовал весь самолет от кабины пилота и до хвоста, не забыв осмотреть подсобные помещения, а также грузовой и технический отсеки. Однако, и в этот раз ни Туркаева, ни «Катеньки», ни лиц, каким-либо образом походящих на членов его банды нигде не было видно. Приходилось сворачиваться, так и не достигнув положительных для меня результатов.

На борту третьего самолета пассажиров вообще не было, он был зафрахтован, как грузовой рейс, и самолет был заполнен оцинкованными контейнерами, очень напоминающие армейский – «груз двести». Как указывалось в накладных документах, в них перевозятся замороженные омары в стольный город Москва. Я предположил, что в подобных ящиках очень удобно, как хотите нелегально или незаконно, перевозить людей, пытающихся скрыть свое передвижение. У меня бешено заколотилось сердце, я начал подозревать, что разгадал планы Туркаева. Под видом ракообразных он со своими молодчиками в непроницаемых ящиках решил выйти из-под наблюдения, чтобы, таким образом, совершено спокойно довершить свои гнусные намерения и похитить у государства Российского огромнейшее количество долларовой валюты.

При положительном исходе моих умозаключений появлялся отличный повод для доставления всей банды в отдел города Отрадное по причине того, что лица, передвигающиеся подобным-вот образом, либо находятся в розыске, либо затевают что-то не совсем разрешенное нашим законом, а может быть и совсем запрещенное. Поэтому любого, кто может быть обнаружен в контейнерах, свободно можно держать в помещениях милиции два, а лучше три дня, совершенно не опасаясь наступление негативных последствий. Даже если им впоследствии и придет в голову неадекватная мысль пожаловаться на действия блюстителей порядка, то каких-либо нарушений закона все равно усмотрено здесь не будет. Это было бы лучшим исходом моего предприятия. Доллары уехали бы в Америку, а потом можно было бы не опасаться, чтобы с ними случилось что-то в дальнейшем.

С такими мыслями я начинал обследование третьего самолета, самонадеянно предвкушая, что переиграл Олега Туркаева.

Владелец груза – маленький полный мужчина лет пятидесяти пяти с коротко остриженными седыми волосами, серенькими глазками, выглядывающими через узкие щелочки заплывших жиром век на таком же полном лице с постоянно причмокивающими влажными губами, одетый в серый с отливами костюм – всем своим видом впечатления добропорядочного и законопослушного гражданина не производил. Он выразил свое крайнее неудовольствие вынужденной задержкой, сетуя на то, что его груз может испортиться.

– По какому праву вы задержали вылет? – грубо начал торговец омарами, – Вы не имеет права. Это частный груз, и все сертификаты соответствия на него у меня в порядке. Я запрещаю прикасаться к моему скоропортящемуся товару.

Подобное начало только усилило мои предположения и очень не понравилось сотрудникам милиции города Отрадное. Они, в лице старшего группы придерживаясь выбранной интонации, сделали заключение:

– Никуда не денетесь. Придется подождать, а если у Вас есть желания изучить Ваши права, то мы с готовностью можем предоставить Вам такую возможность, конфисковав весь Ваш груз.

– Думаю, мы не будем наводить подобных кошмаров, – попытался я сгладить натянутость отношений, намереваясь без проволочек начать осматривать ящики, – нам просто необходимо досмотреть каждый контейнер, убедиться, что Вы перевозите именно омаров, а скажем не крабов или же раков. Если Вы будете столь любезны, что предоставите нам закончить нашу работу, то минут через двадцать, максимум тридцать, получите разрешенье на взлет.

– Я буду жаловаться, – пробурчал толстяк и, махнув рукой, очевидно сообразив, что правда в данном случае, все равно будет не на его стороне, разрешил закончить осмотр своего груза.

На его «буду жаловаться», я поспешил ответить:

– Ваше право.

После этих слов мы принялись вскрывать поочередно все контейнеры, в которых находились действительно замороженные омары. Постепенно приближаясь к последнему ящику, меня охватывало очевидное в подобных случаях ощущение, что и на этом самолете мы никого не найдем. Осмотрев двадцать три ящика, полное количество имевшихся на борту, я все более озадачиваясь, не понимал, куда же могли деться Туркаев со всей своей бандой. После таких неудачных поисков начали зарождаться опасения, что я в чем-то ошибся, и что преступники отправились не на этот аэродром, а еще неизвестно куда.

Такие мысли, понятно, вносили смятение в мою всегда рвавшуюся к восстановлению справедливости душу, и я начинал понимать, что вероятнее всего я провалил свое очередное задание. Это обстоятельство меня сильно смущало, и я негодовал на себя за свою медлительность, ведь, как уже говорилось чуть ранее, я только успевал фиксировать события и совершенно не влиял на них, как обычно принято, действуя на опережение.

Глава XII. Крикунов Павел Спиридонович

Закончив свои такие исследования, я отправился к владельцу аэродрома, чтобы подробнее расспросить и его. У меня все еще теплилась надежда, что можно напасть на все более интересующий меня след. Для удобства ведения переговоров я взял с собой Романа Сергеева – капитана милиции отдела города Отрадное.

Хозяин – Крикунов Павел Спиридонович, оказался представительным мужчиной, высокого роста, в возрасте за пятьдесят лет с коротко остриженными седеющими волосами, рыжими бакенбардами, острыми карими глазами, большим курносым лицом. Его строгое выражение нахмуренной физиономии выдавало человека властного, привыкшего требовать к себе почтения и уважения и, напротив, не склонного подчиняться кому быто ни было.

Он встретил нас нелюбезно. При подобных обстоятельствах нашего посещения – это было не удивительно, но все же сохраняя некую почтительность, как ни крути, органы тогда еще пользовались уважением, произнес:

– Чем обязан такому пристальному вниманию? Я, надеюсь, вы нашли то, что искали?

– Не совсем, – я взял на себя инициативу по ведению этих переговоров.

– Однако, – подхватил Сергеев, – Вы можете быть полностью уверены, что информации о заражении аэродрома не подтвердилась. В связи с чем мы приносим Вам свои извинения, что нарушили некоторые Ваши планы и установленный распорядок.

– Как думаю, Вы правильно понимаете, – стал я «перетягивать на себя одеяло», – что в таких случаях лучше перестраховаться.

– Возможно, но такие Ваши действия серьезно подрывают мою репутацию, – сделал свое заключение Крикунов, – и я теряю своих постоянных клиентов.

– Но то обстоятельство, что у Вас здесь нет особого контроля, – не унимался я, – вряд ли когда сократит Вашу обычную клиентуру. Мне кажется, что в условиях беспорядка, активно развивающегося в нашей стране, она будет только множится. Ведь, как удобно полететь в Будапешт, не проходя никакого пограничного паспорт-контроля.

– Вы ошибаетесь, – едва сдерживаясь от моей наглости, продолжал строгий владелец, – у нас ведется вся необходимая документация, и на все заграничные вылеты мы получаем соответствующее разрешение. Все пассажиры проходят ту же проверку, что и в стандартных условиях. Да, у нас нет пограничного контроля, но желающий совершить перелет в другое государство делает отметку в визовых службах, после чего предъявляет разрешение на вылет нам, что заносится в официальные документы, и каждого клиента нашей фирмы можно вполне свободно отследить по нашим записям.

– Неужели такой строгий контроль? – поинтересовался я, намереваясь задать вопрос, который только-что родился в моей голове, был неожиданным и вполне мог сработать.

Я видел, что Павел Спиридонович очень нервничает и делает это по вполне понятным причинам. Ему, конечно же, очень не нравилось то, что прервали обычное течение не вполне законной жизни компании. Ведь то, что такие аэродромы пользовались спросом именно по тому, что с них можно было улететь куда только угодно, а если проявить очень большое желание, то никто никогда об этом не сможет узнать. Поэтому я и подливал масла в огонь, желая заставить его проколоться. Ничего не подозревая о моих хитрых намерениях, Крикунов лишь ответил:

– Строжайший, и если господа милиционеры желают убедиться, то пусть ознакомятся с моей документацией, где у меня все записано, после чего у Вас рассеются любые сомнения.

И вот тут я посчитал, что настало время для моего каверзного вопроса. Не особо рассчитывая, что достигну особых результатов, прекрасно понимая, что «стреляю» вслепую, я все-таки произнес:

– А, как вы объясните то, что с Вашего аэродрома сегодня улетел самолет, нигде у Вас не зафиксированный.

Такой его реакции не ожидал даже я. Эффект разорвавшейся бомбы был бы, наверное, менее сокрушителен, чем то состояние в которое погрузился незадачливый владелец летной компании. Он поперхнулся и заерзал в своем кресле, очевидно желая в нем утонуть.

– Откуда Вы это знаете? – только и нашелся что сказать Крикунов.

– Мы ведь вообще-то в милиции работаем, – подхватил разговор Роман Александрович.

– Правильно, – заверил я, – и если быть откровенным, то очень бы хотелось пролить свет на это столь загадочное необычное происшествие. Ведь, я так предположу, Вы не будете отрицать, что были в курсе этого небольшого события.

– Конечно не буду. Раз уж вам все известно, то прямо так и скажу, что на аэродроме за определенную плату – отдельно от основной деятельности нашей компании – из уважения к моим хорошим знакомым, я позволяю хранить их личные самолеты.

Значит он такой же бандит, как и Туркаев «Олежек» с его лихими молодчиками, пронеслось в моей голове. Хотя это можно было сразу определить только по тому напыщенному виду, с каким он нас встретил. Вслух я заметил:

– Хотелось бы знать поподробнее, что это за рейс, и куда он проследует? Ведь может именно на нем и перевозится та инфекция.

Таким образом, я решил «ломать комедию» с возбудителями холеры и дальше, что в принципе не вызывало никакого возражения со стороны ставшего вдруг таким любезным господина грозного бизнесмена.

– Этот самолет недавно был приобретен моим давним знакомым, и он попросил меня разрешить ему временно ставить его на моем аэродроме.

– Не бесплатно, конечно же? – вставил Сергеев.

– Естественно.

– А давно ли ваш товарищ приобрел столь необычное средство передвижения? – продолжал я с интересом.

– Около недели назад, – постепенно восстанавливая прежнее свое состояние – полной уверенности в себе, сказал Павел Спиридонович, – он сказал, что собирается освоиться мастерство воздухоплавания.

– Вашего знакомого зовут? – подошел я к главному интересовавшему меня здесь вопросу.

– Туркаев Олег Игоревич.

Ничего другого я услышать уже не рассчитывал, но в душе все же боялся, что другом владельца окажется не «Олежек», а какой-нибудь другой член его преступного синдиката. Однако же понимая, что чувство подмять всех под себя возобладало в их главаре, и он не смог отказать себе в удовольствии лично иметь в знакомых владельца аэродромом. Такие стремления вполне соответствовали типу его мышления, и я был несказанно рад, что смог разгадать эту черту его предсказуемого характера.

– Много ли с ним полетело народу? – продолжал я вытягивать интересующую меня информацию.

– Человек пятнадцать, а может больше, – сделал предположение Павел Спиридонович, – я всех не видел. Они приезжали порознь, кто на такси, кто на метро, а некоторые на маршрутных такси.

– А, на чем приехал сам Олег Игоревич? – поспешил вставить я.

– Олег вместе со своей секретаршей прибыли на его «БМВ», которое оставили на территории аэродрома, сказав, что скоро вернуться.

– И, Вы, конечно же, не знаете, куда они направились дальше? – заметил я очевидным вопросом.

– Естественно, не знаю. Мне они сказали, что собираются полетать над «Питером», но прошло уже более шести часов, а они так и не возвращались. У них давно бы закончилось топливо.

– Предположить, что явилось причиной столь странной задержи, Вы на себя смелость взять не отважитесь? – продолжал я забрасывать вопросами своего собеседника, – Может у Вас есть какие-то мысли?

– К сожалению ничего определенного, – начинал все больше выказывать свое недовольство хозяин этого офиса, – могу лишь предположить, что они во время полета резко изменили свои главные планы, что вполне в характере Олега Туркаева, и где-нибудь приземлились, чтобы развлечься.

– А, как же приборы их навигации. Неужели вы не можете определить место нахождения самолета, вылетевшего с Вашего аэродрома? – взялся мне помочь Сергеев, вставив вполне уместное в настоящем случае замечание.

– Мы ни занимаемся отслеживанием не принадлежащих компании летательных аппаратов, – все более обретая уверенность, начинал повышать голос господин Крикунов, – если у вас ко мне больше нету вопросов, может мы закончим этот неприятный мне разговор, а то время уже достаточно позднее. Я свой рабочий день должен был закончить уже давно, но по вашей милости задержался. Я думаю, что и вам пора тут «сворачиваться». Если вдруг что-то осталось не разрешенным, Вы легко можете вызвать меня к себе, направив повестку, либо же заручившись санкцией прокурора, явитесь сами.

Надо отдать Павлу Спиридоновичу должное. Он достаточно быстро справился с неожиданно охватившим его состояньем волнения. Очевидно, вначале предположив, что мы собираемся копаться в незаконной деятельности по предоставлению услуг этой компании, для расположения в ней самолетов, принадлежащих частным лицам, владелец через какое-то время просчитав, что нас интересует совершено не это, обрел обычное высокомерное состояние. Безошибочно определив, что на него у нас ничего не имеется, а иначе, он давно бы уже «распластался» на полу с командой: «Руки за голову, всем лежать мордой в пол», ведь именно так обычно приветствуют при своем появлении сотрудники специального отряда быстрого реагирования или отряда милиции особого назначения, Крикунов естественно загорелся желанием поскорее от нас избавиться. Оснований отказать в этом его капризе ни у меня, ни сотрудника РОВД города Отрадное не было, поэтому изящно раскланявшись, подчеркнув при этом, что прекрасно понимаем с кем имеем дело, и что нам ясно, что под личиной предпринимателя ловко скрывается бандит, поспешили с достоинством удалиться.

Время было уже достаточно позднее – далеко за десять часов наступившего вечера, а мне нужно было еще добраться к себе в отель и успеть хоть чуточку там вздремнуть. Назавтра, путем изучения военных радаров, я планировал попытаться выяснить, куда же отправился Туркаев со своими приятелями. Повез ли он в действительности показывать красоты Петербурга москвичке Екатерине Ветровой, либо же планирует организовать засаду при движении военного кортежа с деньгами – все это нестерпимо жгло мыслями мою голову и не давало покоя.

Следует честно сказать, что я склонялся более ко второму более верному варианту. В этом случае страшно переживал и за «Катеньку», ведь не было и тени сомнения, что ее собираются использовать в качестве заложницы, если вдруг что-то пойдет не по плану.

В таком угнетенном настроении я добрался к себе в номер далеко уже за полночь, где незамедлительно погрузился в тревожный сон, продолжая видеть прерванный накануне кошмар из моей прошлой жизни…

Глава XIII. Армия

Прибыв в военный комиссариат в начале января 1989 года, я сразу же сообщил, что имею непреодолимое желание служить в горячей точке. Время было уже не призывное, но сотрудники военкомата и лично подполковник Конев Евгений Иванович выразили согласие помочь мне в таком мужественном и для них необычном решении. В нашей стране тогда «валились» все сложившиеся десятилетиями устои и традиции, поэтому найти человека, так искренне мечтающего о подвиге, было практически невозможно. В этот же день мне забрили на лысо голову и отправили служить – прямиком – в дружественную нашему государству республику Афганистан.

По прибытии, я был сразу же зачислен в десантный штурмовой батальон, где мне была оказана честь, и я попал в славное подразделение – взвод сержанта Ворошилова Александра Сергеевича. Это был славный солдат. Отслужив свои положенные два года срочной, он остался на сверхсрочную службу. Его круглое, слегка застенчивое лицо, с выразительными темно-серыми глазами, над которыми красовались длинные ресницы, наводили на мысль, что перед тобой мягкий и покладистый человек. Однако, это было не так. Обладая мощным «накаченным» торсом и стальными бицепсами, он способен был любого заставить себя уважать. Глядя на него, невольно приходилось испытывать некоторое восхищение от того, что в таком красивом мужском теле одновременно уживаются добродушие и жестокость. Над левым глазом у него имелся шрам от пулевого касательного ранения, но он не обезображивал, а напротив, придавал ему мужественность и величие. Стригся он коротко, оставляя сантиметровый «ежик» пепельных торчащих волос.

