Текст книги "Покушение"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

 Василий Веденеев
Покушение

* * *

Вертолет развернулся перед посадкой, нацеливаясь на площадку, вырубленную в скалах побережья, за которыми до горизонта раскинулось необъятное море. Поглядев в иллюминатор, Хон подумал, что внизу наверняка уже засекли появление машины и сейчас бдительные глаза охраны разглядывают ее в сильную оптику, а радист послал кодированный запрос, устанавливая, какие гости пожаловали в уединенное убежище Кристофера Филда. И если пилот перепутает пароль или даст сбой электроника автоответчика, то...

Лучше об этом не думать, но все-таки противно, когда твоя жизнь может зависеть от глупых случайностей.

Едва колеса машины коснулись площадки, Хон вздохнул с облегчением и, отстегнув ремни, встал с кресла. Спрыгнув на прогретый солнцем бетон, он увидел секретаря Филда, стоявшего около автомобиля, а в стороне нескольких парней в пятнистых комбинезонах, вооруженных автоматическими винтовками с оптическими прицелами. «Кристофер по-прежнему боится террористов», – усмехнувшись, подумал Хон и направился к ожидавшему его секретарю, предупредительно распахнувшему перед гостем шефа дверцу лимузина.

Через полчаса, миновав посты охраны, Джеймс Хон вошел в гостиную виллы, выстроенной на вершине утеса, далеко выдающегося в море. Шторы на окнах были приспущены, чтобы умерить яркий свет безжалостного южного солнца, тихо жужжал кондиционер, навевая приятную прохладу, чуть синели кубики льда в большом серебряном ведерке, стоявшем на столике среди бутылок. Хозяин – дородный, с густой седой шевелюрой и мощными руками борца-тяжеловеса, одетый в темно-красный шелковый халат, расшитый золотыми драконами и иероглифами, изображающими здоровье и долголетие, – нетерпеливо постукивал по полу обутой в пляжную туфлю ногой. На другую ногу хозяина Хон старался не смотреть, чтобы лишний раз не видеть протез и не напоминать Кристоферу о его увечье – и так постукивание туфли о мраморный пол означает, что он раздражен, но пока сдерживается.

– Я только из бассейна, – подав Джеймсу руку, вместо приветствия сказал Филд. – Благодарю, что откликнулись на предложение встретиться. Присаживайтесь.

– Прошу извинить, произошла непредвиденная задержка в пути, – безошибочно угадав причину недовольства хозяина, улыбнулся Хон. Против его воли улыбка получилась несколько заискивающей, и это испортило ему настроение.

– Главное, что вы здесь, – пробурчал Кристофер, раскуривая сигару, и небрежным жестом подвинул коробку ближе к гостю: – курите.

– Спасибо, я предпочитаю сигареты, – отказался Джеймс.

– Как знаете, – равнодушно откликнулся хозяин и, не теряя времени, перешел к делу. – Я ознакомился с материалами и меня заинтересовали ваши предложения, но...

Он замолчал и, нахмурив кустистые брови, уставился на покрытый сизым пеплом кончик сигары, словно увидел там нечто, недоступное гостю, не решавшемуся прервать молчание.

– Помните Момо? – подняв глаза на Хона, неожиданно спросил Филд.

Хон помнил Момо, или, вернее сказать, Сэма Джианкано, одного из заправил мафии. В свое время газеты много писали о нем – его нашли убитым шестью выстрелами из револьвера в районе Оук-Ридж в Чикаго, где он жил и «работал», причем Момо убили именно тогда, когда его показания могли быть особенно полезны при расследовании попытки покушения на Фиделя Кастро. Джианкано был видной фигурой в уголовном мире и свой «бизнес» в Чикаго унаследовал от знаменитого Аль Капоне, значительно расширив «предприятие» и став в период правления на Кубе Батисты владельцем одного из крупнейших игорных домов в Гаване.

