Текст книги "Помни о доме своем, грешник"

Автор книги: Василий Гигевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Но трижды будь благословен ученый, который ежедневно сталкивается с неизвестностью, словно с черной бездушной бездной, и который не отчаивается и не теряется, находя поддержку в чем-то более существенном и более надежном, нежели страшная неизвестность, что так отчетливо стелется перед глазами!

За что он держится?

За что все мы должны держаться?»

ИЗ ДНЕВНИКА ОЛЕШНИКОВА

«Только женившись, я ощутил и осознал то непреложное, над чем когда-то смеялся: наука требует жертв…

А тем более мне никогда не верилось, не снилось даже, что одной из таких жертв могу стать и я. У меня мысли такой не было.

Когда Валесский с самого начала был один – еще тогда, в юности, он заранее сжег за собой все мосты для отступления, ибо, замкнувшись в круге одиночества, чтобы никого не тревожить и чтобы его не беспокоили, он начал тот сложный эксперимент над собой, в котором сам был исполнителем и судьей – это только мне казалось, что я – более счастлив, что у меня, как и у всех, во всяком случае как и у большинства, будет семья, рядом со мной будет тот близкий и дорогой человек, с которым я в любое время смогу поделиться своей горечью и отчаянием.

В юности я часто вспоминал ту идиллическую картину, которую видел в детстве на бумажных ковриках, привезенных с березовского базара и развешанных на стенах: два белых лебедя плавают посреди лесного озера, а вдали, за зеленым камышом и деревьями, возвышается на холме чудо-дворец, в котором, видимо, так хорошо и радостно жить, ежедневно любуясь озером и белыми лебедями с длинными гордыми шеями… Что-то подобное мерещилось мне, когда мечтал о семейной жизни, и поэтому ничего иного не оставалось, как обеими руками ухватиться за то чистенькое, не отравленное сигаретным дымом и бесконечно длинными пустыми разговорами о высокой миссии искусства, не задетое эстрадно-джинсовой лихорадкой и многим другим, чем так увлечены многие ее одногодки…

После длительных поисков я нашел такое или почти такое. Как когда-то говорили в Житиве, кто что ищет, тот то и находит.

В ту розовую пору, когда мы с улыбкой стояли на пороге загса, мне показалось, что рядом с ней я буду жить так же счастливо, как и те два лебедя, что вечно плавают посреди лесного озера, не зная тревог и сладостных искушений того огромного мира, что начинается сразу же за лесом, за прекрасным чудо-дворцом. Мне казалось, что она поняла, она должна была понять меня тем женским чутьем, которое не поддается логическому мышлению.

Поначалу все было именно так или приблизительно так, как я когда-то мечтал: и белая легкая лебяжья фата, и частная квартира, показавшаяся мне тем чудо-дворцом, что маячил за камышами и деревьями, и сама она, улыбчивая и ласковая…

А потом я однажды стал чувствовать, что мне не хватает слов, чтобы рассказать ей, чем занимаюсь целыми днями на работе.

Это было начало.

Я ничего не понимал. Даже того, что попадаю в круг одиночества, в который до меня попадало столько ученых, когда они месяцами и годами не могли говорить с родными о смысле своей работы.

Ибо, сказав ей, что я конструирую сверхновый микроскоп для Валесского, я еще ничего не сказал, это было почти то же самое, что на вопрос: «Как живешь?» – отвечают: «Нормально». В моем бодром работаю скрывалось то неведомое, к чему я даже и ее, жену, не мог подпустить.

Сначала я этого и сам не понимал, наивный, я надеялся легко перескочить через границу между моим и ее пониманием и поэтому сразу же стал объяснять ей захватывающий мир формул и графиков, на листках бумаги я рисовал для нее схемы электронного микроскопа и объяснял принцип его работы. Она слушала, смотрела, согласно кивала головой и сразу же засыпала…

Тогда я понял, что все, из-за чего я не сплю ночами, из-за чего просиживаю днями в лаборатории и в институтской библиотеке, – ей чуждое и далекое, мои формулы и графики, мои варианты схем электронного микроскопа ей неинтересны, как ребенку неинтересны мысли о бытии и смерти.

