Текст книги "Путешествия по Африке"

Автор книги: Василий Юнкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Во время войны с Рафаи Ндорума со своими подданными, будучи в тяжелом положении, не нашел у людей Мбио ни помощи, ни защиты, и отсюда возникла смертельная ненависть Ндорумы к Мбио. Ненависть эта питалась обоюдными кровавыми ссорами в пограничной области, и в любой момент могла вспыхнуть с новой силой. Меня удивила связка из двадцати деревянных палочек, означающих число подданных Ндорумы, убитых за последнее время людьми Мбио в пограничной области. Этот способ образно выражать число, особенно двузначные и многозначные числа, употребителен у многих народов.

В великолепных галерейных лесах у рек живут обезьяны многих пород и среди них всюду черно-белый, красивый длиннохвостый Colobus Guereza, шкуру которого азанде особенно охотно носят в качестве набедренной повязки или передника, – оригинальное национальное украшение ньям-ньям. Мы убили здесь несколько великолепных экземпляров обезьян.

На противоположном берегу речки Бамунга, в лиственной чаще прибрежного леса, располагалось несколько хижин туземцев. На следующий день в сумерки эти хижины стали ареной трагической сцены: леопард (взрослый, он во многих областях азанде, выходя на добычу, нападает на человека) ворвался в одну из хижин и унес в лесную чащу женщину, ожидавшую родов.

В стороне от жилья Коммунды мы видели широкое, очищенное от травы место, на котором располагались новые хижины, предназначенные, очевидно, для нас. Часть груза Бон-дорф уже разместил в этцх хижинах, а теперь я также устроился там как можно удобнее, вместе с прочим багажом. Но уже здесь мое терпение подверглось жестокому испытанию: не только задержалось на несколько дней прибытие Ндорумы, но, когда он, наконец, прибыл, носильщиков с ним не было, и снова проходили дни бесполезного ожидания. Меня постоянно утешали словом «завтра». «Завтра» длилось неделю и более, а я все сидел в хижинах у Коммунды в напряженном ожидании возможности дальнейшего путешествия. Любопытные люди Коммунды и Ндорумы нашли в окружавших меня незнакомых им предметах и в моем лице много развлекательного, тогда как я в угрюмой тоске стремился двигаться вперед. Я узнал здесь впервые, а в дальнейшем это часто подтверждалось, что у нынешних предводителей азанде, хотя они в некоторых случаях деспотически обращаются со своими подданными, авторитет ограниченный, и люди стараются уклониться от выполнения приказаний, отданных не отдельным лицам, а массе. Ндорума, казалось, также сердился на продолжительное отсутствие назначенных сюда носильщиков. По прибытии последних мы безотлагательно выступили в путь и добрались, наконец, до хижин Ндорумы.

От места жительства Коммунды на юг местность слегка холмистая. По ту сторону речки Бада почва незаметно повышается, и вскоре к западу открылся вид на низменность. По этой низменности на северо-запад течет приток реки Мбому, которая, отклоняясь на запад, впадает в Уэле-Макуа. В гидрографическом отношении достоин внимания следующий участок пути до жилья Ндорумы. В то время как все до сих пор встречавшиеся речки, начиная от вышеупомянутого водораздела Нил-Конго, текли к Мбому на запад, а воды южнее постоянного поселения Ндорумы питали систему Уэле-Макуа, на нашем пути встретился небольшой участок, принадлежащий снова к водной системе Нила. Это – река Бикки, приток реки Суэх (Джур), рукав которой пересекал маршрут к северу от хижин Ндорумы. После многих дней пути мы дошли до речки Джуббо; это первая речка, которая снова течет на восток. Проходящее мимо селения Ндорумы верховье реки Уэре, напротив, опять^гаки принадлежит к речной системе Уэле-Макуа-Мобанги-Конго. С обширной возвышенности стало видно на горизонте, на востоке, несколько отдельных гор, среди них Кедцеде и Нанго. У самой дороги возвышалась небольшая остроконечная гора. Вблизи нее раньше располагались хижины Ндорумы.

