Текст книги "Взять свой камень"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вниз! – одновременно пихнув его в спину.

Егоров вздрогнул, сделал неверный шаг к люку и, тонко вскрикнув, вывалился за борт.

– Скорее, скорее! – надрываясь, чтобы перекричать шум моторов, торопил летчик.

Пошел радист, потом Зверев, и вот уже сам капитан перешагнул порог люка. Сразу ушел в сторону гул моторов, рванул одежду встречный поток воздуха. Внизу блеклыми пятнами, как призрачные хризантемы на черной земле, виднелись купола раскрывшихся парашютов.

Волков дернул кольцо, над ним хлопнул купол, потом встряхнуло на лямках подвески, падение замедлилось, стало плавным. Поворачивая голову в разные стороны, он попытался определить, куда относит ребят, чтобы приземлиться поближе к ним. Но то, что он увидел и услышал, заставило его сердце болезненно сжаться – внизу натужно гудели моторы чужих машин, взлетали в небо разноцветные осветительные ракеты.

«Трофимов», – понял Антон.

* * *

Выпрыгнув из самолета, Трофимов по привычке раскинул в стороны ноги и руки и сразу посмотрел вниз, на землю. Там было черно, словно все вымазали сажей, но вот вдруг вспыхнул маленький огонек, потом другой, третий…

Больше тянуть нельзя – лейтенант рванул кольцо парашюта и начал подбирать стропы, чтобы на потоке воздуха как можно дальше убраться от этих огоньков, не сулящих ему ничего доброго: внизу могли быть только немцы.

Но мешал планировать неизвестно откуда взявшийся проклятый предательский ветер – он тянул парашют к огонькам, злорадно посвистывая в стропах и раскачивая повисшего на них Трофимова из стороны в сторону, заставляя его напрягать все силы и кусать губы от ярости и злости.

Одернув себя – чего суетишься, еще поборемся! – лейтенант Трофимов маневрировал, стараясь спланировать ближе к лесу. Немцы начали пускать осветительные ракеты, и в их противном мертвенном свете он успел разглядеть недалекий лес, небольшую деревушку, колонну немецких машин и техники. Только этого ему не хватало!

Но где же остальные, почему удалился гул самолета, почему не видно в небе раскрывшихся куполов парашютов? Что произошло?

Какой противный ветер! Он не давал ему уплыть по небу в сторону, выжимал из глаз слезы, мешал смотреть. И скоро ли земля?

Земля встретила его треском ломающихся ветвей куста, на который упал. Расцарапанный до крови, ободранный, Трофимов отцепил лямки ставшего тяжелым парашюта и выбрался на луговину. Под ногами зачавкала грязь.

«Болотина», – понял он, подхватил поклажу и что было сил побежал к лесу.

Сейчас не до парашюта, белым пятном выделявшегося в предутренней темноте, сейчас надо уйти как можно дальше, потому что совсем недалеко стрекочут мотоциклы, с хлопками взлетают ракеты и уже слышны выкрики немцев.

Ноги скользили в грязи, во все стороны летели из-под подошв брызги, комбинезон быстро намок до колен и неприятно облепил ноги, но Трофимов бежал и бежал к лесу. На секунду остановившись, он чутко прислушался – как там, наверху? Звук самолета стал совсем далеким. Куполов парашютов в небе тоже не видно, зато с флангов раздается треск немецких мотоциклов. Значит, они хотят взять его в кольцо, отрезать от леса и потом, сжимая смертельную западню, захватить живьем?

Трофимов снова побежал. Петляя между редких кустов и уродливых кривых деревьев, росших на болотистой луговине, он рвался к спасительной лесной чаще. Влететь в нее, как снаряд, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, броситься вглубь леса, запутать преследователей, оторваться от них, скатываться в глубокие овраги и подниматься по их крутым склонам, разбрызгивая воду, бежать по руслам лесных ручьев, выскакивая то на один берег, то на другой, оставляя за спиной бурелом и поваленные ветром стволы деревьев… Там его не найти, не взять, не загнать в ловушку!

