Текст книги "Взять свой камень"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Решив больше не отвлекаться, Зверев снова поглядел в дыры, проделанные им в крыше сарая. Как там рябая курица, где она? Курицы не было видно. Тогда он поглядел в другую сторону – там тоже ничего заслуживающего внимания, все тот же ручей и луговина, те же кусты на опушке…

Тонкий, похожий на комариный писк, звук заставил Зверева насторожиться – он обеспокоенно повертел головой, заглядывая в дырки, но ничего не увидел. Внизу, что ли, балуются? Однако внизу все были заняты делом – набивали патронами диски автоматов, перекладывали поклажу в мешках, освобождая от лишней ноши радиста. Тогда что и где пищит?

Звук стал громче, распался на разные тона – уже можно отличить стрекот и гул, идущие по направлению к ним. Что такое – непонятно.

– Командир! – негромко позвал Зверев. Через секунду капитан оказался рядом с ним.

– Что?

– Слышите? —шепотом спросил Тихий.

– Немцы! Собираться, быстро! – наклонившись вниз, крикнул Антон.

– Вон, вон, смотрите! – схватил его за руку Зверев, показывая в сторону дороги.

Антон закусил губу от досады. Отрезая хутор от леса, подпрыгивая на кочках, неслись немецкие мотоциклы. На одном из них в люльке торчал стволом вверх пулемет в дырчатом кожухе.

Волков быстро обернулся к другому пролому. Из перелеска выскочили еще несколько мотоциклистов; следом, тяжело переваливаясь и поднимая пыль, выполз бронетранспортер. В кузове матово светились под ярким солнцем каски солдат, а над ними качалась гибкая антенна рации. Немцы обкладывали хутор по всем правилам, наглухо затягивая узел «мешка».

– Вниз, вниз, – потянув за собой Зверева, Антон спрыгнул на утоптанный земляной пол. Обвел глазами сразу побледневшие лица ребят.

– Мы не сдадимся, – просто сказал Егоров. – Пусть даже не думают нас взять.

– Нельзя ввязываться в бой, у нас совсем другая задача, – проверяя автомат, ответил Волков. – Уйти уже точно не успеем, нас заметят, начнется преследование. Это наверняка патруль, фашисты усиленно нас ищут! Быстро прикрыть ворота сарая, но не до конца! Оставьте щель.

Зверев кинулся выполнять приказ, еще не очень понимая, что задумал капитан. Петли ворот скрипнули, створки почти сдвинулись, оставив широкую щель. В сарае сразу стало темно, словно наступили сумерки и солнце село за лес.

– Слушать меня! Все зарываемся в солому, и ни звука! Что бы ни случилось! В случае обнаружения кидать гранаты и отходить к лесу, прикрывая друг друга!..

Разбрызгивая воду, первый мотоциклист перескочил мелкий ручей и, оставляя в пыли мокрые следы рубчатых шин, выкатился на двор хутора.

Следом подтянулись остальные. Поднимая на лоб запыленные большие очки, немцы слезали с седел мотоциклов, громко переговаривались и смеялись. Подъехал бронетранспортер, из него высунулся офицер в пилотке и махнул затянутой в перчатку рукой в сторону дома и сарая. Слов его команды слышно не было за шумом моторов.

Двое солдат медленно, держа оружие наготове, пошли к дому. Ударом ноги распахнули дверь. Наблюдавший за ними Егоров замер и подумал, что могло сейчас произойти, если бы он вовремя не удержался и наследил на пыльном полу. Конец! Немцы начали бы все обнюхивать и тщательно проверять.

Зверев словно прикипел глазом к щели в стене сарая и жевал соломинку, не чувствуя ее горьковатого вкуса. Внутри у него все дрожало, как перед схваткой на ковре, когда против тебя выходит сильный и незнакомый противник. Крылов прикрыл глаза, боясь шевельнуться, выдать себя неосторожным движением, шорохом, стуком. Волков напряг слух, стараясь разобрать, о чем говорят немцы.

Трое солдат подошли к сараю. Один широко распахнул ворота и презрительно сплюнул, поглядев на солому, пустые ясли и щербатую деревянную ложку, валявшуюся на земляном полу. Второй шагнул внутрь, повертел головой, осматриваясь, но дальше не пошел. Третий стоял у входа, прикрывая сослуживцев и держа наготове автомат.