Лишь в поздний послеобеденный час достиг я ночлега у вождя Гассанди. Это было очень своевременно, так как все ближе и ближе раздавались раскаты грома, и в то время как спешно укладывали багаж в одной из хижин, полил сильный дождь. Дождь шел не переставая. Когда я, наконец, улегся спать, миллионы термитов, выползших на добычу, либо бежавших от сырости, лишили меня покоя. Посредством зажженной вязки соломы и разложенных в круг угля и золы, мне удалось защитить от них мое лагерное жилище. Однако, после всех этих неприятностей, осталось мало времени для сна. За ночью, почти бессонной, последовало пасмурное, дождливое утро. О дальнейшем путешествии нечего было и думать, тем более, что несколько носильщиков сбежали. Я терпеливо оставался под амбарной крышей, имевшей лишь несколько метров в ширину, пока не появилось солнце. Вождь Гассанди уверял меня, что недостающие носильщики будут заменены ближайшим утром; конечно, я на это не надеялся, но на сей раз, к моей радости, ошибся. Наступило 9 июня – день моего давно желанного прибытия к Ндоруме. Этот последний переход мы совершали по уже сильно разросшейся в этих широтах траве, которая в низких влажных местах становится, как камыш, жесткой, твердой, почти деревянистой, что очень затрудняло передвижение и утомляло. На полпути мы пересекли верховье реки Бикки.

Эту местность следовало бы признать весьма редко населенной, если судить по пройденному в области Ндорумы пути и по малому числу виденных по дороге жилищ туземцев. Однако отсутствие поселений у главных дорог не должно являться критерием для определения плотности населения негритянской области. Туземцы, исходя из своего опыта, селятся предпочтительно в стороне от оживленных дорог, чтобы по возможности уберечься от реквизиции и краж полевых продуктов со стороны мимо проходящих.

Сегодня, в последний день пути, мы встретили больше жилищ и обработанных полей, чем на северном участке пути. По ту сторону реки Бикки мы прошли мимо вождя Лин-диа. Дорога затем проходит по слегка холмистой местности, постепенно переходящей в возвышенность, отделяющую последний небольшой приток Бикки от нескольких ручьев, которые текут на юг к Уэре. После обеда, наконец, мы спустились к реке Уэре, текущей под сенью огромных лиственных деревьев, окруженных великолепной тропической растительностью галерейного леса. В редком саванновом лесу, на противоположном берегу реки Уэре, были расположены хижины Ндорумы; ближе к реке я нашел несколько новопост-роенных хижин, которые должны были служить нам убежищем на первых порах. Мой слуга Фараг’Алла прибыл сюда с несколькими носильщиками пару дней назад и сложил багаж в одной из хижин: вторую хижину я отдал служанкам, а себе на время взял хижину, крытую соломой. Большой шалаш (дар-эт-тор) как раз достраивался, так что и для Бондорфа, прибывшего назавтра с остатком багажа, было место. Ндорума был извещен о нашем приближении и принял нас в сопровождении своих вождей и подчиненных у хижин, построенных для нас.

Глава XII. Пребывание у князя Ндорумы и постройка станции Лакрима

В связи в наступлением периода дождей я имел в виду укрыть в надежном селении багаж и большую часть прислуги во главе с Бондорфом. Я познакомился по пути к Ндоруме с трудностями путешествия с большим багажом в этих областях, где негры еще не привыкли к регулярной и оплачиваемой службе носильщиков, и твердо решил в будущем не повторять этой ошибки.

Так же, как я теперь основывал новую станцию у Ндорумы, я хотел бы время от времени делать это и в других местах для размещения людей и объемистого багажа. Бондорф мог бы, как теперь у Ндорумы, заниматься собиранием зоологической коллекции, в то время как я сам совершал бы свои обходы с ограниченным количеством необходимого снаряжения. Дожди не могли удержать меня от путешествия, но я должен был стараться держать сухим мое имущество и обеспечить питанием моих людей. Таким образом, предстояли недели напряженного труда по постройке станции у Ндорумы, прежде чем я мог думать о новом походе.

Место для строительства было уже очищено от травы, и для нас были сооружены временные хижины. Легкий уклон поверхности к речке Уэре, с юга на север, делал это место пригодным для станции: небольшие каналы для стока дождевой воды обеспечивали сухость. Местность лежала в редком саван-новом лесу; деревья и кустарник были уже срублены, но недоставало пока еще самого необходимого материала для постройки лучших хижин. Ндорума не выполнил своего обещания приготовить все это: возможно, он по простоте своей думал, что я мог бы удовлетвориться сооруженными для меня хижинами.