И незачем мне было удивляться, а тем более обижаться на нее, я ведь сам когда-то хотел этого: чистенького, беленького, ничем не запятнанного… Все было правильно и логично, как всегда, житивцы говорили правду: кто что ищет, тот то и находит… А поэтому скажите, пожалуйста, зачем ей вереницы запутанных сложных формул, от которых ей ни жарко ни холодно, зачем ей и сам сверхновый электронный микроскоп, зачем ей моя раздражительность от неудач, которых в жизни – не мной придумано и не мной заведено – намного больше, чем удач, зачем ей готовить завтраки для меня – зачем ей все это, может, ей все это нужно не больше, чем тем красивым белым лебедям, которые беззаботно плавают посреди лесного озера.

Она была такой же, какой была и до моего знакомства. Она и не думала менять свои идеалы беззаботности. Какой она была, такой и осталась. И что же тогда нужно мне от нее, какого дьявола?

И поэтому все остальное было логическим и простым, чему не стоит даже удивляться: угрожающая неуютная тишина в квартире, холод рядом с женой, который ощущался всем телом как жарким летом, так и зимой, бесконечная купля-продажа мебели, посуды, которыми все больше и больше забивалась квартира, – как и многие, мы поначалу наивно верили в сказку о счастье, которое может прятаться между коврами, сервантами, хрусталем и фарфором…

А потом мы поняли, догадались наконец, что же нас могло по-настоящему объединить: телевизор… Не потому ли, как и многие, мы старались достать телевизор как можно больших размеров, сначала черно-белый, а потом цветной, чуть ли не на полстены…»

ИЗ МОНОЛОГА ЛАБУТЬКИ

«С появлением сына моя жизнь обрела именно тот смысл, к которому я так стремился. Часто я насмехался над Валесским и Олешниковым, часто говорил им, счастливый и уверенный в своей правде, что они не понимают, не хотят или не могут понять главное: счастье наше – в наших детях, в семье…

Поначалу я был счастлив: и когда усердно подсчитывал, сколько недель сыну, когда учил его ходить, когда обучал словам, услышанным от матери, и даже позже был я счастлив, когда по утрам водил сына в детский сад, а вечерами, забирая из сада, по дороге рассказывал сыну увлекательные истории, похожие на сказку, которые, однако, сказкой не были…

Месяцами я пропадал в командировках. Возвратившись, с удивлением отмечал, как неожиданно быстро подрастал, тянулся вверх сынишка, словно рос он как раз тогда, когда я был в командировке. Я снова заводил с сыном разговоры, которые начал еще раньше, когда отводил его в детский сад. И не замечал, занятый своей отцовской радостью, что сейчас мои разговоры для сына – всего лишь разговоры, которые он и без меня слышал и слышит ежедневно бесчисленное множество: в школе, на улице, с экрана телевизора, в кинотеатре, в кругу друзей-ровесников. И все чаще и чаще, не дослушав меня, сын срывался из квартиры к своим ровесникам, к той молодой загадочной жизни, от которой я не мог его оградить. И когда я пытался в чем-то перечить сыну, он как-то излишне спокойно и убежденно говорил мне: «Батя, так ты ведь тоже срываешься от нас на целые месяцы. Так что – все нормалево. Чао, батя…»

Я оставался один и все размышлял, стоит ли его ограждать. И школа, и улица, и город, и все остальное, среди чего вырос сын, начиная с дискотеки, которую они организовали в школе, было для него естественным и простым, все это было для сына тем, чем для меня когда-то было Житиво.

И все же Житивом оно не было…

Все в мире повторяется: когда-то я вырвался из Житива, а он, сын мой…

Куда он мог пойти, к чему или к кому – вот что не давало мне покоя.

