355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Боярков » Участковая, плутовка и девушка-генерал » Текст книги (страница 6)
Участковая, плутовка и девушка-генерал
  • Текст добавлен: 23 февраля 2023, 15:16

Текст книги "Участковая, плутовка и девушка-генерал"


Автор книги: Василий Боярков


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Показывайте: где находится умерший покойник? Он у Вас умер в доме… в кровати?

– Сейчас и сама всё увидишь, и сама обо всём узнаешь, – грубовато ответила подозрительная то ли домовладелица, то ли обыкновенная приживалка, зачем-то прихватывая в наружных сенцах тяжелый, заточенный остро топор.

Интуитивно Шарагина потянулась к форменной куртке, слегка ослабила запиравшую молнию, засунула правую руку за пазуху (в левой она держала служебную папку), расстегнула на оперативной кобуре предохранительную заклёпку (в повседневной службе она предпочитала использовать только такую: она и удобнее, и проще в использовании), потрогала теплую сталь оружия и, убедившись, что всё приведено в боевую готовность, недоверчиво обратилась:

– Извините, а инструмент Вам, уважаемая гражданка, зачем?

– Мясо на поминки буду рубить, – говорила та размеренно и абсолютно спокойно, лишь зловещее сверкала каре-голубоватым блеском, – гостей будет много, продуктов потребуется просто немерено… а ты что, «дочка», боишься, что ли, чего?

– Нет! – почти крикнула ей в ответ Владислава, резко открыла входную дубовую дверь и тут же очутилась в помещениях обыденной сельской кухни, как правило, располагавшейся сразу при входе; конечно же, она страшно нервничала, но показывать испуганный вид – этого она допустить никак не могла.

Едва бесстрашная брюнетка оказалась внутри, ей стразу же стали более чем очевидны приготовления, осуществлённые не слишком дружелюбной Маргаритой Ивановной; с другой стороны, она никак не могла взять себе в толк: почему та осталась дожидаться сотрудников полиции, а загодя «не пустилась в предусмотрительные бега»? По мнению прагматичной красавицы, похожий подход оказался бы наиболее объяснимым – ведь, кроме нее одной, на место происшествия могла прибыть и целая опергруппа, состоящая, как правило, из четырех вооруженных сотрудников.

Но необъяснимые мысли посещали дотошную сотрудницу спустя секунд двадцать, сейчас же она воочию лицезрела следы одновременно и коварного, и жестокого преступления. Нет, внутри дома не была ни единого намека хотя бы на капельку крови; да и внутренний порядок тоже был ничуть не нарушен; но вот мертвое тело… оно лежало на полуторной кровати, установленной справа при входе, а на шее у него наблюдалась характерная «странгуляционная борозда», отчетливо передававшая наступление умерщвления от механической асфиксии. Сверх увиденного доказательства несомненности насильственной смерти, пытливый взгляд придирчивой полицейской скользнул по остальному помещению кухни, а выделив в качестве основной обстановки: отопительную кирпичную печь, газовый котел, обеденный стол, посудный сервант – остановился на металлической, чугунной, батареи и зафиксировал на нём орудие жуткого, безжалостного убийства. Что же представилось невероятно критичному взору? На верхней трубе, крепившейся напрямую к обогревательному регистру, висела частичка обрезанного шпагата (тонкой бечёвки), словно бы специально оставленная как свидетельство беспощадного отнятия жизни. «Каким-то необъяснимым образом зловещей злодейке удалось подтащить покойного мужа – хотя почему именно мужа, может сожителя? – к отопительной системе, – рассуждала Шарагина в короткий промежуток, предоставленный ей для раздумий, – засунуть его голову в удушающую петлю, затем как следует – но, похоже, непродолжительно? – сверху надавить на грузное тело, – делала она описание лежавшего на последнем ложе пожилого мужчины, – и «адьюс»! – нужная цель оказалась достигнута».

