Текст книги "Вихри Валгаллы"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Лариса выгнулась последний раз, что-то бессвязно бормоча и вскрикивая, вонзила ногти в спину партнера и только после этого обмякла. Отодвинулась к стенке, долго лежала молча, приводя в порядок дыхание.

Темнота в вагоне была абсолютная, как в подводной лодке, но за его пределами продолжалась своя железнодорожная жизнь. Лязгали сцепки, неподалеку загудел паровоз, ему ответил другой, звякнул вокзальный колокол, донеслись неразборчивые голоса. Колеса под полом купе постукивали все так же мерно и неторопливо. Похоже, проезжали очередную станцию.

Лариса привстала, перегнулась через Сашку, долго искала на столике на ощупь бутылку с нарзаном, сделала несколько звучных глотков. Холодные капли упали Шульгину на грудь и щеку.

Потом она села, обхватив колени руками.

– Вот, значит, как… – сказала наконец Лариса. – Ор-ригинально… А теперь что?

Шульгин молчал.

– Эй, ты не заснул, часом? Во мужики!.. Сделал дело – сразу спать…

Сашка не спал. Он медленно приходил в себя после редкостного эксцесса и думал о том же, о чем и Лариса.

Сильвия тоже умела вести себя в постели, но сейчас Шульгин испытал нечто совсем другое. Неужели и с Олегом она всегда такая? И что будет с ними дальше? Сможет он теперь держаться с ней как ни в чем не бывало, вспоминая это?..

Где-то уже под утро, пока Лариса плескалась в душе, он лежал на спине, смотрел в потолок, на который падал луч света из приоткрытой двери, и думал, что получилось что-то не то, не легкое и приятное дорожное приключение, на которое он рассчитывал. Девушка давно влекла его своими формами и непонятным характером. Судя по ее манере поведения и время от времени мелькающей в глазах чертовщинке, в постели она могла оказаться интересной. Но случившегося он не ожидал. Тут какое-то совершенно новое качество. Удастся ли выйти из положения без серьезных проблем? Если она имеет некие связанные с ним планы?.. Да, наконец, если просто вздумает добиваться собственных целей, шантажируя этой ночью, используя и кнут, и пряник? Кнута он боится не слишком, а вот найдутся ли силы долго уклоняться от пряника или даже морковки перед носом? Дверь душевой открылась, Лариса вошла в купе, промокая влажное тело полотенцем. Присела на край полки, сделала глоток остывшего кофе. Сказала, покачивая головой:

– Нет, это круто. Даже не ожидала. Может, мне не за Олега, а за тебя замуж выйти? Здорово мы, выходит, изголодались. Четыре раза за ночь – такого у меня еще не было. Или пять? – Вздохнула, глядя на свою исцелованную грудь. – Совсем у тебя мозгов нет? – спросила она, впрочем, беззлобно. – Как я теперь Олегу покажусь? Ладно, что-нибудь придумаю…

Лариса убрала с лица рассыпавшиеся волосы. Улыбнулась неожиданно открыто, даже растерянно. Потом завернулась в простыню, как римлянин в тогу, поджала ноги. Совершенно другая женщина сидела сейчас перед Сашкой. Он даже и не представлял, что всегда мрачная, сосредоточенная на каких-то тайных мыслях Лариса может вдруг оказаться вот такой – спокойной, расслабленной, умиротворенной. Способной нежно улыбаться. Прав был, выходит, старик Фрейд. Всего одна ночь, и девушка избавилась от годами угнетавших ее комплексов. И все его осторожно-опасливые мысли – полная ерунда.

– Мне с тобой хорошо было. Потому и отвязалась по полной… Но на сегодня хватит. Сил больше нет. Иди к себе. До Москвы далеко. Увидимся еще. Но уж там – все. Считай, что мы почти что и незнакомы… В этом смысле… Я собираюсь стать верной и строгой женой…

Шульгин встал, соображая, сразу идти ли ему к себе в купе или все-таки поцеловать девушку на прощание, как вдруг вагон резко дернулся, под полом завизжали тормозные колодки и колесные бандажи по рельсам. Короткими отчаянными гудками закричал паровоз. Почти тут же гулко загремел пулемет с тендера. Залепил первую, наверняка неприцельную очередь на пол-ленты, потом перешел на короткие, по три-пять патронов.

