Текст книги "Миссия в Китае"

Автор книги: Василий Чуйков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Генерал Лян со старшими офицерами бригады встретили нас в приемной консульства. Я его сразу узнал и указал на него Вострецову.

Вострецов объявил генералу и офицерам, что с этой минуты они являются военнопленными Красной Армии. Генерал Лян и офицеры сдали личное оружие. Никаких условий сдачи в плен они не оговаривали. Этой акцией фактически закончились военные действия, вошедшие в историю как конфликт на КВЖД.

В результате боев 17–20 ноября 1929 г. наши войска разгромили в районе города Маньчжурия две усиленные бригады численностью около 20 тыс. человек, взяв в плен около 10 тыс. Китайские войска понесли большие потери убитыми и ранеными.

Наше командование не ставило задачи осуществить полное окружение китайских войск. Некоторая часть китайских солдат вырвалась со ст. Маньчжурия и Чжалайнора. Они встретили на пути подходивший к месту боев корпус генерала Ху Юйкуня. Встреча произошла в районе ст. Циганор. Она произвела самое неожиданное воздействие. Вид китайских солдат, паника, посеянная ими, обратили в бегство подходившее свежее пополнение.

Наши войска продвинулись до Хинганского хребта и остановились.

Газета «Известия» 23 ноября 1929 г. писала по поводу происшедших событий:

«Учитывая создавшуюся на Дальнем Востоке обстановку, командование Особой Дальневосточной армии принуждено было принять со своей стороны контрмеры по защите своих границ и для обеспечения охраны пограничного населения и нашего тыла.

В результате части Особой Дальневосточной армии как в Забайкалье, так и в Приморье, отбив 17 ноября наступление китайских войск, преследовали их и на китайской территории, оттеснив их подальше от наших границ. Разоружено более 8000 китайских солдат и 300 офицеров; отобрано до 10 000 винтовок, значительное количество полевых пушек, огнеприпасов и прочего боевого снаряжения».

Тон китайских дипломатов и китайских правителей тотчас же изменился. Уже 23 ноября пришли первые телеграммы о согласии китайской стороны немедленно вступить в переговоры и о принятии всех советских требований. В декабре 1929 г. китайской и советской сторонами был подписан протокол об урегулировании конфликта на КВЖД и советско-китайской границе.

В конце ноября в районе станции Даурия состоялись торжественные похороны бойцов и командиров Дальневосточной армии, павших при защите советской границы. К траурному знамени, установленному на могиле, командарм В. К. Блюхер прикрепил орден Красного Знамени.

На этом бы и закончить главу. Но не могу не вспомнить один эпизод, характеризующий нравы тогдашних японских дипломатов в Китае. Во время боев в городе Маньчжурия шальным снарядом убило японку из японского публичного дома. На следующий день после капитуляции китайских войск японское консульство предъявило советскому командованию иск на сумму в 22 500 японских иен. В иске было подсчитано, сколько лет могла прожить эта японка, сколько посетителей она могла бы принять за эти годы, какой она могла принести доход содержателю публичного дома, а стало быть, и Японии. Без всякого стеснения этот иск был предъявлен к исполнению. Естественно, что советское командование его отвергло.

В 1929 г. Чан Кайши и его окружение получили незабываемый урок от Красной Армии. Мы показали всему капиталистическому миру, что границы Страны Советов неприкосновенны, что Красная Армия умеет карать тех, кто пытается их нарушить.

К сожалению, не все агрессивные правители это понимали. В составе японских консульств в Китае, в том числе и на ст. Маньчжурия, официально числились кадровые офицеры. В первый же день пребывания наших войск в городе мы сразу обнаружили довольно грубую работу начальника японской военной миссии и его сотрудников-шпионов. Они старались проникать под разными предлогами в наши части и даже в штабы, подбирали разные бумажки, заговаривали с нашими красноармейцами и командирами.

Наш штабной армейский поезд стоял на ст. Маньчжурия и был под постоянным наблюдением японцев. По указанию В. К. Блюхера мы особенно им не мешали. Наша разведка сумела перехватить донесения японских агентов и доклад начальника военной миссии, адресованные в Токио. В них содержались хвалебные отзывы о наших частях и подразделениях, отмечались высокая дисциплина личного состава, маневренность в бою, хорошее обмундирование и снаряжение, четкость в строю, безупречное отношение к мирному населению и к военнопленным. Проведенная операция оценивалась японцами как отличная.

К сожалению, этот урок японцы скоро забыли, и нам пришлось напомнить о нем в боях у озера Хасан и на Халхин-Голе.

Не думал я в то время, что через одиннадцать лет снова окажусь на Дальнем Востоке, в Китае, только уже в иной обстановке и в другом качестве…

Беседа в Кремле

Вторую мировую войну я встретил в Белоруссии, где командовал 4-й армией.

В августе 1939 г. Советское правительство подписало пакт о ненападении с гитлеровской Германией. В настоящее время всем хорошо известны те факты, которые привели к этому событию. Мюнхенские соглашатели во главе с английским премьером Невилем Чемберленом пытались избежать войны за счет Советского Союза. Они считали, что в Западной Европе Гитлер ограничится лишь угрозами и демонстрациями, а острие своего удара направит на восток, против СССР. Стремясь подтолкнуть фашистскую Германию к войне с нашей страной, участники мюнхенского сговора отдали на растерзание фашизму сначала Австрию, затем Чехословакию, настала очередь Польши. Западные державы полагали, что, продвигаясь к востоку, Гитлер будет стремиться к созданию общей границы с Советским Союзом, чтобы подготовить вторжение в его пределы,

Когда встал вопрос о защите Чехословакии, СССР не один раз выступал с конструктивными предложениями, направленными на обуздание агрессора. Красная Армия готова была прийти на помощь чешскому народу. Однако англо-французские покровители фашистского агрессора сделали все для того, чтобы отстраниться от помощи со стороны Красной Армии. Если бы вместо мюнхенского сговора была объявлена мобилизация в Англии и во Франции, а Польша открыла границы для прохода Красной Армии к границам Германии, агрессор оказался бы в тисках и вторая мировая война или вообще не состоялась, или имела бы совсем другое развитие. Немецкий генеральный штаб не мог не знать из истории, к чему приводит война на два фронта.

Летом 1939 г. Гитлер предпринял вначале дипломатический нажим на Польшу, а потом перешел к прямым угрозам. Нарастала реальная опасность возникновения второй мировой войны. Англо-французские «примирители» готовы были пойти на новые уступки агрессору. Хотя Франция и Англия были связаны с Польшей договорными обязательствами, но к договорам они не относились всерьез, а их обещание гарантий ничего не стоило. С падением Польши могло резко нарушиться европейское равновесие, и это беспокоило не только общественное мнение Франции и Англии, но и многие влиятельные деловые круги. В то же время Гитлер рассчитывал, что и на этот раз мюнхенские соглашатели уступят, тем более он видел, что никаких реальных шагов против него не предпринимается. Хотя в августе 1939 г. в Москве начались переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции, было видно, что эти переговоры обречены на провал. Теперь преданы гласности все сопутствующие этим переговорам документы, тогда мы только могли догадываться, что и Англия и Франция к переговорам относились несерьезно, что они были предприняты лишь для успокоения общественного мнения, что за их завесой скрывались планы выдачи Польши на разграбление агрессору.

Советское правительство на переговорах было представлено членом Политбюро, народным комиссаром обороны Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым. В состав делегации входили начальник Генерального штаба, командарм 1 ранга Б. М. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов, от ВВС командарм 2 ранга А. Д. Локтионов.

Английское правительство прислало отставного адмирала Дракса, бывшего коменданта Портсмутской крепости, носившего чисто престижное звание адъютанта короля по морским делам. В первый же день переговоров выяснилось, что Дракс не имеет письменных полномочий на ведение переговоров.

Французская сторона была представлена ненамного солиднее. И хотя ее глава генерал Думенк являлся членом Высшего военного совета, его позиция была полностью поставлена в зависимость от позиции английского отставного адмирала.

В присылке такого рода делегаций имелся свой скрытый расчет. Мюнхенские соглашатели надеялись, что советская сторона тут же прервет переговоры и на Западе можно будет начать антисоветскую кампанию, свалив провал переговоров на позицию Москвы. Этого не случилось. Наше правительство терпеливо выслушало англо-французских партнеров и проявило максимум доброй волн и желания вести переговоры, несмотря на все формальные неувязки. Но очень скоро выявилось, что ни Англия, ни Франция не желали брать на себя каких-либо обязательств по обузданию агрессора.