Сэма Джианкано привлек к работе на спецслужбы экс-агент ФБР Роберт Мехью, сотрудничавший с мультимиллионером Говардом Хьюзом и поддерживавший тесные контакты с тогдашним шефом управления безопасности ЦРУ Шеффилдом Эдвардсом. Вместе с Джианканой в деле был замешан другой человек мафии – Джон Роселли, ранее прилично наживавшийся на проституции и игорном бизнесе, процветавшими при Батисте на Кубе. Потом в махинации влезли шеф ФБР Герберт Гувер, известные Роберт и Джон Кеннеди... Многие ли теперь из них живы? Не на это ли намекает хозяин?

Два десятка лет назад он сам, еще ходивший на двух ногах, до страшной автомобильной аварии, сделавшей его калекой, сотрудничал со спецслужбами и вовлек в это студента университета Джеймса Хона, оказав тому покровительство и поддержку. И сейчас, весьма богатый, да что там весьма, просто очень богатый и влиятельный человек, Кристофер Филд являлся связующим звеном между спецслужбами и хозяевами трансконтинентальных корпораций, почему Хон и решился обратиться со своими предложениями именно к нему.

Филд перекатил сигару из одного угла рта в другой и хитро прищурил некогда голубой, а теперь выцветший от старости глаз. Его лицо, с отвисшими щеками, стало удивительно похожим на лицо Черчилля. «Он это знает и подражает кумиру своей молодости», – понял Джеймс.

– Интуиция вас не подводит, – не выпуская изо рта сигары, проворчал Филд, – но... опасная штучка! Понимаете? Интересный ход, хотя далеко не новый. Не удивляйтесь, если я опять произнесу все то же пресловутое «но»! В стране, о которой идет речь в вашем докладе, нет мафии в нашем понимании, и вообще там живет сущий сброд: белые, черные, христиане, мусульмане всех цветов кожи, арабы, китайцы и прочие выходцы из Азии. Считайте меня консерватором, но с мафией всегда работать проще.

Выплюнув изжеванную сигару прямо на пол, он хрипло рассмеялся и откинулся на спинку кресла, разведя в стороны руки, как бы призывая гостя выдвинуть в свою защиту контраргументы.

– Согласен, – осторожно возразил Хон, не замедлив воспользоваться молчаливым разрешением хозяина защитить свои позиции. – Зато там есть другое: например, религиозный фанатизм, национальная рознь между племенами, наемная армия с кастовым офицерским корпусом. Если все четко организовать...

– Да, конечно, – останавливая его, поднял руку Филд, – а вы ознакомились с теми материалами, которые по моей просьбе передали вам? Тогда скажите, почему события развернулись не так, как мы предполагали, после гибели Улафа Пальме или Индиры Ганди? А ведь неплохой был вариант! Надо четче продумать все мелочи, Джеймс, четче! Не все армейские части в стране наемные, не все офицеры из замкнутой касты. И вообще, вспомните, какой шум подняли писаки, пронюхав об учениях НАТО в Риме, где отрабатывался вариант государственного переворота в Греции.

– Способы перекрытия возможной утечки информации предусмотрены, – поджал бледные губы Хон. – Все должно произойти быстро и неожиданно, никто не успеет опомниться. А надежные люди готовы и ждут. Но стоит ли ждать, если президент страны либеральничает, прислушиваясь к речам в парламенте, призывающим к национализации рудников, шахт и нефтепромыслов? Необходимо усиление режима, и потому я решился обеспокоить вас.

Филд поднялся с кресла, прихрамывая подошел к окну и, потянув за шнурок, приподнял штору – сразу же в гостиную ворвались потоки света. Не оборачиваясь, он глухо сказал:

– Хорошо. Но усиление демократии в стране должны оплатить ее собственные налогоплательщики. В принципе, ваш замысел мне импонирует. К сожалению, мы живем в такое время, когда голов больше, чем мыслей, люди становятся удивительно ленивы.

– Вы меня захвалите, – чуть привстал Хон, привычно пригладив ладонью поредевшие на темени светлые волосы.

– Ни в коем случае, – повернулся к нему Филд. – С чего это вы взяли? Ваши предложения еще нуждаются в серьезной доработке, но это не страшно. Главное – есть идея!