Впереди хлопнуло, взлетела пара ракет – белая и красная, следом протрещала очередь автомата. Словно наткнувшись грудью на невидимую преграду, Трофимов остановился – враги опередили и отрезали его от леса. Сзади, отвечая на сигнал, тоже выпустили две ракеты – белую и зеленую.

«Грамотно работают, сволочи», – подумал лейтенант, выбирая место получше для круговой обороны. Что ж, у него есть автомат, гранаты и взрывчатка. Живым он им не дастся, это точно, но взамен возьмет с собой как можно больше чужих жизней.

Найдя сырую ямку около старого пня, он присел в ней, торопливо вставляя в гранаты запалы. Пальцы не дрожали, волнения не было: он уже принял решение и знал – отсюда ему не уйти…

* * *

Земля крепко ударила по подошвам, следом за еще не погасшим куполом парашюта потащило по кочкам, больно врезались в тело лямки подвески.

Волков подтянул стропы, гася купол, поднялся, собрал парашют и начал мигать синим фонариком, поворачивая его в разные стороны. Где они находятся, куда попали после непредвиденной задержки с прыжком Егорова? Там, за далеким лесом, даже, скорее, за перелеском или рощей, разгорался бой – трещали автоматы, гулко застучал немецкий пулемет, ухнули взрывы. Значит, они не так далеко от намеченного для выброски места. Наверное, это отбивается от наседающих врагов Трофимов? Больше некому…

Слева хрустнул под чьей-то ногой валежник. Антон направил на звук ствол автомата.

– Товарищ капитан?

Похоже, Егоров? Или кто-то другой? Он еще не умел различать их по шепоту.

– Сюда!

И правда, Егоров – с собранным в охапку парашютом в руках, встревоженно прислушивающийся к звукам боя.

– Там ребята, недалеко…

– Веди, – Волков побежал следом за ним к зарослям кустов, с опаской поглядывая на начинающее розоветь на востоке небо. Скоро станет светло, а до этого момента группа должна уйти в безопасное место.

– Там бой!.. Мы готовы!.. Надо бежать, помочь, – перебивая друг друга, едва увидев командира, загомонили ребята.

Он только тихо порадовался, что они все здесь, целые, не получившие травм при приземлении, способные двигаться, воевать. Не сглазить бы хоть эту маленькую удачу.

– Отставить! – твердо приказал Антон. – Взять парашюты и за мной, бегом! Это приказ!

И он первым, как еще совсем недавно на базе, побежал к деревьям, нырнув под сумрачный полог леса.

Остальные неохотно последовали за ним. Замыкавший четверку Зверев подумал, что их капитан либо празднует труса, либо…

* * *

Генерал Герберт Отто Тровиц завтракал. Он всегда вставал рано, особенно в период военных действий, с помощью денщика приводил себя в порядок после непродолжительного ночного отдыха и выходил к завтраку. К сожалению, у генерала начали пошаливать почки, поэтому он вынужденно придерживался бессолевой диеты, но кофе был обязателен.

Наливая себе в чашечку мокко – он всегда это делал сам, – Тровиц милостиво кивнул почтительно ожидавшему конца его трапезы адъютанту, разрешая впустить оберста Хахта с ежедневным утренним докладом.

Отпивая мелкими глотками ароматный напиток, генерал искренне пожалел, что нельзя добавить в него немного коньяка – сейчас не стоит рисковать, ударяя спиртным по почкам: впереди множество дел. Но коньяк был бы просто изумительным, тем более в такое веселое солнечное утро.

Ожидая появления Хахта, он поглядел на лепной потолок дома, в котором расположился штаб, – недурно сделано, очень недурно, старая, хорошая работа. Надо будет потом поинтересоваться, что здесь было раньше, при большевиках и до них? Судя по планировке, дом принадлежал какому-нибудь помещику или богатому промышленнику, объявленному советами враждебным классом. Занятно! Человек всю жизнь трудился, создавая себе и своей семье состояние, а потом его объявляют за это врагом именно те, кому он предоставлял работу и давал кусок хлеба. Хвала Господу – немецкая нация, за исключением некоторых выродков, оказалась глухой к учению прославляемого русскими еврея Маркса. Подумать страшно, что могло случиться с Германией, если бы выродкам не свернули вовремя шею…

Его размышления прервал вошедший оберст Хахт. Он щелкнул каблуками и вытянулся у дверей, держа под мышкой папку с бумагами.