Во время приема в многочисленном окружении я дал волю своей досаде по поводу навязанного мне способа путешествия по его области: как из-за нехватки носильщиков неприятно задерживалось мое прибытие; как мой багаж доставляется носильщиками сюда с заметным неудовольствием; что Бондорф с остатками багажа должен был также ожидать, пока люди вели меня по своему усмотрению к Гассанде, где я после побега носильщиков вынужден был снова оставаться под дождем, без укрытия; что в Дем-Бекире он, Ндорума, дал мне обещание, побудившее меня отказаться от сопровождения правительственных солдат и даже отослать их с его границы обратно, доверяясь ему, его вождям (баики) и подданным. Теперь я надеялся, что хотя бы при постройке станции его люди будут работать охотно.

Прежде всего я должен был думать о том, чтобы обнести отведенное место прочным забором. Леопард, этот самый прожорливый в стране ньям-ньям хищник, похищающий людей, водился и здесь. Немногие хижины нашего будущего селения находились в открытой местности вблизи почти непроходимой местами чащи реки Уэре с темными лазейками, откуда хищник мог напасть на нас. Прочная изгородь должна была предохранить нас от ночного нападения зверя.

Отъезд из Мешры-эр-Рек

Поэтому я огородил пространство длиной восемьдесят шагов с востока на запад и шириной шестьдесят шагов с севера на юг. Постройку забора с четырех сторон обеспечили четыре вождя. Стволы деревьев, толщиной в руку или ногу длиной от десяти до двенадцати футов, были плотно установлены в ямы, глубиной в два фута, и подперты с обеих сторон утрамбованной насыпью высотой в полтора метра. До полного окончания этой работы прошло еще много времени в заботе и нетерпении, так как из-за отсутствия людей постройка затягивалась.

Через несколько дней я согласился на просьбу князя и разрешил прорицателю (бинзе) азанде возвестить собравшимся у моих хижин людям свое предсказание. Его прорицания касались моей личности, нашего прибытия и пребывания в стране. Тенденция этих предсказаний состояла в том, чтобы внушить почтенной публике веру в пользу нашего появления в стране Ндорума. Хитрый ясновидец во всяком случае рассчитывал при этом на мою благодарность, каковую я охотно ему принес. Но меня интересовал и лично сам этот фантастически нарядившийся седой предсказатель, обвешанный различными кореньями, очевидно, секретными лечебными средствами, амулетами и другими побрякушками; ньям-ньямская соломенная шляпа покрывала его седые волосы. Чрезмерно большой султан из петушиных перьев на шляпе затенял и закрывал его морщинистое лицо. Большой дар-эт-тор (навес с двускатной крышей) ко времени театрально-торжественного представления ясновидца заполнился многими вождями азанде. Ндорума со своей свитой был также здесь, в то время как народ разместился на открытом воздухе.

Предсказатель исполнил танец в кругу, образованном собравшимися, под аккомпанемент обычного в торжественных случаях тамтама (ручного барабана), сначала в умеренном, медленном темпе, причем он время от времени наклонялся, прислушиваясь, к земле. Постепенно танец становился все болег оживленным и сопровождался все большей жестикуляцией, пока не перешел в неистовые прыжки. Члены его тела и мускулы подергивались при этом, а лицо искажалось каждую минуту новыми гримасами. Во время танца он делал вид, что прислушивается к земле, чтобы произвести впечатление, будто могучие духи говорят с ним оттуда. Внезапно он прервал свой танец, вытер пот со лба, приблизился к нашему кругу и начал свою речь. После каждого танца эта речь касалась какой-либо определенной личности или произвольно выбранной им темы. Исчерпав свое красноречие, он начинал новый танец, после которого следовало новое ораторское выступление. Вначале ясновидец вещал о моей личности, объявив, что все мои намерения – мирные и доброжелательные, что благодаря нашему прибытию отпадает страх перед грабительскими набегами арабов, и люди могут отныне спокойно возделывать свои поля, плодами которых они сами будут пользоваться. Он говорил, что азанде должны спокойно начинать постройку новых хижин, потому что никакой Рафаи, никакой внешний враг не заберет их имущества. Он уверял азанде, что наше появление принесло им счастье и должно внушить доверие. В другой речи ясновидец сказал, что он услыхал от невидимых духов, что в жилище одного вождя находится некто, скрывающий намерения причинить зло определенным лицам. В следующей высокопарной речи колдун предсказал многим лицам предстоящие болезни. Мне все же казалось, будто во время всех прорицаний пророческий глаз ясновидца старается избежать моего, устремленного на него несколько насмешливого взгляда.

