Текст книги "Первое дело Йеро"

Автор книги: Василий Щепетнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Щепетнев Василий Павлович
Первое дело Йеро

1

– Пер Кельвин не просит помощи прямо, – Аббат показал присутствующим письмо. – В поселении Но-Ом дела идут не хуже и не лучше, чем в прочих пионерских поселениях. Тяжелый труд, но плоды его видны всем, и потому люди работают с радостью. Но, похоже, радости в Но-Оме становится день ото дня меньше. Поселенцы становятся вспыльчивыми, раздражительными, злыми, меж ними постоянно происходят ссоры, пока легкие, но что будет завтра? Пер Кельвин – замечательный священник, возможно, лучший из тех, кто был в нашем распоряжении, но сейчас я думаю, что назначение его в Но-Ом было ошибкой.

– Отчего же, Аббат Демеро? Но-Ом – не обычное поселение, и мы сами решили, что для него требуются лучшие люди, – начальник стражи Аббатства пер Боян внимательно смотрел на Аббата своим единственным глазом. – Слишком высока цена победы. И поражения.

– Вы правы, друг мой, вы совершенно правы. Заметьте, я сказал "был в нашем распоряжении". Пер Кельвин стар, и с каждым днем, увы, силы его убывают. Здесь, в Аббатстве, он долгие годы может приносить пользу, обучая семинаристов, но в Но-Оме ему приходится работать на пределе сил, а часто и за пределами.

– Иными словами, пер Кельвин перестал справляться со своими обязанностями, и его следует заменить, не так ли? – мастер Гинт, декан семинарии семинаристов, как всегда безукоризненно сформулировал проблему.

– Да, мастер Гинт. Но беда в том, что заменять не кем. У нас нет ни одного мало-мальски способного священника, который не был бы занят неотложным делом – либо в поселениях, либо в Аббатстве, либо в иных миссиях. Да, поселение Но-Ом очень важно для нас, но и остальные дела запускать негоже. И потом, отзывая священника, положим, пера Вейга, он один из лучших, мы, помимо того, что должны будем послать на его место в миссию Радо соответствующую замену, потеряем, как минимум, две луны. А мне кажется, что это слишком, слишком много – две луны. За этот срок дела могут пошатнуться непоправимо.

– В чем же вы видите выход, Аббат Демеро?

Аббат вздохнул. Выход... Если бы он видел выход! Так, лазейку, и то сомнительную. Выбирать, впрочем, не приходится,

– Кто из семинаристов у нас лучший?

– Айрон Гальс, – не задумываясь, ответил мастер Гинт. – Формально, конечно, он семинарист, но вряд ли он уступит любому священнику начальных степеней посвящения.

– А кроме него?

– Другие отстают от Айрона Гальса намного, очень намного. Не будет преувеличением сказать, что среди семинаристов есть Айрон Гальс и есть все остальные.

– Ваше мнение? – обратился Аббат к начальнику стражи.

– Айрон Гальс, действительно, хорош, – признал пер Боян. – Уже сейчас видно, что из него получится отличный страж границы и киллмен. У парня есть чутье, воля и смелость. А остальные... Я согласен с мастером Гинтом, все остальные на две головы ниже Айрона Гальса. Нет, они неплохие ребята, но, по сравнению с ним, именно ребята. Надеюсь, что с годами и они станут толковыми стражами.

– Хорошо, – решил Аббат. – Давайте на замену перу Кельвину в поселение Но-Ом пошлем пера Вейга, а на смену перу Вейгу в миссию Радо отправим, досрочно проведя посвящение, Айрона Гальса.

– Но... – протянул мастер Гинт.

– Вы, дорогой мастер, не согласны с тем, что Айрон Гальс достоин досрочного посвящения?

– Согласен, Аббат Демеро, и согласен с вашими планами перестановки. Признаюсь, я рассчитываю, что и пер Кельвин, отдохнув в Аббатстве, принесет большую пользу. Но миссия Радо не близка. Два месяца потери... Вы сами говорили, что это большой срок.

