Текст книги "Рассказики"

Автор книги: Василий Купцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Купцов Василий
Рассказики

Василий Купцов

Рассказики

Угадай-ка! Или Рассказики – числом семь.

Второй раз!!

Открытка.

Спиритизм – убийца.

Жили-были дед да баба... С восточным колоритом!

Я плюс мертвец.

Чистую рубаху надела...

Ожившая покойница.

Угадай-ка!

Или Рассказики – числом семь.

У меня скопилось некоторое количество коротких заметок, так и не потянувших на полноценные рассказы. По преимуществу – это события, действительно имевшие место в жизни. Точнее – лишь один из этих маленьких рассказов – полностью плод моей фантазии. Какой именно? Так я вам и сказал...

Второй раз!!

Не рассказ, а черте что!

Этот рассказ не несет в себе вообще никакой морали. Быть может, он даже несколько аморален.

Но рассказать-то хочется! Итак...

Работал у нас один старик. Пенсионер, но пенсия маленькая, да и вообще, скучно дома. Сам из себя худой-прехудой, кожа и кости. В прошлом, во время войны был на фронте, затем попал в немецкий концлагерь. Там с ним случилась та самая история, которая частенько описывалась в книгах. Но здесь все было в натуре. В концлагере он был, вместе с целой группой других военнопленных, расстрелян, но чудом остался в живых. Представьте себе ужас – очнуться между холодными уже трупами. Ему повезло еще раз немцы не заметили... Другие заключенные потом долго прятали его, а тут и наша армия-освободительница подоспела... В итоге – остался жить. И дожил до конца восьмидесятых годов.

Собственно, в подробностях эта история ни мне, ни другим моим сослуживцам неизвестна. Кроме этого старика работал у нас некоторое время еще один сотрудник преклонных лет, также прошедший через немецкий плен. Они изредка тихо разговаривали о чем-то между собой, но, едва кто из нас подходил – умолкали...

Надо сказать, что старик спиртного в рот не брал. А если и употреблял, то не... злоупотреблял.

Что случилось в тот вечер, предполагать трудно. Короче, его забрали с улицы и отвезли в медвытрезвитель. Мы с коллегами, зная нашего старика много лет, предполагали, что это было сделано по ошибке.

Скорее всего, просто было что-то типа старческого обморока. Может и выпил, возможно, и запах был, но дело, скорее всего, было не в том.

Так вот, провезли его в вытрезвитель, там фельдшер хотела было давление измерить – а оно по нулям! Хвать за руку – и пульса нет.

Потыкала трубкой в грудь, ничего не услышала (почаще бы практиковалась – другое дело!). Вот и решила та медработница, что старик мертв. На беду, дело было не в нашем районе. Кто еще тело смотрел, как смерть констатировали – неизвестно. А известно только...

Короче, отправили тело в морг. Догадывается ли читатель, что было дальше? Ну, конечно!

Очнулся наш старик среди ночи. Темно, холодно... И трупы мертвые кругом. Опять!!! Как сорок лет назад...

В общем, ничего страшного не случилось.

Остался жив, и даже еще малек у нас поработал. Люди старой закалки, сами понимаете. Да и по второму разу не так страшно...

Открытка.

Короткий странный факт.

Один человек, назовем его Геннадием, рассказал мне о престранном случае, случившимся с ним в юности. У Геннадия был отец, который очень его любил. Но вот случилось несчастье – отец неожиданно умер, когда этому человеку, тогда еще мальчику, было всего двенадцать. Случилось это в 1967 году.

В возрасте примерно пятнадцати лет Геннадий перебирал старые открытки. Надо отметить, что его покойный отец по характеру своей работы постоянно бывал в командировках, часто в живописных местах. И очень любил посылать оттуда открытки, адресуя их то жене, то сыну. Так что этих открыток накопилась немалая стопка.

Так вот, перебирая эти открытки через почти что три года после смерти отца, Геннадий обратил внимание на одну из них. Открытка была адресована ему, отец писал в ней, что очень его любит и посылает открытку с видом того места, где сейчас находится. Все было обыкновенно и типично, но внимательный Гена обратил неожиданно внимание на цифры в углу открытки. Там был обозначен год изготовления этой открытки. И он был 1969. Геннадий ничего не мог понять, рассматривал открытку и так и сяк. Потом, чтобы убедиться, что он не круглый идиот, пошел и прочитал то, что было написано в свидетельстве о смерти отца. Там был 1967 год. Паренек прочитал несколько раз то, что писал его отец. Подобные же короткие тексты сопровождали и другие открытки, отправленные отцом в 1960 – 1966 годах.