– Будет сделано все, чтобы ее поскорее материализовать, – заверил гость. – Мы создадим новый тип демократического государства. Без левых! Им останется место только на кладбище.

Хозяин отошел от окна и, прохромав к бару на колесиках, плеснул в стаканы виски, разбавил его и бросил кубики льда. Пристально наблюдавший за ним гость понял, что Филд принял его идею и теперь поддержка обеспечена, а это так много, если не сказать – почти все.

– Там, кажется, обретается ваш однокурсник, Эдвин Греди? – подавая Хону стакан, поинтересовался Кристофер. – Вы не говорили с ним?

– Нет, он слишком близок к президенту, – кивком поблагодарив хозяина, ответил гость.

– Да, помню, вы, кажется, уже писали мне об этом, – подтвердил Филд, побалтывая в стакане с виски кусок льда. Толстый хрустальный стакан казался маленьким в его огромной лапе, покрытой темным загаром. – Он действительно так заинтересован в укреплении его власти?

– Более чем! Если президент перестанет быть президентом, то Греди банкрот.

– Прелестная деталь, – криво усмехнулся Кристофер. – Когда вы хотите вернуться?

Джеймс слегка наморщил лоб и улыбнулся – его покровитель явно желает продлить свидание, намереваясь вложить в Хона собственные мысли по поводу прочитанного и дать ряд дельных советов. Стоит ли пренебрегать ими?

– Полагал завтра к вечеру, поскольку не хотелось бы настораживать долгим отсутствием тех, кто может мной интересоваться. А так – провел уик-энд и вернулся.

– Тогда у нас есть время, чтобы обсудить некоторые детали и постараться придумать, как избежать ошибок в этой непростой игре...

***

– Меня оболгали! Нагло оболгали! Да иссушит Аллах мозг этих сынов оспы!

Фарид Акбар, бизнесмен китайского происхождения, более известный в ночных кварталах под именем Мензы, возмущенно бросил на стол документы, переданные адвокатом.

Пожилой надзиратель, одетый в помятую форму тюремного ведомства, дремавший на стуле в конце длинного стола, стоявшего в комнате свиданий центральной тюрьмы, приоткрыл глаза. Укрепленная под потолком камера-монитор неслышно повернулась и нацелилась на Мензу фиолетово отсвечивающим объективом. Покосившись на нее, Акбар несколько понизил голос и сказал сидевшему напротив адвокату Барелли:

– Чудовищная ложь! Кто наплел обо мне такое, кто?

– Это запрещено, – зевнув, скучно прогнусавил надзиратель, тоже поглядев на бдительный монитор.

– Извините, – адвокат слегка наклонил в сторону надзирателя напомаженную голову.

– Продолжайте, – милостиво разрешил тюремщик и снова прикрыл глаза.

– Не волнуйтесь, господин Акбар, – улыбнулся Барелли своему подзащитному, – это вредно для вашего здоровья, а у нас впереди процесс.

– Хорошенькое дело, – фыркнул Менза, вытирая потное лицо скомканным носовым платком. Тюрьма Бир, что на арабском означает «колодец», была старой постройки, и в комнате свиданий не предусматривались кондиционеры. Свое прозвание тюрьма получила за глухой двор, похожий на выбитый в красноватой глинистой почве колодец, куда выходило зарешеченное окно комнаты свиданий. Раньше адвоката пропускали прямо в камеру к Акбару, но сейчас нечто изменилось на воле и приходится общаться здесь, в присутствии сонного болвана тюремщика и под неусыпным надзором камеры-монитора. Но что там произошло, что? Как это узнать, на каком лисьем языке говорить, чтобы не вызвать подозрений?

– Хорошенькое дело, не волноваться, – повторил Менза, пряча платок в карман брюк: как отбывающему предварительное заключение, ему разрешалось ходить в собственной одежде. – Дайте сигарету.

Адвокат поглядел на тюремщика. Тот, приоткрыв один глаз, согласно кивнул. Барелли положил перед собой пачку сигарет и дешевую зажигалку, подвинул их через стол к подзащитному. Вторую пачку он щелчком отправил в сторону тюремщика. Она упала, и тому пришлось нагнуться. В этот момент Менза успел вытянуть сигарету, а пачку спрятать в карман.