– Верно. Поэтому самым срочным образом мы пошлем в Но-Ом помощника для пера Кельвина. Любого семинариста. Пусть он не сможет заменить пера Кельвина в делах серьезных, но снять с почтенного священника бремя мелких забот по силу самому заурядному семинаристу. Пер Боян?

– Ну, заурядных-то много, сразу и не выбрать. Сан Мантье, Гор Лидал, Иеро Дистин, Ульф Карлис...

– Пошлем любого, хотя бы... – Аббат задумался на самое краткое мгновение, – Хотя бы и Иеро Дистина. Распорядитесь, мастер Гинт, чтобы этот Дистин ранним утром отправился в Но-Ом вместе с малым караваном. Разумеется, сделайте так, чтобы он вызвался идти в Но-Ом добровольцем.

– Разумеется, Аббат Демеро, – наклонил голову мастер Гинт.

Дальнейшие дела были обыденными и решились обычным же порядком. Завершив хлопоты вечерней молитвою, мастер Гинт и начальник стражи покинули комнату совещаний.

Аббат остался наедине с думами.

Пока еще Аббатство достаточно крепко, чтобы давать новые побеги. Но Аббат знал, что ключевым является слово "пока". С каждым годом противодействие слуг Нечистого становится ощутимее, сильнее. Словно сель сходит с гор, сметая на пути плоды тяжких трудов. Вот и проблемы Но-Ома, являются ли они естественными, или кто-то недобрый мешает встать на ноги поселению? На севере прежде не ощущалось присутствие Нечистого, но ведь и Аббатство впервые пробует закрепиться за Линией Долгой Зимы. Слишком важны для Аббатства копи Но-Ома, копи, которых пока нет.

Он вытащил из ящика стола кожаный мешочек. Его утром вместе с письмом принес малый караван из Но-Ома. В этом мешочке – плоды годового труда поселенцев. Пять самородков, самый большой едва ли крупнее лесного орешка. Металл похож на золото, желтый, чистый, мягкий. Но за каждый из самородков знающий человек отдал бы золота сторицею, и еще бы радовался удаче.

Ничего другого земля Но-Ома дать не могла. Короткое холодное лето не позволяло вызреть самым неприхотливым злакам, лишь около горячих источников можно растить манну, безвкусный, но питательный гриб, да еще пробавляться рыбною ловлей – летом в реках Камляски в изобилии. Да коротко это лето, слишком коротко.

Итак, природа или Нечистый противостоят поселенцам? Аббат знал, что Нечистый действует не сам, а через слуг. В Но-Оме чужаков нет, Народ Льда в поселение не заходит, а и слишком он простодушен и неприхотлив, народ Льда, чтобы Нечистый смог его прельстить. Хотя... Хотя, конечно, нельзя недооценивать Нечистого. Быть может, он все-таки сумел обзавестись слугами среди круглолицых человечков? Но, видимо, дело обстоит еще хуже. Предательство. Кто-то из поселенцев тайно служит Мастерам Тьмы. Один поселенец, двое, десять? Как знать. Очевидно, Кельвину решить задачу не по силам.

Вот еще одна беда – смена. Обновление. Здесь, в Аббатстве, и вообще в республике Метс год от года влияние Смерти слабеет. Тучи с Юга и Юго-востока по-прежнему не несут ничего хорошего, но, как показывают вековые наблюдения Аббатства, дуют они реже и реже. Роза Ветров меняет очертания. Все чаще родятся здоровые, крепкие, нормальные дети, все меньше уродцев. И это, конечно, замечательно. Но вместе с уродцами меньше рождалось и людей, наделенных необычными способностями, ментальною силой, например. Прежде, в эру до-Смерти таких людей тоже было очень и очень мало, и священники редко владели даром исцеления, предвидения или общения на расстоянии. Каждый случай входил в историю. Смерть вернула чудеса. Нет смысла спорить, хорошо это или плохо. Но когда в Аббатстве лишь один семинарист, наделенный Даром, Айрон Гальс, приходится думать, как быть дальше.

Там, во владениях Темных Мастеров, Смерть продолжает щедро плодить уродцев, чудищ, лемутов, но одновременно там много и людей с врожденным Даром. И они, люди, отыскиваются, отбираются слугами Нечистого, обучаются черным наукам и пополняют ряды противников Нашего Господа.