Закончить мысль у любознательной красавицы в итоге так и не получилось: делая всецело оправданный вывод, краем пытливого глаза она обратила внимание, что правильный ход её логических размышлений стал понятен и для находившейся рядом подозрительной и нетерпеливой хозяйки, которая сделала резкий замах топором, по-видимому (хотя все-таки лучше сказать – несомненно) намереваясь опустить его на чернявую голову и по-свойски «поквитаться» с прибывшей на вызов полицейской красавицей. Побуждающие мотивы, что поселились в голове враждебной и мстительной женщины, навсегда останутся непонятными (как?! – спрашивается – каким образом? – она собиралась впоследствии избежать уголовной ответственности), да и путям-дорогам их вроде пересекаться раньше не приходилось… Однако, что бы там не представлялось и как бы в результате не думалось, опасность выглядела вполне реальной и действовать требовалось соответственно сложившимся вокруг критическим обстоятельствам. В принципе, к чему-то подобному Владислава была готова, поэтому, не переставая, держала правую руку за пазухой, прочно сжимая рукоятку спасительного оружия. Но! Как всегда бывает, в самый необходимый момент то ли табельный пистолет прочнее обычного засел в подмышечной кобуре, то ли стремительное нападение просто-напросто совершалось в высшей степени неожиданно, тем не менее одинокой полицейской, подвергшейся внезапной атаке, пришлось защищаться не с помощью огнестрельных средств боевого вооружения; нет… для первостепенной обороны она (как и некогда в Мосино) применила обыкновенную прямоугольную папку, внутри проложенную картоном и изрядно набитую служебной документацией.

Предпринятый маневр оказался удачен: подняв над головой письменные принадлежности, предприимчивая красавица парировала первый и основной удар, то есть она смогла уберечь бесподобную черноволосую голову от сокрушительного воздействия, неимоверного и опасного. Непрочная обшивка предательски затрещала, но в целом все-таки выдержала. Говоря же о бравой участковой, она хотя и смогла избежать прямого поражения от тяжёлого лезвия, но сам вероломный выпад представился настолько мощным, насколько она не смогла удержаться в положении равновесия, а теряя точку опоры, резко отлетела назад, прямо к отопительному регистру, рядом с которым крепился обрывок белёсого шпагата, подведшего доверчивому хозяину недружелюбного дома печальный итог. Требовалось что-то срочно предпринимать, ведь Афанасьева, выпучивая большие глазищи – то ли от необузданной ярости, то ли от накопившейся ненависти, то ли попросту в силу откровенной безжалостности одичалой, скверной натуры? – быстрой поступью двинулась дальше и приготовилась к трагической экзекуции. «Убью, «ментовскую суку»!» – в непередаваемом запале яростно кричала она.

Медлить было нельзя! Всеми силами бесстрашной души, а заодно и натренированных пальцев Шарагина пыталась извлечь наружу табельный пистолет; но либо она сильнее обычного нервничала, либо, и правда, в ее оперативной кобуре, удобно помещенной под мышкой, что-то внезапно заклинило – спасительному оружию доставаться никак не хотелось. В очередной раз пришлось надеяться на отменную, отличительную реакцию, наработанную в ходе неустанных и длительных тренировок: в роковой момент, когда стальное топорище в очередной раз опускалось на чернявую голову, увёртливая красавица одномоментно крутанулась всем восхитительным телом, переместилась на левую сторону, единовременно поджала под себя обе красивые ноги, а оказавшись с правого боку от разъяренной хозяйки, просто пышущей неописуемым гневом, чётко двинула ее стопами по пухленькой голени. Естественно, разгорячённая неприятельница, никак не ожидавшая коварнейшего подвоха, потеряла боевое преимущество и завалилась прямо на лежавшую на полу умелую участковую. Той бы немного посторониться, чтобы получить наиболее выгодную позицию, когда предполагаемые противники находятся рядом, однако узкое помещение кухни оказалось не очень большим, и оборонявшаяся девушка переместилась аккурат к подножию кровати, где «миролюбиво» возлежал теперь умерший покойный.