– Ладно, чего они хотят? – прикурив, он выпустил из ноздрей дым и подмигнул Барелли.

Лицо адвоката осталось абсолютно бесстрастным. Открыв дипломат, он вынул из него папку и зашелестел бумагами.

– Налоговое ведомство имеет сведения, что в вашем казино «Горбатый бык» постоянно скрывали действительную сумму доходов, – держа очки, как лорнет, Барелли пробежал глазами по подчеркнутым синим фломастером строкам.

– Короче, – сложив руки на животе, просипел Менза. – Говорите, чего они хотят?

– Один из свидетелей дал показания, что в казино вложено не менее двухсот тысяч, из которых лично ваших всего десять, а остальные якобы принадлежат отцам темного бизнеса.

– Шакал! – не выдержал подследственный. – Он назвал имена?!

– Об этом запрещено, – вынув изо рта сигарету, сообщил тюремщик.

– Совершенно с вами согласен, – ласково заулыбался Барелли, поправив узел модного галстука и не уточнив, к кому именно обращены его слова. – Теперь юстиция полагает, что «грязные» деньги, полученные на проституции и торговле наркотиками, «отстирывались» в вашем казино.

Менза зажал в зубах фильтр сигареты и оперся руками о скамью. Помолчав, словно переваривая услышанное, он глухо спросил:

– Они хотят судить меня как «прачку»?

– Видимо, дело идет к изменению пунктов обвинения, – складывая бумаги, вздохнул адвокат, – но пока оно прежнее: сокрытие дохода, скупка краденого и сопротивление полиции.

– Что я скупал краденые автомобили, им доказать не удастся, – подзащитный выплюнул окурок на пол и растер его ногой. – Нет, не удастся. А фараонам, когда они ко мне заявились, следовало сразу представиться, а не корчить из себя... В конце концов, я согласен возместить им ущерб. Так и передайте, когда будете в полиции.

– Обязательно, – пряча в замшевый футляр очки, заверил адвокат. – Я уже подготовил необходимые документы и счета фирм, где вы закупали автодетали. Полагаю, что по этому пункту обвинение ничего серьезного противопоставить нашим аргументам не сможет. Не хотелось бы вас огорчать...

– Что еще? – набычился Менза.

– В освобождении вас под залог мне вновь отказано, – глядя в темные, чуть раскосые глаза клиента, медленно сказал Барелли.

– Жаль, – протянул Акбар. – Но чего же они хотят?

– Компетентные лица уполномочили меня сделать вам предложение дать правдивые показания о «стирке» денег.

– Вот как? – Менза начал преувеличенно внимательно рассматривать ногти на руках. – И чего они хотят?

– Показания, а взамен вам...

– Мне ничего не известно по этому поводу, – быстро перебил подследственный адвоката. – Казино открыто на деньги, принадлежащие моей семье. Все?

– На сегодня – да. – Барелли встал и вынул из дипломата несколько блоков американских сигарет. – Господин начальник тюрьмы разрешил передать это моему клиенту.

Тюремщик подошел, подержал каждый блок в руках, словно взвешивая, потом проверил целостность упаковки и молча подвинул их к подследственному. Тот небрежно сунул сигареты под мышку и пошел к решетчатой двери, ведущей во внутренние коридоры тюрьмы. У порога он оглянулся:

– Всего доброго, господин Барелли. Передайте поклоны моей семье. Брат справляется с делами?

– Ему помогает Бэрх, – защелкивая замочки дипломата, откликнулся адвокат.

– Я рад. Передайте и ему привет. Жду вас в среду.

Прежде чем Менза успел перешагнуть порог и скрыться в глубине мрачного тюремного коридора, Барелли окликнул его:

– Подождите! Ваш отказ от дачи показаний окончателен? Может быть, стоит хорошенько подумать, прежде чем отталкивать протянутую руку? Или вы уже все решили, господин Акбар?