Надо полагать, во всем есть смысл, Господь знает, что делает, но ведь и ему, Аббату, нужно что-то предпринимать.

Вот он и посылает в Но-Ом не новую надежду, Айрона Гальса, а обыкновенного, посредственного Иеро Дистина. Главная задача Иеро не в том, чтобы помочь перу Кельвину. Главная задача Иеро принять на себя удар слуг Нечистого. Если слуг нечистого в Но-Оме нет, и с Дистином ничего не случится, отлично. Иеро наберется ценного опыта и вернется в Аббатство вместе с пером Кельвином после того, как в Но-Ом придет Вейг. Если же слуги Нечистого существуют, то, напав на Иеро, они выдадут себя. Тогда пер Кельвин сможет их выявить, и, быть может, уничтожить. Или их уничтожит пер Вейг. Айрона Гальса нужно беречь. В миссии Радо он закончит свое обучение. Скорее всего, будущим Аббатом, его преемником, будет именно Гальс.

Аббат не слишком переживал за Иеро. Он знал этого паренька, как, впрочем, знал всех семинаристов. Каждый в Аббатстве не раз и не два выполнял самые рискованные задания. Да хотя бы поселенцы, простые ремесленники и крестьяне. Сколько их гибло каждый год от болезней, лемутов, просто от тягот жизни? И, тем не менее, Совет Аббатств стремится к тому, чтобы новые земли осваивались постоянно. Если оставлять земли пустыми, то рано или поздно они попадут под власть Темных Мастеров. А путь священника труднее пути ремесленника. Иеро молод, очень молод, но разве старше был сам Аббат Дистин, когда возглавил поселение Игли?

Он вспомнил, как бился с вербером – один, ночью, без надежды на спасение. Но спасение пришло – ему, уже истекающему кровью, подоспела нежданная подмога, сбившийся с пути малый караван. Киллмен и два стража. Вербер решил отступить...

Аббат потер бедро. Вербер вспомнился неспроста, бедро дает о себе знать перед переменой погоды. Завтра пойдет дождь, благословенный дождь, принесенный западным ветром. Но дождь случится после полудня, когда малый караван будет далеко. Первые два дня пути легки. Дальше, когда исчезнет дорога, станет труднее, но все-таки путь на Север не сравнить с путем на Юг или Юго-восток. Путь на Юг труден тем, что с каждым шагом становится больше и лемутов, и слуг Нечистого, и совершенно Неведомых Тварей, о которых неизвестно ничего потому, что, встретившись с ними, никто не возвращается...

Аббат умакнул перо в чернильницу. Нет, ничего на белом свете нет зряшного: браухль птица бесполезная во всех отношениях, но перья ее превосходно подходят для письма. Лиловый гриб так и просто ядовит, казалось бы, сущее порождение зла, не одна жена с его помощью избавилась от постылого мужа, но чернила, сделанные из этого гриба, не размокают в воде и не выцветают веками.

Он написал ответ перу Кельвину, в котором утешил и ободрил священника. О Иеро Дистине Аббат отозвался, как об одном из лучших семинаристов, обладающем даром выявлять слуг нечистого. Написал с умыслом – если письмо прочтут чужие, недобрые глаза, пусть это послужит во исполнение плана Аббата.

Подождав, пока чернила высохнут, он свернул письмо и уложил его в походную цисту. На заре он отдаст письмо Иеро.

Послышался звон. Полночь.

Звонил маленький приборчик, что стоял в дальнем углу стола. Это был не часовой механизм, о котором написано в книгах Аббатской библиотеки и который, при необходимости, могли изготовить искусные ремесленники Аббатства – для тех бедолаг кто лишен чувства времени и достаточно богат, чтобы купить дорогую поделку. Нет, прибор был наследством Потерянных Лет. Маленький маятник, подвешенный на тонкой деревянной оси колебался только тогда, когда в обитель проникала Чужая Мысль. При этом он ударялся о металлические диски, закрепленные по обе стороны от маятника, что и вызывало звон. Как, почему он действует, ученые Аббатства не знали. Впрочем, они не знали и о существовании самого прибора. Он был одной из тайн Аббата, с его помощью удавалось найти изменников в Аббатстве. Но эта Чужая Мысль пришла издалека. Где-то на юго-западе могучий слуга Нечистого старался выпытать тайные мысли Аббата Демеро.