Через секунду-другую со всех сторон посыпалась беспорядочная сухая дробь винтовочных выстрелов, то вразнобой, то нестройными залпами.

ГЛАВА 6

Сашке хватило двадцати секунд, чтобы метнуться в свое купе, прямо на голое тело натянуть бриджи и свитер, сунуть ноги в сапоги. Он перебросил через плечо ремень с двумя подсумками, схватил с верхней полки автомат.

В тамбуре Шульгин приоткрыл дверь, присев на корточки, выглянул наружу.

В глухой чернильной темноте искрами бенгальских огней вспыхивали винтовочные выстрелы, дугой окружая поезд. Чуть правее, очевидно, целясь в паровоз, алым клочковатым пламенем полыхал пулемет, судя по звуку – «максим».

Расстояние метров 200 – 300, прикинул он. Подвел фосфорную мушку к точке «на палец» левее огня и выпустил четыре очереди по три патрона, аккуратно смещая прицел. Пулемет захлебнулся.

– Во, бля, уметь надо… – злорадно выдохнул Шульгин, спрыгнул на землю и, пригибаясь, побежал к паровозу. Над головой посвистывали, глухо лязгали, попадая в стенки вагонов, пули.

– Стой, кто идет? – донесся голос из-под колес. Даже сейчас его рейнджеры соблюдали устав. Он тоже лег на насыпь, отозвался:

– Генерал Шульгин. Где командир?

– Я здесь, ваше превосходительство.

– В чем дело? Доложите обстановку.

– Караул с тендера заметил завал на путях, дал команду на паровоз и сразу доложил мне. Остановились за полсотни шагов от баррикады. Нападавшие поздно поняли, что дело сорвалось. Стояли открыто. Через ночной прицел – как на ладони. Первой очередью положили человек десять. Остальные укрылись в ложбине, вот – стреляют. Считаю, против нас человек тридцать. Они сейчас растеряны, отпора не ждали. Пулемет вы подавили?

– Вроде я…

– Другого у них нет? Или пулеметчика ищут? Возможно, уже начали отход, а стреляет группа прикрытия? Какие будут приказания?

Капитан говорил торопливо, не очень связно, но головы явно не потерял. В то, что на них налетела случайная степная банда, Шульгин не поверил сразу. Пока – интуитивно.

– Потери есть?

– Пока не знаю. Вроде нет.

– Что у нас с боеприпасами?

– Патронов море. На день боя хватит. Да еще Юрченко с собой «Пламя» прихватил, сейчас в тамбуре устанавливает.

– Тогда так. Стрелять только из пулемета на тендере и одиночными из-под вагонов. Пусть за колесами прячутся и головы не высовывают. Если решат, что нас мало, могут в атаку пойти. Вот тогда и врежем как следует. И пошлите разведку в обход, с обоих флангов. Нам «языки» нужны.

Вроде, судя по всему, непосредственной опасности не было. Если там даже с полсотни бандитов скопилось в лощине, из двух пулеметов, девяти автоматов и автоматического гранатомета «Пламя» их всех без труда можно уложить на полпути до насыпи.

– Сколько людей в группу захвата планируете? – сообразил спросить Шульгин.

– Четверых пошлю, четверо со мной останутся. Двое на тендере, а тех, что в хвосте, пока не слышно. Или, упаси бог, убиты или скорее просто демаскироваться не хотят, тоже атаки ждут… – ответил капитан.

– Я пятый буду. Ноктовизоры у всех есть?

– Нет, всего три с собой взяли. У меня один остался. Могу разведчикам отдать, могу вам.

– Вот же мать вашу!.. Даже тут няньки требуются. Добра ж этого навалом, кто мешал на всех запасти, да с резервом!.. Ну теперь и страдайте. В обход пошлите две пары, мы вчетвером занимаем круговую оборону, один пусть под вагонами в хвост ползет. Если там дозорные живы, двое остаются в обороне под вагоном, один с ноктовизором пусть поднимается на крышу, оттуда наблюдает по правому флангу и назад, там тоже может оказаться угрожающее направление…

Шульгин, не будучи большим тактиком, понимал, что нападающие уже проиграли. Замысел у них, возможно, был и хороший. Завалив бревнами путь, они могли рассчитывать, что поезд с разгону налетит на препятствие, сойдет с рельсов, опрокинется даже, а там делай что хочешь. Вольные это бандиты или специальная диверсионная группа вроде той, севастопольской, скоро станет ясно. По степени их активности.

Через люк в полу вагона сверху подали ящики с патронами, опустили еще один пулемет Калашникова. Стрелять можно было практически бесконечно.

– Эй, Хилл, это ты там? – крикнул Шульгин, называя поручика его общепринятой кличкой. После того как они вместе сражались на улицах Москвы, он мог себе позволить такую фамильярность.

– Я, ваше превосходительство, – ответил Юрченко подозрительно веселым голосом.

– У тебя гранат много?

– Четыре барабана.

– Ну вот и сиди там тихо. Вступишь в дело по моей команде или когда увидишь, что автоматами толпу уже не сдержать. Понял?

– Та-ак точно, Александр Иваныч.

Хоть Шульгин и позволил свободным от вахты офицерам принять «наркомовскую» норму, но поручик явно злоупотребил его снисходительностью. Ну да черт с ним!

– А ракеты осветительные есть?

– Имеем чуток.

– Тогда открой окно и пускай в сторону их позиций, градусов под шестьдесят к горизонту. С интервалом в минуту-две… – Сашка повернулся к капитану. – Устроим мы им сейчас веселую жизнь! На кого, мудаки, хвост подняли… Действуй, начальник, а я в свой вагон пробегу, по левому флангу постреляю. И чтоб «языки» обязательно были, понял?

Строго говоря, Шульгин сейчас мог сам, в одиночку, отправиться в ночную степь, высмотреть там все и вернуться назад с пленным, не подняв ни малейшего шума. Однако ради чистого удальства головой рисковать не стоило. Как бы ни был глуп противник, а шальной пулей стукнуть может, и не генеральское это дело – за «языками» бегать. У него других дел навалом. И здесь, и особенно в Москве.

Шульгин подобрался к подножке своего вагона, прячась за толстыми колесами, от которых винтовочные пули отлетали с разочарованным визгом. Судя по плотности огня со стороны неприятеля, там и больше полусотни стволов могло оказаться.

Он переждал огневой налет, а с поля вдруг начали стрелять удивительно густо, и мгновенным броском заскочил в вагон. И там чуть не наступил на Ларису. Она сидела на полу тамбура, прислонившись спиной к двери переходной площадки.

Сначала ему показалось, что она потеряла голову от страха и выбежала в тамбур вместо того, чтобы спокойно лежать на своей койке под защитой надежной брони. Но, присмотревшись, увидел при свете первой пущенной поручиком ракеты, что девушка держит в руке его штучную винтовку «суперэкспресс», стреляющую специальными ртутными пулями.

– Ты что здесь делаешь? Иди в купе, без тебя обойдемся…

– Но вот это… вряд ли, Александр Иванович, – издевательским тоном протянула Лариса. – Стреляю я не хуже тебя, а уж сейчас особенно. Не люблю, когда мне кайф портят. Покажи лучше, где тут предохранитель, не найду в темноте.

Действительно, на винтовке стоял лазерный прицел с активной подсветкой, и стрелять из нее было проще, чем из воздушки в тире, а Лариса была в свое время не горнолыжницей, как считал Шульгин, а биатлонисткой и едва не выполнила норму кандидата в мастера.

Спорить с ней в его планы не входило.

– Ну-ка, дай… – Он выключил предохранитель, поднял к плечу приклад. В сиреневом поле четырехкратного прицела Шульгин увидел высокую заросшую кустарником гряду метрах в двустах от дороги, то приподнимающиеся над ней, то скрывающиеся контуры фигур, похожих на поясные мишени армейского стрельбища. Судя по направлению их движения, они группировались на флангах, собираясь, видимо, охватить стоящий поезд с головы и хвоста, не рискуя больше идти в лоб на пулемет. Сашка даже посочувствовал неизвестным налетчикам. С их простодушной точки зрения начала века, все было рассчитано здорово – завал из бревен поперек рельсов, хорошо видимый на фоне неба поезд на высокой насыпи, шквальный огонь, чтобы прижать к земле охрану, двухсторонний охватывающий маневр, а потом бросок в штыки, предваренный градом ручных гранат. Подозревать о том, что жертвы нападения в состоянии видеть неприятеля в безлунной ночи как днем, им в голову прийти не могло, будь они хоть честными махновцами, хоть диверсионным отрядом ВЧК.

На самом деле обстановка складывалась для нападающих печально. Запускаемые с тендера ракеты должны были отвлечь внимание и ослепить стрелков. Редкий, но непрерывный огонь охраны заставлял налетчиков прижиматься к земле, позволял выиграть время, пока обходящие их позиции с тыла разведчики не определят местоположение командного пункта и не возьмут главарей тепленькими. Остальные же обречены умереть – рейнджеры не имели привычки оставлять живых свидетелей своих тактических приемов.

Шульгин нажал на спуск. Голова привставшего из-за куста бандита в нахлобученной на уши фуражке разлетелась от попадания тонкостенной пули, содержащей в себе двадцать граммов жидкой ртути и летящей со скоростью в две звуковые.

Передавая винтовку, он задел рукой плечо Ларисы и почувствовал, что на ней надета только майка с короткими рукавами.

– Ты чего не оделась? Ну-ка быстро хотя бы свитер накинь, штаны да колготки теплые, на железе сидишь. Нам тут, может, до утра кувыркаться…

– Заботливый… – огрызнулась девушка, но все же послушалась, ушла в вагон. За время ее отсутствия Шульгин выстрелил еще два раза. Теперь он старался целиться не по головам, а в корпус. Тяжелораненые, в отличие от убитых наповал, требуют гораздо больше внимания, отвлекают бойцов для перевязки и эвакуации в тыл, а в крайнем случае хотя бы деморализуют товарищей своими стонами и криками о помощи. Впрочем, после этих пуль долго не живут при попадании в любую точку тела.

Лариса вернулась, не только приодевшись сама, но и Сашке принесла теплую куртку, фляжку с коньяком и гранатную сумку.

– Спасибо. Оставайся здесь, дверь прикрой, наблюдай через щелку. Главное, повнимательнее будь, чтоб не подползли и гранату не сунули. Запасные магазины в ящике под диваном…

– А сам куда?

– Хочу в хвост сбегать, осмотреться. Что-то мне кажется, не все так просто. Люди здесь должны работать серьезные и пакость какую-то приготовить. Простые бандиты давно бы разбежались, если сразу не вышло… – отвечал Шульгин, на ощупь вставляя запалы в гранаты.

– Где мы хоть находимся, знаешь? – спросила Лариса.

– Черт знает… – Шульгин посмотрел на часы. – Без пяти пять. Отправились мы в полдесятого. Значит, если без задержек шли, перешейки уже проехали. Рассветет через полтора часа. За это время все и решится.

Он вставил последний взрыватель, проверил, хорошо ли разведены усики на предохранительных чеках, и соскочил на насыпь с другой стороны вагона, предварительно шлепнув ободряюще Ларису ниже спины.

– Эй, ты, вернись, а одернуть?

– Живой вернусь, тогда и одерну, а пока без женихов обойдешься, – засмеялся Сашка, исчезая в темноте. Здесь пока еще было тихо, что тоже показалось Шульгину странным. Или местность по эту сторону насыпи неудобная для атаки, болотистая, например, или… Надо бы и сюда ракетами подсветить.

Умирать, да еще по-глупому Сашке не хотелось. Не только потому, что жить было приятно и интересно. Он беспокоился, что, если после исчезновения Новикова с Сильвией и его убьют, Воронцову с Берестиным придется туго. Оставлять их одних после всего, что они все вместе учинили, казалось ему похожим на дезертирство.

С тормозной площадки последнего вагона постукивали короткие очереди, похоже – двух автоматов. Условным свистом он предупредил о своем приближении.

Один офицер стрелял в темноту, присев за колесом, второй лежал на шпалах и бинтовал раненое плечо.

– Давай помогу. – Шульгин взял у него из руки индивидуальный пакет. – Где тебя учили? Надо было рукав разрезать. Сильно задело?

– Не очень. В бицепс навылет.

– А где третий?

Офицер показал вверх кивком головы.

– На площадке остался. Первым залпом убило. Между каской и жилетом… Сейчас пойду патроны у него заберу. У нас два рожка осталось.

– Держи… – Шульгин вытащил из подсумка еще три. – А ноктовизор у кого?

– У меня, – откликнулся второй офицер. – Только ни хрена все равно отсюда не видно. Ихний правый фланг против нас, там за бугорком человек шесть прячутся, постреливают иногда, а дальше одна муть… Дальности у прибора не хватает.

– Слева и вдоль путей никакого шевеления?

– Не замечал…

Шульгин взял у подпоручика ночной бинокль, долго вглядывался в зеленоватый, не слишком четкий, как на экране старого телевизора, окружающий пейзаж. Слева действительно, кроме заросшей то ли камышом, то ли стеблями подсолнухов без шляпок низины, не было ничего достойного. А вот посмотрев вдоль железнодорожного полотна, он насторожился. Нападение было подготовлено весьма грамотно – завал из спиленных тут же вдоль путей телеграфных столбов устроили в нижней точке затяжного спуска, сразу за мостиком через глубокую промоину, и, если бы машинист вовремя не остановил поезд, он бы сейчас точно лежал вверх колесами под насыпью. Но дело не только в этом – всего в сотне метров сзади был крутой закрытый поворот, и что за ним сейчас творилось – бог весть…

Что бы сам он предпринял, будучи на стороне нападающих?

– Как, поручик, если из-за того бугорка груженую платформу на нас катануть или даже целый паровоз, успеем что-нибудь сделать?

– Боюсь, что вряд ли… Только откуда у них паровоз?

– Когда появится, спрашивать поздно будет. Потому лучше подстраховаться. Вот у меня в сумке пять гранат. Придется вам, поручик, сбегать и устроить метров на десять ниже поворота небольшой фугас. Согласны с моим решением? Прибор мне оставьте, я буду наблюдать и, если что, огнем прикрою.

– Слушаюсь, господин генерал.

Поручик, присев на рельс, установил три взрывателя на мгновенное нажимное действие, еще два – на удар, проверил, плотно ли сидят гранаты в гнездах, тщательно застегнул кнопки на крышке. Перекинул через плечо ремень автомата, держа перед собой ставшую смертельно опасной сумку, даже не пригибаясь, побежал вдоль едва поблескивающего в свете звезд рельса.

Шульгин так и не понял, пресловутая его способность к предвидению сыграла роль или просто грамотный тактический анализ обстановки. Ну не могли те, кто затеял эту операцию, рассчитывать только на баррикаду. Если поезд не сошел с рельсов, уничтожить его пассажиров и охрану только винтовочным огнем да еще в темноте было малореально. А ставка нападающих была слишком велика, чтобы не просчитать все возможные варианты.

Поручик не добежал до места буквально десяток шагов. Не отрывавший глаз от закругления дороги, Шульгин увидел яркую вспышку на склоне холма. С шипением и свистом вверх пошла алая сигнальная ракета, и через секунду по всему фронту атаки вспыхнула беспорядочная, но предельно частая стрельба. Длинными очередями застучали три или четыре пулемета, десятки винтовок били без пауз. При таком огне не целятся, только бешено передергивают затворы.

Защитники поезда ответили шквальным огнем из всех стволов. В общем грохоте отчетливо выделялись характерные, звенящие хлопки «суперэкспресса». Лариса стреляла размеренно, судя по темпу – прицельно.

Сашка понял, что правильно разгадал замысел противника. Огневой налет имеет явно отвлекающий характер, причем сосредоточен он как раз на хвосте эшелона..

И действительно, почти тотчас же из-за поворота показалось несколько темных фигур, отчетливо видимых в свете поднявшейся на высшую точку траектории ракеты. Сквозь ночной прицел различались даже светлые пятна лиц. Они толкали перед собой обычную ручную дрезину. На ее площадке угадывался объемистый груз.

Шульгин пустил длинный трассирующий веер над головой поручика. Чтобы предупредить, вдруг не заметил, отвлекся на ракету и стрельбу с фланга. Как его до сих пор не задело, пули летают густо, как комары в тайге. Шульгин дал еще две короткие очереди, но не успел разобрать, попал в кого-нибудь или нет, потому что одновременно с его выстрелами зеленые призраки шарахнулись в стороны от дрезины, которая уже прошла закругление пути и, ускоряясь, покатилась вниз.

Это в ноктовизор все было отчетливо видно, а поручик заметил только мелькнувшие в дрожащем мерцающем свете ракеты тени, свистнувшую над головой трассу и накатывающееся на него сверху черное, темнее окружающей ночи, пятно.

Не зря тренировал Шульгин на полигоне своих рейнджеров. В нужные моменты они действовали автоматически, на подсознательном уровне. За те полторы или две секунды, что оставались в распоряжении офицера, он успел, присев, аккуратно положить свой фугас на рельс, сгруппироваться и метнуться вправо вниз, в глубокий кювет.

Сашка все это видел, и ему самому едва хватило реакции, чтобы ткнуться с маху лицом в щебенку между шпалами и закрыть руками голову.

Горячая ударная волна пронеслась под вагоном, гоня перед собой тучу земли и гравия. Загремели буфера и сцепки. Вскрикнул позади Шульгина раненый офицер.

Посланная капитаном разведгруппа, сильно забрав вправо, минут через сорок вышла далеко в тыл напавшей на поезд банде. Четверо рейнджеров были вооружены 5, 45-миллиметровыми автоматами «АКСУ» с шестью магазинами на ствол, бесшумными пистолетами, десантными ножами и ручными гранатами. Жаль только, что прибор ночного видения был только один на всех.

Все они прошли месячную подготовку по программе Шульгина на тренировочном полигоне в Эгейском море, успели повоевать под Каховкой, Одессой и Екатеринославом в завершающих сражениях гражданской войны, а еще раньше захватили и германскую войну, и «Ледяной поход», и новороссийскую катастрофу Деникина. То есть воевать они умели не хуже белых наемников в Конго, Анголе или на Коморских островах, когда взводом или ротой те свергали правительства и разгоняли регулярные армии.

С седловины между вершинами крутого двугорбого холма командир группы, молодой, но уже седой штабс-капитан с перебитым осколком снаряда носом осмотрел позицию неприятеля. Там успели даже отрыть неглубокие стрелковые ячейки в опасной близости от насыпи, установить в них пять ручных пулеметов на треногах, и еще до сотни бойцов залегли открыто по склонам лощины, ведя постоянный беспокоящий огонь из винтовок.

Виден был и поезд на фоне неба, будто вырезанный из черной бумаги силуэт. Вспышки автоматных очередей в ноктовизоре слепили, как полыхание бенгальских огней на новогодней елке.

– Ты, Кондрашов, с Иловайским перебегайте на правый фланг. Ориентируйтесь на рубежи огня с обеих сторон. Подползите к их позиции шагов на сорок и ждите. Мне нужно найти их КП. За полчаса, думаю, управлюсь. В любом случае, – если только они не предпримут общего штурма раньше, – в пять тридцать начинайте атаку. С тыла в упор расстреливайте их цепь и забрасывайте гранатами до рубежа середины поезда. Никак не дальше. Левее – наша зона. Если нам придется стрелять раньше – поддержите. Отход – к этому холму. Пробивайтесь на соединение с нами и одновременно уничтожайте всех, кто подвернется. Пленных беру на себя. Все ясно?

Сам штабс-капитан, проводив товарищей, еще долго изучал видимую как на ладони позицию противника. Пока наконец не обнаружил искомое.

В совсем неприметной балочке под прикрытием дерева, похожего на старую раскидистую иву, он увидел длинный открытый автомобиль. И три расплывчатые фигуры. Двое курили в рукав, сидя на подножке, а третий смотрел в сторону поезда в какой-то оптический прибор на штативе, стереотрубу или теодолит, отсюда было не понять.

– Саломатин, видишь? – Командир передал ноктовизор своему напарнику. – Запомни азимут. Ползешь за мной. Когда очередная ракета взлетит – замри и наблюдай. Подходим вплотную. Держись от меня на три шага правее. Я беру тех двоих, ты – того, что в машине. Глуши, но не до смерти. Вяжем и волочем сюда. Веревка под рукой?

