Текст книги "Князь Игорь"

Автор книги: Василий Седугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

III

Утром Игорь вышел на крыльцо и зажмурился от яркого солнца. Славное выдалось утро! И сам он пребывал в радостном, безмятежном настроении, вчерашних грустных мыслей как не бывало. Он был еще молод. Бурлили в нем молодые жизненные соки, непоколебимо жило убеждение в ничем не омраченном будущем, он верил в него без оглядки.

На дворе было уже полно народу. Здесь были и княжеские слуги, и Игоревы дружинники, и жители деревень, и горожане. Появился Велигор, почтительно спросил:

– Хорошо ли отдохнул, княжич?

– Благодарствую, князь.

– Вкусным ли был завтрак?

– Весьма доволен, князь.

– Что ж, приступим к делу. Пусть твои люди начнут принимать дань с нашего племени.

Велигор и Игорь уселись на кресла, поставленные на нижней площадке крыльца, князь взмахнул платочком, и к ним двинулись подводы с наваленными на них бочками с медом и воском, горами пушнины – черными куницами, чернобурыми лисами, веверицами-белками. Их сопровождали слуги древлянского князя с дощечками в руках, в них руническими письменами было отмечено, какую дань привез тот или иной род. Возле Игоря стояли слуги киевского князя, у них тоже были дощечки, по своим записям они сравнивали привезенное с положенной данью, порой требовали довезти недостающее; иногда возникал спор, который улаживали Велигор или Игорь. Так продолжалось часа полтора. Наконец Велигор произнес:

– Думаю, твои люди обойдутся одни. Дань привезена со всей земли древлянской сполна, кроме одного рода. Старейшина занемог, сыновья не решаются оставить его одного. Я послал к ним Мала. Через денек-другой он привезет положенное.

Только тут Игорь обратил внимание на то, что Мала не было среди свиты князя. Вон он куда, оказывается, умчал с утра пораньше!

– По заведенному обычаю, – продолжал Велигор, – великий князь Киевский по приезде в племя судит-рядит тех, кто не согласен с моим решением или по какой-то причине не хочет, чтобы дело вершил я. Ты у нас вместо великого князя, твоего последнего слова ждут некоторые мои соплеменники. Эй, вы! – крикнул он тем, кто занимался сбором полюдья, – отойдите к тем амбарам! Освободите место возле красного крыльца. Здесь будет вершиться самый справедливый суд – суд великокняжеский!

У Игоря будто что-то оборвалось внутри. Сроду не приходилось ему судить-рядить. Всем этим заправлял Олег, и все оставались довольными его приговорами. Высоко было его влияние среди народа, да оно и понятно: за спиной Олега были десятки прожитых лет, десятки лет правления державой. А что у Игоря? Детство и юношество, которые прошли под крылышком верховного правителя, ни разу не привлекшего его к решению государственных, судебных и иных дел. И вот теперь так сразу…

Игорь чуть не задохнулся от охватившего его волнения. Он почувствовал, как сердце вдруг стало биться часто и сильно, сдавливая горло. Мысли погнались вперегонки, и он никак не мог собрать их воедино. «Все, – подумал он обреченно, – сейчас при первом же деле провалюсь в тартарары, наделаю глупостей, и надо мной будут смеяться сначала в земле древлянской, а потом в Киеве, и у Олега появится еще одна веская причина, по которой он сможет устранить меня от престола… Впрочем, может, Велигор поможет?».

Но Велигор, отдав распоряжения, удалился во дворец. Игорь остался один на княжеском крыльце. Он чувствовал себя не столько судьей, сколько подсудимым и невольно вдавился в кресло, судорожно обхватив руками подлокотники. Толпа смотрела на него, он смотрел на толпу, с трудом скрывая свой страх. Воцарилась тишина, нарушаемая переговорами людей возле амбаров да грачиными криками – было самое время грачиных свадеб.