Вот такой был мой непосредственный командир. Наше звено было снайперским, и как бы случайно совпало, но называли нас Ворошиловскими стрелками. При этом, как и все остальные бойцы, кроме упражнений в стрельбе, мы активно отрабатывали приемы рукопашного боя. Днем на занятиях, а ночью с нами упражнялись армейские «дедушки». Причем, в после-отбойное время получалось испытывать наступление болевых ощущений гораздо вернее, чем днем. Воспитанием молодого пополнения старослужащие занимались каждый день без каких-либо выходных. Ежедневно, после отбоя, в расположении роты раздавалась команда:

– «Духи», строится.

Обычно это был голос сержанта первого взвода Тычкова Виталия.

Это был тщедушный небольшой человечишка, и, как и все остальные, я удивлялся каким образом он смог попасть в боевую часть, да еще умудрился дослужиться там до сержанта. Он имел слегка треугольное лицо, на котором располагались маленькие колючие глазки. Носил черные густые усы. На голове изящно завивались в локоны черные волосы. Характером «Виталик» обладал «пресквернейшим». Ему нравилось его положение командира, и он всегда стремился использовать его, наслаждаясь, как ему подчинялись бойцы.

– Сегодня «дух», по фамилии Щеглов, – стал учить в первую ночь нас жизни Тычков, – на мой вопрос дать покурить, смел набраться наглости и ответил мне категоричным отказом. Когда же я вежливо предложил ему, как молодому солдату, пойти поискать, боец до такой степени обнаглел, что послал своего командира в такие далекие дали, где сам-то наверное никогда не бывал.

– А я что ли обязан быть у Вас мальчиком на побегушках, – возразил с презрительной ухмылкой Щеглов.

Это был боец около двух метров ростом, с широкими плечами, возраста понятно, что восемнадцати лет, выдающимся лбом и мощными скулами. Очевидно он предположил, раз Тычков чуть ли не вдвое меньше его, то напасть на такого противника он не отважится. Это было достаточно серьезное заблуждение. После его слов «деды», как по команде набросились на молодых и стали жестоко их избивать. Количество человек с той и с другой стороны было равное, однако, старослужащие были на полтора года старше нас, их мускулатура была более сформированной, кроме того, они имели за плечами серьезную подготовку в десантных войсках.

Совсем не долгим было наше сопротивление. Я получил удар в переносицу и в висок, не успев даже понять откуда они прилетели и без чувств повалился на пол. Когда я и остальные «отключившиеся» новобранцы пришли потихоньку в себя, сержант снова скомандовал:

– «Духи», строится!

Понятно, что эта команда совершенно не касалась закаленных уже в боях солдат, и мы снова выстроились в расположении в одну прямую шеренгу. Дальше последовал небольшой ликбез со стороны Тычкова «Виталика». Кстати, фамилия его полностью оправдывала впечатление от знакомства с ним. Он принялся наставлять нас на путь истинный, намереваясь сделать из нас отличных защитников интересов нашей Родины:

– Первое армейское правило – здесь все живут одним коллективом, подразделяясь только по своему призыву. Таким образом, если один «молодой» виноват – отвечать будут все. Как вы уже успели убедиться, на только-что продемонстрированном нами примере.

Да, такое положение вещей явно способствовало сплочению солдат одного призывного возраста в армии. Ведь понимая, что из-за твоих каких-то там личных амбиций или неосторожных высказываний могут пострадать другие твои же товарищи, наводило на серьезные размышления, как к тебе потом будут относиться твои же товарищи. Ведь «деды» через полгода уволятся, а со своими тебе служить еще два года.

– Запоминайте хорошенько, «мерзавчики», – продолжал учить нас армейской жизни сержант, – что Советская армия держится только на дедовщине. Ваша главная задача не допускать «косяков», и если уж Ваш командир попросил у Вас закурить, нужно разбиться в лепешку, но выполнить его просьбу, считая это боевым особо-важным заданием. Если же вдруг кому-то захочется искать правду среди офицеров, можете не сомневаться, что такой человек и там встретит абсолютно-логичное недопонимание, и навлечет на себя презрение всего личного состава. Таких людей делают в армии изгоями, и служба для них становится невыносимым занятием.