Так или иначе, две представительницы прекрасного пола – одна невероятно красивая, другая не менее злобная – сцепились в последней, решающей, битве. Они крутились на ограниченном пространстве, словно ужи, шипели друга на друга, подобно гадюкам, орали колкие грубости и явственные угрозы, хватались за волосы, раздергивали в стороны лохматые космы, но и не забывали наносить многочисленные тумаки, пускай и не слишком ощутимые, зато практически непрерывные. Наконец, наступила злосчастная кульминация: более физически развитая хозяйка очутилась сверху и сдавила (наверное, железные?) пальцы на хрупком горле поверженной жертвы. Казалось бы, всё – это конец! Побежденная брюнетка начала надсадно хрипеть, отчаянно задыхаться… Но, нет, похоже, искусная полицейская представлялась не так уж и сильно проста: она специально предоставила разъяренной сопернице (во время схватки ни много ни мало не думавшей) как бы полное преимущество, сама же в самый критичный момент полезла за пазуху и в конечном счёте, после стольких тягостных испытаний, извлекла наружу огнестрельное, боевое оружие.

Нет, она не стала стрелять, а ловким тычковым движением двинула «раздухарившейся вражине» дулом вниз широкого подбородка, снимания с нее необузданный признак явной агрессии и приводя развоевавшуюся хозяйку в состояние полной прострации. Когда ненавистное тело, вонявшее застарелым потом и безудержной яростью, безвольно обмякло, Шарагина брезгливо откинула его в правую сторону, затем, немного подрагивая от нервного возбуждения, проворно вскочила, как следует отряхнулась, зацепила на «неактивных запястьях» наручники, а затем, как оно и полагается, «отзвонилась» с докладом дежурному – при сложившихся обстоятельствах на место происшествия требовался выезд квалифицированной оперативно-следственной группы.

***

Едва ли Осольцев смог проделать больше пятнадцати метров; говоря точнее, он лишь немного удалился от «осквернённого дома», принадлежавшего напористой участковой, и приблизился к заброшенному зданию бывшего поселкового молокозавода, некогда снабжавшего населенные пункты, расположенные поблизости, молочной продукцией. В настоящее время всецело необходимое здание полностью пустовало, а полуразрушенным внешним видом навевало горьковатую тоску и сплошное уныние. Если вкратце остановиться на его основных характеристиках, то на ум приходит кирпичный каркас, исполненный в виде протянутой литеры «Г»; оконные проемы видятся пустыми – в них отсутствуют даже рамы; внутренние помещения выделяются обшарпанной облицовочной плиткой; окружающая территория в полной мере не огорожена, заросла кустарниковой растительностью и завалена отходами человеческой жизнедеятельности, или попросту отвратительно пахнувшим уличным мусором.

И снова у одинокого ночного путника «засвербило» под ложечкой, несильное тело охватилось неприятной нервозной дрожью, необъяснимой и жуткой, а мысли наполнились сверхъестественным страхом, холодившим душу и чрезвычайно морозившим легкие. Не находя объяснения столь странным явлениям, зловещим и жутким, Геннадий снова остановился и застыл на единственном месте, не смея пошевелиться; он стал внимательно вслушиваться и в окружающую природу, и в ближайшую обстановку.

Здесь стоит немного отвлечься и рассказать, что, кроме одного полуразвалившегося здания, поблизости присутствовало еще и другое – бывшая общепитовская столовая; она точно так же оставляла собой «желать лучшего» и выглядела если не чрезвычайно плачевно, то по крайней мере невероятно убого. В отличии от бывшего молокозавода, построенного из красного кирпича, строение общественного питания выдавало предрасположенность к использованию в своём возведении исключительно силикатных конструкций. С другой стороны, в той же самой мере, как и постройка рядом, тут можно было видеть полнейшее запустение, неприглядное отсутствие окон, дверей, хоть какого-то ограждения; зато вонючие, мусорные кучи находились не только снаружи, но отчетливо (причем в неимоверном количестве) отмечались еще и внутри. И вот как раз из загаженных помещений и слышались какие-то непонятные звуки, привлекшие внимание перетрусившего пропойцы и приведшие его к состоянию паническому, если не жизненно отреченному.