Молчание затягивалось. Все ждали, что скажет Игорь, а он молчал, не зная с чего начать и боясь обронить нелепое слово. Наконец какой-то мужичишко не выдержал, выкрикнул:

– Ай, начнем, княжич?

Игорь встрепенулся, уселся поудобнее, разлепил губы:

– Начнем. Говорите.

Мужичок, босой, в полотняных штанах и рубашке, подпоясанный сыромятным ремешком, смело выступил вперед и проговорил:

– К твоей, значит, великокняжеской милости обращаемся. От нашей общины милости просим… Вот мы живем совместно, ровно пять деревень. И леса и поля рядом наши, общинные. И соседей мы уважаем, и округа нас уважает…

Мужичок передохнул, огляделся, видно ища поддержки у соплеменников. Игорь терпеливо ждал, стараясь угадать, чего он хочет.

– Да вот какое дело… Не думай, княжич, что я соврать хочу, говорю как на духу. И не столько от своего имени, как от общества обращаюсь к тебе…

– Ну-ну, – поторопил его неожиданно для себя Игорь. Как-то сразу так случилось, что робость у него прошла, стало интересно, чего же добивается этот общинник.

– Вот и ну! – внезапно огрызнулся мужичок. – Вот здесь стоят общинники. – Он обернулся и рукой указал на группу мужчин, толпившихся несколько в сторонке ото всех. – Живут они большим селением с домом старейшины в центре. Камышовичи называется. По старинке живут. Ну и пусть живут, раз так нравится. Так вот. Жили бы да жили мирно. Ан нет! Стали мы примечать, что силки на птиц да капканы на зверей в наших лесах они стали ставить, а то и открыто охоту ведут в наших владениях. Это как же? В своих дебрях зверя и птицу повывели, так в наши наладили шастать! Вот правды хотим от тебя, княжич! Рассуди нас по справедливости! – И мужичок в знак серьезности своих намерений тут же притопнул босой ногой.

– Ну а вы чего скажете? – обратился Игорь к жителям Камышовичей. – Зачем соседские леса опустошаете?

– Так никто не опустошает, – вышел вперед долговязый степенный мужик. – Врет он все. Наговаривает.

– Это я-то, я-то наговариваю? – взбеленился первый мужичок. – А это чьи силки? Ответь мне, чьи они?

– Ваши силки, чьим им быть. Раз в своих лесах нашли, значит, ваши они.

– Ан нет! Мы свои силки вот так вяжем, слева направо и еще две нитки пропускаем. А вы, наоборот, справа налево, вот так вот! Да не две, а целых четыре нитки пропускаете. Вот глянь-ко сам, глянь, глянь! Сколько здесь ниток? Две или четыре?

– Ну, четыре…

– Вот и ну! Ваши силки! Слышал сам, княжич, их силки! Пусть и ответ держат по обычаю нашему старинному славянскому! Все как полагается!

– Так чего меня было ждать? – удивился Игорь. Вы бы к своему князю обратились, он бы давно ваш спор разрешил.

– Как же! Разрешил! А эти камышовичи у него в проводниках норовят быть! Как ни приедет князь в наши края охотиться, так они то на птицу или на зверя его выводят, то в загоне участвуют…

Игорь немного помедлил, прикидывая в уме, как дальше вести разбирательство. Все внимательно смотрели на него. Наконец он спросил, обращаясь к камышовцам:

– Ну что вы на это скажете, мужики, ваши ли силки?

Высокий мужик виновато склонил голову, развел руками, ответил смущенно:

– Наши, княжич. Чьим еще им быть…

– Значит, баловали в соседском лесу?

– Баловали, княжич. Был грех.

– Тогда и наказание придется на вас наложить.

– Придется, княжич…

По-видимому, камышовичи не ожидали, что их так легко припрут к стенке. Надеялись, что не сумеют соседи доказать их вину. Поэтому были так смущены и не стали отпираться. Игорю стало даже жалко их. Он решил каким-то образом загладить вину камышовичей, спросил:

– И вправду вы выбили зверя в своих лесах?

– Не так чтобы совсем…

– А как же наведывались в соседние владения – всей общиной или, может, отдельные охотники ныряли?

Мужик помялся, посмотрел на родственников, смущенно ответил:

– Да почитай все баловали…

– Вот что! – Игорь даже откинулся на спинку кресла, пораженный честностью степенного мужика. Такая честность заслуживала некоторого снисхождения.

– Значит, так. – Игорь сжал кулаки, легонько стукнул ими по подлокотникам. – Вины своей камышовцы не отрицают, это несколько скощает их вину. Но вина их есть, она доказана. Значит, и наказание будет по всей строгости славянского обычая. Слушайте, люди! За постановку силков и капканов в соседской общине платить им продажу [2]2
  Продажа – штраф (древнерус.).


[Закрыть]. Положено двенадцать гривен продажи. Но видно, камышовские жители осознали свой проступок и раскаиваются, то платить им восемь гривен.

Толпа одобрительно зашумела, а по спине Игоря пробежали струйки пота. Крепко же он поволновался!

– Подходите следующие! – уже спокойно сказал он.

Перед князем выступил парень лет восемнадцати, высокий, красивый, светловолосый и синеглазый. Держался гордо и независимо. Говорил, смело глядя в глаза Игорю:

– Правды хочу, княжич. Чтоб все было учтено и взвешено. Имя мое Буеслав, сам я житель искоростеньский. Из ремесленников я. Состою в городском ополчении. Дважды ходил с князем нашим против ятвигов, сражался на своем боевом коне по прозванию Верный. Он и действительно верным другом мне был. От смерти не раз спасал, однажды раненым вынес с поля боя. Сам понимаешь, как дорог он мне был. Уж так я его холил и берег… И вот его убили! Убил сын боярина Момоти. Вот он стоит здесь. Выдь, покажись на глаза людям!

Из толпы, припадая на ногу, вышел широкоплечий, угрюмого вида парень примерно одного возраста с обвинителем. Встал, не поднимая глаз.

– Как тебя звать? – спросил его Игорь.

Парень как-то странно дернулся, зачем-то провел ладонью по груди, ответил глухим голосом:

– Кобяк я. Кобяком кличут.

– Это ты убил коня Буеслава?

– Я.

– Зачем тебе это понадобилось?

– Из зависти.

– Конь добрый?

– Да…

– Вон как… Тогда придется платить цену боевого коня – три гривны и еще продажу. Налагаю продажи тоже три гривны.

– Уплачу, княжич.

Тут встрепенулся Буеслав. Он подбежал к Игорю, упал перед ним на колени и, простирая руки в сторону Кобяка, заговорил горячо и страстно:

– Врет он все, княжич! От начала до конца врет! Кого угодно в городе спроси, все знают, что не из зависти убил моего коня, а из-за ревности! Ухаживал он за девушкой, только отвергла она его! Меня предпочла. И замуж вышла. Так вот этот Кобяк мстить стал! И не только украл и убил коня, но расчленил его, а голову в мою усадьбу подбросил! По злобе он сделал это, по жестокой злобе, что не досталась ему девушка!

После таких слов установилась полная тишина.

Наконец Игорь спросил, обращаясь к толпе:

– Так ли было, граждане Искоростеня?

По толпе прошло движение, послышались голоса:

– Так, так, княжич… Весь город наслышан…

– Ну что ж… – Игорь приподнялся в кресле, но снова сел, набрал в легкие побольше воздуха, проговорил жестко и непримиримо:

– Раз Кобяк убил боевого коня по злобе, то платить ему цену коня и продажи десять гривен. Так и будет! – и стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

Юноша встал с колени низко поклонился Игорю:

– Спасибо, княжич. До самой смерти молиться буду богам за тебя, за суд твой справедливый.

Оба парня ушли, а толпа стояла и подавленно молчала. Никто не двигался, и Игорь надеялся, что больше не будет тяжущихся. Хватит на сегодня, он чувствовал себя усталым и разбитым. Встал и произнес:

– Великокняжеский суд окончен. Расходитесь, горожане и селяне.

– Как то есть – закончился? – вдруг раздался женский голос. – А я?

Игорь остановился и увидел рыжеволосую девушку. По одежде он сразу признал ее за дочь из знатной семьи. Одета она была в платье из шелка, отороченного золотистой каймой, шелковый пояс также был заткан золотым шитьем. Игоря поразило ее лицо – сухощавое, нос небольшой, с горбинкой, он был усеян веснушками, которые портили ее довольно правильное лицо. Нет, красивой ее назвать было нельзя, но глаза ее, решительные и смелые, приковывали к себе внимание людей. «Не приведи судьба близко сойтись с такой отчаянной девицей», – подумал Игорь. Таких девушек, зная свой покладистый и уступчивый характер, он всегда избегал. От них можно было ожидать самого неожиданного, и поэтому он нехотя вернулся на прежнее место, произнес недружелюбно:

– Ну что там у тебя?

– Мог и поласковей, княжич! – вскинув голову, тотчас ответила девица. – Не с пустяковыми делами ожидают люди великокняжеского суда целый год!

– Хорошо, хорошо, – примирительно проговорил Игорь, боясь нового потока неласковых слов на свой счет. – Выкладывай как на духу, что там у тебя накопилось. Но сначала назовись, как тебя звать-величать?

– Боярыня я, назвали меня Елицей. А пришла к тебе, княжич, тягаться относительно имения моих родителей со своими братьями. Вот они стоят в толпе и не решаются выйти на народ. Заставь их предстать перед твои светлые очи, пусть покажутся и ответят по чести и совести!

Поскольку после ее слов никто из толпы не вышел, Игорь как можно более строгим голосом приказал предстать перед ним братьям боярыни Елицы. После некоторого колебания сквозь толпу протолкались двое нагловатых парней, чем-то неуловимо похожих на свою сестру, только постарше. Одеты они были тоже богато: в суконные сермяги и штаны и сафьяновые сапоги.

– Ну что ж, обе стороны налицо, – раздумчиво сказал Игорь и спросил, обращаясь к Елице:

– А почему ты, боярыня, не решила свое дело на суде князя Велигора?

И тут произошло неожиданное для Игоря: девушка вдруг растерялась. Он увидел, как щеки ее покрылись румянцем, а глаза беспокойно забегали, как она развела руками и опустила их, губы ее зашевелились, но она не произнесла ни слова.

– Так в чем дело? – еще более заинтересованный молчанием Елицы, переспросил он.

Но Елица не отвечала. Тогда из толпы послышался веселый задорный голос:

– Родня она князю!

Но другой тут же поправил:

– Будет родней!

И – молчание. Чуя что-то неладное, Игорь решил прекратить докапываться до истины и тут же вернулся к сути дела. Спросил боярыню:

– И как же ты, Елица, собираешься тягаться за имение родителей со своими братьями, если по славянскому обычаю оно достается целиком сыновьям, а дочерям положено только приданое?

– А так! – встрепенулась девушка. – Батюшка наш умер пять лет назад. Перед смертью он разделил имущество между сыновьями и своей женой, нашей матушкой. А матушка тоже была сильно больна, с постели не вставала. Одной мне приходилось ухаживать за ней. Сколько я подстилок под ней сменила! Умывала и подмывала! С ложечки кормила и поила… А братья что? Хоть бы раз больную матушку навестили, утешили ласковым словом. Ни разу не приехали, им дела не было до нее!

– Неправда! – возразил один из братьев, отводя в сторону глаза и пряча блудливую улыбку. – Приходили, навещали…

– Приходили, навещали! – передразнила его Елица. – Явились, когда прослышали, что матушка вот-вот дух испустит.

– А есть ли свидетели, что братья не посещали больную мать и отказывались ухаживать за ней? – спросил Игорь.

– Как же! Конечно, есть, – с готовностью ответила она. – Вся округа была возмущена бесчувственностью сыновей такой почтенной женщины, какой была наша матушка. Да вот пришли некоторые на суд, не утерпели. Сейчас они скажут. Добродей, Брусень, Одолбя, Мутур, где вы? Выходите и других ведите.

Перед крыльцо вышли с полтора десятка человек. Они наперебой стали рассказывать, как ухаживала за своей матерью Елица и как братья ее уехали в свои имения и носа не показывали в родительском доме.

– Наговор, наговор на нас, – твердили в ответ братья. – Это все слуги сестрины выдумывают, а остальных она подкупила…

Игоря их слова насторожили. Он тотчас заставил замолчать свидетелей и обратился к толпе:

– Братья считают обвинение, выдвинутое против них, клеветой. Кто считает, что они правы и защищают свою честь? Не бойтесь говорить, вы получаете великокняжескую защиту. Смелее высказывайте правду!

Однако никто не вышел и не заступился за братьев. Наоборот, из толпы послышались выкрики, что, мол, Елица одна ухаживала за своей матерью. Правда, когда в толпе поутихло, один подвыпивший паренек пытался что-то сказать в защиту братьев, но его тут же затолкали подальше к амбарам, наподдав кулаками под бока.

Игорю стало все понятно. Он несколько мгновений подумал – в народе установилась полная тишина, все смотрели на него, и ему это льстило – затем встал и объявил свое решение:

– Выяснил я, что сыновья почившей боярыни были злы и непочтительны к своей матери, не заботились и не ухаживали за ней, пока она болела, даже навещали редко. Поэтому мой приговор таков: отдать имение матери ее заботливой дочери Елице!

Толпа встретила решение княжича восторженными криками. Елицу окружили люди, все они смеялись и радовались, словно это им было присуждено имущество; потом все двинулись по улице, сопровождая боярыню, скоро они скрылись за углом.

Игорь уходил с княжеского крыльца довольный собой. Неожиданно обнаружил он в себе умение и способности разбираться в сложных делах. Стало быть, не такой уж он бестолковый и беспомощный, каким хочет представить Олег. Были, конечно, шероховатости, но в целом судейство провел он достойно.

Во дворце к нему подошел князь. Приветливо улыбаясь, широко раскинул руки и обнял Игоря, пророкотал:

– Молодец! Воистину молодец! Наблюдал я за тобой из окна, чтобы не смущать присутствием. Умело разобрался в запутанных вопросах. Так и доложу великому князю Олегу. Достойный растет у него преемник!

– Спасибо, князь, – прочувствованно ответил Игорь. – Многое для меня значат твои хвалебные слова!

– Ну и славно. А сейчас пойдем в трапезную да пообедаем. Время-то к полдню приближается.

За столом сидела семья князя, только не было Мала. Нежана при входе Игоря украдкой кинула на него короткий взгляд и тотчас зарделась. Игорь выгнул грудь дугой, на пухлых губах его, опушенных русыми усами, заиграла загадочная улыбка. Усаживаясь рядом с князем, он вновь взглянул на нее. Она ждала его взгляда, лицо ее засияло, она склонилась над столом, стараясь скрыть свою радость и смущение. Князь и княгиня все видели, но сделали вид, что не заметили взаимной симпатии молодых людей, сохраняли деловитость и озабоченность, присущие хозяевам, принимающим важного гостя.

Медовуха была разлита по бокалам. Князь поднял свой и стукнулся с Игоревым, крякнул удовлетворенно:

– Выпьем, княжич! Пришелся ты по душе и мне, и всей нашей семье, и, как видно, народу древлянскому. А это редко бывает. У нас, людей лесных, недоверчивых, трудно завоевать признание и любовь. Тебе удалось с первого раза, чему я сердечно рад. Выпьем же за твое здоровье, и чтобы дальше ты так же легко привлекал на свою сторону народ наш, когда станешь великим князем Киевским!