– Да, – крикнул Менза. Лязгнула железная решетка двери, и адвокат удовлетворенно усмехнулся.

Дождавшись, пока стихнут шаги подзащитного, он вышел через открывшуюся в противоположном конце комнаты свиданий дверь и, весело насвистывая, пошел к выходу на улицу, где на стоянке жарился под солнцем его «Фольксваген»...

Палец человека, одетого в хорошо пошитый светлый костюм, нажал на кнопку видеомагнитофона, останавливая запись. Сняв наушники, с помощью которых он контролировал уровень звука, человек в светлом костюме бросил их на стол перед офицером тюремной охраны:

– Спасибо, я доволен.

Офицер убрал наушники и поглядел на экран телевизора – комната свиданий была пуста. Но он знал, что это ненадолго: скоро туда приведут нового заключенного, которому разрешено свидание с адвокатом или родственниками.

– Вы довольны записью или их разговором? – подняв глаза на человека в светлом костюме, поинтересовался офицер.

– Всем сразу, – улыбнулся тот.

«Людей из его ведомства никогда не поймешь, – подумал офицер тюремной охраны, – вечно крутят хвостом, как лошадь, отгоняющая оводов». Решив больше ни о чем не расспрашивать, он предложил человеку в светлом костюме сигарету.

– Нужный нам этаж тоже под техникой? – прикуривая, поинтересовался тот.

– Да, – односложно ответил офицер.

– Прекрасно, – снова улыбнулся человек в светлом костюме и вынул из видеомагнитофона кассету с записью свидания Мензы и адвоката Барелли. Положив ее в кейс, захлопнул крышку и покрутил колесико цифрового замка, устанавливая шифр.

– Привет, – игривым жестом руки он попрощался с офицером тюремной охраны и вышел из кабинета.

«Слава Аллаху, наконец-то ушел», – с облегчением вздохнул офицер, наблюдая на экране телевизора, как в комнату свиданий входит одетая в темное женщина и устраивается за столом в ожидании появления того, с кем ей разрешили повидаться. Сверившись со списком, офицер поставил синим карандашом галочку напротив фамилии заключенного, получившего свидание, и пометил время начала записи. Включив аппаратуру, он закинул ноги на край стола и приложился к горлышку бутылки с пепси.

Мерно жужжал кондиционер, загоняя в комнату прохладу, толковали в комнате свиданий о каких-то малозначительных делах, рассказывая о неизвестном офицеру кривом Ахмете, неудачно продавшем верблюда на ярмарке, о дочери старосты, собирающейся выйти замуж за чиновника из близлежащего города, о дальних и ближних родственниках и видах на урожай. Обычная рутина, когда на свидание приходят деревенские жители.

Лениво поглядывая на экран телевизора, по которому время от времени пробегали полосы помех, офицер тюремной охраны подумал, что армейские почему-то всегда недолюбливают полицию, а уж тюремщиков в особенности. Впрочем, полицейские и тюремная охрана отвечают им тем же. Однако, когда имеешь дело с военной контрразведкой, надо прятать свою нелюбовь подальше, чтобы не заработать лишних неприятностей. Поэтому хорошо, что их человек ушел и оставил его одного – так спокойнее, слава Аллаху...

***

Камера Мензы располагалась на втором этаже старой центральной тюрьмы с глухим двором, похожим на колодец в пустыне. На нижних этажах, построенных еще во времена султанов, стены были толще и хорошо защищали от жары, окна камер выходили на высокую внутреннюю стену и на них не ставили наводящие тоску жестяные жалюзи, обычно закрывающие тюремные окна с внешней стороны. Непросвещенные султаны строили тюрьмы без удобств, и потому в конце каждого коридора располагался туалет, оборудованный значительно позже. Туда по очереди выводили заключенных на оправку, и надзиратели не любили дежурить на нижних этажах, предпочитая дежурства на верхних, достроенных уже во времена республики, проявившей заботу о санитарном состоянии мест заключения и предусмотревшей наличие унитаза в каждой камере.

Проходя по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж, Менза немного замедлил шаги и подождал, пока надзиратель поравняется с ним. Молча он сунул ему в руки один блок сигарет. Надзиратель довольно осклабился и похлопал подследственного по плечу, выражая этим свою благодарность и давая понять, что при следующем свидании он вообще не откроет глаз, что бы ни делали сидящие друг напротив друга за длинным столом адвокат и его подзащитный.

Поднявшись по железной лестнице, ступени которой были отполированы сотнями ног до зеркального блеска, Менза остановился у решетки, закрывавшей вход в коридор его блока. Начальник поста охраны достал ключи, и решетка с лязгом отползла в сторону. Второй блок сигарет получил начальник поста охраны, оказавший честь заключенному лично проводить его до камеры.

Как только за Мензой захлопнулась тяжелая, сваренная из толстых прутьев дверь одиночки, он прошаркал к столу, прикрепленному к стене, и сел спиной к входу, обхватив голову руками. Потоптавшись немного в коридоре, начальник поста охраны ушел, не забыв подергать дверь камеры, чтобы проверить – хорошо ли он ее запер.

Едва стихли его шаги, Менза сунул руку в карман и вытянул полученную от адвоката Барелли пачку сигарет. Открыв ее, взял одну сигарету в рот, а другие разложил перед собой, предварительно тщательно ощупав каждую. Потом стянул с картонной коробочки целлофан и изучил его, разгладив ладонью и осмотрев каждый сантиметр. Ничего не обнаружив, Менза грубо выругался и, скомкав обертку, бросил ее на пол.

Теперь наступил черед картонной коробочки – осторожно разодрав ее на части, заключенный увидел тонкий листок папиросной бумаги, исписанный мелким убористым почерком.

Щелкнув зажигалкой, Менза прикурил и прочел записку. Некоторое время он сидел неподвижно, глубоко затягиваясь и напряженно раздумывая, потом поднес к записке огонек зажигалки. Тонкая бумага ярко вспыхнула и быстро сгорела, оставив в его пальцах ломкую полоску серого пепла. Менза растер его и, брезгливо сморщившись, вытер пальцы носовым платком.

Он встал, походил из угла в угол камеры, бормоча ругательства, постоял у окна, выходившего во двор, и наконец услышал долгожданные звуки – по камерам начали разносить пищу.

В общую столовую Менза не ходил – ему разрешали покупать обеды в близлежащем ресторане. Конечно, это обходилось недешево, и он прекрасно понимал, что кормит не только себя, но и дежуривших на этаже надзирателей, однако лучше переплачивать, чем мучиться от болей в желудке и без конца проситься на оправку.

Вскоре подошли к дверям его камеры, и надзиратель открыл замок. Молодой вертлявый уголовник внес судки и поставил их перед Мензой. Тот поманил его пальцем. Настороженно оглянувшись на дверь, уголовник наклонился.

– Кто сегодня дежурит на раздаче? – шепотом спросил Менза.

– Моу из десятой камеры.

– Пусть он после ужина будет в туалете на моем этаже.

Получив за хлопоты сигарету, уголовник угодливо поклонился и вышел.

– Приятного аппетита, – запирая дверь, буркнул дежурный надзиратель.

– Благодарю, – не оборачиваясь ответил Менза, снимая крышки с судков...

***

Более всего этот город нравился Филду с моря, когда корабль подходит к пристани и видишь, как выплывают навстречу тебе ажурные мосты, высокие шпили старых церквей, окруженные зеленью парков белые виллы, а солнце золотит воду спокойной бухты и отражается в окнах многоэтажных отелей и офисов. Пахнет рыбой, пряностями, набегает легкий ветерок, и все кажется осуществимым, простым и ясным, как в юности, когда ты еще молод, здоров, не испытал горечи неудач, не узнал разлук и не набил себе шишек, зарабатывая хлеб насущный в поте лица своего.