И вот, наконец, наступил тот неожиданный для меня день, который, видимо, бывает у всех родителей, когда я совсем другими глазами посмотрел на сына, на его темные усики, на узкие адаманистые джинсики, на тонкие и высокие, как у женщины, каблуки, и, словно на стену, натолкнувшись на холодный уверенный взгляд сына, на мое удивление: «И ты, мой сын?..» – услышал такой монолог, на который вначале ничего не мог ответить или хотя бы возразить.

– Батя, – так начал сын свою правдивую исповедь, – батя, может, хватит заниматься черепками да горшками, которые нынче никому не нужны? И меня тоже незачем тянуть туда, в глухую минувщину. Все, чем ты занимаешься, батя, это хорошо и, может, даже интересно, как бывает интересна сама по себе наука. Однако неужели ты не понимаешь, что все, на что ты тратишь свою жизнь, – это детская игра, только имитирующая реальную жизнь?.. И ты, и Олешников, и Валесский – вы будто с ума посходили из-за науки. Вам хотя и поют хвалу в мировой печати, однако вы совсем оторвались от реальной жизни и поэтому не чувствуете и не замечаете, что мир нынче не таков, каким был, когда вы босиком бегали по своему глухому заштатному Житиву. Неужели и на самом деле вы не понимаете, что ваша одержимость никому не нужна? Батя, когда бы все в мире было так, как ты мне заливал пятнадцать лет, человечество и до сих пор ходило бы в лаптях и до сих пор люди сидели бы по деревням… Батя, опомнись, пока не поздно, услышь иную правду, хоть от меня. Сейчас другой век и всяческим пророкам и гениям с их категоричностью здесь нечего делать. Сейчас наступил новый век – век посредственностей, ибо человечеству надоели гениальные призывы, которые все чаще противоречат друг дружке, нынче мы все вместе – заметь и запомни хотя бы это – все вместе, и праведники, и грешники, ищем истину. Коллективно. Как коллективно создается ныне высший вид искусства – киноискусство, так же коллективно люди ищут истину… И в дискотеках, и в научных лабораториях, и во время праздных шатаний по улицам, и в вечернем кайфе, когда наши уставшие души расслабляются от коктейля и сигаретного дыма, теми балдежными сладострастными вечерами, которых вы, взрослые, почему-то боитесь как черт ладана – все и везде ищут истину. И ты. И я. Ваше поколение пускай ищет ее в чем угодно – в археологии, в вирусологии, как Валесский, а мы, молодежь, будем искать ее в другом и по-другому… И, пожалуйста, пускай вас это не колышет. И не удивляет.

Батя, выйди на улицу, взгляни хотя бы одним глазом, что происходит в подъездах, на танцевальных площадках, в магазинных очередях, пройдись по ресторанам, хотя бы раз съезди в Сочи и кутни по-настоящему, а не копайся месяцами в своих никому не нужных Курганах… Надо жить как набежит, а не утешать себя вымыслом или сладкой легендой. Эх, батя, батя…

– Как же это случилось, сын мой? Когда все это вошло в тебя? – наконец выдохнул я. Я ничего не понимал. Ошеломленный, я ничего не мог сообразить. А тем более – не мог ему перечить.

И тогда сын стал неторопливо объяснять мне все, как когда-то на уроке Гаевский объяснял строение Земли: вот она, будто железный прут, земная ось, а вот и сама Земля – круглая, день и ночь вращающаяся вокруг наклонной оси…

– Батя, вы же сами все время выпускаете джина из бутылки. Не кто-то, не чужой дядя, а вы – ты, Валесский, Олешников, открыли адаманов, после чего все в мире и завертелось. Так что же ты сейчас кричишь и удивляешься? Не кто-то, а сами вы, наши родители, протаптываете нам стежки-дорожки, по которым мы смело и уверенно топаем. И не наша беда, что вы боитесь шагать по этим стежкам-дорожкам.

Эх, батя, батя, как же отстаешь ты от современной жизни!..

Все это настолько меня удивило и оглушило, что я совсем не заметил, когда жена успела снюхаться с гениальным режиссером. После услышанного от сына это меня уже не волновало.

…А тем более у меня не было желания выслушивать ее такой же правдивый и такой же правильный монолог».

Раздел четвертый
КОМУ – СМЕХ, А КОМУ – БЕДА

Адаманами интересовались разные люди, и богатые и бедные, и умные и дураки, и верующие и неверующие.

Представитель Ватикана, известный теолог святой римской католической церкви Иоанн XXI, обратился к верующим всех континентов с очередным важным посланием, опубликованным в средствах массовой информации.

Приводим начало этого послания.

Адаманы – испытание веры нашей

Не первый год и не первое столетие вера наша искушается дьяволом, который в образе Змия искусил когда-то Еву, за что человек был наказан Всевышним, и сказано было человеку:

– Проклята Земля за тебя; со скорбию будешь питаться от нее, во все дни жизни твоей. Терние и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться травою полевою. В поте лица своего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах возвратишься.

И на этот раз, мои дорогие братья и сестры, мы снова сталкиваемся с испытанием, которое Всевышний посылает нам за грехи наши и за блуд наш, как в делах земных, так и в мыслях наших. Снова и снова Всевышний хочет испытать Веру нашу и показать нам, что кара Его всегда поджидает слабого человека как ныне, при жизни земной, так и потом, на Великом Суде, когда ничего не изменишь…

С не менее важными посланиями выступили представители других вероисповеданий и религий.

«О мудрый из мудрейших Богов, о Великий Аллах, ты когда-то послал нам Магомета, а ныне, посылая адаманов, ты испытываешь нашу Веру», – так начал свое послание всемирно известный представитель ислама Али Махмуд III.

А вот что, например, писал верующим представитель всемирно известной Йоги прославленный Радж Синг:

«Великий и мудрый Патанджали когда-то говорил нам, что в каждом человеке есть Атман,[23]23
  Атман – индивидуальная душа.


[Закрыть] которая все время стремится к слиянию с Брахман.[24]24
  Брахман – мировая душа.


[Закрыть] Великий Патанджали в своей «йога-сутре» показал нам реальные пути перехода Атман к Брахман. Мудрость великого Патанджали в том, что он, ничего не зная о существовании адаманов, своей «йога-сутрой» показал нам самый краткий путь к Брахман, и поэтому, с помощью «хатха-йоги» овладев «раджа-йогой», каждый человек уже в реальной жизни – и в этом доказательство сущности нашей веры и преимущество ее перед другими верами мира – может становиться малым и невидимым или разрастаться до огромных размеров, переноситься в любое место как на земле, так и во вселенной, знать как свое прошлое, так и будущее, разговаривать с умершими и слушать их советы…»

Новый мощный толчок получило кришнаитское движение, по городам и деревням, по бесконечным дорогам бродили кришнаиты и в полузабытьи, не обращая внимания на человечью суету, шептали сутру,[25]25
  Сутра – молитва.


[Закрыть] в которую само собой вплелось новое слово:

– Харе кришна, кришна харе, адаманы, кришна харе, адаманы…

Как видно из вышеприведенных отрывков, верующие не открещивались от факта реального существования адаманов, иное дело – отношение к адаманам… Представители различных религий и вероисповеданий по-разному относились к адаманам; побаиваясь справедливого гнева верующих, вызванного оскорблением их глубоких первородных чувств веры, помня, что романист Салман Рушди из-за подобного оскорбления и до сегодняшнего дня вынужден скрываться неизвестно где, мы в своем правдивом сочинении не беремся навязывать читателю нашу оценку этих сложных отношений, отметим лишь главную тенденцию: так случилось, что существование адаманов словно бы лишний раз доказывало истинность и неповторимость всякой веры и религии…

Атеистический мир тоже реагировал на открытие адаманов не менее заинтересованно и не менее оригинально. Появилось бесчисленное множество научных статей, научно-популярных книг, проводились международные конференции по проблеме адаманов. В газетах, журналах как публиковались, так и продолжали публиковаться дискуссионные материалы по проблеме адаманов.

