Текст книги "Тогда, когда случится"

Автор книги: Василий Дворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

   Хорошо – дик ду! Любому отцу радостно смотреть, как растут его волчата, быстро растут, в настоящих волков. Они уже умеют убивать, умеют казнить врагов Ичкерии. Дик ду! Им это много придётся делать, очень много, молодым большие дела предстоят. Уже один брат спрашивает, когда он их к нему в Москву отправит, другой к себе в Питер ждёт – воины везде в цене. Но, пока рано, пусть пока здесь, с отцом поработают, поучатся, окрепнут.

   – Переверните его на живот! А то захлебнётся.

   Старший, Хамад, с силой приподняв выскальзывающую в расслабленности руку, в два взмаха срубил палец с золотым кольцом. Хороший нож Аллигатор-2!

   ...Кольца, с которых они не догадались сорвать бирки, непривычно тяжелили пальцы, а надетые короны совсем не подходили по размеру – у него она едва держалась на макушке, а Саша, наоборот, утонула в своей по брови.... Где-то, высоко-высоко по мосту, догоняя и ослепляя друг друга, мчали неразличимые отсюда автомобильчики, справа в зашторенных окнах старинного здания муниципального банка разыгрывались немые сцены театра теней из жизни уборщиц, а здесь никого. Никого, кроме двух обнявшихся.... Так не бывает. – Что не бывает? – А вот так: милиционер и Лермонтов. Это какая-то неправда. Недоразумение, которого не должно быть.... Мою жестокую кручину, Мои обманчивые сны....

   Одиннадцать сорок-две.

   "Ну, Павлов, сам всё знаешь. Молись пока".

   Сам знаю. Знаю. Знаю, что сам. Сам, вот этими руками, подставил парня. Знаю....

   Молись. Молись.... Эх, если бы уметь, если бы! В такой жопе только и остаётся – когда больше надеяться не на что. Не на кого. "Молись". А как? У него же не то, что слов, а даже нужных мыслей в запасе нету. Тех, которыми молятся. Эх, если б да пронесло! Как-нибудь. За что-нибудь. Мимо.... Как сказать – "Господи, Иисус Христос, помоги мне"? Ну, мол, как-нибудь. Чем-нибудь.... Да только за что? За что же может пронести? Молись.... Нет, вовремя не научили, а теперь поздно. Тогда, когда случилось, уже всё поздно. Всё. "Господи, Господи... ведь не за себя ж прошу. Ты ему, ему помоги! А мне-то... чего? Мне так и надо". Так и надо. Своими руками подставил парня.

   И вдруг слово нашлось – "вразуми". Да! Да! "Вразуми"!! Где, когда, от кого он слыхал это старинное, как бы нарочитое, давно неупотребимое словечко, но такое вот нужное, и именно сейчас, сию минуту нужное? Ну, конечно же, от тёщеньки, от дорогой Таисии Степановны: "Вразуми меня, Господи! Вразуми Ты меня"!!

   Иван Петрович не уловил исходного момента и не прочувствовал источника толчка, вдруг кинувшего его к воротам. Ничего до конца не соображая, он, как бы чужой волей, стянул поперечную трубу запора, отжал половинку и выскользнул наружу. В темноте снизу надвигались, буровя ближним светом асфальт, тонированные синие фары. Иван Петрович вышагнул на середину дороги, передёрнул затвор, опустил предохранитель. "Газель" тоненько проклаксонила, сбросила ход и вильнула влево.

   – Иван Петрович, дорогой! Не узнал? – Раскрыв дверку, Хазрат вывесился в рамку отрытого окна. – Это же я!

   – Стой. Покажи, что везёшь.

   – Иван Петрович, дорогой, это я!

   Иван Петрович был уже рядом, и Хазрат, всё улыбаясь, присел на водительское кресло, правой рукой зашарив за спиной в темноте кабины. Выстрелы раздались как бы сами по себе: просто АКСУ дважды дёрнулся, и обе пули попали капитану в бедро. Хазрат, выкручивая руль, медленно вывалился под колесо. С противоположной стороны Хамад плечом вытолкнул свою дверку и выпрыгнул прямо в кусты. Ладно, в темноту палить бесполезно. Иван Петрович обошёл фургон, подёргал ручку. Под острым углом выстрелив в замок, раскрыл сразу обе половины.

   Посредине пола лежал завернутый, как в паутину, в перевитый скотчем полиэтилен большой кокон. А к дальней кабиной стенке прилип оскалившийся Умар.

   – Включи свет!

   – А?.. А ху бох?

   – Включи свет и разверни!

   Господи! Лучше бы он этого не видел....

   – Живой! Он живой! Живой! – Горцы визжат, как крысы. И воняют. Когда Иван Петрович в несколько рывков за брючный пояс вытянул царапающего ногтями железо Умара и завалил на асфальт, с крыши двухэтажки пыхнул прожектор, длинным эллипсом охватив и машину, и кусты, и барахтающихся людей. Ослеплённый Иван Петрович только слышал, как снизу по дороге и из ворот на свет топотали бойцы, но зато хорошо разглядел по-крабьи бочком наползающего от кабины Хазрата. С протянутой ярко красной ладонью:

   – Ваша! Брат! Не трогай.... Это мой сын, ваша!

   – А то – мой.

   Вдавливаемый промеж лопаток укороченный ствол отпрыгивал только на первых выстрелах, а потом стал уходить, погружаться в перемалываемую пулями плоть.

   – Мой. Мой сын. Все они... мои.

   НА ВТОРОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ.

   В город, после недельной отлучки, возвратилась жара. Кирпичные стены заново прокалились, но из-за ремонта дороги окна открывали только в ночь, когда затихали отбойные молотки, и слабел запах свежего гудрона. А днём... Саша, на третий раз приняв душ, белой медведицей в новом махровом халате с охлаждённой бутылочкой "карачинской" металась от кухни в комнату и обратно. Наконец-то пластмассовая кукушка, тоже умученная духотой, вяло вытолкнула дверку и несколько раз подкукукнула. Новости! Саша включила телевизор – первыми же всегда дают "оттуда" – и, опустившись в кресло, откинулась, поправляя влажные волосы. Давно потерявшее свою оправу круглое зеркальце соскользнуло с подлокотника и, упав плашмя, раскололось ровно посредине.

   Под заключительный аккорд заставки экран заполнила рыженькая головка неправдоподобно зелёноглазой корреспондентки:

   – Вчера в Грозном нашими милиционерами обнаружен крупный склад вооружения и боеприпасов. Кроме гранат, патронов и обычного стрелкового оружия, в подвале разрушенного промышленного здания хранились гранатометы, взрывчатка и даже огнемёты. В ходе операции был тяжело ранен один сотрудник МВД, а так же один террорист, имя которого в интересах следствия пока не раскрывается, тоже ранен и взят в плен. Можно было бы поздравить "федералов" с очередной удачей, но в ходе операции произошёл вопиющий инцидент: старший прапорщик, исходя только из подозрений, цинично расстрелял чеченского подростка, практически мальчика, и, как оказалось, на глазах его отца. Я прошу прокомментировать случившееся представителя Министерства внутренних дел РФ в Чеченской республике. Товарищ генерал, как можно критически относиться к тому, что творят бандиты, если наш российский милиционер вот так убивает несовершеннолетнего на улице города, покой которого он должен охранять?

   Рыженькую круглую головку сменила квадратно сизая:

   – Иначе, как "предательством" классифицировать такое преступление нельзя. Предательством своего ведомства, своего мундира, принятой присяги, и вообще всей той общечеловеческой гуманистической идеи, которую мы все призваны отстаивать перед угрозой международного терроризма. Мы не партизаны, не Денисы Давыдовы, мы – органы правопорядка, система, гарантирующая правосудие и права человека. Если каждый начнёт сам думать, сам решать... это не приведёт ни к чему. К сожалению, как видите, будановский урок не охладил некоторые пылкие головы, и поэтому я со всей ответственностью заявляю: мы боролись и будем дальше самым решительным образом бороться и пресекать! Мы очистим свои ряды от таких... куклуксклановцев. Ибо всем совершенно очевидно – чем раньше мы покончим с подобными мерзавцами, тем скорее на Кавказе наступят мир и безопасность!

   – Вчера премьер-министр Российской Федерации встретился с представителями....

   Отбросив пультик, Саша подошла к окну. Глядя сквозь плотный тюль на укачивающие и рассеивающие солнечный свет глянцево-сизые тополиные листья, осторожно пригладила ладонями тяжёло потянувший живот: вот, мамочка разнервничалась, и дитя тут же забилось, затолкло ножоночками. Ну, тише, малышок, тише. Ничего страшного, Славыч, ничего. Ну? Что ты, родненький, что? Всё, всё, успокойся: ничего же не случилось. Ничего. Ничего не случилось.