Постройка станции между тем постепенно подвигалась вперед. Ндорума распорядился, чтобы некоторые из его вождей с их подчиненными разделили работу между собой. Точно так же, как постройка забора была поручена четырем вождям, отдельным баики (вождям) было поручено сооружение новых жилищ или доставка необходимой для их покрытия травы, либо очистка площадки вокруг жилищ от всех корневищ по окончании постройки. Хотя ежедневно я сам, Бондорф и мои старшие слуги наблюдали постоянно за исполнением работ, все же работа во многих частях была выполнена неудовлетворительно, и многое подлежало исправлению. Например, в некоторых местах изгороди деревянные столбы недостаточно крепко были забиты, так что просачивающаяся дождевая вода их ослабляла, и забор позже покосился. Начало постройки хижин все время затягивалось. Мои верховые животные и коровы при частых теперь дождях, от которых я лишь с трудом мог укрыть багаж в поврежденных хижинах, должны были находиться под открытым небом. Ночная сырость под открытым дар-эт-тором, служившим мне укрытием до постройки моего жилища, принесла мне затяжную, правда легкую, но изнурительную лихорадку.

Ндорума посещал меня ежедневно, а иногда по нескольку раз в день. При этом я часто спокойно упрекал его в постоянной неявке его людей на работу. Я сообщал ему также о благосклонности к нему и его стране Джесси-паши, причем настоятельно просил заботиться о работах по строительству станции. Оправдываясь, Ндорума жаловался на неповиновение своих подданных, неприспособленных к утомительным работам, как, например, устройство забора из кольев; вообще в этих областях нигде нет зериб, т. е. окруженных частоколом селений, разве что у суданцев, поселившихся у ньям-ньям. Ньям-ньям не знают никаких ограждений своих жилищ, Бон-дорф первый принялся за постройку своего жилища, распорядившись возвести, по его собственному плану, хижину с наклонной соломенной крышей и глиняными стенами для себя и примыкающий к этой хижине тукль (конусообразный шалаш) для двух выделенных ему слуг; он сам со своими слугами руководил постройкой. Из-за длительного отсутствия негров на работе у меня оказалось свободное время для того, чтобы снова взяться за свои записи. Последний маршрут и относящиеся сюда заметки я переписал начисто и продолжал вести подробный путевой дневник дальше на основании заметок и записей.

Перед моим прибытием в Мешру-эр-Рек экспедиция для доставки слоновой кости во главе с Османом Бедауи отправилась из области Бахр-эль-Газаль на юг и пошла от селения Вау через земли белланда к Нгеттуа. Последний был дядей Ндорумы, самостоятельным, но безвластным вождем на востоке области Ндорумы, у границ владений Мбио. От Нгеттуа Осман Бедауи повернул к югу к вождю Бинзе, сыну старого вождя Малингде. Земля последнего граничит на юге с территорией Ндорумы.

Прорицатель занде

Фотография

Конечной целью экспедиции являлась область Бакангаи, вождя племени азанде, к югу от реки Уэле. Руководитель экспедиции оставил у Нгеттуа и Бинзы под охраной приобретенную слоновую кость до своего возвращения. Оставшийся у Нгеттуа араб Белал отправил теперь ко мне послов для приветствия; я вручил послам письма для Османа Бедауи в Дем-Бекире.

Следует привести важный эпизод с коровой, которая следовала с нами из мудирии Бахр-эль-Газаль до Ндорумы. К сожалению, я велел по дороге заколоть теленка, которого корова к себе не подпускала. А так как последняя потеряла позже молоко и не могла мне больше приносить пользу, я распорядился у Ндорумы зарезать также и корову. Это было ошибкой, в которой я очень раскаивался, так как оказалось, что корова должна была скоро отелиться. Таким образом, мы в течение нескольких дней, в последний раз на многие годы вперед, ели свежую говядину. Большая часть мяса была разрезана на куски и завялена для последующих месяцев. Засушенное таким путем мясо долго сохраняется.