Вот и все. Открытка потом куда-то пропала. Морали никакой в моем рассказе нет. А мальчик стал задумываться о том, что не все так просто, как его учат в школе...

Кстати, для любителей детективного жанра. У которых в голове уже созрела цепь : отец не умер на самом деле, скрывается, потому что преступник (или разведчик, или женился на восточном гареме...), но сына так любил, что не удержался и написал... Можете успокоиться. Отец Геннадия действительно умер, он сам шел за гробом и поцеловал отца в лоб перед тем, как того опустили в могилу. И никаких открыток они с матерью по почте больше не получали...

Спиритизм – убийца.

Эту историю я узнал от одного моего знакомого. Не могу поручиться за ее полную достоверность, ведь этот мой знакомый сейчас – тяжело больной человек. Психически. Однако, исходя из того, что он рассказывал эту историю многократно, меняя фразы, обороты, переживания, но оставаясь точным в некоторых мелких, но важных для идентификации правдивости деталях, я склонен поверить, что основа этой истории "имела место быть".

Этот молодой человек, назовем его условно Тишей, совершенно не верил в различные околонаучные вещи, объединяемые сейчас под общем названием паранормальных или парапсихологических явлений. Был конец семидесятых годов. Многое ранее запретное или забытое всплывало вновь. В столице увлекались йогой, биоэнергетическими исследованиями, в массе гуляла самиздатовская литература, были даже места, куда можно было просто пойти и посмотреть или даже проверить себя, типа известной тогда конторы вблизи метро Лермонтовской, ныне – Красные Ворота.

В том общественном бурлении всплывало всякое – не буду уточнять, всплыл и культивировавшийся до этого только в элитарных кругах спиритизм. Друг Тиши, назовем его Андреем, рассказал приятелю, что побывал на спиритическом сеансе, где вполне натурально вызывались духи умерших людей. Тихон поднял приятеля на смех, долго объяснял, что не может быть того, чего не может быть, что он еще может поверить в какие-то поля, окружающие живые объекты. Но в то, что баба Клава может запросто вызвать дух Наполеона и побеседовать с ним о женихах для своей внучки, он не поверит никогда!

Случился спор, в результате которого Тише пришла в голову мысль устроить маленькую провокацию. Он предложил Андрею пойти вместе с ним на сеанс и попросить вызвать дух его, Тихона, к примеру, матери, пребывающей в полном здравии. Его друг вначале смутился и отказался, но, будучи допекаем насмешками со стороны Тихона, дал свое согласие на эксперимент.

Андрею удалось все устроить и уже через пару дней друзья сидели за столом, по периметру которого были крупно написаны все буквы алфавита. Тихон знал о спиритах в основном из фильмов, где медиум громко вызывал чей-нибудь дух, а тот отвечал загробным голосом прямо из-под стола. Ничего подобного здесь не было.

Было традиционное блюдце, которое передвигалось по столу в результате суммации мышечных движений всех участников сеанса. Ответ на каждый вопрос занимал значительный промежуток времени, ведь на получение каждой буквы уходило по несколько секунд. Нередко, особенно в начале слов, были сомнения, к какой именно букве подвинулось блюдце. Каждый участник сеанса получил право вызвать через медиума один дух какого-либо умершего человека. Медиумом была пожилая худая женщина в строгом черном костюме, преподаватель крупного, известного всем ВУЗа.

Наконец очередь дошла и до Тиши. Он попросил медиума вызвать дух его умершей матери. Просьба была исполнена без каких-либо возражений. Надо отметить, что медиум лишь концентрировалась в момент призывания духа, никаких громких красивых фраз не произносилось. И вот блюдечко пришло в движение. Постепенно получилась фраза – "Я люблю тебя, сынок!".

– А теперь спросите у ней, что она, там, на том свете делает, – сказал громко Тихон, – ведь она еще жива и туда вроде бы не собирается!

Начался шум, участники сеанса повставали с мест. Молодого человека обвиняли в хулиганстве, а он еще и добавил с долей иронии, обращаясь к медиуму :

– А фраза о любви уж слишком банальна, придумали бы чего-нибудь похитрее!