– Пусто! – крикнул, выходя из сарая, второй солдат. В это время на крыльце дома появились осматривавшие его немцы. Шагавший впереди рябой ефрейтор отрицательно помахал рукой.

Немец у ворот сарая закинул автомат за спину и зло пнул створку ворот сапогом.

– По машинам! – скомандовал офицер, садясь в бронетранспортер.

– Может, они не нас ищут? – свистящим шепотом спросил Зверев.

– Нас, – тихо ответил Антон.

Бронетранспортер уже развернулся, а мотоциклисты сели в седла, когда из кустов, как ошпаренная, вдруг вылетела рябая курица и ошалело заметалась по двору, не зная, куда спрятаться.

Сухо треснула автоматная очередь. Пули выбили землю рядом с хлопавшей крыльями курицей, заставив ее метнуться в другую сторону. Немцы весело засмеялись над неумелым стрелком, промахнувшимся по такой завидной «дичи».

– Чтоб тебе провалиться! – сквозь зубы выругался Егоров, моливший всех богов, чтобы курица не вздумала кинуться к сараю, ища спасения в его привычном сумраке.

Но проклятая птица, словно назло ему, побежала именно к сараю и протиснулась между неплотно прикрытых створок ворот. Вслед ей прогремела еще одна очередь.

Ефрейтор, осматривавший дом, привстал в седле мотоцикла и что-то сказал офицеру. Тот в ответ засмеялся и махнул рукой. Бронетранспортер, смяв изгородь из жердей, выкатился к дороге. Следом, обтекая и перегоняя его, понеслись мотоциклы. Посередине двора остался стоять один мотоцикл с коляской.

– Внимание! – предупредил Волков. – Немцы пойдут сюда, быть наготове!

Рябой ефрейтор слез с мотоцикла и пошел к сараю. Оставшиеся у машины два немца наблюдали за ним с ехидными усмешками.

– Эй, Каттнер! – крикнул один. – Не лучше ли сразу запалить сарай? Заодно будет жаркое из курицы.

Каттнер, не отвечая, снял пилотку и вытер ею потное, покрытое пылью лицо.

– Дать спички? – с ухмылкой спросил другой солдат. Он вылез из коляски и направился следом за ефрейтором.

– Раздвиньте доски лаза, быстро! – приказал Антон ребятам. – Первого беру на себя. Ни в коем случае не стрелять!

Каттнер шел к сараю неспешно, явно намереваясь наконец-то поймать ненормальную птицу. Отстав от него на два-три шага, шел второй немец, весело подбрасывая на ладони спичечный коробок.

Бронетранспортер уже скрылся из глаз, въехав в перелесок, унеслись мотоциклисты, и только удаляющийся рокот моторов еще висел в воздухе.

– Вдруг я окажусь удачливее на охоте? – засмеялся солдат, обгоняя ефрейтора Каттнера.

– Ну-ну! – шутливо пригрозил ему тот.

Ребята еще не успели ничего понять, как искатель удачи в охоте на курицу рухнул на пол от удара прикладом автомата в висок. По-кошачьи бесшумно перепрыгнув через его тело, Антон рывком втянул внутрь сарая только-только переступившего порог Каттнера и сильно рубанул его ребром ладони по шее. Ефрейтор без звука кулем осел на руки подоспевших Зверева и Егорова.

– Заткните ему рот, – приказал Волков и ужом выскользнул в пролом задней стены сарая.

Подскочил Костя Крылов, навалился на ноги ефрейтора, лежавшего на земляном полу. Зверев, взяв у Егорова ремень, сноровисто стал вязать немцу руки, а сам Егоров запихивал пленному в рот пилотку. Запихивал неумело, обдирая до крови пальцы о зубы начавшего приходить в себя пленного, ошалело вращающего глазами.

Быстро оттащив Каттнера в сторону, ребята притихли, напряженно прислушиваясь, но выглянуть из сарая не решались. Вскоре послышался голос их командира:

– Любитель, ко мне!

