Текст книги "Война со смертью (СИ)"
Автор книги: Василий Варга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Хозяин Кодми Абрам Абрамович менял жен как перчатки. Все они были сопливые шлюхи, и относились к няньке Юлии свысока и пренебрежительно и даже требовали стирать за ними грязные трусы. Это больше всего обижало и унижало Юлию.
Однажды, когда Абрам, он был редким пакостным евреем, собрал трех шлюх и уехал с ними в Таиланд на неделю, а дом и двоих детей, восьмилетнего мальчика Семена и трехлетнюю дочку Бэлу оставил на няньку Юлию, отдал ей ключи от всех помещений, исключая сейфы.
− Полторы тысячи долларов получишь, когда я вернусь, но чтоб в помещениях было чисто, детишки не пострадали в уличных драках. Сенечка драчливый мальчик, сама знаешь. Он уже стал требовать у меня Мерседес. Хочешь, я тебя трахну в качестве дополнительной благодарности за усердие.
− Абрам Абрамович, я секс не переношу. В самое ответственное время у меня начинается рвота и стрельба из того отверстия, которое рядом. Если хотите, чтоб я вас облагородила рвотой и об..., сами можете догадаться, можем приступить. Если не верите, спросите у мужа, он уже грозит мне разводом по этой же причине.
− Ты хорошо выходишь из положения. Ладно ты уже старая и изо рта пахнет, вот тебе тышшу долларов, только гляди мне. Если что – убью.
Абрам уехал – дом вроде бы опустел, но ненадолго. Буквально на следующий день вечером стали врываться шлюхи, кто за лифчиком, кто за трусами, кто за деньгами, которые Абрам Абрамович остался должен за усладительные ночи.
Прошла вторая неделя, а Абрам Абрамович не возвращался и никто не знал почему. вдруг появились какие−то неизвестные люди, один из которых назвался братом и потребовали, чтобы Юля немедленно покинула этот дом и больше никогда о нем не вспоминала.
Юля заупрямилась, но один из них вытащил ноже и приставил ей к горлу.
− Ну, как?
− Оставь это! – сказал "брат" на языке идиш.
Юлии пришлось сменить работу. Теперь она стояла на улице с буклетами и предлагала их прохожим.
***
Сын Михаил долго не мог найти работу. Он заметил, что московские боссы предпочитают иногородних, в том числе и хохлов, с которыми Россия находится в состоянии не то войны, не то в агонии словестных перепалок. Почему? Да потому, что иногородние, в отличие от москвичей, никогда не качают права, соглашаются на минимальную зарплату, послушны, всегда низко опускают голову, а если нужно, то еще и начинают отстегивать со своей мизерной зарплаты в карман хозяина. Они живут в бараках, сараях, землянках по десять человек на месте одного и питаются хлебом, консервами и обильно пьют чай, а после получки водку.
В России принимается много законов, но нет ни одного закона, который бы выполнялся до конца, как на вчерашнем загнивающем западе. Отсюда и поговорка: закон что дышло, куда повернул, туда и вышло.
Как бы то ни было, москвичи проявляют недовольство. И только. Москвичи очень инертные люди, поэтому...надо содержать хорошую гвардию, и никакой переворот не страшен. Эта социальная проблема пока никак не изучена. Видимо, то же самое было и в Петрограде в 1 7 году: когда иногородние израильтяне совершали переворот, жители столицы мирно почивали на пуховых подушках, а утром проснулись уже в другом государстве. А дальше за свое головотяпство пришлось расплачиваться жизнями и купаться в холодных водах Невы, окрашивая ее в красный цвет собственной кровью.
8
Поскольку семейный бюджет изменился в лучшую сторону, Александр Васильевич, направился в аптеку с высоко поднятой головой, где ему согласно рецепту, предложили два наименования импортного лекарства одинаковой стоимости – 1650 рублей.
− Возьмите оба. Одно лекарство немецкая фирма, второе – голландская. Со скидкой. Скидка небольшая по десять рублей на одно лекарство, на оба двадцать, чем плоха, а? Кроме того, я выдам вам карточку, по ней всегда будет скидка. Таким образом, вы станете нашим постоянным клиентом.
Слова " постоянным клиентом" понравились Александру Васильевичу, и он без дальнейших уговоров выложил 3300 рублей. Стоявшие за его плечами пенсионеры ахнули. Они всегда искали лекарства отечественного производства, они были дешевы, доступны, но совершенно бесполезны. Чаще это был обыкновенный мел, окрашенный в разные цвета.
Саша, возвращаясь домой, делал из этого далеко идущие выводы. Ну, кому, например, нужен тот балласт, что сел на шею молодым инженерам, хлеборобам, заводским рабочим. Сколько в стране пенсионеров? Ужас! и все просят кушать и еще проявляют недовольство. А стране нужны ракеты, самолеты, танки, плечистые ребята, подводные лодки, которые кружат вокруг Америке на глубине тысяча метров. Вот, куда деньги идут, вот почему страна, обеспечивающая Европу газом и нефтью, лесом, драгоценными металлами, икрой, пушниной и прочими благами, добываемыми из глубин огромных просторов, не может обеспечить долгую счастливую старость. Может, закон такой ввести: стукнуло шестьдесят – на гильотину с табличкой на груди: да здравствует коммунизм, то бишь, свобода.
Патриотизм настолько разгорелся в его душе, что он прошел мимо своего дома и просто передвигался дальше, не думая, куда и зачем. Даже себя стало не жалко. Пусть рубят голову, зачем эта голова на плечах? это она выдает всякие неправильные идеи и заставляет человека делать неправильные шаги. Сгинь, голова с плеч и без тебя обойдусь. Тут он понял, что его глаза не слушаются, они полные слез, красный свет светофора ему кажется зеленым и наоборот. Незнакомая женщина взяла его за руку и приветливо спросила:
− Куда вы? погибнете же. Давайте, я вас переведу на ту сторону.
− И погибну, и хорошо, я уже не имею право на жизнь, я бесполезно веду войну со смертью, она все равно меня победит. Не сегодня, так завтра.
− Идем же, что вы? Бог с вами. Где вы живете?
Они перебежали на другую сторону, и дама оставила его, будучи уверена, что у незнакомца не все хорошо с головой.
Душевная буря была короткой, но сильной и когда она прошла, Александр Васильевич понял, что находится в конце Болотниковской, недалеко от метро "Каховская", а его дом за Севастопольским проспектом, и ему надо возвращаться обратно. Но, и это довольно странно, Болотниковская, такая знакомая улица, согрела его: он ежедневно ходил по ней на работу и возвращался обратно в течение двадцати лет. Каждый закоулок, каждый изгиб, был ему знаком, как на селе единственная улица, обычно носившая имя вождя мировой революции.
Любовь к жизни, которая редко изменяет человеку, снова вернулась к нему, и он, словно впервые открыл глаза и увидел новый прекрасный мир, и вспомнил, что надо бежать домой за сумкой, а потом в магазин за картошкой, капустой и колбасой, ведь вернется же супруга Юлия. Она начнет готовить ужин и обед вместе, и сын вернется с работы.
Он, как ему показалось, вернулся быстро, открыл входную дверь, набрал много целлофановых пакетов и спустился вниз. А магазины – рядом, через улицу, продавцы ждут, они иногородние, приехавшие издалека, потому что дома нет работы, а здесь им платят копейки, и украсть они ничего не могут. А вот кассиры объегоривают, набрасывают небольшую цену на товар и если у вас в авоське много разнообразных продуктов, набегает тридцатник. Разве вы заметите этот тридцатник, ели вы набрали на тысячу, а то и полторы? Все дело в том, что за вами идет следующий покупатель, а за следующим опять следующий и хорошему продавцу удается собрать от трех до пяти тысяч дармовых рублей.
Возьмите связистов мобильных телефонов. С вас могут снимать до тридцати рублей в день. Если вы случайно нажали не ту кнопку, с вас уже снимают за услугу, которой вы ни разу не воспользовались. Здесь особенно выделяется Билайн и МТС. В этих организациях жуликов десятки тысяч, а в самих организациях крутятся миллионы похищенных денег. Словом, нет такой отрасли, где бы вас ни объегорили. Саша вспомнил, что коллегия адвокатов на Новослободской выманила у него пять тысяч только за то, что открыл у них дверь, а два адвоката мусолили его всего пять минут, намереваясь получить с него восемьдесят тысяч. Так, просто, ни за что.