– На месте. А дотащим троих?

– Дотащим. В крайности – по очереди. Если вдруг чего, тогда кончай своего и отрывайся по способности. Ну, с богом!

Степь здесь была совсем не такая гладкая, как выглядела из окна поезда или даже из седла. Колючие растения, названий которых офицеры не знали, вонзались шипами в ладони, то и дело попадались торчащие из земли острые камни, водомоины и засохшие коровьи лепешки – недалеко, значит, был хутор или село. И полверсты, которые быстрым шагом можно было преодолеть за несколько минут, растянулись словно впятеро. Конечно, можно было идти в рост, их бы вряд ли заметили. Но командир не хотел рисковать зря. Штабс-капитан часто привставал на колени и корректировал направление.

Все реже взлетавшие ракеты, то белые, то зеленые, то красные, озаряли картину затянувшегося позиционного боя дрожащим химическим светом.

Но вот наконец стали слышны голоса людей и резкий запах плохого бензина.

Подпоручик Саломатин коснулся рукой сапога капитана, сообщая, что он здесь, не отстал и не заблудился.

Тот в последний раз приподнялся. Мизансцена слегка изменилась. Теперь только один человек оставался снаружи, а второй, открыв дверцу и присев на место шофера, похоже, говорил в полевой телефон.

Менять диспозицию было поздно, и, вскочив на ноги, капитан взмахом руки послал напарника вперед.

Приготовления к операции оказались куда более долгими и трудоемкими, чем ее исполнение. Вражеские наблюдатели даже ничего не успели сообразить. Первого капитан свалил традиционным ударом ребром ладони по сонной артерии. Второго рванул на себя из машины и подставил колено, об которое тот с хрустом ударился переносицей и сразу обмяк. Третьего Саломатин просто взял сзади руками за горло и немного сдавил.

– Готово, командир? – спросил он, опуская безжизненное тело на подушки заднего сиденья.

– Готово. – И тут вражеская цепь вдруг взорвалась судорожным, беспорядочным огнем.

– Они что, на штурм собрались? – вскрикнул капитан, срывая с плеча автомат.

– Не похоже, – остановил его порыв подпоручик. – Скорее истерика перед отходом… А знаешь что? На хера нам их с собой тащить? Заводим мотор и поедем с шиком. Все равно за стрельбой никто не заметит…

– А ты умеешь? – с сомнением спросил командир. – Я – нет.

– Разберусь. – Подпоручик полез на водительское место и начал что-то нажимать и дергать. Через минуту мотор вдруг взревел, из выхлопной трубы и из-под капота повалил вонючий дым.

– Поехали, ваше благородие. Вали этих краснюков в кучу и сам сверху садись…

– Сейчас. – Капитан умело обмотал запястья и щиколотки пленных длинным капроновым шнуром, грубо, как старый смотритель морга, побросал тела в задний отсек автомобиля.

– Езжай. До холма, как договорились. А я позабавлюсь. Давай мне свои подсумки…

Действительно, уходить, оказавшись в тридцати метрах позади ничего не подозревающей цепи, увлеченной стрельбой по поезду, было бы глупо. Штабс-капитан надвинул на глаза мягкий нарамник ноктовизора и поднял ствол автомата. На его первую очередь тут же отозвались выстрелы и гранатные разрывы с правого фланга.

А посередине поезда вдруг расцвел оранжевый пульсирующий цветок. Так воспринималось через фотоумножитель дульное пламя автоматического гранатомета. Раздался гулкий рокот, и вдоль переднего края неприятеля один за одним с немыслимой скоростью стали вырастать огненно-дымные факелы. Раздражающе яркий свет залил все поле зрения, и капитан, чтобы не ослепнуть надолго, уткнул объектив прибора в сухую траву. И уже не видел, как первый частокол разрывов пришелся точно по брустверу, второй – на десять метров дальше, как раз по дну ложбинок и окопов, где укрывались от огневого налета бандиты.

Поручик Юрченко вновь продемонстрировал свой талант.

Через пару минут все было кончено. Штабс-капитан выбросил шестой расстрелянный магазин. Живых перед собой он больше не видел. И там, где работали Кондрашов с Иловайским, тоже утихла стрельба. Он встал во весь рост и поднес к губам командирский свисток.