Держа автомат наготове, Егоров выскочил во двор. Капитан засовывал в коляску мотоцикла тело третьего немца. На спине его мышастого мундира расплывалось темное пятно. Опустив автомат, Егоров подошел ближе, с опаской поглядывая на убитого.

– Живей! – схватился за руль мотоцикла Волков. – Помоги закатить!

Они вкатили мотоцикл с убитым немцем в сарай и поставили ближе к дощатой стене. Туда же отволокли незадачливого охотника за курицей. Забросав мотоцикл и трупы сеном, отправились к лесу, ведя за собой пленного. Егоров предложил:

– Может, поджечь? – и кивнул на оставленный ими сарай.

– На дым сбегутся, – оборвал его Зверев и толкнул в спину замедлившего шаг Каттнера.

От хутора уходили быстро, все дальше и дальше углубляясь в лес. Несколько раз меняли направление. Немец сопел, взмок, его мундир покрылся темными пятнами на спине и под мышками, ноги заплетались, лицо стало бледным.

Облюбовав овражек с густыми кустами на склоне, командир приказал остановиться на привал.

– У нас мало времени, – обратился он на немецком к ефрейтору, сделав знак Крылову вынуть кляп у пленного.

Немец жадно хватал свежий лесной воздух широко открытым ртом, испуганно переводя взгляд с одного разведчика на другого. Когда им сегодня приказали отправиться на поиски парашютистов, он воспринял это как увеселительную прогулку. Кто бы мог подумать, что именно ему придется попасть в плен к «лесным призракам», как их уже успели окрестить солдаты?

– Я военнопленный! – быстро ответил Каттнер. – Могу ходатайствовать о сохранении вам жизни, если…

– У нас мало времени! – прервал его Антон. – Фамилия, имя, номер части, задание?

– Иоахим Каттнер, ефрейтор, тридцать пять лет… У меня двое детей, и я социал-демократ! Я рабочий!

– На вашем мотоцикле была эмблема – голова собаки. Это эмблема химических частей? – снова прервал его Волков. – Почему вас, химиков, бросили на розыски? Что делает здесь ваша часть? Отвечайте, быстро!

Лучше других владевший немецким Егоров вполголоса переводил остальным ответы и вопросы. Сидя на земле, ребята с напряженным вниманием слушали – еще бы, первый немец, с которым они говорят. Пусть допрашивает один командир, но все же здорово он владеет немецким! Так и чешет, как натуральный «ганс»!

– Вы жили в Берлине? – искательно заглядывая Волкову в глаза, спросил Каттнер, пытаясь перевести разговор на другую тему. – В каком ките, то есть районе, столицы? У вас произношение берлинца.

– Будете отвечать на вопросы? Мне еще долго ждать? – поиграл Антон желваками.

– Приказали выделить солдат для ваших розысков, – пожал плечами ефрейтор. – Здесь какой-то черный СС распоряжается. О нем я ничего не знаю! – быстро добавил он.

– Так, – помрачнел командир. – Откуда выехали, где стоит ваша часть, в каком месте? – он достал карту, развернул ее, показывая немцу.

– Не умею читать русскую карту, – отвел глаза тот. – Мы стоим в Озерном. Участок для патрулирования выделили от расположения части до местечка Броды. В Озерном мы должны оборудовать объект, но его назначения я тоже не знаю. Возможно, нас еще передислоцируют ближе к Минску или Смоленску. Что вы собираетесь со мной делать?

– Где еще стоят ваши части? – сворачивая карту, спросил Волков. Он уже отлично понял, что от Каттнера многого добиться не удастся, а таскать его за собой по лесу…

– Не знаю, – привычно повторил немец. – Ваша армия бежит, на что вы надеетесь? Вас все равно поймают, не сегодня, так завтра! Здесь кругом стоят наши части, постепенно двигаясь к фронту.

– Ну что будем с ним делать? – повернулся к ребятам Антон. – Не таскать же его за собой по лесу.

Все испуганно молчали. Крылов несмело предложил:

– Завязать глаза и отпустить по дороге? Все-таки он пленный…

Волков невесело усмехнулся, рассматривая документы Каттнера и немцев, убитых на хуторе. Фотографии, письма, солдатские книжки, круглые медальоны с номерами, во всех армиях мира прозванные «медальонами смерти».