Осольцев стал пристально вслушиваться. Из глубокой темноты, зловещей и мрачной, доносилось легонькое попискивание, не напоминавшее собой ничего из ранее слышанного; в общем и целом оно было похоже на «чвак, псик, кхак» – как будто кто-то неизвестный (причем он, кажется, не один) кого-то смачно переживает, и притом, по-видимому не находя понимания в дележе раздобытого пропитания, необъяснимо с кем-то ругается; иными словами, доносившиеся отголоски представлялись чем-то чудовищным, как будто из самых глубин преисподней мгновенно вырвалось большое количество демонов и теперь они многоголосо, но полушепотом сливаются между собою тысячью ужаснейших интонаций. «Что, «блин», сегодня за ночь «такая-разэдакая»? – трясь от суеверного ужаса, загулявшийся путник тем не менее находил в себе силы для неких неплодотворных попыток, хоть как-то способных помочь ему в разъяснении возникавших неразрешимых вопросов. – Словно бы злополучная судьба на меня за что-то обиделась и словно бы сама зловещая смерть накрывает меня плотным, черным крылом, страшным и жутким, неотвратимым и вездесущим. Может, попробовать побежать? – пришедшая мысль казалась, по сути, неглупой; но жизненные силы будто бы разом закончились, а застывшие, одновременно дрожавшие, ноги при всем огромном желании не трогались с места. – Что же со мной такое, неужели всё – кончились мои славные похождения? – хотя в последней фразе давно уже спившийся нерадивый мужчина, безусловно, приврал: на протяжении последних лет пятнадцати он не выделялся ничем, кроме как антиобщественным предоставлением собственного жилища под неблаговидный притон, предназначенный не только для распития спиртных напитков, но в некоторых случаях и для потребление легких наркотиков. – «Мабуть», все-таки пронесет? – выдвигал Геннадий наивные предположения, почему-то частично переходя к укра́инскому изречению. – Да, скорее всего, так и будет; но надо хоть что-то предпринять и хоть как-то проявить спасительную активность».

Подумано – сразу, собственно, и проделано. Превозмогая неописуемый страх, протрезвевший мужчина, от охватившего ужаса давненько уже выветривший последние алкогольные капли, попытался сделать первый шаг и выдвинул правую ногу немного вперед, преодолев расстояние, едва ли доходившее до четверти метра. Поставив дрожавшую стопу, обутую в резиновый сланец, на голую землю, он застыл и снова прислушался: из соседнего строения продолжало ненавязчиво доноситься «чвак, псик, кхак» и не ощущалось никаких активных подвижек – но вот из бывшего молокозавода, угрюмым остовом уныло торчавшим в безрадостной, злополучной ночи… повеяло холодным дуновением, уже знакомым и до крайности жутким, а следом послышалось многоликое шевеление, неотвратимой волной накатывавшееся в сторону одинокого путешественника, запоздавшего путника. Насмерть перепуганный, Геннадий вдруг почувствовал, как штаны его становятся неприятными, мокрыми, липкими, а колотившая дрожь неожиданно прекратилась, предоставив похолодевшую кожу для многомиллионных, неисчислимых мурашек.