Друзья ушли с сеанса – Тиша с видом победителя, его друг – порядком пристыженный, с чувством, что попал лицом в грязь! К тому же Андрею было теперь отказано вообще в общении с этими людьми. А его друг еще и добавлял, добавлял насмешек. И вообще пообещал написать об этом случае куда-нибудь в газету.

Дома Тишу ждала записка от соседей, имевших телефон. В ней говорилось, что его матери стало плохо и ему надо немедленно к ней приехать. Тиша сразу поехал.

Приехав, он застал мать, уже обмытую пожилыми соседками и лежащую на столе. Отец был в полной прострации. Горе было огромно. И лишь на следующий день, взяв себя в руки, Тиша позвонил на скорую. Информации там по телефону не дали, потребовали запрос. Тихону было не до того.

Лишь похоронив мать и справив поминки, он оформил с большим трудом соответствующий запрос и ему были сообщены данные по вызову скорой.

Вызов сделала сама покойная, примерно в тот момент, когда начали вызывать ее дух. Точное время Тиша, естественно, не засекал, но примерно получалось именно так. Женщина сказала, что у ней болит сердце. Прибывшая уже через шесть минут скорая застала больную в состоянии острой сердечной недостаточности, без сознания. Нитевидный пульс, холодный пот, нарастание влажных хрипов в легких. Проводя вливания, успели снять ЭКГ – там были инфарктные горбы во всех отведениях. Для Тиши, студента пятого курса третьего мединститута, было все ясно. Потом сердце больной остановилось, реанимационные мероприятия к эффекту не привели. Была констатирована смерть. Тело, по требованию отца, оставили дома.

После этого случая Тиша стал совсем другим человеком. Разорвал отношения с Андреем. Заинтересовался религией и весьма серьезно. Принял крещение, стал посещать церковь.

Молился дома. Считал, что совершил страшный грех и был справедливо наказан. И примерно через полгода впал с особое состояние – не ел, не пил, молчал, ни на что не реагировал. Был помещен в психиатрическую клинику. Прощай, институт! И так далее...

Жили-были дед да баба... С восточным колоритом!

История, раз двадцать рассказанная моей девяностолетней мамой, причем частенько – среди ночи...

Как в той детской считалочке? "Жили были дед да баба, ели кашу с молоком...". Вот в том-то и состояла вся суть данной истории, что ели те дед да баба не кашу с молоком. Потому как обычаи были там иные, закавказские.

Объясняю. Местные обычаи таковы – берется какая-нибудь еда, да хоть хлеба кусок, да хоть овощ какой, и засыпается все это разной там зеленью. Нам, москвичам, из той зелени лишь кинза да укроп ныне ведомы, а там, в Закавказье, этих травок – десятки разных на рынке продают, причем у каждой – свое название и назначение. Так вот, засыпаем мы свой харч травками, причем травок раз в пять по объему больше, чем того, что, собственно, есть собрались. А сверху все это поливается кисломолочным продуктом, мацони называемом. Собственно, это нечто среднее между простоквашей, сметаной и ряженкой. Мацони при этом не жалеют, верно следуя русской поговорке "кашу маслом не испортишь", только на месте масла здесь – густое молоко, по восточному заквашенное...

Молодость моей матери проходила в южной столице России, славном городе Баку, ныне, каким-то странным образом, уже находящимся вне пределов нашей страны. Впрочем, чему удивляться, если не только южная, но и древняя столица Руси – город Киев, тоже уже, оказывается, не русская вовсе...

Дело было в тридцатые годы, когда, как утверждает пресса и ящик на ножках, проходили политические репрессии.

Мать тогда только институт медицинский окончила, у них тоже репрессия случилась – профессора одного арестовали да врагом народа объявили.

Впрочем, никто особо не опечалился – слишком уж обнаглел, взятки собираючи. Эх, жаль нет на нынешних чисток тридцатых! Опять отвлекся рассказа-то на пять строк с половиною, а я тут рассусоливаю...

Теперь представьте себе такой двухэтажный деревянный много-много-квартирный домик, полукругом таким построенный, так, что внутри дворик образуется. На уровне второго этажа – как бы еще дворик деревянные переходы туда-сюда, даже туалет свой. Внизу, на земле, дети играют. Вдруг слышат – крики, шум наверху. Потом сверху жидкость какая-та начала капать детишкам на головы. Тут и родители из комнат-квартирок повыбегали. Глядь – бегает старый дед по настилу, что квартиры второго этажа соединят, держится за место, которое только у лиц мужского пола имеется, да кричит: "Ой, помогите, ой не могу, ой истекаю!". И, в самом деле, явно не может удержать – так у него, бедняги, и льется, и хлыщет... Моча, понятное дело!

Тут же вызвали докторов. Словили деда, в постельку уложили, укол успокоительный сделали... Успокоился дед, уснул. Доктора бабку да соседей подробно обо всем поспрашивали, те им сообщили, что за дедушкой этим до сих пор ничего подобного не замечалось, хороший был старик, и вполне нормальный. На том дело и закончилось, уехали доктора.

А дело-то все было в том, что бабка старая уж была, подслеповатая. Каких она там травок набрала деду к ужину – неизвестно, верно – что-то не то положила, да под кислым молоком и не поймешь. Ну, это я сейчас вам рассказал, что дело в травке было, а тогда никто и не подозревал.

Поволновалась бабка, покряхтела, да что б окончательно успокоиться, села за стол, да за дедом все недоеденное и доела... Ну, догадались? Точно – не прошло и пяти минут, как соседи услышали крик снова. Выбегают – и что видят? Несется теперь уже бабка по направлению к уборной, ну, сами понимаете, как может старушка, коей за восемьдесят, "нестись"... Короче, не добежала бабка, присела, орет на всех, что б не смотрели. И вновь на детишек, что во внутреннем дворике играли, сверху что-то полилось...

А бабка в крик: "Ой, умираю, ой вся вытеку!". Врачей только вызвали они тут как тут. Только доктора наверх по лестнице взобрались, так глазами на бабку и вылупились – думали, поди, что снова с дедом не пойми чего, а тут – старуха. И с тем же самым!

Успокоили бабку, укол сделали – уж и не знаю, не ведаю я, врач девяностых, чем в тридцатые пользовали... Но – помогло! Начали доктора бабульку выспрашивать, так все дело и прояснилось. Одно жалко – доела ведь старушка все, что наготовила, ничего на анализ не оставила... Тем дело и закончилось, а результатом сего случая было лишь то, что стали по городу слухи ходить – надо, мол, внимательнее смотреть, что в пищу кладешь – есть ведь, оказывается, и такая травка...

Конечно, случись все это где-нибудь в Юсе, налетели бы сразу Малдеры да Скале разные, анализов бы понаделали, новую серию "Секретных материалов" поставили, да травкувиновницу определили б... А потом поехали бы разные Индианы Джонсы за тридевять земель, сыскали б ту травку, пару рот злодеев при том уложив, привезли б ее семена в Америку, а там умные профессора, с японскими чертами лица, сделали бы новое мочегонное средство и заработали бы сумму, где нулей больше, чем семян из квэста привезенных...

Ладно, понимай, читатель, как знаешь – а я историю эту рассказал, теперь снова не приснится!

Я плюс мертвец.

В институте я был дружен с Павлом Т. Он весьма неплохо учился, хотя под финиш и не потянул на красный диплом. Все ему давалось весьма легко, как учеба, так и спорт, друзья, девушки – всг. Так как рассказ пойдет о вещах не совсем обыденных, скорее сверхъестественных, то отмечу сразу то, что знал о Павле лично.

Хотя у нас в институте и был кружок, объединявший тех, кто увлекался парапсихологическими делами (официально – биофизика, на самом деле сплошная мистика), Павел туда не ходил, с теми ребятами не общался. Зато ему очень понравились занятия йогой, начало которым было положено на шестом курсе. Мы проходили лечебную физкультуру, и наш преподаватель, женщина средних лет, начала понемногу учить нас, как она говаривала, выггиваться. В этом деле Павел обнаружил сразу же настоящий талант, даже на уровне хатха-йоги у него сразу получалось то, на что у других уходили долгие часы и дни тренировок. Он быстро научился дышать отдельными долями легких – любой на выбор, поза лотоса и производные от нее асаны вообще не вызывали у Павла каких-либо трудностей. Почему я остановился на этом моменте? Просто Павел и после окончания мединститута продолжал "выггиваться".

После окончания института мы расстались.

Вновь я встретил Павла спустя три года, совершенно случайно, на одной из центральных московских улиц. Мы разговорились, он пригласил меня к себе в гости.

Жил он в Москве, в одной квартире с родителями, еще не женился. Я был порядком удивлен, ознакомившись с книгами, которые он тогда читал. Это была философия, теология, теософия. Павел рассказал мне, темному, о том, кто такая была Елена Блаватская (замечу, это был год Московской Олимпиады, люди были как и я, еще в этих делах довольно невежественные).