А сколько защищено кандидатских, докторских диссертаций, темы которых в той или иной мере были связаны с адаманами! Конечно, как и следовало ожидать, все эти кандидатские и докторские защищались в специализированных научно-исследовательских институтах по изучению адаманов (НИИИА).

Для интересующихся товарищей приводим типичный материал одной из таких дискуссий, которая в свое время велась во всемирно известном журнале «Literature and life». Дискуссия началась под броским заглавием:

Адаманы: против и за

Учитывая огромный интерес наших дорогих умных читателей к многочисленным проблемам, связанным с фактом открытия адаманов, форма которых, как всем известно, напоминает людей, в этом номере журнала мы начинаем новую очередную дискуссию, которая, надеемся, заинтересует не только литераторов, художников, композиторов, но и вообще всех людей, озабоченных судьбой современного человека в сложном противоречивом мире, всего человечества в целом.

Сегодня в нашей дискуссии принимают участие писатель Ив Мясцовый и всемирно известный критик, публицист Эд Глоблевый.

Давить эту нечисть

Помню, как сегодня…

Деревню, где родился и рос, широкий простор как передо мной, так и над моей головой, материнская песня за рекой, где мать собирает в лесу ягоду, соловьиные трели в кустах у нашей хаты, туманный луг.

Помню, как сегодня, помню своего отца, еще крепкого и веселого, помню тот день, когда впервые он взял меня на сенокос, еще совсем малого и сопливого. Косить тогда, известное дело, я не умел, да и когда мне было учиться, и поэтому отец смастерил мне специальную маленькую косу-семиручку, с ней я и учился косить, мучился, обкашивая лозовые кусты, и время от времени вспарывая косой кочки… Покос мой был, конечно же, узенький и вихлястый. Однако каким широким казался он мне тогда!

Помню, как сегодня, помню чувство простора, это ощущение Праздника, которое нынче мы, забитые цивилизованной деятельностью, теряем. Хорошо помню, издалека и сверху, словно глас божий, слова отца: «На пятку, на пятку, сынок, старайся нажимать, тогда легче будет».

Косим мы вдвоем, стараемся, машем и машем косами, уже и вечер наступает, малиновое солнышко садится в заречные травы, и так легко, так торжественно у меня на душе, как нынче уже и не бывает, кажется, махал бы вот так и махал бы косою-семиручкой до самого последнего вздоха…

Однако именно этой порой неизвестно откуда налетели на нас комары. Словно туча, целой оравой опустились они на нас, вспотевших от тяжелой мужской работы. Днем на солнышке их не было, а к вечеру так и зазвенели, треклятые… Сначала я еще кое-как отбивался, махал руками, а потом не выдержал – известное дело, мал еще был, – заревел белугой, бросил косу и говорю отцу: «Что делать, папочка, посмотри, сколько их налетело, этих коморов-кровопийцев? Где ж их тут один перебьешь? Одного прихлопнешь, а на его место трое садится…»

А отец мой будто и не слышит ничего, время от времени хлопнет ладонью по плечу или по красной шее, где кучей чернели комары, встряхнет плечами, и все косит как ни в чем не бывало: шах-шах, шах-шах… Только когда я уже совсем заскулил, отец остановился, не спеша поправил косу, а потом повернулся ко мне и говорит, глядя пристально в глаза:

– Что я тебе, парень, скажу на это? Всех перебить, конечно, мы не перебьем, в этом ты прав. Однако бить их надо. Дави как можешь эту нечисть, однако же и о работе не забывай.

Затем отец снова от меня отвернулся и взялся за косу… Взмахнул пару раз и, будто вспомнив что-то очень важное, повернулся и промолвил мне, застывшему, то, что запомнилось на всю оставшуюся жизнь:

– Это уж, видимо, судьба наша такая: бить их днем и ночью. Иначе, сынок, загрызут. Им только попустись, опусти руки, так они, гады, только этого от нас и ждут, чтобы мы сникли. Сколько я за свою жизнь перебил их, передавил, ой-ей-ей: и до войны, и во время войны на фронте, да и после тоже – всю жизнь терпишь от них…

И вот сейчас, после этого воспоминания детства, я хочу перейти к адаманам и сказать, что и с этими адаманами мы должны бороться, как с теми же комарами.