И тут он увидел! Нет, его взбудораженному взору представилось не нечто, скажем, сверхъестественное, необъяснимое; напротив, в увиденном им явлении не существовало ничего мистического, потустороннего, фантастического – со стороны заброшенного здания на него двигалось несметное полчище неприятных, да попросту омерзительных, крыс, и шипевших, и пищавших, и злобно кричавших. Невиданное наступление начало́сь неожиданно, разом, всем скопом; многочисленное «войско», насчитывавшее не менее двух тысяч безжалостных «воинов», остервенело мчалось в сторону бывалого проходимца, застывшего в неестественной позе и крепко зажмурившего непутёвые зенки, ещё совсем недавно чрезмерно наглые и более чем уверенные; не вызывало сомнения, он приготовился умирать, смирился с жестокой, невероятно мучительной, участью и уже практически не отдавал никакого отчета происходившим событиям. А бесчисленные враги становились всё ближе и ближе, причём на «боевую» помощь к ним устремились ещё и отвратительные собратья, чуть раньше находившиеся в полуразрушенном строении бывшей столовой.

Кровавая развязка наступила всего через каких-то пару мгновений: неблагонадежный человечишка, бесполезный член современного общества, был резко сбит с трясшихся ноженек, буквально окутан накатившейся крысиной волной, повален на холодную землю, а уже в следующую секунду в него впивались мелкие, но крайне острые зубки, разрывавшие его, и без того не слишком объёмное, тело на мелкие кровавые части и превращавшие закоренелого пьяницу в растерзанное багряное месиво.

Глава V. Новая знакомая

Дожидаясь наступления у́тра, Лисина Юля неторопливо бродила по многочисленным неждановским улочкам, присматривая себе временное пристанище, где впоследствии можно будет ненадолго осесть и более-менее прилично пристроиться. Шестнадцатилетняя разведчица обошла уже практически двадцать порядков, но пока ничего приемлемого ей так и не приглянулось – если дом виделся нормальным, то он обязательно оказывался жилым, а если подвернувшееся жильё пустовало, то оно обязательно оставляло собой желать наилучшего (ну, или попросту выглядело полуразвалившимся, к проживанию, даже временному, полностью непригодным). Кроме всего перечисленного, озорная плутовка была еще и девушкой чистоплотной и требовательной, сызмальства привыкшей к комфорту; здесь следует указать, что сначала ее приучали следить за собой в детском доме, где она воспитывалась аж до тринадцатилетнего возраста, а затем, когда она бесцеремонно сбежала, Юла и сама уже, обретя долгожданную полнейшую независимость, селилась исключительно в благоустроенных съемных квартирах и комфортабельных, престижных отелях, где обслуживавший персонал лучше предпочитал изображение Бенджамина Франклина, чем всякий другой документ, способный удостоверить личность въезжавшего постояльца. Вместе с тем в поселке Нежданово юная ловкачка очутилась впервые, не представляла себе, как он устроен, но что-то ей определённо подсказывало, что ни гостиниц, ни постоялых дворов, ни чего-то хоть сколько-нибудь похожего в ближайшей перспективе у нее найти не получится, причем по одной обыкновенной причине – потому что их попросту нет. Она бы, конечно, могла развеять возникшие сомнения, определив их наличие либо отсутствие с помощью всемирной сети; однако, отправляя на сложное задание (дабы избежать досадного провала, скорого, глупого), Оксана лишила ее всяких средств связи, способных скоропалительно выдать особую принадлежность к государственным секретным структурам. «Телефон, если что, добудешь себе прямо на месте, – сказала она в момент расставания, когда „изымала“ у полюбившейся воспитанницы новенький серебристый „iPhone“, который сама же ей чуть раньше и подарила, – уверена, со столь несложной задачей ты справишься „на отлично!“», – она доброжелательно тогда улыбнулась.