Следует также подробнее рассказать о леопардах. Хотя случаи, когда леопарды утаскивают людей из хижин, происходят часто, инертное население совсем не принимает мер для защиты от прожорливого хищника. Крепкие заборы вокруг хижин населению незнакомы; только негритянские народы, разводящие скот, предохраняют его посредством крепких ограждений. Ньям-ньям удовлетворяются тем, что в отдельных случаях баррикадируют бревном дверь изнутри. Все же они стараются поймать хищника. Так как леопард обыкновенно в течение нескольких дней подряд возвращается к тому месту, где он нашел свою первую жертву, то, чтобы схватить зверя, в соответствующем месте сооружают невысокий помост, на котором укрепляется толстый ствол дерева под углом к площадке. Приманка укладывается в месте касания бревна с помостом. Если леопард идет на приманку, состоящую из остатка какой-либо туши, ноги или руки павшей накануне жертвы, то падающее бревно убивает прожорливого хищника. То обстоятельство, что у азанде редко встречается поврежденная и продырявленная копьем шкура леопарда, служит доказательством того, что звери обезвреживались указанным способом, а затем убивались; если в каком-либо месте спинного хребта полностью выпадают волосы из целой шкуры, это служит несомненно знаком того, что леопард был убит упавшим бревном.

Для меня важнее всего было установить и выяснить наши отношения с Ндорумой. После моего прибытия я на торжественном собрании преподнес ему первые подарки. Револьвер в кобуре с патронами, казалось, доставил ему особенную радость, и с этого времени слуга всегда и повсюду носил его за ним. Еще многое другое я подарил ему тут же, но и позже он неоднократно получал от меня вещи из моего запаса европейских товаров. Но, несмотря на это, дни снова проходили в бесполезном ожидании, и для дальнейшей постройки станции ничего не было сделано; наконец, при очередной передаче небольших подарков, я дал ему почувствовать мое негодование по поводу позорного поведения его людей. Я сказал ему, что теперь раскаиваюсь, что отпустил правительственных солдат; что, как я теперь понимаю, его люди добровольно не закончат работы у меня, что только чувство страха, во всяком случае, могло бы заставить их это сделать. Если ничего в этом деле не изменится, я со своей стороны буду действовать, а он и его подданные будут позже горько раскаиваться в своем поведении. Я сказал ему, что он день за днем дает мне пустые обещания, что слова его сплошная ложь и т. д. В результате на следующий день явилось значительное число людей и взялось за работу. Я при этом ходил от одной группы к другой, наблюдал за ходом работы, хвалил здесь, порицал там, раздавал понемногу табак или окурки сигар и старался поддерживать людей в хорошем настроении.

Люди теперь сами добровольно становились на тяжелую работу по очистке поверхности земли. Из-за недостатка рабочего инструмента торчащие корни глубоко обкапывались заостренными палками и затем вытаскивались; множество маленьких муравейников, торчащих в виде грибов, сбивалось, вся площадка должна была в заключение быть хорошо выравнена. Небольшие термитные муравейники, рассеянные по всей почти Африке, имеют настолько крепкое строение, что от сильного удара целиком отделяются от основания. За отсутствием в пути подходящих камней для очага, эти термитные постройки можно использовать; три сложенных треугольником муравейника образуют вполне пригодный очаг. Почти ежедневно кипела на нем вода для моего чая или варился суп из цесарки на ужин.

В результате моих настойчивых требований часть людей вышла на работу и в последующие два дня. Когда же позже негры перестали являться на работу, Ндорума однажды утром велел бить в огромный боевой барабан. Звук его далеко слышен и, смотря по числу и роду ударов, означает, что по приказу князя живущие вокруг вассальные вожди со своими подчиненными должны вооруженными поспешить сюда на собрание или торжество, на охоту или на войну. В прошедшие времена, когда эти области были гуще населены, такими сигналами, тотчас же повторяемыми до самых крайних границ области вождями на их барабанах, мобилизовались всегда готовые к войне люди в короткий срок. Так и в данном случае сигнал у хижин Ндорумы был сейчас же повторен на боевых литаврах некоторых вождей. В течение короткого времени прибыли вооруженные копьями и щитами люди. Когда они узнали, что то была шутка князя, веселость их была очень велика; они мирно сложили свои копья и щиты у хижин, и все воинство соблаговолило стать на работу. Забор вокруг стоянки был скоро закончен, и я велел в завершение сделать его еще более неприступным, набросав на метр высоты кучи колючек из леса, чтобы затруднить хищнику вход в зерибу. Лишь теперь, когда изгородь была готова, я мог отдаться исполнению давнишнего моего желания развести огород внутри станции. С этой целью я отделил с помощью моих слуг северную треть внутреннего пространства легким низким забором. Дорожка, с обеих сторон огороженная подобным же образом, делила огород на две равные части и вела к входу, а оттуда вниз к речке У эре. Второй вход в ограде станции был обращен на юг к жилищам Ндорумы.