Каждому, кто следил за ходом событий, было очевидно, что мюнхенские соглашатели готовятся принести в жертву и Польшу, лишь бы подальше на восток Европы протолкнуть гитлеровскую армию. Казалось, близка к осуществлению давняя мечта реакционеров всех мастей: агрессивная фашистская армия, ударный отряд монополистического капитала, приближалась к границам Советского Союза.

Зная о провокационной политике западных держав, Советское правительство в интересах обеспечения безопасности СССР приняло предложение германского правительства о заключении между нашей страной и Германией договора о ненападении, который был подписан в августе 1939 г. Этот договор способствовал укреплению обороноспособности нашей страны и оттягивал войну Германии против СССР.

Мюнхенские соглашатели подняли по этому поводу визг на всю Европу, но польская земля не стала ареной схватки гитлеровских войск и Красной Армии. А как было бы удобно, отсиживаясь за линией Мажино, потирая руки, взирать со стороны, как Германия и Россия истекают кровью в войне, и в нужный час выйти на сцену хозяевами положения и продиктовать воюющим свою волю… Не получилось.

1 сентября 1939 г. началось вторжение немецких войск в Польшу. Под давлением общественного мнения Англия и Франция объявили войну Германии, но военных действий не начали и не собирались начинать. По этому поводу с тех пор написано немало книг, воспоминаний, исторических исследований. Я – солдат и привык говорить правду без обиняков и дипломатических смягчений. Мы воочию увидели, что несли нам переговоры с мюнхенцами. Они не собирались воевать с Гитлером и, объявив войну, выжидали, а не сойдутся ли в вооруженном конфликте немецкие войска и Красная Армия.

В этой обстановке о безопасности границ нашей страны могло позаботиться только Советское правительство. Войскам был отдан приказ войти на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины, чтобы спасти от фашистской оккупации белорусский и украинский народы. Я командовал 4-й армией, которая должна была продвинуться до Бреста.

Этот поход ничего общего с военными действиями не имел. Население Западной Белоруссии и Западной Украины встречало нас с ликованием и радостью. Танки и автомашины буквально осыпали цветами. Попы и ксендзы выходили навстречу с иконами и хоругвями. Там, куда вступила Красная Армия, дорога фашизму была закрыта.

Мы остановились почти на теперешней границе с ПНР по восточному берегу Буга. Хотя и был подписан пакт о ненападении с Германией, однако мы держали войска в полной боевой готовности. Никто не верил, что Гитлер будет соблюдать какой-либо договор, если увидит, что ему выгодно его нарушить. Это был очень опасный и напряженный момент. Мы знали, что Гитлер с той самой минуты, как пришел к власти, воспитывал своих молодчиков в звериной ненависти к советским людям, к коммунизму, ко всему русскому. В этом духе воспитывалась и армия, которую годами нацеливали на восточный поход. Мы могли ожидать всякого рода провокаций. Но оказывается, и гитлеровцы, когда это им было надо, умели вести себя «деликатно».

Нашим командирам приходилось часто бывать в немецких штабах для уточнения разграничительных линий. Их встречали уважительно, внимательно разбирали их претензии и выполняли требования, обусловленные соглашением. Солдаты проявляли всяческое «дружелюбие» к бойцам Красной Армии. Дружелюбие, конечно, было деланным, иногда даже и не очень искусно разыгранным. Но провокаций немецкие войска не устраивали.

В искренность их дружеских излияний из нас мало кто верил. Мы верили в мудрую политику нашей партии, в свои силы, всячески демонстрировали выдержку, но в то же время спешили возводить укрепления для обороны от столь сомнительных друзей. Никто из нас не сомневался, что пакт о ненападении с Германией – дело временное, вынужденное. Нам необходимо было отсрочить войну с фашистской Германией, готовой вступить против нас в любой сговор с Францией и Англией. Мы торопились строить укрепления вдоль новой границы.

Тем временем немецкое командование перебрасывало свои войска с восточной границы на границу с Францией. Если бы Франция и Англия, точнее, их правящие круги пошли на соглашение с Советским Союзом против агрессора, то и в сентябре 1939 г. время еще не было бы упущено. Но нас не просили о помощи, она была нежелательной для западных держав.

После вторжения гитлеровских войск в Польшу война стучалась и в наши двери.

В мае 1940 г. Гитлер начал наступательные операции во Франции, предварительно оккупировав Данию и Норвегию. С уважением относясь к французской армии, мы полагали, что это наступление не пройдет у него с такой легкостью, как в Польше. К тому же французская армия была усилена 330-тысячным английским экспедиционным корпусом и авиацией. В общей сложности на западе гитлеровцам противостояло 110 дивизий союзников. Они были хорошо вооружены, оснащены новейшей техникой. Французский танк «Б» по своему вооружению и по прочности брони превосходил лучшие немецкие образцы. Английские и французские самолеты имели высокие летные и боевые качества, не уступающие немецким. Не превосходила немецкая армия армии Франции и Англии и по количеству боевой техники. Начиная наступление на западном фронте, Гитлер подвергал свою армию огромному риску как авантюрист, рассчитывая прежде всего на несогласованность действий англо-французских союзников.

10 мая 1940 г. началось наступление немецких войск на западе. Немецкие войска нарушили нейтралитет Бельгии, Голландии и Люксембурга. Практически это были возможные направления наступления в обход линии Мажино. Только здесь немецкий генеральный штаб мог планировать маневренную войну в расчете на внезапность и массовое применение танков. Однако тут же последовал удар через Бельгию на Седан, через Арденны. Я с удивлением прочитал об этом сообщение в газетах. Горные дороги ставили под удар авиации союзников немецкие танковые колонны. На горных дорогах танки были лишены маневра. Казалось невероятным, но немецкие танковые дивизии прошли сквозь Арденны без потерь и форсировали р. Маас в зоне, доступной для артиллерии главных калибров из фортов линии Мажино. В несколько дней фронт союзников был прорван, ни в одном пункте немцам не было оказано сколько-нибудь серьезного сопротивления. Стало быть, с самого начала Гитлер рассчитывал не только на военную силу, но и на политическую обстановку во Франции и в Англии, на слабое сопротивление мюнхенских соглашателей.

Мы знали, что французский солдат – это мужественный солдат, у нас с уважением относились и к английским солдатам. Не прошло и нескольких месяцев после Дюнкерка, как английские летчики показали, на что они способны, выиграв битву в воздухе над Британскими островами. Нет, во французской трагедии мы не могли винить солдат союзников.

После выхода немецких войск на широкий оперативный простор на фронтах во Франции создалась катастрофическая обстановка. Фронты были рассечены, начались путаница и паника, крупные соединения потеряли связь и управление. Через шесть недель Гитлер развязал себе руки в войне с Францией. Под ударом оказались Британские острова. В немецкой печати все чаще и чаще раздавались угрозы по адресу Англии. Наша разведка по разным каналам получала сведения, что Гитлер готовится к прыжку через Ла-Манш. Теперь, после войны, эта операция известна под кодовым названием «Морской лев». Наше высшее командование не верило в возможность такого прыжка. Гитлер не имел для этого плавучих средств; не завоевав господства на море и в воздухе, он не мог пойти на подобную авантюру. Маневры гитлеровской пропаганды и службы дезинформации не обманули нас. Мы воспринимали разговоры о прыжке через Ла-Манш как дымовую завесу, поставленную Гитлером для подготовки вторжения в нашу страну. Через польскую границу к нам систематически поступали сведения, что между Вислой и Западным Бугом и в прилегающих районах идет планомерное сосредоточение и накопление немецких войск. К нашей земле приближалась война, а еще очень многое нужно было сделать для укрепления обороноспособности страны. Предстояло разрешить немалые трудности и международного характера.

Неспокойно было и на наших дальневосточных границах. Начиная с 1931 г. японские милитаристы, захватив северо-восточные провинции Китая, начали превращать их в плацдарм для дальнейшего продвижения в Китай, а также для нападения на Советский Союз. Японские войска находились в Маньчжурии, в непосредственной близости от наших границ. В июле 1937 г. японская военщина вторглась в Северный Китай. В истории национально-освободительной борьбы китайского народа открылась новая кровавая страница. Наша страна оказала огромную помощь и поддержку китайскому народу, послав в Китай летчиков-добровольцев, военных специалистов-советников, военную технику. Японо-китайская война приняла затяжной характер.

В 1938–1939 гг. японская военщина предприняла вооруженные провокации против нас в районе оз. Хасан и на Халхин-Голе. Имелось в виду, с одной стороны, прощупать силу Красной Армии, а с другой – оказать на нас вооруженное давление и заставить отказаться от помощи борющемуся Китаю. Мы понимали тогда, что это еще не война, что это разведка боем, предпринятая японской военщиной. Но война на два фронта вставала для нашей страны реальной угрозой.