Князь затронул самую больную струну Игоря, он не переставал мечтать о великокняжеском престоле. Он чуть не прослезился, но сдержался, залпом выпил медовуху, поперхнулся, закашлялся, в смущении сел в кресло, склонился над блюдом с едой. Отдышавшись, украдкой взглянул на Нежану. Он думал, что она смеется над ним, но девушка в это время тихо беседовала о чем-то с мамой, будто не заметила его оплошности, и он был благодарен ей за это.

Между тем князь Велигор заметно захмелел, повернулся к Игорю, положил ему на плечо тяжелую руку и стал говорить, приветливо и доброжелательно:

– Отдыхай, княжич, в наших лесных краях. Там, среди степных просторов да еще в пыльном городе, вы не тем воздухом дышите. Наш воздух живительный, он молодит и вселяет в человека новые силы. Недаром народ у нас рослый и могучий.

– Я на это обратил внимание, – решил польстить Игорь, хотя больших отличий в облике киевских и древлянских жителей не заметил.

Потом подумал и добавил уже искренне:

– Нас всегда предупреждают перед полюдьем, что если мы заедем в сосновые дебри, то от переизбытка воздуха будет кружиться голова. Это проходит через три-четыре дня. Я испытал такое состояние. Будто плаваешь по воздуху. Не шагаешь по земле, а скользишь по ней. Будто некая сила несет тебя.

– Вот-вот! Это несет наш лесной дух! Нет ничего живительнее и полезнее лесного духа, княжич!

– Я буду приезжать в ваши края просто так, чтобы поохотиться, – сказал Игорь и посмотрел на Нежану. Она поняла его намек, но глаз не опустила, а улыбнулась, открыто и радостно; у нее залучились глаза, и она показалась ему необыкновенно красивой.

Их взгляды заметили все. Княгиня, еще молодая привлекательная женщина (видно выдали замуж лет в 12–13, поэтому такая разница в годах с князем), понимающе поджала губы, сын Богдан тихо засмеялся и отвернулся, а князь удовлетворенно крякнул и потянулся за кувшином, чтобы налить в кубки медовухи.

Когда выпили еще, Велигор стал говорить, полуобернувшись к Игорю:

– Ты, княжич, не беспокойся насчет дани. Я отдам нужное распоряжение. Будет исполнено так, что комар носа не подточит. Конечно, раньше мои люди мухлевали, как без того? В каждом племени стараются что-то утаить. Киев – это такая бездонная бочка: сколько ни давай – все мало. А для тебя все будет точка в точку. Раз ты понравился нам, то и мы ответим только добром.

– Благодарствую, князь. Век не забуду твоей доброты.

Потом стали говорить о разных мелких делах. Неожиданно Игорю вспомнился суд, боярыня Елица, смело выступившая против братьев, и он сказал:

– Ну и отчаянная все-таки эта девушка! Не побоялась вынести на суд такое щекотливое дело…

За столом внезапно установилась странная тишина. Игорь растерянно оглянулся, чувствуя, что сказал что-то не то, и не понимая, чем он не угодил хозяевам.

Молчание прервала княгиня. Она вытерла губы полотенцем, положила его на стол и проговорила не спеша, строго глядя перед собой:

– Елица нам не чужая. Она давно считается невестой Мала. Поэтому-то и пошла на суд к тебе, княжич. А братья у нее и правда черствые характером, чего не скажешь о Елице. Девушка она хоть и вспыльчивая, но отходчивая и справедливая.

– Что верно, то верно, – подтвердил князь. – Мы скоро с удовольствием и радостью примем ее в свою семью.

Обед подходил к концу. Наконец князь встал и произнес, обращаясь к Игорю:

– Спасибо, княжич, что не побрезговал нашей скромной едой. А сейчас пойдем в свои горенки и отдохнем. Вечером на лугах большое гулянье молодежи. Пока молодой, не сиди дома, а будь в хороводах. Как мне мать говорила: «Эх, молодежь: утром не поднимешь, а ночью не найдешь!» Скинуть бы мне несколько десятков лет, на крыльях на луга улетел!