Как всегда, в ответ Аббат начал читать молитву – ясно, громко, открыто. Уголком сознания он почувствовал в необозримой дали смесь чувств – досады, насмешки, удивления. Ничего. Пусть слушают. Капля камень точит, молитва, глядишь, подвинет слугу Нечистого на благой путь.

Звон смолк.

Аббат дочитал молитву, добавил другую, благодарственную, затем прошел в свою опочивальню. Служка помог ему разоблачиться. Пусть. Для умных людей авторитет человека в нем самом, для глупых – в одеяниях. А глупых людей много, потому-то он и носит шелковые фиолетовые одеяния, мастер Гальс – строгую черную рясу, а пер Боян закован в лучшую броню в аббатстве.

До рассвета оставалось немного, но для Аббата и час сна был мучением. Если бы он мог вовсе не спать! Но слаба плоть.

Он лег, смежил веки. Сейчас он не решался молиться. Если Господь посылает ему этот сон, то неспроста.

Служка за порогом присел в кресло подремать. Он-то сон любил, но знал, что вскоре будет разбужен диким криком Аббата. Что тому снилось? Над этой загадкой он бился пятое лето, с тех пор, как стал ухаживать за Аббатом. Службу свою он так и определил для себя "ухаживать". Кто напомнит Аббату о том, что следует пообедать, кто позаботится о перемене белья, кто, наконец, подаст ночью дрожащему, мокрому от пота Аббату отвар лукинаги, после которого тот сможет провести остаток ночи в безмысленном покое?

2

Когда-нибудь у него будет свой лорс. Еще лучше этого.

Иеро поерзал, стараясь устроиться поудобнее. Здесь, позади киллмена Орриса, хватило бы места для двух таких, как он. Киллмен вместо седла подложил кусок выделанной шкуры парза, так что сидеть было мягко, покойно. Иеро подозревал, что шкура предназначалась более для лорса, чем для Иеро. Всякая потертость здесь, в Тайге, могла обернуться язвою тофана, болезнью, которой страдают и лорсы, и люди.

Гнус вился над малым караваном, как маленькое черное облачко. Лицо и руки Иеро защищала мазь угодника Пилигрима, и потому насекомые не докучали, но разве намажешь лорса целиком? К счастью, они не могли пробиться сквозь густые ворсины, а на губы и веки лорса мази хватало. Но если поранить спину, то облачко превратиться в смерч, тысячи мошек ринутся вниз, на потертость, чтобы напиться крови и, что хуже, отложить личинки. Мошка маленькая, едва видимая, но из личинок через две ночи выведутся червячки-тофаны, которые будут путешествовать под кожею пораженного животного или даже человека, то там, то сям выгрызая окошки, в которые устремятся новые полчища гнуса. Иногда червячки закупоривают артерии, почему-то всегда ног, и тогда нога чернела, мертвела, и только срочная ампутация спасала человека. Но не спасала лорса – кому нужен лорс без ноги? Если лечить животное сразу после появления тофан, то вылечить можно, но и тогда оно выходит из строя надолго, на луну. В походе это может обернуться последствиями самыми печальными. Правда, у Иеро в сумке бежал мешочек с корнем Пилигрима, из которого и готовилась заветная мазь. Если его пожевать, корень, то умрут и личинки, но опять же, лорсу весь мешочек на один раз. Потому и следит всадник, хорошо ли уложена поклажа, не грубы ли ремни.

Из-за спины киллмена Иеро видел, как Малая Башня потихоньку росла и росла.

Здесь, в Тайге, где деревья окружали со всех сторон, нужно быть воистину большим, чтобы тебя видели издалека. И это – Малая Башня? Какова же большая?

Киллмен не знал. Испокон веков стоит башня посреди Тайга. И люди, и звери обходят ее стороной. Вот и сейчас путь их лежал мимо.