– Веселое дело, – путаясь ботинками в бурьяне, появился из лощинки прапорщик Иловайский. – Намолотили мы их несчетно. Полные придурки! Серега гранату – я очередь по вспышке. Потом наоборот. Как на рыбалке с острогой и факелами…

Договорить прапорщик не успел. Со стороны поезда небо озарила гигантская вспышка, и тяжелый грохот заставил офицеров рефлекторно упасть на землю…

…Сам едва переставляя непослушные от контузии ноги и ведя под руку дважды раненного подпоручика, Шульгин добрался до паровоза.

Только пулеметчики оставались еще на всякий случай у своей турели, все прочие толпились у насыпи. Сашка как-то равнодушно – слишком гудела голова от удара взрывной волны – отметил, что потери в отряде сравнительно невелики. Правда, почти на каждом офицере белели повязки. И Лариса тут же, с карабином в руке.

Различив в бледном предутреннем свете перемазанного грязью и кровью Шульгина, она бросилась ему на шею, не стесняясь окружающих. Взрыв в конце поезда был такой, что увидеть Сашку живым она уже не надеялась.

– Все в порядке, я целый, это только царапины и ссадины, – успокоил он девушку, осторожно отстраняясь. Поискал глазами командира отделения. Капитан с неаккуратно перебинтованной головой помогал вытаскивать из-под вагонов тела убитых. Этим не повезло: ни толстые колесные диски, ни бронежилеты не спасли их от шальных пуль. Заметив начальника, он подошел, сбивчиво отрапортовал, что нападение отбито, неприятель в большинстве уничтожен. Кому-то, возможно, удалось бежать, это уточняется. Наши потери – двое убитых. Еще убит кочегар, помощник машиниста ранен в голову, неизвестно, выживет ли. Хорошо, машинист цел… Доедем…

– Добавьте еще поручиков Слесарева и Нелидова. Нелидов нас всех и спас. На моих глазах. От него не осталось ничего… Слышали, как рвануло? Пудов десять динамита, не меньше…

Капитан кивнул. Продолжил доклад:

– Наша разведгруппа, как и намечалось, обошла неприятеля с тыла. Четверо взяты живьем… Остальные… Потом посчитаем.

– Приведите. Хочу посмотреть.

Два рейнджера в грязных, висящих клочьями камуфляжах грубыми тычками откидных автоматных прикладов подогнали со стороны паровоза пленных.

Один из них, как сразу понял Шульгин, интереса не представлял. Типичный махновец или григорьевец, в свитке, перетянутой ремнями, грубых сапогах и курпейной папахе. Морда небритая и похмельная. Зато остальные как раз такие, как он и ожидал. И одеты хоть разномастно, но аккуратно, и лица достаточно цивилизованные. С этими можно побеседовать.

– Окажите помощь раненым, капитан, погибших уложите на платформу, в Харькове похороним. И прикажите тщательнейше осмотреть поле боя. Особо обратите внимание на любые нестандартные предметы… – Уловив недоумение в глазах офицера, Сашка пояснил: – Я имею в виду любые предметы, наличие которых маловероятно или невозможно у обычных степных бандитов. Уловили? Оружие собрать, трупы обыскать и прикопать в подходящей яме. Заставьте вот этих поработать. – Он указал на пленных. – Только сначала пусть завал на путях разберут, чтобы в любой момент можно было трогаться. Я приведу себя в порядок, потом поиграем в контрразведку… Да, – вспомнил вдруг он. – Этого Грицка сами допросите, выбейте из него все – откуда взялся, кто командир, когда, как и где собирались, чего им обещали и все прочее. Он, может, и дурак, по глупости кое-что интересное рассказать может. Потом на паровоз поставьте, за кочегара поработает. И вот что еще. – Сашка потер ладонью гудящую и кружащуюся голову. – Ваша фамилия Короткевич? – спросил он неизвестно к чему. – Из тех самых? Почему так вышло – три самые знаменитые польские фамилии, из них Вишневецкие и Радзивиллы – князья и магнаты, а ваши – нетитулованные и бедные? Чем объяснить?