К вопросу воровства, где воруют все от десяти лет и до своей смерти, мы еще вернемся, а пока последуем за Сашей. Он сейчас в магазины, набил полных три сумки продуктами и встал в очередь к кассиру.
"Ну, теперь я прослежу, что, сколько стоит и насколько меня здесь, в этом магазине надуют. У меня ручка самописька работает и бунажка имеется, буду записывать". Он подошел к кассиру через восемь минут, выложил все на столик, но кассир стала так быстро щелкать, точнее нажимать на кнопки считывающего аппарата, что он успел достать только ручку, а бумажку нет.
− С вас 998 рублей 67 копеек.
− Ого, так это тышша. Я не так богат, как вы думаете, − начал было разводить философию Саша, чтоб хоть за что−то зацепиться.
Кассир посмотрела на него злыми глазами и повторила:
− Деньги на бочку! Эй, Женя, иди, забери товар, у покупателя денег не ему хватает. Выпроводи его на улицу.
− Ну, давай, двигай, неча тут финти−винти разводить, − пробурчала дама, что стояла за плечами с увесистой сумкой.
− Вот, вот, берите, я как−то забыл, что так много набрал продуктов...на целую неделю, − виновато сказал Саша, доставая банкноту достоинством в одну тысяч рублей.
Кассир, надо ей отдать должное, выдала ему выплюнутый машинкой чек и Саша, счастливый, посеменил в сторону дома, не оставляя надежды разоблачить кассира.
Дома он трижды все пересчитывал, и всякий раз получалось так, что не они его надули, а он их, хотя, на самом деле, сорок пять рублей, тридцать восемь копеек, с него содрали больше, положенного.
Теперь не только изобилие продуктов было на кухне, но и дорогие лекарства, сработанные в самой Германии, ждали его. Проглотив одну таблетку, он стал изучать инструкцию с другим названием, но предназначенную для той же проклятой аденомы, которая что в России, что в Германии везде одинакова.
Капсула с миниатюрными шариками внутри с трудом миновала глотательный аппарат и застряла в дебрях желудка или кишечника, но Саша, заверил себя в том, что это то лекарство, которое ему должно помочь . И вроде бы стало действовать: он просыпался ночью всего два раза, а не шесть раз, как раньше и сон показался более глубоким.
На следующий день перед сном он выпил другую таблетку, которая, почему−то, совершенно не действовала, у нее было смешное название Омник Окас из Нидерландов. "Гм, Бездомник Пукас" − подумал Саша и решил, что обязательно скажет своему лечащему врачу об этом.
Но Кармен Огахуйнян в платной поликлинике, просто ошарашил его своей настойчивостью брать в аптеке Омник Окас и никакое другое лекарство. И гладкая таблетка, и хорошо проникает в гортань, и держит все 24 часа, и результат от нее месяца...через три гарантированный. Он почти без акцента говорил на русском, и речь его была убедительной, и звание кандидата медицинских наук это подтверждало.
− Это самое лучшее лекарство, все анализы показали, что именно оно вам подходит. Или вы сомневаетесь? я не совсем простой врач, я – кандидат. Давайте, становитесь, проведем очередной массаж. Вы ведь лучше себя чувствуете, правда?
− Да, конечно. Ходил шесть раз на ночь, теперь меньше.
Саше это запало в память. Вопрос, почему он настоятельно рекомендовал именно Нидерланды, выяснился позже. Оказывается дилеры, которым привозят эти лекарства, заключают контракты с лечащими врачами, платят им неплохие деньги, за то чтоб они выписывали рецепты больным лекарства именно этой и никакой другой фирмы. Дилеры определяют цену для аптек, а аптеки щедро доят больных, вот почему импортные лекарства такие дорогие. Если, скажем, и это не точные данные, в Нидерландах вы можете купить упаковку в тридцать капсул за 700 рублей, то в российской аптеке вам придется платить 1650.
Министр здравоохранения России, довольно симпатичная дама, не будем называть ее фамилии, как в советские времена выступает на телеканалах, хвастая, какая идеальная медицинская помощь населению в стране.
Ей даже во сне не снится, что в столичных поликлиниках, возможно не во всех, продают должности врачей, приехавшим из кавказских республик врачам, которые не только ничего не знают, но нагло требуют мзду за прописанное лекарство, где им тоже дают мзду.
Короче, все сошли сума.
Бывший мэр Кац, взяв фамилию первой жены, стал Лужковым, ободрал Москву как липку, а его замы и помы, давно сбрившие пейсы и ставшие гусскими, стали изощряться в воровстве не хуже своего босса. И эта благородная традиция спустилась вниз вплоть до уборщицы.
Новая власть, надо думать, тоже не лыком шита. Что стоит одна Васильева и ее любовник, бывший министр обороны Сердюков? Стоит ли продолжать дальше? Едва ли.
Александр Васильевич сел к обеду и ужину и выпив наперсток виски за ужином, взбодрился и принялся писать письмо мэру столицы.
« То, что в этой поликлинике, то же самое и у остальных лечебных учреждениях. Мэр не может все знать, он в поликлиниках не бывает, а если и зайдет когда, так за ним свита чиновников...окружат его и начнут показывать то, что заранее запланировали. Даже подставных посетителей найдут, совершенно здоровых, а вид у них будет вид больного, получающего квалифицированную медицинскую помощь. Мэр останется доволен, а чиновники от медицины три дня станут праздновать. А я... я ему напишу все как есть. Тем более он недавно приступил к своим обязанностям. Предыдущий мэр, как его, а, Лужман, проворовался; заселил Москву узбеками, татарами, таджиками, и президент отпустил его на все четыре стороны. Иди, мол, гуляй, кепка. Новый мэр, еще не успел полюбить кормушку. Вот и самый раз сообщить: врачи не желают лечить больных, они ревностно относятся к коллегам, которые ушли в платные медицинские учреждения. Они ненавидят стариков и ждут их смерти, потому что старики ‒ нищие люди. На скудную пенсию прожить трудно, не то, что давать взятку каждому врачу».
И он взял в руки ручку, бумагу, исписал шесть страниц, и рано утром, едва похлебал чаю, отправился на Тверскую, в мэрию, в отдел писем. Его беспрепятственно пропустили на первом этаже и показали, куда и кому отдавать письмо. В конце зала, у самой лестницы сидела приятная девушка с приятной улыбкой на молодом лице, приняла у него бумагу и даже паспорт не спросила.
‒ Ждите, ответ непременно будет через несколько дней.
Веревкин почувствовал, как благородная струя опоясала его грудь и он, чуть ли не подпрыгивая, вышел на улицу и спустился вниз к метро.
" Помогу мэру, он новый, нуждается в помощи, а то обманывают его чиновники крупного и мелкого пошиба, а там, глядишь, он чихнет, и меня в районную управу, в замы, ух, будет здорово. Буду честно трудиться, даже ночевать на рабочем месте согласен. Уж тогда я возьмусь за эту поликлинику, наведу порядок. Перво-наперво главврача надо поменять, что это она прячется от всех. Дней приема у нее нет, а такой график должен висеть на первом этаже. Прячется от всех. Нехорошо это. А врачи... что делать с врачами? пусть работают на полторы ставки, как в школе. Вот я вам, туды вашу мать" ‒ рассуждал Александр Васильевич, пока не объявили" станция метро "Профсоюзная", где ему надо было выходить.
Все последующие дни он ждал ответа на свою жалобу, даже заглядывал в поликлинику, чтобы посмотреть, как себя ведут врачи, часто ли бегают туда-сюда медицинские сестры, стоят ли на месте те аппараты, что выплевывают талоны к врачам, но все было так же, как раньше. Никаких изменений не произошло. Он расстроился, хотя причин для расстройства не было.
Едва он поднялся на свой этаж, как к нему подошла медицинская сестра без белого халата, взяла его за рукав и велела:
− Пошли.
− Куда, зачем?
− Затем.
− Мы так не договоримся.
− Ну, тогда я скажу. На вас пришла жалоба из московской мэрии за недозволенное поведение в полуклинике как больного, прикидывающегося больного пенсионера Веревкина, прикидывающегося больным. Наша главная приказал доставить вас живым или мертвым для обсуждения этого вопроса. Не упирайтесь, следуйте за мной, чтоб я не вызывала "Скорую". Там дюжие ребята, скрутят вас аки жгут и запихнут. Будете иметь вид мокрой курицы.
− Гы, лучше петуха, пойдем.
− То-то же!
В актовом зале лечебного учреждения собрались все врачи во главе с Лидией, а дальше никто не помнит ее отчество, поскольку она вела затворнический образ жизни. В руках у нее была жалоба, отправленная мэру Москвы. Хорошо сработал мэр, как часы. Правда, по старой коммунистической схеме, возможно, он даже не прочитал текста, а наложил резолюцию в верхнем левом углу: "Бурбулидзе" разобраться. А Бурбулидзе начальник департамента медицинского обслуживания населения города Москвы, черкнул ниже резолюции мэра: "Сванидзе" разобрать и доложить. А Сванидзе− начальник департамента Юго−западного административного округа. А дальше – поликлиника. Главврач вспыхнула, намереваясь бросить кляузу в мусорную корзину, она никого и ничего не боялась, поскольку ее выдвинул на этот высокий пост скандального учреждения не кто−нибудь, а сам Бурбулидзе после второго похода в сауну, где она, как женщина, уже не устраивала козни, а сделала все, что могла и была вознаграждена.
Но в это время в ее кабинет, как злая муха, влетела старшая медицинская сестра Турбукидзе.
− Там один пенсионер кричит на весь этаж: жаловаться буду! У меня мошонка распухла до такой степени, что не знаю, что с ней делать и куда ее девать, хоть сам себе делай операцию. Уролог ничего не хотит делать, а хирург говорит нычэго нэ нада дэлат. Что прикажете, какие будут указания?
− Никаких пусть орет, пока не охрипнет. Тут еще один пенсионер жалуется, да прямо мэру столицы. Вот она жалоба. Я бросаю ее в урну.
− Боже упаси! ни в коем случае. Лучше проведем собрание, признаем ошибки...в присутствии того, кто жаловался.
− Хорошо, займитесь этим вопросом. Соберите врачей и этого бедолагу с мозгами набекрень, а потом меня позовите.
***
Александр Васильевич в сопровождении медицинской сестры кавказской внешности, почти на цыпочках вошел в актовый зал, где уже сидели врачи и с боязливой ненавистью посматривали на него, но молчали как партизаны.
− Сейчас вызову Главную, − сказал медицинская сестра, и исчезла, но вскоре вернулась, сопровождая Главную даму, прилично одетую, прилично накрашенную, прилично высоко держа голову и едва заметно, презрительно улыбаясь.
− Ну−с, так. На нас наши больные, кто ходит к нам на собственных ногах и прямо держит голову при сгорбленном позвоночнике, стали писать унижающие нас длинные трахтаты. Вот один из них, Армен Васильевич, простите Александр. Прямо мэру. Да как так можно? У мэра во, сколько работы, он, бедный даже сауну посетить не может из−за дифцита времени, а тут на тебе, жалоба на медицинский коллектив. Назовите мне врача, уважаемый, нет, неуважаемый, кто из здесь сидящих врачей требовал у вас взятку в долларах, в рублях и даже в конфетах? Кто? назовите, и я его тут же пущу на ветер ворон считать!
− Да никто не требовал, что вы? я сам хотел дать, но вспомнил, что это нарушение закона. За это отвечает взяточник и взяткодатель.
− Разве? – удивился уролог Шаламов.
− Да, голубчик, я вас спас и себя тоже, − произнес подсудимый Александр Васильевич.
− Тогда какие могут быть жалобы?
− Есть жалобы. Меня врачи к этому приучили. Заходишь в кабинет, тут же вопрос: какие у вас жалобы? А, вам лучше сдать анализ мочи. Вот недавно получил "Приглашение на диспансеризацию от АО Спасские ворота−М", где было сказано, что такая ...пансеризация проводится у вас. Обрадовался и к вам на третий этаж. Там посмотрели на меня, как на врага народа и сказали:
− Сдайте анализ на мочу.
Все вы тут мочой пропахли, вот что я вам скажу.
− Но теперь−то какие у вас жалобы? – спросила Главврач.
− У меня болят яйца.
− Ну, сделайте из них яичницу, в чем дело?
− Я бы не прочь, но время уже ушло, молодость кончилась...еще в прошлом веке.
− Кто в этом виноват?
−Уролог Шаламов, я уже шесть месяцев к нему хожу, а он хоть бы хны. Все анализ мочи назначает.
− Инспектор Шаламов, это правда?
− У меня своя метода. На больном Веревкине я испытывал два лекарства немецкой, а потом нидерландской фирмы. Когда испытание закончилось, я отправил его на Узи в другую балаторию.
− В смысле амбулаторию.
− Точно так. Я не виноват, что так быстро время идет. Надо быстрее поворачиваться, я это всем больным говорю.
− Ну, вот видите, какие могут быть претензии? Шаламов почти кандидат наук.
− Отпустите меня домой. У меня мочевой пузырь на грани разрыва.
− Кишконадзе, проводите больного.
9
Усталый, измученный Александр Васильевич вернулся домой, сел к столу поужинать, а рядом в буфете стояла бутылка виски, которую он открыл недели две тому, а сейчас, для снятия стресса наполнил стограммовый стакан, выпил и поцеловал в донышко, как настоящий кандидат в алкаши. Жена посмотрела на него недобрым взглядом и ничего не сказала, но через некоторое время выдала:
− Налей себе еще.
− Лучше воздержусь. Сердце и так уже колотится, да и самого клонит ко сну. Перекушу и на диван.
Он лег в надежде заснуть сразу, однако ворочался с правого на левый бок и обратно, а потом провалился, и началось путешествие по городу. Он преодолевал разные препятствия и, натыкаясь на молодых хулиганов, норовивших пробраться в его карман, но все ускользал. Уже было повернул в сторону дома, и обнаружил, что карманы пусты, какой-то молодой парень, что работал на его заводе помощником токаря, со всего размаху ударил его в промежность с такой силой, что там, в глубине загорелся пожар, потому что вместо носка у него оказалась головня.
‒ Это тебе, Васильевич, за то, что ты без всякого основания лишил меня премии за последний квартал. Хочешь, еще дам в пупок.
И тут он проснулся, и действительно почувствовал жжение и боль в промежности. Это проклятая аденома давала о себе знать. Он достал таблетку дорогого лекарства, это была двадцатая таблетка, а в сутки рекомендовалась только одна. Но и она не помогла. А что было делать, никто не знал.
Рыская по полкам со всякими настойками, он увидел миниатюрную бутылочку с настойкой чистотела, налил воды в стакан и добавил двенадцать капель настойки просто так, чтоб что−то налить и выпить, лег и стал ждать. Боль стала отступать медленно, но верно, вдобавок этот чистотел оказал снотворное действие. Александр Васильевич проспал до десяти утра.
С тех пор он принимал одну таблетку на ночь, а в три часа ночи 14 капель чистотела. Так уролог Шаламов, едва не упрятавший его в могилу, отошел для него в небытие и стал ненужным.
Отказавшись от тяжелого свинины, баранины, говядины, он перешел на курятину и индюшатину, в которой в два раза больше железа, чем в любом другом мясе.
Избавиться от людей в белых халатах, работающих в этой Богом забытой и безнравственными людьми испорченной поликлинике, в которой немощные старики бесполезно слоняются по кабинетам, надеясь продлить остаток жизни, было первостепенным делом Александра Васильевича. Он в одиночку решил объявить войну преждевременной смерти. Благодаря помощи государства, в котором он честно трудился в виде скромной пенсии, он имел возможность завтракать и обедать, и ужинать лекарствами, все свободное время посвящал здоровью. Если раньше он об этом не думал и не мог думать по причине занятости, то теперь – неограниченная свобода, как в трехлетнем возрасте.
Это отказ от курения, утренняя гимнастика, прохладный душ, а затем прогулка в Битцевском лесопарке, не менее пяти часов. И так каждый день. Овсяная каша эта королева среди всех остальных, известных людям, стакан воды натощак, ложка льняного масла до завтрака и лекарство от всех болезней − капли чистотела.
....Люди в белых халатах встречали его, если не равнодушно, то с какой-то злобной озабоченностью, и таким выражением лица, которое говорило: когда же тебя отвезут на кладбище, бесполезный старикашка, сидящий на шее общества? А что касается поликлиники, когда−то лучшей в районе, то она превратилась в ГБУЗГП ╧ ...ДЗМ, − в заведение под девизом: очисть карманы всяк сюда входящий. Но у этих стариков с трясущимися руками и убогим побуревшим костылем, карманы пусты. Чтобы жить, им нужна хоть раз в день похлебка, посещение аптеки, которая часто не по карману, непосильная квартирная плата, вода и электроэнергия. Люди там наверху, когда чувствуют, что внизу что там никак, начинают вещать о том, сто постоянно проявляют заботу о народе, в том числе и о стариках. Будет повышена зарплата, пенсия и они ее даже повышают на несколько рублей и успокаиваются
После многочисленных повышений, пенсия в России самая минимальная среди стран западной Европы. В маленькой Дании пенсия 2800 долларов в месяц. РВ России такую пенсию не получает даже министр. Похоже, что вымирание части населения запрограммировано нашими пастухами, поскольку мы представляем собой стадо баранов.
Учитывая то, что наша половина, готова выходить замуж к тридцати и выше, и к сорока родить одного ребенка, это очень скоро скажется на численности населения. Нельзя не заметить, что эта коварная эмансипация бытует среди русских, но не среди многочисленных других национальностей, проживающих на русской земле и являющихся гражданами России. Лет эдак через триста−четыреста их станет большинство, и они смело скажут: русские, убирайтесь вон.
Понятно, великая страна, на самом деле должна тратить больше половины средств на вооружение и не может обеспечить спокойную старость и не желает лечить больных, тогда уж лучше бы приняли такой закон: вышел на пенсию, вот тебе таблетка, проглоти ее и отправляйся на тот свет, там тебе место, а мы тебя похороним, нет не похороним, а соберем вас вместе, человек тридцать-сорок, погрузим в большую печь и сожжем. Ваши родственники получат по горстке пепла и в колумбарий. Правда, этот пепел будет ничейный, потому что он будет смешан с пеплом других, чужих трупов. Наивные родственники будут считать, что этот пепел принадлежит их отцу, деду и начнут хранить о них память.
Чего мучиться старикам? Денег на лекарства нет, врачей нет, настоящие врачи в платных поликлиниках, а в бесплатных осталась одна безнравственная шушера, а в платных поликлиниках врачи, как бы вторично дали клятву Гиппократу и стали другими врачами и главное остались людьми, они полюбили свою работу, потому что их работа это хороший заработок, возможность жить на широкую ногу, как на загнивающем западе. Лечиться у таких врачей нам никто не запрещает, но не позволяет карман. Потому мы так не можем жить, нам не дают западные швабы так жить, как живут сами, они нас заставляют печатать ракеты, строить самолеты, совершенствовать ядерное оружие. Безумцы. Ведь и сами отправитесь на тот свет вместе со своей роскошью.
10
От таких реакционных мыслей у Веревкина разболелась голова, и он шагал прямо, все равно куда, как приезжий в незнакомом городе, которому безразлично, куда идти, если он просто решил прогуляться по незнакомым ему улицам. Его тянуло к чему-то необычному, к такому, что могло бы его взбудоражить, оживить, заставить снова полюбить жизнь, взглянуть на солнце, вспомнить, что у него свой дом, а в доме свой уголок на верхних этажах, где его всегда ждут.
Когда он очутился на той стороне Севастопольского проспекта и определил, что перед ним пятиэтажки, оставшиеся еще от Хрущева, а за спиной магазин "Виктория", а черт знает куда. Он, правда, недалеко, лучше вернуться домой. В "Викторию" не пойду, там все очень дорого, это магазин не для пенсионеров, а вот в "Монетку" можно, − решил он.– Это наш магазин, магазин обездоленных и нищих. Возьму православной и наклюкаюсь вусмерть.
Он пошел медленно по улице, что вела к продуктовому магазину "Монетка", остановился у винного отдела, там все было, кроме того, что он искал. Среди покупателей одни пенсионеры, большинство женщин. Некоторые все еще выпендриваются, высоко несут голову, возможно кошелек тугой. Александр Васильевич интереса ради, стал наблюдать за одной старушкой, она задержалась у короба с картофелем. Картофель ‒ шестьдесят рублей килограмм. Видно было, что ей очень нужен картофель, но она не может взять два-три килограмма и выбирает. Чтоб не подгнивший клубень, чтоб не в ранах, не сморщен, не пах гнилью, чтоб кожура была гладкая и аккуратно складывает в целлофановый мешочек по одному клубню.
‒ А я молока взяла, ‒ похвасталась ее знакомая, подходя к ней вплотную. ‒ А ты чего так долго копаешься?
‒ Да мне грамм триста. Я потребляю по одному клубню в день. Пенсия у меня слабоватая, туберкулезная ‒ четырнадцать тышш. Квартплата, телефон, телевизер, свет и всякая другая ерунда, почти половина уходит в тартарары. На питании экономлю. Жить хоцца.
‒ А мне пакета молока хватает на неделю. И ты так делай.
‒ Не могу. На лекарство коплю. Нога в колене не сгибается. На лекарствах приходится выживать, а то как же.
Александр Васильевич слышал этот разговор и думал, что и его ждет та же участь, она уже в двух шагах от него. Зубы надо лечить, сердце надо лечить, мочевой пузырь спать не дает, стоит съесть ложку риса ‒ запор. Железа не хватает. Зубной врач это заметил, а терапевт Орлова нет, она даже бумагу с результатами не могла найти. Или не хотела.
Он ходил по магазину, но ничего не взял: не знал что брать. Этим занималась супруга. У входа дома, здание спичечный коробок, набрал код для входа, в замке щелкнуло, и он потянул дверь на себя, но дверь не поддавалась. Слабоват. Он рванул крепко, дверь поддалась, но в это время в сердце кольнуло и тут же отпустило, однако резко усилилась слабость в ногах. Благо лифт работал потому что ему на 15 этаж.
Войдя в квартиру и не раздеваясь, плюхнулся на кровать. В ногах блаженство, на сердце тяжесть, а веки глаз все время опускаются, его стал одолевать сон.
‒ Что это ты? не нализался где случайно? чувствуешь себя как?
‒ И сам не знаю. У зубного ничего не получилось, тышшу принес...принес...принес.
И он умолк, и стал посапывать.
Юля сняла ботинки, носки, пальто, пиджак и брюки и набросила старое одеяло.
‒ А как с ужином? скоро восемь вечера. Поспи, соколик, проснешься, накормлю тебя овсяной кашей.
Она ушла на кухню, где гремел телевизор, и надолго прилипла к дивану, пока сама не заснула, не выключив свет.
А Александр Васильевич погрузился в глубокий сон ‒ отправился в причудливый мир сновидений. Выйдя на балкон, он заметил две машины Скорой помощи, откуда вышли дамы в белых халатах. Впереди во всей красе шагала главврач Аршинина Лилия Геннадиевна, за ней кандидат медицинских наук Шаламов, кардиолог Манана в грузинской одежде, зубной врач Князьков с огромным животом и выпученными глазами и девушки из регистратуры, которые никак не могли найти его медицинскую карту. И сейчас они доказывали, что медицинская карта волшебная, а больной Веревкин необычный человек, он маг: когда он подходит к окошку регистратуры, его медицинская карточка исчезает, а когда он исчезает сам, то бишь уходит по своим делам, медицинская карточка появляется.