– Здравствуйте, полковник, – чуть улыбнулся ему Тровиц. Он старательно избегал нацистских приветствий, считая недостойным для себя, потомка старого прусского рода, уподобляться мелкому лавочнику, визгливо кричащему «Хайль!»

Однако вслух подобные вещи генерал никогда не высказывал, предпочитая держать их при себе, – крикливые лавочники весьма скоры на расправу, а рисковать своей головой по пустякам Тровиц не любил.

– Докладывайте, – бросил он оберсту, доливая себе кофе.

Хахт сделал шаг вперед, открыл папку и начал читать сводку за последние сутки. Слушая его, генерал согласно кивал – все шло как надо: русские под ударами немецких танков откатывались назад, к Минску, цепляясь за каждый клочок земли, пытаясь организовать сопротивление, но впереди уже виден рубеж Березины, и надо прорваться на ее противоположный берег с ходу, опрокинув заслоны ослабленного боями противника. Хахт толковый штабист, он не рассыпался по мелочам, а говорил главное и ненавязчиво подсказывал нужные решения, оставляя за генералом право принять их или отвергнуть. За это его Тровиц и любил, если можно считать любовью определенную привязанность к хорошему адъютанту или толковому штабному офицеру.

Наверняка Хахт уже приготовил в соседней комнате карты с нанесенными на них данными об обстановке на театре военных действий, расположением своих и вражеских частей. Что ж, после кофе, за сигарой можно поработать с картами, а потом подписать сводку для вышестоящего командования.

Однако последняя фраза доклада заставила Тровица насторожиться и нарушила его благодушное настроение.

– Как вы сказали? – отставив чашку, переспросил он. – Парашютный десант?

– Да, экселенц. Ночью русские выбросили группу парашютистов недалеко от местечка Громада. Парашютисты были своевременно замечены командиром следовавшей к фронту и остановившейся на ночлег части, который предпринял все необходимые меры.

Командующий недовольно откинулся на спинку кресла: Хахт явно что-то недоговаривал. Что еще за история с русским десантом?

– Надеюсь, их уничтожили? Есть ли пленные? – потянувшись к ящичку с сигарами, уточнил Тровиц.

– Сброшена небольшая группа, экселенц, – словно оправдываясь, чуть склонил голову оберст. – Один приземлился недалеко от расположения нашей части и после ожесточенного сопротивления был уничтожен. Остальным, к сожалению, удалось скрыться в лесу.

– Вот как, – с иронией сказал генерал, обрезая кончик сигары и раскуривая ее. – Мало того, что в нашем тылу шатаются недобитые русские части, так теперь еще и парашютисты? Что им здесь надо? Разведка? Но мы уже взяли Минск и скоро выйдем к Березине. Позаботьтесь, чтобы они нас не беспокоили.

– Слушаюсь, экселенц. Еще одно, и я заканчиваю. Разрешите?

– Что еще? – сердито буркнул Тровиц.

– Прибыл штурмбанфюрер Шель из штаба Розенберга, – чуть склонив голову набок, сообщил Хахт.

– А-а, искатели сокровищ, – желчно усмехнулся генерал. Он всегда очень не любил полицейских. – Что он намеревается у меня делать?

– Согласно директиве… – начал Хахт, но генерал прервал его:

– Погодите, откуда взялся этот Шель?

– Человек СД, работает в штабе Розенберга, – неслышно подойдя ближе, почтительно напомнил адъютант.

– Хорошо, пригласите его. Сейчас, прямо сюда. А пока готовьте карты, Хахт. Я вас более не задерживаю, спасибо!

Оберст вышел, и тут же в кабинет вошел Гельмут Шель. Вскинул ладонь в нацистском приветствии:

– Хайль Гитлер!