Кристофер улыбнулся и, облокотившись на поручни, прикрыл глаза, заставляя себя запомнить вид бухты и города, чтобы потом, когда захочется, вызвать их перед мысленным взором. Наверное, ему следовало бы жить здесь, а не в своем орлином гнезде, выстроенном среди скал на другом берегу моря. Этот город и бухта с лазурной водой, блещущей под солнцем, постоянно зовут и манят его к себе, и иногда просто нет сил противиться их зову. Поэтому, когда последовало предложение назначить встречу именно здесь, он даже обрадовался – еще одно свидание с городом юности, еще одна встреча, но не с человеком, а с бухтой, небом над ней, белыми виллами на берегу и старыми церквами...

Секретарь вынес из каюты чемодан – лайнер уже подошел к пристани и спустили трап. Сохраняя на лице довольную улыбку, Филд заторопился сойти на берег, подумав, что жить здесь он все равно бы не стал, – шумно, многолюдно, разноязыкая толпа туристов, днем и ночью шляющихся по улицам и щелкающих затворами фотоаппаратов, пронзительные голоса уличных торговцев, лавки турок, греков, албанцев, французов, негров, узкие улочки, мощенные каменными плитами, старые кабачки и люди, люди, люди. В его возрасте и с его прошлым лучше жить в уединении, под надежной охраной натренированных парней, готовых за деньги лезть хоть дьяволу в пасть, самому распоряжаться на собственной территории и принимать кого и когда захочешь.

Если сколотил состояние на торговле оружием, то приходится поберечься. Не так давно под колесами стокгольмской подземки погиб инспектор по военным материалам Карл-Фредерик Алгернон. Поневоле задумаешься – а не столкнули ли его туда умышленно? Алгернон был одной из главных фигур по расследованию дела о незаконных поставках шведским военным концерном «Бофорс» оружия на Средний Восток, и в частности в Иран. В связи с этим столичная газета «Свенска дагбладет» писала: существует ли связь между убийством Улафа Пальме и гибелью К.Ф. Алгернона? Ведь во время расследования дела «Бофорс» руководство концерна сообщило, что как Пальме, так и бывший инспектор по военным материалам, предшественник Алгернона, были прекрасно информированы о деятельности концерна.

Кристофер слишком хорошо знал цену случайностям – чего бы это вдруг инспектора занесло в метро? Нет, уж лучше сидеть на своей вилле в скалах.

Автомобиль подали прямо к трапу. Усевшись на заднее сиденье, Филд поправил складку на брюках и, чуть наклонившись к уху секретаря, устроившегося рядом с водителем, негромко сказал:

– Проедемся по городу. Я давно не бывал здесь.

Откинувшись на мягкую, обтянутую бордовой кожей спинку сиденья, он смотрел в окно, на проплывающие мимо дома, парки, толпы туристов – все почти так же, как во времена его юности, только сам он уже не тот, да, далеко не тот.

Секретарь, внимательно следивший за выражением лица шефа в зеркальце, заметил слабый жест руки и приказал шоферу:

– Остановите здесь, Бэн.

Филд вылез из машины и, задрав голову, прислушался – в воздухе, напоенном ароматами моря и цветов, медленно плыл басовитый звук колокола – на звоннице зажатой между небоскребов церкви Троицы били к обедне.

– Я, пожалуй, зайду, – не оборачиваясь, бросил Филд секретарю. – Подождите меня здесь.

Прихрамывая больше обычного, он медленно пошел по каменным плитам тротуара к храму. Колокол бил гулко и печально, фигурка звонаря, всем телом налегавшего на веревки, казалась маленькой и не имеющей никакого отношения к величественным звукам.

«Как многое сумел создать человек, – толкнув дверь церкви, подумал Кристофер, – и как мало мы оставляем ему места среди им же созданного».

Филд любил бывать в храмах, хотя никогда не был верующим. Просто его привлекала возможность спокойно посидеть на скамье, сработанной неизвестным мастером из старого темного дерева, поразмышлять в тишине, уединившись там, где теперь бывает мало людей, а если они и приходят, то каждый погружен в общение со Всевышним, и никому ни до кого нет дела – все говорят с Богом. Как не ценить подобное одиночество среди людей, хотя оно и кратковременно? В такие моменты рядом нет ни секретаря, ни жены, ни детей, ни внуков, ни партнеров по бизнесу, ни биржевых дельцов, ни еще черт знает кого, проходящего по твоей жизни мимолетной тенью, но крадущего время, силы и одиночество.

Придержав покрытое благородным налетом зеленоватой патины бронзовое кольцо двери, чтобы оно не стукнуло, нарушая тишину храма, Кристофер переступил порог и огляделся – длинные ряды скамей, тусклое золото алтаря, расписанный библейскими сюжетами высокий потолок. После яркого света улицы здесь кажется немного сумрачно и прохладно.

Служба уже началась. Впереди, ближе к алтарю, сидели на скамьях несколько пожилых мужчин и женщин, а в середине устроился представительный джентльмен с розовой лысиной, обрамленной аккуратно подстриженными седыми волосами, чуть вьющимися на концах.

Подойдя к скамье, на которой устроился джентльмен, Кристофер уселся рядом, положив перед собой шляпу и перчатки. Лысый покосился на соседа и разлепил бледные губы:

– Здесь все говорят с Богом и никто не помешает поговорить нам с вами.

– Я слушаю, – прошелестел Филд.

– Нам нравятся ваши предложения по дальнейшему развитию демократии в известной стране. В случае удачи могу предложить вам пост вице-президента компании по разработке недр. Там весьма большие запасы полезных ископаемых.

– Понимаю, – заверил Филд.

– Подумайте, как выкручиваться в случае неудачи, – перекрестившись, шепнул лысый. – Она не должна быть связана с вашим именем и тем более с теми, кого я представляю. Иначе мы не сможем оказывать вам поддержку. Флот будет готов выйти к берегам известной страны в назначенное время.

– Я все сделаю, – чуть не задохнулся Филд, услышав о флоте. Нет, не зря он начал игру, не зря, если в нее готовы вступить столь могущественные силы.

– Финансовые круги, уполномочившие меня на переговоры, заинтересованы только в удаче! – многозначительно произнес джентльмен, поднимаясь со скамьи. – Задержитесь здесь немного. Желаю вам приятного одиночества.

Чуть кивнув на прощание, он тихо пошел к выходу. Кристофер не решился проводить его даже взглядом – он уставился на свои руки с набухшими венами, лежавшие на коленях. Сколько же он не спал? Почти двое суток. Теперь это для него тяжеловато, не то что в молодости, но зато какими семимильными шагами двинулось вперед дело! Присвоенный им замысел Хона получил одобрение сильных мира сего.

Вдруг вспомнилось, как он нашел Джеймса, – один из добрых приятелей, преподававших в университете, рассказал ему о студенте, весьма необычно проявившем себя на психологическом тестировании. Тогда увлекались тестированием по всякому поводу и без повода, считая его чуть ли не универсальным средством. И вот, в предложенном студентам тесте необходимо было сгруппировать по отдельности названия экзотических птиц и животных, а у студента Хона в одной группе неожиданно оказались соловей и бегемот! На недоуменный вопрос преподавателя Джеймс ответил, что можно подойти к группировке по иным признакам, поскольку они жестко не запрограммированы, а только подразумеваются. Тогда эти слова должны быть в одной группе, поскольку в каждом из них по семь букв. Потом заинтересовавший преподавателя студент объединил в одну группу ложку и шкаф, объяснив, что оба эти предмета являются емкостями, только разного рода...

Приятель рассказывал о студенте со смехом, но Филд насторожился и осторожненько навел справки – его натренированный мозг профессионального разведчика и дельца сразу уловил неадекватность решений, предложенных студентом. Черт с ними, с университетскими профессорами – у них свое мнение, а у него свое, и если парень не псих, то к нему следует приглядеться повнимательнее. И Филд пригляделся...

– Подайте на нужды храма.

Кристофер поднял голову – рядом стоял мальчик-служка, держа в руках кружку для пожертвований. Мальчик был бледненький, бедно одетый, стриженный в кружок.

Филд достал бумажник и, немного поколебавшись, вынул из него десятидолларовую купюру. Сложив ее вчетверо, пропихнул в щель кружки.