За последнее время дождь размочил землю, и этим облегчилась вспашка ее европейским способом. Ньям-ньям перед посевом обрабатывают землю небольшими мотыгами, которые разрыхляют ее только поверхностно. Я для огородных работ привез с собой из Европы лопаты и грабли и обучал теперь своих слуг, как пользоваться ими. От Фараг’Аллы я имел здесь хорошую помощь, так как он уже подобную работу видел в Европе. Вскопанный участок земли был, по отечественному образцу, разделен узкими дорожками на длинные грядки, которые я засевал по вечерам различными семенами. В течение нескольких недель в обоих огородах было сделано шестьдесят таких грядок.

На западной стороне станции позади домика Бондорфа находилось несколько небольших помещений для верховых животных; в крайнем углу, у огорода, находился особый павильон для уборной, а перед ним, ближе к середине станции, я велел построить большой просторный шалаш, служивший складом и местом ночлега моего слуги Фараг’Аллы. В целях пожарной безопасности я не поместил весь багаж в одном месте, а разделил между различными постройками. У (правой) восточной стены возвышались шалаши, построенные для служанок, хлев для коз и курятник. Шалаш с двускатной крышей, построенный к нашему прибытию и расположенный посредине двора, служил, после окончания строительства моего жилища, для хранения ящиков и собранных сухих дров. Там же спали и остальные слуги. Мое личное жилище было построено последним, так как другие работы были более нужными; оно находилось справа от южного входа в стоянку. До его окончания я ночевал в дар-эт-торе, где провел много бессонных часов у огня, когда ночью лил дождь, и вода, капавшая во многих местах через плохую крышу, заставляла меня выискивать другое еще сухое местечко и защищать багаж и постель от сырости. Среди многих огорчений и досады тех дней первые ростки моего посева доставили мне тем большее удовлетворение, и с радостью я приветствовал крошечные растеньица, ежедневно появлявшиеся на грядках.

Известие о том, что леопард снова похитил человека во время работы в поле, усилило нашу бдительность. Входные ворота станции теперь всегда, по крайней мере с заходом солнца, тщательно запирались и по моему распоряжению также укреплялись ради предосторожности кустами колючек, благодаря чему мы чувствовали себя в относительной безопасности.

В начале июля я почувствовал удовлетворение, видя, что главные работы на станции были закончены; правда, еще нужно было выполнить второстепенные, но необходимые мероприятия.

Когда мы 9 июня впервые увидели место нашего будущего жилища, я не думал, что потребуются недели на его сооружение: ведь оно строилось в основном по образцу негритянских жилищ, постройка которых требует всего лишь одного рабочего дня, так как при этом помогают дюжины рук. Постройка жилищ с односкатной и двускатной крышей также не чужда племени ньям-ньям: навес для нас был построен по этому типу. Негры, конечно, используют большие здания только для собраний во время дождя. Лишь у племени амади на юго-западе и у народов к югу от Уэле стали обычными четырехугольные жилища с двускатными крышами вместо круглых жилищ с конической крышей. Эту последнюю форму я предпочитал двускатным крышам, потому что она дает больше воздуха и обеспечивает хороший выход дыма от постоянно поддерживаемого огня. Для удобства европейца и из-за большого количества его снаряжения жилища должны быть больших размеров, чем жилища туземцев, и более прочной конструкции, чтобы противостоять ветру и грозе.

Вообще негры этих областей строят небольшие, легко возводимые хижины, ньям-ньям, правда, иногда строят довольно красивые и чистые хижины; очень часто можно видеть жилища круглой формы с тонкими глинобитными стенами и поверх них легкую крышу, покоящуюся на балках.

Я был сердечно рад видеть мой дом готовым для жилья, но продолжал работать со всей моей молодежью, чтобы устроить в доме стеллажи для укладки части багажа. Их установили вдоль внутренних стен здания на высоте около одного метра. Подобные стеллажи устраивались всегда при длительном пребывании на одном месте для защиты предметов снаряжения от прожорливых белых муравьев. Самой строгой обязанностью слуги, который ежедневно убирал помещение, являлось устранение проходов, которые термиты проделывали за ночь в стойках. Против термитов защитой служит только педантичный порядок: я, например, никогда не забывал перед сном повесить снятые сапоги или поставить их на табуретку. Эти маленькие прожорливые насекомые должны обладать особенным инстинктом и исключительным обонянием, чтобы выйти из земли как раз в том месте под предметами, где они находятся на земле, и в темноте незримо начать свое разрушительное дело.

Термиты (белые муравьи) боятся дневного света и поэтому, как только они выходят из-под земли и поднимаются на дерево или столб, тотчас начинают строить, одновременно с продвижением вперед, сводчатые проходы над собой. Они скоро покрывают ствол твердой земляной корой, под которой затем происходит их разрушительная работа. Какое чутье может привести этих маленьких насекомых из их подземного убежища как раз под подошвы пары сапог, поставленных под кровать?! Может быть, кроме рабочих и солдат, у них еще имеются разведчики? В то время как во всем помещении не видно было никаких термитов, мы находим сапог со свежими земляными проходами термитов и с уже частично разрушенной за ночь подошвой. О жизни животных разнообразных форм и бесчисленных особей под землей, об их беспокойной старательной работе (она в течение тысячелетий, наверное, влияет на непрерывное, едва заметное изменение самого верхнего слоя земной коры) мы можем составить себе лишь приблизительное представление.

В течение всего времени строительства я не упускал случая после работы показывать людям изделия европейской промышленности или раздавать им кое-какие мелочи. Но большинство вещей могло быть распаковано лишь по окончании стройки. Картины, музыкальные инструменты, музыкальные ящики и т. п. все время не теряли своей притягательной силы. Таким путем, а также и другим, я старался поддерживать в людях бодрое настроение.

После дневной жары я жаждал дождя, в котором так нуждались мои огороды. Процветание новых всходов всецело зависело от дождя, потому что отдаленность реки Уэре и высокое положение нашей стоянки не допускали искусственного орошения. Тем временем я продолжал хозяйничать в моей хижине. Когда стеллажи были готовы, я велел поставить на них багаж, особенно берлинские корзинки, так что, не поднимая ящиков, мог легко их открывать. Оконца и два дверных отверстия давали достаточно света, чтобы в глубине помещения можно было отчетливо все видеть. Мой рабочий стол стоял вблизи дверей, но по вечерам отодвигался в глубь хижины. В хижине были сделаны различные практические приспособления, которые давали минимум удобств. Длинные сосновые доски, проделавшие долгий путь из средиземноморского порта в Судан и через Хартум в область Бахр-эль-Газаль, я использовал теперь для устройства висячих стеллажей под стропилами крыши. Сотни нужных вещей нашли на них себе место. Суданский ангареб с противомоскитной сеткой и ковром, небольшая железная походная кровать, покрытая козьей шелковистой шкурой, отороченной красной сафьяновой кожей, пестрый плетеный гамак на подставках, сетки и небольшие циновки для различных предметов, стол и два одинаковых складных кресла из Парижа, импровизированные столики и скамеечки, умывальные принадлежности, большая ванна, занавеси и другие скромные декоративные предметы наполняли мой новый дом. Несколько ружей и другие охотничьи принадлежности украшали центральный столб, на глиняных стенах висели картины, на рабочем столе, покрытом черной клеенкой, лежали книги, письменные и чертежные принадлежности. В качестве обеденного стола служила круглая деревянная доска, которую мы уложили на срезанный в лесу треножник.

Путешественник может практически использовать многие местные вещи; я часто буду иметь случай показать, как, благодаря этому, лишение европейских предметов имеет меньшее значение. Мое устройство было, наконец, закончено, и я часто сидел у рабочего стола до поздней ночи за докладом Джес-си-паше о делах управления в его районах, приводя в докладе практические предложения, например, относительно слоновой кости, которая транспортировалась из здешних мест в Джур-Гаттас через Дем-Бекир, совершая круг, вместо того чтобы прямо идти к Bay. Моим предложением направить кость прямо я навлек на себя гнев Эль-Масса, правителя Дем-Бекира, извлекавшего из отправок слоновой кости известные выгоды, но правительство решило направлять слоновую кость из здешних мест прямо в Вау, экономя на носильщиках.