Итак, Лиса бесцельно блуждала уже около четырех часов; на улице давно рассвело, время стремительно приближалось к семи. Не зная еще, как она будет действовать и какие конкретные шаги ей в первую очередь стоит предпринимать, шаловливая бестия забрела на одну из окраинных улочек, располагавшихся с восточной части провинциального населённого пункта, на случившуюся поверку представлявшегося не таки уж и маленьким; она казалась непродолжительной, включала в себя всего, наверное, шестнадцать домов, не имела ни асфальтированного покрытия проезжей части, ни дополнительных тротуаров – другими словами, если чем и выделялась, то только двенадцатью жилыми строениями, четыре же считались заброшенными. И вот именно тут-то и подвернулась хоть сколько-нибудь пригодная избёнка, на короткий промежуток времени способная приютить одинокую уставшую путницу. «"Хрен" с ним! – кого она конкретно подразумевала, плутоватая красотка не пояснила; но рассудила-то в дальнейшем, в сущности, здраво: – Заберусь-ка я, пожалуй, в попавшийся полусгнивший бомжатник, пару часиков пересплю – а то я что-то на удивление очень устала? – соберусь с просветленными, перспективными мыслями… а там уже на трезвую голову буду чего-то придумывать. «Лять», Оксана! – ругала она чрезмерно предусмотрительную наставницу. – Хоть бы денег немного оставила?! Так, нет же, иди, говорит, и крутись, как делала некогда раньше; тебе, мол, не привыкать, – в этот момент Юла подходила к бревенчатому дому, второму с дальнего края; она ухватилась рукой за покосившуюся калитку (непрочный и ветхий забор, какой еще сумел сохраниться, вплотную крепился к фасаду) и, надсадно поскрипывая, потянула ее на себя, – хорошо еще у меня в потаённом загашнике, под стелькой правой кроссовки, остались спрятанными «американские денежки», раздобытые мною ещё в «последнюю вылазку», когда мы с Оксаной и Павлом, – вспоминая о погибшем воспитателе, она печально вздохнула, – сражались с безжалостным и жестоким ханом Джемугой…»

Оказавшись уже на территории приусадебного участка и подходя к почерневшему крыльцу, где входная дверь едва-едва крепилась на тоненькой «липочке», пронырливая пройдоха неожиданно напряглась: интуитивно она почувствовала, что поблизости кто-то находится. «Может, я ошиблась и выбранный домик всё ещё остается жилым? – размышляла отнюдь не глупая девушка, возвращая назад покосившуюся створку, которую секундой раньше попыталась было начать открывать. – Однако странно… кто, позвольте спросить, будет селиться в полусгнившей и неприглядной хибаре – тут и мебели-то, наверное, нет!» Рассудительные мыслительные процессы были прерваны дерзким и напористым окриком, передававшим высокие интонации:

– Эй, «карейка»! Ты чего здесь, непрошенная, забыла?

Голос звучал не из внутренних помещений, а откуда-то сзади. Стало быть, требовалось срочно развернуться назад, что Лисина, легонько вздрогнув, в ту же секунду и сделала. Они оказались лицом к лицу. Прямо перед ней, на расстоянии примерно полутора метров, в выразительной позе, застыла молодая особа, выдававшая принадлежность к прекрасному полу и готовая к преднамеренной драке. Невольные соперницы оказались примерно одинакового возраста, роста, телосложения, а значит, ожидавшийся поединок виделся равнозначным. Оценив возникшие перспективы, Лиса, давно привыкшая к «уличной жизни», да еще и получившая кое-какие навыки в военном училище, самым первым делом обратила внимание, что продолговатое лицо у разгоряченной незнакомки легонько подрагивает (тем самым выдает немалое нервное напряжение), что каре-зеленные глаза хотя и излучают наигранную ярость, но в глубине скрывают не слишком уж и бравые качества, что огненно-рыжие волосы, вьющиеся в локоны, распущены и пригодны к захвату и что неброская одежда – засаленная серая куртка, нестиранные однотонные джинсы, вытертые на бедрах и голенях, а также голубые кроссовки, видавшие виды и, скорее всего, выпущенные в пресловутом Китае – не выдают в ней человека, способного обеспечить себе нормальную рукопашную подготовку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю