Текст книги "Звезды не меркнут
(Повесть)"
Автор книги: Василий Камянский
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
13
На том месте, где час назад Кириллу показалось, будто он видит на опушке людей, разведчики остановились. Долгий, приглушенный бурей вопль, который они слышали дважды, пока пробирались поселком, больше не повторялся. Но Атласов приметил направление, откуда шел этот вопль.
Метель утихала, и на опушке тревожно гудящего леса теперь хорошо различалась высокая сухая сосна.
– Держи на нее, – приказал Кирилл Поддубному. Сам он пошел вторым, замыкал Гайса.
У леса перебрались через овражек и сразу увидели между елями след, точно пропаханный в снегу: очевидно, люди, которые оставили его, несли что-то тяжелое. «Повешенных, из поселка», – без колебаний решил Атласов. По следу вошли в густой ельник. Впереди мигнул сквозь ветви близкий огонек, и тут разведчиков снова остановил жуткий вопль. Но теперь было ясно, что кричит женщина. Вопль оборвался, точно женщине закрыли рот, и донеслись неясные в гуле вершин голоса – женские или мужские, разобрать нельзя было.
Уйдя со следа, разведчики двинулись на огонь.
В полукольце мохнатых елей, нижние могучие лапы которых, сплетясь, образовали непроницаемую для ветра стену, вокруг костра ютилась большая группа людей. Мальчик и девочка лет по семи, укутанные одним тулупчиком, сидели на зеленой хвое, прижавшись головенками друг к другу, и смотрели в огонь неподвижными глазами. Рядом, на бревне, тоненькая девушка в белом свитере, с рассыпанными по плечам светлыми волосами, всхлипывая, жалась к старику, коченевшему в одной рубахе, и пыталась накрыть его и свои плечи коротенькой шубейкой. И еще не менее десяти по-разному и наспех одетых женщин, отрывисто переговариваясь, жались к огню. Потом из темноты вышла приземистая, без платка, старуха в желтом полушубке и бросила в костер охапку валежника.
Она первой увидела разведчиков – за кругом света, под деревьями – и сразу двинулась навстречу сердитыми шагами.
– Здравствуйте, мамаша! – ступил вперед Кирилл.
Старуха, не отвечая, остановилась. Ее косматая голова заметно тряслась. Глаза настороженно сверкали из-под тяжелого лба.
– Что, мамаша?.. – голос Кирилла сорвался на шепот. – Не веришь? Свои…
Старуха шагнула ближе, нерешительно подняла руку, потрогала звезду на шапке.
– Господи! – дрогнули ее губы. – Никак, вправду!.. – Она повернулась к огню и пронзительно закричала – Бабы, да што же вы… ослепли?! Заступники пришли!
У костра будто метелью всех подняло. Троих разведчиков мигом обступили. Женщины растерянно улыбались, спрашивали разом, утирали слезы, ахали, трогали оружие, одежду…
– А мы вас как ждали, сыночки! Как ждали, соколики ясные! – то шептала, то выкрикивала косматая старуха, припадая к плечу смущенного Гайсы. – Сердце сгорело ждавши. Только и жили тем: вот придут! Вот придут! Пришли, заступники вы наши!.. Господи, да ты, никак, не русский? С теплых краев. Ах, сердешный, поди холодно тебе в снегах? Дай поцелую, сыночек!..
Старик тоже поднялся – высокий, белобородый – и, простерши руки, силился шагнуть. Качнулся и упал на руки девушке.
– Ничего, ничего, Оленька, – бормотал он. – Ноги затекли…
Помогая усаживать старика, Кирилл коснулся ледяной руки девушки и с невольным состраданием задержал ее. Девушка глянула в глаза Кирилла огромными, бездонными глазами и ответила слабым благодарным пожатием.
В этот момент вспыхнул трескучим пламенем костер, темнота отодвинулась, и разведчики оцепенели.
За костром, на поваленном дереве, сидела молодая женщина с голым трупиком ребенка на коленях. Черные косы се разметались и почти закрыли малютку.
Увидев людей с оружием, женщина запрокинула голову и завыла моляще и злобно, потом прянула в сторону. Ее усадили, укрыли свалившейся с плеч шалью, стали успокаивать:
– Лизанька, свои это. Наши! Красная Армия… Ну, отдай нам Петеньку, отдохни, горе ты горькое.
Женщина отбивалась, что-то умоляюще бормотала скороговоркой. Неожиданно она затихла, уставилась в огонь безумными глазами и стала укачивать трупик.
По пути из лесу Атласов узнал почти все, что произошло в этот день на разъезде и в окрестности. На это он и рассчитывал, стремясь найти кого-нибудь из местных жителей.