Иеро чувствовал, что лорс напряжен. Да и сам он ощущал беспокойство, зыбкое, неясное. Что за башня? В книгах Аббатства о Башне говорилось мало, во всяком случае, в книгах, которые предназначались для семинаристов. Две экспедиции Аббатства пытались исследовать ее, и обе отступились, не приблизясь к башне на расстоянии полета стрелы, настолько велико было чувство даже не страха, а чуждости, окружающее Малую Башню.

Тропа повернула на запад, оставляя Башню по правую руку. Лорс зашагал бодрее, словно встречный ветер превратился в попутный.

Но только когда башня скрылась за вершинами елей, ледяной ком в груди Иеро начал таять.

Вечерело. Башня отмечала половину пути. Двенадцать дней, как они шли по Тайгу. Значит, осталось столько же. Хотя как можно загадывать? В любую минуту случайность или злая воля способны отдалить их от цели, а то и вовсе уничтожить. Пропал же весною караван из Сон-Лейка.

Иеро устыдился малодушия. С таким настроением не священником – крестьянином толковым не станешь. Делай свое дело и уповай на Господа нашего. А испытания, испытания положено встречать бестрепетно. Верою и усердием, твердостью и настойчивостью все превозмочь удается. Иногда. Вот, опять малодушная мысль.

Иеро прошептал коротенькую молитву.

– Скоро привал, – сказал через плечо киллмен. Ему, видно, передалось настроение сидевшего за спиной.

Иеро только кивнул. Давно хотелось отдохнуть, но шли они шагом скорым. Время не терпит. И ему жаловаться на трудности не к лицу.

Наконец, отряд остановился. Три лорса, четыре всадника. Киллмен Оррис, стражи границы Лар-Ри и Шалси. Семинарист Иеро.

Стражи границы привычно готовились к ночлегу – рубили лапник, собирали валежник, натягивали охранную ленту по периметру бивуака. Иеро не пытался помочь, С первого дня пути стражи мягко, но непреклонно отстранили его от путевых хлопот. Из уважения к будущему сану. Или не хотели, чтобы кто-то путался под ногами. Приходилось верить, что правильным был первый ответ.

Иеро устроился на лапнике, достал четки и, про себя, начал читать молитвы, стараясь достичь состояния ясной души. Пусть он и не священник, но ментальное исследование округи – его забота. Наставники учат, что если заниматься прилежно и упорно, ментальное зрение станет зорче.

Никакой опасности он не видел. Но и вселиться в чужое сознание не смог, хотя птиц и зверушек рядом было вдоволь. Устал от перехода, утешил он себя. Немного отдохнет и попробует снова. Терпение и настойчивость для священника качества не менее важные, чем Дар Предвидения. Так говорят наставники. Но Иеро не прочь бы обменять немножечко своего терпения на Дар. Вот у Айрона Гальса есть и терпение, и настойчивость, и Даром не обделен.

Стражи развели огонь, жаркий, но низкий, стали готовить походный ужин. Поначалу он думал, что еда в походе – дело десятое. Оказалось, наиважнейшее. Они ведь не на день выбрались. Нужно и силы сохранить, и бодрость, и не расстроить желудки, потому воду кипятили обязательно и перед сном ели плотно, сытно, чтобы ночью, во сне, восполнить израсходованное за долгий и трудный день.

Темнело быстро. Там, в Но-Оме летом ночи вообще не бывает. Но зимой не бывает дня. А в середине – сумерек. Либо ночь, либо день. Всегда так. Не бывает, чтобы только хорошее. Утешает лишь то, что и только плохого быть не должно.

Стражи пригласили его к трапезе. Право прочесть Благодарственную молитву предоставили ему. Иеро не старался напускать на себя важный и степенный вид, как это порой делали семинаристы. Он есть то, что есть, не больше, но и не меньше. Лучше быть первым Иеро Дистином, чем вторым Айроном Гальсом. Хотя Айрон тоже никогда не важничает.

С благодарностью в сердце произносил он древние слова. За сегодня они прошли хороший путь. Хороший даже по меркам Стражей Границ. Им не встретились ни лемуты, ни лесные чудища, не мешала буря – разве не доброе это предзнаменование?