Тровиц в ответ небрежно поднял руку, изучая штурмбанфюрера. Моложавый, чувствуется прекрасное здоровье; дорогое тонкое сукно черного мундира. Еще один соглядатай службы безопасности в его штабе?

– Нам пока нечем порадовать вас, штурмбанфюрер, – рассматривая скопившуюся на дне чашечки кофейную гущу, усмехнулся в седеющие усы генерал: сейчас он найдет, чем занять полицейского. – Мои части наступают в полосе, где нет даже приличных городов. Но для вас есть ответственное поручение, как раз по линии вашего ведомства. Сегодня ночью русские выбросили у местечка Громада разведгруппу парашютистов. Один из них убит в перестрелке, остальные скрылись в лесу. Приказываю вам принять меры к розыску русской раздведгруппы и выяснению их задания. Срок – пять дней! У них не так прекрасно идут дела на фронтах, чтобы по пустякам забрасывать сюда людей.

– Но, господин генерал… – сделал шаг вперед Шель.

– Я вам приказываю! – встал Тровиц, уперев в столешницу большие веснушчатые кулаки. – Если вы не способны выполнить приказ, доложите об этом официально. Идите, оберст Хахт отдаст все необходимые распоряжения.

Как только за Шелем закрылась дверь, Тровиц снова сел и подозвал адъютанта:

– Сделайте мне рюмку коньяка!..

* * *

Жадно затягиваясь сигаретой, Шель читал донесение, пытаясь за его скупыми строками увидеть для себя нечто существенное, позволяющее наметить и немедленно начать проводить в жизнь план неотложных розыскных действий по поимке русских разведчиков.

«…Группу парашютистов, предположительно в составе пяти-семи человек, выбросили ночью в четырех километрах от местечка Громада. Одеты в маскхалаты русского образца и армейские сапоги. Вооружены русским автоматическим оружием армейского образца.

Один из сброшенных парашютистов приземлился недалеко от места временной дислокации гренадерского полка 3378 и после перестрелки уничтожен. Труп захвачен. Каких-либо документов при нем не обнаружено.

Остальные члены группы по неизвестным причинам приземлились северо-восточнее и сумели скрыться в лесном массиве до подхода высланных для их задержания и уничтожения групп мотоциклистов.

Войдя в лесной массив, русские парашютисты держали направление на юго-восток, пытаясь сбить со следа преследовавших их гренадер. Группа двигалась быстро, хорошо ориентируясь на местности в темное время суток, и потому сумела существенно увеличить расстояние между собой и преследователями. В точке 34—36 лесного массива преследуемые сделали короткий привал, после чего, описав широкую дугу, направились на юго-запад.

Судя по оставленным следам и захваченному трупу, все члены русской разведгруппы парашютистов не имеют особых примет. Все примерно одинакового роста – около 170—175 см. Оставленные ими следы позволяют утверждать, что травм при приземлении ими получено не было.

Во время привала в указанном квадрате русская группа провела короткий сеанс радиосвязи. При тщательном осмотре места привала обнаружена содранная в развилке ветвей березы кора, а в куче валежника найден грузик закидной антенны рации русского армейского образца, имевший незначительный дефект крепления и не разысканный группой из-за недостатка времени. Изучение оставленных группой следов дает достаточные основания полагать, что, кроме средств связи, вооружения и боеприпасов, группа имела незначительный дополнительный груз. Шаг парашютистов несколько укорочен, что свидетельствует об их усталости. Дальнейшее преследование было прекращено…»

Шель отложил документ и некоторое время сидел, бездумно уставившись на струйку дыма от сигареты. Чертовы русские! Действительно, генерал прав – у них не так хороши дела, чтобы забрасывать разведгруппы парашютистов в тыл немецких частей. Причем уже не ближний тыл! Что им здесь надо? Что?!

Примяв в пепельнице окурок, Гельмут взял чистый лист бумаги и отвинтил колпачок с вечного пера. Итак, первое – судя по снаряжению, это не диверсионная, а разведывательная группа. Хотя они могут иметь особое задание и быть прекрасно осведомлены о том, где для них подготовлено все необходимое, в том числе и взрывчатка. Кто может дать гарантию, что им не названо такое условное место с оборудованным тайником?