Не впервые сталкиваемся мы с разной мерзостью, что липнет к трудящемуся человеку и не дает ему спокойно жить, той мерзостью, которая сосет кровь здорового человека. Вши, клопы, комары, мошка, гнус в Сибири, пауки-кровопийцы, разные бациллы, микробы, вирусы – сколько их на белом свете, и все они, как говорил когда-то мой отец, только опусти руки, сразу же навалятся на нас и если не совсем загрызут, то может случиться, что будешь ты изо дня в день прозябать да вкалывать на работе, а эти кровопийцы будут жить припевая.

Во все века народ мой интуитивно чувствовал, что от этих паразитов надо защищаться. Не потому ли в моем народе ценились и ценятся чистота, аккуратность, трудолюбие, хорошая баня, любовь к чистой воде и к ясному солнышку – посмотрите сами, какие мудрые и в то же время простые средства находил мой народ, чтобы защищаться от всего того многочисленного, что стремится жить припевая за его счет, высасывая его кровь. И уже от этого, от трудолюбия, от чистоты и аккуратности – рукой подать к нашим напевным народным песням, к веселым танцам, к тем хорошим обычаям, к той веками проверенной народной этике, которую мы, к сожалению, потихоньку теряем и которая объединяла и объединяет людей в то единое и крепкое, название чему – народ, тот народ, которому никакой черт не страшен, а тем более – какой-то там адаман.

И потому сейчас, когда я узнал, что белорус Валесский открыл адаманов, я душой чувствую, что адаманы – еще одна новая нечисть, с которой придется нам бороться. И чем скорее мы начнем изгонять их из нас, тем легче нам будет. Сейчас, не вступая в длинные путаные дискуссии, пока они не расплодились, надо с ними бороться.

Ив Мясцовый

Прежде чем давить, не подумав…

Когда знакомишься с бездоказательным демагогическим выступлением Мясцового, просто диву даешься, просто последние волосы на голове встают…

Товарищи дорогие, когда написана эта статья: в наш пафосный, современный, технизированный, урбанизированный, автоматизированный, просвещенный век или в те далекие глухие времена, когда в мире были только косы-семиручки?..

Давайте задумаемся, о чем говорит Мясцовый: о каких-то комарах, о каком-то болоте у кустов… Товарищи дорогие, куда, к чему зовет нас Мясцовый подтекстом своего выступления? Пускай сам и лезет в то гнилое болото, коль оно ему так мило, и пускай машет там косою-семиручкой до последнего своего вздоха… До одури пускай машет, если ему так хочется. Так нет ведь, сам он толстые романы пишет, а нас, горожан, в болото зазывает. Он что, дураками нас считает?

Да если бы все это и было главным в выступлении Мясцового, все равно это было бы полубедой, однако, как я понимаю, это совсем не главное в выступлении Мясцового. И поэтому я взялся за шариковую ручку, чтобы чуть-чуть приоткрыть людям правду, ту истину, которую изо всех сил стремится затуманить Мясцовый.

Не понимая или не желая понять современную реальность, не понимая, что все в мире взаимосвязано, и согласно с теми же материалистически-диалектическими законами, согласно причинно-следственным связям ни одно действие в природе не проходит бесследно, ибо это действие сразу же вызывает противодействие, кстати, по силе оно равно действию – не понимая и не чувствуя всей этой сложной взаимосвязи, Мясцовый призывает нас, цитирую, «давить, бить…».

К слову, я хочу заодно сказать, что это махание здоровыми кулаками налево и направо, эти мясцовые призывы давить, бить всякую нечисть, которые слышим мы, кстати, не впервые, давно пора выбросить на свалку истории. Сейчас иной век, иные отношения как между людьми, так и человека с природой, как живой, так и неживой. А тем более ставить на одну доску комаров и загадочных адаманов – вы что, товарищ Мясцовый, неужели вы не понимаете, что такая постановка вопроса не то что абсурдна, а просто страшная в своей безграмотности?