Слова Каттнера об эсэсовце его встревожили – неужели службы безопасности уже пронюхали об архиве и материалах, которые вез Денисов? Тогда дело плохо, иначе зачем вдруг появился эсэсовец, распоряжающийся поисками парашютистов? Для этого есть армейская контрразведка и фельджандармы.

Продолжать допрос ефрейтора? Бесполезно, больше из немца ничего не выжать – он, как попугай, опять будет твердить одно и то же. Еще не знающие поражений, твердо верящие своему фюреру и силе принятой присяги, приученные к жесткой, палочной дисциплине, немецкие солдаты не столь податливы на допросах. Тем более в подобной обстановке, когда он считает себя жертвой странных и нелепых обстоятельств, которые скоро непременно изменятся в его пользу – русских всего четверо, а ищет их множество хорошо обученных, обеспеченных техникой и связью солдат, а ими командуют опытные офицеры, уже прошедшие Голландию, Францию, Польшу.

– Рабочим был, – совсем тихо добавил Егоров.

– Тихий, – приказал Волков, – отведите его в конец оврага.

Зверев побледнел и сжал рукоять висевшего на поясе ножа так, что побелели костяшки пальцев.

– Капут! – выпучив глаза, заорал немец, видимо, поняв, что с ним сейчас сделают «лесные призраки». – Капут!

– Выполняйте приказание, – поторопил Волков, – а то он весь лес переполошит.

Не глядя на ребят, Зверев взял пленного под локоть и потянул за собой. Тот начал упираться, брыкаясь ногами, норовя пнуть своего конвоира по голени тяжелым кованым сапогом. Зверев разозлился, схватил немца за связанные сзади руки, повалил и поволок по земле, сминая траву и мелкие кусты, не обращая внимания на отчаянные вопли.

– А-а-й! – взвизгнул немец, и крик внезапно оборвался.

Вернувшись, Зверев бросил на колени Егорову его ремень:

– На!

Тот брезгливо отбросил его в кусты, потом вытер руки пучком травы и долго тер ладони о зеленую ткань маскхалата.

– Смотрите сюда, – развернув карту, подозвал всех ближе к себе командир. – Плотность немецких частей здесь большая. Даже химиков уже подтянули. Тут Озерное, здесь Броды, а вот тут деревня Погосты. Завтра мы должны быть там.

* * *

Гельмут Шель читал очередную сводку. Во время патрулирования границ блокированного района пропали трое солдат моторизованного взвода химической части. Двух из них вместе с мотоциклом обнаружили в сарае хутора, который до этого осматривала патрульная группа.

Обнаружили, конечно, только трупы без документов. Один убит ударом в висок, второй заколот ножом. Возможно, нож был брошен в солдата с большой силой – клинок раздробил кости.

«Крепкая сталь, – невесело усмехнулся Гельмут, – да и рука, пустившая в ход этот клинок, не из слабых. Значит, русские выбросили здесь хорошо подготовленных профессионалов».

Третьего солдата не нашли. Шель почти не сомневался, что его увели с собой русские десантники – увели в дремучий лес, допросили и… Война! Еще прибавится вдов в Германии, еще трех солдат не будет в строю.

Но каковы русские! Суметь спрятаться на хуторе и не быть обнаруженными поисковой группой! А потом выждали момент, захватили языка, убили двух солдат и ушли в лес без потерь. Нет, оберст Хахт, высказавший предположение, что русские перебрались в другой район, неправ: они не ушли, они здесь!

Рыщут по лесу, выходят к населенным пунктам. Но что их тут держит, что им надо, чего они ищут? Что или кого? Как узнать, как проникнуть в их тайну, все более и более занимающую ум Шеля?

Он уже сутки не расставался с мыслями об этой загадке и решил, что непременно надо поймать живым хотя бы одного из этих «лесных призраков» и как следует допросить его, вывернуть наизнанку, содрать кожу, загнать иглы под ногти, но добиться ответа, узнать разгадку! Однако для этого как минимум сначала надо поймать хотя бы одного. Заколдованный круг! Отправная точка смыкается с конечной, и все начинается сначала…

Предположим, русские сейчас опять в лесу – им надо увести подальше от хутора пленного, допросить его, отдохнуть и решить, как быть дальше. Все вполне логично. Хотя можно ли говорить о логике, имея дело с таким противником?