* * *

Осенью 1940 г. меня срочно вызвали к наркому обороны С. К. Тимошенко.

Поначалу ничего особенного в этом вызове я не усмотрел, Нарком часто встречался с командующими армиями, чтобы иметь информацию из первых рук о положении в войсках и в округе. Но сразу же, как только закрылись за мной двери его кабинета, я понял, что разговор пойдет о чем-то ином.

Нарком объявил мне, что в Центральном Комитете партии и у него лично сложилось мнение, что мне надо ехать в Китай. Многие детали этого разговора у меня не удержались в памяти, но главное я запомнил.

Нарком прямо сказал мне, что правительство не верит в надежность пакта о ненападении с Германией, что Гитлер, по всем данным, готовится к восточному походу. В правительстве и в Наркомате обороны отдают себе отчет, что Германия выступит против нас не в одиночку. Тогда уже, осенью 1940 г., Семен Константинович почти целиком обрисовал состав гитлеровского военного блока: Германия, Италия, Румыния, Финляндия.

– Относительно этих стран сомнений нет! – продолжал он. – Нас волнует возможная позиция Турции, и совершенно особый интерес вызывает Япония. Дальний Восток – нелегкий орешек, сразу и с наскока его не разгрызешь. Нам и без того приходится держать там мощный заслон против возможного выступления Японии… В случае войны на два фронта большие трудности возникнут из-за растянутости коммуникаций… Япония – это главный вопрос в связи с угрозой нападения Германии…

Нарком обрисовал мне обстановку, сложившуюся на фронтах японо-китайской войны. Нападая на Китай, японские милитаристы рассчитывали на скорый успех, однако их войска завязли в Китае, и незаметно было, чтобы там наметился решительный перелом в их пользу. Нарком привел мне любопытные данные о численности японской армии в Китае по годам. Так, в 1937 г. там действовало 26 японских дивизий общей численностью 832 тыс. человек. К осени 1940 г. количество дивизий достигло 35, а людской состав возрос до 1120 тыс. человек. Эскалация японской агрессии в Китае была налицо. Однако увеличение армии не принесло японцам ощутимых результатов. Это было известно и из печати тех дней.

– Можно предполагать, – заявил мне нарком, – что японские милитаристы приложат все силы, чтобы либо добиться в 1941 г. победы над Чан Кайши и гоминьданом, либо свернуть военные действия и перейти к мирным переговорам… Им нужно освободить руки к тому часу, когда Гитлер двинет войска против нас, т. е. быть во всеоружии к большой войне для решения своих проблем на востоке. Наша задача – помочь Китаю отразить японскую агрессию… Не думаю, что войска Чан Кайши могут одержать решительную победу, но затяжная война принесет в конечном счете победу китайскому народу, а не японским милитаристам… Мы можем рассматривать 1941 год как кризисный в этой войне. Или китайский народ устоит и отразит все попытки японских войск полностью овладеть положением, либо после крупных поражений Чан Кайши может склониться к кабальным условиям мирного договора, которые попытаются навязать ему японские агрессоры… Ваша задача – разобраться в обстановке в стане Чан Кайши, взвесить его реальные силы и на правах его главного военного советника активизировать действия китайской армии…

– Мы уже оказывали и будем оказывать военную помощь Чан Кайши, – добавил нарком. – Надо ее активно использовать против японцев.

Я не мог считать свое новое назначение случайностью. «Китайский вопрос», как уже известно читателю, не был для меня неожиданностью. Правда, с тех пор как я побывал в Китае, прошло более десяти лет. Многое там должно было измениться, но основные процессы еще продолжались в том же плане, как и в годы моей работы.

Нарком обрисовал мне и процедурные моменты моего нового назначения. Решено послать меня сначала военным атташе при китайском правительстве. Затем, когда я войду в курс событий, последует назначение меня главой советской военной миссии, т. е. главным военным советником при главнокомандующем китайской армией Чан Кайши.

От наркома во время этой беседы я узнал, что Советское правительство оказывает Китаю большую помощь вооружением. Однако не всегда это оружие применялось с должным умением. Часты случаи, когда советское оружие резервировалось в тылу. Нередко в неудачных для китайцев боях японские войска забирали это оружие в качестве трофеев. В мою задачу входила не только помощь китайскому командованию в управлении войсками, мне предстояло научить их применять современное оружие в свете новейших тактических требований. Мало того, в мою задачу как военного атташе и главного военного советника входило сдерживание воинственных устремлений Чан Кайши против коммунистических армий и партизанских районов, которые контролировались китайскими коммунистами, иными словами, удерживать Чаи Кайши от войны междоусобной, чтобы он мобилизовал все силы нации на отпор агрессору. Нарком мне объяснил, что и командование китайской Красной армией тоже склонно обратить оружие против Чан Кайши, не принимая при этом в расчет опасность, которой оно подвергло бы весь китайский народ и его революционные завоевания. На главного военного советника возлагалась задача согласовывать действия китайской Красной армии и войск Чан Кайши против японских захватчиков, несмотря на разногласия между ними.

Зная натуру китайских милитаристов и Чан Кайши, я понимал, что координация действий войск Чан Кайши и китайских коммунистов являлась самой сложной и деликатной задачей.

Получив мое согласие на поездку в Китай, С. К. Тимошенко пригласил меня следовать за собой. Его машина доставила нас в Кремль. Я понял, что мне предстоит серьезный разговор в Центральном Комитете партии, но, право, не ожидал, что встречусь лично с И. В. Сталиным.

Длинными коридорами мы пришли в приемную Сталина. Его личный секретарь А. Н. Поскребышев тут же доложил о нас. Это была моя первая личная встреча со Сталиным. До этого я видел Сталина только на трибунах. Теперь нас разделяло всего несколько шагов. Мы поздоровались, и он сразу, не теряя ни минуты, спросил меня:

– Как будем считать? Согласны на поездку в знакомую вам страну?

– Я согласен поехать, куда прикажете!

– Не так уже сразу! Надо и подумать, куда дается приказ ехать…

– Надо подумать и подготовиться, – продолжал он, – вы были в Китае в двадцатых годах… Тогда была одна обстановка, сегодня сороковые годы, теперь обстановка другая. Тогда во главе гоминьдана стоял доктор Сунь Ятсен. Это был человек высокой нравственной чистоты, и он был безраздельно предан интересам своего народа. Тогда мы только налаживали с ним связь и, несмотря на свои трудности, всем возможным безвозмездно помогали китайской революции. Ныне правители Китая не те. И гоминьдан не тот, что при Сунь Ятсене, и Чан Кайши в сравнении с Сунь Ятсеном все равно, что котенок в сравнении с тигром. Выросла и новая сила в Китае – коммунистическая партия… На стороне Чан Кайши вся мелкая буржуазия, некоторые крупные капиталисты, не связанные своими интересами с японским капиталом, феодалы и крестьянская масса. За коммунистами идет прежде всего китайский рабочий класс… Вы были в Китае и должны знать, что Китай – крестьянская страна, а не пролетарская. Рабочий класс Китая значительно уступает в своей численности и даже организованности китайскому крестьянству. Китайское крестьянство веками подвергалось нечеловеческому угнетению. Китайский крестьянин – забитый и измученный человек. Он робок в сравнении с рабочим человеком, но в больших массах он готов на большие подвиги, об этом говорит история. Китайская компартия также опирается на беднейших, забитых и неграмотных крестьян. КПК недооценивает растущий рабочий класс, а это не может не наложить свой отпечаток на ее идеологию, на ее лозунги, на ее понимание политических задач в революции. В китайской компартии довольно значительны националистические устремления. В ее рядах недостаточно развито чувство интернациональной солидарности. Вместо того чтобы на этом этапе объединиться в единый фронт против японского агрессора, Чан Кайши и Мао Цзэдун не забыли старые разногласия. С той и другой стороны идет борьба за влияние и за власть. Мао боится Чан Кайши, а Чан Кайши боится Мао.

Сталин говорил медленно, как бы вдумываясь в каждую свою фразу. Каждое слово он произносил четко, а в конце фразы делал паузу, как бы приглашая этим возражать, если у меня или у Тимошенко возникли бы какие-либо сомнения. Вопросы, конечно, рождались. И главный вопрос, почему я еду к Чан Кайши, а не в китайскую Красную армию. Но для вопросов время еще не настало в этой беседе. Сталин угадывал многие вопросы и до того, как их мне предстояло задать, отвечал на них. Он закурил трубку и продолжал:

