Текст книги "Миссия в Китае"

Автор книги: Василий Чуйков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Какую же позицию в этот период занимали Мао Цзэдун и его окружение?

Забегая несколько вперед, скажу, что осенью 1941 г., когда Советский Союз переживал очень тяжелый период, когда враг подходил к Москве, а Квантунская армия была приведена в полную боевую готовность для нападения на Советский Союз, Мао Цзэдун, вместо того чтобы сковать военными действиями в Северном Китае японские войска и тем самым помочь нашей стране, распространял утверждения о неизбежности поражения Советского Союза. Тогда же Мао Цзэдун навязал своей партии националистическую кампанию «чжэнфэн» – «движение за упорядочение стиля работы». Фактически под этой маской проводилась политика, подрывавшая прежде всего единый фронт борьбы китайского народа против Японии и направленная на установление маоцзэдуновской диктатуры как в партии, так и в войсках. Лучшим свидетельством тому служит выступление самого Мао Цзэдуна в ноябре 1941 г. в партийной школе в Яньане. Мао так распределил свои силы: «10 % – на борьбу с японцами, 20 % – на борьбу с гоминьданом и 70 % – на рост своих сил».

В соответствии с этой установкой войска КПК во второй половине 1941 г. не вели активных боевых действий против японцев. Когда гитлеровцы подходили к Москве, Мао Цзэдун высказался за отвод Красной Армии на восток, за Урал, за ведение против фашистов партизанской войны по примеру китайцев, за ожидание наступления англо-американских войск на западе. Маоисты утверждали, что защита Китая является главной задачей всего человечества. Газета «Цзефан жибао» в октябре 1941 г. писала, что «китайской нации принадлежит главная роль в руководстве угнетенными нациями мира».

…И Чан Кайши и Мао Цзэдун, каждый по-своему, преследовали корыстные, эгоистические цели в политике, по-прежнему пренебрегая высшими интересами национально-освободительной борьбы, которую вел народ Китая.

Подготовка ичанской операции

Придерживаясь пассивной тактики в борьбе с японцами, гоминьдановское командование в то же время хотело создать видимость активности своей армии на фронтах. Чан Кайши, его генеральному штабу и штабам районов нужно было что-то говорить народу о боевых действиях. Они стремились показать китайской и международной общественности, что триста дивизий, которые числились под их командованием, активно сражаются с японцами и их марионетками. Для этого китайское командование не стеснялось идти на обман. Из армий и районов шли сводки в генеральный штаб о боевых действиях на многих участках фронта. Эти сводки, обработанные в оперативном управлении генерального штаба, регулярно докладывались Военному совету и иногда с топографическими картами, вводящими в обстановку, помещались в газетах. Военный совет периодически заслушивал эти сводки, но решения по ним принимались редко. Они подшивались «к делу» со ссылкой на принятые меры командующими на местах. При проверке через военных советников в районах и армиях эти сводки чаще всего опровергались. Выяснилось, что никаких военных действий не велось. Имея эти данные, я не хотел открыто выступать с ними на заседаниях Военного совета. Я думал, что это не помогло бы делу и выполнению задач, которые стояли перед нашими советниками в районах и армиях. Китайское командование могло еще больше засекретить от нас обстановку. Китайские штабы умели, как говорят, пускать пыль в глаза.

Как китайские генералы умели обманывать общественное мнение, официально распространяя решения и сводки о «крупных сражениях», свидетельствует следующее. Чтобы создать видимость, будто китайская армия сражается крупными силами против японцев, генеральный штаб отдает приказ какому-нибудь району провести операцию половиной своих сил, а остальные иметь в резерве. Командующий районом в свою очередь отдает приказ командующим армиями перейти в наступление половиной войск (например, из четырех армий только двум). Командующие армиями в свою очередь отдают приказ половине наличных у них дивизий перейти в наступление, В результате количество войск, участвующих в планируемых операциях, доводится до нескольких рот или батальонов, которые, конечно, ничего серьезного предпринять не могут. Но создается видимость, что приказ официально выполняется, время идет, пишутся сводки, и на Военном совете один из работников генерального штаба докладывает о боевых действиях на фронте, которых фактически и не было.