Не обстоятельства вынудят их пока оставаться в лесу! Поэтому надо распорядиться повысить бдительность в каждом населенном пункте, где стоят немецкие части, направить туда опытных сотрудников контрразведки и продолжать патрулирование. Продолжать, не допуская более преступной беспечности и новых потерь личного состава. Заглядывать в каждую щель, тщательно обшаривать все погреба и ямы, чердаки и сараи. Найти «призраков» и взять живыми!..

Глава 5

Наступлению на западном направлении – через Минск и Смоленск на Москву – немецко-фашистское командование придавало исключительное значение. В плане «Барбаросса» указывалось, что падение Москвы означало бы решающий политический и экономический успех и, кроме того, потерю русскими наиболее важного узла дорог.

На западном направлении противник сосредоточил самые сильные группировки войск: там наступали две полевые армии и две танковые группы из четырех имевшихся у немцев к началу войны. Одну из них – 2‑ю танковую группу – возглавлял бывший генерал-инспектор подвижных войск генерал-полковник Гудериан, считавшийся у нацистов «отцом» теории танковой войны.

Выход 3‑й танковой группы немцев в район Молодечно, а группы Гудериана к Барановичам сильно осложнил положение советских войск, а вступление всех соединений группы Гота и 9‑й армии немцев в полосу Западного фронта значительно увеличило численное превосходство противника. Используя выгоду сложившейся обстановки, немецко-фашистское командование потребовало от командующих своих танковых групп ускорить выдвижение к Минску с целью окружения соединений Красной Армии, действовавших к западу от столицы Белоруссии.

Пристально следя за развитием событий на Западном фронте, Ставка главного командования разрешила отвести наши войска. 25 июня командующий Западным фронтом приказал отходить 13, 3, 10 и 4‑й армиям. Причем отходить, имея в авангарде танки, а конницу, противотанковую артиллерию и инженерные подразделения со средствами заграждения – в арьергарде. 6‑й механизированный корпус должен был отойти к Слониму, 13‑я армия – на рубеж Илия—Молодечно—Листопады—Гераноны, 3‑я армия на рубеж Гераноны—Лида—устье реки Щара, 10‑я армия на линию Слоним—Бытень, а 4‑я армия – на линию Бытень—Пинск [6]6
  Архив МО СССР ф. 208, оп. 10169, д. 17, л. 59.


[Закрыть].

Однако этот приказ уже невозможно было выполнить: для отхода войск 3‑й и 10‑й армий оставалась лишь узкая полоска не занятой противником территории. Грунтовые дороги раскисли от бесконечных дождей, непрерывно налетала немецкая авиация, изматывали арьергардные бои с численно превосходящим противником, не хватало транспорта и горючего.

26 июня 39‑й моторизованный корпус группы Гота вышел к Минскому укрепленному району…

* * *

Утро выдалось сырым, мозглым, с обильной росой и густыми туманами, пеленой лежавшими в низинах. Казалось, вот-вот заморосит мелкий нудный дождь, намочит все вокруг, заставит раскиснуть лесные дороги и тропки. Низко висели серые тяжелые облака. Чуть не задевая верхушки высоких елей, они уплывали под набежавшим ветерком, а на смену им приплывали другие – такие же серые, мрачные.

Сырость словно пропитала все вокруг – деревья, листву, траву под ногами, одежду, ставшую тяжелой, неудобной, плохо согревающей. Вчера вечером наконец-то удалось поесть горячей пищи.

Забравшись в глухой овраг, они разожгли небольшой костерчик из сухих березовых веток, практически не дающих дыма, зато горевших ровным жарким пламенем. Сварили из концентрата каши с салом, вскипятили чай – ароматный, припахивающий дымком; он размягчил души, согрел и даже как-то успокоил.

У них были фляги со спиртом, и командир разрешил немного капнуть в кружки с чаем – все-таки спать придется на влажной земле, а позволить себе роскошь заболеть никто из них не мог, не имел права.