Стрелки действительно были взорваны Мацейко, под вечер уже, когда фашисты густо двинули из Калуги эшелоны с оборудованием и войсками. Команда эсэсовцев сразу же оцепила поселок, повесила двух первых попавших ей в руки железнодорожников и по очереди взорвала дома, клуб, школу. Из людей в живых остались только те, кому удалось бежать в лес. Никто не знал, как сумели гитлеровцы быстро исправить дорогу и пропустить поезда, но зато Атласов получил другие, куда более важные сведения: во-первых, что из Горенского, единственного и крупного населенного пункта между Азаровом и Тихоновой Пустынью, фашисты поспешно ушли еще днем, разрушив дотла это село (старуха в желтом полушубке и пришла оттуда искать пристанища у своей азаровской родни), и, во-вторых, что у Тихоновой Пустыни вчера кем-то взорван большой железнодорожный мост и что, следовательно, все эшелоны, которые прошли сегодня на эту станцию из Калуги, застряли там.
Понимая, как важно скорее передать эти данные командованию, Атласов торопился к своей рации.
Но у самого выхода из поселка, где улицу перемело высоким сугробом, старуха в полушубке, все время споро шагавшая рядом с лейтенантом, вдруг подергала его за халат и попросила, задыхаясь:
– Подожди, сынок! Ноженьки не идут больше. Сил нет! – Она торопливо отстегнула крючок у горла и задышала, округляя рот. – Да и ты пожалел бы свои ножки. Им еще ходить да ходить. Ох, много им еще ходить!.. А Мацейко живой там? – неожиданно осведомилась она у женщин. – Не застрял бы в снегу. Совсем ослаб с такой беды.
– Вы о ком говорите, мамаша? – удивленно спросил Кирилл.
Старуха в свою очередь удивленно посмотрела на лейтенанта, но, сообразив, что тому и впрямь, может быть, невдомек, о ком речь, зашептала, притягивая его к себе:
– Дед же, какому ты отдал в лесу полушубочек свой, он отец Ильи Федорыча, Мацейки-то. А девушка, которая при нем, – внучка евоная, студентка. Дочь, стало быть, Ильи Федорыча, царство ему небесное. Уразумел?
– Так Мацейко жив! – воскликнул Кирилл.
– Жив?!
– Конечно.
Старуха не стала вникать в подробности.
– Оленька! – закричала она, отодвигая ближайших к ней женщин с тропки. – Беги ко мне, ягодка! Отец-то живой! Командир вот сказывает.
Девушка мигом оказалась рядом.
– Жив?.. Папа жив?! – крепко ухватив Кирилла за руку, спрашивала она задыхающимся голосом. – Вы его видели?
Снова ее огромные, с темным блеском, глаза оказались близко от глаз Кирилла, и на миг что-то певучее отозвалось в груди разведчика. Теперь он заметил, что у девушки тонкое лицо и крупный рот.
– Дедушка, папа жив! – не отпуская Кирилла, кричала она старику, спешившему к ним с мальчиком на руках…
14
– Товарищ лейтенант, «Река» на приеме! – с порога услышал Кирилл голос Мирона и уловил в нем нотки тревоги и нетерпения.
Старшина, не спрашивая ни слова, взял на себя заботу о спасенных.
– Давно?.. – прилаживая наушники, спросил Кирилл.
– Уже двадцать минут. Сам!.. Ругался. – Мирон забрал у лейтенанта автомат, отряхнул с ватника снег.
– «Река», я – «Чайка», – немного отдышавшись, громко сказал Кирилл в микрофон. – Я – «Чайка». Хорошо меня слышите? Прием.
– Я – «Река», – сразу же отозвался усталый голос командира полка. – Не глухой. Слышу. Докладывай скорее.
– Нахожусь четвертый час на триста пять…
Кирилл сел, достал карту и четко доложил обстановку.
– Я – «Река». Понято, – майор помедлил: – Будь на приеме.
В наушниках послышались тоненькие свисты, далекий голос немца. Затем майор спросил:
– Относительно двести девять не сомневаешься?..
«Двести девять» по кодированной карте означало Тихонову Пустынь.
– Нет! – быстро ответил Кирилл. – Иначе они не стали бы уже тут, где я, подрывать составы. Насчет двести девять можно также уточнить у того человека, в санбате. К нему тоже утром приходили с двести девять с этим сообщением. Кстати, его отец и дочь живы и здоровы. Они тут, со мной. Может, передадут ему?..
– Хорошо. Жди…
Теперь «Река» молчала долго. «Докладывает комдиву», – понял Кирилл и начал скручивать цигарку.
Разведчики вполголоса разговаривали с женщинами. В топке гудел огонь, отбрасывал на лица теплые блики.