Мы долго беседовали обо всем, он постепенно разговорился. Надо отметить, что у меня есть такой талант – у многих людей в беседах со мной развязываются языки. Мне бы в шпигны, да спросу нынче нет! В поездах, электричках – случайные попутчики каких только историй мне не нарассказывали, каких тайн сердечных не повыдавали...

Итак, Павел нашел во мне человека, которому можно было исповедоваться. И рассказал то, что никому до этого не рассказывал, за исключением одной женщины. Но об этом рассказ впереди.

Как я уже писал, Павел увлекся йогой.

Потом настала очередь аутотрейнинга, с которым после йоги никаких проблем не было. Затем – "голодание ради здоровья", прямо по Нилову и Николаеву. Проверил себя и свою волю, проголодав положенные одиннадцать дней. У него не то что мук голода, даже желания поесть во время голодовки не возникало. Просто сказал себе, что не будет есть столько то дней, и организм послушно перестроился, не беспокоя своего хозяина тщетными напоминаниями о еде. Если ты, читатель, когда-нибудь пробовал провести курс лечебного голодания, то сможешь оценить всю уникальность организма Павла. А он еще и культуризмом заниматься стал. И вновь быстрые успехи. Девяносто в жиме от груди уже через полгода занятий. А еще Павел много читал. В том числе и самиздатовскую литературу. И у него начало складываться мнение, что ему все можно.

После окончания института Павел начал работать в обыкновенной больнице. Терапевтом. Случай, о котором я сейчас расскажу, случился с ним на самом первом году работы, когда он был еще интерном. Не знаю, как там, за рубежом, проходит интернатура, а у нас это просто первый год самостоятельной работы. Одно счастье – дежурить в одиночку не заставляют, не имеют права. Все таки есть с кем посоветоваться.

В ту ночь Павел дежурил вместе с опытной женщиной – терапевтом. Делался ночной обход наиболее тяжелых больных . Случилось так, что одна больная, с последствиями перенесенного инфаркта миокарда, была ими только что осмотрена, у нее было проверено давление, врачи выслушали сердце, и уже по выходу из палаты послышался странный звук. Старшая коллега бросилась обратно к больной. У той случилась остановка сердечной деятельности. Начали делать все, что положено, не буду останавливаться на подробностях.

Короче – сердце снова не заводилось, реанимационные мероприятия были остановлены за полным отсутствием эффекта. Ординатор вышла из палаты за чем-то. А Павел остался наедине с умершей.

А что если? У Павла, как я уже отмечал, было чувство, что "он все может". Тогда почему бы не попробовать на умершей? Воскресить ее! Какое он тогда сделал усилие, в чем именно оно заключалось, Павел объяснить не мог ни мне, ни, как не странно, себе. Просто как-то взял и подключился к умершей. И как бы приказал ей ожить, заставил биться сердце. А потом взял в руки фонендоскоп и приложил к груди женщины. И ясно услышал ровное сердцебиение. В этот момент в палату вернулась его старшая коллега. Павел сообщил ей, что сердцебиение у больной возобновилось. Предложил вызвать реанимационную команду. На что его руководитель дала согласие. А сама померила артериальное давление и удивилась – оно было как у молодой – 120 на 70.

Что происходило на протяжении последующих десяти минут, Павел плохо помнит. Главенствовали его собственные ощущения. А именно – ему становилось все тяжелее и тяжелее, как будто на него наваливалось что-то такое, совершенно неподъемное. Ощущение было трудно описать. Наконец явилась бригада реаниматоров. И начала заниматься своей работой. "Ну наконец-то" – подумал Павел. В этот момент он уже не мог больше держать на себе это что-то. И сказал себе – всг, отпускаю! В тот же момент он почувствовал, что тяжкой ноши больше на нем нет, ему вновь легко и свободно. Он продолжал наблюдать за происходящим со стороны. Но долго наблюдать не пришлось. Сердце у больной вновь остановилось, почти сразу же, вскоре были прекращены и реанимационные мероприятия.

Вот и все. Как будто бы ничего существенного не произошло. Но на Павла то, что случилось тогда ночью, произвело колоссальное впечатление. Он понял, что хотя можно (с точки зрения – сделать вообще) и многое, но не все можно делать, для некоторых дел у него просто нет ни сил, ни права. Больше не было чувства, что ему можно все. Наоборот, Павел стал задумываться над тем, что делает, прежде всего с точки зрения того, имеет ли он силы и права на какое-то деяние. А свой опыт тогда, в больнице, он стал считать уроком для себя. И больше так не экспериментировал. Лечил только тем, что и другие врачи.

Через какое-то время Павел имел беседу с одной женщиной, Ириной Аркадьевной, длительное время занимавшейся исследованиями биополей. Что-то толкнуло его изнутри, и он рассказал ей о том случае в больнице. Ирина Аркадьевна объяснила Павлу, что он тогда попросту подключил свою собственную энергетику к угасающей энергетике трупа. И заставил за счет своих сил биться нежизнеспособное сердце умершей. Легко объяснить все нарастающую тяжесть – умирающий организм требовал все больше энергии. А она-то как раз у Павла и кончалась. Еще Ирина Аркадьевна объяснила, что опыт был опасен и для него самого. Дело кончилось тем, что она снабдила Павла кучей литературы и посоветовала читать не только практические руководства, но и те рассуждения о "высших материях", которые молодой врач обычно игнорировал.

Вот так и закончил Павел свой рассказ.

Теперь он стал намного скромнее. И признался, что стал бы таким раньше, если больше читал...

Чистую рубаху надела...

Быль.

Вероятно, каждому человеку, хоть раз в жизни, темными одинокими ночами, приходили в голову мысли о смерти. Что это такое – смерть? Что там, после нее? Ответов много, но кто поручится за истинность каждого из них!? Или, вот, скажем – судьба... Человек умирает, когда ему предопределено, или он хозяин своей судьбы? Срок смерти, год, месяц, число, наконец – даже минута и секунда – это секрет, тайна за семью печатями, или каждый волен узнать, когда придет твой смертный час? Многие не раз слышали о случаях, когда человек точно знал, что должен умереть – вот, прямо сейчас... Досужие выдумки? Не знаю.

Я не раз видел в кино сцены, где герои или героини громогласно объявляли, что сейчас, мол, помрут. После чего и проделывали это с немалым драматическим эффектом. Должен отметить, что за более чем десятилетнюю практику на скорой помощи в качестве выездного врача я набрал достаточное количество своего собственного материала по этому поводу. А если прибавить сюда еще и слышанное из первых (повторяю – первых!) уст от других врачей, работавших со мной, то я мог бы сделать некоторые заключения. Скажем так больные довольно часто чувствуют, или, по крайней мере, заявляют, о том, что в сей час, даже в данную минуту отдадут концы, но минут через десять или через часок, успокоившись, получив инъекции, говорят или не говорят "спасибо, доктор" и продолжают себе спокойненько жить. Обратно, как и те, кто совершенно не подозревал о своем критическом состоянии и не делал никаких громогласных заявлений, спокойно умирали, так и не обнаружив того чувства "грядущей смерти", о котором так любят писать и ставить спектакли и фильмы. "Я сщас помру не пойму от чего"...

Но! Мне вспоминается один случай.Приключился этот маленький эпизод на четвертом году моей службы выездным врачом бригады скорой медицинской помощи. Поступает вызов – у больной с хронической сердечно-легочной недостаточностью начинается отек легких. Диагноз вообще-то страшный, но даже самые страшные вещи, если они повторяются пару раз в месяц, уже не так уж и пугают. Тем более, что у этой больной все врачи хоть по разику, но побывали, а уж я – и не один раз выводил ее из такого состояния.

Вроде ничего не предвещало смертельного исхода – вызов получили по рации, находились неподалеку, прибыли на место в течении пяти минут, не больше...

Бабушка сидит на чистой постельке, ножки в тазике с горячей водой молодцы родственники, знают – что да как... Хрипит, разумеется, внутри побулькивает – жидкость в легких. Ну, мы на пару с фельдшерицей взялись за дело, вмиг и в вену попали, все ввели, что нужно, в полном объеме. А бабка, между тем, вдруг начала слова говорить, ну, примерно такие:

– Ой, вы миленькие доктора, столько я раз вас по ночам вызывала, мучила... Вы уж извините меня, простите! И всем на вашей скорой передайте, чтобы простили меня! Сегодня – в последний раз, умру я сегодня... Так вы на скорой так и передайте, чтобы зла на меня не помнили, простили меня...

Я так несколько удивился, начал там, мол:

– Да что ты, бабуля! Не с чего умирать, вот и хрипов уже меньше в легких... – кстати, лекарства действительно подействовали, дыхание становилось все свободнее, – Ведь каждый раз укольчики делали, и все проходило, и сейчас все пройдет!

– Нет! – отвечает старушка, – Я знаю, что умру! Вот и рубашку чистую одела, как по закону положено...

Тут головку так на бок – и остановка сердца. Мы, само собой, пореанимировали, как положено, для очистки совести. Однако, чувствовал я, что напрасно трудимся. Поверил бабуле, верно – действительно знала, что умрет, а наука наша медицинская – это так... Надо, конечно, пользовать, как заведено – но исход-то, все равно, не от нас зависит, а от сил других, повыше...

А теперь проанализируем этот случай.

Итак, больная не только говорила о том, что умрет, она еще и подготовилась к смерти, надев чистое белье. Чего ранее не делала. И сделала свое памятное заявление, что больше не будет мучить врачей – это необычность номер два. Если бы она делала бы подобные заявления ранее, я бы знал, мне бы непременно рассказали. А, главное, это заявление еще более, чем надетое чистое белье, доказывало серьезность ее заявления о грядущей смерти. Так что все было всерьез.

Можно понять, когда у здорового ранее мужчины случается инфаркт с острой болью, и тот решает, что не выживет. И, действительно умирает. Это просто достаточно обоснованное ощущениями и знаниями, которые имеет обычный интеллигентный человек, предсказание. Или хроническая больная, каждый раз заявляющая, что сейчас умрет, и на десятый – сотый раз действительно умирающая. Но все ее предыдущие заявления сводят на нет возможность действительного предсказания своей смерти. И лишь в описанном мною случае я имел дело с действительным, настоящим предсказанием собственной смерти.

Собственно, никакой морали я никому не навязываю. Возвратившись в отделение скорой, мы, как просила бабуля, передавали ее последние слова всем и каждому. Коллеги лишь качали головой и вздыхали...

Ожившая покойница.

Может, и быль.

На закуску, после предыдущих, несколько жутковатых историй, расскажу сейчас о забавном случае, действительно имевшем место в той самой больнице, в которой автор проработал немало лет.

Ночь. Двое милиционеров привезли труп в морг. В отличии от Москвы, перевозкой трупов у нас занималась тогда милиция. Морг был, естественно, закрыт на ночь. Но данные милиционеры занимались этим делом не в первый раз, она знали, что ключи от морга можно получить в приемном отделении от дежурной медсестры. Но тащить придется самим. Ни о каких санитарах в нашей больнице в те времена мы и слыхом не слыхали.

Морг располагался в отдельном одноэтажном здании. Открывают милиционеры дверь, берут труп – и вперед. Прямо туда, где вскрытия делают. Заходят. Тускло горит лампочка, освещая "разделочные" столы. И тут волосы у славных представителей закона буквально встают дыбом.

На том самом столе, предназначенном для вскрытия трупов, сидит голая, страшная лицом, худая до полной истощенности покойница. И моет себе длинные, седые волосы, поливая водой из гибкого душа... Милиционеры секунду простояли в параличе, потом бросили труп на пол и с криками выбежали на улицу.

А всего-то на всего санитарка осталась после смены помыться...

Думаете, треп все это, насчет испуга и криков? Как бы не так! Один мой знакомый фельдшер рассказывала о случае, когда в тот же самый морг спецбригада привезла труп скончавшейся на улице женщины. Покойная была одета в шубу с меховым воротником. Носилки поставили возле дверей морга, ожидая, пока их, двери, откроют. И второй фельдшер, мужчина, решил подшутить.

Дул ветерок, меховые шерстинки на воротнике покойной колебались. И фельдшер указал врачу на колеблющуюся шерсть – смотри-ка, мол, а покойница – то ожила! Так врач аж подпрыгнул, да заорал благим матом – и всего лишь увидев движение шерстинок около лица покойной. И это опытный врач, перевидавший множество смертей... А что вы хотите от обычных милиционеров?!

В заключении сих коротких записок не могу не привести любимейшую цитату:"

– А я знаю, почему пропал он: оттого, что побоялся. А если бы не боялся, то бы ведьма ничего не смогла с ним сделать. Нужно только, перекрестившись, плюнуть на самый хвост ей, то и ничего не будет. Я знаю все это. Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, – все ведьмы."

Н. В. Гоголь. "Вий".