Залив костер, ушли с места привала и отмахали по лесу добрый десяток километров, пока не устроились на ночлег на сухом пригорке, среди густого ельника. По очереди, сменяя друг друга, несли охранение, а вернувшись, норовили забиться меыжду спящими, чтобы скорее согреться. Костя Крылов даже подумал, что раньше он и предположить не мог, как холодно бывает в лесу летними ночами.

Хотя какой он видел лес? Дачную местность под Москвой да пионерские походы с веселыми кострами и белыми палатками. А тут – глухой бор, растянувшийся на многие километры, чащобы, буреломы, сырые овраги. Несколько раз они натыкались на следы кабанов и лосей, мелькал в кустах испуганный зайчишка, улепетывая от людей, забредших в глухомань. Зато капитан чувствует себя в лесу как зверь, словно медведь или даже, скорее, волк.

Поднял их командир затемно. Огня не разводили, пожевали сухарей, быстро собрались и пошли – след в след, привычно держа дистанцию и уже научившись подмечать вокруг то, что раньше казалось малозначительным, не стоящим внимания: человек быстро взрослеет в опасностях, особенно на войне.

Через два-три часа забрезжил рассвет, и вскоре они вышли к опушке леса. Впереди, за рощей – чахлой, почти просматриваемой насквозь, – стояла деревня. Перед ней лежало поле, покрытое туманом, из которого выплывали темные избы на краю селения, высокая колокольня старой церкви на пригорке и рядом с ней зеленая крыша большого дома.

Залегли в кустах, привычно не обращая внимания на сырость. Командир достал бинокль и начал осматривать рощу, поле, дома.

– Погосты, – тихо сказал он. – Пришли.

Сильная оптика приблизила к глазам Антона корявые стволы берез в роще, сгустившийся посередине ее туман, мокрую траву на поле, пустую улицу, уходящую к центру селения. Никого, только сипло перекликаются невидимые петухи да взбрехивает где-то собака.

Деревня оказалась большой, многие дома окружены садами, на задах – огороды, темные баньки, навесы с аккуратно выложенными поленницами. Посреди улицы – колодец с высоким журавлем; тускло поблескивал в сером утреннем свете крест на маковке церкви, над некоторыми трубами легко курился дымок, расплываясь в сером воздухе. Немцев не видно, жителей тоже…

Поведя биноклем немного влево, Антон нашел второй дом от леса, где его должны принять, после того как он скажет пароль, – там явка, полученная в Москве. Попытался разглядеть, есть ли около избы ульи? Ага, вон они, торчат из тумана, как грибы, и на среднем снята крышка – значит, все нормально. Именно такой знак должен подать хозяин явки, если к нему можно приходить без опасений. Что ж, идти или подождать, понаблюдать еще?

Но сколько ждать, сколько наблюдать? В таком виде в деревню не заявишься – в маскхалате и с автоматом в руках. Надо переодеваться, шагать по дороге до домов, а это требовало времени. И группу необходимо надежно укрыть…

– Любитель, – позвал Волков и, когда Егоров подполз, передал ему бинокль. – Наблюдайте за деревней. Докладывайте, что увидите.

Антон развязал свой вещевой мешок, достал помятый дешевый гражданский костюмчик, стоптанные желтые полуботинки, полосатую рубаху, галстук. Снял с себя маскхалат, начал быстро переодеваться.

Искоса наблюдавший за ним Зверев ревниво отметил, что у командира развитая мускулатура, почти как у хорошего борца – бугры мышц катались под кожей, ни грамма жира только, пожалуй, немного суховаты ноги, да и староват, чтобы ставить рекорды и выигрывать первенства. На этом Николай и успокоился, прислушался к монотонному бормотанию Егорова:

– Прошла женщина с ведром, стоит у колодца… Пошла обратно…

– Так, слушать внимательно, – рассовывая по карманам всякую мелочь, приказал Волков. – В деревню иду я один. Вы переходите вон в ту рощу и ждете.

– В ней деревьев, как волос у лысого, – возмутился Крылов.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Антон. – Вас там никто и не подумает искать. Видели, туман скопился? Значит, там удобная ложбинка. Заляжете и замаскируетесь. Главное – не обнаруживать себя и как зеницу ока беречь рацию. Даже если меня начнут на ваших глазах убивать, приказываю не трогаться с места и ждать!

– Чего ждать, товарищ капитан? – недоуменно поглядел на командира Егоров.

– Моего возвращения, – пояснил Волков. – Если не вернусь до вечера, скрытно уходите на место последней ночевки. Там ждете до утра и в установленное время выходите на связь с центром, сообщаете о своих делах.

Ребята молчали. Потом Зверев предложил:

– А если вместе, а, товарищ капитан? Мы прикроем!

– Нельзя, – помедлив, Антон обнял каждого из ребят. – Ну, давайте к роще. И ждать! За старшего остается Тихий.

Присев в кустах, он следил, как парни переползли поляну и скрылись за деревьями. Ну, теперь пора и ему. Встав, Антон прошел по опушке больше километра и только потом вышел на тропинку, протоптанную через поле к деревне. Не таясь, пошел открыто, ссутулив плечи и всем своим видом показывая, что бояться ему нечего и некого, просто идет усталый человек, наконец-то завидевший жилье.

Подойдя к нужному дому, Волков толкнул калитку и вошел во двор. Поискал глазами половик у двери, чтобы обтереть грязные полуботинки, но не нашел и стукнул костяшками пальцев в окно:

– Эй, хозяева?!

Никто не откликнулся. Он обошел дом – пустая собачья конура, ульи, сарай, дрова под самодельным навесом, забытые грабли, прислоненные к стене, кучка мусора около деревянного нужника.

– Вам, звиняйте, кого надоть? – вдруг услышал он за спиной. Обернувшись, увидел плюгавого мужичонку в мятом долгополом пиджаке, облокотившегося на изгородь. Он с любопытством разглядывал явно городского человека, в лихолетье занесенного в их деревню.

– Мне? Деда Матвея, – Волков подошел к ограде ближе к мужичку. Тот не изменил позы, только улыбнулся, сморщив заросшее щетиной лицо.

– Кто же вы ему будете? – с деревенской непосредственностью продолжал выспрашивать он. – Чегой-то я вас не припоминаю, га?

– Немудрено, – тоже улыбнулся Антон. – Я тут год назад был, на охоте. И то недолго, так что встретиться не могли. Приехал на сутки и уехал, вот и все.

– Вполне могет быть, – легко согласился мужичок, – всего не упомнить. Жисть бежит, катится… А деда-то нету!

– Помер? – непритворно ахнул Волков.

– Не, миловал господь, – повернувшись к церкви, небрежно отмахнулся крестным знамением мужик. – На покос он подался, недалече тута, ага. Могу, этта, позвать, ежели надобность.

– Спасибо, если можно… Надобность действительно есть.

– А чего же, можно, – мужичок открыл калитку, – вы бы ко мне пока, сосед я, напротив живу, Филанович наше фамилие. А вас как величат?

– Буров, Иван Иванович. Случайно, знаете ли, оказался тут, надеялся у деда передохнуть, – объяснял Волков, шагая рядом с Филановичем к его дому.

– Вот туточки и присядьте, – Филанович показал на лавку, врытую около крыльца. Неожиданно зычно крикнул: – Анна!

Из дома вышла дородная женщина в низко повязанном белом платке, сложила под цветастым фартуком большие натруженные руки и молча уставилась на нежданного гостя.

– Супружница моя, Анна, – представил ее Филанович. – Дай человеку молочка – есть, небось, хочет с дороги-то.

Анна, не проронив ни слова, ушла в дом; скоро вернулась, подав городскому крынку с молоком. Он отпил, кивком поблагодарив хозяйку.

– Долго шли? – сворачивая самокрутку, участливо поинтересовался Филанович.

– Долго, – вздохнул Антон, – почти от границы топаю. Своих потерял, семью свою…

– Ага… Ну сейчас кто оно знает, кто свои-то, – уводя глаза в сторону, заметил хозяин и быстро добавил: – Этта я так, конечно.

– Жена у меня потерялась с детьми, – Антон опустил голову. – Поезд разбомбило, жуть… Самолеты, бомбы, взрывы, люди кричат, мечутся. Ужасно…

– Ну да, война этта дело такое, одним словом, – согласно закивал мужичок. – Ну вы попейте молочка, посидите, а я мигом.