– «Чайка», ты слушаешь? – спросила «Река».
– Я – «Чайка». Слушаю. Прием.
– Твоя задача – прежняя. Направление – двести девять. Связаться немедленно по выходе туда. «Река» переходит на триста пять. Как понято? Прием.
– Направление двести девять. Задача – прежняя. Связь – немедленно.
– Действуй, солдат!..
– Собирайся! – приказал Кирилл, поднимаясь.
– Есть! – вытянулся старшина.
Спешить он, однако, не стал. Переглянулся с разведчиками и повел бровью на спящего Пчелкина. Мирон взял радиста, словно ребенка из люльки, тряхнул, поставил на ноги. Поддубный кликнул сержанта, дежурившего за дверью.
Пятеро с автоматами на груди, пристроившись к старшине по ранжиру, замерли. Лица у всех стали торжественными.
– В чем дело? – удивился Кирилл.
– Дозвольте спытать, товарищ лейтенант: сколько зараз часов?
– Двадцать четыре ноль-ноль.
– Категорически?
– Без пяти.
– А число сегодня?..
– Тридцать первое декабря, – повысил было голос Кирилл и вдруг отступил, схватился за голову: – Да ведь я забыл, орелики!..
– Усе в порядочке, товарищ лейтенант! – довольный, забасил старшина, высоко поднимая руки. – Встретим, як люди! – В одной руке он держал флягу, обшитую серым сукном, а в другой – знакомый разведчикам раздвижной стаканчик. – У сем найдется по сто, товарищ лейтенант, и ни малюсенького грамма поверх! Ни единого! – покрутил он чубатой головой.
При общем внимании, бережно, до краев была налита первая рюмка.
– С Новым годом вас, Кирилл Максимович… товарищ командир! – в тишине произнес Доля и подал рюмку лейтенанту.
– Спасибо, друзья! И вас поздравляю с новым, тысяча девятьсот сорок вторым годом!
– С победой! – ответил строй.
Какая-то женщина у печки заплакала.
Когда настала очередь Поддубного, он вышел на два шага вперед, повернулся лицом к строю и с улыбочкой принял рюмку.
– Альбатрос бодро приветствует Новый год!.. – в обычном своем снисходительно ироническом тоне начал он и вдруг осекся. Горбоносое лицо его побелело, а глаза стали жестокими от тоски. – Солдат Поддубный… – тихо заговорил он опять, – пьет за Россию! – И заскрипел зубами, не в силах удержать слезы, покатившейся по худой щеке.
– Выпей, Ваня! – чуть слышно сказал Гайса…
– Товарищ командир! – неожиданно раздался сиплый голос старика. – Я так догадываюсь, что тебе велено идти на Тихонову Пустынь. Куда же иначе, раз весь герман туда подался. Так вот, бери меня. Я тут и лесом, и полем пройду и выйду с завязанными глазами куда угодно, и тебя проведу. Не бойся, что я старый. Я еще похожу по земле.
Кирилл не нашелся сразу что ответить.
– Ты, детка, не смотри, что я в одной сорочке, – подступил ближе к нему старик. – Одежку свою возьми, а мне бабы дадут. Да в лесу и не так холодно.
Косматая старуха тотчас же начала расстегивать свой желтый полушубок. Старшина, поймав взгляд командира, вопросительно стукнул пальцем по фляге. Кирилл кивнул.
Выпив, старик постоял, глядя в пол, – то ли думая о чем, то ли просто прислушиваясь к теплу, что сейчас влил в свое большое высохшее тело, потом ладонью вскинул вверх широкую бороду и взял у старухи полушубок.
Внучка помогла ему одеться, припала к груди.
Кирилл вдруг почувствовал, что ему жаль расставаться с девушкой. Сердце говорило: случись эта встреча не на военном перепутье, он бы многое сделал, чтобы она не оказалась мимолетной.
– Что ж, Оленька, – отстранился старик, – надо идти. Война такая – надо воевать всем.
…У семафора постояли.
Перед ними пролегла в темноту, на запад, железнодорожная насыпь – прямая и пустынная. Над головами сумрачно гудели провода. Слева курилось квадратное поле в черной раме леса. За лесом притухало зарево. Красные глаза пожара недобро следили за разведчиками в просветы меж соснами.
Блеснула летящая луна. Резкий свет упал на белую землю и грозные облака. Между темными громадами, высоко-высоко, Кирилл увидел звездочку. Она плыла на запад… И он вспомнил другую звезду – над могилой отца меж родными тополями, строгими, как древки знамен, и слова на камне: «Спите, орлы боевые…»
Кирилл Атласов пошел на запад.