Стражи повторяли слова одними губами, про себя. Так заведено в Тайге – тихая молитва. Господь расслышит, если от сердца. А нет, кричи, не кричи – одно.

Ночевали под открытым небом. Звезд высыпало изобильно, горят ровно, значит, и завтра день пройдет без дождя.

Неподалеку вздыхали в ночи лорсы, спокойно переступая с ноги на ногу. Хороший лорс стоит семинариста, во всяком случае, опасность чувствует не хуже. Если лорсы спокойны, то и ему не стоит тревожиться. По крайней мере, в эту ночь.

Но Иеро все-таки тревожился. Конечно, он безмерно гордился тем, что именно его выбрали из дюжины добровольцев в помощники священнику Но-Ома. Ведь были, к чему лукавить перед собой, и более достойные семинаристы. Но сейчас сомнения начали одолевать Иеро. Справится ли он, не подведет ли Аббатство, семинарию, наконец, поселенцев Но-Ома?

Но уснул он быстро, переход таки утомил.

Проспал совсем немного, словно тронул кто-то за плечо.

Он мгновение лежал с закрытыми глазами, сосредотачиваясь. Нет, ничего враждебного рядом, совсем рядом нет. Тогда Иеро медленно приоткрыл веки.

В небе медленно летела Бродячая Звезда. В старых преданиях говорилось, что ее зажгли люди. Так ли, нет, но глядя на нее, он чувствовал безотчетный страх, почти такой же, как при виде Малой Башни.

Страх – не страшен, страшен страх страха. Звезда пролетит, а страх может остаться. Значит, его нужно оброть.

Молитва помогла. Пришла уверенность. А быстро он справился, в первые дни по полночи не мог заснуть после пролета Звезды.

Аббат Демеро знает его лучше, чем он сам. Если Аббат выбрал Иеро, следовательно, он вполне подходит для дела. В конце концов, он ведь будет только помогать, здесь важнее всего усердие. Усердия ему не занимать. Быть может, его послали не ради пера Кельвина, а ради него самого? У опытного, мудрого священника трудно ничему не научиться. Он будет стараться изо всех сил, чтобы потом не сожалеть о потерянных возможностях.

Спал Иеро вполглаза. Вещих снов не видел. Жаль, но такие сны посещали его редко. Может быть, всего однажды. Может быть – потому что пока не сбудется не узнаешь, Вещий сон, или нет. Если ты, конечно, не священник. А он не священник, он только учится.

Он начал перебирать виденное за ночь. Иногда и простой сон вещего стоит.

Но сны помнились плохо. Разве что... Он сконцентрировался. Смутные образы постепенно прояснились. Какие-то запутанные коридоры, сложные механизмы, странные грибоподобные растения, медведь, говорящий, разумный медведь, прекрасная девушка. Но главное было не девушка, не медведь, а чувство, чувство, будто от него зависит многое. Быть может, судьба всего мира.

Какой это вещий сон, так, фантазия. Вернее, подсознательная проекция чувства ответственности, в семинарии теории сна отводился специальный курс. Треть жизни мы спим, и потому сон достоин внимания не меньшего, чем явь.

Собрались в путь быстро, поели немного, чтобы кровь согреть. Зато заварили не покойную вечернюю травку, а коф-зерно, целую горстку на котелок. Коф-зерно было великой ценностью, полная горсть стоил кунью шкурку, и то, что стражи его не пожалели, говорило о том, насколько они торопятся.

Лорсы за ночь отдохнули и шли бодро. Им и коф-зерна не нужно, когда вдоволь травы.

Иеро чувствовал, как обострились и слух, и зрение, а еще – внутренний слух и внутреннее зрение. Вот что значит покойная ночь на пружинящем лапнике, молитва и, конечно, коф-зерно.

Тайг вокруг просветлел. Ели росли реже, да и были они здесь пониже, чем под Аббатством. А дальше, еще через две недели пути и вовсе будут с человека, хотя верится в это трудно.

Они вышли на высокий, обрывистый берег реки.

– Юкка, – обернулся киллмен. – Придется спешиться, верхом спускаться опасно.

Конечно, лорс может оступиться, подвернуть ногу.

Иеро соскочил на землю, прошелся, разминая затекшие ноги. Сегодня он пробовал сидеть, как сидели воители древности, поджав ноги под себя. Ничего хорошего не получилось. Может, с непривычки, но, скорее, потому, что он не древний человек. Те, впрочем, ездили не на лорсах, а на лошадях. Он видел картинку в книге. Лошадь животное маленькое, и без рогов! Говорят, они еще сохранились где-то на юге. Жаль тех людей, кому придется променять лорсов на лошадей.

Стражи шли вдоль берега, ища спуск поудобнее.

Иеро отошел в сторону. Вид, действительно, захватывающий. На полдня пути простор, незаполненная ничем воля. В такие минуты жалеешь, что нет у тебя крыльев – раскинул бы их и полетел над рекою, над Тайгом, и прилетел бы в неведомый город, где живут еще Древние Люди.

Сказки. Старые сказки.

Вдруг Иеро почувствовал, будто из реки, из глубины к нему протянулась ниточка. Невидимая такая ниточка, протянулась и подтягивает к себе, иди, друг мой, поскорее.

Он машинально шагнул к обрыву. Другой шаг, третий. Стоп. Что-то здесь не так.

Иеро закусил губу – не по детски, а до крови. Боль отрезвила.

– Стойте! – крикнул он и удивился своему голосу. Слышно было словно со стороны, и кричал не семинарист, а совсем маленький мальчик. – Стойте, здесь нельзя подходить к реке.

– Вы уверены, мастер Иеро? – почтительно спросил киллмен Оррис. – Ближайший брод в двух днях пути.

– Уверен, – Иеро постарался, чтобы и голос звучал уверенно. Он чувствовал, да, действительно чувствовал опасность. Но что за опасность, сказать не мог.

Стражи остановились, взяли лорсов под уздцы.

А вдруг его, Иеро, путает Нечистый? Заставляет идти в обход, теряя время, теряя силы? Да и не известно, что там, на другом броде, а ведь здесь – картинка, загляденье, покой.

Из Тайга на противоположном, пологом берегу выскочил олень, низкорослый, с длинной косматой шерстью. За ним бежали волки. Два волка. Для оленя и два слишком много. Не из-за волков ли он, Иеро, встревожился? Но для киллмена два волка – это два удара копьем. Это ему, семинаристу волки кажутся страшными чудищами.

Олень большими прыжками несся к реке. Переберется через речку, а там, глядишь, и спасется.

Не перебрался. Тихая, зеркальная гладь превратилась в бурный водоворот. Олень закричал, и крик его, пронзительный, тоскливый настолько напоминал женский, что сердце сжалось, а потом забилось вдвое быстрее.

– Снапер! – воскликнул Оррис.

Да, это был снапер. Не очень большой, хотя это отсюда, издалека. А там, внизу, по другому.

Олень еще раз крикнул, коротко, безнадежно – и исчез в глубине. Волки, поджав хвосты, метнулись назад, в Тайг.

Минуту в отряде царило молчание. Что снаперу копья и мечи, зубочистки.

– Я никогда не слышал, чтобы снаперы водились в Юкке, – Оррис старался говорить спокойно, но бусинки пота на висках выдавали волнение. – Так далеко к северу они, по-моему, вообще прежде не встречались.

– Если бы мы попытались перейти Юкку здесь, то... – начал было страж Шалси.

– То олень, наверное, остался бы жив. А мы – нет. Мастер Иеро, куда нам следует идти, вверх или вниз по течению? – Оррис просил так, словно полностью полагался на семинариста. Нет. Он не словно полагался, он действительно полагался на Иеро.

Юноша замер, прислушиваясь.

Хотел бы он быть так уверен в себе, как в нем уверены стражи...

Река, длинная, прихотливая Юкка предстала перед внутренним взором. Он в самом деле видит или все это – игра воображение?

Видение мелькнуло и исчезло.

– Вверх, – Иеро постарался говорить буднично, просто. – Нам нужно идти вверх. На два дня пути.

Стражи границы очень, очень спешили, но никто и не подумал усомниться в верности решения мастера Иеро.

Караван двинулся на восток.