Бог мой, но что здесь взрывать? Ни крупных железнодорожных узлов, ни важных мостов, ни линий коммуникации… Ладно, об этом еще поразмышляем. Пока пойдем дальше.

Второе – учитывая небольшую скорость передвижения группы, равную примерно трем-пяти километрам в час по пересеченной, заболоченной лесной местности, необходимо блокировать весь район ее местонахождения и патрулировать все возможные места их выхода из лесного массива. Необходимы еще и пеленгаторы, чтобы засечь русскую рацию. Машины с пеленгаторами стоит пускать по краям леса, но… пеленгаторов нет, а пока их подтянут, уйдет золотое время. Да и русские не дураки – после сеанса радиосвязи они тут же перейдут в другое место, и потом жди, пока они снова себя обнаружат, а генерал через пять дней потребует отчета!

Гельмут усмехнулся и достал новую сигарету. Как ни странно, поручение генерала Тровица начинало ему нравиться – все развлечение, заодно можно осмотреть окрестные церкви и села. Что такое мелкая, в пять-шесть человек, группа русских парашютистов, особенно когда ее нащупают и обложат? Смертники! Интересен сам процесс поиска и выяснение их целей.

Третье – указать точно, когда произойдет контакт групп преследования, блокирования и патрулирования с русскими парашютистами, невозможно. Кто может знать, сколько они намерены отсиживаться в болотах или чащобе? Искать их там, рискуя солдатами? И так только один парашютист уничтожил почти два отделения, пока его не превратили в решето. Нет, надежнее их караулить по опушкам, у населенных пунктов – лес для русской группы только база и крыша, а сцена, на которой они развернут свои действия, наверняка в населенных пунктах. Там их и подождем – не на годы же они сюда направились! Поэтому получим людей, вызовем людей с розыскными собаками, проинструктируем и расставим по определенным точкам – ждать!

Вот и наметились основные пункты: надежная блокировка района, в котором находится группа русских, захват разведчиков живыми и выяснение цели их прибытия в тыл немецких частей.

Сощурив глаз от дыма зажатой в углу губ сигареты, Шель записал свои пункты на лист бумаги и довольно улыбнулся. Теперь пусть оберст Хахт даст людей и обеспечит все необходимое для выполнения поставленной генералом Тровицем задачи. Причем немедленно!

Русские тоже не боги – тревожная бессонная ночь, погоня, нервное напряжение не могли пройти даром. Наверняка, только оторвавшись от преследования, они сделали где-нибудь в лесной чаще новый привал – им тоже надо отдохнуть и выработать план действий. Если так, то время работает на него, на Гельмута Шеля.

Пока русские будут приходить в себя, он примет все меры к блокированию района. И тогда посмотрим…

* * *

Воздух, казалось, густо настоялся на запахе медуницы – сладком, дурманящем, зовущем к неземным грезам, навевающем прекрасные сновидения. Тихо парила речка, обещая легкий туман, а первые солнечные лучи уже пробрались сквозь густую листву и позолотили стволы сосен, заиграли в каплях росы на высокой густой траве, покрывавшей небольшую поляну. Робко, словно пробуя голос, тихо свистнула лесная птичка, ей ответила другая, где-то далеко дробно застучал по сухой лесине дятел, занятый своей каждодневной работой.

Солнечный луч скользнул по ветке орешника и упал на лицо Волкова. Почувствовав его ласковое тепло, Антон вздрогнул и открыл глаза – неужели он позволил себе задремать? Хорош, ничего не скажешь!

В стороне, забравшись под густой навес низко опущенных еловых лап, вповалку спали ребята – обняв мешки, прижав к себе автоматы, они сладко посапывали, утомленные бешеным бегом по ночному лесу, треском немецких очередей за спиной, хлопками взлетавших ракет, бесконечной сменой направлений, выматывающей душу опасностью быть настигнутыми врагом.

Поняв, что немцы начали их преследовать, Волков приказал бросить парашюты в овраг – не имело смысла таскать за собой лишний груз, и теплилась надежда, что преследователи не найдут их в ночной сумятице погони. И так их приземление не прошло незамеченным, малого, не обошлось без потерь.