Передав нам эту первую солдатскую мудрость, Тычков распустил нас всех спать. Подобные внеочередные занятия продолжались первые два месяца почти каждую ночь, пока мы постепенно не приучили себя полностью придерживаться устоявшихся среди военнослужащих правил, чтобы не оказываться в неловких ситуациях и по возможности не подвергать своих товарищей издевательствам. Также требовалось «не тормозить» на учениях при выполнении боевых сложных задач, что также каралось ночным построением.

Пятнадцатого февраля 1989 года под предводительством генерал-лейтенанта Бориса Громова закончился вывод ограниченного контингента Советских войск с территории Афганистана. В этой последней партии оказался и наш батальон. Всего я находился за пределами Родины, чуть более месяца. Во время пути с нами произошел интересный замечательный случай.

Нашего комбата майора Погорелова, почему-то все считали зятем Министра обороны. Хотя по его скверному характеру – это вполне могло соответствовать суровой действительности, и тесть – от себя только подальше – сослал его в Афганскую глушь. Так вот: наш командир принёс в батальон 20-ти литровую канистру чистого спирта и поставил её на хранение в своём кабинете. Наивный. Он думал, что там она будет в полной своей безопасности. Откуда же ему было знать, что у солдат имеются дубликаты ключей практически от всех дверей в нашей казарме и, уж точно, от его кабинета. К его чести сказать, командир намеревался использовать спирт на общее дело, для технических нужд. Однако у личного состава нашей роты на этот счёт родилось свое – особое мнение. Наши старшие сослуживцы пробрались в его кабинет и слили из канистры почти весь алкогольный продукт, оставив немного – ну, так, для запаха. Недостающую часть они заполнили водой. Это было перед самой отправкой на Родину.

Погода тогда была на редкость холодной, менее 20 градусов мороза. При таких погодных условиях мы посчитали, что добытый не совсем честным путём высококачественный спирт окажется просто необходим. Мы тронулись. Согреваться начали уже через какой-то километр пройденного нами пути. Офицеры, сопровождавшие нас, прознав о нашей удаче, не преминули к нам сразу присоединится. На третий день такого важного и ответственного мероприятия офицеры кубарем скатывались с башен, солдаты валялись – другого слова и не подберешь – в десантах пехотных машин. К чести моей сказать, я кое-как держался на ногах и даже мог членораздельно разговаривать.

Комбат решил остановить это безобразие, провел краткое расследование и, установив основных виновных, вынес свой приговор. Сначала нас попросту хотели расстрелять, как изменников Родины, чуть не подорвавших обороноспособность нашей страны, но потом очевидно рассчитав, что выпитый нами спирт несоразмерен затратам на боеприпасы, заменили наказание на более мягкое и ограничились тремя нарядами вне очереди.

По прибытии в СССР наш батальон сразу же перебросили в Нагорный Карабах, где в то время также велась усиленная антисоветская пропаганда, и создавались условия для напряженной ситуации, вот-вот готовой перерасти в вооруженный конфликт.

Там старослужащие и отцы-командиры продолжили передавать нам навыки воинской смекалки и службы. Примерно через три месяца начала нашей службы, мы в достаточной мере овладели всеми тонкостями армейской жизни. Уверенно тянулись к знаниям военного дела и своего физического совершенствования, участвовали в боевых операциях, постепенно превращаясь в закаленных готовых к любым непредвиденным ситуациям боеспособных солдат.

К началу 1990 года вооруженные конфликты на территории дружественных нам Армянской и Азербайджанских республик происходили все чаще. Без дела наш батальон практически не находился. Постоянно приходилось усмирять враждующие стороны. Я очень сдружился со своим командиром Александром Ворошиловым. К тому времени ему присвоили звание старшины, и он стал задумываться, чтобы оставить военную службу и демобилизоваться на «гражданку». Своим преемником он готовился сделать меня.

За свой неполный год службы я добился отличных результатов в боевой и политической подготовке, и никто из высшего командного состава не возражал с таким решением «зам-комвзвода». В январе 1990 года он двенадцать раз отстучал меня по пятой точке своим кожаным ремнем и, передав его мне на вечное пользование, не без печали распрощавшись с воинской службой, отправился к себе на родину в Ленинградскую область.