Он шустро кинулся к калитке, выбежал на улицу и тут же пропал из виду.

Волков поднял крынку, отпил молока и неожиданно услышал, как Анна тихо сказала:

– Уходите!

– Что? – решив, что он ослышался, переспросил Антон.

– Уходите, – забирая крынку, сердито сказала женщина. – За немцами он побег, ирод. Уходите, покудова целый!

– А дед Матвей? – встал с лавочки Антон. – Где он?

– У немцев, – скорбно поджала губы Анна. – Вчерашний день прикатили на машинах, лопочут по-своему. А мой говорит, что теперь всем большевикам конец и офицеру про деда донес, что, мол, в гражданскую воевал и сын у него в Красной Армии, а сам он за партейных всегда стоял.

– Где же он сейчас? – прислушиваясь к раздавшемуся вдали стрекоту мотоцикла, спросил Антон. – Где?

– В школе, в подвале сидит. Да уходите же!

– В другом месте не может быть?

– Не знаю, – разозлилась Анна. – Чего ты ждешь, человече? Погибели на свою голову ищешь?

Волков обернулся и поглядел вдоль улицы. По ней катил мотоцикл с двумя немцами. Филанович сидел сзади водителя, показывая вытянутой рукой на свой добротный дом.

– Спасибо, хозяйка, за хлеб-соль, – поблагодарил Антон. – Поздно уходить.

– Сам виноват, – бросила Анна, скрываясь в доме.

Мотоцикл остановился у калитки. Филанович соскочил с сиденья и, указывая рукой на капитана, прокричал:

– Вот он, господа немцы! Говорил, от границы идет, а сам с востоку, из леса вышел. А тама и дороги никакой нету! Ни шоссе, ни железки.

Антон мысленно чертыхнулся, ругая себя за такую оплошность – надо же на такой ерунде проколоться, не додумать. Правильно говорят: Бог в мелочах! Поторопился, а стоило крюк побольше сделать, не соблазняться близостью дома Матвея, но зайти с другой стороны или, еще лучше, дольше понаблюдать. Тогда установил бы, что в доме деда нет никого, а в деревне стоят немцы.

Да чего уж… Теперь надо действовать по-другому. И он пошел навстречу входившим во двор солдатам.

– Большевика спрашивал, – вертясь вокруг унтера, тщательно ощупавшего одежду Антона, твердил Филанович.

– Папир? Документ? – закончив обыск, требовательно протянул руку унтер-офицер.

Волков подал немцу потертый и помятый советский паспорт. Тот раскрыл его, мельком глянул на фотографию, сличая ее с оригиналом, потом сунул паспорт в карман мундира и махнул рукой в сторону мотоцикла:

– Ком! Иди!

Сделав удивленное лицо, Антон пожал плечами и пошел. Его усадили в коляску. Второй немец сел сзади водителя и взял Волкова за воротник пиджака…

* * *

Волкова привезли к церкви, высадили, привели в здание школы – именно ее зеленую крышу он видел в бинокль, наблюдая за деревней, – приказали подняться на второй этаж и ввели в бывшую классную комнату. За столом, на месте учителя, развалился в невесть откуда взявшемся в этой глухомани кресле рыжеватый офицер с погонами обер-лейтенанта. Он небрежно перелистал паспорт, изредка поглядывая на сидевшего перед ним Волкова. Повертев документ, рассмотрел печати, штампы, зачем-то поскреб ногтем обложку. В стороне, около открытого окна молчаливо стоял человек в немецкой форме без знаков различия.

«Переводчик», – понял Антон.

Ожидая начала допроса, он мельком оглядел помещение – рваная карта полушарий на задней стене, сдвинутые в угол парты, два широких окна. Около одного, открытого настежь, и стоял переводчик. На подоконнике другого выстроились в ряд разнокалиберные горшки с засохшими комнатными цветами. Кучки сора в углах, дощатый некрашеный пол, затоптанный следами солдатских сапог, коричневая школьная доска за спиной обер-лейтенанта испещрена дырками от пуль, выпущенных из автомата. На стене, над доской, где, наверное, раньше висел портрет Сталина, тоже следы автоматных очередей, перечеркивающие оставшееся от портрета темное пятно.