Весной 1941 г., одновременно с операцией в провинции Шаньси, японцы предприняли массированное воздушное наступление на Чунцин – столицу гоминьдановского Китая. Начиная его, японское командование рассчитывало вызвать панику у населения и сломить волю китайского народа к борьбе. Японцы настолько обнаглели, что не стеснялись даже объявлять в печати о бомбардировках Чунцина, зная, что их авиация не встретит сильного сопротивления. Например, японцы объявляли сточасовую бомбардировку китайской столицы. Хотя такие бомбардировки не были массированными – в зоне китайского наблюдения и оповещения постоянно находилось по 3–5 – 9 самолетов противника, но они держали всех жителей в постоянном напряжении, заставляли их отсиживаться в бомбоубежищах. В таких бомбоубежищах, вырытых в гористой местности, без удобств, без горячей пищи, а часто и без воды жителям приходилось просиживать по 4–5 суток. От этих бомбежек страдали не только китайцы, но и иностранные посольства, в том числе и наш советский персонал. За время пребывания в Китае мне пришлось пять раз сменить место жительства, так как пять домов, в которых я жил, были разрушены до основания. Хорошо, что во время бомбежек мы не оставались в Чунцине, а выезжали километров за пять – десять за город и наблюдали оттуда, как бомбят японцы. Так продолжалось до осени. Нужно отдать должное терпению китайцев, стойко выдержавших многочисленные налеты. Дух народа не был сломлен.

Со второй половины 1941 г. западные державы, в особенности США, стали проявлять явные признаки беспокойства по поводу того, что японцы не увеличивают контингента своих войск в Китае. В то же время подготовка ими наступательных плацдармов на юго-востоке Азии нарастала быстрыми темпами. По-видимому, англо-американская, а также китайская разведки не могли не обнаружить подготовку японцев к активным действиям на юге. Китайские высшие руководители, включая самого Чан Кайши, несколько приободрились и почувствовали себя увереннее. Они рассчитывали, что в скором времени Япония нанесет удары вне Китая, и надеялись тем самым приобрести партнеров по борьбе.

Начиная со второй половины 1941 г. американские представители в Китае не скупились на обещания финансовой и военной помощи Чан Кайши. В Чунцин прибыли новый посол К. Гаусс и военный атташе полковник Дэпас. Вслед за ними в конце августа 1941 г. туда прибыла военная миссия во главе с бригадным генералом Мэгрудером для изучения положения в Китае. Несколько раньше (в начале августа) в составе китайских ВВС была создана группа американских летчиков на самолетах П-40 под командованием генерал-майора К. Чевнолта. Эти мероприятия американцев правительство Чан Кайши встретило с одобрением.

Китайские летчики начали изучать американские приемы воздушного боя, которые, по существу, мало чем отличались от тактических приемов советских летчиков. Американцы не захотели воспользоваться авиационными базами, которые были подготовлены и использовались нашими летчиками в районе Чэнду, Ланьчжоу и других городов. Они больше ориентировались на районы к югу от Янцзы и размещались на аэродромах близ Куньмина, Гуйяна и других южных городов. Выбор аэродромов и авиационных баз американцами на юге Китая мы расценивали как подготовку к возможным совместным действиям китайских сухопутных войск с авиацией США против японских баз, создававшихся на юге. Это до известной степени подтверждало наши соображения, что японцы готовят агрессию в районе Южных морей.

Прибытие американской миссии во главе с Мэгрудером и особенно американских летчиков свидетельствовало о том, что американцы, несмотря на переговоры с японцами, обеспокоены их действиями и решили начать реальную помощь Китаю военными, особенно авиационными, средствами. От командующего китайской авиацией Мао мы знали о прибытии в Чунцин американских инструкторов, о том, какие самолеты и сколько он думает получить. Я лично через Мао познакомился с некоторыми американскими авиационными инструкторами, которые откровенно рассказывали, с какой целью они прибыли в Китай.

В то же время мы, советские советники, принимали все меры, чтобы активизировать военные действия китайской армии. Это должно было показать в первую очередь самим китайцам, что их армия окрепла, что японцы, которые увязли в Китае, не так уж сильны, что они уже не в состоянии в сложившейся обстановке успешно проводить крупные наступательные операции. В вопросе активизации войск Чан Кайши нас поддерживали американцы и англичане. Кроме того, мы добились хороших результатов в подготовке оборонительных укреплений, и все попытки японцев где-либо прорвать оборону китайцев на широком фронте и захватить новые районы в 1941 г. успехом не увенчались. Их частные наступательные операции быстро отражались.

В этой обстановке летом 1941 г. аппарат главного военного советника стремился активизировать подготовку наступательной операции китайских войск, которую планировалось осуществить на центральном участке фронта, в районе Ичана (к западу от Ханькоу). План Ичанской наступательной операции разработал наш советнический аппарат еще в марте – апреле 1941 г., и затем он дорабатывался оперативным управлением совместно с советниками генштаба и с привлечением всех начальников родов войск.

Основная цель операции состояла в разгроме группировки противника, обороняющейся к западу от реки Сянхэ, в треугольнике Ичан – Цзинмэньчжоу – Цзинчжоу, в овладении г. Ичаном и выходе армии 5-го и 6-го районов на реку Сянхэ для дальнейшего наступления на Ханькоу. Выполнение этой задачи возлагалось на войска 5-го и 6-го районов с привлечением войск 9-го и 3-го районов, которые, выйдя на Янцзы и перерезав основную коммуникацию противника, должны были отвлечь на себя его резервы и лишить возможности свободно ими маневрировать. Для выполнения операции предполагалось создать мощную ударную группировку – 33-ю армейскую группу (5-й район) и 26-ю армейскую группу (левое крыло 6-го района) общей численностью до 200 тыс. человек (включая резервы) с большим усилением артиллерией. Одновременно предполагались активные боевые действия войск других районов.

Японские силы в этом районе состояли из 2–3 пехотных дивизий, в частности 13-й и 39-й, которые совместно с марионеточными войсками предателя Ван Цзинвэя оккупировали плодородный Ичанский район в долине реки Янцзы, являвшейся богатой рисовой житницей Центрального Китая. Борьба за его возвращение являлась настоятельной необходимостью. Многие китайские деятели видели в этом путь решению продовольственной проблемы и укреплению финансов гоминьдановского Китая.

Мы учитывали также, что Чан Кайши в ответ на обещанную американскую помощь сам должен был как-то показать, что его войска могут не только обороняться, но и отвоевывать захваченные японцами районы. Чан Кайши было важно поднять свой авторитет в глазах американских покровителей. Мы понимали, что в наступлении китайских войск весьма заинтересованы наши западные союзники. Для нас тоже было выгодно отвлечь японцев в момент, когда они усиливали Квантунскую армию в Маньчжурии.

В августе планы наступательных операций были разработаны во всех районах и спущены в армии для дальнейшей конкретизации. Командование 6, 9, 3-го районов в основном правильно спланировало наступательные действия своих войск, создав ударные группировки и поставив им задачи в духе оперативного плана генштаба. Однако в 5-м районе уменьшили состав ударной группировки на одну армию, не поставили конкретных задач перед армейскими группами, предоставив все решать им самим. Важнейший вопрос взаимодействия между армиями и армейскими группами командование 5-го района не смогло решить.

Кроме того, в ходе подготовки операции было значительно уменьшено количество придаваемой 5-му и 6-му районам артиллерии главного командования: вместо 287 стволов тяжелых и средних калибров фактически был выделен 141. Такое большое уменьшение войсковых единиц и артиллерии, предназначенных в главную группировку, опасно ее ослабляло. Кроме того, артиллерия не распределялась по войскам, а стояла на прежних местах, вдали от войск. Артиллерийское командование не знало даже, кого поддерживать и в каком направлении действовать. Докладывая Чан Кайши о ходе подготовки Ичанской операции, я настоятельно рекомендовал ему провести еще целый комплекс мероприятий.

…Прежде чем предложить Чан Кайши и его генеральному штабу детальный план наступления на Ичан, я решил со своим помощником и переводчиком С. П. Андреевым в сопровождении китайского генерала из оперативного управления генштаба побывать в войсках ближе к фронту, побеседовать с командующим 6-м военным районом генералом Чэнь Чэном, войска которого должны были играть главную роль в боях за Ичан. Я хотел, чтобы план наступления исходил именно от самого генерала Чэнь Чэна, а я бы только всячески поддерживал его.

Эта поездка отняла у меня около трех недель, но польза от нее оказалась весьма ощутимой. При встрече с командующим районом генералом Чэнь Чэном и его штабом удалось договориться о плане операции, который с нашими исправлениями был им принят и доложен в Чунцин.

6-й район, один из главных районов японо-китайской войны, располагался к югу от Янцзы на чунцинском направлении. Во главе района стоял один из лучших гоминьдановских генералов, тесно связанный с Чан Кайши, – Чэнь Чэн. Этот район имел больше войск по сравнению с другими районами, в его подчинение также входили оборонительные укрепления вдоль р. Янцзы. К северу от 6-го был расположен 5-й район, их разделяла Янцзы, которой владели японцы.

Фронт обороны 6-го района составлял около 600 км, хотя приличных коммуникаций, идущих с востока через Ухань на Чунцин, было немного. Лучшая сухопутная дорога была южная, по которой мы ехали в штаб района, дислоцировавшийся в городе Эныни. Второй, речной путь шел по Янцзы. От Уханя до Чунцина и выше могли ходить пароходы.

От Чунцина на восток сухопутная дорога шла по торам, через крутые подъемы и глубокие ущелья, оборонять которые можно было малыми силами. Но ближе к Ичану долина Янцзы была равнинной, плодородной. Главные, традиционные культуры здесь – рис, чай, а также бобы.

Наш путь лежал из Чунцина на юг с резким поворотом на восток из района Цицзяна на Наньчуань, Пэншуя и далее на Эныни, где находился штаб Чэнь Чэна.

Поездки по Китаю в то время лимитировались отсутствием горючего в заправочных колонках или на станциях отдыха. Все горючее было на строгом учете, а то, которое каким-то образом попадало в частные руки, к торговцам, невозможно было приобрести: за него ломили невероятные цены.

В районе Наньчуаня нас встретил командующий 5-й армией, которая считалась лучшей в гоминьдановских войсках. Она находилась в резерве на основных оперативных направлениях Ухань – Чунцин, Ухань – Гуйян. Эта армия была укомплектована до полного штата, хорошо обучена и вооружена лучшим оружием, которое было тогда в Китае главным образом нашим, советским. Личный состав поголовно грамотный, подобран по классовому признаку – сыновья из зажиточных семей, обработанные в духе политики правящих кругов Китая. Эта армия являлась опорой гоминьдана. Ее контролировал непосредственно Чан Кайши.

Останавливаться в Наньчуане надолго не было возможности: нас ждал длинный путь. Мы проезжали по горным районам, изредка пересеченным речками, текущими в глубоких ущельях. Горы были покрыты деревьями разной породы – от дуба до сосны. Встречались бамбуковые, апельсиновые и мандариновые рощи. Кругом изобилие грецкого ореха и множество чайных плантаций.

Дорога, по которой мы ехали, была проложена во время войны, ее поддерживали военно-дорожные отряды. Нужен титанический труд, чтобы молотком и зубилом (другой техники не было) прогрызть путь через горы и вершины, через пропасти и ущелья, по узкому горному карнизу с нависающими над головой скалами с одной стороны и километровыми пропастями – с другой. Сорвись автомашина, повозка или человек с дороги – и костей не соберешь. Изредка встречались поселки, главным образом вдоль рек и ручейков. Вода в горах – редкое явление, поэтому жители селились в низинах и долинах. Рисовых полей в горах не было, потому что не было воды. В долинах культивировались бобы и соя, да и то на маленьких площадках-террасах по склонам гор.

От дороги отходили в стороны пешеходные тропинки, по которым можно было продвигаться только гуськом или на осликах. Тропинки вели в населенные пункты, в китайские фанзы, которые лепились на мало-мальски удобных площадках. К югу от Янцзы эти дома чаще всего походили на большие шалаши – несколько кольев из бамбука, вбитых в землю и с боков обтянутых рогожей, крыша из бамбуковых листьев. В каждой фанзе ютилось по 10–15 человек. Бедность и грязь выпирали наружу из всех дверей и проулков, в которые мы могли случайно заглянуть. Но, несмотря на это, нас удивляло гостеприимство простых китайцев, которое они проявляли к нам, советским людям. Иногда нам приходилось останавливаться в пути около населенных пунктов, чтобы отдохнуть после долгой езды. Наши машины немедленно окружали ребятишки, которые прежде всего спрашивали, кто мы. Мы вначале отделывались общими ответами («вайго жень» – «иностранцы»). Это их не успокаивало, вопросы продолжались. И когда они узнавали, что мы – советские, ребятишки извещали о нас весь поселок и стремились чем-то нас угостить, прежде всего тащили металлический закопченный чайник с чаем, иногда печенье и фрукты. Когда мы их спрашивали, за что они нас угощают, ответы везде были одни и те же: советские люди хорошо помогают Китаю бить врага.

Такое отношение к советским людям, конечно, шло через головы гоминьдановских правителей. Простой китайский народ помнил и знал, как советские добровольцы сражались с его смертельными врагами – продажными китайскими милитаристами и японскими агрессорами.

Да, многое изменилось в Китае после 20-х годов, думал я. Но по-прежнему оставались бедность населения, грязь, болезни, безграмотность детей и взрослых в этих глухих местах, которые мы проезжали. Транспортные средства – ослик, носильщик с коромыслом, освещение – тунговое масло. Зажиточная прослойка – торговцы и местные помещики держали в кабале бедняков, творили над ними суд и расправу. Очень часто встречались калеки. Врачей было ничтожно мало, да у крестьян и не хватало средств на лечение. Даже в городе можно было встретить на улице зубодера, который кроме табурета, пары щипцов и ведра воды с кружкой, ничего не имел. Выдергивание зубов происходило самым примитивным образом. Помощник «доктора», здоровенный парень, держал сидящего больного за голову, а доктор грязными руками лез в рот, чтобы удостовериться, какой зуб больной, и уж потом пускал в ход щипцы. Вытащенный зуб обязательно отдавался на память пациенту.

Станции, на которых приходилось останавливаться и ночевать, обычно совмещались с китайскими ресторанами или харчевнями. При входе в такой ресторан-харчевню нас обычно встречал сам хозяин, отводил почетное место и лично наблюдал, чтобы нас хорошо обслужили. Сопровождавшие нас генерал Сюй и полковник Чжан не стеснялись в расходах. По китайскому обычаю официант (если его можно так назвать) о каждом заказанном нами блюде через все помещение ресторана певучим голосом извещал буфетчика, а тот в свою очередь, также нараспев передавал заказ на кухню, из которой исходили всевозможные запахи. Так официанты, буфетчик, весь обслуживающий персонал, включая хозяина, старались оповестить всех в округе, какие почетные и богатые гости посетили их заведение и какие кушанья они заказывают.

Заснуть на циновках, кишевших всевозможными паразитами, под стук камней, производимый игроками в мачжан [54]54
  Мачжан – китайская игра в кости.


[Закрыть], было трудно. Сопровождавшие нас китайский генерал и полковник имели специальные простыни, пропитанные каким-то составом. От него все паразиты разбегались или подыхали.

С точки зрения изучения страны, нравов и условий жизни трудового люда наше путешествие было очень полезным. Только таким образом можно было увидеть и почувствовать настоящий Китай. Можно прожить годы в таких больших городах, как Пекин, Тяньцзинь, Шанхай, но, не поездив по деревням и селам, не увидев условий труда и жизни простых людей, совершенно не знать Китая.

После долгого путешествия мы наконец прибыли в Эныни, где находился штаб командующего 6-м районом. Нас встретил командующий войсками района генерал Чэнь Чэн. Среди гоминьдановских генералов он считался одним из прогрессивных. Советником при Чэнь Чэне был полковник Гончаров, которого я знал как хорошего командира еще по войне с белофиннами. Выказав ярко выраженную любезность, генерал отвел нам лучшие помещения в городе, но одновременно окружил шпиками, которые работали так неуклюже, что мы тут же их распознали. Мои беседы с командующим районом были довольно откровенными. Я знал, что уговорами его не увлечешь на активные действия против японцев. Для китайского генерала в то время понести потери в войсках и материальных средствах и не добиться при этом успеха значило потерять авторитет и ощутить личный материальный ущерб. Ему нужно было пообещать нашу материальную помощь и поддержку со стороны Чан Кайши.

Итак, мы обещали Чэнь Чэну добиться у Чан Кайши, чтобы на главное направление наступления было придано как минимум 100 орудий с тремя боекомплектами снарядов за счет группы Ху Цзуннаня, хотя понимали, что получить разрешение Чан Кайши на такое перемещение будет чрезвычайно трудно. Вместе с генералом мы изучили обстановку предстоящей операции. Наиболее слабым местом в обороне японцев оказался участок севернее Ичана, который почти со всех сторон окружали китайские войска, кроме одного выхода по дороге на Ухань. Каких-либо прочных укреплений в районе Ичана у японцев не было, если не считать окопов и глинобитных стен домов в китайских поселках.

По словам полковника Гончарова, сам Чэнь Чэн не один раз продумывал операцию по захвату Ичана. Генерал предложил мне рассмотреть план, разработанный им вместе с его советником. Когда я ознакомился с ним, то увидел вполне приемлемый и почти законченный план операции, с которым тут же согласился. Я сделал несколько дополнений: не ограничиваться дневными боями, шире применять ночные действия и привлечь к операции дополнительно артиллерию как маневренный резерв в руках командующего.

Изъятие 100 орудий у армейской группы генерала Ху Цзуннаня, которая была нацелена против Особого района, несколько снижало ее боеспособность и разряжало напряженность между войсками гоминьдана и КПК. Собственно, в этом также состоял наш расчет.

Во время обсуждения в генеральном штабе вопроса о составе и количестве привлекаемой для захвата Ичана артиллерии мы неожиданно получили поддержку командующего артиллерийскими войсками китайской армии. Эта неожиданная поддержка заставила меня задуматься над тем, что собой представлял этот человек. Я дал указание своему помощнику по артиллерии ближе познакомиться с ним. Вскоре оказалось, что этот китайский генерал почти без акцента мог говорить по-русски, был родом из Маньчжурии и, по-видимому, когда-то учился у нас. Его «откровенный» разговор с моим помощником происходил без переводчика – как говорят, с глазу на глаз. Больше о себе он ничего не сказал, вернее, отказался говорить, но и этого для нас было достаточно…

Атаку решили начать ранним утром на всех подходах к городу после 10 – 15-минутного артиллерийского налета. Одной из дивизий была поставлена задача перехватить дорогу, идущую из Ханькоу на Ичан, и развить по ней наступление как на Ичан, так и в сторону Ханькоу, навстречу возможному подходу японских резервов с востока.

Из бесед с Чэнь Чэном, а также на основании информации советника Гончарова я понимал, что и сам командующий, и его штабные офицеры были заинтересованы в захвате этого богатого района. Они, несомненно, могли лично поживиться за счет налогов с крестьян, которые собирали здесь по два урожая риса в год. В то же время они учитывали опасность того, что японцы будут усиленно сражаться за этот богатый район и могут привлечь на помощь резервы из Ханькоу, перебросив их по суше или по Янцзы. Планом операции предусматривалось выделение сильных заслонов с артиллерией на направления возможного подхода японских подкреплений, а также создание резервов для парирования вероятных контрударов японских войск.

Чэнь Чэн дал мне понять, что наступление на Ичан уже санкционировано самим Чан Кайши. В свою очередь я заявил командующему, что со стороны советников всех рангов он получит полную поддержку.

После нескольких неизбежных в таких случаях традиционных банкетов я в сопровождении китайцев и советников района выехал к командующему одной из армий генералу У Цивэю, войска которого стояли как раз против Ичана. Генерал У Цивэй произвел на меня хорошее впечатление. Он был подвижен, энергичен. И по разговору с ним, и по его характеру было видно, что он не прочь подраться с японцами.

В штабе генерала У Цивэя нам сказали, что в день нашего приезда японцы перешли в наступление и на одном участке захватили небольшую высотку, но дальше продвинуться не смогли. Так это было или нет, мы не знали. Возможно, генерал У Цивэй хотел нам показать, что его участок обороны наиболее активный. Я решил воспользоваться этим. Когда генерал усадил нас за обеденный стол, я поднял бокал и произнес первый тост за здоровье наиболее активного и воинственного генерала У Цивэя. Это ему очень понравилось. В конце обеда советник Гончаров предложил бравому генералу организовать ночную контратаку. Ночи были лунные, и выбить японцев с высоты, которую они захватили, было не так трудно. Я поддержал предложение Гончарова, и мы снова выпили за здоровье воинственного генерала У Цивэя. Генерал не мог отказаться и при нас через своего начальника штаба отдал соответствующее распоряжение.

Мы не знаем, была ли контратака, да и вообще захватывали ли японцы высоту, но утром генерал У Цивэй доложил мне, что ночная контратака прошла успешно, высота захвачена и что японцы понесли большие потери. Такому докладу я «поверил», поздравил генерала с победой и тут же отправил телеграмму в Чунцин военному министру Хэ Инциню и командующему районом генералу Чэнь Чэну о ликвидации наступления японцев на фронте армии У Цивэя.

Уезжая из района, мы расставались с китайскими генералами и офицерами как друзья, готовые поддерживать друг друга в проведении любых активных операций. Наш советник полковник Гончаров получил от меня личный инструктаж, как вести себя с китайским генералитетом: поддерживать их в любых активных операциях, помогать советами, но не противопоставлять открыто свое мнение; в случае внесения поправок в планы и решения китайцев делать так, чтобы они воспринимали их как свои собственные. После всех удачных операций не выставлять себя, наоборот, возвеличивать роль и талант активных и решительных китайских офицеров и генералов, а самому оставаться в стороне, незамеченным.

Возвращались мы из этой поездки пароходом по Янцзы, которая почти от самого Ичана с обеих сторон стиснута горами. Плавание вверх по течению многоводной и быстрой реки на паршивеньком пароходе отняло у нас более трех суток, но зато мы провели хорошую рекогносцировку, убедились, что непосредственно вдоль реки дорог нет. На Чунцин можно было наступать только по самой реке на пароходах или самоходных баржах. Китайцы для защиты этого направления имели несколько оборонительных узлов с орудиями, установленными в пещерах, которые были выдолблены в обрывистых берегах и хорошо замаскированы. Они могли держать русло реки под огнем прямой наводкой, будучи сами малоуязвимы для артиллерии или авиации японцев. По пути мы два раза выходили на берег, чтобы ознакомиться с этими оборонительными узлами. Оборону я искренне признал хорошей.

Не знаю, случайно или нет, но японские самолеты несколько раз появлялись над рекой Янцзы, что заставляло наш пароход останавливаться и прижиматься к берегу: стоящий у берега пароход с выключенной машиной трудно обнаружить с самолета. Эти остановки, быстрое встречное течение реки сильно замедляли наше путешествие. Часто на борт поднимался лоцман и медленно проводил нас через особо опасные пороги.

С парохода можно было видеть не только окружающую бедность, но и природные богатства этого края. Уголь, медь и другое промышленное сырье только кое-где разрабатывалось примитивным способом. Все эти богатства ждали хозяйских рук.

Прибыв в Чунцин, я представил на имя Хэ Инциня доклад о своей поездке. Я отметил, что дорога на Чунцин вдоль Янцзы прикрыта надежными войсками и укреплениями, которые японцам трудно преодолеть. Я также отметил, что войска генерала Чэнь Чэна могут не только обороняться, но и наступать, а японцы, находясь долгое время в пассивном состоянии, утратили наступательный дух. С теми силами и резервами, которые имелись у них в этом районе, они не смогли бы развернуть широкие наступательные действия. На этом направлении малыми силами можно было обороняться против более сильного противника. В своем докладе я обращал внимание на слабость изолированных японских гарнизонов, часто удаленных один от другого на несколько десятков километров. Такие гарнизоны, сплошь и рядом без тактической и даже без оперативной связи между собой, представляли удобные изолированные объекты, которые можно было без особого труда окружать со всех сторон и громить по частям. Я подчеркивал, что таким отдельным изолированным гарнизоном являлся Ичан, который обороняла 13-я японская дивизия.

Мой доклад был показан Чан Кайши и, как мне сказали потом, ему понравился. Тогда же я узнал, что этот доклад стал известен послам и военным атташе США и Англии.