Кстати, хочу сказать несколько слов о комарах, к которым Мясцовый пристал как слепой к забору…

Знает ли Мясцовый, что такие, как он, заядлые сторонники давить и бить в одном из районов Сурской области потравили всех комаров? И что же получилось? Исчезли комары, и сразу же исчезла рыба в водоемах, которая питалась личинками комаров. Исчезли, подохли лягушки в болоте, голодные птицы улетели из опустевших лесов и болот, на которые сразу же, как саранча, невесть откуда напали разные жучки и козявки. Сожрав листья в лесах, эти жучки и козявки двинулись на поля: на картофель, на зеленую рожь, на овощи, – и тут уж никакая химизация, никакие гербициды не помогли, как ни травили самолетами картофель и рожь. Короче говоря, через год тот район было не узнать – будто вымер, как после чумы: в деревнях пустуют дома, окна их крест-накрест заколочены, только одичавшие кошки носятся по крапиве. И до сих пор тот район никак не заселят. У меня есть подозрение, что, руководствуясь такими вот мясцовыми призывами, мы потравили всех комаров не только в одном районе, ибо во время последней поездки в Сурскую область по линии подъема культурного уровня населения я проезжал не один такой опустевший район: стоят опустевшие дома, дороги подорожником да лебедой зарастают, людей нигде не видно…

Это ведь природа мстит человеку за издевательство над комарами – маленькими безобидными созданиями. Разве виноваты они, что их создала такими мать-природа? Ведь им тоже жить надо: и есть хочется, и потомство надобно плодить, как и всему живому, кстати, как и тем же адаманам… Да и коль на то пошло, сколько крови тот комарик может выпить? Ну, скажите мне, сколько? Самое большое каплю, ну, две – это уж чересчур… А тогда он и сам отвалится, лишнего ему не надо. А здоровый человек в сравнении с комариком во-он какой огромный! То, что его комар укусит, еще и польза человеку. Недаром когда-то врачи на тело человека пускали пиявок, чтобы они нехорошую кровь пили. За деньги, не бесплатно это делалось. А комар-добродей бесплатно все сделает, и даже благодарить его за это не надо.

Кстати, я хочу сделать еще одно небольшое отступление и кратко высказаться о пользе комаров, мошкары, крыс, бацилл, тех же микробов и многого другого, что Мясцовый не долго думая называет паразитами,[26]26
  Шире и глубже о положительной роли паразитов в жизни общества сказано в моей работе «О пользе вредного» (Избр. произв., т. 4).


[Закрыть] с которыми необходимо бороться.

Товарищи дорогие, да кабы не эти создания, мы, признаемся честно хотя бы себе, давно бы зажирели и опухли от лежания на печи, из этой задрипанной деревни никогда бы не выбрались. Они, паразиты, заставляют нас все время двигаться и шевелиться, из года в год, из века в век, от детства до старости они подгоняют нас в движении к светлому прогрессу.

Если взглянуть на них, на их тяжелый труд с нетрадиционной точки зрения, то можно увидеть, что паразиты приносят нам огромную пользу. Они, я скажу здесь образно и ярко, – двигатель истории. И вот на этот отлаженный исправный двигатель истории падает тяжеленная бездушная кувалда мясцовых идей.

Что из этого получится – подумайте и вообразите сами, исходя из вышесказанного.