– Казалось бы, китайские коммунисты нам ближе, чем Чан Кайши. Казалось бы, им и должна быть оказана главная помощь… Но эта помощь выглядела бы как экспорт революции в страну, с которой мы связаны дипломатическими отношениями. КПК и рабочий класс еще слабы, чтобы быть руководителем в борьбе против агрессора. Потребуется время, сколько – сказать трудно, чтобы завоевать на свою сторону массы. Кроме того, империалистические державы едва ли допустят замену Чан Кайши китайской коммунистической партией. С правительством Чан Кайши заключены соответствующие договоры. Вы ознакомитесь со всеми этими документами, будете действовать в строгом с ними согласии. Главное – это объединить все силы Китая на отпор агрессору… Позиции коммунистов Китая еще непрочны внутри страны. Чан Кайши легко может объединиться против коммунистов с японцами, коммунисты с японцами объединиться не могут. Чан Кайши получает помощь от США и Англии. Мао Цзэдун никогда не будет поддержан этими державами, пока не изменит коммунистическому движению. Обстановка в Европе, гитлеровские победы говорят о том, что помощь Чан Кайши со стороны Англии и США, возможно, будет постепенно нарастать. Это внушает надежды, что с нашей помощью и помощью английских и американских союзников Чан Кайши сможет если не отразить, то надолго затянуть японскую агрессию.

На протяжении беседы Сталин несколько раз вставал, выходил из-за стола, останавливался около нас с Тимошенко, продолжая развивать свою мысль.

– Не надо думать, – говорил он, – что после поражения Франции западные соглашатели уйдут со сцены. И сейчас, даже в такой трудный момент для английского народа, между Берлином и Лондоном снуют умиротворители агрессора. Они каждую минуту готовы пойти на новые уступки, лишь бы агрессор повернул свое оружие против Советского Союза. У некоторых китайских коммунистов от легких побед Гитлера в Европе и японцев над войсками Чан Кайши закружилась голова. Им кажется, что, если японцы разобьют Чан Кайши, тогда коммунисты Китая смогут овладеть положением в стране и изгнать японских агрессоров. Они очень ошибаются. Чан Кайши, как только почувствует опасность потерять власть или в случае отказа ему в нашей помощи и помощи западных держав, тут же найдет пути соглашения с японскими милитаристами по примеру Ван Цзинвэя [22]22
  Ван Цзинвэй (Ван Чжаомин – 1884–1944) – китайский политический деятель, один из лидеров гоминьдана. После смерти Сунь Ятсена, в 1925–1926 гг., – председатель гуанчжоуского гоминьдановского правительства. Изменив революции, выступал как политический лидер гуандунских милитаристов, конкурировавших с Чан Кайши в борьбе за власть. Во внешней политике придерживался курса на сближение с Японией. В декабре 1938 г., будучи заместителем Чан Кайши по ЦИК гоминьдана, Ван Цзинвэй открыто перешел на сторону японцев.
  В марте 1940 г. японцы учредили в Нанкине марионеточное правительство, назначив Ван Цзинвэя «исполняющим обязанности председателя».


[Закрыть]. Тогда они общими усилиями обрушатся на китайских коммунистов, и китайская Красная армия будет поставлена в безвыходное положение…

– Ваша задача, товарищ Чуйков, – продолжал Сталин, – не только помочь Чан Кайши и его генералам с умением воспользоваться оружием, которое мы им посылаем, но и внушить Чан Кайши уверенность в победе над японскими захватчиками. При уверенности в победе Чан Кайши не пойдет на соглашение с агрессором, ибо он боится потерять поддержку американцев и англичан и свои капиталы, вложенные в их банки… Ваша задача, товарищ Чуйков, задача всех наших людей в Китае – крепко связать руки японскому агрессору. Только тогда, когда будут связаны руки японскому агрессору, мы сможем избежать войны на два фронта, если немецкие агрессоры нападут на нашу страну…

Задача была сформулирована четко и ясно. Сталин просил меня не разглашать содержания беседы. Быть может, и напрасное предупреждение. Я – человек военный, с девятнадцати лет командовал полком, понимал, что такое военная и государственная тайна. Сталинское предупреждение для меня было лишь дополнительным знаком, что мне оказывается очень высокое доверие, что справиться с поставленной передо мной задачей будет нелегко.

Мне дали некоторое время подготовиться к новой работе. Пришлось основательно потрудиться в различных управлениях и наркоматах, чтобы уяснить обстановку, которая создалась в Китае к концу 1940 г. В частности, Наркомат иностранных дел предоставил мне возможность ознакомиться со всеми документами, которые были положены в основу нашей политики с Китаем.