Теперь у него нет надежного заместителя, нет больше лейтенанта Трофимова, ушедшего во вражеский тыл под псевдонимом Колючий. Нет! А капитан так надеялся на него.

Но если посмотреть правде в глаза, Колючий спас группу, приняв неравный бой, и теперь спавшие под старой елью ребята и сам Антон обязаны ему жизнью – он подарил им ее, отдав взамен свою…

Чутко прислушавшись к звукам леса, Волков, тихо ступая, обошел спящих, припал к земле ухом и напряженно вслушался – древний как мир способ узнавать о приближении врага. Но по-прежнему безотказный. Земля молчала…

Не выпуская из рук оружия, он спустился к тихой лесной речушке, наклонился над водой, собираясь умыться. Невольно пригляделся к своему отражению в медленной темной воде. Неужели это он? Запавшие глаза, обтянутые кожей скулы, сжавшийся в нитку рот, окруженный небрежной щетиной, успевшей отрасти за последние сутки. Разве сутки прошли, как они здесь? Нет, меньше…

Он медленно расстегнул ремень, стянул с себя маскхалат, почти не плеская водой, вымылся до пояса, умылся, пригладил ладонью волосы и вернулся к месту ночлега.

Ребята все так же спали.

«Сурки! – вздохнул Антон. – Спят, как дома, забыв про опасности, про полный тревожных шорохов лес. Им бы сейчас сидеть на лекциях или сдавать зачеты, гулять с девчонками и гонять в футбол, а они спят в мокрой и грязной одежде, под елкой, во вражеском тылу, обняв автоматы и подсунув под головы мешки с сухарями и взрывчаткой. Жалко их будить, умаялись за ночь, но надо…»

Он тихонько потряс за плечо Зверева. Тот замычал, не открывая глаз, повернулся на другой бок. Пришлось потрясти сильнее. Наконец тот проснулся, сел.

– Что?

– Будите остальных. Перекусим и двинемся дальше. Умоетесь на речке, по одному и тихо. Не шуметь, огня не разводить, – шепотом сказал Антон. – Тихий готовит завтрак. Консервные банки и все отходы в ямку и заложить дерном. Аккуратненько!

Зверев понимающе кивнул и начал расталкивать ребят…

– Где потеряли грузик антенны? – после завтрака спросил Волков. – Понимаете, что это метка для врага?

– Новый приладим, товарищ капитан, – виновато улыбнулся Костя.

– А старый уже немцы могли найти, – доставая карту, объяснил Антон. – Сейчас наше спасение в беспрерывном маневрировании. Нельзя долго задерживаться на одном месте. Противник о нас знает, наверняка ищет, идет по следу. Пока удалось оторваться, но вот как дальше?

Развернув на коленях карту, он достал компас, стараясь определиться на местности.

– В таком лесу? Найти? – усмехнулся Егоров.

– Не считайте их глупее себя, – не отрываясь от карты, сделал ему замечание командир. – Почему вы оставили свой пост? Кто разрешил? Вы несете боевое охранение!

Любитель подхватил автомат и, дожевывая на ходу сухарь с куском сала, исчез в кустах. Остальные молчали, выжидательно глядя на капитана.

– Мы примерно тут, – показал он ребятам точку на карте. – Точнее определить трудно, поскольку всю ночь петляли. Будем считать ошибку в определении нашего места минимальной. Тогда здесь, – Антон ткнул пальцем в маленький серый прямоугольничек, – хутор. Попробуем выйти к нему, определимся и двинемся дальше по маршруту. На сбор даю три минуты. И чтобы не осталось следов!

Когда они выбрались на опушку и затаились в густых кустах, день уже разгорался. Высоко поднялось солнце, стрекотали в траве кузнечики, пряно пахло разогретой землей, и совсем не было похоже, что идет страшная война. А здесь притаились люди с оружием…

Отодвинув ветку, Волков поднял бинокль, внимательно осматривая хутор, постройку за постройкой – здесь ли его хозяева или их смел с насиженного места вихрь военного лихолетья, погнал в неведомые края? Если они дома, то почему до сей поры не показались, почему нет дымка над трубой, почему не видно никакой живности во дворе?

Он осматривал добротный, на каменном фундаменте, дом, большой дощатый сарай с распахнутыми створками ворот, за которым виднелся ворох прошлогоднего сена, а может быть, соломы – отсюда не понять.

– Рассредоточимся, – обернувшись к ребятам, приказал капитан. – Любитель осматривает хутор, мы прикрываем. Если там нет никого, подходим к нему по одному, но на открытом месте не торчать! Знаете, как входить в дом? – спросил он у подобравшегося Егорова.

– Учили, – буркнул тот, поудобнее перехватывая автомат.

– Заходите с задов, против солнца, – уже в спину ему сказал Антон.

Подняв бинокль, он стал смотреть, как Любитель пробирается по опушке ближе к хутору…

Собственные шаги казались Егорову слишком громкими в тишине. Вот последний куст, за ним – заросшая травой поляна, потом изгородь из жердей, а там и сарай с распахнутыми воротами. Выходить на поляну ему вдруг стало страшно, почти так же, как перед открытым в темноту люком самолета, когда пришло время сделать шаг в пустоту. Он неожиданно почти физически ощутил, какова она – опасность.

Ночью, когда, обливаясь жарким потом, бежали по лесу и натыкались на стволы деревьев, страха не ощущалось. Или просто некогда было бояться – надо бежать, бежать, бежать?.. Бежать так, чтобы затихли вдалеке выстрелы и перестал доставать свет немецких ракет, бежать, уходя от погони. Только одно в голове – не споткнуться о корни, не упасть, не свернуть себе шею, спускаясь по откосам оврагов, не сломать ноги, прыгая через поваленные ветром стволы. И бежать, бежать!..

Вот тогда он понял истинную цену кросса, устроенного командиром на базе, – понял, что, если бы с ними остался Сашка Попов, им не уйти, не запетлять, не запутать следы, не оторваться. Не остаться в живых, не выполнить ответственного задания.

«Ну, давай!» – подбодрил он себя, набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и перебежал полянку. Прижался спиной к теплым шершавым доскам сарая, положил палец на спусковой крючок автомата и медленно пошел вдоль стены, чувствуя, как от напряжения сводит лопатки. Вдруг здесь притаилась засада и невидимый враг уже ждет, пока он выйдет из-за угла, чтобы выстрелить первым и убить его? Прилетит маленький кусочек свинца, выпущенный из чужого оружия, сделанного в далекой стране, – и не станет Кольки Егорова, недоучившегося студента-химика, мечтавшего работать дипломированным технологом.

Он заставил себя повернуть за угол и вновь облегченно вздохнул – никого! Немного осмелев, Егоров заглянул внутрь сарая. Ничего особенного – почерневшие от времени ясли, стойло для коровы да валяется на земле припорошенная пылью забытая хозяевами щербатая деревянная ложка.

Шагнув внутрь, Николай осмотрелся – ворох сена почти под крышу, видно, запасливый хозяин жил на хуторе, – полосы света, проникающего сквозь зазоры между досками и какое-то подозрительное шуршание. Егоров быстро вскинул автомат и уже хотел нажать на спусковой крючок.

Из-под сена вылезла рябая курица, хлопнула крыльями и, смешно дергая головой, побежала вон, на волю. Николай облегченно улыбнулся и вытер покрывшийся испариной лоб – еще немного, и он полоснул бы по курочке рябе очередью.

Выйдя из сарая, разведчик перебежал к дому, приник глазом к щели в неплотно прикрытых ставнях. Ничего не видно, только сумрак. Вроде в хате пусто?

Поднявшись по ступенькам, он толкнул дверь ногой, выставил перед собой ствол автомата и шагнул в сенцы. Втянул ноздрями воздух и уловил запах пыли и незнакомых, чужих сухих трав. Вновь по спине пробежал холодок, вызвав чувство близкой опасности и тревоги. Где же хозяева?

В горнице был сумрачно. Из мебели – только самодельный комод с выдвинутыми ящиками да сиротливо стояла в углу огромная деревянная кровать. На полу валялся раздавленный коробок спичек. Не решившись переступить порог, Егоров вернулся на крыльцо и призывно помахал рукой. Вскоре из-за кустов появился радист, перебежал полянку и скрылся в сарае. Значит, и ему туда? Стараясь держаться ближе к стене, Егоров тоже пошел к сараю, где уже собрались остальные.

– Как в доме? – устало опускаясь на землю, спросил командир. – Не наследили? Пол, наверное, пыльный?

– Догадался, – солидно ответил Егоров и мысленно похвалил себя, что не пошел в горницу.

Голова у их командира соображает: если дом станут проверять немцы, они могут обнаружить следы, потому, наверное, и велел всем собраться здесь, в сарае.

– Надо было прикрыть нас, когда мы выходили из леса, – Волков оглядел сарай, повернулся к Звереву. – Выбейте доски в задней стене! Так, чтобы не было заметно со стороны и можно быстро вылезти.

Тот, недоуменно пожав плечами, выполнил приказ.

– Тихий, в охранение. Сделаете дыру в крыше и наблюдать. Остальным отдыхать. Серый, разворачивайте рацию. Передадим, что мы на маршруте и скоро двинемся дальше. Время не ждет!

Забравшись под крышу, Зверев начал сдирать сухую дранку. Он недоумевал – никого, тихо, нашли забытый Богом и людьми хутор. Почему здесь не отдохнуть в человеческих условиях, не привести себя в порядок? Куда так торопится командир, куда их ведет, зачем? Что они здесь ищут, старательно прячась от всех?

Наконец дранка поддалась его сильным рукам. Расширив отверстие, он поглядел наружу. Взору открылись широкая луговина, изгиб блестевшего под солнцем ручья, кусты на опушке леса. Повернувшись в другую сторону, Зверев выломал еще несколько пластин дранки. Теперь можно поглядеть, что делается перед воротами.

Внизу он увидел двор хутора, рябую курицу, копавшуюся в траве у изгороди, за которой пролегала узкая поросшая травой дорога, убегавшая в перелесок – зелененький, веселый, с густым подлеском между медно-темных стволов старых сосен, важно качавших темными вершинами. Перед ними расстилалось поле с успевшей заколоситься то ли рожью, то ли пшеницей. Зверев был чисто городским жителем, родился и вырос в Ухте. В деревне ему бывать, конечно, приходилось, да и городок-то его был невелик, но отличить, что именно растет на поле, если это не горох, он не мог.

По небу плыли легкие курчавые облака – высокие, белые как вата. Шальной шмель стукнулся в дранку крыши и улетел дальше по своим делам. Сонный покой, припекающее солнышко, тишина…

Серый настроил рацию, стал слышен торопливый стук ключа, и Зверев подумал, что Косте легче, чем остальным – он ниткой радио незримо связан с оставшимися среди своих, где нет выматывающих душу погонь, хлопков взлетающих осветительных ракет, тухлых лесных болот и коротких, не дающих отдыха привалов. Там не надо осторожно прислушиваться к каждому шороху, подкрадываться к пустым домам и забираться в пыльные сараи, до самой крыши забитые прелым сеном.

Он прикрыл глаза и представил себя в Москве, идущим по Охотному ряду с новенькой медалью на груди. Значки, медаль, походка бывалого человека… А потом в институт физкультуры, в борцовский зал, снова втянуть ноздрями знакомый запах раздевалки – запах здоровых мужских тел и пропотевших борцовских трико, – и на ковер!

Внизу перестали стучать на ключе. Открыв глаза, Зверев поглядел в дырки, обозревая окрестность, и, не увидев ничего подозрительного, свесился вниз, навалившись грудью на жалобно скрипнувшую под его тяжестью жердь, заменявшую поперечную балку. Радист сматывал антенну, а капитан, морща лоб и хмурясь, читал ответную радиограмму, потом поднес к ней зажженную спичку и растер подошвой сапога по полу пепел сгоревшего листка. Интересно, что там передали? Какие приказы отдает начальство их капитану?