Кратко хочу остановиться и еще на некоторых принципиально важных аспектах выступления Мясцового. Мясцовый пишет: «Душою чувствую…» Товарищи дорогие, о существовании какой души говорит нам Мясцовый? В свете последнего послания Иоанна XXI верующим всего мира, которое, между прочим, вызвало резкое увеличение числа верующих в разных странах, слишком смелые заявления Мясцового относительно существования души звучат, мягко говоря, весьма и весьма странно. Мы знаем Мясцового как талантливого автора нашумевшего в свое время романа «Прощание с деревней», однако это вовсе не означает, что после такого романа Мясцовому автоматически разрешается проводить среди нас идеи богоискательства. И уж не отсюда ли у Мясцового такая тяга и любовь к старине, в которой будто бы спрятана наивная мудрость, непонятная современным горожанам?.. И не отсюда ли такое пренебрежение, а может, даже ненависть к светлой радостной атеистической современности? Посмотрите сами, что пишет Мясцовый в своей статье, цитирую: «…ощущение Праздника, которое нынче мы, забитые цивилизованной деятельностью, теряем…».

Занятый чисто литературными и эстетическими проблемами, я никогда не занимался и не думаю заниматься политическими доносами, подтасовкой фактов и цитат, однако что же это такое, позвольте спросить у Мясцового? Не очернительство ли современности в его статье, если не сказать больше: политическая близорукость?..

Кстати, идейная путанность и многословная пустота статьи Мясцового вызваны тем, что Мясцовый совсем не понимает и не хочет понимать важность и глобальность проблем, связанных с открытием адаманов. На этих проблемах я сейчас хочу кратко остановиться.

История появления адаманов весьма и весьма загадочна, возможно, поэтому здесь необходим своеобразный осторожный и тонкий подход. Почему так получилось, что адаманы существуют в теле человека столь продолжительное время? Как они размножаются или, как говорят ученые, репродуцируют? До сегодняшнего дня не решена логическая дилемма: со смертью человека должны погибать и адаманы, однако, как упрямо свидетельствуют научные факты, адаманы не погибают, они жили и живут в теле человека многие столетия. Как это им удается?

И здесь, как мне кажется, на сегодняшний день наша всечеловеческая задача должна сводиться не к битию и истреблению адаманов, к чему безумно призывает нас Мясцовый, а к тактичной и гибкой попытке понять логику поведения загадочных адаманов. Мы, образно говоря, должны вжиться в их способ жизни и способ мышления. Пусть каждый из нас попытается представить себя на месте тех же адаманов. И что он в таком случае станет делать?

Когда мы хорошенько поймем адаманов, не холодным логическим знанием, а тем новым адамановским сознанием, которое, как я надеюсь, появится у наших деток и которое будет отныне у всех последующих поколений, тогда мы совсем по-иному взглянем на белый свет, на свою природу и поймем, что мы и адаманы – одно целое и взаимосвязанное, и бороться с адаманами – то же самое, что бороться с собой, со своей природой, насиловать самое себя…

…Кстати, эти мысли многим понятны уже сейчас, кроме таких категоричных, самоуверенных товарищей, как Мясцовый. Полагаю, что все самостоятельно мыслящие люди целиком согласны с известной статьей Льва Левданского «Адаманы – как форма высшего разума». Я тоже повторяю: природа едина, и все, что в ней происходит, – единый гармоничный процесс, в который нам не следует вмешиваться.

Тогда же, когда мы поймем логику поведения адаманов, мы совсем по-иному взглянем на свою жизнь, по-иному станем оценивать исторические процессы и смело сможем переоценить так называемую народную мораль и народную эстетику, за которые так одержимо держится Мясцовый. У тех людей светлого будущего все-все будет по-новому. И я надеюсь, что дальнейшие исторические события подтвердят верность моих рассуждений.

Эд Глоблевый

Послесловие от редакции. Дискуссия есть дискуссия. Как видим, по проблеме адаманов отчетливо вырисовываются два противоположных мнения. Писатель Мясцовый предлагает уничтожить адаманов сразу же, как что-то вредное и ненужное людям. Известный критик и публицист Глоблевый доказывает обратное – необходимость пристального внимания к самим адаманам, к многочисленным проблемам, связанным с открытием адаманов. Бесспорно – и здесь мы согласны с Мясцовым, – нам, людям, необходимо уметь бороться, надо быть готовыми к борьбе.