Приняв от него взвод, я продолжил воспитывать молодых бойцов в лучших армейских традициях, неотступно следуя правилами сплачивания солдат одного призыва и совершенствуя их моральные и жизненные устои.

Под конец моей службы нашему взводу – в количестве десяти человек, пришлось прибыть в одно из селений Нагорного Карабаха, где в большинстве своем жили армяне. Они учинили расправу, закончившуюся жестоким избиением, в отношении не дружественных им азербайджанцев, проживавших в ауле в меньшинстве. Нас послали локализовать этот конфликт. Местечко было не большое и руководство посчитало, что десять бойцов спецназа вполне справятся с этой задачей.

Однако, наши командиры тогда просчитались. Когда мы уже находились в селении – оказалось, что накануне в нем собралось вооруженное мужское население со всех местных окрестностей. В тоже же время, на помощь пострадавшим с сопредельной республики Азербайджан прибыло подкрепление, в количестве более трехсот вооруженных «до зубов» человек. Мы оказались зажатыми «меж двух огней». С одной стороны нас атаковали армяне, с другой азербайджанцы. Когда дело касалось войны с русскими, очевидно, они считали своей прямой обязанностью забывать их межличностные распри, сразу же, не сговариваясь, объединялись, предпочитая вначале уничтожить нас, а потом, в привычной для них обстановке, уже разобраться и между собой.

Приняв на себя не равный бой, примерно против семисот человек, нам удалось занять ближайшую к селу высоту и, закрепившись на ней, отчаянно оказывать сопротивление в несколько раз превышающим нас силам противника. Наш радист молодой только-что призвавшийся юноша, не успевший еще даже, как следует, познать военную службу, смог только передать сообщение о случившейся с нами трагедии и был убит вражеской пулей.

Недруги «жали» нас со всех сторон, нещадно «поливая свинцом». На свистевшие вокруг пули никто уже не обращал никакого внимания, настолько к ним все привыкли. Патроны старались экономить, осуществляя по возможности только прицельные выстрелы. Хоть наш взвод и считался снайперским, враг нещадно теснил нас и было вполне очевидно, что долго мы не продержимся.

Бой продолжался более семи часов. Постепенно рядом ложились убитыми все бойцы моего взвода. Вид их окровавленных и изуродованных тел наполнял мою душу гневом и негодованием. Я в своем отчаянии прекрасно осознавал, что скоро наступит и моя последняя очередь и, при всем моем жутком желании и специальной подготовке, долго мне все равно не продержаться. Уже будучи дважды раненый в грудь, и один раз в левое плечо – по касательной, что добавило на моем теле несколько шрамов, я продолжал разбрасывать вокруг себя смертоносный свинец. Несмотря на все мои усилия, посеять среди противника хаос мне не удалось.

Когда у меня кончились патроны, окончательно обессилив, я, будучи уже в полубессознательном состоянии, лежал на дне, наспех вырытого углубления. Сдаваться живым, конечно же, я не собирался и приготовился встретить неприятеля с гранатой в руке. Одной рукой я удерживал смертоносное орудие, указательным пальцем другой собирался выдернуть чеку, когда меня окружат боевики.

Сквозь застилающую мои глаза пелену, я смог разглядеть, как на краю углубления собираются представители противоборствующей стороны и располагаются по периметру вокруг меня. В них явно угадывались представители кавказской национальности. Они весело обсуждали свою победу, намереваясь, по своему обыкновению, совершить позорный поступок – глумление над трупами своих побежденных врагов. По вполне понятным причинам, допустить подобного надругательства над телами своих боевых товарищей я не мог, и когда их собралось около двадцати человек, решил выполнить свою печальную миссию. Вдруг, словно сквозь сон, я увидел, как внезапно предполагаемые мучители стали падать один за другим. Словно в тумане, я услышал знакомый треск автоматов. Очевидно, в тот момент подобные звуки были для меня лучшей музыкой на всем белом свете, так как совершено ясно давали понять, что к нам прибыло подкрепление. В этот момент я потерял сознание.